Текст книги "Я всегда буду с тобою"

Еще пару секунд они смотрели друг на друга. Затем Анна встала и медленными, неверными шагами направилась к выходу. А Марк остался сидеть. Он еще долго сидел, тупо уставившись невидящими глазами в молочно-лазурную стену. Его бил озноб, хотя пот на его лице тек ручьями. Потом к нему подошел менеджер заведения – плотный бородатый мужчина лет сорока, в коричневых брюках и жилетке.

– Извините пожалуйста, вы кажется уже успокоились, – Марк посмотрел на него, не понимая чего тот от него хочет. – просто вы перепугали тут всех посетителей. Может быть вам лучше пойти, отдохнуть, а то время то уже. Поговорите со своей девушкой потом. Все будет хорошо

– Она мне не девушка, – спокойно проговорил Марк, догадавшись наконец, что от него хотят избавиться. – я ее просто трахал.

Он вытащил из портмоне пятитысячную купюру, при виде которой менеджер неприятно поморщился, и аккуратно, пытаясь не запачкать, положил ее на стол, потом так же медленно направился к выходу. Вдруг он остановился, вызвав тем самым приступ ужаса у менеджера. Развернулся:

– Закатите куда-нибудь под крышу Анну, – Увидев удивление на лице менеджера, тут же добавил. – мой мотоцикл. Там кажется дождь идет, он вымокает.

– А вы разве не на нем сейчас поедите? – Спросил в конец ошарашенный за вечер менеджер.

– Нет. Хочу немного пройтись.

Марк вышел из теплого здания, и его сразу обдало холодным ветром. Сильный дождь налетал вместе с порывами ветра, покрывал все его тело влагой, казалось забирался в самую его душу. Но Марк лишь иронически улыбнулся дождю и ночи, и пошел навстречу темноте.

Дверь в бар «Лагуна» с шумом распахнулась и тут же захлопнулась, пропустив внутрь теплого, уютного заведения молодого мужчину в мокрой одежде, и с мокрыми волосами, который сразу, не глядя ни на кого, направился к барной стойке. Подозвав бармена мужчина проговорил простуженным голосом, глядя куда-то между бутылками с алкоголем, стоящими на витрине:

– Сто грамм Джека Дениэлса пожалуйста.

Отхлебнув половину из рюмки, Марк ( ибо это был он) слегка поморщился, чувствуя, как терпкий напиток проникает в желудок, приятно обжигая пищевод. Он подумал, что пожалуй надо бы, как и подобает в таких ситуациях, хорошенько пораскинуть мозгами, понять насколько они с Анной отдалились, что у них произошло в кофейне, и возможно ли теперь их примирение. Он знал, что подумать об этом нужно, иначе он ее потеряет навсегда. Но разум его затуманился, отяжелел. Прошло семь лет, и все это время он обманывался в своих предположениях. «Господи, – подумал он. – какая же паршивая вышла ситуация». Теперь ему двадцать шесть, а ей уже пол года как двадцать восемь. Их невинно чистые юношеские чувства должны были быть раздавлены под сокрушающей тяжестью времени и событий, но этого почему-то не произошло. Хотя сейчас все это казалось Марку не столь важным, ведь наверняка у Анны осталось совсем немного времени, наверно каких-нибудь пара месяцев, может быть и того меньше. А что тогда будет с ним? Жить, как он жил раньше, он уже не сможет. «Похоже весь мир решил рухнуть ко всем чертям» – мелькнуло у него в голове и вызвало усмешку на губах, отвратительную, ядовитую усмешку, которой он пытался подавить приступ невыносимого отчаяния, крика души, бешено рвущегося наружу. Ему так захотелось расплакаться, что он едва удержался от столь сильного соблазна. Вместо этого он с силой вцепился зубами в стакан, как будто намереваясь проглотить стекло вместе с виски. Как часто он часами напролет ломал себе голову, теряясь в догадках, что могло побудить Анну на разрыв с ним. Теперь же все стало на свои места. И теперь она хочет начать все заново, хотя с учетом отсутствия такого важного фактора как время, вряд ли получится это осуществить. В самом деле, сколько ей осталось? Может быть год, а может быть и пару дней. С ее болезнью долго не живут. Она и так протянула уже семь лет – удивительно долгий срок, так что ее лимит времени почти исчерпан. От последней мысли марка покоробило, информация о возможно скорой кончине Анны была не только ему гнусна и омерзительна, она до сих пор казалась ему чуждой, чуть ли не фантастической. Ну не мог он поверить в то, что скоро ее не станет, его разум не принимал такую мысль, оберегая и так выжатую как лимон психику Марка от такого тяжелого удара.

Тут размышления его приняли несколько иной поворот: стоит ли ему идти на примирение с Анной, имеет ли это смысл. Дело было не в нем, а в ней. После такой резкой выходки с его стороны останется ли она, такая гордая и самолюбивая, благосклонной к нему. Хоть их ссора в кофейне припоминалась ему очень смутно, как давний сон, все же он понимал, что своей реакцией напугал и ее и всех окружающих. И все же попытаться стоит. Да и Анна уже не та, что прежде. Это он понял благодаря ее предложению встретиться. Прежняя Анна никогда бы не пошла первой на такой, как она считала прежде, недостойный ее шаг. «Много же времени тебе понадобилось, чтобы переступить через свою гордость» – подумал меланхолически улыбаясь Марк, думая о семи годах, прожитых вдали друг от друга.

Все более погружаясь в свои печальные раздумья, все менее принимая участия в них, оставаясь простым зрителем, их созерцателем, его поразила одна мысль, поразила неожиданно, словно бы он шел в темноте по пустому пространству и со всего маху налетел на неприступную кирпичную стену: «А ведь я уже простил ее» – такова была суть этой мысли. В самом деле, как сильна была его ярость, его обида на Анну тогда, в кофейне. Теперь ни ярости, ни обиды не было, хотя он и сейчас ясно осознавал всю правильность и справедливость его негодования. Но злиться теперь не мог. «Я пожалуй уже простил ее» – не без доли сожаления еще раз подумал он. – «простил ей семь лет, безвозмездно утраченных. Ведь благодаря ей я теперь несчастен и, скорее всего, останусь таким до конца жизни». Только теперь он понял, насколько обманывался в своих убеждениях. Много лет он лгал себе, что выкинул мысль о встрече, о любых отношениях с этой роковой женщиной. Ему даже казалось иногда, что он ее ненавидит. Но стоило только слабой, еле живой надежде замаячить где-то на горизонте его разума, как он тут же уцепился за нее. Вот и сейчас он сменил гнев на милость, ненависть на сочувствие. Только вот осознав истинную природу своих ложных негативных чувств, осознав также наличие и чувств нежных, скрытых до этого момента где-то в глубине своего подсознания, и только сейчас проявившихся, он испытал разочарование. Уж слишком разительно они отличались от его собственных убеждений. Его огорчение было подобно огорчению Базарова, так детально прорисованного в одном из лучших произведений Тургенева, когда первый, несмотря на принятие душой основ нигилизма, вдруг влюбляется в женщину.

Задумавшись, он не заметил как к нему рядышком подсела прямо модельной внешности девушка. Он бы ее и не заметил, если бы та, пораженная такой наглостью, не осмелилась довольно грубо толкнуть его плечом. Марк уже хотел чертыхнуться, но заметив перед собой девушку, с усилием подавил желание. Безразличным взглядом, от которого однако не ускользнуло ничего, он окинул ее с ног до головы. Девушка была на редкость хороша; пышные темные волосы, завитые в локоны, напудренное лицо, крупные серьги с фальшивыми бриллиантами в красивых ушах, тонкая, с легким загаром кожа, тонкий красивый нос, большие карие глаза, в которых были вставлены, скорее всего, линзы, веющие хитростью и коварством, объемная, хорошо различимая под большим вырезом в платье и мерно вздымавшаяся при каждом вздохе грудь, тонкая, длинная шея, с пульсирующими по ее обеим сторонам маленьким жилками под кожей —все эти особенности должны были делать ее желанной для любого мужчины, следовавшего канонам нашего времени, в сущности сводящимся к одному простому требованию – желанию обладать. Если сравнить эту наглую даму с Анной, при этом относясь беспристрастно к обоим, очевидной победительницей выйдет первая. Но для Марка все преимущества его соседки по месту в баре так и остались необозримыми, он смотрел на них глазами индийского йога, признающего лишь внутренний мир, а не внешнюю красоту. Его безучастный взгляд еще сильнее взбесил молодую кокетку, из-за чего она, потеряв всякое душевное равновесие, устремилась в атаку на неприступные барикады.

– У тебя очень хорошие манеры, парень. – с сарказмом в голосе обратилась ему брюнетка. У Марка вдруг появилось сумасшедшее желание дать ей в лоб щелчка. Ему было интересно, издаст ли голова гул, какой бывает от удара по пустому изнутри, шарообразному телу. Он с большой неохотой отказался от этой идеи и выдержав продолжительную паузу, ответил

– Простите, я не заметил вас.

– Я перестану злиться, если закажешь мне какого ни будь успокаивающего зелья.

Марк слегка обалдел от такой неприкрытой напористости, однако бармена все же подозвал. Он заказал четыре коктейля виски-кола и с интересом приготовился погрузиться в ту чушь, которую ему готовила брюнетка. Она попыталась вытянуть его на разговор, но он сумел направить его в нужное русло, так что через каких-то десять минут вступительного диалога, брюнетка, подхлестываемая действием коктейля в крови, разыгравшимся сознанием, обманутая показной заинтересованностью со стороны ее молчаливого слушателя, пустилась в долгое повествование своей хаотичной жизни, правильная последовательность которого то и дело нарушалось каким-нибудь новым, не указанным ею во время воспоминанием. За два часа она поведала Марку, историю своего детства, веселые годы детского сада и школы, о своем первом поцелуе, первых отношениях, потом отношениях с двумя парнями. С большим воодушевлением она посвятила его в подробности, при которых она лишилась девственности. Когда коктейли закончились, Марк заказал еще, боясь, что с отсутствием спиртного поток красноречия словоохотливой брюнетки может иссякнуть. Дама с не меньшим воодушевлением, чем в первый раз, принялась за вторую порцию спиртного, продолжая исповедоваться Марку, довольная тем, что смогла так заинтересовать собеседника. Марк на самом же деле уделял внимания распутной даме ровно столько, сколько было необходимо, чтобы усыпить ее бдительность. В мыслях он продолжал сравнивать эту настойчивую особу с Анной. Какими бы внешними достоинствами не обладала брюнетка, Марк бы назвал ее привлекательной, симпатичной, но ни в коем случае не красивой или обворожительной. По его мнению, женщина должна обладать какой-то особенностью, присущей только ей, небольшой отрешенностью от всего земного, тем, что делает девушку сугубо индивидуальной. Вообще, Марк давно заметил, что его вкусы на женщин значительно различаются со вкусами большинства представителей своего поколения. С полным безразличием он глядел на самые обворожительные фотографии знаменитых моделей, выставляющих на показ большую грудь и бедра, туго стянутых рекламируемым ими нижним бельем. Ему всегда нравились девушки с естественной худобой, маленькой грудью, тонкой белой кожей, высоким ростом. Но его любимым качеством в представителях противоположного пола было наличие ума. Девушка, способная логично и здраво рассуждать приводила его в восторг. Он обожал беседовать с всесторонне развитыми, начитанными и эрудированными девушками. В подобных беседах, последние, как бы приоткрывали полог, скрывающий не только таинства, но и саму суть женской души, а Марк силился понять ее глубину и каждый раз ему казалось, что ему это удалось, но вместе с тем возникало ощущение, что каждый раз появляются новые загадки, конца которым не будет никогда.

С половым влечением была похожая ситуация. Заслужить доверие умной девушки, знающей себя, знающей чего она хочет, преобладающей над своими желаниями не так уж и просто. Точнее это очень тяжело: необходимо обладать чуткой душой, и не лелеять каверзных мыслей. А чтобы добиться от такой девушки интимной близости, получить доступ к ее телу, необходимо обладать поистине незаурядным природным обаянием и харизмой. Именно такой показалась Анна, именно поэтому брюнетка не выдерживала конкуренции. При всех своих внешних достоинствах она обладала примитивными желаниями, сводящимися в основном к удовлетворению биологических потребностей, если бы Марк клюнул на ту удочку, которую закидывала ему брюнетка, то вынужден был стать средством для удовлетворения таковых у этой преисполненной благородства пассией.

Брюнетка наконец выдохлась в использовании мелких уловок и решила перейти в лобовой штурм.

– Так а что ты делаешь сегодня ночью? – вкрадчиво спросила она. Марка развеселила ее бесцеремонность. Он притворился, что не понял ее намека и сказал:

– Я думаю еще немного выпить и пойти спать.

– А ты будешь спать один? – на лице у брюнетки появилась лукавая улыбка.

– Да. Один высыпаешься гораздо лучше.

– Ну, может быть, тебе нужна та, кто своей теплотой улучшит твой сон.

Марку уже прилично надоел этот каламбур, который он сам организовал и в котором участвовал. Он понял, что настырную девицу такими колкостями не спровадить и потому пошел рубить с плеча:

– Пожалуй, – медленно вымолвил он, смотря прямо в глаза девушке, отвечая на ее последний довод – мне сегодня лучше проводить ночь одному.

Он расплатился, заказал еще несколько коктейлей девушке, бутылку того же виски себе, молча встал и направился спокойной, ровной походкой к выходу, оставляя и воспоминание, и все мысли о темноволосой красотке в том же баре, вместе с самой темноволосой красоткой, которая осталась сидеть на прежнем месте, раскрасневшаяся, как вареный рак, закипающая как самовар от негодования, медленно потягивающая купленные Марком коктейли.

Выйдя из бара Марк вызвал себе такси и на вопрос водителя: «Куда едем?» назвал адрес дома, где находилась его квартира. По дороге он то и дело прикладывался к бутылке, так что когда они приехали она в ней оказалась наполовину пустой. Алкоголь начинал действовать, и Марк уже с трудом мог разобрать кнопки в лифте. Наконец, помучавшись немного с замком, он оказался у себя в квартире. В последний раз он приложился к горлышку и начал делать большие глотки, как будто пил воду, затем, как только содержимое бутылки иссякло, он поставил ее на столик, а сам свалился без сил на кровать, стоявшую рядом. Он закрыл глаза, пытаясь погрузиться в сон, но прекрасно понимал, что не сможет. Как только он закрывал глаза, весь мир вокруг него начинал вертеться с бешенной скоростью, вызывая приступы тошноты. У него весь день, весь вечер и сейчас была какая-то непонятная, какая-то смутная потребность. Он довольно долго пытался понять, в чем заключается эта потребность и наконец понял, что ему нужно вспомнить все, все что у них было с Анной, всю их совместную жизнь. Он изголодался по воспоминаниям, по приятным сердцу картинам, по всему тому, ради чего хочется жить.

Он медленно, так медленно, что казалось это стоило ему большого труда перевернулся на левый бок, притянул колени к груди, обхватив ноги руками, тем самым свернувшись в комок, уставился широко открытыми, но невидящими глазами в паркет пола, и с удовольствием погрузился в воспоминания…

Глава четвертая.

Миновав главный вход в университет, Марк с Максом оказались в большом парадном холле. Холл был прекрасно и дорого обставлен: пол был покрыт кафелем, настолько сильно натертым, что в нем можно было со всей ясностью, почти как в зеркале, рассмотреть свое отражение, выбеленный потолок был необычайно высок. А точно также выбеленные стены украшали различные стенды и брошюры, содержащие в своих надписях и рисунках информацию, настойчиво рекламировавшую ту или иную профессию; массивные колонны, расположенные то тут, то там, имели форму параллелепипеда и зеркальную поверхность со всех четырех сторон; двери у различных входов в многочисленные помещения были либо деревянными, либо пластиковыми, но неизменно огромными и на вид тяжелыми. По левую руку от главного входа находился контрольный пункт, а за ним буфет, со стоявшими рядом просто сделанными белыми столиками. Справа от буфета и столиков были расположены несколько небольших зеленых диванов строгого вида.

Интерьер помещения, неожиданно для обоих посетителей, захватил их внимание. Масштаб сооружения и простота его внутренней отделки поначалу приятно волновали непривыкшее к подобному виду воображение. Однако Марк быстрее пришел в свое постоянное флегматичное состояние, нежели его друг, любовавшийся прекрасным видом на несколько секунд дольше Марка. И не потому, что Марк был менее чувствительным к подобным красотам, это было не так. Просто он уже в третий раз посещал университет: в первый раз на день открытых дверей, и еще раз, десять дней назад, первого июля, спустя несколько дней, после объявления о возможности подачи заявок на поступление. Именно поэтому он, не задержавшись долго на окружающем его виде, потянул Макса за рукав, и повел его за собой между столиками и диванами. Прямо к входу в университетскую библиотеку. В небольшой комнатке перед библиотекой-что-то вроде зала ожидания – находилось несколько человек, всем на вид лет не больше восемнадцати или двадцати, скорее всего, все – поступающие. Марк окинул быстрым взглядом эту пеструю толпу. Тут был и совсем небольшого роста парень, с совсем еще юным, почти детским лицом, рукава рук которого были плотно зататуированными; в углу стояла рыхлая блондинка, уткнувшаяся в телефон, что-то нервно печатавшая, другая девушка наоборот, была стройной и довольно привлекательной.

Иногда дверь в библиотеку открывалась, и показывалась голова девушки с каштановыми волосами и целым килограммом косметики на лице, вызвавшей в первое свое появление ироничный смех со стороны Макса. Голова произносила тихим безучастным голосом одно и тоже слово-«следующий», после чего исчезала, а за ней исчезал один из присутствующих. Очередь медленно продвигалась. Иногда голова, вновь появившись, влекла своим голосом сразу двоих поступающих. Во время одного из «эффектных» появлений головы, Макс не выдержал соблазна прокомментировать ее вид и шепнул на ухо Марку: «ты посмотри какой густой слой штукатурки у нее на лице! Видно под кап. ремонт попадает не только заведение, но и учащийся в нем», на что Марк ему ответил: «Не обольщайся особенно, если твоя версия правдива, нам это тоже светит». В ответ на эту тираду Макс издал короткий, но звучный смешок, эхом разлетевшийся по маленькой, пустой комнате. В этот момент дверь в очередной раз отворилась, и на знакомый призыв пора было идти обоим друзьям.

Библиотека оказалась такой же огромной, как и холл; кроме того, она была разделена на две равные, параллельные комнаты. Одна комната, с раздвинутыми к стенам партами отводилась под кабинет для занятий и служила также читальным залом, другая являлась самой библиотекой, содержащей полки с книгами, в основном составляющими учебную литературу. Макса и Марка отвели к разным столам. За столом, за который сел Марк, сидели пожилая женщина, на вид лет пятидесяти, имевшей однако довольно приятную наружность и добрый, ясный взгляд и рослая грудастая девушка с темными волосами, с наружностью, выдающей ее кавказскую национальность. Марк поздоровался с ними, передал им стопку документов, они уточнили специальность, которую он указал в заявке и получив подтверждающий ответ, принялись заполнять документы.

– А почему вы собственно говоря хотите поступать только на эту специальность? – спросила его пожилая дама. Он ответил ей не сразу, обдумывая свой ответ.

– Я ознакомился со всеми специальностями и решил, что эта для меня самая подходящая. – Наконец ответил ей он. Но пожилая женщина не унималась.

– Строительство и эксплуатация это хорошо, но результаты ваших экзаменов позволяют поступать вам даже на архитектурное отделение. Может попробуете?

Марк думал как ей объяснить помягче, что у него руки не из того места растут, что для архитектуры у него неподходящая фантазия. Как будто разгадав его мысли, в диалог вклинилась молодая соседка пожилой дамы.

– Да не слушайте вы ее. Вы выбрали прекрасную специальность. Так что не думайте менять своего решения. Я сама учусь по этой же, на третий курс буду переходить. И ничего, мне нравится. А вы, – обратилась она к пожилой женщине, с плохо разыгранной серьезностью. – не сбивайте парня с правильного пути.

Пожилая дама ничуть не обиделась на замечание, сделанное ей более молодой помощницей и, мило улыбнувшись, передала документы обратно Марку, объяснив при этом, что нужно еще посетить главный стол, находившийся в самом конце кабинета. Он быстро зашагал к столу, по дороге обменявшись с шагавшим так же быстро навстречу ему Максом, бессмысленным, задиристо веселым взглядом и туповатой гримасой, которую каждый скорчил на своем лице. У стола спиной к нему стояла невысокая девушка, в синих брюках и широкой белой полупрозрачной сорочке. Она схватила на полке пузатую черную папку и небрежно ее швырнула на соседний стол, расположенный справа от нее. Затем повернувшись к Марку со злобой в голосе спросила:

– Тебе чего?

Буквально четверть секунды Марк рассматривал лицо девушки: большие карие глаза, иногда прикрывавшиеся пышными веерами ресниц, тонкий нос. Дольше рассматривать было неприлично, потому он протянув ей бумаги, ответил

– Я поступаю, меня вон с того стола сюда направили. – он пальцем указал через плечо на стол, от которого только что пришел.

– Анжела блин, ничего не может сама делать, – раздраженно проговорила девушка и бесцеремонно выхватив бумаги из руки Марка, начала в них вчитываться. Теперь Марк с удовольствием продолжил ее разглядывать. Прервавшись на ее носу, он устремил теперь взгляд на чистый, красивый лоб, затем на волосы и на них же на некоторое время остановился. Бока и затылок головы девушки были коротко выстрижены, очень коротко, так что они были покрыты короткой темной щетинкой, а макушку увенчивала густая широкая прядь длинных волос, выкрашенная в белый цвет, закинутая назад, ближе к правому боку. Эта простая на первый взгляд прическа была очень оригинально подобрана и под форму головы и под… Марк не знал точно, под что еще, но чувствовал, что то эта прическа явно подчеркивала. Уж очень она шла этой одновременно самоуверенной и невинной, простой и исполненной грациозности девушке. Затем он перевел глаза на ее алые губы, по которым она то и дело пробегала языком. Немного полная нижняя губа ее слегка отвисла и не скрывала ровных маленьких зубов.

– Полностью Фамилия Имя Отчество? – спросила она, не отрывая взгляда от бумаг, неожиданно Марка, когда он, рассматривая ее, потерял связь с реальностью. Не получив через пару секунд ответ она взглянула на него снизу, чем заставила его опомниться и напористо спросила

– Ты что зависаешь?

– Я так, задумался, – поспешил оправдаться Марк и еще более поспешно добавил – Берг Марк Александрович.

На его удивление, она не стала удивляться его фамилии, по крайней мере вслух. «Ну и что, – подумал он. – мало ли сколько тут еще поступающих с подобной фамилией было.»

– А полных лет сколько? – вновь спросила девушка.

– Семнадцать. – уже спокойней произнес Марк, продолжая глядеть на суровую собеседницу. Он уже до талого изучил ее и все же не мог оторвать взгляд. Снова и снова он глядел на ее волосы, губы, нос, слегка полноватые щеки, и снова на волосы, и на губы. Он удивлялся белизне ее кожи, его восхищали ее выдающийся вперед скулы, которые то и дело игриво бегали, под тонкой кожей.

– Господи, – вымолвила она закончив с документами. – ну вас конечно много в этом году.

Она отдала ему паспорт, прочие же документы оставила на столе. Закончив с этой работой, она перестала обращать на него внимание, и повернувшись к нему спиной, снова принялась за пузатые папки на полке. А Марк еще пару секунд наблюдал за ней и никак не мог заставить себя уйти. Но когда он заметил, что она собирается повернуться к нему лицом, быстро зашагал к выходу, не на кого не глядя, никого не видя перед собой.

Выйдя в холл, он увидел Макса, и наконец пришел в себя. Диалог с чарующей незнакомкой длился, каких-нибудь минуты полторы, но Марку показалось, что пролетел как минимум с десяток, другой минут. Макс сразу стал сыпать словами, делясь с другом эмоциями, не требуя внимания от Марка. Тем было лучше для последнего: он пытался понять, осознать все, что сейчас пережил. Он слушал речь Макса и почти не слышал его. Единственно важной задачей для него сейчас было добраться до дома, чтобы наедине обо всем подумать.

Скоро они добрались до автобусной остановки, где каждый, попрощавшись с другом, сел на свой автобус.

Приехав домой, Марк хотел сразу же уйти к себе в комнату. Долгая дорога до дома не затушила тех эмоций, которые у него вызвала встреча с прекрасной девушкой. Он надеялся, что наедине с самим собой он сумеет понять, что произошло. Однако дома его поджидала мать, желавшая знать подробности его поездки. Копаясь вилкой в салате, Марк старался удовлетворить материнское любопытство, но он никак не мог сконцентрироваться, потому давал краткие, маловразумительные ответы на многочисленные вопросы. Сидя вечером у окна с томиком Паланика в руках, он снова и снова прогонял в памяти все сцены до последней. Всю свою жизнь он не ведал любви ни от кого и сам не любил. Пережив за свою короткую жизнь и болезни и угрозу смерти, видя смерть близких ему людей, видя как развращают людей деньги, на что те готовы ради них, он твердо решил, что никогда он не поддастся самозабвенному чувству, ибо он прекрасно понимал, что любовь – это слабость, зависимость, а зависеть таким способом он не будет. Чужим словам о любви по отношению к нему он также верить не будет. Конечно, может быть это будут и искренние слова, но ставить кого бы то ни было в зависимое положение он также не хотел. Он боялся признаться себе, что все же в его душе что-то возникло, какое-то чувство, заинтересованность, может быть симпатия, которые при возможности тесного общения могли перерасти во что-то большее. Он понял, что несмотря на все его принципы и убеждения, он все же поддается соблазну и, уже засыпая, довольно усмехнулся, осознав, что он не познакомился с виновницей его треволнений, у него нет возможности с ней связаться, а значит и сблизиться он тоже не сможет.

Глава пятая.

Наступил сентябрь. Лето закончилось, и у Марка началась учеба. Прошел месяц, как ему исполнилось восемнадцать. Так как родители его были богаты, учеба со всеми удобствами была ему обеспечена: прежде всего, необходимо было решить проблему с большим расстоянием от дома его родителей, до места учебы, что они успешно и сделали, купив квартиру, окнами выходящую на университет. Оформили они ее на Марка, так что в свои восемнадцать он уже обладал некоторой недвижимостью. Когда Марку было пятнадцать, его отец создал ячейку в банке, на которую ежемесячно клал изрядную сумму денег. Оформив ячейку на имя сына и открыв в ней текущий счет, он распорядился, чтобы воспользоваться деньгами из этого счета его сын мог с его позволения. Лишь с совершеннолетием деньги переходили в его владение. Так что теперь, с наступлением учебы, Марк обладал огромным по меркам большинства студентов капиталом. Часть из этих денег он потратил на покупку трехлетней BMW 5, довольно хорошо сохранившейся, небесного цвета. Об имидже он так же не забыл, пополнив свой гардероб различной одеждой. Вообще, Марк был человеком, обладавшим хорошим вкусом в выборе одежды. В университет он предпочитал ходить в костюмах черных или темно-синих цветов, периодически внося разнообразие тем, что приходил на пары в джинсах и пиджаке поверх футболки или свитера. В остальное, свободное от учебы время он так же носил дорогую, но не вычурную одежду, от известных брендов, тем самым следуя канонам моды, но не уродуя их лишним энтузиазмом. Выйдя на учебу, Марк был обеспечен лучше любого студента его вуза. Его самого это не особо волновало. Хоть он и обладал теперь дорогой машиной и квартирой, купленными за родительские деньги, сам он не стремился к разгульному образу жизни. В отличии от знакомых ему детей коллег по работе отца – он не ходил в ночные клубы, не напивался до безобразия, не увлекался ни кокаином, ни другими его более дешевыми аналогами, не пользовался услугами проституток. Его небольшой страстью были часы, однако и здесь он старался не перегибать палку в цене, покупая пару не дороже, чем за тысячу долларов.

О встрече с девушкой с креативной прической он практически забыл, а если и вспоминал, то лишь мимолетно, гоня от себя всякую подобную мысль. Способный от природы, он старался сконцентрироваться на учебе с первого же дня. Погоня за знаниями захватила его, подобно вихрю, срывающему пожелтевшую листву с деревьев осенью. Результаты не заставили себя долго ждать: преподаватели были довольны им и его усердием, его способности были высоко оценены ими. Кроме того, уже в первые недели учебы стало ясно и преподавателям, и самому Марку, что первый семестр он сумеет закончить с отличием. Матери оценки сына были словно бальзам на ее исстрадавшуюся за жизнь душу. Со сменой обстановки появилось и много новых знакомых. Среди учащихся было много умных, начитанных и интересных с разных сторон людей. Общительный, обладающий артистическими способностями, харизматичный, он быстро приобрел уважение окружающих, их симпатию. Жизнь его как никогда стала яркой и насыщенной. Но все его успехи, все его достижения не замылили ему глаза. Он ни на минуту не забывал всего, что произошло с ним в жизни, он знал цену людям, их обещаниям. И здесь, среди умных и талантливых людей, всяких экземпляров было в избытке. Даже среди такого блестящего общества он чувствовал себя чужим, отрешенным. Спустя очень короткий срок он понял, что подавляющее большинство его новых знакомых, так и останутся ему знакомыми. Марк понимал, что виноват в этом он сам, не стоит быть таким требовательным к людям. Ведь если ты стройный в мире горбатых, то тебя будут считать уродом. Впрочем, он не особо страдал, отказываясь от более близкого сближения с кем бы то ни было. Его единственным другом был Макс, и если бы Марка спросили, чем тот заслужил такую снисходительность, то он, скорее всего, сказать бы не смог.

Незаметно пролетел месяц. Это время было удивительно богатым на события и в тоже время Марк чувствовал себя одиноким. Он сам не понимал почему, но это было так. Макс был ему отличным другом, но тот вряд ли понимал, что творится с Марком. Он жил полной жизнью, не отказывал себе ни в чем, они с Марком видели мир и одинаково и совершенно по-разному. А Марку казалось, что если бы рядом был человек, один единственный человек, который бы его понял, который бы соответствовал его надуманному образу «того самого» человека, он был бы счастлив. Сам того не понимая, он хранил в памяти воспоминание, образ человека, которого считал именно «тем самым», не зная об этом, даже не догадываясь, что в будущем, он не просто найдет человека, полностью схожего с запомнившимся ему образа и частично дорисованного им, он встретится с человеком, этот образ оставившим.