Текст книги "И пришел с грозой военной…"

Из-за мыса Лаотяшань наконец появились русские корабли, которые вел в бой Матусевич. Отряд выдвигается четырьмя группами по четыре миноносца. Русские уже успели разогнаться и идут полным ходом, выжимая из машин все, на что только те способны. Перед этим боем кораблики основательно разгрузили, сняв все запасные мины, оставив только треть от полного запаса угля, командиры удалили даже шлюпки. Убиралось все, что могло не понадобиться при стремительной атаке и имеющее хоть какой-то вес. Скорость. Только скорость. Они должны были прибавить минимум по одному узлу.

Вот одна из групп миноносцев отделилась в сторону и двинулась на сближение с тремя японскими миноносцами, уже двигающимися на пересечку русским. Надо отдать должное японским морякам: если вначале они растерялись и действовали несколько неуверенно, то при появлении реального противника праздновать труса не собирались и бесстрашно пошли на прикрытие своих подорванных кораблей. Втроем. Четвертый, не изменяя курса, двигался в направлении броненосцев: как видно, в его обязанности входило снять с корабля командующего.

Крейсеры, бросившиеся на помощь броненосцам, вскоре вынуждены были отказаться от этой затеи. Когда до броненосцев оставалось не больше полумили, один из крейсеров напоролся на очередной гостинец от русских, сразу просев на нос и дав крен на правый борт. Это было отчетливо видно – в настоящий момент он был развернут носом к утесу.

Командиры остальных двух крейсеров тут же сообразили, что подводными лодками тут и не пахнет, а имеет место хитрая постановка мин. Уже приблизившиеся вплотную к опасности, корабли резко осадили ход и начали отворачивать в сторону. К тому же уже обозначился новый противник, в виде миноносцев, появившихся из-за мыса Лаотяшань. Нужно было прикрыть поврежденные корабли – бороться за живучесть кораблей тем предстояло в одиночку. Что же, три корабля на одну минную постановку – это очень неплохо.

Подорвавшийся на двух минах «Хатцусе» уже настолько погрузился носом, что оголились его винты. О том, чтобы спасти корабль, уже не могло быть и речи. Команда и не пыталась этого делать, спешно покидая гибнущий броненосец. Спустить шлюпки и катера уже не успевали, так что спасались, скорее всего, надев спасательные жилеты в лучшем случае, а то и позабыв о них. Сейчас было важно отплыть от места катастрофы как можно дальше, чтобы не утянуло вниз, промедление было смерти подобно.

В этот момент к броненосцу подошел миноносец и стал кого-то снимать с борта идущего ко дну корабля. Задержался он возле него ненадолго, после чего отвалил в сторону: было заметно, как с его борта быстро спустили шлюпку и ял, оставив терпящим бедствие, – это пока все, чем они могли помочь. Вода не столь уж и холодная, благо не зима, так что придется им потерпеть, вот разберутся с русскими, а тогда… Миноносец разворачивается и бросается к одному из крейсеров, что уже выходили на позицию для прикрытия двух подорвавшихся кораблей: третий прикрывать было незачем, он был уже обречен.

Два поврежденных корабля начали отходить, не отвлекаясь на спасение команды тонущего броненосца. К этому не располагали устремившиеся в атаку русские миноносцы. Отдаленно рыкнули орудия главного калибра «Ясима» – попасть в район сосредоточения двенадцати миноносцев не так сложно, площадь все же большая, но видно, что, если и выцеливался какой-либо определенный корабль, о накрытии цели не могло быть и речи. Сейчас комендоры спешно перезаряжают орудия, но это практически бесполезное занятие: бить из этих монстров по маленьким и подвижным целям – это все одно что стрелять из пушки по воробьям. Другое дело, что до них пока мог добросить свои снаряды только главный калибр.

«Страшный» только недавно вышел из ремонта, но тем не менее шел весьма ходко, выдавая почти двадцать восемь узлов. Малеев лишь удовлетворенно улыбнулся, бросив взгляд на лаг. Все же повезло им с механиком: Дмитриев сумел не просто организовать ремонт машины, но и добиться прежних показателей в работе. Очень непростое дело, надо заметить. Так что сейчас еще недавно весь израненный миноносец ничуть не уступал остальным, а даже сумел вырваться немного вперед. Понятно, что немалую роль в этом сыграло то, что миноносец был максимально облегчен, но, с другой стороны, остальные также сбросили весь лишний вес.

– Ермий Александрович, нашему отряду приказано атаковать миноносцы противника. – Это телеграфист, вольноопределяющийся, только в этом году окончивший Электротехнический в Сант-Петербурге и направленный в Порт-Артур для укомплектования штата телеграфистов, – большое все же дело эти беспроволочные телеграфы.

– Понял. – Ничего удивительного, так и планировалось. – Дуров, право двадцать.

– Есть, право двадцать.

Эсминец изменил курс, слегка завалившись на левый борт, – хороший рулевой попался при доукомплектовании, чутко чувствует кораблик, ведет мягко, но при этом о медлительности говорить не приходится, не суетится, все вовремя, все в должной мере. Малееву вспомнился прежний рулевой – лихой был моряк, вот только об удобстве команды заботился редко, будучи по характеру несколько импульсивным, но корабль чувствовал ничуть не хуже, просто они разные, ну и миноносец подстраивается под каждого из них. Но эта неторопливость и даже ленца, с которой управлялся Дуров со штурвалом, были обманчивы: в любой момент он мог буквально взорваться, заставляя кораблик выписывать самые замысловатые «па». Во многом благодаря именно его действиям «Страшный» за эти дни не получил ни одного попадания, а в переделках они успели побывать уже дважды. В первый раз шедшему рядом «Бесстрашному» не повезло – попал под накрытие, а затем был потоплен, Дуров же, развернув корабль буквально на пятачке, да еще и не снижая скорости, едва не опрокинув его, вывел всех из-под обстрела. Правда, Ермий до сих пор никак не мог понять, как тогда не улетел за борт и вообще как так вышло, что после похода все члены экипажа оказались в наличии.

Посреди гущи русских миноносцев взметнулись два водяных столба, но, как видно, никто не пострадал. Японцы, не имея пока возможности вести огонь из орудий среднего калибра, чего уж говорить о мелких, решили попытать счастья на предельной дистанции из главного. Без толку. Нет, ну а почему не попробовать, кто им запретит? Попробовали, а толку-то. Хотя… Как там говорится: если долго мучиться, что-нибудь получится. Вот же мысли дурные в голову лезут, эдак и беду накликать можно.

Отряд из четырех русских миноносцев споро двигался на пересечку трем японским, но те словно и не замечали этой опасности, упрямо правя к основному отряду русских. Сразу и не поймешь – то ли самурайский дух взыграл, то ли самоубийцы там, – но молодцы.

Заговорила артиллерия крейсеров, русские достаточно приблизились. Не имея возможности отойти, бросив на произвол судьбы два подраненных корабля, японцы решили идти в атаку, стараясь держаться так, чтобы иметь возможность задействовать как можно большее количество артиллерии. Пристрелочные снаряды легли с недолетом, но уже следующие вспарывают водную гладь в непосредственной близости от миноносцев, японцы бьют без системы, один корабль сосредотачивает огонь всех орудий на одном миноносце. Так больше шансов попасть и хотя бы вывести кораблик из боя, о потоплении сейчас вопрос просто не стоит. Броненосец и подорвавшийся крейсер тоже не отмалчиваются, ведя сосредоточенный огонь. Сначала возникла чехарда, но уже со следующим залпом они разбирают цели.

Матусевич отреагировал мгновенно, отдав приказ рассредоточиться, и стайки легкокрылых эсминцев разбегаются в стороны. Теперь они имеют возможность маневра, чтобы выскочить из-под обстрела. Японцы не разбрасываются, все так же сосредоточенно ведя огонь по одному кораблику, выбранному из множества. Вообще все происходит на удивление быстро, впрочем, может ли быть иначе в маневренном бою со скоростными целями? Тут уж нужно вертеться как угорь на сковороде, чуть прошляпил – и миноносец уже приблизился вплотную.

Малеев прекрасно понимает, что у него свои задачи, но никак не может оторвать взор от происходящего в стороне избиения его сослуживцев. Впрочем, избиение – это слишком громко сказано, пока никаких попаданий. Зараза! Не зря говорят, что дурные мысли притягивают неприятности. В один из миноносцев угодил-таки шестидюймовый снаряд. На палубе сумятица, миноносец рыскнул в сторону, но очень быстро выровнялся, похоже, и машина не пострадала, скорость не упала, но суета на палубе продолжается – видать, покосило людей. Остальные ведут атаку, выписывая несуразные зигзаги, всячески пытаясь сбить пристрелку, да только в этом мало толку, когда твоя цель все еще далеко и тебе нужно проделать весьма большой путь, прежде чем сможешь задействовать единственное оружие, способное нанести ущерб броненосцу или крейсерам.

В этот момент перед атакующими миноносцами начинают вспухать не меньше двух десятков облачков черного дыма. Из ниоткуда, прямо на воде. «Страшный» уже отклонился в сторону, а потому Малееву все прекрасно видно, становится ясным, что еще минута – и между кораблями японцев и атакующими миноносцами окажется непроницаемая для взгляда стена из дыма. Что это?

Звонарев и Науменко хотели передать на миноносцы дымовые шашки, но, подумав, Петр Афанасьевич заявил, что не представляет, как их можно использовать, не подставив под удар хотя бы часть кораблей, которые будут осуществлять прикрытие. Понятно, часть – это не все, но хотелось дать шанс как можно большему количеству. Вот тогда-то Звонарев и предложил расположить шашки на плотиках, заякорив те обычными камнями, установить электродетонаторы, соединить все в одну цепь посредством телефонного кабеля. Ему предстояло провести в воде не так много времени, так что беды выйти не должно. Плотики установили поперек примерного маршрута выдвижения для атаки миноносцев, кабель протянули к берегу, где засел с подрывной машинкой матрос. Правда, ушло того провода больше шести тысяч метров, ну да ничего ему не станется, после дела смотают, что-то потеряется, а как же без этого, но не так много.

Всего этого Малеев, разумеется, не знал, но задумке был рад, так как, хотя японцы и не прекратили обстрела, теперь они лупили куда угодно, только не по миноносцам, но их время еще придет: вот минуют кораблики стену из дыма, тогда и начнется по новой. До крейсеров останется никак не меньше мили, до броненосца – двух с половиной, а то и трех. Много. Ну да нельзя получить все и сразу.

Взгляд на тонущий броненосец. Этот уже обречен, команда спешно покидает его палубу. Плавсредства задействовать уже не получается, и люди прыгают за борт, надеясь только на спасательные жилеты: продержаться можно, а там подберут или свои, или противник, но шансы выжить все же имеются. Вон и четвертый миноносец, как видно, снял командующего отрядом с его штабом и старается доставить на один из крейсеров, выдвинувшийся навстречу миноносцам. Не повезло вам сегодня, ребятки.

И сильно не повезло. Конечно, Бубнов говорил, что их атаку будут прикрывать броненосцы, но как-то само собой подразумевалось, что два броненосца, а тут весь броненосный отряд, похоже, бьет. Это как это? Вокруг головного крейсера возникает множество всплесков, попаданий нет, но тот вынужден маневрировать, чтобы выйти из-под обстрела. Давайте, ребятки! Врежьте им! Второй крейсер, как видно, расслабился, так как идет слишком близко к берегу. А вот выкуси. Заговорила батарея номер два. Зарвался, вошел в сектор ее обстрела. Нет попаданий, но и он нервничает, меняет курс и начинает отворачивать мористее.

– Дистанция сорок кабельтовых! – Ага, это дальномерщик. Таковой пост только на «Страшном», подарок зятя бывшего командира, что, впрочем, и определило его назначение в этот отряд. Пора заняться своими баранами.

– Рудаков!

– Принял!

– Огонь!

Носовое орудие рявкает и выпускает первый снаряд. Это не Семигулин, но тоже молодец: снаряд вспарывает воду под левым бортом головного эсминца. Следом рявкают остальные орудия отряда. Снаряды падают густо. Есть одно попадание! Идея использования дальномера в этом бою принадлежала Науменко, который передал со своего отряда новые оптические прицелы для носовых семидесятипятимиллиметровых орудий, он же предложил использовать таблички с нарисованными на них цифрами. Стоящий рядом с дальномерщиком, постоянно выкрикивающим дистанцию, сигнальщик вздымал две таблички в руках, указывая расстояние до корабля, который выбран в качестве цели, орудие «Страшного» показывало, в какой корабль нужно стрелять. Понятно, что он только лейтенант, на двух других, к примеру, кавторанги, да и командиром группы был назначен Симонов на «Разящем», но, пока не выйдут на прямую наводку, музыку заказывает именно «Страшный».

Комендоры стреляют настолько быстро, насколько это вообще возможно, но больше попаданий пока нет, хотя снаряды и падают в непосредственной близости от японцев. Больше игнорировать русский отряд японцы не могут, и их орудия начинают ответный огонь, однако дистанция все еще велика для такого мелкого калибра, а потому не имеющие дальномеров японцы вынуждены стрелять на глазок, – стоит ли говорить, что их беспорядочная стрельба пока не приносит никаких успехов. При этом они продолжают рваться к основным силам. Мелкая артиллерия молчит: слишком велико расстояние. Но оно быстро сокращается.

Наконец есть еще одно попадание. Японец начал резко сбавлять ход, а из его недр наружу вырывается пар – ага, либо в машину, либо в котел. Русский снаряд сильно отличается от японского, так как не взрывается, столкнувшись с мало-мальским препятствием: он прошивает обшивку корабля и детонирует уже внутри, разумеется, если энергии в достатке, чтобы проникнуть вовнутрь, – расстояние уже вполне это позволяло. Так, с этого пока хватит.

– Дистанция до второго!

– Пятнадцать кабельтовых!

– Рудаков, огонь по второму!

– Есть!

Вновь рявкает орудие. Ему вторит уже орудие с правого борта. Японцы тоже задействуют мелкий калибр. Ну понеслась.

«Лейтенант Бураков», самый быстрый миноносец в этой войне, вынужден был подстраиваться под остальных, которые уступали ему в ходе до шести узлов. Что поделать, таков приказ: если вырваться вперед, то непременно можно вызвать сосредоточение огня сразу нескольких кораблей на нем одном, а это смертный приговор. Однако командир миноносца лейтенант Дмитриев буквально кожей чувствовал, как вибрирует его корабль от нетерпения, до предела машин еще далеко, его словно гончую сейчас сдерживали на поводке.

Вновь зигзаг, выход из-под накрытия, снаряды вспарывают водную гладь, где сейчас, по прикидкам, должен быть миноносец, один из снарядов все же отклоняется и вздымает фонтан справа по носу. Не в непосредственной близости, а в стороне, но все же один из осколков попадает в матроса из орудийной обслуги. Уже второй раненый, а ведь до сих пор удавалось избежать попаданий. Нет, так дальше продолжаться не может. Нужен рывок. Так они либо быстрее доберутся до противника, либо отвлекут огонь на себя, чем помогут остальным. О том, что эта атака может оказаться самоубийственной, отчего-то не думалось, в крови бушует адреналин, чувство опасности притупилось, всем существом овладел небывалый азарт, голова кругом.

– Машина самый полный! Саша, выжми все, что только можно!

– Понял, – слышится из утробы корабля как-то глухо и отдаленно, словно из преисподней. К черту плохие мысли! Вперед!

Палуба под ногами по-особенному завибрировала, Дмитриев почувствовал, как кораблик словно напрягся и натужно налег на винты, толкая воду теперь уже на пределе – именно на пределе, в этом не было никаких сомнений. «Лейтенант Бураков» начал ускоряться, сначала медленно, с ленцой, затем все быстрее и быстрее. Вот уже товарищи остались за кормой.

Вдруг впереди вспухли облачка дыма, которые все росли и росли, вскоре начав сливаться в сплошную стену. Что это? Да что бы там ни было, главное, что это ему на руку. Вскоре уже не видно противника, стало быть, не видно и их. Вот и славно. То, что нужно. Вот стена черного дыма, низко стелющегося над водой, приближается вплотную. Дмитриев оттесняет в сторону рулевого. «Лейтенант Бураков» проскальзывает сквозь стену дыма и как чертик из коробочки выскакивает с другой стороны. Где японцы? Ага, вот они, оттянулись правее. Вокруг одного из них видны всплески. Не иначе как броненосцы вступили в дело. Но что-то многовато всплесков. Это что же, они настолько приблизились, что все броненосцы сосредоточили на них свой огонь? Да вроде не должны. Ладно, потом. Все потом.

– Теперь держись, братцы! – азартно кричит Дмитриев, закладывая первый вираж.

До ближайшего крейсера около мили. Развернуться и атаковать? Нет. У него самый быстрый из кораблей, он сейчас выдает около тридцати пяти узлов, остальным потребуется гораздо больше времени, чтобы добраться до броненосца. А значит… Первый залп крейсера проходит мимо. Понеслась.

Началась гонка со смертью. Миноносец несся вперед, словно спущенная с поводка гончая, закладывая замысловатые пируэты, выписывая такие эволюции, что оставалось только удивляться, как люди не сыплются с палубы при таких кренах, когда корабль буквально заваливался на борт: казалось, еще мгновение – и он перевернется. Все это не способствовало быстрому сокращению дистанции, но разрыв между ним и крейсерами неуклонно рос, а расстояние до цели сокращалось. Вокруг вздымались водяные столбы самой различной величины от самых разных калибров, но кораблик был словно заговоренный.

Дмитриев с побелевшим, словно накрахмаленная простыня, лицом, с горящими невероятным азартом глазами изо всех сил вцепился в штурвал, словно от этого зависела его жизнь, да и зависела, чего уж там, вот только нервное напряжение и азарт, одновременно охватившие его, притупили чувство опасности настолько, что об этом даже не думалось. Сейчас шла игра – кто кого. Противник молотил по нему, не останавливаясь ни на мгновение, он же уворачивался с невообразимой ловкостью, словно в далеком детстве, когда так любил играть в салочки.

Коордонат вправо. Снаряды вспарывают воду слева. Коордонат влево. Вода вскипает справа. Коордонат влево. Снаряды бьют значительно правее – вероятно, японцы решили, что следующим маневром будет уход вправо. Дмитриев ведет атаку, не придерживаясь никакой системы, совершая маневры так, как бог на душу положит.

Наконец корабль вздрагивает, словно спотыкается, но в следующее мгновение несется дальше. Вот и первое попадание куда-то в корму. Быстрый взгляд назад. Есть и раненые, и кого-то вроде убило. Сейчас бы оказать им помощь. Простите, братцы. Нельзя иначе. Очередной крутой поворот, корабль угрожающе кренится, и те, кто не в состоянии удержаться, перекатываются за борт. Вот они были, а вот только кровавые разводы напоминают об их недавнем пребывании. Война – жестокая штука, с жестокой арифметикой.

Рявкает носовое орудие. Как ни сложно удержаться, комендор не желает оставаться просто сторонним наблюдателем: как только удалось улучить момент, тут же пустил в ход свое оружие.

– Чего замерли, раскудрить твою в качель! Снаряд!

Куда угодил выстрел, непонятно, да и не стремится никто рассмотреть, но подносчики привычно подают патрон заряжающему, тот заталкивает его и тут же хватается за орудие: корабль опять уходит в крен.

Громада броненосца вырастает все ближе и ближе, видно, что он кренится на левый борт, но на плаву пока держится уверенно. Он задействует всю свою артиллерию, но русский миноносец словно заговоренный. Вот на него наводится главный калибр. Двенадцать дюймов – это дело такое… Попасть из него в такую маленькую и юркую цель мудрено, но если попадет… Рявкает правое орудие. За мгновение до этого Дмитриев вновь бросает корабль в правый поворот, снаряд уходит мимо, взметнув огромный водяной столб.

Все. Дистанция минной атаки. Он смог. Он сумел. Далеко оторвавшись от своих, приблизившись к противнику буквально на пистолетный выстрел. Теперь резкие повороты ни к чему, иначе мину не выпустить. Это может стать смертным приговором. Сомнения побоку.

– Дима, минная атака с правого борта!

– Понял!

У них только один минный аппарат. Только один шанс, другого не будет, потом только отходить, уходя в отрыв. Если получится.

Что и говорить, зрелище завораживающее. Миноносцы как взбесившиеся рвутся в атаку. Они настолько стремительны в своем порыве, что, кажется, нет силы, способной их остановить. Но это только кажется. Вот один из японских снарядов, среди множества выпущенных ими, все же находит свою цель. На одном из миноносцев вспухает черное облако. Что-то великовато для снаряда – если только не двенадцатидюймовый, но это вряд ли. Миноносец резко теряет ход, вскоре дым рассеивается, и становится ясно, что одна из труб просто пропала. Подраненный кораблик, потеряв в скорости, продолжает рваться в атаку, временно оставленный в покое противником: хватает тех, кто все еще в хорошем состоянии. Вскоре его обходят миноносцы из второй волны, но командир и не думает сдаваться. Вперед! Только вперед! На азарте! На злости! Через «не могу»! Но только вперед!

Вспухает стена дымовой завесы, японцы начинают мазать, так как такую стрельбу прицельной никак не назовешь. Молодец прапорщик, хорошая задумка, и исполнение не подкачало. Пора.

– Андрей Константинович, команду на броненосцы. – Это Макаров артиллерийскому флагману. А кто еще должен руководить стрельбой?

Капитан второго ранга Мякишев, не прекращая наблюдений в окуляры дальномера, начинает диктовать в трубку данные, сейчас связь установлена со всеми броненосцами одновременно, и артиллерийские офицеры, получая данные, быстро дублируют их на плутонги. Очень много было сделано для осуществления сегодняшней операции – и не скажешь, что уложились только в одну ночь. Опять отличился концерн, предоставив и организовав установку около тридцати телефонных аппаратов, благодаря чему значительно сокращалось время на получение и введение данных в действие, в результате чего те практически не успевали устаревать. Все, теперь, пока не прекратится обстрел противника, Мякишев, считай, сросся с дальномером и телефонной трубкой.

Слышится залп. Еще бы его не услышать, когда вон они, корабли в акватории, выстроились в две линии. Хорошо, хоть орудия отвернуты в сторону от Электрического Утеса, не то эдак и оглохнуть можно. Главный калибр – дело такое… очень серьезно. А когда бьют практически одновременно почти тридцать орудий…

Вновь бинокль к глазам. Удачный залп. Нет, попаданий пока нет, но вот снаряды падают в опасной близости от головного крейсера, идущего несколько мористее. Второй вроде увлекся и вошел в зону действия береговой батареи номер два. Те не стали дожидаться особого приглашения, дали залп. Попаданий нет, но цель взята под накрытие. Все же с начала войны артиллеристы поднаторели в своем деле. Макаров так, чтобы не было заметно, скосил взгляд на Стесселя – тот самодовольно улыбается. Говорите, операция чисто морская, а вот эвон наша береговая батарея как едва не причесала одного из япошек. Погодите, то ли еще будет. Ну и пусть его. А артиллеристы молодцы. Вот только успеют ли дать еще один залп? Пожалуй, что и нет: крейсер быстро отворачивает и начинает удаляться от берега. Так же поступает и головной. Им и без того проблем хватает с миноносцами, теперь еще в артиллерийскую дуэль вступать? Да и не могут они, не тот калибр. А тут еще и эта дымовая завеса. Нужно отходить, а то сейчас как повыскакивают из нее миноносцы – будет веселье.

Что это? Один из русских кораблей постепенно вырывается вперед. Проскальзывает сквозь стену дыма и оказывается в поле зрения японских кораблей, те тут же открывают огонь. Не имея других целей, к ним присоединяются и два поврежденных. И тут начинается. Его маневры… Да нет же. Не учат такому ни в каких флотах мира. При эдакой манере не нужно будет никаких японских снарядов – он сам опрокинется. Но вот не опрокидывается. В нарушение всех наставлений. В нарушение всех научных выкладок и практического опыта, он словно птица, бьющаяся в клетке, то мечется, то несется по направлению к противнику, то отворачивает от него. Совершает крутые повороты, с опасными кренами на немыслимой для этого скорости. Под суд шельмеца! Но молодец!

– Дмитриев пошел. – Эссен ни на минуту не отрывается от окуляров бинокля.

– Перевернется, – возбужденно вторит ему Шенснович, командир «Ретвизиана».

– Не выдержал, – мрачно говорит командир «Аскольда» Граматчиков.

– Немудрено, у него преимущество в ходе узлов на шесть, – подводит итог присутствующий здесь же Науменко.

«Лейтенант Бураков» рвется вперед, словно взбесился. Господи, да при такой манере хода у него нет никаких шансов выскочить из этой переделки, хорошо, хоть из-за дымов уже появились остальные миноносцы и крейсеры переносят огонь на них. Против маленького миноносца остается только броненосец, но противоминной артиллерии у него в избытке, теперь в дело вступают и самые малые калибры. Уже развернувшийся броненосец, идя малым ходом, старается держаться так, чтобы на отходном курсе задействовать как можно большее количество артиллерии.

– Андрей Константинович, сосредоточьте огонь на броненосце, иначе он выйдет из зоны обстрела.

Ага. Легко сказать – на две цели не разорваться, тем более что крейсеры представляют большую опасность для миноносцев, но адмирал прав, главное – это броненосец. Залп. Корабли посылают снаряды по старым установкам. Есть! Два попадания! На головном крейсере возникает пожар. Интенсивность стрельбы его артиллерии падает, но Мякишев не ликует. Некогда. Он сосредотачивает свое внимание на броненосце, перенацеливая броненосный отряд.

Дмитриев, словно позабыл обо всем, упорно рвется в атаку. По нему садят из всех орудий уже два корабля: подорвавшийся на мине и также отходящий крейсер переносит огонь орудий, неспособных вести огонь по миноносцам, на «Лейтенанта Буракова».

Немного в стороне разгорелась горячая баталия между семью миноносцами, которые, позабыв обо всем, рвут друг друга на части. Вот на одном из русских кораблей начался пожар. Ему бы выйти из боя, справиться с огнем, но куда там. Науменко с замирающим сердцем следит за этим миноносцем. Что и говорить, «Страшный» в своем репертуаре – на острие атаки и в самом пекле, вот и огребает по полной. Но Малеев и не думает выходить из боя. С пожаром разбираются на ходу, не прекращая жаркой схватки, паля из всего, из чего только можно. Там уже форменная свалка, расстояния доходят до одного кабельтова, а то и меньше, иной раз миноносцы проходят едва не впритирку. В мощный бинокль видно, как беснуется пламя на стволах пулеметов, поливающих свинцовым дождем всех, кто только попадается в поле зрения. Если при помощи оптики еще можно разобрать, где свои, а где чужие, то при простом взгляде это уже невозможно – сплошная мешанина из кораблей, беспрестанно мечущихся среди себе подобных. Бардак.

Тем временем «Лейтенант Бураков» прорывается сквозь линию мин, благо те слишком глубоко, чтобы ему помешать. Вот он уже приблизился на дистанцию выстрела, делает доворот, на этот раз рулевой выравнивает курс корабля – не иначе как решили использовать свой единственный минный аппарат. Он движется так с десяток секунд, вокруг рвутся снаряды – и наконец сразу три попадания одно за другим, в довершение рявкает главный калибр, который легко отличим среди беспрерывного грохота отдаленной канонады. Снаряд попадает в носовую часть, кораблик вздрагивает, а затем стремительно на ровном киле уходит под воду, словно подводная лодка. Когда он практически погружается, оставляя над водой только надстройки, вода вокруг вскипает и все заволакивает паром, словно взорвалась мина: не иначе вода добралась до котлов, и они взорвались. Спасся ли кто там? Вряд ли. Слишком все быстро произошло.

Один из миноносцев вырывается вперед, отвлекая на себя все внимание комендоров с подраненного снарядами крейсера. Слишком стремительно меняется ситуация, установки, которые имели место при предыдущем залпе, при следующем уже никуда не годятся. С другой стороны, артиллеристы уже бьют прямой наводкой. Вот головной миноносец получает несколько попаданий кряду и начинает быстро крениться на правый борт. Скорость падает – видать, не одна пробоина там, затем раздается отдаленный, но опять-таки выделяющийся на общем фоне хлопок, миноносец окутывается белым дымом… Да нет, не дымом, а скорее, паром. Забортная вода добралась до котлов – и те разрывает, выбрасывая наружу перегретый пар. Еще немного – и русский кораблик переламывается на две части и, словно складываясь, уходит под воду, задрав нос и корму. О судьбе машинной команды думать не хочется.

Но вот на смену ему вырываются сразу два миноносца – теперь все внимание артиллеристов на них. Головной крейсер уже справился с пожаром, хотя и значительно потерял в ходе, но со стороны кажется, что орудия все в действии. Есть несколько попаданий в миноносцы, но те и не думают отворачивать, наконец как по команде они резко отваливают в стороны, снаряды, выпущенные японцами, вспарывают воду, не причинив вреда. Японец начинает отворачивать, стремясь подставить корму, чтобы винтами отбросить выпущенные в него мины, – иного объяснения этому маневру нет.

Русские броненосцы дают свой первый залп по японскому, но в последующих уже нет смысла. Незачем стрелять по бронированному монстру с сомнительным удовольствием испытать на прочность его броню. Тем более что свое он все одно получил.

Дмитриев на дне морском, наверное, сейчас на пупе извертелся от охватившей его радости: если мертвые вообще способны что-нибудь видеть и чувствовать, то это несомненно так. Русские моряки успели-таки выпустить мину, мало того – выпустить грамотно. Под правым бортом бронированного монстра взметнулся водяной столб. Якорных мин там не должно было быть, а значит, только самодвижущаяся, и выпустить ее, кроме погибшего кораблика, некому.

– Андрей Константинович, огонь по подорванному крейсеру.

Мякишев только согласно кивает и начинает диктовать следующие координаты.

Атакованному миноносцами крейсеру все же не повезло. Он сделал все, что мог, чтобы избежать попадания мин, но одна из них все же настигла его, угодив в левый борт. Сильный взрыв сотряс весь корабль, артиллерия прекратила огонь, крейсер начал крениться влево. Теперь необходимо его добить. Миноносцы, словно свора гончих, бросаются на него, тот, практически потеряв ход, огрызается всеми исправными орудиями. Вот один из русских получает сразу два попадания, второму сносит трубу – и он сбрасывает ход, потеряв на время ориентацию, так как всю палубу заволакивает дымом, но третий выпускает мину практически в упор. Взрыв! Все. Этого легкому крейсеру уже с лихвой, мина попадает в израненный левый борт. Корабль начинает угрожающе крениться, никто уже не думает о стрельбе: теперь нужно спасаться, потому что крейсер обречен.