Текст книги "Пограничная трилогия: Кони, кони… За чертой. Содом и Гоморра, или Города окрестности сей"

Está loco[197]197
  Сумасшедший (исп.).


[Закрыть], сказал он.

Tiene razón[198]198
  Твоя правда (исп.).


[Закрыть], отозвался Джон-Грейди.

Джон-Грейди велел ему вызвать из сарая стрелка, мексиканец послушно окликнул того раз, другой, но тот не показывался. Джон-Грейди прекрасно понимал, что, во-первых, стрелок в сарае не даст им спокойно уехать, а во-вторых, надо что-то делать с перепуганным гнедым. Он велел чарро посадить капитана на мышастого, а сам оперся о гнедого и со вздохом посмотрел на раненую ногу. Когда он снова обернулся к чарро, тот уже стоял с мышастым возле капитана, который, однако, не выказывал ни малейшего желания садиться в седло. Джон-Грейди уже было нацелил револьвер, чтобы выстрелить капитану под ноги, но вовремя вспомнил про гнедого. Затем он еще раз покосился на стоявшего на коленях и, пользуясь винтовкой как костылем, подобрал поводья Редбо, волочившиеся по земле, сунул револьвер за ремень, поставил здоровую ногу в стремя и, собравшись с духом, перекинул раненую ногу через спину коня. Сел в седло. На это он затратил больше сил, чем требовалось, потому что понимал: если с первого раза не получится, на вторую попытку сил не останется. Но ему сопутствовала удача, хотя он и вскрикнул от боли. Затем он отцепил веревку от седельного рожка и подал лошадь задом к капитану. Он не выпускал из рук винтовки и приглядывал за сараем, где затаился стрелок. Он чуть было не наехал на капитана, – впрочем, если бы это случилось, не стал бы особенно переживать. Затем Джон-Грейди крикнул чарро, чтобы тот отвязал веревку от столба у двери и передал ему конец. Он уже успел заметить, что между чарро и капитаном пробежала кошка. Когда чарро подошел с веревкой, он велел привязать конец к капитановым наручникам, и чарро беспрекословно выполнил распоряжение, после чего отошел в сторону.

Gracias, сказал Джон-Грейди, смотал веревку, обвязал ее серединой вокруг седельного рожка и двинул коня вперед.

Поняв, в каком положении он очутился, капитан поднялся на ноги.

¡Momento! – крикнул он.

Джон-Грейди поехал, по-прежнему держа в поле зрения сарай. Капитан, увидев, как волочится по земле веревка, побежал за ним.

¡Momento! – снова крикнул он.

Когда они выехали из ворот, капитан уже сидел на Редбо, а Джон-Грейди расположился сзади, обхватив его руками. Гнедой Блевинса следовал за ними на веревке, а два других коня бежали впереди. Джон-Грейди вознамерился вывести всех четырех лошадей с усадьбы любой ценой, но что делать потом, он пока сам не знал. Нога одеревенела, кровоточила и казалась тяжелой, как мешок с мукой. Сапог наполнялся кровью. Когда Джон-Грейди поравнялся с воротами, чарро подал ему его шляпу, и Джон-Грейди, наклонясь, взял ее и кивнул.

¡Adiós! – сказал он.

Чарро отступил назад и тоже кивнул. Джон-Грейди подал своего коня вперед, и они двинулись по аллее. Он держался за капитана и сидел чуть вполоборота, не опуская винтовки. Чарро застыл у ворот, но тех двоих видно не было. От капитана разило потом, немытым телом. Он расстегнул несколько пуговиц на форменной рубашке и сунул за пазуху больную руку, чтобы не так сотрясалась. Пока проезжали дом, оттуда никто не появился, но, когда уже выехали на дорогу, из-за угла им вслед смотрело с полдюжины женщин и девушек.

По дороге двигались в том же порядке – впереди Малыш и мышастый, а Джон-Грейди на Редбо вел на веревке гнедого Блевинса. Они ехали рысью в направлении Энкантады. Джон-Грейди подозревал, что мышастый может по пути сбежать, и пожалел, что не поседлал Малыша, но теперь заниматься этим было уже некогда. Капитан жаловался на боль в плече, потом заявил, что ему нужен доктор, и еще потребовал, чтобы его отпустили помочиться. Джон-Грейди оглянулся и сказал капитану:

Потерпишь. А нет, так тоже ничего. Все равно от тебя несет, как из параши.

Только минут десять спустя Джон-Грейди увидел погоню – четверо всадников догоняли их галопом. Они скакали, пригнувшись к шеям лошадей, каждый с винтовкой в руке. Джон-Грейди отпустил поводья, развернулся и, передернув затвором винтовки, выстрелил. Гнедой Блевинса тут же исполнил какой-то странный танец, словно цирковая лошадь, а капитан, похоже, резко натянул поводья, потому что их конь встал как вкопанный, и Джон-Грейди врезался в капитана, чуть не сбросив того на землю. Догонявшие тем временем осадили лошадей и теперь кружили на дороге. Джон-Грейди дослал новый патрон в ствол винтовки и снова выстрелил. Редбо развернулся, отчего веревка натянулась, и гнедой совсем разнервничался. Тогда Джон-Грейди стукнул стволом винтовки по руке капитана, чтобы тот отпустил поводья, перехватил их и, снова повернув Редбо, подал его вперед. Когда он обернулся, всадников на дороге уже не было. Джон-Грейди успел лишь заметить, как последняя лошадь преследователей скрылась в зарослях. Что ж, теперь он знал, откуда ждать опасности. С этой мыслью он нагнулся, взял веревку, обмотанную вокруг седельного рожка, и стал подтягивать к себе перепуганного гнедого, потом снова закрепил ее и пришпорил Редбо. Когда они наконец поравнялись с ушедшими вперед другими лошадьми, Джон-Грейди увел свой табун с дороги, и они стали обходить Энкантаду с запада по сильно пересеченной, поросшей кустарником местности. Капитан попытался обернуться и обратиться с очередной жалобой, но Джон-Грейди крепко стиснул его в объятьях, и тот погрузился в оцепенение, сражаясь со своей болью. Со стороны он походил на манекен из витрины магазина, который шутки ради захватили на верховую прогулку.

Оказавшись в довольно широком арройо, Джон-Грейди пустил Редбо размашистой рысью. Ногу пронзала острая пульсирующая боль. Капитан снова забубнил, чтобы его отпустили. Судя по положению солнца, арройо шло на восток и вскоре начало сужаться, а дно сделалось слишком неровным и усыпанным большими камнями, отчего бежавшие впереди кони сбавили ход, то и дело озираясь на обступающие склоны. Решив не рисковать, Джон-Грейди продолжал двигаться в том же направлении, и кони вскоре перешли на шаг, осторожно пробираясь среди каменных завалов. Потом они все же забрались по северному склону и двинулись по голому, лишенному признаков растительности косогору. Джон-Грейди снова крепко обхватил капитана и обернулся. Преследователи отставали примерно на милю, и теперь Джон-Грейди насчитал уже не четверых, а шестерых конников. Когда они в очередной раз скрылись из вида, спустившись в лощинку, Джон-Грейди отвязал от седельного рожка веревку, на которой вел за собой гнедого, чуть потравил ее и снова привязал к рожку.

Ты, видать, денежки задолжал этим поганцам, с усмешкой сказал он капитану.

Пришпорив коня, он вскоре поравнялся с двумя другими, которые остановились в сотне футов дальше по гребню и нерешительно озирались. Дальше по оврагу было не пройти, а на открытой местности негде спрятаться. И нужно-то всего минут пятнадцать, но их у него как раз и нет. Тогда он неловко сполз с седла на землю и запрыгал кое-как на одной ноге к мышастому жеребцу, который подозрительно на него косился и нервно переминался. Джон-Грейди отвязал поводья от седельного рожка, поставил здоровую ногу в стремя, потом, охнув от боли, забрался в седло и посмотрел на капитана.

Поедешь следом за мной. Я догадываюсь, что у тебя на уме. Но если ты думаешь, что я тебя не догоню, то сильно ошибаешься. И учти, если мне придется играть с тобой в догонялки, я выпорю тебя хлыстом, как нашкодившего пса. ¿Me entiende?[199]199
  Понял? (исп.)


[Закрыть]

Капитан промолчал. На его губах появилась ироническая улыбка. Джон-Грейди кивнул:

Правильно, улыбайся. Но заруби себе на носу: если я умру, то и ты меня не переживешь.

Он развернул коня и снова съехал в арройо. Капитан не отставал. Возле оползня Джон-Грейди спешился, привязал коня, закурил сигарету, взял винтовку и запрыгал на одной ноге, обходя камни и обломки скал. Отыскав укромное местечко среди камней, он остановился, вытащил из-за ремня капитанов пистолет и положил на землю. Потом вынул нож, отрезал полосу от рубашки и свернул ее в жгут, который разрезал надвое. Одним обмотал спусковой крючок, оттянув его назад. На рукоять жгут наматывал плотно, чтобы нажатым оказался и предохранитель. Потом отломал кусок сухой ветки и привязал к ней один конец второго жгута, а другой – к курку. Ветку придавил большим камнем, потянул пистолет, чтобы жгут взвел курок, и положил пистолет на землю, а на него накатил еще один камень, после чего осторожно убрал руку, чтобы проверить, как все держится… Как следует затянулся сигаретой, чтобы она получше разгорелась, и приложил ее к жгуту. Потом сделал шаг назад, поднял винтовку и, опираясь на нее, запрыгал к коням.

Снял с мышастого фляги с водой, потом уздечку. Погладил ему подбородок.

Извини, что бросаю тебя, старина. Ничего не поделаешь… Но ты был молодчиной…

Он передал фляги капитану, повесил уздечку себе на плечо и протянул капитану руку. Тот мрачно посмотрел на Джона-Грейди, но после секундного замешательства ухватил его своей здоровой рукой и помог взобраться на коня. Снова расположившись у капитана за спиной, Джон-Грейди взял поводья, развернул коня и выехал опять на гребень. Поравнявшись с двумя остальными лошадьми, Джон-Грейди погнал их вниз, на равнину. Земля там была выстлана обломками вулканической породы, и разглядеть на них следы конских копыт было бы трудно, хотя при желании все-таки возможно. Джон-Грейди прибавил ходу. Впереди, милях в двух, виднелась столовая гора, поросшая лесом, – похоже, там будет где спрятаться. Они не проехали и мили, как сзади, из арройо, раздался хлопок – это выстрелил пистолет, чего Джон-Грейди и дожидался.

Ну вот, капитан, ты только что стрельнул ради простого человека, провозгласил он.

Деревья, которые Джон-Грейди приметил издалека, окаймляли берега высохшей речушки. Продравшись сквозь кустарник, Джон-Грейди оказался у тополиной рощицы. Развернув коня, он стал смотреть назад, туда, откуда они приехали. Всадников на равнине видно не было. Тогда он бросил взгляд на солнце и решил, что до захода еще часа четыре. Редбо был разгорячен и в мыле. Посмотрев по сторонам, Джон-Грейди направился туда, где выше по руслу, у зарослей ивняка, две другие лошади утоляли жажду из какого-то бочага. Подъехав к ним, Джон-Грейди, морщась от боли, соскользнул с Редбо, поймал Малыша, снял с плеча уздечку и медленно стал его взнуздывать. Потом махнул винтовкой капитану, чтобы и тот спешился, а сам расстегнул подпругу, стащил с Редбо седло и вальтрап на землю, потом взял вальтрап, накинул на Малыша и оперся на него, чтобы перевести дух. Нога болела уже просто адски. Прислонив винтовку к Малышу, он поднял седло, начал его прилаживать, потом привел в порядок ремни подпруги. Какое-то время и человек, и конь, тяжело дыша, стояли неподвижно. Улучив момент, когда конь выдохнет, Джон-Грейди окончательно затянул подпругу, застегнул ее, взял винтовку и обернулся к капитану:

Если хочешь пить, давай пей, пока есть время.

Поддерживая здоровой рукой поврежденную, капитан прошел мимо лошадей, опустился на колени у воды и начал пить, а потом, зачерпывая воду здоровой рукой, стал окатывать себе лицо и шею. Поднявшись на ноги, угрюмо посмотрел на Джона-Грейди.

Почему бы тебе не оставить меня здесь? – сказал он.

Еще не хватало! Ты заложник.

¿Mande?

Ладно, поехали.

Капитан нерешительно топтался на месте.

Зачем ты вернулся? – спросил он.

За своим конем. Поехали.

Капитан кивнул на раненую ногу Джона-Грейди. Вся штанина уже потемнела от крови, и кровотечение, судя по всему, продолжалось.

Ты ведь умрешь, сказал капитан.

Это решать Всевышнему. Поехали.

Ты что, Бога не боишься?

У меня нет причин бояться Бога. У нас с ним вообще особые отношения.

Побойся Бога. Ты не представитель закона. Ты не обладаешь властью.

Джон-Грейди стоял, опершись на винтовку. Он коротко сплюнул, посмотрел на капитана и сказал, кивнув на Малыша:

Залезай вон на того коня. Поедешь спереди. Попробуешь вильнуть в сторону, я застрелю тебя без разговоров, понял?

Ночь застала их в предгорьях Сьерра-де-Энкантада. Они двигались по высохшему руслу реки, в узком ущелье, преодолевая завалы из камней, нанесенных потоками в сезон дождей, потом спустились в каменную тинаху[200]200
  Впадину (исп.).


[Закрыть], в центре которой оказался совершенно круглый и совершенно черный водоем, на поверхности которого в совершенной неподвижности лежали ночные звезды. Осторожно ступая по некрутому каменному склону, две незаседланные лошади спустились к воде, подули на воду и стали пить.

Джон-Грейди и капитан спешились, прошли к дальнему концу тинахи, легли на камни, еще сохранившие дневное тепло, и тоже стали пить прохладную, сладостную и черную как бархат воду, а потом принялись обливать лицо и шею. Посмотрели, как пьют лошади, и снова стали пить сами.

Джон-Грейди оставил капитана у воды, а сам, не расставаясь с винтовкой, похромал дальше по арройо и вскоре вернулся с сухими ветками и сучьями, занесенными сюда паводком. Он развел костер у водоема, раздувая огонь шляпой и подкладывая новые и новые ветки. В свете костра, отраженного в черной воде, лошади, покрытые подсыхающим потом, казались блеклыми расплывчатыми призраками. Переминаясь с ноги на ногу, они моргали красными глазами. Джон-Грейди посмотрел на капитана. Тот лежал на боку в ложбинке, словно пытался добраться до воды, но не сумел, лишь выбился из сил.

Джон-Грейди прохромал к лошадям, взял веревку, разрезал ее, чтобы сделать путы, и стреножил всех четырех. Вынув из винтовки все патроны, положил их в карман, потом взял флягу и пошел к костру.

Еще помахав шляпой, чтобы посильнее раздуть пламя, он вынул из-за пояса револьвер и вытащил ось барабана, которую вместе с выпавшим снаряженным барабаном тоже положил в карман к винтовочным патронам. Потом он вынул нож и отвинтил им винт, скрепляющий накладные пластины рукоятки, которые вместе с винтом убрал в другой карман. Снова помахал шляпой, чтобы угли в костре накалились докрасна, сгреб их в кучку и сунул туда ствол револьвера.

Следивший за его действиями капитан даже приподнялся.

Тебя найдут. Возьмут прямо здесь.

Мы здесь не задержимся.

Я больше не способен ехать верхом.

Ты ахнешь, когда узнаешь, на что еще ты способен.

Джон-Грейди снял рубашку, намочил в воде, вернулся к костру, снова помахал шляпой над углями, а затем стащил сапоги, расстегнул ремень и стал снимать штаны.

Пуля вошла в мякоть бедра довольно высоко с внешней стороны, а затем, чуть сместившись, вышла с внутренней, так что, вывернув ногу Джон-Грейди мог видеть оба отверстия. Он взял мокрую рубашку и стал протирать бедро, пока обе дырочки не сделались четкими, словно прорези на маске. Вокруг ран кожа приобрела странный желтоватый оттенок, переходивший у самых отверстий в мертвенную синеву. Джон-Грейди наклонился к костру, пошевелил палочкой угли, подцепил раму револьвера, извлек из костра, осмотрел и положил обратно. Капитан сидел молча и, положив больную руку на колени, следил за его манипуляциями.

Сейчас здесь станет шумно. Смотри, как бы на тебя не наступила лошадка, сказал Джон-Грейди.

Капитан промолчал. Он продолжал следить за Джоном-Грейди, который опять стал раздувать шляпой костер. Когда он снова вытащил револьвер из костра, конец ствола раскалился докрасна. Джон-Грейди положил его на камни, потом, обмотав руку влажной рубашкой, взял револьвер и прижал конец ствола к отверстию в бедре.

То ли капитан до этого не понимал, что задумал Джон-Грейди, то ли не верил в твердость его намерения, но, так или иначе, он попытался подняться на ноги, потерял равновесие, упал навзничь и чуть было не съехал в воду. Джон-Грейди завопил еще до того, как раскаленный металл зашипел, впиваясь в плоть. Этот вопль мгновенно заглушил все те звуки и шумы, которые исходили от прочих живых существ вокруг, и кони в ужасе стали подниматься на дыбы, словно пытаясь передними ногами сбить с неба звездочку-другую. Джон-Грейди перевел дух, а потом, опять истошно завопив, прижег раскаленным железом вторую рану. На этот раз он прижимал ствол к ране дольше, компенсируя то, что револьвер успел немного остыть. Затем он бессильно повалился на бок, револьвер выпал у него из руки и, звякая о камни, покатился к воде, скользнул в нее и, напоследок пшикнув, исчез в черноте.

Джон-Грейди сунул в рот большой палец, прикусил его и сидел, раскачиваясь от жуткой боли. Другой рукой он нашарил на камне незакупоренную флягу с водой и стал поливать ногу; при этом снова послышалось шипение, словно вода лилась на раскаленную плиту. Судорожно выдохнув, Джон-Грейди отбросил флягу, затем приподнялся и тихо окликнул своего коня по имени, повернув голову туда, где тот бился и падал, стреноженный, в темноте вместе с остальными своими собратьями. Джон-Грейди позвал Редбо в надежде хоть как-то помочь ему преодолеть тот ужас, который наполнил его конское сердце.

Когда Джон-Грейди снова потянулся за флягой, лежавшей на боку и истекавшей водой, капитан ударил по ней сапогом, и она отлетела в сторону. Джон-Грейди поднял голову. Над ним стоял капитан с винтовкой, приклад которой он зажал под мышкой.

Встань, скомандовал он, поведя стволом.

Джон-Грейди чуть приподнялся и посмотрел через водоем туда, где были лошади. Теперь он мог разглядеть только двух, – третья, похоже, ушла по арройо вниз, и, хотя отсюда нельзя было понять, какая именно, Джон-Грейди все же решил, что удрать решил гнедой Блевинса. Он взялся за ремень и с трудом натянул штаны.

Где ключи? – спросил капитан.

Джон-Грейди встал, ухватился за ствол винтовки и легко отнял ее у капитана. Сухо щелкнул спущенный курок.

Ну-ка на место и сядь, велел он капитану.

Капитан замешкался. Своими темными глазами он уставился в костер, и Джону-Грейди стало ясно, что капитан продолжает пытаться придумать что-нибудь еще. Джон-Грейди испытывал сейчас такую дикую боль, что, будь винтовка заряжена, наверняка застрелил бы мексиканца. Он ухватился за цепь между наручниками и резко дернул. Тихо вскрикнув, капитан сгорбился и, шатаясь из стороны в сторону, проковылял несколько шагов. Потом сел.

Джон-Грейди тоже сел и, вынимая из кармана патроны, стал перезаряжать винтовку. Это потребовало времени – патроны в зарядное окошко надо было вкладывать по одному, при этом его то и дело бросало в пот, и было трудно сосредоточиться. Он и не подозревал, до чего глупеет человек от боли, хотя, как ему казалось, все, вообще-то, должно быть наоборот, иначе какой в боли смысл? Когда винтовка наконец была заряжена, Джон-Грейди подобрал влажную рубашку, обернул ею руку, достал из костра головню и, подойдя к краю водоема, поднял ее над головой, вглядываясь в воду. Вода была прозрачной, и в конце концов он увидел на дне револьвер. Тогда он вошел в воду, наклонился, вытащил его и заткнул за ремень. Сделав еще несколько шагов, он оказался на самом глубоком месте, которое было ему как раз по бедра, и там застыл, давая холодной воде медленно высасывать кровь из штанины и огонь из раны. Стоял и говорил с Редбо. Конь, стреноженно ковыляя, подошел к воде, остановился у края, а Джон-Грейди стоял, держа в одной руке винтовку, а в другой, подняв над головой, горящую головню, и все говорил, говорил, пока головня в его руке не превратилась в черный кривой сук с рдеющим оранжевым концом.

Они оставили костер догорать, а сами съехали в лощину и, отыскав гнедого, снова двинулись в путь. На юге, откуда они приехали, собиралась гроза, в воздухе пахло дождем. Сидя на непоседланном Редбо, Джон-Грейди возглавлял кавалькаду. Время от времени он останавливался и прислушивался, но вокруг стояла мертвая тишина. Костер быстро скрылся из вида, и о нем напоминали лишь отблески пламени, игравшие на стенах ущелья. Эти отблески делались все слабее и слабее и вскоре вовсе исчезли.

Затем они поднялись из ущелья и поехали по южному склону хребта. Вокруг, насколько мог видеть глаз, простиралась кромешная тьма, и лишь совсем рядом время от времени проплывали высокие силуэты алоэ. По оценке Джона-Грейди было уже далеко за полночь. Изредка он оглядывался на капитана, но тот ехал молча, ссутулившись в седле и явно угнетенный своими неудачами. Джон-Грейди ехал голый по пояс, привязав мокрую рубашку к ремню. Вскоре он сильно замерз. Он сказал Редбо, что ночка выдастся долгая и трудная, и, разумеется, не ошибся. Порой он начинал клевать носом и однажды задремал, но грохот выпавшей винтовки заставил его проснуться. Тогда он развернул коня и поехал назад. Капитан остановил Малыша и молча следил за Джоном-Грейди, который вовсе не был уверен, что сумеет снова залезть в седло, если сейчас спешится. Поначалу у него мелькнула мысль плюнуть на винтовку и оставить ее валяться на камнях, но потом он все же кое-как сполз с Редбо, забрал оружие, подвел коня к правому боку Малыша, велел капитану убрать ногу из стремени, сам вставил в него здоровую ногу и этим помог себе сесть на Редбо, и они поехали дальше.

Рассвет застал Джона-Грейди сидящим на верхушке каменной осыпи, откуда хорошо просматривались окрестности. К плечу прислонена винтовка, у ног фляжка. Он сидел и смотрел вдаль, туда, где из рассветной мглы мало-помалу проявлялись очертания пустыни. Столовая гора, равнина, а на востоке черная масса горных хребтов, из-за которых вот-вот должно появиться солнце.

Взял флягу, отвинтил крышку, сделал глоток-другой. Немного посидел и отпил еще. Вскоре в прогалах между горами появились и упали на равнину первые лучи солнца. Стояла тишина. На склоне примерно в миле от себя Джон-Грейди увидел семерых оленей, повернувших головы в его сторону.

Он долго сидел и смотрел вдаль. Потом встал и заковылял к кедровнику, где оставил лошадей. Капитан сидел на земле, вид у него был изможденный.

Поехали, сказал Джон-Грейди.

Капитан поднял голову:

Я больше не могу.

Поехали. Podemos descansar un poco mas adelante. Vámonos[201]201
  Немного отдохнем, но потом. Поехали (исп.).


[Закрыть].

Они спустились с горы и двинулись по узкой лощине в надежде найти воду, но воды нигде не было. Тогда они выбрались из этой лощины и оказались в новой, ведущей на восток. Солнце поднялось уже довольно высоко и сильно припекало. Джон-Грейди обвязал рубашку вокруг пояса, чтобы она поскорее высохла. Лошади явно выбились из сил, и Джону-Грейди вдруг подумалось, что этак ведь капитан и помереть может.

Наконец они отыскали воду в каменном резервуаре у источника, спешились, напились из трубы и, напоив лошадей, устроились в тени мертвых дубов со скрюченными сучьями. Стали осматриваться по сторонам. Капитан совсем посерел и как-то съежился. У одного его сапога оторвался каблук. Лицо его было в грязных потеках, на брюках черные полосы и следы пепла от костра. Через шею, в качестве перевязи для руки, перекинут ремень.

Я не собираюсь убивать тебя. Я не такой, как ты, сказал Джон-Грейди.

Капитан промолчал.

Джон-Грейди с трудом поднялся на ноги, вынул из кармана ключи и, пользуясь винтовкой как костылем, наклонился к капитану, поднял его руки и снял с него наручники. Капитан посмотрел на свои запястья. Кожа сделалась бледной, на ней четко проступали красные следы. Капитан стал осторожно растирать пострадавшие места. Джон-Грейди наклонился над ним:

Сними рубашку. Попробую вправить тебе плечо.

Чего?

Quítese su camisa, повторил по-испански Джон-Грейди.

Капитан угрюмо покачал головой и, словно ребенок, протестующе выставил перед собой руку.

Не валяй дурака. Я не предлагаю. Я приказываю.

¿Cómo?[202]202
  Что-что? (исп.)


[Закрыть]

No tiene otro calida[203]203
  Другого выхода нет (исп.).


[Закрыть].

Он взял в руки капитанову рубашку, разложил на земле, велел капитану лечь. Плечо было мертвенно-белого цвета, и все предплечье посинело и распухло. Капитан поднял голову. На лбу выступили капельки пота. Джон-Грейди сел на землю, уперся сапогом в капитанову подмышку, ухватил поврежденную руку за запястье и локоть и медленно стал вращать. Капитан смотрел на него с видом человека, только что упавшего с обрыва.

Не бойся. В моей семье уже сто лет лечат мексиканцев.

Если капитан и намеревался сносить боль молча, то ему это не удалось. От его вопля кони заплясали, закружились, стараясь спрятаться друг за друга. Капитан уцепился здоровой рукой за больную так, словно это была собственность, которой его собирались лишить. Но Джон-Грейди успел почувствовать, что сустав вправлен. Одной рукой он придерживал капитаново плечо, а другая вращала исцеленной конечностью. Капитан мотал головой и стонал. Затем Джон-Грейди отпустил его, взял винтовку и встал.

¿Está compuesto?[204]204
  Неужто вправил? (исп.)


[Закрыть] – простонал капитан.

Да. В лучшем виде.

Капитан держался за руку и моргал.

Надевай рубашку, и поехали. Нечего тут рассиживаться у всех на виду. А то скоро появятся твои дружки-приятели.

Уже оказавшись среди невысоких гор, они увидели небольшую эстансию и спешились. Пройдя через убранное кукурузное поле, они приметили маленькую бахчу и, усевшись на окаменелой борозде, стали угощаться дынями. Потом Джон-Грейди встал и, опираясь на винтовку, побрел по борозде дальше, собирая дыни для лошадей. Вернувшись, разломил каждую из дынь пополам и, выложив на землю, пригласил коней к трапезе. Затем, по-прежнему опершись на винтовку, стал наблюдать за усадьбой. По двору разгуливали индейки, за домом виднелся корраль с изгородью из жердей, а в нем несколько лошадей. Джон-Грейди забрал капитана, они сели на коней, и двинулись дальше. Когда Джон-Грейди еще раз, уже с холма, оглянулся на эстансию, выяснилось, что она гораздо обширнее, чем ему показалось сначала. За домом обнаружились многочисленные сараи и амбары, а дальше квадраты полей, окаймленных оросительными канавами. На лугу меж кустов паслись коровы – впрочем, довольно тощие. Прокукарекал петух. Откуда-то – возможно, из кузницы – доносились мерные удары железом о железо.

Они медленно ехали по холмам. Джону-Грейди надоело держать в руке винтовку, и он разрядил ее, положил патроны в карман, а оружие привязал к седлу капитана. Собрал почерневший от сажи револьвер и заткнул себе за ремень. Он пересел на гнедого Блевинса, у которого был легкий ход. Правда, нога продолжала болеть, но Джон-Грейди решил, что нет худа без добра – именно эта боль и не давала ему уснуть в пути.

Под вечер они сделали привал, и, пока кони отдыхали, Джон-Грейди с восточного карниза столовой горы стал озирать окрестность. Внизу медленно парил ястреб, а рядом его тень, похожая на птицу, вырезанную из черной бумаги. Джон-Грейди долго пристально вглядывался в даль и наконец увидел всадников. Они то исчезали в лощинах, то снова возникали. До них было около пяти миль.

Снова двинулись в путь. Капитан по-прежнему держал пострадавшую руку на перевязи из ремня. Он задремал и ехал сонный, мерно покачиваясь в седле. Они забрались довольно высоко, где и днем было совсем не жарко, а после захода солнца здесь, должно быть, и вовсе продрогнешь. Джон-Грейди не останавливался, пока, незадолго до наступления темноты, не обнаружил ущелье у северного склона горы, по которому они и поехали. Спустившись по нему с горы, увидели между камнями воду. Кони, торопясь и спотыкаясь, устремились к ней и начали жадно пить.

Джон-Грейди расседлал Малыша, затем прицепил капитана наручниками к стремени снятого седла, сообщив пленнику, что тот волен проваливать ко всем чертям, если желает тащить за собой седло. Сделав это заявление, он развел костер, выкопал углубление для бедра и прилег. Вытянув больную ногу и проверив, на месте ли револьвер за ремнем, прикрыл глаза.

Во сне он слышал, как бродят вокруг кони и, чмокая, пьют воду, скопившуюся между камней, которые своими гладкими поверхностями и правильной формой напоминали древние руины. Джон-Грейди слышал, как с конских морд срываются капли и звонко ударяют о воду, словно о дно колодца. Потом ему стало сниться, как кони гуляют среди этих камней, словно среди развалин древнего поселения, где мировой порядок когда-то рухнул, так что даже надписи на плитах теперь смыты ветрами и дождями столетий. Кони двигались осторожно, в какой-то странной задумчивости, словно пытаясь извлечь из закоулков памяти унаследованные от далеких предков воспоминания об этом безвозвратно ушедшем мире, да и о других мирах, где были, есть и всегда будут лошади. Джону-Грейди грезился этот лошадиный мир, который прочнее и долговечнее человеческого, ибо его законы и правила записаны не на каменных скрижалях, а в лошадиных сердцах, где ни ветру, ни дождям не дано ничего стереть.

Джон-Грейди проснулся и открыл глаза. Над ним стояли трое в одеялах-серапе. Все они были вооружены пистолетами, а один держал пустую винтовку Джона-Грейди. Костер горел вовсю: они подложили туда веток, и эти ветки уже занялись ярким пламенем. Как долго он проспал, Джон-Грейди сказать не мог, но ему было все еще очень холодно. Он молча посмотрел на человека с винтовкой, который, протянув руку, щелкнул пальцами.

Deme las llaves[205]205
  Ключи давай (исп.).


[Закрыть], сказал незнакомец.

Джон-Грейди вытащил из кармана ключи и передал пришлому. Тот и еще один его спутник подошли к капитану, сидевшему возле седла с другой стороны костра. Третий остался возле Джона-Грейди. Когда капитана отстегнули от седла, человек с винтовкой снова подошел к Джону-Грейди.

¿Cuáles de los caballos son suyos?[206]206
  Которая из лошадей его? (исп.)


[Закрыть] – спросил он.

Todos son míos[207]207
  Они все мои (исп.).


[Закрыть].

Мексиканец пристально посмотрел ему в глаза, потом отошел к своим товарищам, и они начали тихо переговариваться. Когда они провели капитана мимо Джона-Грейди, руки у него опять были скованы за спиной. Главный передернул затвором винтовки, убедился, что она разряжена, и поставил ее у камня. Потом вновь окинул взглядом Джона-Грейди.

¿Dónde está su serape?[208]208
  Где твое серапе? (исп.)


[Закрыть]

No tengo[209]209
  У меня его нет (исп.).


[Закрыть].

Мексиканец снял с себя накидку и, жестом матадора описав ею в воздухе полукруг, подал Джону-Грейди. После чего повернулся и двинулся вслед за своими спутниками в темноту, туда, где вперемежку с лошадьми Джона-Грейди стояли их кони.

¿Quiénes son ustedes?[210]210
  Кто вы такие? (исп.)


[Закрыть] – крикнул им вдогонку Джон-Грейди.

Тот, который подарил ему серапе, обернулся, оказавшись уже на самой границе света, исходившего от костра, и ночной тьмы, коснулся рукой широкополой шляпы и произнес три слова:

Hombres del país[211]211
  Люди из народа (исп.).


[Закрыть].

После чего все они растворились в темноте. «Эк ведь! Люди из народа», – повторил про себя Джон-Грейди.

Некоторое время из ущелья доносился стук копыт, затем наступила тишина. Больше он этих людей не видел. Наутро он поседлал Редбо и, подгоняя перед собой Малыша и гнедого, поехал по столовой горе на север.

Ехал весь день. Погода хмурилась, дул холодный ветер. Снова зарядив винтовку, Джон-Грейди положил ее перед собой поперек седла и ехал, закутавшись в серапе и гоня перед собой порожних лошадей. К вечеру северная часть неба почернела от туч, ветер сделался ледяным. Джон-Грейди осторожно пробирался по сильно пересеченной местности, болотистые низины перемежались каменистыми участками, заваленными обломками вулканической породы. Наконец он сделал привал и устроился на пригорке с винтовкой на коленях, вглядываясь в синеву, в которой растворялись луга, деревья, кусты, а стреноженные кони в это время тихо щипали траву за его спиной. Когда почти совсем стемнело и он с трудом различал мушку ружья, на лугу под ним появились пятеро оленей. Животные навострили уши, а потом, не чуя беды, принялись щипать траву.