Текст книги "Пилигрим. Воевода"

Они переместились на задний двор, где в небольшом саду располагалась тренировочная площадка и стрельбище. В некоторой степени уже доверие, выказанное гостю.

– Просто я сам молод. Лишь полгода как боевой лук в руки дался. А до того только с завистью поглядывал.

– А что так? Эвон какой добрый самострел сработал. Я так думаю, по мощности с ним ни один лук не сравнится.

– Это да. Только быстро стрелять из него не получится. Что в бою порой куда важнее. Да и редкость доспех, который может выстоять против лука.

– Стало быть, знал, куда давить, – опять хмыкнул Горыня.

– Догадывался. Как и о том, кто сегодня правит в Переяславле.

– Совет боярский, – просветил Горыня.

– Ну, совет так совет, – с легкостью согласился Михаил.

– Так чего ты хочешь?

– Император Комнин повелел мне будущим летом отправляться вместе с князем Олегом Святославичем в Тмутараканское княжество, правителем коего он намерен его посадить. Да только не сложилось у нас с князем. Настолько, что вдали от Царьграда побьет он и меня, и моих людей. И это при том, что хотя земля там и добрая, но на деле степь безводная.

– Вот так, походя, предаешь императора, стало быть.

– Не предаю я его. Он от этого ничего не теряет. Помешать восшествию Олега князь Всеволод не сможет. Сил недостанет. А потом, ни я, ни люди мои не ромеи. Мало того, все на чужбине оказались и тяготы приняли через Святославича, приведшего на Русь половцев.

– М-да. Не додумал тут Алексей. Понадеялся на то, что честный вой, коий служил ему верой и правдой, таковым и останется до конца. А оно вон как выходит. Ведаю я о том, как ты дрался с турками, как мятежные тагмы варанги усмирял, как в других местах сражался.

Многие за прошедшие годы вернулись со службы на Русь. Да и купцы все время катаются до Царьграда. Неудивительно, что вести доходят и сюда. Опять же, Михаил с его пограничниками частенько был на слуху. Вот и собрал нужную информацию Горыня, пока мурыжил гостей.

– Было все это. Но долг свой Алексею мы отдали с лихвой. Теперь же хотим вернуться на родину. К тому же и я из этих мест буду. Веселовская слободка.

– Это которую три года тому как половцы пожгли, – не спрашивая, а скорее констатируя, произнес Горыня.

– Она.

– На том месте нынче другая слободка встала.

– Так я на то место и не гляжу. Князю виднее, где ему больше пригодится городок с сотней опытных воев-пахарей.

– Эка. Это как так-то? – хмыкнул Горыня.

И было отчего. Сотня воинов, по местным раскладам, не так чтобы и мало. Пара тысяч уже, считай, армия. Правда, есть практика на Руси, когда, дабы избавиться от горячих голов, отправляли их куда подальше. В тот же Царьград. Или на войну в Польшу, как в свое время князя Олега Святославича. Тяжко волков удержать на сворке.

– Все мои вои семейные. К плугу да ремеслам приучены. Сами себя могут прокормить, да еще и пользу казне княжеской принести податями. Ну и границу оборонить. Не сразу. Но сдюжим.

– Это что же за воины такие пахари? – вздернул бровь Горыня.

– Да уж какие есть. И как за сохой идти, знают, и как ворога рубить, ведают. Так что польза на границе будет, не сомневайся.

– Может, и так. Только отчего ты речь ведешь о податях? Слободы на границе платят только службой.

– Хаживал я по той дорожке, Горыня, с Алексеем, коий тогда еще императором не был. Там с нас тоже только служба была. Да только вышло все иначе. Потому и желаю сразу все по местам расставить. Со второго года, как град поставим, в казну мы станем отдавать десятину со всех наших доходов. А для досмотра за тем князь к нам своего мытаря приставит.

– Вот оно, значит, как. И к чему тебе оно. Ну и жили бы тишком да рядком.

– К тому, что ни ты, ни совет бояр не станете мириться с ложкой, проходящей мимо рта. А оттого и беды приключатся куда большие, чем польза. Проще сразу уговор заключить. Все, что сегодня мною в дар князю поднесено, творится в моих мастерских. Так-то, Горыня.

– Вот оно, значит, как, – вновь повторил и задумчиво помял подбородок боярин. – Ну, коли ты и сам готов платить подати, так к чему тогда на границе селиться. Выделим мы вам землю в глуби княжества, подалее от степи половецкой.

– Э-э не-эт. Так дело не пойдет. Заскучают мои пахари-ремесленники без звона мечей, хлопков тетив да скачки залихватской. Так что только граница.

– А как пожгут половцы?

– Это ж как им обозлиться нужно, чтобы собрать большое войско и пожечь град, где сотня воев за стенами. Чай не слобода крестьянская.

– Удивил ты меня, Михаил. Удивил.

– Так каково твое решение, Горыня?

– Что бы ты там ни думал, а решение в Переяславле принимает совет бояр. Так что придется тебе обождать.

– Надеюсь, недолго думать-то будете. Мне ить возвращаться нужно. А море с каждым днем все беспокойнее становится.

– Не переживай. Распотягивать не будем.

– Я чего сказать-то хотел, Горыня. Дело не мое, ты дядька, и тебе оно виднее. Только холоп, что подле князя обретается, непрост. Подминает он Ростислава под себя. Не пристало дружков воспитаннику подбирать средь тех, что старше него. Эдак и до беды дойти может.

– С чего ты взял, что он довлеет над князем?

– Князь подле тебя каждый день, а оттого ты перемен и не видишь. Я же гляжу со стороны. Приглядись и поймешь, что я прав.

– Присмотрюсь. Не сомневайся.

Глава 5
Пограничному быть

– Ишь каков. Славный подарок, – произнес Горыня, вертя изогнутый меч с утолщением на две трети клинка к острию.

– Испанская сталь. Та самая, что хороша и в мороз, – счел необходимым пояснить Михаил.

Как уже говорилось, местные металлурги работали все больше по наитию. Поили клинки кровью, обкладывали раскаленную заготовку разными травами да кореньями, искренне полагая, что творят какую-то ворожбу.

Романов прекрасно понимал, что тем самым запускаются различные химические процессы, ведущие к какому-никакому легированию. Но в чем там суть, ему знать не дано. Поэтому остается только подмечать наработки и использовать старые, а нередко и древние знания.

Так, еще в античном Риме использовали сталь из испанской руды для изготовления мечей. И клинки получались на загляденье. Во всяком случае, они лучше всего переносили русскую зиму. Не панацея, конечно, но ведь все познается в сравнении.

Михаил оказался на подворье дядьки князя на третий день после приема не просто так, а по приглашению самого Горыни. Ну и явился не с голыми руками, а с полным доспехом, арбалетом своей конструкции и вот этим мечом. Правда, похвалить клинок хозяин похвалил. Да только незаметно, чтобы оценил высоко. Гляди еще, и перековать велит.

Сталь-то и впрямь добрая. Но здесь в почете все больше прямые мечи, в основном предназначенные для рубящих ударов. У них даже острие подчас закругленное. Этот же клинок хорош и в колющем. Хотя в основном его удел все же рубка.

– Горыня, а помнишь, ты сомневался, что из меня за пару лет мог получиться добрый боец.

– Рискуешь, Михаил.

– А без риску жизнь пресная, как каша без соли. Есть вроде бы и можно, но невкусно.

– Ладно. Пошли на задний двор, – явно заинтригованный произнес воспитатель князя. – А ты чего это крестильным именем всюду зовешься? – пока шли, поинтересовался Горыня.

– Ну так, как окрестили, так и зовусь, – выходя вслед за воином, ответил Михаил.

– Сглазу не боишься?

– Господь не попустит, – уверенно произнес Романов.

Угу. Есть такая особенность на Руси. Крестильное имя в тайне держится, называются же вторым, вроде как ненастоящим. Для оберега. И это считается нормой. Странно выглядит как раз тот, кто поступает иначе. Михаил раньше думал, что причина тут в языческих корнях. Крестили насильно, есть имечко и есть, пусть себе висит, а зовутся все по старинке. Ан нет. По большей части это именно суеверия. Хотя конечно же и отсылка к прежним богам имеется.

Среди своих людей подобное Романов всячески пресекал. Мало ему проблем, так еще и с двойными верованиями связываться. Христианство его полностью устраивает. Вот пусть оно и остается. К тому же и себя он считал верующим. Правда, попов на дух не переносил. Но церковь всячески поддерживал. До определенных пределов, конечно.

– Не попустит господь, стало быть. Ну-ну. Только ить на богов надейся, а сам не плошай, – хмыкнув, заметил Горыня.

– Нет богов, Горыня. Есть единый Бог. На том стою и стоять буду. А что до упования на него, тут с тобой соглашусь. Если сидеть на завалинке с открытым ртом, хлеб в нем сам собой не появится. Господь помогает всем без исключения. Иное дело, что не все это видят и используют.

– Эвон ты как загнул.

– Говорю о том, во что сам верю.

– А чего одет как голодранец? Ить даже простому вою непотребно так-то расхаживать. Да и люди твои не больно-то к себе уважение имеют, – снимая кафтан, произнес Горыня.

Вот же. Воин ведь. Тут никаких сомнений. Причем не смотри, что возраст к четвертому десятку подбирается, и сам огромен. Фигурой особо не блещет, но жиром тут и не пахнет. Мужик просто могуч. Но одежек нацепил на себя столько, что потом исходит, словно в парилке сидит. Впрочем, тут, пожалуй, даже и хуже будет.

Ничего не поделать. Положение обязывает. Станешь поступать по-иному, попросту не поймут. Коль не ровня простому люду, так и, будь добр, соответствуй. Шубу оно, может, можно и не надевать, но богатый кафтан будь любезен. Да не забудь еще и пару рубах напялить.

Михаил одевался по погоде. Если прохладно, так и кафтан накинет, а по такой жаре и рубахи одной достанет. Разве только еще и майку себе сшил, чтобы пот наружу не пускать, ибо от него все одно никуда не деться. Мурмолка, правда, оторочена мехом, чтобы сомнений никаких, что не простой человек. Ну и пояс воинский.

– Это как на то посмотреть. Не любим мы похваляться своим достатком. Не про нас это. А верно оно для вас иль нет, дело ваше. Мы своим укладом живем и вам не указываем, как жить, – в свою очередь, снимая рубаху и майку, произнес Михаил.

– Остер на язык, я гляжу.

– Если так, то ты еще острословов не видал. Потому как, на них глядючи, я и вовсе молчун, – возразил Романов.

– Ладно, молчун. Глянем, каков ты в деле, – хмыкнул Горыня, играя новым клинком.

Не смертельная схватка. А мечи меж тем настоящие, так что поаккуратнее надо. Потому мудрить, выхаживать да вываживать соперника не стали. Крутанули пару раз клинками. Сделали по нарочито обманному движению да сошлись со звоном стали.

Горыня, несмотря на свою стать, оказался ловким и подвижным бойцом. Отличная реакция и хорошая скорость. Хотя, конечно, за Романовым ему не угнаться. И дело тут не только в молодости, но и в способностях, проявившихся после того, как сознание Михаила наложилось на новое тело. Это поначалу управлять им словно со стороны было сложно или, скорее, непривычно. Теперь же он делал это походя и с невероятной легкостью.

– А молодец ты, Миша. Добро у тебя получается. И не гляди, что молод да мечу стал учиться не так давно, – удовлетворенно произнес Горыня.

– Как клинок? – улыбаясь в ответ на похвалу, поинтересовался Романов.

– Клинок добрый.

– Я гляжу, пользовал ты гнутые мечи и с ухватками знаком.

– Да каких только не пользовал за три десятка-то лет, с тех пор, как воинский пояс повязал. Но этот хорош. В руке порхает аки бабочка. Все ухватки с легкостью выходят.

– Моя работа.

– Я уж понял, что в кузницах твоих добрый товар куется.

– Не, Горыня, ты не понял. Я его сам выковал. А потому и слово знатного воя для меня особо дорого стоит.

– Сам? – выставив вперед клинок, с сомнением произнес воин.

– Сам, – кивая для вящей убедительности, произнес Романов.

– Ну то, что многие ремесла тебе по плечу, о том ведаю. А вот что ты столь знатный оружейник, не знал.

– Я еще и не тем тебя удивить могу.

– Ну-ка, ну-ка.

– Давай возьмем учебные мечи. Только позволь я со своим, – разворачивая второй сверток, произнес Романов.

При этом на лице Горыни появился легкий налет разочарования. Он-то, поди, думал, что там еще какой подарок. А на поверку деревяшка. Исполнена, правда, в форме гнутого меча, а главное, рукоять под углом.

Снова сошлись. Только на этот раз уже всерьез. Это с острым железом они осторожничали. Теперь же можно работать почитай в полную силу. Правда, не забывая о том, что доспехов на них все же нет.

Одна атака, и Горыня ощутил удар, от коего не спасла бы и броня. Во второй раз он пропустил укол в живот. Укол в бок. Укол в спину. Михаил использовал различные вариации, демонстрируя как скорость, так и технику исполнения. Хозяин усадьбы всерьез старался противостоять его финтам, но всякий раз немного опаздывал. И в основном оттого, что подобные ухватки были ему в новинку. Потому как колющие удары на Руси не в чести. Да и не только здесь.

– Эвон как. Не знал, что такое еще кому скажу. А ну-ка, покажи, как ты это делаешь, – озадаченно произнес воин.

Показал. Тот повторил. Закрепили. Попробовали в схватке. В общем, увлеклись и провозились до самого обеда. А там и стол им накрыли в небольшом садике.

Сентябрь, или ревун по-местному, в этом году теплый. Так отчего бы и не присесть под раскидистыми яблонями. Правда, местные плоды не поражали воображение. Крупных Михаил пока не встречал, да и сладкие сорта ему еще не попадались. В основном кислые, в лучшем случае кисло-сладкие. Правда, от этого они не становились менее желанным лакомством. Ну вот любил он яблоки, и все тут. От одной только мысли рот сразу же наполнился слюной.

– Разузнал я тут насчет тебя, Миша. Много чего интересного выяснилось. И лекарь ты, и мастер каких мало, и вой не из последних, и басурманам подсыпал соли под хвост. А еще, сказывают, будто чуть ли не ты же подстрелил султана сельджуков. Много чего рассказывают. Но все сводится к тому, что ты из молодых да ранних. И на особом счету у императора Алексея. Причем приметил он тебя задолго до того, как взошел на царьградский престол. Куда чуть ли не ты его и посадил.

– Так-таки и посадил, – хмыкнул Романов.

– Врать не стану. Сказали иначе. Мол, не удивятся, коли он там твоими стараниями оказался. Будто бы варяги за императора горой стояли. Ты же, как прибыл, сразу подался разговоры с ними разговаривать. А там вскорости и император отрекся.

– Ну, думать и додумывать можно много чего, – покачав головой, произнес Михаил.

– Было?

– Не так, как о том говоришь ты. Или, вернее, как сказали тебе. Но кое-что было, – хмыкнув, вынужден был признать Романов.

Оно, конечно, источник, поведавший все это Горыне, вроде как и наврал с три короба, но по сути оказался прав. Ведь Комнин и впрямь оказался на престоле благодаря Романову. Только не стараниями его, а бездействием. Припоздай тогда весть об отречении Никифора, и он по сей день правил бы в Царьграде. Только ведали о том лишь доверенные Михаила. И лучше бы больше никому не знать.

– А как оно было? – не унимался Горыня.

– Вызвать-то нас Комнин вызвал. И я действительно ходил на переговоры к варягам. Дружина моя башню занимала, которую мне велено было атаковать. А как на своих руку поднять.

– И?

– Сказали, если не стану драться, сами меня в лоскуты порежут, – с добродушной улыбкой, произнес Михаил.

– И дрался бы?

– Не-а. Я со своими не дерусь.

– А ведь не по воинской чести.

– Резаться со своими чести нет. То позор и предательство, – убежденно возразил Романов.

– И как бы изворачивался?

– Да как тут извернешься. Отдал бы себя на суд Комнину, а людей своих против дружины не повел бы.

– А как порешил бы он тебя?

– Мог. Но что теперь уж гадать о том, чего не было.

– Это да. Такие гадания пустое. Ты вот что скажи. Мне еще сказывали, будто бы два года тому русичи взбунтовались и бунт тот вроде как Олег же и возглавил. И ты со своими воями тот бунт усмирил.

– Усмирялка у меня не выросла против тысячи с сотней воев стоять, – покачав головой, возразил Михаил. – Башню дворцовую мы отбили, а оттуда и весь дворец взять можно было. Олег это дело понял и пошел на переговоры. Да тот вой, из-за которого все началось, предал себя на суд императора. Так все и закончилось.

– Ну, может, и так. Только по всему выходит, ты правду говорил, и с Олегом Святославичем у вас любви нет, – подытожил Горыня.

– А он не баба, чтобы я его любил.

– Ну будя. Будя. Неча закипать, аки походный котел, – добродушно махнул на него рукой хозяин. – Я чего сказать-то хотел. Порешил князь, и совет бояр то поддержал, позволить тебе ставить град у слияния реки Псёл со Славутичем. А под то дело и воев нанимать, и челядью обзавестись.

– А вот за это спасибо, Горыня.

– Меня-то почто благодарить. То воля князя и совета бояр.

– Так ить благую весть ты принес.

– Ага. Ну так вестнику, пожалуй, подарок какой полагается, – эдак нарочито многозначительно произнес боярин.

– Благодарствую, хозяин. – С этим словами Михаил снял с пояса и выложил на стол ножны с ножом дамасской стали.

– То была шутка, – взглянув на затейливый узор, произнес Горыня.

– Зато я всерьез, – добродушно улыбаясь, возразил Михаил. – Ну чего ты. Как говаривал один мой знакомый – легко пришло, легко ушло. Зато на доброе дело.

– Уж не покупаешь ли ты меня?

– А тебя можно так дешево купить? Вот то-то и оно. И вообще, почто это ты решил, что только ты обижаться можешь? Мне, поди, такие твои мысли тоже обидны.

– Ну, так и не будем о том. Благодарствую за подарок.

– Спасибо за добрую весть, – в тон ему ответил Михаил. – Кстати, а далече то место от Переяславля?

– Поприщ сто сорок[7]7
  Порядка 200 км.


[Закрыть] по реке, точнее не скажу.

– Ясно.

– И да. Пока мы тут кваском балуемся, на торжище уже выкликнули повеление князя и совета бояр о строительстве нового града. Время осеннее, так что затягивать не станем. Завтра чуть свет к тебе подойдет мой холоп, он укажет место, где тебе надлежит град ставить. Совет порешил два года пошлину с тебя не взимать, дабы ты мог укрепиться. Ну а потом уж… Назвался груздем, полезай в кузов, – разведя руками, произнес Горыня.

– Понятное дело, – задорно согласился Михаил.

Сомневался ли он в своих силах? Еще как. Тут ведь не просто поставить поселение, а на границе. Причем теперь рассчитывать на поддержку гарнизонов соседних крепостей не приходится. Плевать, что их начальники взирали на пограничников с ревностью и не спешили вмешиваться. Оставить полностью без помощи их они не могли. И турки вынуждены были с этим считаться, делая ставку на стремительный наскок. Тут ситуация совершенно иная. Поддержки не будет.

Постепенно разговор свернул на половцев. Не мог Михаил обойти эту тему стороной. Сбор информации понизу, это, конечно, хорошо. Но ему бы не помешали сведения и о верхушке кочевников. О взаимоотношениях с князьями и между собой. И боярин Трепов отнесся с пониманием к его любопытству. Мало того, еще и похвалил за предусмотрительность. Хотя и наказал доверия к степнякам не иметь, потому как нарушить клятву в угоду своим интересам им ничего не стоит.

После обеда у боярина вернулся к своей ладье, с удивлением обнаружив, что вся полусотня в сборе. Впрочем, ларчик просто открывался. Как только услышали объявление на торжище, так и потянулись к стоянке за определенностью.

– Завтра со светом отходим. Человек от боярина Трепова придет. Он нам место и укажет. Путь неблизкий. Придется поспешать. А потому к вину сегодня не прикладываться. Готовиться к походу.

Если Михаил ожидал увидеть на лицах разочарование, то сильно ошибся. И вчерашние крестьяне, и те, кто мечу учился сызмальства, стремились как можно быстрее вернуться обратно.

Семья это дело такое. Пока сидишь дома, так и думаешь о том, чтобы вырваться из этого замкнутого круга бесконечного и монотонного быта. Но стоит только отдалиться, как очень скоро начинаешь скучать и стремишься вернуться. Не у всех так-то, ясное дело. Но у большинства. И уж тем более когда мысль о супруге вызывает в груди теплую волну.

– Здравия тебе, сотник, – подойдя, поздоровался Викула.

Повязки на голове уж нет. Поджила рана. Только вид все одно не очень. Нелегко приходится слободчанам. Терпят лишения. Но под руку бояр или князя не спешат. В холопы оно ведь всегда успеется. Помощь Михаила сумели растянуть. Где-то перебивались случайными заработками. Где-то река спасает, в коей рыбы с избытком.

Словом, держатся пока. Морщат лоб, думают, к кому бы прильнуть. И Романов точно знал, что он, как вариант, также рассматривается. Не раз уж наблюдал, как мужики подсаживаются к его пограничникам да ведут беседы у костра. Те охотно им рассказывают о своем житье. Оно, может, и послали бы куда подальше. Да Михаил строго-настрого запретил.

Ему люди лишними никак не будут. Каждая пара рабочих рук на вес золота. То, что челядь выкупать позволили, это, конечно, хорошо. Но одно дело, когда холопа силком тянут, и совсем другое, когда он сам идет и трудиться будет, сил не жалея.

Романов уже сделал холопов свободными, да еще и воями. А потому интерес у Викулы должен был проявиться. По-иному и быть не могло. Сегодня же, когда по Переяславлю разнеслась весть о новом поселении, он понял, что дальше тянуть уже нельзя.

– И тебе по здорову, староста. Вопрос какой имеешь? – поинтересовался Михаил.

– Судили мы, рядили так и эдак… Словом, не возьмешь ли нас под свою руку? Тем паче, что места у Псёла худо-бедно нам знакомы.

– Викула, это ить опять граница.

– Ведаем. Только мнится мне, что с тобой нам всяко лучше будет. Если вои твои не брехуны.

– Лучше-то оно лучше. То так. Только поначалу тяжко придется.

– Ведаю.

– Вот и ладно, что ведаешь. Значит, так. Давай-ка для начала присмотри какой ходкий челн, дабы мог с нами прокатиться. Оглядимся на месте, что делать попервости, а что и опосля. Вот, держи кошель, провизии закупите. Хватит уж впроголодь сидеть. Ну и пошли на торжище, будем рядиться[8]8
  Рядиться – заключать рядный договор о переходе в закупы.


[Закрыть].

Не сказать, что мужику легко. Но из всех имеющихся вариантов Романов ему видится самым перспективным. При этой мысли Михаил улыбнулся. Знал бы Викула, насколько велики перспективы, меньше бы кручинился. Ну это, конечно, в случае, если все выгорит как надо.

Впрочем… А чего это он. Сумел сделать раз, управится и вдругорядь. Быть Пограничному на новом месте, и весь сказ. Если в то не верить, то и затеваться не стоит.