Текст книги "Орбита смерти"

После отметки, соответствующей высоте двадцатиэтажного дома, ракета сузилась до третьей ступени: кислородные и водородные баки ее питали единственный двигатель, который выведет корабль с орбиты Земли на отлетную траекторию к Луне. Подобно второй, третья ступень изготавливалась в Калифорнии, и обе отправлялись к месту запуска на судне через Панамский канал.

Люк подался вперед и посмотрел вниз. Ух ты! Его одолело внезапное головокружение. Лифт замедлялся, они приближались к уровню командного модуля, и Люк вынужден был перевести взгляд на Пляжный домик, пытаясь сбалансировать свои внутренние гироскопы. Он увидел сразу за домиком тонкую полоску песка, бледно-коричневую на фоне атлантических волн.

Двери с лязгом раскрылись. Чад подхватил свой аппарат искусственной вентиляции скафандра и быстро вышел первым, Майкл за ним, а Люк замыкающим – вдоль внешних перил, в дверь стартовой кабель-заправочной башни, затем по мостику, ведущему к ракете.

Майкл приблизил свой шлем к шлему Люка и заорал:

– Ничего так выход на подмостки, а?

Чад уже начал перемещение по длинному узкому мостику – на высоте трехсот двадцати футов над стартовым столом, решетчатому, из оранжевого металла, без крыши и стен. Металлическую сетку пола закрыли резиновыми матами, чтобы у астронавтов меньше кружились головы.

Люк завопил в ответ:

– Ты следующий, Майкл! Сейчас или никогда!

В дальнем конце мостика имелось небольшое сооружение, похожее на гнездо, прилепившееся к наклонному борту космического корабля. Его накрывала белая ткань. Проявив типичную для НАСА художественную фантазию, техники прозвали его Белой комнатой[10]10
  Тут вероятна отсылка к песне рок-группы Cream «White Room», которая была весьма популярна на рубеже 1960-х и 1970-х.


[Закрыть]. Чад исчез внутри, и тогда в путь пустился Майкл.

Он держался строго посередине мостика, чтобы часом не задеть перила по бокам. Майкл, как и многие пилоты, терпеть не мог находиться на высоте без поддерживающих крыльев. Глаза сфокусировал на Белой Комнате в конце пути и ощутил иррациональное облегчение, когда дверца отворилась и стало можно войти. Чад уже пристегивался в темных внутренностях командного модуля.

Люк, ожидая своей очереди, сделал несколько шагов по мостику и огляделся. Проследил длинную, отмеченную раскрошенным гравием дорогу исполинского гусеничного транспортера, доставившего ракету на место старта. Начиналась она от Здания вертикальной сборки и Центра управления запуском; Люк вглядывался туда, представляя себе сотни техников и инженеров за пультами, воображая, как те смотрят на него через окна.

Он перевел взгляд влево, различил флаг и толпы на участке, отведенном НАСА для прессы. Прищурившись, он смог на пределе видимости различить низкий темный прямоугольник цифровых часов, ведущих обратный отсчет. А дальше, за Банана-Ривер, поблескивали на солнце крыши тысяч припаркованных там автомобилей: на пляже теснились зрители. Где-то в этой массе народа его родители – он вскинул руку и помахал им, задумавшись о том, что они сейчас чувствуют, и молча поблагодарил их.

Он уловил движение краем глаза: открылась дверь и техник махал ему. Люк поспешил по мостику.

Техники быстро и методично проверили скафандр Люка. Он отдал им свой аппарат искусственной вентиляции и по очереди поднял ноги, чтобы с них стащили защитные желтые галоши. После этого ухватился за поручень и закинул ноги внутрь корабля, сражаясь с собственной неповоротливостью в скафандре. Чад уже пристегнулся к своему креслу слева, а справа техник затягивал ремни Майклу. Поскольку Люк должен был взяться за дело вскоре после старта и подобраться к «Алмазу», ему отвели центральное кресло, ближайшее к шлюзу; это упрощало конфигурацию страховочного фала и выход наружу. Люк, совладав с собственной тяжестью, на спине соскользнул в нужное положение.

Техник пригнулся к нему и попросил задержать дыхание, чтобы можно было переключиться с носимого вентиляционного аппарата к магистралям системы жизнеобеспечения корабля. Люк чувствовал, как техник что-то подкручивает, затем внезапно в гарнитуре скафандра прозвучал треск. Техник появился в поле видимости:

– Раз, два, три. Люк, ты слышишь меня?

– Громко и четко, спасибо.

Техник затянул ремни Люка, проверил и перепроверил крепления бортовых инструкций, протер замшей колпак гермошлема. Потом взглянул Люку в глаза:

– Все в порядке?

– Все в норме, – ответил Люк.

Когда техник убирал оборудование и напоследок осматривал кабину, Люк тоже огляделся. Лежа на спине, он мог поворачивать голову влево-вправо, шлем поддерживал ее. Он прислушивался к низкому шипению кислорода, текущего в недрах корабля и вверх за его спиной, чувствовал, как тот размеренно обдувает его лицо, не давая шлему запотевать. Покосившись на Чада, потом на Майкла, он увидел, что оба в хлопотах: озаренные солнцем из иллюминаторов, сосредоточившие внимание на аппаратуре, проверяющие и перепроверяющие все по прикрепленным перед ними инструкциям.

Перед экипажем находился сложный массив из шестисот с лишним переключателей, приборов и индикаторов, позволявший управлять ракетой, которую они теперь знали не хуже любого самолета, на каких доводилось раньше летать. Никому не дотянуться до всех переключателей, поэтому обязанности распределены. Прямо перед Люком – индикация двигательной установки, атмосферный контроль, кластер аварийных сигнализаторов, которые при каких-либо неполадках вспыхнут желтым и красным. Несколько лампочек еще светятся: ракета не вполне готова к запуску. Люк проверил по памяти, верна ли последовательность.

Он ощутил постукивание по шлему и подался назад. Техник вежливо поднял брови, задавая безмолвный вопрос. Люк вскинул большой палец и пронаблюдал, как техник проверяет Майкла, затем Чада. После этого, помахав астронавтам, он аккуратно выбрался наружу из тесной кабины и закрыл дверцу.

Люк уставился на цифровой таймер обратного отсчета, смонтированный прямо перед ним: два часа десять минут до старта.

* * *

В пятнадцати милях восточнее терпеливо выжидал корабль, носивший имя «Кавказ». Не слишком крупный, лучше приспособленный не к открытым водам Атлантики, а к тесноте Черного моря, но спроектированный по образцу классического рыболовецкого траулера типа «Маяковский», так что со сложными океанскими условиями он вполне справлялся. Длина – всего восемьдесят пять метров, но судовая балка более чем солидная, четырнадцатиметровая, а одновинтовой дизельный двигатель в две тысячи двести лошадиных сил помогал развивать на воде надежный, пускай и не впечатляющий, темп – двенадцать с половиной узлов.

Но «Кавказ» полагался не на корпус и двигатель, а на иные приспособления: блестящий белый купол и антенные башни, во множестве смонтированные на верхних палубах. На самом деле это был разведывательный корабль класса «Приморье», снабженный высокоскоростной системой связи через спутник с Советским Союзом и патрулировавший побережье Флориды на самой границе двенадцатимильной полосы американских территориальных вод. Из Ленинграда «Кавказу» поручили наблюдать за последним запуском по программе «Аполлон».

Капитан не переживал. Задание несложное, а команда очень рада расслабиться на широте Флориды, где уже в середине апреля тепло. Предыдущие два месяца они провели в Северном море и приказ направляться на юг восприняли с большим энтузиазмом. Двенадцатый запуск «Аполлона» для них – и все практически одинаковы. Проще пареной репы, подумал капитан.

Он приказал старшему связисту вывести обратный отсчет НАСА через корабельные громкоговорители, и все, кому не требовалось находиться на нижних палубах, высыпали наверх и приникли к поручням – как правило, с биноклями и фотоаппаратами на шеях.

Голос американца эхом отдавался на советском корабле:

– Говорит Центр управления запуском «Аполлон-Сатурн». Отметка в тридцать шесть минут до запуска пройдена успешно, проверки безопасности выполнены, все идет по плану. Недавно старший смены испытателей космического корабля Скип Шовен спросил у командира Чада Миллера, удобно ли команде там, наверху, и Чад доложил: «У нас все в порядке, утро отличное».

Капитан, неплохо владевший английским, окинул взглядом спокойное море у побережья Флориды. Соглашусь, коллега, утро просто чудесное.

Катер Береговой охраны США «Непоколебимый» следовал за «Кавказом» на расстоянии около полумили, чтобы тот не подходил к побережью чересчур близко. Игра в кошки-мышки была хорошо знакома обоим участникам, и они без труда исполняли свои роли. Недавнее советско-американское соглашение о предотвращении инцидентов в открытом море четко предписывало сторонам находиться на достаточном удалении друг от друга, следовать правилам и, что важнее всего, не предпринимать действий с имитацией применения оружия.

Капитан глянул на часы: 15:00 по Москве, 08:00 здесь, во Флориде. До запуска всего полчаса. Он проверил заодно бинокль и камеру. Не хотелось такое пропустить.

* * *

Маленький черно-белый переносной телевизор в берлинском соборе выглядел неуместно. Но Александр, ныне – старший чтец у отца Илариона, принес его по просьбе иеромонаха и поставил в ризнице. Выдвинул две серебристые антенны, принялся их крутить и наклонять, пока не поймал четкий сигнал с местной станции. Пока комментатор НАСА говорил, Александр нажимал маленькие кнопки на корпусе, регулируя звук. Стоило отступить на шаг, и картинка померкла. Недовольно поворчав, он перенастроил антенны и снова отошел. На этот раз все получилось.

По правде говоря, Александр был в полном восторге; ему не терпелось посмотреть на последний запуск по программе «Аполлон» – последний из запланированных Америкой пилотируемых полетов к Луне.

Он услышал, как по коридору идет иеромонах, и перепроверил, все ли в порядке с телевизором. Потом поставил перед экраном два кресла.

– Почти пора? – спросил отец Иларион.

– Да. Минут пятнадцать.

Комментатор НАСА говорил:

– Все по-прежнему вполне нормально. Астронавты на борту корабля в эти последние минуты могут немного отдохнуть. А мы тем временем проводим заключительные проверки системы слежения в блоке управления, которая будет использоваться для навигации во время работы двигателей.

– Что он сказал?

Монах в английском по-прежнему мало что смыслил. Александр перевел, подытожив сказанное комментатором НАСА. Когда показали ракету на стартовом столе крупным планом, Иларион наклонился к экранчику и нахмурился:

– А что это за пар из корабля идет?

Откуда я знаю? – не без раздражения подумал Александр. Почему все считают, что у переводчика должны быть другие знания, кроме языковых?

Он наугад ответил:

– Излишки топлива сливают, когда баки заполнены до отказа.

Отец Иларион покивал:

– Поразительное изделие!

Они слушали, как в хьюстонском ЦУПе начинают проверку связи с командным модулем. Александр вскинул руку ладонью вперед, призывая к тишине.

– «Аполлон-18», говорит Хьюстон на УКВ и КВ-диапазоне. Как слышите? Ответьте.

Оба задержали дыхание, прислушиваясь к доносящемуся за тысячи километров скрипучему голосу:

– Хьюстон, это «Аполлон-18». Вас слышим громко и четко.

Иларион задумчиво усмехнулся.

* * *

– Говорит Центр управления запуском «Аполлон-Сатурн». Отметка в одиннадцать минут до старта пройдена успешно, все, как и прежде, идет по плану. Ракета-носитель полностью заправлена топливом. Командир миссии активировал свой ручной контроллер вращения, и теперь мы переходим на автоматику системы обнаружения неполадок. Планируем старт в тридцать две минуты от начала текущего часа.

Вдоль дамбы Банана-Ривер было смонтировано множество маленьких громкоговорителей на шестах, и голос вырывался из них, раскатываясь с писклявым эхом. Тысячи припаркованных под самыми разными углами автомобилей набились в узкую полосу между пляжем и дорогой. До запуска оставалось всего десять минут, очереди к фургончикам с едой и бочкам с напитками рассосались, все зрители обратили лица к стартовой площадке в семи милях к северу. Утреннее солнце уже пригревало, взирая жарким оком на шезлонги, одеяла и темные очки возбужденной толпы.

Лора сидела на заднем бампере «доджа»-фургона, держа в одной руке стаканчик черного кофе, а другой протирая слипающиеся глаза. Она и еще трое сотрудников селенологической лаборатории приняли в последнюю минуту решение смотаться на мыс Кеннеди и посмотреть запуск. Поездка выдалась монотонной: пятнадцать часов по I-10 и затем I-75, пять штатов. Бейджики НАСА обеспечили им привилегированный доступ в окрестности дамбы прошлым вечером; спали они в фургоне, припаркованном прямо у пляжа, и сейчас Лоре открывался отличный обзор «Сатурна-5».

Рядом сел Дон Болдуин в гавайской рубашке, украшенной ракетами и облаками:

– С погодой нам повезло.

Она окинула взглядом синее небо и легкие барашки на волнах, потом снова уставилась на ракету.

– Рада, что мы приехали.

Она скорее саму себя уговаривала: ночка выдалась муторной. Комментатор возвестил: «Десять минут до старта, продолжаем отсчет». Лора потрясла головой, прочищая мозги, и села прямее.

Из громкоговорителей доносился привычный диалог: Центр управления запуском опрашивал поочередно все контрольные пульты, готовы ли они к старту. У Лоры все сжималось внутри, когда вдруг докладывали о проблемах, но трудности удавалось преодолеть, и она расслаблялась. Вот Чад Миллер доложил, что готов, и вступил новый голос:

– «Аполлон-18», говорит руководитель смены. Команда, готовившая запуск, желает вам удачи. В добрый путь.

Она бросила взгляд на часы, сердце заколотилось. Четыре минуты до старта. Аппаратура для нескольких экспериментов, разработанных при ее участии, находится на борту; она также помогала при подготовке экипажа. Лора сфокусировала объектив камеры на ракете, вдавила кнопку спуска затвора и сделала снимок. Пальцем нашарила кнопку протяжки пленки.

Давай, детка, мы, ученые, ждем! Пора вам, инженерам, сделать свою работу. Помогите оторвать эту невероятную дурынду от земли!

* * *

F-1, двигатели «Сатурна-5», развивали невиданную доселе мощь. Пять этих зверей залегли в ожидании внизу ракеты, словно в анабиоз ушли: кровеносные сосуды осушены, сердца и желудки пусты. Изголодались, ждут топлива и искры, которая пробудит их к жизни.

За десять минут до старта открылись три клапана: первые порции керосина и жидкого кислорода хлынули из баков высоко наверху. Их потенциальная взрывная мощь ожидала смешивания, и теперь достаточно было открыть один клапан, чтобы едва контролируемый вихрь вознес эту массивную громаду вверх, прочь от Земли.

Люк понимал, что топливные магистрали открылись; он эту последовательность назубок выучил. Гигантский дракон внизу пробуждается. Люк задумался над своими ощущениями перед стартом. Я не боюсь, отметил он. Хорошо. Либо получится, либо нет. Он чувствовал… готовность.

Движение справа отвлекло. Это Майкл болтал левым коленом вверх-вниз, неосознанно высвобождая скопившиеся эмоции. Люк порадовался, что у него оба колена закреплены в неподвижности.

Он посмотрел на часы. Одна минута до старта. Шестьдесят тик-так, и начнется большая игра. Он наблюдал, как тянется Чад к кнопке и нажатием на нее выравнивает гироскопы, чтобы перед стартом ракета получила нужную ориентацию для точного управления. Последнее действие, которое требуется от экипажа перед запуском.

Люк перевернул страницу летного задания и коснулся большим пальцем верхней строчки таблицы. Чаду с Майклом предстоит наблюдать за аппаратурой и индикаторами, а ему – за высотой и скоростью. В таблице все одиннадцать минут тридцать девять секунд подробно расписаны. Когда его палец сползет в самый низ, они окажутся на высоте девяноста трех миль и будут лететь со скоростью 25 599 футов за секунду. 17 500 миль в час. Пять миль в секунду.

22

Стартовая площадка 39А, Космический центр имени Кеннеди

Завести самый мощный в мире двигатель не так просто. Уходит на это примерно девять секунд – время, за которое спринтер на Олимпиаде пробежит сто ярдов. Время, за которое можно ботинок зашнуровать.

Самые опасные девять секунд всего полета.

Расход топлива на отрыв «Сатурна-5» от стартовой площадки колоссален: три тысячи четыреста галлонов ежесекундно. Топливные насосы приходится оснащать собственными турбоагрегатами, чтобы они крутились с достаточной скоростью. Пять двигателей закачивали керосин и кислород в камеры сгорания, где компоненты топлива должны были смешаться, вспыхнуть и отправить вовне двенадцатифутовую выхлопную струю с адской температурой – три тысячи двести градусов по шкале Цельсия и мощностью – сто шестьдесят миллионов лошадиных сил.

Глаза команды были прикованы к панели контроля двигательной установки, а обратный отсчет времени таймером шел уже на секунды.

– Минус десять. Минус девять. Начинаем процесс зажигания.

Четыре фейерверка полыхнули внутри каждого двигателя: два, чтобы раскрутился турбонасос, и два, чтобы дожечь все примесные горючие газы, которые могли задержаться в сопле.

– Шесть. Пять. Четыре…

Открылись два огромных клапана, и с высоты через крутящийся насос в недра ракеты хлынул из бака жидкий кислород; вырываясь из широкого сопла, он пенился под собственным напором, точно белый водопад. Открылись два клапана поменьше, поставляя кислород и керосин турбоагрегатам, раскручивающим насосы до максимальной скорости. Давление в основных топливопроводах рывком подскочило до трехсот восьмидесяти фунтов на квадратный дюйм.

Достигнуты необходимые для запуска ракеты условия. Оставалось подлить пирофорный воспламенитель.

Два маленьких диска лопнули под напором топлива, и в богатые кислородом камеры сгорания попала смесь триэтилбора с триэтилалюминием. Эти жидкости воспламенились при контакте с топливом, сыграв в последний момент роль свечи зажигания.

– Три, два…

Первым запустился средний двигатель, а за ним в быстром темпе четыре остальных; если бы все пять запускались одновременно, ракету и стартовый стол бы разнесло на куски. Открылись еще два крупных клапана, и в разбухающий мальстрем хлынула новая порция керосина под высоким давлением.

Люк ощутил спиной пробежавшую вибрацию и услышал зародившееся тремя сотнями футов ниже глухое ворчание. В симуляции такого не было! Он бросил взгляд влево, туда, куда были устремлены глаза Чада. Пять индикаторов работы двигателей первой ступени засветились, подтверждая выход на полную тягу.

– Один. Ноль. И старт. У нас старт. Семь часов тридцать две минуты по времени Восточного побережья.

Высвободилась адская мощь, создавшая тягу в семьсот тонн на пяти двигателях – достаточную, чтобы оторвать от земли вертикально массу в семь миллионов фунтов. Самая тяжелая атлетика в мире.

Последние кабели, подключенные к ракете, отсоединились. Четыре тяжелых рычага-фиксатора, прижимавших основание ракеты к стартовому столу, издали облегченное пневматическое шипение и разошлись в стороны.

«Сатурн-5» получил свободу.

Взгляд Чада пронесся по приборной панели, проверяя, все ли в порядке. Маленький прямоугольный индикатор с надписью «ВЗЛЕТ» был подсвечен, Чад ощущал движение корабля, цифровой таймер отсчитывал время в будущее.

– Прямой отсчет, Хьюстон.

Началась миссия «Аполлон-18».

* * *

У отца Илариона отвисала челюсть. На маленьком экране он наблюдал события, крайне далекие от его повседневной жизни, но мощь и опасность чувствовались буквально физиологически.

Когда пошел обратный отсчет последних тридцати секунд до запуска, монах схватил Александра за руку и крепко сжал. Когда комментатор отсчитал последние десять секунд, хватка Илариона стала еще сильнее, затряслась вся рука, и тут пламя двигателей заполнило экран, а ракета с мучительной неспешностью оторвалась от стартовой площадки.

– Слава Богу! – воскликнул Иларион с нескрываемым восхищением. Он не сводил глаз с мерцающей картинки, но слов комментатора НАСА не понимал. – Все в порядке, Александр, да? Все в порядке по-прежнему?

– Да, отец, ракета работает превосходно. Астронавты отправились в путешествие всей жизни. – Он высвободил руку из хватки иеромонаха и потряс занемевшими пальцами.

Двое молча смотрели трансляцию. Телеэкран озарял диковинным синим светом иконы на голых оштукатуренных стенах, а изображение ракеты уменьшилось до колеблющегося огонька в небе.

* * *

– Программа тангажа и крена, Хьюстон.

Трое членов экипажа напряженно созерцали показания аппаратуры. Ракета удалилась от стартовой башни и повернула, перемещаясь вдоль Восточного побережья, точность ее полета можно было наблюдать по движению черно-белого шара гироскопического авиагоризонта. Чад сообщал о происходящем в Хьюстон, а Люк отмечал меняющийся угол освещения солнцем через иллюминаторы, подтверждая, что ракета придерживается необходимого курса.

– Вас слышим, Восемнадцатый. Тяга всех пяти отличная.

Они приободрились, услышав голос капкома. Это значило, что команда экспертов сравнила расчетные высоту и скорость с реальными – и убедилась, что они совпадают.

Люк вел пальцем по таблице в летном задании, подтверждая услышанное из Хьюстона. Он пытался держать руку ровно, несмотря на мощную пульсацию и приступы быстрой мелкой дрожи, но вибрировала ракета так, что трудно было сосредоточиться на числах. Несмолкаемый рев двигателей наполнял кабину симфонической какофонией, а та перемежалась отрывистыми диалогами с Землей.

Люк наклонил голову вперед, преодолевая перегрузку, и перехватил взгляд Майкла.

– Как тебе такой котовый выстрел? – спросил он. «Котовыми выстрелами» летчики прозвали паровые катапульты, запускавшие истребители с палуб авианосцев.

Майкл усмехнулся:

– Лучше всех, что у меня были!

Топливо быстро выгорало, ракета становилась легче и ускорялась все быстрее в разреженном воздухе. Люк чувствовал, как руки и ноги вжимаются в кресло, перегрузка нарастала. Он откинулся затылком на подголовник, вибрировавший от напора, с каким ракета проталкивала себя сквозь атмосферу.

Посмотрел на приборную панель.

– Давление в кабине падает.

Открытые клапаны позволяли воздуху утекать из кабины корабля по мере снижения внешнего давления с высотой. Они дадут давлению внутри снизиться до уровня пяти фунтов на квадратный дюйм, затем закроются, и весь остальной полет пройдет на запасе чистого кислорода. Элегантный способ продуть корабль от флоридского воздуха.

– Давай, детка, гони! – Голос Майкла дрогнул от сильнейшей вибрации.

Воздух оказывал сопротивление полету ракеты, давя на ее корпус все сильнее. Инженеры обозначают это встречное давление, называемое скоростным напором, символом Q, и ракета сейчас преодолевала рубежи высоты и скорости, где оно максимально: Max Q. Затем воздух по мере увеличения высоты станет разреженным, а сопротивление его ослабнет. Люк порадовался, что неполадок на этом этапе нет никаких. Он поднял оттопыренные большие пальцы и показал Майклу.

Голос капкома подтвердил хорошие новости:

– Восемнадцатый, разрешаем сброс ступени.

Вскоре первая ступень ракеты израсходует топливо, отделится, перейдет в самостоятельный полет и упадет в Атлантику. А пока перегрузка все еще оставалась более чем четырехкратной, близкой к пределу, на какой была рассчитана конструкция. Компьютер не станет отключать все пять двигателей одновременно, а начнет с центрального, чтобы плавно сбавлять напор, пока оставшиеся четыре дожигают топливо.

– Центральный двигатель отключается, – сообщил Чад.

Люк тут же ощутил некоторое облегчение, словно с груди слез один человек из незримой ватаги, насевшей на него. Однако четыре двигателя продолжали работать, и вскоре перегрузка снова начала быстро расти.

– Господи-и-и-и! – простонал он.

Конечно, в бытность пилотом истребителя Люк всякие перегрузки выдерживал, но к безжалостному напору ракеты не привык. Даже дышать под крепко навалившейся на грудь тяжестью стало трудно.

– Держись! – заорал Чад.

Бамс! Команду подбросило в страховочных ремнях: это замолчали четыре больших двигателя и отделилась опустевшая первая ступень.

Шмяк! Их откинуло назад, на спинки кресел, точно кто-то натянул поводья, – включилась вторая ступень, взрывоподобно ожили ее пять двигателей.

– Твою ж мать! – вскричал Люк.

Участники предыдущих полетов предупреждали его, какая это жесткая штука – переход со ступени на ступень, но реальное физическое ощущение превзошло все ожидания. Люку почудилось, будто он с разбегу врезался в стену.

– Похоже, все пять работают отлично, – отметил Майкл.

Двигатели второй ступени активировались должным образом, и теперь им предстояло отработать шесть минут, разгоняя корабль почти до орбитальной скорости.

Комментатор НАСА возвестил:

– «Аполлон-18» на высоте сорока шести миль, за восемьдесят миль от точки старта. Он сбрасывает систему аварийного спасения и продолжает подъем.

Им больше не нужна была смонтированная в носовой части корабля твердотопливная ракетная установка, которой полагалось увести модуль с астронавтами на случай, если бы полет «Сатурна-5» прервался внепланово вблизи земной поверхности. Установка на секунду активировала свой основной двигатель, отделилась и неиспользованной слетела в океан.

Вспышка при отделении САС напомнила Люку, что они теперь в пятидесяти милях над поверхностью – там по воле ВВС США прочерчена условная граница земной атмосферы. Он провел большим пальцем по отметке этой критической высоты в своем летном задании.

– Эй, ребята, приветствую вас в космосе! Мы теперь официально астронавты!

– Я заждался, черт побери, – проворчал Чад.

* * *

Капитан «Кавказа» наблюдал величественное зрелище, можно сказать, из первого ряда. Американская ракета воспарила со стартовой площадки, и команда «Кавказа», не сдерживаясь, зааплодировала. Потом еще раз, когда спустя почти минуту раздался низкий рокот. Бинокли и камеры повернулись синхронно, отслеживая подъем «Сатурна-5» почти точно по вертикали, а затем при изменении курса.

Капитан нахмурился, изучая полет ракеты в бинокль. Он расположил свой разведывательный корабль почти точно на востоке от стартового стола, следовательно, ракета должна была пролететь над головой. Вместо этого она неожиданно ускорилась вправо и взяла курс на север.

Антенны «Кавказа» перехатывали трансляции на множестве частот, включая те, на которых шел обмен данными с возносящейся ракетой. Оптические устройства отслеживали ярко полыхавшие выхлопные струи двигателей. Капитан повернулся к старшему связисту:

– Направление передачи с ракеты установлено четко?

– Да.

– А давай-ка мне азимут их старта.

Офицер-связист принялся за работу. Он быстро построил график по точкам, отмечавшим угол наблюдения «Сатурна-5» и оценочное расстояние до него. Пожалел, что радарная локация ракеты невозможна, но направлять в ее сторону сильные электромагнитные импульсы запрещено. Впрочем, точек на графике должно хватить для прикидки, куда направляется «Аполлон-18». Он полагал, что линия будет указывать в основном на восток, как было во всех предыдущих случаях запуска «Аполлонов». Но добавлялись карандашные отметки, и он смотрел на лист с растущим удивлением: смысла спорить с данными не было. Траектория указывала на северо-восток.

Убедившись, что ошибки нет, он усреднил разброс точек – приложил прямой край аэронавигационного транспортира. Плавно прочертил карандашом линию, ведущую под углом вверх от побережья Флориды на карте. Продлив линию, офицер с интересом отметил, что она почти параллельна побережью штатов Северная Каролина и Южная Каролина.

Повернув транспортир, он старательно измерил угол при пересечении линией долготной и широтной сеток координат. Ненадолго откинулся на спинку кресла и представил себе продолжение линии к экватору. Потом проверил полученные значения и развернулся доложить. На все про все у него ушло менее девяноста секунд.

– Рассказывай, – велел капитан.

– «Аполлон-18» стартовал из Космического центра имени Кеннеди под наклонением пятьдесят один градус, то есть отклонился на пятьдесят один градус от экватора. – Офицер работал с советской спутниковой группировкой и понимал, что это значит. – Под тем же наклонением наши проводят запуски с Байконура.

Капитан кивнул:

– Приготовить шифрограмму для немедленной передачи в штаб Североморска, – распорядился он. Продиктовал сообщение, проверил, как офицер записал его, и заверил своей подписью распоряжение о срочной передаче, предупредив связиста: – Ни слова никому.

И развернулся посмотреть на четко прочерченный в небе дымный след.

Куда ты летишь, товарищ капитан? Действительно ли на Луну? Или у тебя есть иная цель, поближе?

* * *

– Хьюстон – Восемнадцатому. Разрешаем выход на орбиту. Разрешаем выход на орбиту.

Они находились за тысячу сто миль от Космического центра имени Кеннеди, в ста десяти милях над Землей, и продолжали ускоряться.

– Рад слышать, Хьюстон, – откликнулся Чад. Вторая ступень идеально справилась с работой, а третья сейчас проводила тонкую корректировку, которая придаст кораблю необходимые для погони за «Алмазом» скорость и высоту полета. Они летели уже больше одиннадцати минут, и последняя ступень создавала аккуратное ускорение, немногим выше 0,5g.

– Почти прилетели, ребята, – сказал Майкл, сосредоточенный на показаниях таймера и прочих приборов; скорость перевалила за двадцать пять тысяч футов в секунду.

А потом это закончилось. Третья ступень отключилась в точно назначенный момент, и плавное, гладкое ускорение, сообщаемое кораблю единственным двигателем, тут же исчезло. Впервые в жизни трое мужчин испытали космическую невесомость.

Люк разразился смехом.

– Мы здесь! – Он пустил брошюру с летным заданием плавать в воздухе перед собой, слегка подтолкнув. – Вы хоть посмотрите на это!

Майкл откинулся назад и глянул в иллюминаторы над головой. Насколько хватало глаз, тянулись чернота космоса и голубой изгиб горизонта Северной Атлантики.

– Матерь Божья, – произнес он.

– У нас полно работы, ребята, – вмешался Чад.

Оба перевернули страницы в летных заданиях и приступили к трансформации ракетного корабля в космический.

– Хьюстон, мы с вами на странице 2–10, – сообщил Чад.

Пауза. Ответа не последовало.

– Хьюстон, как слышно?

В ответ донеслось что-то скрипучее и невразумительное.

Майкл произнес:

– Думаю, я слышал в конце, как он повторяет разрешение выйти на орбиту.

Чад кивнул:

– Согласен. Наверное, просто связь с ретранслятором в Северной Атлантике глючит. – Он заглянул в летное задание. – Через час с небольшим мы попробуем снова связаться, когда корабль на юге Тихого океана будет доступен.

Чад повернулся и посмотрел на напарников:

– Первая стадия завершена, ребята. Теперь летим шпионскую станцию искать.