Текст книги "Вымпел мертвых. Балтийские кондотьеры"

Константин Буланов
Вымпел мертвых: Балтийские кондотьеры

Серия «Военная фантастика»

Выпуск 155

© Константин Буланов, 2019

© ООО «Издательство АСТ», 2019

Пролог

– Как любит говорить мой отец: «Сбылась мечта идиота!» – не в силах скрыть расплывающуюся по лицу улыбку, пробубнил себе под нос тридцатилетний начинающий «капитан морского флота». Появившись на свет в семье с уходящими вглубь веков морскими традициями, он не смог пойти по стопам родителей и стать инженером-кораблестроителем, ибо взросление и становление личности пришлось на непростые девяностые и начало двухтысячных, являвшихся не самыми лучшими для людей подобной профессии временами. Да и мозги, откровенно говоря, подкачали в физико-математическом направлении. В военно-морской флот, по стопам деда и прадеда, тоже не сильно тянуло по все той же причине – каждый день хотелось кушать, а по новостям год за годом утверждали, что родная армия и флот не живут, а выживают. Именно по этой меркантильной причине в конечном итоге в качестве трамплина в светлое будущее был выбран экономический университет, оконченный через пять лет с красным дипломом. Вот только то ли трамплин оказался не сильно высоким, то ли погода не летной, но за двенадцать числившихся в трудовой книжке лет едва удалось накопить на однушку в хрущевке да подержанный «Форд». И как бы ни тянуло в море, осуществление мечты раз за разом приходилось откладывать на потом – уж больно много просили даже за самый скромный и небольшой катер. А ведь хотелось не небольшой! Хотелось такой, чтобы можно было и родню покатать, и друзей. Да и в отпуск на несколько недель смотаться куда-нибудь по морям и рекам родины. И вот, свершилось! Как его учили в университете, если будет спрос, то будет и предложение. А подобных ему в стране оказалось немало, потому и нашлись специалисты, готовые исполнить их мечту за сравнительно приемлемые деньги.

В результате встречи двух таких людей старая спасательная шлюпка, успевшая послужить еще в советском торговом флоте и прихваченная кем-то шустрым при распиле этого самого флота, обрела вторую жизнь. Впрочем, родной в этой самой шлюпке, помимо самого корпуса, осталась разве что винто-рулевая группа. Все же остальное пришлось монтировать заново. Да, зачастую в ход шли пролежавшие на складах или у кого-нибудь в загашнике столь же возрастные, как и сама шлюпка, детали и комплектующие. Но бюджетные ограничения не позволяли шиковать, да и при должном хранении вряд ли что-либо могло испортиться в том же ручном насосе Гарда, что дополнял уже смонтированную на будущем катере помпу с механическим приводом, необходимость наличия которой заказчику доказывали в продолжительном и жарком споре, увенчавшемся победой «судостроителей». Естественно, полностью обновилось и пламенное сердце плавсредства. Поскольку родной двигатель оказался скручен и продан еще в незапамятные времена, на возрождаемую из небытия шлюпку смонтировали пусть и не новый, но куда более мощный импортный двигатель, как раз прошедший капремонт. И по заверениям «реаниматоров», прикрывших двигатель стальным коробом, выстланным шумопоглощающими материалами, звук работающего дизеля не должен был начинать выводить из себя всех находящихся внутри уже спустя час плавания. Корпус же по желанию нового владельца, решившего в полной мере сохранить непотопляемость своей покупки, обзавелся лишь новыми, большими по размерам, иллюминаторами взамен потускневших от времени прежних недоразумений, так что катер со стороны все так же выглядел смешным толстячком. И дабы подчеркнуть столь потешный вид, он получил соответствующее наименование с раскраской. Перемежающиеся желтые и черные полоски, а также прорисованные глаза и усики, на фоне которых заметно выделялось нанесенное по обоим бортам белой краской – «Шмель», действительно делали его похожим на неторопливое и пухлое насекомое. Но если работы на корпусе по большей части ограничились косметическими изменениями, то салон преобразился кардинально, превратившись в весьма уютную жилую каюту с отгороженными от рубки мини-кухней, спальней и даже вынесенным в нос закутком биотуалета. На место многочисленных лавок и поручней пришли фанерные стены и палуба, обшитые для удовлетворения эстетических чувств клиента вагонкой. А в качестве двух спальных мест установили самые обычные нижние койки, срезанные из советских же купейных вагонов.

И вот, к концу лета зарегистрированный в ГИМС[1]1
  ГИМС – Государственная инспекция по маломерным судам.


[Закрыть] катер класса река-море «Шмель» был спущен на воду. Единственным недостатком заказа было место забора покупки – Калининград. Естественно, по согласованию с осуществлявшей ремонт фирмой, катер можно было доставить в родной Санкт-Петербург, но такая услуга по цене чуть ли не равнялась половине самого катера, и потому, подгадав на работе отпуск как раз к моменту спуска долгожданной покупки, Иван собрал чемоданы и на пароме рванул в анклав.

К его величайшему сожалению, разбить о стеклопластиковый борт катера обязательную бутылку шампанского не представлялось возможным, но тем не менее брызги игристого вина окропили корпус, так же как и осколки разбитой прицельно о якорь бутылки.

– Что же, примите мои искренние поздравления! – улыбнулся владелец небольшой семейной фирмы, которая, собственно, и осуществляла все работы. – Я, старый моряк, понимаю вас как никто другой. Свое первое судно – словно первая любовь: будешь помнить всю жизнь.

– Спасибо, Виктор Борисович! Это ведь была не только моя мечта, но и всех моих предков. Жаль только, что дед не дожил. Зато теперь с отцом на всех выходных будем по Финскому заливу или Неве ходить!

– Что же, для начала неплохо. А там, глядишь, и на океанскую яхту заработаете! – подмигнул старик Ивану и хлопнул его по плечу. – Ну, идемте, оформим последние документы, да подскажу, к кому обратиться насчет топлива и припасов. Кстати, с путем следования уже определились?

– Конечно! Я же к этому походу полгода готовился. Недоставало лишь документов регистрации собственности на сам катер, чтобы все оформить должным образом еще в Петербурге. Так что и в Литве, и в Эстонии меня уже ждут не дождутся. Осталось только подать все документы в их консульства здесь, в Калининграде, да малость подождать.

– Это хорошо. И не забудьте в обязательном порядке перед выходом в море отметиться у наших пограничников! А то был у меня года два назад один клиент, так его наши же погранцы чуть не расстреляли. Не поверите, ни одного документа не оформил! Да еще и удирать принялся, когда его окликнули!

– Бывают же такие люди! – искренне удивился Иван. – И что с ним потом было?

– Что было, что было. Срок получил! До сих пор сидит! Так что с пограничниками лучше не шутить.

– Да я это как-то и раньше понимал, – усмехнулся Иван. – Вы лучше подскажите, где здесь можно за недорого эхолот для рыбалки прикупить, да куда лучше на экскурсию сходить. Время как раз будет, пока прибалтийская бюрократическая машина осилит пережевывание моих документов, а когда я еще здесь появлюсь – одному богу известно.

Далеко не один день пришлось провести в ожидании оформления всевозможных бумажек, без которых любой человек числился, как известно, всего лишь букашкой. Но 29 августа, огласив напоследок стоянку маломерных судов противным гудком, «Шмель», отдав швартовый, покинул город, где он обрел вторую жизнь. Под ногами мерно тарахтел удачно переживший реанимацию 40-сильный Volvo Penta MD2040, который мог бы показаться чересчур слабым для катера водоизмещением в 8,5 тонны, но, как показал забег на мерной миле, двигатель вполне обеспечивал максимальную скорость в семь узлов, и это при полных топливных баках на полтонны дизеля. Крейсерский же ход варьировался в районе пяти с половиной узлов, так что «Шмель» оказался именно тем, что и требовалось получить – непотопляемым в силу заложенных при рождении конструктивных особенностей, не загубленных проведенной модернизацией, неторопливым и экономичным летним домиком на воде, который позволял выбираться даже в прибрежные морские просторы.

Поначалу поход в родной порт лишь радовал, давая возможность наслаждаться детской мечтой, но уже на подходе к Таллинну былой энтузиазм остался далеко за кормой. Все же ходить в одиночку на такие расстояния оказалось не слишком весело. Уже не единожды Иван успел проклясть себя за проявленное скупердяйство, что не позволило раскошелиться на авторулевого, но каждый раз внутренний хомяк лишь разводил лапками и, делая честные-честные глаза, демонстрировал абсолютно пустой кошелек, как бы намекая, что в данном конкретном случае виновата не его сестра прижимистость, а все тело разом, не озаботившееся зарабатыванием достаточного количества материальных средств.

За все девять дней осточертевшего пути единственным более-менее интересным событием оказалась встреча с целой сборной солянкой кораблей военно-морских флотов европейских стран. Чего они все забыли в литовских территориальных водах, было неясно, но наличие под боком дюжины тральщиков навевало на не слишком веселые мысли о возможной встрече с одной из 80 тысяч мин, вываленных в эти воды за две мировые войны, с которыми даже спустя пятнадцать лет после окончания Великой Отечественной боролся еще его дед. Но рефлексии по данному поводу длились недолго и забылись через пару дней.

В Таллинне Иван решил передохнуть перед последним рывком к родным берегам и с превеликим удовольствием погулял по городу, где посетил памятник, установленный в память об экипаже пропавшего без вести сто двадцать лет назад броненосца «Русалка»[2]2
  «Русалка» – броненосная лодка (броненосец береговой обороны), затонувшая 7 (19) сентября 1893 года во время шторма.


[Закрыть]. Памятник благополучно пережил Первую мировую, Гражданскую и Великую Отечественную войны, и даже новые власти страны не посягнули на память русских моряков. Более того – подкидывали средства на содержание всей композиции в относительном порядке, что не могло не радовать. В конечном итоге, набравшись впечатлений и затарившись топливом и провиантом, он завалился спать, так как собирался выйти пораньше, чтобы попытаться добраться до Кронштадта за один день. Вот только неожиданно подвел будильник, и потому отдать швартовый удалось лишь в половину девятого утра.

Первый час пути прошел спокойно – тихое море и синее безоблачное небо грели душу и радовали глаз. И потому внезапное появление прямо по курсу натуральной стены из тумана оказалось настоящим шоком. Причем создавалось такое впечатление, что туман, подобно живому существу, сам наползал на небольшой катер. Возвращаться в Таллинн совершенно не хотелось, и, понадеявшись на недорогую спутниковую систему навигации, прикупленную еще год назад, Иван вошел в туман, мгновенно осознав, что сильно переоценил свои способности – управлять, ориентируясь лишь по спутнику и не видя даже носа своего катера, оказалось невозможно чисто с психологической точки зрения. Туман был настолько густым, что казалось, его можно черпать ложкой. На некоторое время паника застила разум, и чтобы не натворить бед, Иван принял решение остаться на прежнем курсе, хоть тот и вел чуть ли не напрямую в Хельсинки, а не к родному Санкт-Петербургу.

Глава 1
Живые и мертвые

Донимавшая Иениша весь последний год головная боль вновь дала о себе знать с самого утра, и оттого настроение было препаршивым. Стук в дверь отдался в голове такой болью, будто Иениш не отдыхал последние дни, а беспробудно пил. Причем пил исключительно горячительные напитки, от которых на следующий день неизменно навещает Бодун Иванович. С трудом поднявшись с кровати, капитан 2-го ранга посидел несколько секунд, чтобы справиться с накатившей слабостью, и, наконец, смог заставить себя дойти до двери. Будучи не только командиром корабля Российского Императорского флота, но и дворянином, Виктор Христианович тем не менее никогда не имел в кармане лишних денег, и потому слуг в его семье не держали. Что, впрочем, было в порядке вещей для большинства как флотских, так и армейских офицеров, живущих исключительно на положенное им жалованье. Супругу же с детьми он отправил назад в Петербург еще несколько дней назад, потому, когда вестового не было под рукой, все приходилось делать самому, независимо от самочувствия. Удерживая на лбу намоченное холодной водой полотенце, капитан 2-го ранга отворил дверь квартиры и увидел на пороге того самого положенного по занимаемой должности вестового.

– Ваше высокоблагородие, господин старший офицер послал за вами и велел напомнить, что мы должны сняться с якоря через два часа, – оттарабанил вытянувшийся по стойке смирно матрос.

– Да, братец, помню. Все помню, – с тяжелым вздохом протянул Иениш и, пригласив вестового зайти в квартиру, вернулся в свои апартаменты. Багаж был уже собран, оставалось только надеть мундир да присесть на дорожку. Окинув взглядом комнату, он помассировал виски и понял, что больше сюда не вернется. Тогда, в самом конце морской кампании, при заключительных зачетных стрельбах, у него произошел особенно сильный приступ, из-за чего пришлось надолго слечь в кровать. Все доктора, к которым он обращался, после продолжительных, но не приносивших результатов процедур, лишь разводили руками, советуя оставить мостик корабля и перейти служить на берег. Для капитана 2-го ранга, разменявшего пятый десяток, это означало окончательно распрощаться с будущей карьерой и делом всей жизни. Однако судя по тому, что, несмотря на болезнь, то и дело отправлявшей командира «Русалки» на койку, никто не пытался поставить вопрос о его непригодности к службе на кораблях, командованию Иениш виделся ценным и незаменимым специалистом. Все же далеко не любого офицера ставили командовать кораблем в учебно-артиллерийском отряде Балтийского флота. Подобная должность давала немало, но и требовала многого. И всей своей жизнью он доказал, что достоин своего звания и должности, если не большего. Морское училище, Морская академия, Михайловская артиллерийская академия, участие в кругосветном плавании и двадцать два года беспорочной службы – все это выделяло его среди сотен и тысяч офицеров Российского Императорского флота, имевших куда как более скромные познания в науках и материальной части, не говоря уже об опыте. Он прекрасно знал, что ввиду нехватки кораблей на флоте и избытка офицеров, вынужденных прозябать на берегу, на его должность мгновенно найдутся десятки желающих, стоит командованию принять решение о его списании на берег, и потому, несмотря на мучившею его болезнь, из последних сил старался выполнять свои обязанности с максимальной эффективностью. Все же в конечном итоге именно он отвечал за выучку и навыки тех, кому предстояло служить России на всех прочих кораблях флотов и флотилий его необъятной родины, и потому оставить мостик на попечение недостаточно подготовленного офицера не имел никакого морального права. Но в последнее время мигрень накатывала все чаще, так что намедни он даже был вынужден подать рапорт на имя командовавшего учебно-артиллерийским отрядом Балтийского флота, контр-адмирала Бурачека Павла Степановича, с просьбой заменить его в предстоящем выходе. Составляя рапорт, Иениш понимал – это конец. Командир, ослабший настолько, что не способен привести свой корабль назад в Кронштадт, уже не мог рассчитывать сохранить свою должность на следующий год. А ведь для ценза, столь необходимого для получения следующего звания, требовалось проплавать хотя бы еще один год, после чего уже можно было подумать о списании на берег. Но в то же время он не имел никакого права рисковать кораблем и экипажем, и потому рапорт был составлен и подан. Однако судьбе было угодно, чтобы броненосец вернулся на зимнюю стоянку под началом своего командира, поскольку назначенный для его замены капитан 2-го ранга Траубе внезапно слег с сильнейшей ангиной и еще долгое время вынужден был провести подальше от холодного моря с ветром и поближе к теплой кровати с микстурами.

В конечном итоге, после продолжавшейся несколько дней переписки с контр-адмиралом и командиром канонерской лодки «Туча»[3]3
  «Туча» – канонерская лодка береговой обороны типа «Ёрш».


[Закрыть], выход был назначен на девять часов утра 7 сентября. На Балтике уже начинался сезон штормов, и потому откладывать возвращение в Кронштадт становилось далее невозможно.

Хлопнув по коленям, он резко поднялся с кровати и покачнулся – все поплыло перед глазами, так что пришлось ухватиться за спинку тяжелого, сделанного из дуба, стула, чтобы не упасть. Простояв так с минуту, капитан 2-го ранга выдохнул и твердым шагом покинул спальню.

Пока вестовой занимался размещением небогатого багажа своего командира, Иениш сидел с закрытыми глазами в пролетке и глубоко дышал, пытаясь привести сознание и тело в норму. Как он ни старался держаться молодцом, путь до порта удалось перенести с трудом, что лишний раз подтвердило его полную неготовность к выходу в море. И только чувство долга все еще держало его на ногах. Из-за того что голова раскалывалась, ему даже пришлось совершенно отказаться от завтрака, так что на борт «Русалки» поднялся злой, голодный и мучимый болью человек, но никак не блистательный капитан 2-го ранга Российского Императорского флота.

Несмотря на то что первый участок пути казался совсем небольшим – всего пятьдесят миль, для столь старых кораблей, как «Туча» и «Русалка», не способных даже в далекой юности похвастаться скоростью более девяти узлов, он становился довольно продолжительным. Особенно это касалось броненосной лодки с ее совершенно изношенными механизмами. К тому моменту, как «Русалка» на черепашьем трехузловом ходе выползла с рейда, ушедшая вперед канонерка уже шла как минимум вдвое быстрее, и, судя по тому, что на ней собирались поставить паруса, «Туча» вскоре могла прибавить еще пару узлов, став абсолютно недосягаемой для броненосной лодки.

– Николай Николаевич, принимайте командование. – Передать командование старшему офицеру было единственным, на что у Иениша хватило сил, после того как он прибыл на корабль. Из-за недомогания он даже не смог присутствовать на мостике, когда мимо проходил вельбот с командующим эскадрой. Вновь показавшись на мостике после снятия с якоря, он кое-как продержался, пока «Русалка» выходила с рейда, но уже через час вновь был вынужден передать управление старшему офицеру. – Идем вслед за «Тучей», Николай Николаевич. Скорость у них, конечно, больше, но постарайтесь не отставать более чем на две мили. Судя по показаниям барометра, нас по пути может серьезно потрепать шторм, так что следует держаться как можно ближе к «Туче». Все же когда чувствуешь под боком плечо товарища, становится немного легче.

– Постараемся не упустить их, Виктор Христианович. Хотя, судя по тому, как вокруг нас собирается туман, из виду мы их можем потерять, и довольно скоро.

Передав командование старшему офицеру, Иениш с трудом добрался до своей каюты и буквально рухнул на небольшую койку. Ему и без «подарков» погоды было настолько плохо, что он даже не заметил увеличившуюся со временем качку, предвещавшую неспокойный путь его кораблю и команде. И только когда вестовой, по прямому приказу старшего офицера, буквально растолкал командира, тот ощутил, как сильно достается старому кораблю от разошедшихся вод Балтики. Поддерживаемый вестовым, Виктор Христианович с трудом взобрался из темных недр «Русалки» на мостик, дважды при этом приняв бодрящий ледяной душ – время от времени волны перекатывались через низкий борт броненосной лодки и заливались во все встреченные на пути щели и отверстия, потихоньку затапливая корабль. Трап, ведущий на мостик, тоже не стал исключением, и потому появившийся на нем капитан 2-го ранга выглядел совсем удрученно – к болезненному виду добавилась промокшая насквозь одежда и всклокоченная борода.

– Что случилось, Николай Николаевич? Непогода разгулялась? – пытаясь перекричать шум разбивающихся о борт волн и гул ветра, Иениш чуть не ударил старшего офицера головой в нос, так близко он склонился к нему.

– И это тоже, Виктор Христианович, – прокричал в ответ Протопопов, но затем указал в сторону левого борта и добавил: – Но я просил позвать вас по другому поводу. Только взгляните на это!

Проследив взглядом за рукой старшего офицера, Иениш с удивлением обнаружил идущую в четверти кабельтова необычную лодку. Выкрашенная в черно-желтые полосы, она напоминала большую, отъевшуюся медом пчелу. Но что было более удивительно, лодка двигалась без какого-либо дыма. На ней вообще отсутствовала дымовая труба. А палуба, впрочем, как и просматривающаяся в корме рубка, оказались полностью прикрыты со всех сторон, так что внутрь лодки не могла пробраться даже малая капля воды.

– Что это? Напоминает подводную лодку Джевецкого.

– Да, Виктор Христианович, что-то такое есть. Но я попросил вызвать вас на мостик по другой причине. С нее фонариком постоянно передают один и тот же сигнал, который никто не может прочитать. У нас подобная комбинация точно не встречается. Видимо, иностранец. Не рассчитывал на такую непогоду, выходя в море, и, увидав военный корабль, решил попросить помощи. Если у них там такой же педальный привод, как у лодки Джевецкого, то люди наверняка уже выбились из сил. Мы сейчас даем пять узлов, а они от нас не отстают, если не нагоняют. Представляете, как надо крутить педали, чтобы так ходко идти, да еще в такую погоду!

– Что же, сигнальте им, чтобы сближались. Попробуем взять на буксир. Хотя в такую непогоду его может и сорвать. Но, по крайней мере, возьмем людей на борт. Если уж нам, на «Русалке», приходится несладко в такую погоду, представьте себе, каково приходится людям на такой утлой скорлупке.

Пока офицеры обсуждали диковинную лодку, та, получив разрешение подойти, изменила курс и пошла на сближение. И хоть «Русалка» плохо управлялась на такой скорости, чудная лодка довольно ловко притерлась к борту, защитившему ее на время от накатывающих волн. Стоило же ее перекатам на волнах войти в унисон с броненосцем, как на ее борту откинулся вверх внушительных размеров люк, из которого показался человек с хорошо различимым на бледном лице оттенком страха.

– Sorry, sirs. I’ve lost orientation in the fog and afraid that I don’t have enough experience and knowledge to gain the shore myself. Can I follow you ship until the fog is gone?[4]4
  Прошу прощения, господа. Попав в туман, я потерял ориентацию в пространстве и опасаюсь, что не имею достаточного опыта и знаний, чтобы самостоятельно достичь берега. Могу ли я следовать за вашим кораблем, пока туман не рассеется?


[Закрыть] – прокричал так и не покинувший своей лодки нежданный гость, после чего расплылся в нерешительной улыбке.

– Англичанин, что ли? – поинтересовался Иениш у старшего офицера.

– Не думаю, Виктор Христианович. Уж больно коряво говорит, – тут же ответил Протопопов.

– О! Так вы говорите по-русски! – все же расслышав за разгулом стихии родную речь, обрадовался Иван. – Вы русские?

– Конечно! Капитан 2-го ранга Иениш, – представился командир корабля.

– Капитан 2-го ранга Протопопов, – представился вслед за ним старший офицер. – С кем имеем честь?

– Иван. Можно просто Иван. Владелец «Шмеля», – он похлопал по борту своего катера. – Надеюсь, я не сильно отвлекаю вас? Видите ли, это мое первое плавание. Перегоняю свою покупку в Кронштадт, – он вновь нежно похлопал борт катера. – И переоценил свои способности. Кто же знал, что на море опустится столь густой туман. А тут еще и спутниковая навигация вышла из строя. И рация молчит. Так что я совсем отчаялся, но внезапно увидел перед собой ваш корабль и понял, что вы – мой единственный шанс на благополучный исход путешествия.

– Что же, бросайте швартовый, попробуем взять вашу лодку на буксир. Но при таком волнении трос может не выдержать, так что я бы посоветовал вам перебраться к нам на борт, – выслушав краткое повествование незнакомца и отнеся совершенно непонятные слова на счет бушующих волн и свистящего в снастях ветра, надежно глушивших куда более слабые по силе голоса, прокричал в ответ Иениш.

– Благодарю, но «Шмель» способен выдержать даже штормовые волны. Его специально проектировали для подобного. Да и буксир мне не нужен, я вполне могу дать и больший ход, чем сейчас. Так что просто хотел получить разрешение идти поближе к вам, чтобы не потеряться в тумане. Как говорится, вместе веселее. Кстати, примите мое искреннее восхищение – ваш корабль настоящий шедевр реставрационных мастерских. Это надо же, даже силовая установка – паровая! Скажу честно, я первый раз в жизни вижу судно с настоящей паровой машиной. Да что там я, даже мой дед не успел застать на службе настоящих пароходов! – несмотря на обусловленные погодой сложности в общении, не смог не восхититься Иван.

Воцарившуюся после его слов тишину нарушали лишь шум ветра, игравшего с мачтами броненосной лодки, да рокот волн, раз за разом пробующих на крепость ее борта.

– Вот как? – нарушил затянувшееся молчание старший офицер «Русалки» и, переглянувшись со своим командиром, на изможденном недомоганием лице которого явно читалось непонимание, поинтересовался: – И какие же силовые установки двигали корабли, на которых имел честь служить ваш дед?

– Дизельные двигатели да паровые или газовые турбины. А какие еще-то? – недоуменно пожал плечами неожиданный попутчик и, чуть подумав, добавил: – На кораблях с атомными реакторами дед точно не ходил. – Он хотел добавить еще что-то, но очередная, особо высокая, волна, перекатившаяся через броненосную лодку, обрушилась на Ивана и увлекла его внутрь «Шмеля». Промокший насквозь, он вскоре вновь показался в открытом люке. – Так я смогу следовать у вас под боком, господа? Я бы и рад пообщаться, но, боюсь, погода к этому совершенно не располагает!

– Конечно, можете следовать рядом с нами, – прокричал в ответ также промокший насквозь старший офицер, поскольку капитана корабля, потерявшего всякие силы находиться на мостике, уже тащили вниз вестовой с одним из сигнальщиков. Как бы Протопопову ни хотелось продолжить беседу со столь непонятным человеком с целью прояснения многих неясных ему фраз, брошенных назвавшимся Иваном господином, но окружающая обстановка диктовала условия, и потому разговор неизбежно откладывался на неопределенное время.

Следующие пару часов прошли в неравной битве со стихией. Если при выходе с рейда Ревеля силу ветра определили в три балла, то чуть более чем за четыре часа он окреп настолько, что уже можно было смело говорить о полноценных шести баллах, неуклонно приближающихся к семи, суливших немалую опасность для столь низкобортного корабля, как «Русалка». Потому было немудрено, что броненосную лодку, не отличавшуюся хорошей управляемостью даже в молодости, мотало на волнах, как пьяного по буеракам. Впрочем, не отставала от нее и желто-черная лодка, пляшущая на поверхности моря подобно поплавку. Несколько раз Протопопов наблюдал, как она полностью скрывается под водой, встречаясь с действительно большой волной, но каждый раз вновь появлялась на поверхности как ни в чем не бывало.

Трижды старший офицер посылал матросов к командиру, но тот никак не желал приходить в сознание, что бы те ни предпринимали. А ситуация тем временем ухудшалась с каждой минутой. Разошедшаяся стихия кидала старый корабль так, как ей было угодно. Слабая машина не могла дать достаточную мощь, дабы противостоять столь высоким волнам, что умудрялись перекатываться вдоль всего корабля. Нагоняя его с кормы и обрушиваясь на палубу и рубку, они спокойно доставали до самого носа, заставляя находящихся на мостике моряков трепетать в ужасе. Более современные корабли еще смогли бы справиться с налетевшей бурей, но построенная на заре появления стальных бронированных кораблей «Русалка» по сути являлась пробным шаром и потому не могла похвастаться достаточной живучестью. Перекатываясь через корабль, волны не только разбивали и уносили в морскую пучину все, что не было намертво приклепано или прикручено, но также заливали лодку через многочисленные вентиляционные раструбы, люки и зазоры между палубой и башнями, заткнуть которые было нечем, так как все деревянные штормовые крышки люков оставили в Кронштадте еще в начале весны. Да и будь они на корабле, ставить их было никак нельзя, поскольку старенькая машина буквально задыхалась, не имея достаточной тяги, и закупоривание имеющихся отверстий непременно привело бы к затуханию топки и потере хода, что в сложившихся обстоятельствах являлось смертным приговором для корабля и всей команды. Но все больше прибывающая вода, с отводом которой имеющиеся помпы никак не могли справиться, также приближалась к топке, не оставляя кораблю шанса на спасение.

– …Виктор Христианович, да проснитесь же! «Русалка» гибнет! – наконец, вырвавшийся из уст лейтенанта Бурхановского крик души добрался до сознания командира, и тот резко приподнялся на своей койке, будто ничего и не было. – Виктор Христианович, вы очнулись! Слава богу!

– Лейтенант Бурхановский? Что случилось? – не удержавшись, Иениш крепко приложился головой о стену каюты. – Эка меня мотает, – потерев ушибленную голову, он тяжело вздохнул. – Все же пора подумать о списании на берег.

– Да это не вас мотает! Это всех мотает! Мы попали в шторм! Корабль заливает! Помощник старшего инженера говорит, что еще десять минут, и прибывающая вода зальет топку! – несмотря на то что лейтенант старался говорить как можно более сдержанно, его губы заметно подрагивали, да и в голосе нет-нет да проскакивали истерические нотки.

– Проводите меня на мостик. Я должен сам ознакомиться со сложившейся ситуацией, – ухватившись за плечо лейтенанта, Иениш с трудом поднялся с койки.

– На мостик никак нельзя, Виктор Христианович. Да туда и не пробраться – вода смывает вниз всех, кто пытается подняться. А те, кто находятся на мостике, намертво привязаны к поручням, чтобы их не смыло.

– Тогда ведите в машинное отделение.

Пусть и с великим трудом, они все же смогли спуститься по узким переходам к стальному сердцу «Русалки», где тут же убедились в масштабе трагедии – колышущаяся в машинном отделении вода почти вплотную подступала к открытой топке, в которую чумазые, как черти, кочегары, выбиваясь из последних сил, закидывали остатки относительно сухого угля.

Разглядев механика, колдовавшего у надрывающейся машины, Иениш, спустившись по колено в воду, принялся пробираться к нему.

– Ян Карлович! – убедившись, что его заметили, он продолжил: – У нас есть шансы?

– Никаких, – утерев со лба пот, покачал тот головой. – Тяга упала настолько, что все водоотливные помпы встали. Так что недолго нам осталось барахтаться, Виктор Христианович. Минут десять, и топки зальет.

– В таком случае поддерживайте пары еще пять минут, а после закрывайте топки и покидайте отсек. Я прикажу спускать шлюпки.

– Слушаюсь! – выкрикнул услышавший командный, не подразумевающий отказа, голос Иениша механик.

– А теперь, лейтенант, идем на мостик!

– Слушаюсь, господин капитан 2-го ранга! – взбодренный уверенностью командира лейтенант вытянулся по струнке смирно, хотя во мраке машинного отделения этого было и не видно.