Текст книги "Моя жизнь при советах и без"

В девяносто седьмом году, к восьмидесятилетию ВОСР, народно-патриотические силы жаждали взять реванш за поражение на выборах. И я начал активно участвовать в этом мероприятии.

В начале марта на очередном собрании акционеров бывшие Первый секретарь райкома и секретарь парткома завода сместили в свое время пригревшего их директора и стали управлять АО «Авиастар» сами. Основное дело, которое они провернули, состояло в том, что самолетостроительное производство, которое входило в АО «Авиастар», было выделено в Закрытое акционерное общество – ЗАО «Авиастар – СП». Полтора десятка человек, которые попали в это общество, получили все, а все остальные, которые остались в АО «Авиастар», остались ни с чем.

В начале августа сын перевелся в один из московских институтов и параллельно с учебой устроился на работу.

Вторая половина года прошла в бесконечных собраниях, резолюциях, воззваниях: «Под суд Ельцина, Горбачева, Черномырдина, Чубайса! Готовьтесь к Всероссийской политической забастовке и походу на Москву! Красное знамя победы на Кремль!» и т. д.

В начале сентября в наш город прибыл генерал Лев Яковлевич Рохлин. Вот кто спасет Россию! Но власть вместо того, чтобы испугаться, вконец обнаглела. Только в начале декабря было подано тепло в производственные корпуса и административные помещения ЗАО «Авиастар».

В девяносто седьмом году на телевидении появилась программа «Евроньюз». Насмотревшись ее, я высунулся на очередном собрании: «А в Европе люди не пишут никаких обращений к властям, а массово выходят на улицы». Но эта тема не нашла понимания.

В это время я активно посещал и собрания коммунистов. Осталось их порядка тридцати человек. Большинство были рабочие, несколько человек из низшего звена ИТР, двое учителей. На собраниях в основном велись пустопорожние разговоры. Когда в конце девяностых на заводе началось забастовочное движение, коммунисты отмежевались от забастовочного комитета. Поэтому я отошел от патриотических и коммунистических дел.

Встретили девяносто восьмой год. На работе все было серо и буднично. Постепенно мы превращались в ремонтно-строительное управление. Многие помещения требовали ремонта. В инженерном корпусе отпала необходимость во многих лабораториях, и мы их переделывали под бытовые и офисные. И в производственных цехах многое рушилось.

В этом году сын стал на ноги и перестал нуждаться в моей поддержке: я перестал заниматься сбором металлолома. Здорово он (металлолом) меня выручил! Сын через несколько лет купил квартиру и стал москвичом. Наконец-то рухнул столб идиотизма, когда простой смертный не мог претендовать на достойную жизнь в Москве.

А я возомнил себе, что могу стать спасителем «Авиастара». На всех собраниях трудового коллектива, профсоюзных конференциях, собраниях акционеров я прорывался на трибуну, с которой произносил вдохновенные речи о том, что нас может спасти только процедура банкротства нашего градообразующего предприятия. Только признание нас банкротами даст возможность снова стать государственным предприятием, и тогда государство будет обязано обеспечивать нас заказами. Но увы! Я оказался неубедительным оратором, а на горизонте уже маячила моя льготная пенсия. Только бы дотянуть! Глядишь, не выгонят.

К марту девяносто девятого года задержка по зарплате достигла семи месяцев. Победу Владимира Владимировича Путина я воспринял двояко. Как преемник Ельцина, он в экономическом плане ничего менять не будет – это ясно. С другой стороны, видно, что он жесткий мужик. Может, закончит войну в Чечне. Вот это его знаменитое: «Всех, кто с оружием по горным пещерам, – разгоним и уничтожим».

Сын закончил институт.

На губернаторских выборах мы здорово лопухнулись. Мы – инициативная группа – опубликовали обращение к избирателям Ульяновской области. Приведу основной абзац: «Всем должно быть ясно, что командующий 58 армией генерал-лейтенант Шаманов Владимир Анатольевич претендует на пост Главы администрации Ульяновской области с согласия, а скорее всего, и по совету Верховного главнокомандующего, которым по Конституции является Президент России В. В. Путин». Я так до сих пор и не понял, кто эту дурь нам вбил в головы. Впереди было четыре года кошмара. В начале две тысячи первого года рабочие производства окончательной сборки выступили с предложением к работникам завода начать забастовку. Они создали забастовочный комитет, в заседаниях которого я тоже принимал участие.

Одна из прокламаций, которую написал этот парень. Если не ошибаюсь, его звали Валера.

Я старался убедить комитетчиков не зацикливаться на «отдайте нам зарплату», а требовать банкротства. Когда мы вплотную стали заниматься подготовкой забастовки, выяснилось, что законно провести ее не так-то просто. Для ее объявления надо было пройти массу предусмотренных законом процедур. И главным организатором в этом деле стал парень, по профессии сборщик-клепальщик. Слушая его речи на митингах, все диву давались – так убедительно и вдохновенно он говорил.

В начале апреля на многотысячном митинге была принята резолюция в адрес Путина В. В., Касьянова М. М., Селезнева Г. Н., Шаманова В. А. с требованием провести выездное заседание Правительства на территории предприятия под председательством Президента РФ.

Но с настоящей забастовкой ничего не получилось. Митинговать внутри завода народ выходил, а чтобы полностью прекратить работу, выйти на улицы города, – на это массы не удалось сподвигнуть.

В начале осени съездил на разведку в районный пенсионный фонд, там узнал, что при оформлении льготной пенсии часто возникают проблемы. И начал я собирать подтверждающие документы. А на работе претензии от цеховиков нарастали как снежные ком. Туда переводишь людей, сюда – все сумбурно. Очень боялся получить перед пенсией тяжелый несчастный случай на производстве.

И вот наступил две тысячи второй год. Состояние души – как перед дембелем. На заводе справку о вредном стаже я получил довольно быстро, а для подтверждения вредности работы на стройке мне пришлось побегать. И когда в пенсионном фонде подбили все бабки, оказалось, что для выхода на пенсию в 2002 году мне не хватает пяти месяцев вредного стажа. Я стал перед дилеммой: продолжаю работать главным инженером и на пенсию ухожу в 2003 году или перехожу на работу по так называемому второму списку и, дорабатывая пять месяцев, ухожу в 2002 году. И принял я решение уйти с должности главного инженера: не хотелось дополнительно год отвечать за людей.

Но все-таки главная причина моего ухода была связана с кровельными работами. На всех корпусах, как главного, так и вспомогательных, крыши были выполнены из рулонных материалов на битумной мастике, которая разогревалась в котлах, стоящих на земле, насосами подавалась на крышу и развозилась на ней мотороллерами. А с 2001 года мы стали использовать вместо рубероида рубемаст, который разогревался открытым огнем газовой горелки непосредственно на кровле. В этом случае после окончания работ на крыше должен был оставаться на семь часов дежурный со средствами пожаротушения и надежной телефонной связью с пожарной частью. Однако заводские начальники отказывались выставлять дежурных. Я вынужден был обратиться с кляузой к командиру пожарного отряда, в результате их заставили это делать.

Но все равно было тревожно. Верхний слой кровли Главного корпуса должен был защищен слоем гравия. В свое время строители эту защиту не сделали, и тысячи квадратных метров кровли осталось без защиты. Если бы произошло возгорание, да еще при сильном ветре, – это была бы катастрофа.

В конце апреля я подал заявление, и с первого мая 2002 года был переведен прорабом на участок кровельных работ нашего управления. Не работая ни дня, я ушел в очередной отпуск, по окончании которого пошел к начальнику.

– Ты же понимаешь, что в моем возрасте опасно работать прорабом. Если что случится, зачем мне на старости лет по судам таскаться? Распорядись, чтобы в табель мне ставили восьмерки, а мою зарплату используй, как считаешь нужным.

Не сразу нашли мы с ним взаимопонимание, но в конце концов я его убедил. Так и закончилась моя трудовая деятельность.

Моя кляуза

В конце октября я получил в первый раз пенсию, и составляла она одну тысячу восемьсот пятьдесят рублей. Иногда говорю сам себе: «Удачно получилось, что в свое время у тебя хватило ума на садовом участке построить большой дом, выкопать колодец, соорудить баню, построить бассейн, небольшую теплицу». Часть территории использовал под огород, а всю остальную засадил газонной травой. Места хватило всем: и нам с женой, и семье дочери, и семье сына, когда они приезжали из Москвы, и сестре из Тольятти. Занимался рыбной ловлей, с ружьем гонялся по болотам за утками, по посадкам собирал подберезовики, держал небольшую пасеку, выращивал помидорчики, огурчики.

В две тысячи шестом году вместе с родной сестрой в последний раз съездил в Донбасс. В Торезе еще были живы многие родственники. Каждый день приходилось досыта выпивать. Я даже не ожидал от себя такой прыти.

На один день съездил в Луганск. Нашел свой дом; в мое время его назвали «Домом специалистов». Во дворе встретил подружку детства. Она поведала о судьбе каждого из моих дворовых приятелей. Гордость Луганска – «Тепловозостроительный завод имени Великой Октябрьской революции» – приказал долго жить. Сам город очень грязный, запущенный, да и Торез тоже. А вот Донецк, наоборот, «цветет и пахнет».

В две тысячи десятом году, опять же вместе с сестрой, слетал к друзьям в Благовещенск. Из уличных приятелей почти все умерли. Встретился со своими школьными товарищами. Девчонки все такие же. При расставании сказали: «Если еще надумаешь приехать, то в ближайшие 3—5 лет, а позже не надо».

В две тысячи одиннадцатом году на 65-летие сын подарил мне «Рено-Логан». Я продал свою «четверку» за 60 тысяч и на эти деньги поставил коронки на верхний ряд зубов.

В этом же году, не торгуясь, продали квартиру в Новом городе. Сын добавил денег, и мы купили просторную трехкомнатную квартиру в небольшом клубном доме с автономным отоплением недалеко от Волги. Основной причиной переезда было желание жить рядом с семьей дочери. Ну а две другие более прозаические. Первая: начиная с осени 2008 года ООО «Полигон» начало забирать бытовые отходы из мусороприемных камер подъездов около пяти часов утра – начало каждого дня превращалось в пытку, потому что от производимого грохота невозможно было спать. Вторая: наш дом был расположен близко от промзоны, и при юго-западном ветре впору было надевать противогаз: дышать было нечем.

В ноябре две тысячи тринадцатого года я съездил в Симферополь к моему армейскому другу Рудику Акопяну на его 70-летний юбилей. На обратном пути в одном купе со мной ехало двое довольно молодых украинцев. Они между собой по-русски вели разговор о проблемах украинского языка. Когда они узнали, что я еду из Ульяновска, почувствовал неприкрытую враждебность по отношению к себе. Потом они стали поносить Азарова. «Ребята, – сказал я им, – недавно слушал выступление Азарова в Раде. Он говорил по-украински». И тут они взбесились: «Засунул бы он в задницу свой язык с таким украинским! Да он такой, да он сякой!» В общем, кацап! Мне стало страшно. Сошли они в Днепропетровске. «Слава Богу! – подумал я. – Точно бы ночью задушили».

В две тысячи шестнадцатом году по квоте, бесплатно, сделал операцию по замене тазобедренного сустава. А шарнир-то этот стоит 300 тысяч рублей. Спасибо Владимиру Владимировичу за подарок!

Я всегда боялся дня двадцатого марта – и, видимо, не зря. В это день в две тысячи двадцатом году я лёг в областную больницу с пневмонией. Свободных мест в отделении не было, но т.к. я попал туда по блату, мне определили место в коридоре, в аккурат напротив туалета. В нашем отделении лечилось порядка сорока человек, две трети из них составляли мужчины. И на всю эту ораву один унитаз. Женщины вечером сходили по своим надобностям – и притихли до утра. А мужчины всю ночь шастали. Вот когда я реально понял, что такое аденомы да простатиты. К утру я уже по шарканью ног узнавал, кто из какой палаты бредет. Через трое суток меня перевели в палату. Через 12 дней выписали с эпикризом, в котором было написано, что рентген показал незначительные улучшения в легком.

А здесь началось: коронавирус, падение цен на нефть, доллар стал стоить восемьдесят рублей. Мне прибавили пенсию, и стала она пятнадцать тысяч пятьсот четыре рубля с копейками.

Мы живем недалеко от центра города, рядом с пересечением улиц Кирова, Минаева и Железной дивизии. Через этот перекресток проходит почти весь пассажирский транспорт города. Я каждый день имею возможность наблюдать за происходящим. В основном весь поток пассажиров перевозят маршрутки, наполняемость трамваев мизерная. Меня поразило то, что в период пандемии, даже в самые напряженные дни, около половины пассажиров маршруток были без масок.

Полвека вместе

Все мои познания о Европе ограничились каналом «Евроньюз». А мне всегда хотелось побродить по европейским странам, пообщаться с простыми людьми, попробовать понять, какие они, прикинуть их уровень зарплат, цены на продукты питания и лекарства, узнать, сколько они платят за квартиру, сколько я буду у них стоить со своими двумястами долларами. Очень интересно было бы узнать об их отношении к взяткам. Из своего как прямого, так и косвенного опыта знаю, что у нас в стране за взятку можно решить любой вопрос.

Все откладывал, откладывал, а сейчас уже боюсь ехать. Как бы не уподобиться «господину из Сан-Франциско».

Будь неладен он, этот Covid 19! Перевернул всю жизнь! И очень туманным видится будущее. Но мы с женой стараемся не унывать, т.к. уповаем на милость Божию и надеемся на лучшее.

Ради детей и внуков и стоит жить

На этом и заканчиваю.