Текст книги "Фаворит. Боярин"

– А почему именно с Москвой?

– Потому что искать союза с Речью Посполитой глупо. Она сама долго не простоит и бита была раз от разу. Шведы нас за людей не считают. Новгороду тоже осталось недолго. При их подходе они обязательно окажутся под чьей-то пятой. И при всей схожести нашего уклада идти по пути Новгорода я лично не советую.

В этот момент открылась дверь, и в обеденный зал вошел гонец. Судя по изможденному виду, мокрому, покрытому грязными разводами лицу, досталось ему изрядно. Не иначе как скакал, не жалея лошадей.

Псковская земля достаточно богата, чтобы иметь на торговом тракте почтовые станции со сменными лошадьми от южных рубежей до самого Ивангорода. Карпову оставалось только слегка приплачивать смотрителям, чтобы там всегда была наготове свежая лошадь, которую бы по особому знаку предоставляли его людям. Не так дорого, зато удобно. А вообще со связью нужно что-то делать.

– Боярин, срочное послание от Кузьмы Платоновича.

– Спасибо, Леша. Жди на улице, – принимая запечатанное послание, ответил Иван и тут же сломал сургуч. – Прости, Ефим Ильич, но коли гонец так погонял…

– Читай, чего уж там, – махнув рукой, ответил Пятницкий.

Хм. А ведь жест… Ну как сказать. Чуть ли не свойский, что ли. Казалось бы, только что благодаря стараниям Карпова казнили его сподвижника и он должен испытывать ненависть. Но нет этого. Да и, положа руку на сердце, не было с самого начала. Разочарование и злость на того, кто порушил старый установившийся порядок, – это да. Но жалеть предателя Пятницкий не собирается.

И вот теперь, похоже, начинает присматриваться к, возможно, новому союзнику. Понимает, что в одиночку он, разумеется, выстоит, вот только добиться ничего не сможет. А просто жить ему претит.

– Вот такие дела, Ефим Ильич, – складывая послание, с горькой улыбкой произнес Иван. – Войско числом семь тысяч выступило в поход и движется прямиком на Замятлино и Остров. Пойду упрежу князя. Пора созывать ополчение.

– Ты ведь ждал этого, – вздернул бровь Пятницкий, удивляясь реакции Ивана.

– Ждал. Просто тут такое дело. У меня всегда так перед дракой. Самое паршивое – дождаться начала, а там уж ни бояться, ни думать уже некогда.

– Это да. Ну что ж, тогда пошли вместе. Чего удивляешься? Ты, чай, теперь не сам по себе. Ты боярин, и тебе надлежит принять участие в совете бояр. А т-ты как думал, мил-человек. И князь решение о сборе ополчения один принять не сможет. Ну да не тушуйся. Кабы мы телились, как первотелка, то Псков уж давно сожрали бы. Но порядок должен быть во всем.

Вот так. Дает понять, что теперь они в одной упряжке, или просто присматривается к подобной возможности? Желает показать остальным боярам, что ничего не изменилось, он все так же в силе, да еще и союзника приобрел куда значимее прежнего? Очень может быть.

Тем не менее Ивана все устраивает. Не к тому ли он и сам вел? К тому. Так чего же тогда пугаться, коли все пошло по намеченному пути? Хм. Ну, как-то уж больно легко пошло. Опаску вызывает. Ладно. Взял карты – играй. Только поаккуратнее надо. Поосмотрительней.

Как и предрекал Пятницкий, заседание совета продлилось недолго. А чего тянуть-то? Время военное. Опять же, на этот случай все давно уж было предусмотрено. Пригороду, к которому подступится враг, надлежит держаться до последней возможности и ожидать прибытия подмоги. Князю – собирать ополчение и выдвигаться на помощь.

Последнее все же дело не такое быстрое. Совет-то не рассусоливает, но сбор ополчения по определению не может быть быстрым. Разве что боярские да княжья дружины. Правда, тут много не получится. Пять сотен, и это все. Зато собрать их можно уже в течение суток.

Сведения Ивана относительно направления движения противника ни у кого сомнений не вызвали. Нужно быть последним профаном, чтобы предположить иное. А потому Иван получил наказ совета отправляться в свою вотчину и держаться до подхода псковской армии.

Ну и в Новгород слать гонца. А то как же! Союзники они или так, погулять вышли? Тухленькие, правда, союзнички. Сколько их ни призывали, никогда лишний раз не почешутся. И это когда Псков всегда спешил им на помощь по первому призыву.

Покинув совет, Иван направился на пристань. Водой все быстрее получится, пусть и время уже к вечеру. Ничего страшного. Луна нынче стоит полная. На небе ни тучки, так что при свете волчьего солнышка вполне можно дошлепать до Замятлино.

Не. Не на катамаране. Иван теперь ходит на весьма вместительной плоскодонке с бортами, обшитыми нормальной доской. Ну и гребные колеса по бортам имеются. Вот только в действие их приводит паровая машина. Не сказать, что она отличается мощностью. Да и суденышко движется немногим быстрее катамарана. Но зато вполне себе уверенно, и пароходик этот вполне способен увести за собой большую баржу с рудой или там, скажем, грузовую ладью.

Откуда паровая машина? Ну а как бы он устраивал приводы всему многообразному оборудованию в Замятлино? Вот и пришлось «изобретать» паровую машину. Правда, первая получилась ну очень корявой. Как оказалось, он успел о многом подзабыть. Но ничего. За год сумел построить вполне себе рабочий агрегат. На суденышко поставил уже уменьшенную копию. Пароходик сейчас проходил всесторонние ходовые испытания.

Не обошлось и без трудностей. Псковский епископ едва не предал новинку анафеме. А и то – дымит, свистит и чухает. Хорошо хоть удалось умаслить духовенство солидным подношением. Оно ведь Иван и в Замятлино не церковь, но храм ставит, и в Пскове богоугодными делами занимается. Вот хотя бы на госпиталь жертвует не в пример иным. И школы открывает, в которых неизменно должно преподаваться слово божье.

Но пришлось все же еще пожертвовать на новую церковь в одной из псковских слободок. Солидно так пожертвовать. Считай, за свой счет поставить каменную церковь не так чтобы и скромных размеров. Однако поддержка духовенства – дело такое, на котором экономить ну никак нельзя.

– Ну ты как, ладушка? – нависая над супругой эдакой громадой и ласково ее обнимая, заботливо поинтересовался князь.

– Плохо мне, Ванечка. Господи, как же мне плохо. С Дмитрием было совсем не так, – уткнувшись лицом в широкую грудь мужа, едва не простонала Лиза.

– Так, может, тогда, и того, девка у нас будет? – поглаживая ее волосы, с надеждой произнес Трубецкой.

– Вот только пускай не девочка, сама ее придушу.

– Его, – невпопад поправил Иван Юрьевич.

– Что? – оторвав лицо от его кафтана и устремив на мужа взор снизу вверх, спросила Лиза.

– Я говорю, если не девка, значит, сын, и придушишь, стало быть, ты не ее, а его.

– Ты о чем тут… О бо-оже! – Лиза зажала рот ладошкой и пулей выскочила из светелки за дверь.

Иван Юрьевич так и остался посреди комнаты, олицетворяя собой саму растерянность. А, нет. Еще и немую панику. Ну и искреннее сострадание в ту же копилку. Мужчина умный, решительный, волевой, водивший за собой полки и уже доказавший свою храбрость на поле боя. А тут… Просто нет слов.

Наконец Лиза прекратила изливать содержимое желудка. Послышался плеск воды. Не иначе как Анюта помогает госпоже умыться. Дверь вновь отворилась, и бледная княгиня вернулась к мужу. Впрочем, бледность практически сразу сменилась румянцем. Едва увидев представшую пред ней забавную картину под названием «Растерянный муж», Лиза тут же рассмеялась:

– Выдохни, Ваня. А потом вдохнуть не забудь. И дыши, дыши. Ну чего ты, глупый. Судьба наша, бабья, такая. Что тут поделаешь. Так создателем предначертано. Фу-ух. Вот спасибо, рассмешил, так и полегче стало. Может, и дальше веселить будешь? Глядишь, в животе, кроме непоседы той, еще хоть маковая росинка останется.

– Лиза, ты только скажи. Я… Я…

– Господи, да знаю, что ты, Ванюша. Знаю. Но тут уж ты мне не помощник. Все, что мог, уж сделал, – подытожила она нарочито обвинительным тоном, вгоняя мужа в краску и еще больше веселясь. – Ладно о том. Лучше расскажи, что там на совете?

– Ну а что на совете. Все ожидаемо. Рассусоливать не стали, как и собирать вече. Чай, не самим на ворога идти, а обороняться. Гонцы уж поскакали по пределам с вестью об ополчении. Кто от Острова к северу – собираются в Пскове. Кто с юга – в Вороничах. А далее будем действовать по обстановке.

– А о ляхах что известно?

– Войско в семь тысяч. Половина пехоты. Учатся ляхи. Раньше, считай, одной конницей воевали.

– Угу. Или среди них хватает безлошадных, – не согласилась Лиза.

– Может, и так, – не стал спорить Трубецкой.

– Далее.

– Ты прямо как начальник, – пошутил супруг.

– Я жена твоя, а значит, опора. А как на меня опираться, коли я ничегошеньки не знаю? Ты, Ванюша, давай говори, не увиливай. Постарайся поспеть, пока эта негодница опять не начала бунтовать, – любовно поглаживая живот, попросила княгиня.

– Да говорить-то особо нечего. При них десять полевых пушек. Движутся на Замятлино и Остров. Но это понятно. Даже если позабыть о жирном куске, карповской вотчине, остается его дружина, которая уж показала, что недооценивать ее не следует. Я бы на месте ляхов тоже постарался в первую очередь извести именно ее. Потому совет и решил, что Карпову надлежит садиться у себя в осаду и ждать подкреплений.

– И как к этому отнесся боярин?

При этом вопросе Трубецкой внимательно посмотрел на пребывающую в задумчивости Лизу. Нет. Даже его ревнивое сердце не углядело сейчас ничего, кроме деловитой заинтересованности.

– Да нормально отнесся.

– То есть ни о чем не просил, не требовал, не выдвигал условий? Вообще ничего?

– Просил только не задерживать его-де, времени совсем мало.

– Вот, значит, как. Ай да Карпов. Ай да сукин сын.

– Ты это о чем, Лиза?

Между тем княгиня, не отдавая себе отчета, взяла со стола краюху хлеба и откусила добрый кусок. Прожевала. Подхватила крынку с молоком и запила, пустив по подбородку две тоненькие белые бороздки. Спохватилась и быстро утерлась рушником.

– Ваня, сколько воев ты сможешь собрать до завтрашнего вечера?

– Вряд ли больше пятисот, – растерянно ответил тот.

– Верховых?

– Ну да. Тут моя дружина да люди из боярских дружин. Ну, может, еще кого из купеческих да окрестных помещичьих сыновей. Но вряд ли больше шестисот. Я даже твоего Егора с его десятком в расчет не беру, потому как они скорее по матушке-земле ходоки, а не наездники.

– Ага. Но эти-то шесть сотен в бою не оплошают?

– Нет, конечно. Учения мы постоянно проводим, сама ведаешь. Но к чему ты это все спрашиваешь?

– Вот что, Ваня. Нужно тебе как можно скорее собирать этот конный отряд и выдвигаться на ляхов.

– Шестью сотнями против семи тысяч? Смеешься?

– Нет, не смеюсь. Я Карпова хорошо узнала, пока мое сердечко по нему стонало. Уж поверь мне, Ваня, он за своих людей и в огонь, и в воду. И последнее, что станет делать, это подвергать их опасности. А тут что вытворяет! Ляхи к нему заявились, так он их под корень, да еще и за пограничным рубежом достал обидчиков. И не единожды. Нешто не знал, что разворошит осиное гнездо? Знал. И сам нам о том сказал. Мол, показать гниль новгородцев. Но те, даже возжелав стремглав прийти к нам на помощь, не обернутся быстро. Просто не смогут. Потому как им времени потребно даже больше, чем нам. А тут еще и затеялся свалить Аршанского.

– Прости, Лиза, но я что-то не улавливаю, о чем ты. Мы ведь все это знали. Ну разве только Аршанский…

– Ваня, как ты не понимаешь? Вспомни, как Карпов получил дворянство.

– Ну-у, отправился впереди войска, захватил и удерживал каланчи до подхода Николая с армией.

– Так, да не так. Для начала он изрядно потратился на снаряжение своей сотни. Выпросил у тетушки дозволение нанять дополнительный десяток и экипировал его полностью за свой счет. А сколько всего громыхающего и жутко дорогого он утащил с собой, это вообще отдельная история. И как результат – добился своего.

– То есть ты хочешь сказать, что все три года он готовился к тому, что сейчас творится?

– Именно! – ткнув в грудь мужа пальчиком, подтвердила княгиня. – Он подготовился и фактически вынудил Аршанского действовать против него, начав сближаться с нами и проводя политику в пику Литве. Р-раз – и он провоцирует ляхов на крупный набег, а ничем иным это не является, коль скоро воеводство находится в рокоше. Два – и Аршанский слетает с игровой доски, а Карпов в одночасье становится боярином. Три – и пришедшее на псковскую землю войско оказывается разбито дружиной новоявленного боярина. Плевать ему на Новгород. Он добивается того, чтобы вече заглядывало ему в рот и внимало каждому слову, почитая на вес червонного золота. И госпиталь, и школы, и прием руды у крестьян – все это звенья одной цепи. С рудой он, правда, опростоволосился, но еще вывернется. Опять же, кроме крепостных, и вольные сдавали руду его приказчикам, и именно они, а не крестьяне имеют голос на вече. Так что не так чтобы и опростоволосился.

– Хм. Выглядит все очень даже стройно. Но, с другой стороны, он ведь слуга Николая, и значит, все это нам на руку.

– Ты ничего не понял? – вновь откусывая хлеб и запивая его молоком, разочарованно спросила княгиня.

– Что я должен был понять, Лиза?

– Да то, что он больше не в одной с нами упряжке. Он сам по себе. Чего так смотришь? Он верно служил московскому престолу, а его по первому огульному обвинению – в кандалы. Плевать на то, что потом разобрались и решили использовать ситуацию в свою пользу. Потому как это было потом. Он этого не забудет и не простит. Вот скажи, с кем он заявился на совет?

– Ну, сидел он…

– Не сидел. Тут каждый сидит на предписанном ему месте. Пришел. Беседовал. Переговаривался.

– С Пятницким.

– Ефим Ильич – ярый противник Москвы и Новгорода. Да по большому счету он сторонник полной независимости Пскова. Не с нами Карпов. Да и не был никогда. Он себе на уме. И если он разобьет ляхов… А он разобьет, даже не сомневайся.

– С тремя сотнями стрельцов?

– У него был только десяток, когда он разогнал больше сотни башкир. Всего сотня, когда выстоял против атаки татарской конницы, и столько же, когда положил в сырую землю больше тысячи янычар. Сейчас – три сотни хорошо обученных стрельцов. Пушки его эти, полевые мортиры и недюжинные способности преподносить сюрпризы. Ваня, он сделает это, поверь мне.

– Хм. Получается, единственное, что мы можем, – это выхватить у него славу, которая уже готова сама упасть к нему в руки.

– Не сама. Для этого он много трудился, не щадя себя. Но выхватить ее нужно. Иначе ситуация с присоединением Пскова к Русскому царству станет еще хуже, чем была раньше.

– Ладно. Тогда я дождусь, когда ляхи завяжутся с карповской дружиной, и навалюсь с тыла. Никакая армия не устоит перед таким коварным ударом. Карпов решит разбить ляхов в чистом поле, а он должен пожелать именно этого, чтобы не подвергать опасности Замятлино. Мало того, у такого деяния должны быть явственные и благодарные свидетели, готовые превознести его роль. И я уже представляю, где он устроит встречу ляхам. Извини, Лиза, но я пойду. Нужно еще очень много сделать.

– Стой.

– Что еще?

– Разошли гонцов собирать всадников, а заодно попроси бояр Офросимова, Севрюгина и Барановского прийти сюда, – перечислила она членов московской партии.

– К чему? Что ты еще задумала?

– Открою им глаза и расскажу, что удумал этот хитрован.

– Это плохая идея.

– Да ты что? – даже возмутилась княгиня. – Я вовсе не собираюсь говорить о тайном. Просто преподнесу в нужном свете, вот и все. Зато почешут бояре свои бороды, не станут жадничать да выделят тебе поболее своих людей. Глядишь, и не шесть сотен выйдет, а уже семь. И еще, Ваня.

– Да? – с готовностью откликнулся Трубецкой, восхищаясь прозорливостью жены.

– Если погибнешь в бою, домой не возвращайся. Я тебя сама придушу, – вновь прильнув к груди мужа и шмыгнув носом, тихо произнесла она.

– Не волнуйся, ладушка. Когда так ждут, погибнуть невозможно, – зардевшись и засияв, как начищенный медяк, радостно ответил князь.

– Ладно. Иди. Мне еще нужно собраться с мыслями, чтобы убедить бояр.

Глава 6
Вас сюда никто не звал!

Василь в очередной раз взглянул на алый диск солнца, поднимающегося над деревьями. Прислушался к ощущениям своего тела. Все одно к одному. И примета за то, что будет жаркий день, и пробежавшая по телу тоскливая волна говорит о том же. Не любил он жару. Куда лучше пасмурные деньки с непролившимся дождем, ну или время от времени начинающимся и прекращающимся, так и не успев обильно смочить землю.

А о какой еще погоде должен мечтать землепашец? Нет, понятно, что род Василя от веку шляхетский. И до объединения Литвы с Польшей его предки были воинами, пусть и не гнушались пахать землю. Просто так уж сложилось, что жила его семья в обычной избе да имела надел в шесть десятин пахотной земли, которую сама же и обрабатывала.

Правда, при этом Василь никогда не расставался со своей саблей. Оно и сынишку старшего учить надо. Что же за шляхтич, который не умеет обращаться с саблей? Ну и защита никак не помешает. Нет, не от лихих. Что с него брать, кроме неприятностей, чтобы грабить?

Зато если какой иной шляхтич будет проезжать мимо, то и не подумает выказывать пренебрежение. Так-то Василя с домашними от простых крестьян и не отличить. Сабля же, что на виду, сразу говорит – семейство это благородное. И тут дело такое, что хочешь не хочешь, а выказывай уважение или готовься ответить за оскорбление на честном поединке. Будь ты магнат с парой тысячей клиентов[15]15
  Клиент – бедный шляхтич, нередко безземельный, поступающий на службу к магнату и проживающий за его счет.


[Закрыть] или безземельная голытьба, у которой только и того, что драные обноски да сабля, шляхтичи все равны. Так было, так есть и так будет.

Вообще-то Василю не так уж хотелось в этот поход. Война с турками ничем хорошим для него не обернулась. Нет, поначалу-то даже очень. Целый воз добра набрал. Но потом так уж случилось, что пришлось все бросить. Своего-то оруженосца у него отродясь не водилось. Вот и договорился с обозником. Когда же войско разбили, тот спас только свою повозку, добро же Василя бросил без раздумий. Так и вышло – с чем шляхтич ушел на войну, с тем и вернулся.

В поход на турок он отправился в составе шляхетского рушения. Не сказать, что без надежды улучшить свое материальное положение, но все же без особой охоты. В этот же напросился сам. Еще и напомнил ротмистру о том, как рубился с турками. Оставил хозяйство на жену и старшего сына, коему уже пятнадцать, сел на единственного коня и двинулся в набег.

Да, надо поставить на место одного зарвавшегося псковского боярина. К тому же ходят упорные слухи, что у него серебра – на миллионы злотых. Нет, Василю столько не надо. Ему достанет и куда более скромной суммы. Хотя бы восемьсот злотых[16]16
  Курс составляет примерно один к восьми. Таким образом, шляхтич рассчитывает на добычу в сто рублей.


[Закрыть]. За эти деньги можно будет подправить и обновить инвентарь, прикупить еще одну лошадь и коровенку, ну и подлатать иные дыры в хозяйстве. Да, ста рублей вполне достанет.

Неплохо бы получить плату за службу, чтобы оставить семье. Но не получится. Набиравший хоругвь ротмистр сразу оговаривал, что поход полностью за счет шляхтичей, в расчете на добычу. С командования только провиант. В этот поход вообще набирались по большей части бедные шляхтичи. И в основном русины. Пехота – немецкие наемники. Вот этим платили звонкой монетой. Но и права на добычу они были лишены.

Присоединились, конечно, и состоятельные шляхтичи. Но полковник уточнил, что те смогут войти в дело, лишь отказавшись от собственного обоза. Обоз в войске Речи Посполитой – это и вовсе отдельная тема. Если у шляхтича был мало-мальский доход, то он непременно отправлялся в поход хотя бы с оруженосцем. Если имелся достаток – то с прислугой, шатром, а его скарб умещался минимум на паре повозок.

Полковник Савенок справедливо рассудил, что они как бы отправляются не на войну. Им нужно поставить на место распоясавшегося боярина. Ну и за добычей, чего уж там. А значит, и большому обозу в походе делать нечего. Максимум, что могли себе позволить шляхтичи, – это оруженосец и одна вьючная лошадь.

И, по мнению Василя, это справедливо. Ну к чему всяким богатым неженкам браться за это дело? Отомстить за побитых братьев и предать суду зарвавшихся псковичей? Нет, все это верно. Но ведь и добыча тут стоит не на последнем месте. Да чего уж там, себе-то врать не надо. На первом. Ну и зачем этим богатеям добыча? Что для них неполная тысяча злотых? Так, мелочь.

Василь в очередной раз осмотрел свой взвод. Три десятка шляхтичей. Все из бедных родов. Собственно, именно поэтому и оказались в легкой кавалерии, а не в гусарии[17]17
  Гусария – гусары Речи Посполитой, тяжелая латная конница, элита вооруженных сил. К описываемому времени уже утратила былое значение, чего никак не хотели признавать поляки.


[Закрыть]. Экипировка крылатых гусар стоит немалых денег, и позволить себе служить в ее рядах может далеко не каждый.

– Ну что, други, пошли, – подбадривая как товарищей, так и себя, громко произнес Василь.

– У-ух-ха! – возбужденно ответили ему три десятка глоток.

Василь дал шпоры коню и двинулся к броду через пограничную реку. Надобности в мосте тут никакой. Речушка легко преодолима даже в половодье. Разве что тут большой разлив, но это несущественно. Грунт песчаный, а потому и грязи особой нет. Мокрый и слежавшийся песок вполне сносно держит колеса повозок. Правда, непонятно, каково оно будет, когда тут прокатятся сотни колес. Но это не его проблема.

Двигаясь передовым дозором, они заметно отдалились от основных сил. Ничего удивительного. Польская армия, даже состоящая из одной только кавалерии, весьма медлительна. И причина все в том же обозе. Потому как скорость движения армии определяет самая медленная повозка. Ну а при наличии большого количества пехоты так и говорить нечего.

До Замятлино неполный дневной переход для конницы. Ну или полуторадневный – для пехоты. Но только не для польской армии. Будет большой удачей, если даже при подходе полковника они сумеют добраться до Великой хотя бы за двое суток. А там еще и переправа через эту большую реку.

Впрочем, для Василя ничего нового. Так было всегда. И никакого отторжения или недовольства он не почувствовал. Дело-то привычное.

Они как раз проезжали очередную березовую рощу, внимательно вглядываясь в редкий подлесок. В этот момент Василь вдруг услышал частые легкие хлопки, едва различимые сквозь шум листвы. Он даже не понял, что это. Не похоже ни на арбалет, ни на лук, вот только грудь отчего-то взорвалась огненной болью.

Едва слышно прохрипев проклятие, шляхтич схватился за рану и сполз с седла. Он еще какое-то время слышал заполошные выкрики. Ржание лошадей. Стенания и ругательства. А затем пришли темнота, покой и осознание окончания бренного земного пути.

– Поворачивайтесь, парни! Живее! Андрей! – окликнул Григорий командира первого десятка и указал рукой в том направлении, откуда появился дозор ляхов.

Десятник только кивнул, обозначая, что команда понята, и увлек за собой своих людей. Штурмовики, обряженные в лохматые одежды, с измазанными сажей лицами, походящие на каких-то страшил из детских сказок, скользнули за Андреем, выдвигаясь навстречу основному войску. Их задача – прикрывать товарищей, пока они разбираются с пленниками и трофеями.

– Контроль! Муром, Сашка, подберите мне парочку для беседы, – продолжал раздавать команды командир роты штурмовиков.

Есть такое дело. Помимо трех стрелковых рот, минометных и пушечной батарей, Карпов озаботился и формированием отдельной роты штурмовиков. Правда, по численности в ней было только сорок шесть человек. Командир роты, два командира взвода, пара взводов по двадцать человек. Ну и трое нестроевых: старшина, каптенармус и повар.

Костяком роты являлись соратники Григория еще по Азовскому походу. Они все без раздумий покинули царскую службу и пошли за… Нет, не за Карповым. За Григорием. Потому что именно с ним делили все тяготы и рисковали своими жизнями.

Кроме них, нашлось еще пятеро из линейных взводов. Эти как раз пошли за своим сотником и приняли самое деятельное участие в создании стрелкового батальона и минометной батареи. Нет, недаром Иван делал ставку на молодых и не обремененных семьями. Как, впрочем, набирает их и сейчас. Самому старшему из рядового состава едва исполнилось двадцать лет.

– Ну что, голуби мои ясные, русскую речь разумеете? Ладно. Я не гордый, могу и на русинском, – пожимая плечами и переходя на означенный язык, произнес Григорий. – По какому маршруту движется войско? Цель наступления?

– И к чему нам о том говорить? Вы же все равно нас убьете, – сплюнув под ноги Григория кровавую юшку, произнес один из пленных.

Ну а какой он еще должен был сделать вывод, глядя на то, как добивают его товарищей. Опять же, репутация за замятлинцами закрепилась особая. Так что ничего хорошего им ждать не приходилось.

– Убьем, конечно, – не стал возражать Рыбин. – Но ведь и умереть можно по-разному. Одно дело – быстро. И совсем иное, когда тебя режут на ремни. Итак, кто из вас начинает говорить, тот умирает быстро. Кто станет артачиться – долго и мучительно, – перекладывая воздушку на сгиб левой руки, подытожил он.

Ага. Репутация – она дорогого стоит. Поверили сразу и безоговорочно. Не сказать, что начали говорить наперебой. Но разговор все же сложился. Да и не поведали они ничего нового. Так, только подтвердили то, что и без того было известно.

Штурмовики уж не одну ночь лазят вокруг войска, собиравшегося близ Виляку. Языков не брали, чтобы никого не всполошить. Но достаточно и просто послушать, о чем говорят караульные по периметру лагеря, коротая ночные часы у небольшого костерка.

– Саня, срежь кусок бересты. Да подбери почище, – приказал Григорий, глядя, как относят в сторону тела убитых.

Как показывает личный опыт, чем больше раненых в войске противника, тем лучше. Ну не добивать же своих. Им нужно оказать помощь или организовать их эвакуацию в тыл. А как следствие, на это приходится отвлекать дополнительных людей, причем совершенно здоровых. Даже если это обозники. Однако не тот случай. Потом – да. Но не сейчас.

Итак. Тут практически все. Трофеи так себе. Ценности особой не представляют. В лавке их примут за сущие копейки. Если только среди клинков попадется какой знатный. Но то нужно смотреть отдельно. Самое ценное – это лошади и седла. И уж тут-то они постарались, чтобы ни одна животина не пострадала.

– Господин ротмистр, вы должны на это взглянуть, – едва не выкрикнул подскакавший к Острожскому молодой шляхтич.

– Что там еще случилось? – спросил Константин Иванович, пришпоривая коня.

– Там наш дозор.

– И что, эти бездельники решили привал устроить? – наблюдая за тем, как всадники его хоругви останавливаются, силясь понять, в чем дело, вновь спросил он.

– Вам лучше самому взглянуть, – гнул свое юноша.

Наконец они обогнали колонну и оказались во главе. Н-да-а. Дела-а. Острожский замер, перекатывая от злости желваки на скулах. Сволочи! Ну дай только бог, отольются еще вам материнские слезы.

– Скачи к господину полковнику. И смотри там, загадками не разбрасывайся. Говори как есть, четко и ясно. Да побыстрее оборачивайся. Мне нужно знать, пожелает ли он увидеть это самолично. Крыштав, – позвал он своего заместителя, едва молодой посыльный пришпорил лошадь.

– Я здесь, господин ротмистр, – сразу отозвался тот.

– Озаботьтесь могилами. Вон на той проплешине.

– Слушаюсь.

Нет, шляхтичи копать могилы не станут. Даже при том, что большая часть из них трудится не меньше обычных крестьян. Есть обозники и оруженосцы, вот пусть и работают. Шляхтич же сел на коня для войны. Не больше и не меньше.

Впрочем, не об этом сейчас задумался Острожский. Его взгляд был прикован к трем десяткам убитых шляхтичей. Тех, кто, отправляясь в этот поход, доверился его опыту и лично ему. Тех, с кем ему уже доводилось воевать против турок.

Василь. Горемыка с храбрым сердцем и воинским талантом. Если бы в Речи Посполитой была регулярная армия, то ему там самое место. Но коронных войск совсем немного, и они попросту не способны вобрать всех желающих.

Их не просто убили. После этого их тела посадили на дороге в некоем подобии колонны по четыре, лицом в сторону приближающейся армии. К четверым в первой шеренге была прикреплена большая полоса белоснежной бересты, на которой угольком на польском и русинском была написана только одна фраза: «Вас сюда никто не звал».

– Что тут у вас? – поинтересовался подскакавший полковник Савенок.

– Я подумал, вы захотите это увидеть, – глухо ответил Острожский.

– Уже увидел, ротмистр, – сквозь зубы процедил полковник. – А теперь освободите дорогу. И… Вот эту бересту доставьте в мой штаб. Я забью ее в глотку тому, кто это написал.

– Слушаюсь, господин полковник.

Хм. Не звали, значит. Ладно. Но они уже здесь. И кое-кому придется сильно пожалеть об этом.

Сашка Редькин сидел так уже битый час. Устал, и тело затекло дальше некуда. Вот так скрючился в неглубокой яме в три погибели и костерит себя любимого. Лень ему, вишь ли, было выкопать окоп полного профиля. Тут ведь не просто откопать, но еще и землю нужно отнести в сторону да разбросать. А то мало ли, пустят по лесу боковое охранение, те и нарвутся на свежую землю. А оно ему надо?

Как ни крути, а их сейчас тут только двое, и на чью-либо помощь рассчитывать не приходится. Оно ведь, по сути, плевать, что двоих отправить, что десяток. Случись начать отбиваться всерьез, и все. На штурмовиках можно ставить крест. Поэтому тут работает только одна тактика. Нашкодил – и бегом подальше в лес. И чем быстрее, тем лучше.

А ведь боковое охранение ляхи не пустили. Зря, выходит, корячился с землицей. Но то, что никто по лесу не пошел, оно и к лучшему. Штурмовики, конечно, постарались замаскировать и картечницы, и бечевки, что идут к спусковым механизмам. Но даже при недостаточно внимательном осмотре обнаружить их все же возможно. И слабое место тут как раз бечевки, а не сами заряды.

Что за картечницы такие? Нет, это не пушечки. Во всяком случае, не в прямом понимании этого слова. Полый деревянный чурбак с зарядом пороха и картечи. Пружина, ударник, механизм его удержания, боек из гвоздя и капсюль, что ладят для снарядов. Все. Наводишь туда, куда должна полететь картечь. Закрепляешь чурбак. Настораживаешь ударник и ждешь.

Когда надо, дергаешь за бечевку, и происходит то ли выстрел, то ли взрыв. Порой чурбачок просто отбрасывает в сторону. Порой разрывает. Но картечь неизменно устремляется в заданном направлении. Правда, при этом расходится куда быстрее и шире, чем при стрельбе из пушки, но это даже хорошо. Потому что через какой-то десяток саженей серьезно навредить она уже не может.

Нужно разом задействовать несколько картечниц? Просто соединяешь их между собой бечевками, и порядок, все сработают по цепочке. Стреляет одна, бечевка дергается и спускает боек другой. И именно такую схему сейчас и применяют штурмовики.

Конница наконец прошла. Бить по ней нежелательно. Во-первых, у всадников плотность строя низкая, потому как сами лошадки очень даже немаленькие. Во-вторых, туши животных примут основной удар картечи. Словом, даже с учетом того, что по обеим сторонам дороги выставлено два десятка зарядов, потери выйдут довольно скромными. Совсем другое дело, когда речь идет о пехоте. Тут уж строй куда плотнее.