Текст книги "Бог пива"

– Вы поступили совершенно правильно, – перебил Верховный. – Хвалю. Но это не мешает нам наказать болвана. Россум!

– Тор, – сказал серый Россум. – Приказываю незамедлительно отправиться в участок. Данной мне властью накладываю на вас взыскание – восемь дежурств вне очереди.

– Есть восемь дежурств вне очереди! – согласился Тор, защелкал пальцами, сделал несколько смешных танцевальных движений и исчез.

– Ларе, – сказал Россум, – расскажите, что там у вас вышло с трактирщиком.

– Ну, заскочил я утром в трактир. Пить очень хотелось. Сейчас, кстати, хочется еще больше. Вы позволите?

Ларе подошел к маленькому столику, на котором стоял прозрачный графин с чем-то красным и несколько стаканов. Он налил в один из них и поднес к губам. На наших глазах с жидкостью произошла удивительная метаморфоза. Она вспенилась и пожелтела, опять завоняло кислой тухлятиной.

– Ларе, – с отвращением глядя на стакан, сказал Россум. – Не надо этого натурализма. Просто расскажите словами.

Но Ларе не стал ничего рассказывать. Он поставил стакан и снова схватился за графин, намереваясь хлебнуть из горлышка.

– Ну вот, – сказал Россум, – я же вас просил. Испортили хорошее вино.

Ларе поставил графин, теперь тоже наполненный желтоватой мутной дрянью, рядом со стаканом и посмотрел на меня.

– Дайте-ка вашу флягу, дружище.

– А вот это видел? – сказал я, одной рукой пряча драгоценную флягу за спину, а другой показывая Ларсу дулю. – Никогда!

Ларе потащил из-за спины длинный прямой меч.

– Успокойтесь, – вмешался Верховный. – Юноша прав. Кто-то наложил на вас заклятие, вот и все. Ваше прикосновение теперь способно превратить самую изысканную амброзию в эту желтую плесневую мочу.

– Что за заклятие?

– Сейчас поглядим, – бодро сказал Учитель, подходя к столику.

Он выхватил из воздуха пипетку и начал что-то капать в стакан с испорченным вином, вслух отсчитывая капли.

– Одна, две… Ларе, спрячьте меч… Четыре… Лучше скажите, чем я, по-вашему, занимаюсь?

– Капаете одну дрянь в другую, – угрюмо сказал Ларе.

– Молодежь, молодежь, – укоризненно проворчал Учитель. – Семь… Не знать самого простого магического титрования… Одиннадцать…

На тринадцатой капле жидкость в стакане резко изменила цвет на ядовито-синий.

– Поздравляю, – сказал Учитель. – На вас наложено заклятие тринадцатой ступени.

– Что это значит?

– Ну, как бы вам объяснить, – сказал Учитель. – Заклятия вплоть до пятой ступени я могу снять без посторонней помощи. Объединившись с Верховным и задействовав других крупных специалистов, мы могли бы снять заклятие седьмой ступени. Тринадцатая ступень неизлечима даже Одним.

– А что я буду пить? – жалобно спросил Ларе.

– Вот это вы и будете пить. – Учитель протянул ему графин. – Смелее. Интересно посмотреть. Жидкость не ядовита и способна утолять жажду.

– Я должен немедленно кого-нибудь прикончить. – Ларе нехорошо оглядел присутствующих. – Добровольцы есть?

– Вы имеете официальное право сразиться с наложившим заклятие! – торопливо сказал попятившийся вместе со всеми Россум.

– Это уж непременно. Его имя?

Учитель взял из воздуха щепотку белого порошка и бросил ее в стакан. Повалили клубы дыма, через минуту они сложились в облако, весьма похожее на человеческую фигуру. Еще через минуту мы увидели улыбающегося призрачного Бьорна. Он весело подмигивал, размахивая огромной пивной кружкой.

– Вот кого я убью с особенным удовольствием! – Ларе решительно направился к выходу.

– Стойте! – остановила его красавица, потягиваясь с кошачьей грацией. – Что за кровожадность? Вы никого не убьете. Я поговорю с Бьорном. Он сегодня же снимет заклятие. Он просто пошутил.

– Пошутил?! – повернулся к ней Ларе. – Дура! Твой любимый Бьорн удрал от тебя на Землю!

– Я не понимаю… – смешалась красавица. – Как это – на Землю? Почему – от меня? Зачем?

– Как, как, – кривляясь, пискляво передразнил ее Ларе. – Через врата, споив дракона! Бросил тебя, вот как!

– Через врата? На Землю? Погодите, я не понимаю, о чем вы толкуете… Так он – от меня удрал?!

– Ну не от меня же! – крикнул Ларе, на мой взгляд, несколько нелогично.

– Он должен быть наказан! – объявила красавица, сверкнув глазами. – Меня еще никто не бросал!

– Он умрет, – пообещал бог войны, выходя из зала.

– Отлично, – сказала красавица, направляясь за ним. – Я иду с вами. И запомните: умирать он у нас будет медленно…

– Елена, остановись! – засуетился Верховный. – Я тебе запрещаю! Я тебе приказываю, наконец!

– Вот как? – Красавица остановилась на пороге и, уперев руки в бока, повернулась к нам: – Запрещаете и приказываете?

– Запрещаю, – неуверенно подтвердил Верховный. – Именем Одного…

– Жене своей запрещать будешь! – взорвалась красавица, заикаясь от злости. – Ты, старый похотливый козел! Ты думаешь, я не вижу, какими глазами ты на меня смотришь?! Заруби себе на своем дерьмовом носу, животное: Верховный – не значит незаменимый! Надо будет – заменим, дело нехитрое!

Дверь за разъяренной красавицей шумно захлопнулась.

– Не расстраивайтесь, старина, – сказал Учитель. – Брошенная богиня хуже раненого дракона, вы же знаете поговорку. Подумайте лучше, что эта парочка с Бьорном сделает…

– Спасибо, Учитель, – сказал Верховный, и скорбные морщины на его лице разгладились. – Вы знаете, чем утешить.

– Да что с вами сегодня? Не выспались? А если нашествие бреев или, тьфу-тьфу-тьфу, война с драконами?

– Простите, я что-то устал. Слишком много всего навалилось. Конечно, мы не можем разбрасываться богами, способными накладывать заклятия тринадцатой ступени. Россум, приказываю арестовать Бьорна Толстого и доставить его ко мне, в этот зал, живым.

– Слушаю. Разрешите выполнять?

– Нет, Россум. Вы мне понадобитесь здесь. Отправьте подчиненного посмышленей.

– Тора Ефрея.

– Шутите?

– Я никогда не шучу. Тор – прекрасный исполнитель. А моих подчиненных вы знаете не хуже меня!

– Хорошо, под вашу ответственность… Теперь с вами, юноша, – Верховный повернулся ко мне.

Некоторое время он рассматривал меня с каким-то нездоровым любопытством. Похолодев, я на всякий случай стал по стойке смирно и изобразил на лице почтительность.

– Коллеги, полюбуйтесь на него, – сказал Верховный. – Вы такого давно не видели. Смертный.

– Ну что ты будешь делать! – Учитель в расстроенных чувствах звонко похлопал себя по лысой макушке. – Пролез! А я, старый пень, и не заметил ничего!

– Я одного не могу понять: у нас что, где-то помазано веществом, именуемым медом?!

– Лезут и лезут, олухи! Небеса, чай, не резиновые!

– У вас, юноша, болезнь, именуемая манией величия! Вы что, богом себя вообразили?!

– Минуточку. – Верховный с достоинством поднял руку. – Попрошу тишины! Я думаю, смертный уже понял, что ему здесь не место.

– Я давно это понял, – сказал я. – Я домой хочу. У меня там кошка голодная и жена психует. И горячее пятно на обоях. Как бы квартира не сгорела!

– Похвально. Кстати, как вы сюда попали?

– Сам не понимаю, – сказал я. – Работал себе, никого не трогал…

– Характер работы?

– Блин… Как бы вам… Ладно, попробую. Я – ведущий разработчик компьютерных игр. Ну и вот, в одной из них я применил… как бы попроще?..

Присутствующие смотрели на меня, как на умалишенного.

– Блин! Да какая разница! – сказал я. – Все равно вы, похоже, ни слова не понимаете. Просто верните меня домой и не беспокойтесь: больше я к вам ни ногой. Клянусь!

– Откуда вы, юноша?

– Из Москвы.

– Пожалуйста, подробнее. Москва – это где?

– Где, где… – сказал я. – На Земле! Знать надо! Великая столица бывшей империи зла и Третий Рим! Десять миллионов жителей! Мегаполис!

– Нет, он все-таки придурок… – вздохнул Верховный. – Я начинаю уставать от его околесицы.

– Позвольте мне, – сказал Учитель. – Это даже любопытно. Итак, юноша, вы из Москвы. Москва… Это что? Город?

– Говорят, Москва – это большая деревня, – буркнул я.

– Ага, – покивал мне Учитель. – Большая деревня, понимаю. А железные птицы над ней не летают? Или железные стрекозы?

– Летают, – обрадовался я. – Еще как, бывает, летают, заразы! Не заснешь!

– Так. И еще один вопрос. Возможно, он покажется вам чересчур интимным. Заранее прошу прощения, но я ученый, и мне вы можете признаться смело. Скажите… А Земля – она какая? Круглая?

– Конечно круглая!

– Итак, я резюмирую, – сказал Учитель. – Игры. Контуперы…

– Компьютеры, – поправил я.

– А что, между ними есть разница?

– Не знаю…

– Не знаете – не перебивайте! Итак. Контуперы, империя зла, десять миллионов, железные птицы, круглая Земля и закон сохранения. Я ничего не перепутал?

– Вроде нет…

– Все ясно, – сказал Учитель Верховному, теряя ко мне всякий интерес. – Дикарь. Обожрался поганок галлюциногенных, ну и вознесся.

– Что же вы посоветуете?

– Верните его к контуперам, что еще с ним делать?

– Гм… Ну, если для опытов он вам не нужен…

– Нет, пожалуй, – сказал Учитель, брезгливо посмотрев на меня. – Слишком крупный экземпляр. Да и охламон какой-то. Как бы статистику не попортил…

– Будь по-вашему, – решил Верховный. В руках его, откуда ни возьмись, появился резной посох изумительной красоты, с набалдашником из красного сверкающего камня. – Чтобы больше я тебя не видел! – крикнул он, больно тыкнув меня в живот посохом. – Сгинь!

Глава 4
Бьорн Толстый. Душегубы

– Ленка, прекрати, – простонал я и получил очередную пощечину. Демоны меня того-этого, надо же было так набраться! До сих пор башка кружится. Я сделал над собой усилие и попытался разлепить глаза. Эх, поспать бы еще часика четыре, а потом поправиться, и можно будет жить…

В мутном тумане надо мной плавал огромный хлюпающий нос. Над носом нависал низкий каменный потолок. Потолок – это хорошо. Значит, куда-то я все-таки добрался…

– Вы оказались правы, граф, он действительно жив, – раздался надо мной скрипучий голос, – а мы думали, приятель, что ты того… Что тебя к нам для поднятия боевого духа и укрепления запаха дохлым подкинули.

Запах укреплять не требовалось – воняло просто неописуемо, я и забыл, что может так вонять. Здесь было все: от привнесенного лично мной перегара до годами не чищенного свинарника… Пошарив потной ладонью, я обнаружил под собой липкий каменный пол. До меня доносились голоса, отреагировать на которые я был пока не в состоянии.

– Да, досталось толстячку, – заметил скрипучий голос, не без удовольствия отмечая этот факт.

– Видать, сильно били, – сказал другой голос, на этот раз хорошо поставленный.

– Кто бы это мог быть? – пробасил третий.

– Один его знает, – ответил поставленный, – но, может быть, это Голубой Скальпель? Знаменитый карманник, по описаниям, тоже толст и плешив…

– Голубой Скальпель… – хлюпая, сказал скрипучий, – Голубой Скальпель давно покойник. Я знавал его и даже присутствовал при его смерти. Сильный был мужик. – Скрипучий жизнерадостно захихикал. – Главное, смотрит на меня эдак укоризненно и говорит: «Что же ты, приятель…» Что поделаешь, работа. Не правда ли, граф? И, кстати, какого демона вы строите свои дурацкие предположения, когда не знаете, о ком идет речь?

– Прошу прощения, – холодно заявил поставленный, – но у меня нет таких обширных знакомств, как у вас, Крыс.

– А вам чем-то не нравятся мои знакомства? – с издевкой спросил скрипучий.

– Они вам к лицу, – в поставленном голосе теперь слышался металл, – но я бы попросил оставить меня в покое! Я не Голубой Скальпель и другом вам быть не намерен!

– Бросьте, граф, Скальпель не был мне другом. И потом, – угрожающе посоветовал скрипучий, – берегите нервы, а то что-то вы чересчур расходились. Боюсь, как бы мне не пришлось вас самому успокоить…

Послышался шум, похоже, скрипучий встал со своего места.

– Удачи, – хмыкнул поставленный, – она вам понадобится. Мне почему-то кажется, что сейчас на свете станет одним мерзавцем меньше!

– А ну, сядьте оба! – гаркнул свирепо бас. – Не хватало еще, чтобы мы перебили друг друга! Поверьте, палач это сделает лучше!

– Типун тебе на язык, – сказал скрипучий, – впрочем, ты прав.

– Может быть, вы, Дик, и правы, – произнес поставленный, – но позвольте напомнить, что я не терплю, когда со мной разговаривают в приказном тоне.

– Я тоже! Лучше за своим тоном последите!

Пока длилась эта перебранка, я успел несколько оклематься. Попривыкнув к вони, справился с приступами рвоты, снова разлепил глаза и даже нашел в себе силы сесть, прислонившись к каменной стене. Огляделся.

На этот раз судьба забросила меня в крохотную конуру, которую освещал пыльный свет, льющийся через небольшую амбразуру под потолком. На полу валялось немного гнилой соломы, в одном углу виднелась дыра, которую я идентифицировал как отхожее место. Пахло в основном из нее. Рядом с кованой железной дверью стояло помятое ведро.

Кроме соломы, дыры в полу и ведра, в конуре имелись три весьма странных типа. От них тоже пахло. Двое из них сидели, как и я, прислонившись к стене; третий стоял перед нами, гордо подбоченившись. Все трое показались мне весьма колоритными личностями.

Один из сидевших был здоровенный детина с косматой огненно-рыжей бородищей, с волосами-дредами, торчащими во все стороны, в драной тельняшке и клешах с ветхой бахромой снизу. На ногах его красовались растоптанные флотские говнодавы. Рядом с ним примостился обладатель уже оцененного мной огромного носа. Невелик ростом, в простой городской одежде… синяя курточка, серенькие портки, желтые башмаки. Носатый был альбиносом, бедолага, – прилизанные редкие белоснежные волосенки, белые бровки над припухшими недобрыми глазками, белые усики и белая клочковатая бородка…

Тот, что стоял, ростом был примерно с меня, а лицо носил породистое, как у чистокровного пуделя. Главным его украшением были лихо закрученные черные усы, впечатление от которых смазывалось двухнедельной щетиной. Одет он был в роскошный, весь в золотой вышивке, камзол, облегающие узкие панталоны и туфли с серебряными пряжками. Правда, у камзола был оторван один рукав, а лоб породистого наискосок пересекал подживший шрам – от правого виска до левой брови.

– Эге, да он, похоже, очухался, – пробасил детина, имея в виду меня, и поинтересовался: – Что, сильно били?

– Не помню, – сказал я, пытаясь вспомнить, кто и за что мог меня бить и как я здесь, собственно, оказался…

– Мы тут, пока ты валялся, – обвиняюще сообщил плюгавый усач, обладатель скрипучего голоса и постоянно хлюпающего огромного носа, – в ходе оживленной дружественной дискуссии выяснили, что ты не Голубой Скальпель.

– Толстый Бьорн, – представился я, приводя себя в порядок. Я, конечно, не Гарик, но в лечебной магии тоже кое-что понимаю, а похмелье врачую даже получше прославленного бога плодородия. С вечера это надо делать, с вечера, сколько раз себе говорил…

– Ясно, что не худой, – тем временем отреагировал плюгавый, хлюпая носом, – ну, и чем ты так отличился, что к нам угодил?

– Я? Я ничем… – пробормотал я, с помощью простеньких озонирующих желаний пытаясь изгнать вонь, – я тут недавно.

– Подождите, подождите, – заинтересовался гордый. – Бьорн Толстый? Бьорн Толстый Нидкурляндский? Художник?

Я кивнул.

– Тогда все ясно! – восторженно вскричал гордый. – Его величество все же заказал вам портрет!

– Пожалуйста, тише, – морщась, попросил я. Голова еще побаливала. – Башка раскалывается… Чей портрет? Какое еще величество?

– О, имеется в виду наш просвещенный монарх, – сбавляя тон, объяснил гордый. – Когда я еще был в фаворе, он делился со мной планами заказать вам свой портрет. Являясь давним поклонником вашего таланта, я, конечно, как мог, отговаривал его… Я чувствовал, что в итоге вы окажетесь здесь!

– Да? А как я сюда попал?

– Это тебя надо спросить, – хмыкнул детина. – Ты что, ничего не помнишь?

– Почему – не помню! – возразил я. – Я все помню. Помню, пели… дракона помню…

– Хорошо, что не рогатого брея, – засмеялся плюгавый.

– Господа, господа, – вмешался гордый. – Разве вы не видите, что беднягу сильно ударили по голове? Ясно, что он ничего не помнит, удивительно еще, что имя свое не забыл. Позвольте, дорогой друг, я вкратце объясню вам ваше теперешнее положение.

– Валяйте, – сказал я. Мне теперешнее положение не нравилось и без объяснений, уж слишком смахивала эта конура на знаменитые застенки. Уконтропупилитаки. Добились своего… – Хотя могу попробовать сам угадать. Черные Ямы?

Все трое вздрогнули и переоднились.

– Мистики меньше читать надо, – прорычал детина. – Ямы!

– Спятил на религиозной почве? – угрожающе поинтересовался плюгавый. – Учти, начнешь проповедать или кусаться – придушу!

– Нет, – сказал гордый, – до Ям, к счастью, еще не дошло, друг мой! Вы по-прежнему в Чеширии, не волнуйтесь.

– В Южной или Окраинной? – спросил я.

– Брось придуриваться! – потребовал детина.

– Республика Окраинная Чеширия, – сказал плюгавый, отодвигаясь от меня. – Столица.

Что же, могло и хуже быть… Хотя дыра, конечно, жуткая – край света, родная Нидкурляндия в другом полушарии… Голову совсем отпустило. Я похлопал себя по бедру. А, да, я же подарил флягу давешнему новичку.

– Какая-то фиговая у вас столица, – сказал я, демонстративно оглядывая помещение. – По крайней мере, на первый взгляд.

– Какая есть, – пожал плечами плюгавый. – Кутузки везде похожи.

– Вы в башне Фи, если быть точным, – сказал гордый. – В камере для особо опасных государственных преступников. Собственно, в Фи только одна камера и есть.

– Камера смертников, – прогундосил плюгавый и смачно высморкался с помощью двух пальцев.

– Можете собой гордиться, дорогой друг, – сказал гордый. – Очень немногие удостаиваются чести попасть сюда, хотя в нашей славной республике казни не редкость, как вы, полагаю, догадываетесь. Но это скучные, рядовые казни, вроде повешения или отрезания головы тем, кто поважнее. Здесь же собираются люди неординарные, избранные, признанные достойными колесования.

– В гробу я такое признание видал! – заявил детина.

– Все веселее, чем болтаться на рее, – возразил плюгавый. – Не ной.

– Да, симпатичная казнь, – сказал гордый. – Она устраивается лишь раз в году, в день годовщины выборов нынешнего венценосца. Будет большое скопление ликующего народа, дорогой друг, и я вам обещаю – все пройдет без применения технических средств совершеннее колеса и топора.

– О-о, – мечтательно закатил глаза плюгавый, хлюпая, – это мой любимый праздник. Весна, май, первая, еще не запыленная зелень, нарядно одетые люди на огромной светлой площади…

– Перестаньте, – жалобно потребовал детина, – не перегибайте палку, изверги! Сговорились, что ли? Раньше не думали, что станете главными на представлении?

– Были такие подозрения, – признался плюгавый. – Меня это даже как-то возбуждало, понимаете? Сначала приговоренного привязывали к колесу сподручные палача… О-о-о, наш замечательный городской палач, наш виртуоз, не побоюсь этого слова – наша гордость! Никогда не торопится! Сначала он берет в свои красивые сильные руки…

– Заткнись! – заорал детина. – Заткнись, пока я не размозжил тебе голову!

– Правильно, – улыбаясь, сказал гордый, – незачем так подробно рассказывать Дику, а то ему станет скучно на представлении. Скоро сам все увидит.

– Погодите, – сказал я, пытаясь нащупать священный корень. Ну Один, ну папаша! Это он специально врата так настроил. Надо полагать, Верховный попросил, специально для таких, как я, – Верховный Чеширию курирует… Чтобы, ежели кто с Небес их поганых удрать наладится, далеко не ушел… – Погодите! Значит, через какое-то время…

– Через двенадцать дней, – любезно уточнил гордый.

– …нас всех, здесь присутствующих, привяжут к колесу…

– К разным колесам, – вставил плюгавый.

– …после чего палач возьмет что-то в свои красивые сильные руки…

Корня у меня на груди не оказалось. Покрываясь холодным потом, я принялся разгребать гниющее сено под собой.

– Усекновитель он возьмет, – сказал плюгавый, хлюпая. – Потерял чего?

Подарок Гарика пропал бесследно. Дороги назад не было. Да и нельзя мне назад – там Росомаха…

– Не расстраивайтесь, дорогой друг, – сказал гордый. – Утешайтесь тем, что после вас останутся картины… Так как последние несколько дней вам предстоит провести в нашем обществе, позвольте представить присутствующих. Знакомьтесь. Этого усатого малыша зовут Крыс. Имя, конечно, не совсем обычное, но другого он нам не назвал из боязни скомпрометировать родственников.

– Я сын благородных родителей, – подтвердил плюгавый Крыс, кивая мне и хлюпая.

– Странная кличка, – рассеянно кивнул я, думая, как быть дальше.

– Это имя, – любезно поправил меня гордый. – Кличка у него…

– Граф! Я же вас просил!

– Но кличка ему не нравится. Крыс – личность незаурядная. Свой кусок хлеба он добывал нелегким трудом простого наемного убийцы.

– Мухи в своей жизни не обидел! Грешно вам наговаривать на человека!

– Неделю назад эту невинную жертву клеветы сдал один из нанимателей. Так что здесь он совсем недавно… Старейшим же обитателем камеры является Дик.

– Маленький Дик, – сказал бородатый детина, пожимая мне руку. – Моряк. Гнию здесь пятый месяц.

Как думаешь, Бьорн, перед казнью нам позволят помыться?

– Понятия не имею, – пожал плечами я.

Нет, Верховный меня вытаскивать не станет, о богах вообще лучше пока забыть. Еще делегацию соберут – посмотреть, как меня разделывают. В назидание…

– Ну откуда же ему знать, Дик, – сказал словоохотливый гордый и снова обратился ко мне: – Дорогой друг! Я прошу вас обратить особое внимание на этого добродушного флегматика. Одиннадцатилетним пацаном, юнгой, он ушел в море. Дюжину лет он проплавал на одной и той же, небезызвестной в наших морях пятимачтовой шхуне, носящей милое название «Дельфин», и за эти годы сумел сделать поистине блестящую карьеру!

– Я уже замещал второго помощника, – застенчиво улыбаясь в бороду, сообщил Маленький Дик. – Эх, кабы не проклятая волна…

– Дик имеет в виду печально знаменитое цунами, приключившееся в конце января. Оно довольно невежливо бросило «Дельфин» на рифы. Непривычной к такому обращению шхуне на рифах не понравилось, и она пошла ко дну. Верная команда последовала за кораблем, а чистоплотный Дик решил немного поплавать напоследок. Его подобрал таможенный бот, на котором Дика узнали и хотели было немедленно повесить, но потом решили, что кто-кто, а уж он колесование заслужил.

– В вашей республике принято вешать вторых помощников? – проворчал я, прикидывая, как поступят местные власти, обнаружив в камере лишнего, с этим самым лишним… – Какой интересный обычай!

– Не совсем так, – засмеялся гордый. – Вы действительно никогда не слышали о «Дельфине»? Торговые суда, повстречавшись с ним, имели обыкновение тонуть. Справедливости ради надо отметить, что Дику и его товарищам, как правило, удавалось спасти товары… В обязанности же второго помощника на пятимачтовых шхунах входит командование абордажной командой.

– Понятно, – сказал я. Компания подбиралась еще та… – Ну, а вы сами?

– Граф Константанцинный, – церемонно поклонился гордый. – Как я уже имел удовольствие сообщить, являюсь преданным ценителем вашего таланта. В моем замке было несколько работ вашей кисти. Я отдал за них целое состояние, но они того стоят. Совсем недавно мне посчастливилось добыть еще одну. Поздравляю, друг мой, от всей души поздравляю вас! «Епископ Уимборгский и кающаяся грешница» – просто чудо!

– Так! – сказал я, вскакивая на ноги. «Грешница» была написана уже на Небе. Глава гильдии искусств снисходительно меня похвалил и забрал картину «на обсуждение». Мерзавец торговал моими работами! – Так. Эта картина была украдена у меня!

– Я знаю. Ваша монограмма оказалась замазана, а поверх нее расписался некий Галп. Но помилуйте, разве можно не узнать гениальную руку! Только вы способны в такой блестящей манере изобразить прелесть обнаженной натуры! И не огорчайтесь, дорогой друг, нет худа без добра. Ведь в итоге от церкви Одного хотят отлучить не вас, а проходимца Галпа.

– Ладно, – сказал я, пытаясь перестать думать о том, что я сделаю с главой гильдии при следующей нашей встрече. – Скажите, уважаемый Констампам… пам… тампарам… – блин, кто его так назвал? – а за что вы попали сюда?

– Вы не поверите, дорогой друг, но для меня самого это явилось полной неожиданностью. Загадочная немилость короля…

– Ничего загадочного, – вмешался плюгавый Крыс. – Вы напрасно зарезали его племянника.

– Я? Зарезал?!

– Насадил на меч, как цыпленка на вертел! – подтвердил Маленький Дик.

– Господа, не надо драматизировать! Неужели вы действительно думаете, что принц умер в результате нашей злополучной дуэли? Господа, если бы вы только видели, какие подозрительные грибы подавали его высочеству на ужин…

– А что явилось причиной дуэли? – спросил я.

– Его высочество изволили заметить, – мрачнея, сообщил гордый, – что я слишком много болтаю. Кроме того, негодяй постоянно коверкал мое имя!

– Странно, – сказал я. – А мне вы показались довольно молчаливым человеком. Если не возражаете, я буду звать вас просто графом.

– Все так и делают, – расхохотался граф. – Я пошутил, дорогой друг. Мы с принцем поссорились из-за женщины. Я пытался избежать драки, но когда тебя, грязно ругаясь, начинают рубить в капусту – волей-неволей приходится защищаться… Но расскажите же нам о себе! Вы действительно рисовали короля? Каким вы его увидели?

– Нечего мне рассказывать, – проворчал я, подходя к двери. – И никаких королей я не рисовал. Я вообще на заказ больше не рисую.

Я пнул дверь и зашиб ногу. Дверь на удар никак не отреагировала, даже не загудела. Мощная дверь… Я заглянул в стоящее рядом с дверью ржавое ведро. Оно было наполовину заполнено мутной водой. Я вернулся на свое место, захватив с собой ведро.

– Как вы только пьете эту гадость, – проворчал я, превращая воду в красное нидкурляндское. – Угощайтесь. – И я протянул ведро графу.

Граф с сомнением заглянул в ведро, сделал осторожный глоток. Потом жадно припал к нему.

– Замечательно! – сказал он, вытираясь грязным рваным рукавом и передавая ведро Дику. – Оказывается, вы не только талантливейший художник, но и выдающийся гипнотизер! Этот шарлатан, наш придворный лекарь, вам в подметки не годится!

Напившись, Маленький Дик размашисто переоднился большим пальцем правой руки и отдал ведро Крысу. Плюгавый Крыс, прикрывшись ведром, украдкой переоднил меня.

– Я не гипнотизер, – сказал я.

Интересно, на что похож усекновитель? Впрочем, если я буду сидеть на одном месте, колесование мне не грозит. Росомаха отыщет меня раньше. А, хрен редьки не слаще…

– Мужики, мне что-то не хочется здесь оставаться. Давайте удерем, что ли…

– Какая свежая, оригинальная идея, – похвалил граф. – И как только она раньше не приходила нам в голову!

– Отсюда не удерешь, – сказал Дик. – Каменный мешок… А проклятую дверь не выбить и тараном! Да к тому же кто знает, что там, за дверью… Ты знаешь, Крыс?

– Понятия не имею.

– Я знаю, – сказал граф. – Подадмирал Буд однажды праздновал свои именины на смотровой площадке этой башни, в узком кругу. Я был в числе приглашенных. Должен заметить, что с башни открывается потрясающий вид. Вся столица – как на ладони. Вечер прошел превосходно, но, как и все прочие начинания нашего экстравагантного подадмирала, закончился печальным, хотя и забавным инцидентом. На смотровую площадку ведет довольно крутая винтовая лестница. Прикончив вторую дюжину шипучего, мы решили остаться на башне до утра – спускаться в темноте было рискованно…

– Граф, нельзя ли покороче! – не выдержал Крыс.

– Короче, – согласился граф с предложением Крыса, – подадмирал задремал на несколько минут и проснулся глубоко убежденным в том, что находится на боевом корабле и что нас атакует вражеская эскадра. Подадмирал немедленно начал всех присутствующих строить и свистать наверх. Присутствующие, как вы понимаете, господа, строиться не пожелали, и тогда подадмирал…

– Граф! – взмолился Крыс. – Вас всего-навсего спросили, что находится за дверью!

– А-а, – сказал граф, – но это же совсем не интересно. Мы сидим в подвале. За дверью – лестница, ведущая в караульное помещение. В караулке сидят солдаты, человек пять. Розовые береты… Как правило, режутся в карты.

– Плохо, – сказал я. Дверь не представляла особой проблемы, Учителю удалось вдолбить в меня несколько навыков по снятию оков и открыванию дверей, но солдаты… – Очень плохо. С солдатами мне не сладить. Пять человек!

Все почему-то радостно заулыбались, и Крыс с сарказмом проскрипел:

– Точно! Тут ты, приятель, прав. Пятеро караульных – куда уж сладить! У каждого по мечу, а у капрала еще и арбалет… Я весь боюсь!

– Ну ты, Крыс, не очень-то, – сказал Маленький Дик, – пять беретов – более чем серьезно. Это тебе не резервисты. Расхвастался…

– Эх, кабы меня пять человек брали, я бы с вами здесь не сидел. Да что – меня! С графом целая армия воевала.

– Армия не армия, а рота была, – сказал граф. – Поэтому я и сдался почти без боя… Дорогой Бьорн, наши рассуждения о серьезности или несерьезности солдат носят чисто теоретический характер. Эта дверь никогда не открывается.

– А как же вас кормят? – удивился я.

– Кормят-то неплохо, – сказал Дик. – По понедельникам даже мясо дают.

– Дверь двойная, – пояснил граф. – Открывают одну половину, ставят пищу, закрывают, с помощью рычага открывают окошко с нашей стороны… Увидите. Довольно забавно придумано. Вас сюда тоже так запихнули, только вы без сознания были.

– Все-таки надо попробовать договориться с караульными, – сказал я, прикладываясь к ведру, в котором после утоления жажды моими новыми знакомыми почти ничего не осталось. Надо-то оно надо, но как не хочется… – Сходить к ним, что ли…

Дик покрутил пальцем у виска.

– Дверь я открыть сумею, – объяснил я.

– Бросьте, Бьорн. Дик поначалу тоже все пытался ее выломать. А Крыс даже отмычку умудрился с собой притащить.

– Да при чем здесь отмычка?! – возмутился Крыс. – Покажите мне хоть один замок на этой стороне, и я его открою! Отмычка здесь совершенно ни при чем! Я не волшебник!

– Зато я волшебник.

– Волшебников не бывает, – сказал Дик. – В войну последнего шлепнули. Сам Один и шлепнул. Не гони!

– Не, не всех, – поправил Крыс, – баба та смылась и еще кто-то уцелел, если не врут. Но толстяк – не баба. Жаль, конечно, хоть оторвались бы напоследок…

– Вы, Бьорн, что же, собираетесь загипнотизировать дверь? – засмеялся граф. – По этому поводу есть один замечательный анекдот…

– Я внушу ей, что она открыта, – перебил я. – Это не проблема. Итак, вы ждете меня здесь, я открываю дверь и иду к солдатам…

– И те вас немедленно прикончат, – договорил за меня граф. – Нет, дорогой друг, даже если допустить гипотетическую возможность такого развития событий, одного вас я туда не пущу.

– И я! – заявил Дик.

– Мне бы только поближе к ним подобраться, – сказал Крыс.

– Нет уж, я лучше один. Иначе, боюсь, разговора не получится.