Текст книги "Я всегда буду с тобою"

И вот, в тот самый день, он просто не мог пропустить необходимую пару из за репетиции. Он прекрасно понимал, что никакими доводами не убедить Планиду в необходимости этого шага. Потому Марк решил, не без разочарования конечно, что пару он все же посетит. Решил он это в столовой, где понуро опустив голову, ждал, пока остынет купленный им только что кофе. К нему рядом подсел Макс. Марк с интересом посмотрел на него. Он настолько заработался за эти две недели, что совсем забыл про своего друга. Они за эти две недели практически не общались, хоть и сидели каждую пару вместе. Марку было сейчас немного стыдно, за то что он так несправедливо поступал со своим другом, но Макс смотрел не него насмешливыми глазами, в которых Марк прочел понимание. Да, Макс немного посмеивался над одержимостью Марка, но в принципе, он понимал и всячески поддерживал своего взбаламошного товарища. В конце концов, это же он сам ему советовал действовать без промедления.

–Слышал у вас сейчас репетиция–спросил он Марка.

–Не у меня точно–недовольно проговорил Марк.

–А, думаешь, не стоит пропускать занятия у старушки?–весело проговорил Ахмед. Он не раз смеялся над случаем с пропущенной парой. Марку не нравилось, когда он об этом ему напоминал.

–думаю, что не стоит–сухо ответил он.

–А как относится к этому твоя герцогиня?–спросил его, еще больше увлекаясь Макс.

Марк решил ему не отвечать. Узнав о том, что Марка не будет на главной репетиции, Анна была не только расстроена, она была им недовольна. Что ей без него делать? Тем более, что она то уже отпросилась. Еще она не понимала его отношение к Планиде. Ей оно показалось предвзятым. Весь первый курс у ее группы историю вела именно она. И ей она показалась суровой, но в общем приятной женщиной. Марку в принципе не нравилось такое начало дня. Он постарался приободриться, отогнать скверные мысли, но они неотступно преследовали. Дело было не только в репетиции. Просто его стали одолевать сомнения, насчет своего рискованного предприятия. В общении с Анной он уже несколько дней стоял на мертвой точке. Они конечно прекрасно ладили, у них были теплые, дружеские отношения, но не более того. А теперь еще заморочки с этой репетицией. Его бесило когда что то шло не так, как он рассчитывал, импровизатор он был некудышный.

Пара выдалась напряженная. Под скорую, чеканящую слова диктовку преподавателя Марк старательно выводил ручкой предложения. В аудитории стоял крепкий шум двадцати четырех скрипящих о бумагу стержней. Жара была невыносимой. Несмотря на то, что листва уже пожелтела и начала опадать с деревьев, и все чаще начинали идти дожди, в некоторые дни все же изрядно припекало. Из за высокой температуры в помещении и негативных мыслей Марк сильно потел. Пот крупными каплями собирался на опущенном низко к парте лбу. Наконец пробило двенадцать и он, к своему облегчению, вышел в дышащий прохладой коридор. Он бы еще с удовольствием постоял немного там же, но нужно было спешить в актовый зал. Нехотя он проходил сквозь застекленный переход, отделяющий столовую, актовый и спортзал от основной части университета. Заходя в актовый, он почувствовал все ту же нестерпимую духоту, что стояла в кабинете истории и застекленном переходе. Это просто объяснялось: во всех трех помещениях располагались большие окна, впускающие внутрь пылающие огнем лучи солнца. Все более потея и раздражаясь, Марк быстро зашагал в гримерку.

Все были там. Все были в сборе и ждали лишь его. Марк задержался на пару секунд на пороге, после чего быстро перешагнул его. Расстегнув рюкзак, он стал поспешно доставать из него вещи. Его не удивило то обстоятельство, что и парни и девушки переодеваются вместе. Он много раз, перед тем как выйти на сцену, готовился в общей гримерке. Так уж повелось, что разграничений для полов не было. Не смотря ни на кого, он поспешно скинул с себя пиджак, начал расстегивать белую рубашку. Анна бросила на него поспешный взгляд и невольно засмотрелась. Его торс был крепким. Подтянутым. При любом движении по кожей энергично бегали упругими узлами крупные мускулы. Но Анна много видела здоровых, накаченных мужчин. Если живешь в городе, то каждый день встречаешь спортсменов. Не это привлекло внимание Анны. Так уж случилось, что на каждую репетицию, да и во время всех встреч Анны и Марка, тот являлся в одежде, покрывающей тело и руки полностью, за исключением ладоней. Теперь же, когда она его увидела оголенным по пояс, она, да и все присутствующие, выкатили глаза от удивления. Обе руки, грудь. Спину, живот, плечи, даже часть шеи Марка покрывали татуировки. Большие и маленькие, совершенно разных стилей, цветные и черного цвета, они покрывали всю его кожу на указанных местах. А Марк, меж тем, продолжал переодеваться: накинув футболку, он преспокойно снял брюки и, не без некоторого труда, натянул на крепкие, волосатые ноги джогеры. Краем глаза он увидел в отражении в зеркале, что на него смотрит вся группа выступающих. Резким полуоборотом он развернулся и подобным их взглядом уставился на толпу.

–ты что, в тюрьме сидел–шутя спросил его Борис.

–Можно и так сказать–пробормотал смущенно Марк, осознавая причину такого к нему интереса со стороны.

Вскоре началось мероприятие. До их номера оставалось минут десять. Марк сидел за большими, красными занавесами кулис, сидел на скрипучем, деревянном стуле. Настроение его упало еще сильнее. Меж тем за окном густые, черные тучи начали обволакивать небо своими жирными конечностями, словно намереваясь поглотить его совсем, спрятать от взора людей. Марк любил дождь. Ему нравился его запах, а еще запах перед дождем, когда небо, грозясь разразиться сильным ливнем, сначала выбрасывает пару скупых капель, лишь слегка орошая землю. Тогда появляется запах намоченной пыли. Именно этот запах нравился Марку больше всего. Но он был недолгим и слабым, так что почувствовать его можно только выйдя из помещения. А сейчас он этого сделать никак не мог, хотя очень хотел. От этого становилось еще паршивее.

К нему подошла Анна. Она опустилась перед ним на колени, оперлась локтями ему на бедра. Он посмотрел на нее с удивлением. Так они молчали секунд двадцать. Потом она тихо произнесла:

–Ты чего такой злой? Ну не пришел на репетицию, что тут такого то. Я же не обижаюсь. Я все понимаю. Все равно мы самые лучшие.

Марку не хотелось говорить. Ему резко стало хорошо. Он упорно и с интересом посмотрел в красный занавес, находящийся слева от них. Анна продолжила.

–Ты мне лучше скажи, что у тебя на теле за художества такие?–улыбаясь спросила она.

–Эти художества называются татуировки–сказал улыбаясь Марк. Он уже не мог сохранять прежний вид. Он наклонился к Анне и положил свои руки на ее.

–Я знаю, но откуда они у тебя. Ты чего это так решил разукраситься?–продолжала настаивать Анна.

Давай потом–быстро произнес Марк, услышав. Как объявляют их выход–Ну поехали–сказал он Анне, помогая ей подняться.

Они стремительно вырвались на сцену и стали повторять то, что репетировали много, много раз. Номер длился четыре минуты двадцать семь секунд, но Марку показалось, что прошло гораздо больше времени. Никогда он не поднимал с такой стремительностью и, вместе с тем, с такой осторожностью, Анну, «свою» Анну, как он ее часто называл. Теперь, при зрителях, она двигалась, казалось в десять, сто, тысячу раз лучше, изящнее. Она словно по воздуху плыла. Номер окончился под бурные овации публики. Все выступающие сразу же скрылись за кулисами. Все глубоко дышали, все были взволнованны. Все поздравляли друг друга. Марк сохранял самообладание, достойное спартанца. Но когда Анна прыгнула ему в объятия, скрестив ноги у него ща спиной а руками обвив его шею, он не смог устоять. Его душа ликовала. Он нежно поддерживал ее под бедра, прижимаясь щекой к ее щеке, иногда поглаживая правой рукой ее мягкие белые волосы, сильно растрепавшийся. Как он сейчас любил ее! Как сильно он ее любил. Еще чуть, чуть, и он бы поцеловал ее, так сильно его подмывало это сделать. Но, к его облегчению, она вскоре резко вырвалась из его объятий и уже спокойно пошла в гримерную.

Удивительно, честно говоря, как быстро может меняться у человека настроение. Вот он с утра не доспал каких ни будь минут сорок и до полудня он будет ходить с таким видом, как будто прошлой ночью напился и продал с молотка душу дьяволу. Но его плохое настроение сможет держать его в своей власти лишь утром. Так случиться, что этому хмурому торговцу своей душой выпадет возможность в двенадцать часов дня пофлиртовать со своей секретаршей на работе или, скажем, узнать о его повышении. Даже может быть, что этот человек купит кофе в стоящем неподалеку от места его работы ларьке, и кофе этот окажется слаще чем обычно или более мелкого помола. И все, настроение снова хорошее, хотя ничего сверхчудесного не произошло, точно так же, как и с утра был не конец света. Вот и у Марка, которого с утра можно было с тучей перепутать, теперь, благодаря обыденной мелочи, улыбался так широко, что можно было с расстояния десяти шагов разглядеть все его зубы. Хотя для него это была конечно не мелочь. Еще бы! Анна его обняла. «Ну и что ж тут такого?–подумал Марк –она и раньше меня обнимала». Но, несмотря на свой с годами приобретенный скептицизм, он не только понял, он почувствовал всем своим телом, что это объятие было другим, не таким как прежде.

Дело в том, что все эти две недели положение Берга оставалось неопределенным. Хотя он и решил для себя, что во что бы то ни стало, он добьется Анны, станет для нее совершенным, на деле же он не знал, что конкретно он предпримет. Что то ему подсказывало, что не будут на нее действовать обычные методы, которые он бы использовал, добиваясь кого то другого. С нею надо было быть собой, открыть свою истинную натуру, показать то свое лицо, которое видели очень немногие люди, может быть, даже никто не видел. Догадавшись как действовать, Марк облегченно выдохнул, но, как оказалось, рано. Показать кому то себя настоящего, пусть даже этот кто то стал для тебя важен, пусть даже ты чувствуешь, что этот человек тебе необходим как воздух, что тебе с ним легко, не так то просто. Один из самых эффективных защитных механизмов человека, называемый здравым смыслом, тщательно оберегает нас от такого рискованного шага. Повинуясь советам здравого смысла, зачастую мы, как бы нам того не хотелось, не рискуем отрыть самые удаленные уголки своей души, настолько отдаленные и настолько темные, что мы сами редко заглядываем в них, да и то, лишь мимолетно, гоня от себя всякую мысль о них. Мы боимся открываться людям, боимся, и не зря. Очень может быть, что нас не поймут, осудят, отвернуться. И потому мы, корчась от натуги, натягиваем на лицо маску, берем себе альтерэго, с которым мы, как нам кажется, смотримся более выигрышно. Марк не был исключением. Он был горд и даже немного самовлюблен. Большинство из тех, с кем ему приходилось общаться, он не уважал, а к людям в целом относился даже с некоторым презрением. Судить его, однако, не стоит, не его эта вина. За всю его короткую жизнь считанные единицы его по настоящему ценили. Любви же он не чувствовал никогда. Не удивительно, что он считал это благородное человеческое чувство злом. Всем известен факт, что главным страхом человека во все времена было все неизвестное, непостижимое. Оно же и тянуло человека к себе как магнит. Марк был человеком, самые примитивные человеческие черты, те, что оставались неизменными за все время существования человека, были развиты в нем особенно сильно. Не осознав полностью, что за капкан сомкнулся на его ноге, он пытался выкарабкаться, попытался не обращать внимания. Казалось, что будь это капкан настоящий, осязаемый, сделанный из железа, он бы, по примеру волков или койотов, отгрыз бы себе ногу. Но чувства оказались прочнее и чувствительнее плоти. И тогда он не только покорился, он с головой погрузился в омут. Он рискнул, показал свою истинную натуру, свою полную волнений и страстей душу любимому человеку, и, кажется, она ей понравилась. Но, несмотря на явную симпатию со стороны Анны, не был уверен, что это симпатия не дружеская. Ему было понятно, что она относится к нему по особенному, лучше чем к остальным, но это могла быть сильная дружеская привязанность, вроде той, что была у них с Максом. Такая сильная дружба может быть между мужчиной и женщиной. Ни разу еще Марк не был полностью уверен, что правильно понял ее отношение к нему. Порой, из какой ни будь ее реплики, ее взгляда он делал вывод, что вот теперь она к нему не равнодушна, но хорошо поразмыслив, он снова начинал сомневаться. Анализируя ее знаки внимания к нему, можно было бы смело сказать, что Марк определенно добился цели, но он этого не ощущал. Бывают такие моменты, когда и ум и логика уступают простым ощущениям. И Марк, заглушив голос рассудка и прислушавшись к голосу сердца, ни разу не ошибся.

Анализируя свои переживания, Марк делился своими размышлениями с Анной, разумеется, никак ее не упоминая и выдавая свои мысли за общие, пространственные рассуждения. У них часто завязывались долгие, увлекательные диалоги, которые приносили много удовольствия обоим. Не проходило и дня, чтобы они о чем либо не рассуждали или не спорили. Обычно Анна спрашивала мнение Берга о чем либо, как он к этому относится, одобряет ли и. т. д. Марк охотно принимал ее грамотно завуалированное предложение поговорить. Говорил он много, говорил горячо и убежденно, хотя в подобных ситуациях, будь на месте Анны другой собеседник, он бы сохранил спокойствие, не выражая такой открытой заинтересованности к предмету разговора. Он приводил много доводов, разнообразных примеров, грамотных аргументов. Ему трудно было сохранить спокойствие, мысли в его голове теснились очень плотно друг к другу, так что он, не успев как следует разобрать одну, перескакивал на другую сторону вопроса. Он боялся забыть ждущую своей очереди мысль, из-за этого постепенно поднимал еще более глубокую и многогранную тему, забывал с чего начал. Но Анне его особенность очень нравилась, так что она не перебивая. Внимательно выслушивала его умозаключения, иногда аккуратно возвращая его к какой ни будь мысли. Если видела, что он мог что-то к ней добавить, но оставил ее, увлекаемый новой, только возникшей. Если он, возвращенный ею к мысли оставленной, забывал мысль только возникшую, она ему напоминала о ней, дословно цитируя его слова. Таким образом, она была для него необходима. Она, словно составленный письменно и по пунктам план, помогала ему не забыть ничего важного, всего коснуться, все объяснить по своему. Сама она говорила не много, в основном поднимала тему, спрашивала Марка о нюансах. Она чувствовала, что в отличии от ее эмоционального собеседника, она не обладает такой гибкостью и живостью воображения, о чем совсем немного жалела, но ни чуть не завидовала. Зато она умела красиво возразить, предоставить красивый, весомый контрдовод. Раза два ей даже случалось убедить Берга в ошибочности его суждений. Его поражала ее способность молча и по долгу, следить за длинными, запутанными дебрями его силлогистики, а потом, проведя безукоризненную причинно-следственную связь, одним лаконичным высказыванием наголову разбить его масштабные доводы. Он и любил и ненавидел свое желание делиться философскими заключениями, которые его, лихорадочно работающий, мозг штамповал десятками. Потому он по настоящему давал себе волю только с Анной. Только она могла по достоинству оценить это его качество.

После их первого крупного диалога, они еще не раз касались темы человеческих чувств. Однажды Анна удивила Марка своим новым вопросом. –Вот скажи мне–спросила она–как ты считаешь, что чаще кроется за любовью: Гуманизм или эгоизм?

Они в этот момент сидели в квартире Марка. (Анна была у него в первый раз) Было уже девять часов вечера, с ними были еще Косыч, Макс и Алена. Они пили шампанское, пили много. Анна с Марком ушли покурить на балкон, но увлеклись вопросом, который был поднят Анной ранее и там же и остались.

–На самом деле я сам не знаю, что из двух утверждений верно. –живо проговорил, захваченный новым увлечением, Марк. Он сделал несколько больших глотков прямо из большой, темной бутылки, после чего закурил. –Точнее, они оба верны. Признаю, наверняка были случаи, когда любовь была добровольным самопожертвованием, ну знаешь, когда человеку даже не нужно взаимности, он считает себя недостойным ответной любви. Но это какая то монашеская любовь. Она не пользуется популярностью, да и у поэтов на нее спрос низкий. Зато гораздо чаще люди эгоистичны в своих чувствах. Они требуют ответа на них и, получив ответ отрицательный, обижаются. Они называют любимых ими эгоистами, при этом, будучи в шкуре объектов их чувств, они повторяют их действия. Мы в таких ситуациях говорим: «ничего, переживет. Пусть привыкает, ведь жизнь не сказка. С чего это я обязан отвечать взаимностью». Более того, мы настолько эгоистичны, что нам приятно наслаждаться чужой привязанностью, не показывая привязанности со своей стороны. Нам нравится наблюдать, как человек мучается. Нам нравится властвовать над людьми таким образом. Иногда мы даем им небольшую надежду, словно закидываем наживку, в ожидании, пока жертва попадется. А потом уходим, как ни в чем не бывало. И снова возвращаемся, и снова уходим. Мы оправдываем свое поведение тем, что входим в положение людей. На самом же деле, они для нас вроде способа утешения. На них мы отрываемся за перенесенные нами обиды. А они нам снова и снова верят, после очередной предательства с нашей стороны они нас вновь прощают, как и мы прощаем тех, кого мы любим, тех, кто не любит нас.

Анна спокойно, но с большим интересом слушала его. Он словно гвозди вколачивал, чеканил слова. На этот раз он говорил спокойней обычного. Ночь и шампанское действовали на него усыпляюще. Он продолжал неторопливо.

–Вот тебе хороший пример–сказал он ясным, отчетливым тенором–Каждый из людей скорее всего задумывался, как бы он поступил, если бы ему выпала возможность влюбить в себя человека. Ты смеешься?–он поглядел на Анну, которую развеселили его рассуждения–не смейся, я серьезно говорю. Ты думаешь, что я шучу, а тысячи людей уже посетили всяких лжеколдуний и лжезнахарей, навели кучу приворотов, все ради того, чтобы им ответили взаимностью И их совсем не парит, что даже если и получится у них этими ухищрениями добиться результата, то это будет не настоящая любовь, иллюзия. Всеми движет эгоистичное желание обладать, которое все принимают, по глупости своей, за истинную, самую чистую, самую светлую любовь.

Анна смотрела на Марка с уже нескрываемым восхищением, и только сейчас он понял, нет, он почувствовал, он для нее не просто друг. Он стал для нее кем то более близким, чем просто друг. Может быть она его любит? Нет. Еще пока нет.

Даша закончила восьмую главу. Она с трудом оторвалась от книги. То что она прочитала, потрясло ее до глубины души. Она взглянула сквозь стеклянную стену на лежавшего на больничной койке отца. Дыхание его было ровным, словно это был самый обычный, не последний его земной сон. Нет, болезнь едва ли изменила его внешность. Душевного равновесия же он не утратил ни сколько.

Даша прочитала все произведения, написанные ее отцом до единого. Но ни одно ее не взволновало настолько сильно. Оно было наполнено такой болью, таким счастьем, в нем столько жизни. Что заставило Берга осветить эту никому, даже ей неизвестную сторону его жизни? Было ли все, что она прочитала правдой? Даша глянула на висевшие на стене, прямо напротив нее, маленькие круглые часы. Стрелки показывали половину четвертого. Столько вопросов теснились в голове Даши, ответы на которые скрывались в строках книги, которую она держала в руках. Даша поспешно открыла нужную страницу и снова слово за словом, строка за строкой, страница за страницей, она познавала волнующие душу события, и вот, и больница, и весь мир перестал для нее существовать.

Глава девятая.

Наступил ноябрь. Солнце больше не светило как прежде. Если оно и появлялось, то лишь на пару часов, часто скрываемое за проплывающими под ней тучами. Но свет его был слабым, каким то испуганным. Зато постоянно теперь шли дожди. Блеклые, молочные облака закрывали весь небосклон до горизонта, не оставляя даже самого маленького кусочка неба. Заметно похолодало. Пронизывающий ветер налетал порывами, разнося всюду ворохи некогда зеленных, дышащих жизнью, но теперь умерших листьев. С утра поднимался густой, молочно-белый туман обволакивал весь город, так что спешащим водителям приходилось прокладывать себе дорогу с включенными на полную мощность, фарами.

Марк обожал именно такую осень, он обожал ноябрь. В каждой детали этого изменившегося пейзажа он находил свою красоту. Поздняя осень будила в нем легкую, трепетную грусть, ту самую грусть, которая заставляет художника браться за кисть, поэтов и писателей сидеть подолгу за столом с ручкой в руках, над испещренным листком бумаги, а артистам помогает не играть, а проживать свои роли. Когда Марку надо было куда-то недалеко съездить, он намеренно не садился за руль, а отправлялся пешком, наслаждаясь прохладой и печальным видом всеобщего запустения. Редким утром устанавливался даже легкий морозец, приятно покалывающий кожу и помогающий не выспавшимся проснуться.

Прошла уже добрая половина семестра, не за горами было время сдачи сессий, итоговых зачетов. Марк и в ус не дул. Почти все оценки его были отличными, многие преподаватели заранее обещали ему поставить зачет по их предмету автоматом. Тем не менее, ему бы следовало подготовиться к определенным предметам, например по истории. Угрозы Планиды он не забыл, но все же мало придавал этому значения. Как и многие его одногруппники, он собирался сесть за зубрешку в ночь, перед знаменательным днем. А пока он так и продолжал заниматься тем, что приносило наибольшее удовольствие-наслаждаться обществом Анны. Теперь он просто не мог представить свою жизнь без нее. Каждую перемену теперь он проводил с ней. Она сама начала искать возможности увидится с ним. Хоть внешне это проявлялось очень слабо, едва заметно, она стала выказывать ему небольшие знаки внимания. Она понимала, что он ей нравится, нравится не только как человек, но еще и как парень. Она удивлялась его взрослости. Ему еще недавно исполнилось восемнадцать, но он и внешне и внутренне напоминал уже мужчину. Высокий рост и густая борода конечно были существенным атрибутом, но в основном не это делало его старше его реального возраста. Главными факторами оставались трезвость его взглядов, его предпочтение, его серьезность, даже небольшая суровость. Говорил он всегда почти строгим, грубоватым голосом, дикторским голосом, при этом всегда смотря в глаза своему собеседнику. Хотя говорил он обычно мало, если конечно собеседником была не Анна. Его живые, понимающие глаза глядели одновременно и на человека и как бы сквозь него, и невозможно было понять, действительно ли его интересует то, о чем говорит, или он просто делает вид. Вернее будет сказать, что очень часто разговор его не занимал нисколько, но взгляд его все время оставался участвующим. Все это делало его положение более выигрышным по сравнению со многими парнями, по возрасту на много старшими его, ровесниками Анны. Сама она не раз уже думала о том, что вот с таким человеком она бы вступила в отношения. Ей было даже жаль, что он был слишком уж юным для нее. Посторонний человек не заметил бы между ними разницу почти в три года. Да и не большая это была разница. Но тут уж вступали в свою власть юношеские стереотипы. Она и сама еще месяц назад никак не смогла бы представить, что ей будет нравиться какой-то первокурсник. Не встречала она еще такого человека. Он все знал, все его интересовало, он жил так, бут-то каждый его день был последним днем, совсем как она.

Среди всех его положительных качеств больше всего она любила его способность думать, рассуждать, ее поражала сила его мысли. Не раз она удивлялась его поразительной начитанности. Казалось, он знал всех авторов, читал все произведения, смотрел все достойные художественные фильмы. Ни разу еще не случалось ей видеть, чтобы он в разговоре проявил незнание того или иного произведения, если тема заходила о таковом. В общем то, это относилось не только к кино, литературе, музыке и прочим видам искусства; его знания простирались и на прочие стороны жизнедеятельности человека. В том числе и практические. Порою он поражал даже бывалых знатоков своими умственными способностями. Совершенно спокойно, на равной с ними ноге, разговаривать с студентами-архитекторами о особенностях их специальности, углубляться в самые джунгли этой благороднейшей профессии, от чего те недоумевали, почему он не учился не архитектуре, которая считалась, по сравнению прочими специальностями, вишенкой на торте. Они не знали пылкую натуру Марка. Хоть он и хорошо учился и слыл невероятно умным человеком, все же практические стороны жизни не привлекали его. Он всей душой, страстно любил творчество в любом его проявлении и хотел посвятить свою жизнь только творчеству. К его счастью, он оказался баловнем судьбы, его семья была богатой, очень богатой по сравнению с семьями его знакомых. Жизнь предоставила ему возможность заниматься тем, чем он хотел, для этого у него были и деньги и время и возможности. Но он еще точно не определился, чем бы он хотел заниматься. У него были впечатляющие актерские способности, чистый, сильный голос, привлекательная внешность, природное обаяние, выразительный ум, живое воображение, эмоции так и били в нем ключом. Ему всегда хотелось выступать на сцене, но он хотел бы показывать то, что его волнует, в частности свои творения. В голове его с самого раннего возраста зарождались поразительные истории, с каждым годом все более совершенные. Его родители всегда его ругали за излишнюю мечтательность, иногда даже доходило до побоев. Но никакими силами невозможно было уничтожить то, что было частью его. Если бы родители его только знали, против какого полезного качества их приемного сына они боролись, они бы тут же оставили это мертвую затею. С годами желание творить становилось все сильнее и сильнее. Пространные замыслы стали приобретать все более отчетливые очертания, стали прорисовываться детали. И вот, однажды, когда Марку было шестнадцать, он решил перенести на бумагу одну из своих историй. Это была первая попытка излить состояние его прожигающую жизнь души. С каким рвением он исписывал, страницу за страницей, толстую тетрадь. Вскоре однако, он понял, что ему не хватает практики, что для первой попытки он взял слишком уж серьезную тему. Перечитав написанное, он почувствовал, что несмотря на яркость образов, на проступающие сквозь строки эмоции, повествование проваливается, характеры героев произведения он раскрыл лишь частично, да и его отношение к ним слишком уж определенно. Повествование напоминало слишком серьезную сказку. Ну что ж, первая попытка и первая неудача. Марк не сильно расстроился этому. Он знал, он чувствовал, что сила его таланта растет с каждым днем. Со временем появлялись все новые и новые задумки, новые образы, новые идеи. Совершенно не похожие на предыдущие, выходящие на новый уровень. Он стал читать еще больше произведений, знакомиться с творчеством все новых и новых, не известных ему ранее авторов. Он подмечал все особенности их творчества, особенности слога, оборотов, способ повествования, развитие сюжетов. Так, постепенно, рождался его собственный стиль, ни на чей другой не похожий и имеющий особенности всех. Все жанры его привлекали, он хотел затрагивать все проблемы, какие только мог представить. Необъятный, огромный мир рос и высился перед ним, мир, намного больший. Чем тот, в котором он жил. Его поражало, что этот гигантский, дивный, еще не изведанный мир помещался целиком и полностью в его голове. Ему необходимо было показать его остальным людям, поделиться с кем ни будь и сделать это можно было только лишь одними словами, только лишь перенеся их на бумагу. Только так можно было увековечить эту поражающую воображение красоту. Но разве сможет он справиться со столь сложной, почти невыполнимой задачей, разве найдутся такие слова, которые будут способны передать наиболее полно все его переживания? Марк часто сомневался в своих силах. Это свойственно всем творческим людям, даже после того, как они создали уже потрясающие произведения. Марк гнал от себя любую мысль о своей слабости. Раз за разом он побеждал творческий спад и вновь и вновь принимался за работу, создавая отдельные сцены из своих произведений, подолгу прорабатывая в голове отдельные стороны своих произведений.

Но по настоящему довелось ему изведать силу своего таланта лишь тогда, когда он познакомился с Анной. Она стала мощнейшим катализатором для его мощнейшего воображения. Мир, родившейся некогда в его голове, преобразился теперь, стал в тысячу раз красочнее. И вдруг, в совершенно обычный день, его поразила удивительная мысль. Он напишет произведение о них! Он опишет их знакомство с Анной, их общение, он будет записывать все, что с ними будет происходить. Как это чудесно! Он будет писать историю в момент ее развития. О такой мысли он испытал невероятную радость.

С того самого момента он принялся за работу, выжимая все свои силы, выворачивая душу наизнанку. И поистине поразительно, как ему легко и приятно работалось. В жизни работа еще не спорилась так в его руках. Всего за несколько дней он перенес все события, что произошли за время его знакомства с Анной, на документ в word, до самого того дня, как его посетила эта мысль. Он даже немного расстроился, что так быстро закончились события для его труда, но потом вспомнил, что главное еще впереди и настроение его тут же улучшилось. Потом он вспомнил произведение Джека Лондона «Мартин Иден». Он прочитал все произведения этого замечательного писателя, но это поразило его больше остальных. Все струны его души трепетали от прочитанного. Он хорошо помнил, как закончив читать, он тут же пробежал глазами последнюю страницу, потом еще раз, и еще. Даже закончив перечитывать, он еще долго сидел, уставившись пустым взглядом в стену. Никогда еще созданное человеком не волновала его чувств так сильно. Как он тогда хотел бы увидеть вживую человека, создавшего этот шедевр! Как ему хотелось поговорить с ним! Душою он чувствовал, что похожи они с автором, что чувствуют они одинаково. Но обладает ли он, Марк такой силой, как этот величайший гений литературы? Способен ли он с такой силой и ясностью выражать собственные переживания? Он надеется, что может. Он будет стараться, стараться из всех сил. Он сделает то, что должен, что обязан сделать, к чему его готовила жизнь, что, быть может, ему предначертано самой судьбой. Да! Он сделает это!