Текст книги "Трудно отпустить"
Автор книги: Кристи Бромберг
Жанр: Зарубежные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 20. Деккер
– Скажи уже.
По тому, каким погруженным в собственные мысли Хантер был с тех пор, как мы припарковались, и по самому тону его голоса я чувствую – он ищет ссоры. Только вот у меня нет на это сил.
– Что именно? – спрашиваю я, бросая на Хантера взгляд, пока мы пересекаем парковку, чтобы вернуться в отель. Дорога была долгой, уже поздно, а я валюсь с ног.
– Все, что крутится в твоей голове с тех пор, как мы покинули бар.
– С чего ты взял, что мне есть что сказать?
– Ты никогда не умела скрывать эмоции. Ты думаешь, что вся такая крутая, но, когда дело касается меня, у тебя на лице все написано.
– Ты все выдумываешь.
– Ага. Тогда, в тот раз, когда ты ушла из отеля, я ни о чем не догадался и принял все за чистую монету.
– Что это вообще значит? – Меня охватывает настороженность.
– А то, что ты ушла, потому что нарушила правила.
Я спотыкаюсь. Пока перевариваю его слова, у меня не сразу получается сглотнуть ком в горле.
– И какие правила я нарушила? – делаю я вид, что не знаю.
Когда я останавливаюсь, он, сверля меня пристальным взглядом, подходит ближе. Я рада, что вокруг темно, но не думаю, что ночь скроет волнение, внезапно охватившее меня из-за того, что не понимаю, к чему он клонит.
– Сама скажи.
Наши взгляды скрещиваются в неловком танце. Кажется, Хантер не намерен объяснять брошенные в мой адрес обвинения. А я не хочу открывать ящик Пандоры.
Не знаю, что хуже – если он скажет, что знал о моих чувствах, или же то, что, даже зная о них, молча позволил мне уйти.
Я качаю головой, наконец понимая смысл его слов. Вполне в духе Хантера. Изворачиваться. Уклоняться от прямого ответа. Перевести стрелки или сменить тему разговора, чтобы самому не раскрывать карты. Типичный, чтоб его, Мэддокс.
Хорошо, что я ничего не сказала. Хорошо, что не позволила себя отвлечь и не дала ответов, которых он, возможно, и не ожидал.
– А сам ты не хочешь мне что-нибудь сказать? – спрашиваю я, упирая руки в бока.
– Подобное предложение не сулит ничего хорошего. – Хантер, уже готовый держать оборону, скрещивает руки на груди.
– Ты первый начал, так почему я не могу спросить тебя в ответ?
Его раздраженный вздох заполняет тишину вокруг нас.
– Слушай, вечер вышел замечательным. Нам было весело. Мы не поубивали друг друга, что можно считать бонусом, но в то же время это нервирует, потому что… это же мы. – Он усмехается, но в этом смехе чувствуется усталость. – Просто не пытайся ничего разузнать и не порти вечер, хорошо?
– Чем планируешь заняться в межсезонье? – уточняю я.
– Ну уж нет, Деккер, – протестующе смеется Хантер. – Мы не об этом говорили.
– Просто… сделай мне одолжение. Пожалуйста. Я… ну прошу тебя. – Когда Хантер пытается уйти, я хватаю его за руку. В ту минуту, когда его плечи расслабляются, я знаю, что он готов мне уступить. – Вопрос без подвоха. Просто скажи, чем планируешь заняться в межсезонье.
– Тренироваться. Ходить в зал. И снова тренироваться. – Он опускает руки по швам.
– А в свободное время?
– Изучать противников и их слабости, смотреть записи матчей. – Он говорит так, словно мне следовало бы самой догадаться. Пусть я и знала ответ, но хотела, чтобы он сам признался.
Чтобы понял, насколько односторонне мыслит.
– А чем еще ты занимаешься, кроме хоккея?
– Чем занимаюсь?
– Да, что еще, кроме вечного хоккея, приносит тебе удовольствие?
На его губах появляется кривая усмешка, и то, как он скользит взглядом по вырезу моей рубашки, заставляет меня покачать головой.
– Мы могли бы подняться наверх, где я покажу тебе, что приносит мне удовольствие.
Мое тело автоматически реагирует на его слова, но я все еще помню, как он отверг меня в прошлый раз.
– Это не относится к делу, – качаю я головой. – Ну правда. Чем еще, кроме хоккея и секса на одну ночь, ты любишь заниматься?
– Сексом на две ночи подряд.
– Очень смешно. Я серьезно.
Хантер пристально смотрит на меня:
– Много чем.
У меня вырывается смешок, который тут же обрывается, ведь Хантер все еще сверлит меня взглядом.
– Ты спросил, почему я пригласила тебя на игру Дартмута. Попросил не ходить вокруг да около… я перестала… – Я каждой частичкой готовлюсь к последствиям того, что собираюсь сказать. Это отражается и в моем судорожном вдохе. – Ты выгораешь, Хантер… Да что там, от тебя одни угли остались. Поэтому тебе нужно как-то перезарядиться.
– Ничего подобного. – Он отвергает мои слова даже физически: будто если отступит на два шага назад, что-то изменится.
– В том, чтобы признать это, нет ничего страшного. Никто не станет тебя осуждать.
Раздается еще один короткий смешок, когда Хантер открывает и тут же закрывает рот. Однако я вижу панику в его глазах. Слышу ее в вибрации его смеха.
– Только этого мне не хватало. Ты хоть знаешь? Знаешь, какой кошмар мне придется завтра пережить?
– Завтра?
– Знаешь… черт, – рявкает напряженный до предела Хантер. Я все же пробудила его призраков, о существовании которых догадывалась, но не знала наверняка.
Он отходит еще на несколько шагов и сцепляет пальцы на затылке.
– Только этого мне, мать твою, не хватало. Почему ты просто, чтоб тебя, не оставила меня в покое?
– Хантер, я… Мне жаль. Не знаю, о чем ты, но я…
– Верно, ты понятия не имеешь, – грохочет он, злобно смотря на меня. Скорее всего, он даже не замечает парочку, что стоит на другом конце парковки. Но мне не все равно, что они думают, раз за разом поглядывая в нашу сторону. – Ты хоть понимаешь, как глупо это звучит?
– Что звучит глупо?
– То, что я больше не люблю хоккей.
Его слова ошеломляют. Выгорание из-за неумолимой природы спорта и стремления стать в нем лучшим совсем не то же самое, что ненавидеть этот спорт. Но теперь, смотря на мучения Хантера, я понимаю, что он не видит этой разницы… и это разбивает мне сердце. В его глазах стоят слезы, отягощенные смесью стыда, замешательства и гнева. Будто признание в том, что ему больше не нравится хоккей, лишило его личности и он не знает, кем теперь быть.
Я мечусь между тем, чтобы проявить строгость или сочувствие, но понимаю, что ни то, ни другое не поможет. Сделав к нему шаг, я пытаюсь успокоить его.
Я больше не люблю хоккей.
– Ты же не серьезно…
– Еще как, мать твою, – кричит Хантер, вскинув руки. – Но за этим кроется намного больше. Больше, чем я могу объяснить.
То, как ломается его голос на последнем слове, поражение, сквозящее в его позе, едва не уничтожают меня. Мне хочется обнять Хантера, унять боль, что застилает его глаза.
– Попробуй, – делаю я еще один шаг. – Я рядом. Я…
– Что ты? Будешь навязывать мне, что нужно смотреть на все позитивно? Взмахнешь волшебной палочкой и все снова станет идеальным? Без обид, Декк, но это последнее, чего я от тебя хочу. Сломанное уже не восстановить. От нанесенного ущерба не избавиться. Мне остается только плыть по течению и делать все возможное, чтобы не утонуть.
– По крайней мере, позволь мне быть рядом. – Его смех, глухой и грубый, разъедает меня изнутри. Я знаю, что он не привык говорить о своих чувствах, но ему следует знать: – Большинство профессиональных спортсменов проходят через это на том или ином этапе своей карьеры. Сам подумай, как вообще возможно не растерять запал? Играть в хоккей день за днем и…
– Достаточно! – разносится по парковке его голос. Если опираться только на слова Хантера, можно подумать, что он не слушает, но страх и неуверенность, отражающиеся на его лице, подсказывают, что он все же слышит меня. Знает, что я права. Просто он слишком гордый, мужественный, упрямый, а также напуганный, чтобы это признать. Как и многие другие, он принимает происходящее за проявление слабости.
Намек на провал.
Вот только провал в чем?
– С чего ты взяла, что имеешь право разыгрывать из себя психотерапевта?
– Я кто угодно, но точно не психотерапевт. – Я подхожу к нему еще ближе. – Нам нужно напомнить тебе, почему ты вообще полюбил хоккей.
– Что это еще за «нам»?
– Ты. Я имела в виду тебя. Просто я подумала, что могу помочь…
– Так поэтому мы провели этот вечер вместе? Не просто чтобы я посмотрел матч. Чтобы отдалился от парней и просто побыл собой, а не капитаном команды. Ты хотела показать мне, что я могу наслаждаться игрой и другим способом.
Возражения так и не срываются с моих губ, когда я вижу слезы разочарования в глазах Хантера.
– Как я и сказал, всем всегда что-то от меня надо. Во всем есть скрытый мотив. Все пытаются использовать меня, так что неудивительно, что в этот раз ты…
– Ты сам-то себя слышишь? – кричу я.
– Что? А лучше слушать тебя? – Его голос заглушает мой.
– Я не хочу ссориться. Просто хочу помочь тебе. Признать, что ты на грани выгорания, еще не значит…
– Что? Думаешь, я не знаю, что миллионы людей убили бы, лишь бы оказаться на моем месте? Думаешь, я не знаю, как глупо жаловаться на то, что другие сочли бы мечтой? Да кому вообще нужен перерыв от того, что они любят? Кто вообще посылает к черту то, что определяет и спасает их? – Хантер отходит на несколько шагов, и низкий гортанный стон, который он издает, разрывает мне сердце. – Мне тридцать два, и каждый день я тяжело тружусь. Каждый день гонюсь за призраком, которого не смогу превзойти. Каждый день притворяюсь перед фанатами тем, за кого они меня принимают. Господи Иисусе! Как скоро они заметят, что я всего лишь мошенник? Когда осознают, что я ношу маску в попытке соответствовать чужим ожиданиям?
Я не понимаю, о чем он говорит, но все же не прерываю. Позволяю ему рассуждать о вещах, смысл которых улавливаю только частично, зато эмоциональную составляющую которых могу с легкостью проследить.
Хантер как маленький мальчик, который отказывается признавать правду.
– Эй, – тихо и мягко произношу я, подходя к нему. Мне хочется обнять его, дотронуться до него, успокоить. – Знаю, ты не хочешь этого слышать, но тебе нужно это принять. Я все понимаю. Ты задаешься вопросом, как такое возможно. Каким придурком нужно быть, чтобы чувствовать себя подобным образом. Но так на ситуацию может посмотреть кто-то со стороны, ты же – в самом ее центре, и твои чувства имеют право на существование. Разве не потому тебе так тяжело? Из-за того что посмел жаловаться или устать от того, что многие почитали бы работой мечты… Но в конце концов, это всего лишь работа. Ты можешь быть лучшим в мире, находиться на вершине, но все равно страдать от выгорания. Все мы люди. Все…
– Уверен, ты уже поняла, как меня излечить, верно? – Эмоции, отражавшиеся на его лице, исчезли. Он снова нацепил маску, запер чувства на замок. На место злости пришел сарказм. Растерянность заменило отрицание.
Мне требуется все мое терпение, чтобы не схватить его за плечи и не встряхнуть, побуждая наконец услышать меня. Я расстроена и обижена тем, что он снова замкнулся.
– У меня нет решения. Могу лишь сказать, что тебе нужно найти баланс. Тебе нужно научиться быть Хантером Мэддоксом, парнем, который любит смотреть фильмы, готовить или что-то еще. Научиться существовать вне арены, даже если для всех остальных ты так и останешься Хантером Мэддоксом, звездой хоккея.
– О, вы только посмотрите, Собранная Деккер приходит на помощь со своими идеальными ответами на все вопросы. У меня для тебя экстренная новость – меня не надо спасать. Мне не нужны они и их давление. Мне вообще никто не нужен и уж точно мне не нужна ты.
Каждое его слово ранит. Большинство из них имеют смысл, но некоторые – нет. Я задумываюсь, кто такие «они», но не решаюсь спросить.
Плечи Хантера вибрируют от гнева, пока мы смотрим друг другу в глаза. Белый дым от его дыхания рассеивается.
Когда я говорю, мой голос, спокойный, ровный, безэмоциональный, – полная противоположность его голосу.
– Я хотела не этого. Я всего лишь…
– Оставь это при себе, Кинкейд. Черт возьми, оставь. – Отмахнувшись от меня, Хантер качает головой. – С меня достаточно этого дерьма. Спасибо за то, что испортила этот вечер, даже несмотря на то, что я попросил тебя этого не делать.
Не сказав больше ни слова, он разворачивается на пятках и направляется к отелю.
Наш разговор обернулся катастрофой. Тотальной и абсолютной.
А я так и не приблизилась к тому, чтобы узнать, что же так тяготит Хантера.
Глава 21. Хантер
– Нам не удалось поговорить с вами сразу же после матча, не могли бы вы прокомментировать заметные изменения в вашей игре? Или у вас просто выдался неудачный вечер?
У меня такое чувство, будто матч был сотню лет назад. Сколько прошло? От силы дня три? Или четыре? Не могу вспомнить.
Сквозь слепящий свет я едва могу разглядеть своего агента Финна Сандерсона в задней части зала для интервью. Он, скрестив руки на груди и облокотившись о стену, кажется, не сводит с меня взгляда.
Руководство привлекло тяжелую артиллерию, чтобы держать меня в узде. Должно быть, Юнгер боялся, что его угрозы не подействовали.
Черт, может, они поступили разумно, учитывая, что мы в моем родном городе и изо всех сил избегаем друг друга.
– У каждого случаются неудачи. Очевидно, тот матч стал моей, – произношу я общую фразочку, которую Сандерсон вбил мне в голову следом за многочисленными угрозами о том, что если продолжу в том же духе, то меня отстранят от игр, а сам он откажется со мной работать. Хотя я почти уверен, что его россказни о сорвавшихся контрактах с рекламодателями призваны были лишь припугнуть меня, в то время как перспектива остаться на скамейке запасных вполне реальна. – Остается только надеяться, что у меня получится прервать полосу неудач и хорошо выступить сегодня вечером.
– Вас беспокоит, как поражение отразится на статистике «Лесорубов»?
Я отодвигаю микрофон и пытаюсь найти того, кто задал вопрос, но из-за освещения мне трудно что-либо разглядеть.
– Каждая игра важна. Каждая победа и каждое поражение. Я достаточно долго играл в лиге, чтобы понять – проигрыш с разницей в одно очко в начале сезона может стать решающим фактором того, как этот сезон закончится. К счастью для нас, «Кочевники» тоже проиграли, так что теоретически мы равны.
Ты выгораешь, Хантер… Да что там, от тебя одни угли остались.
Слова Деккер звучат в моей голове вот уже в миллионный раз с тех пор, как она произнесла их, а я все пытаюсь от них откреститься. Я знаю, что она права. Как, очевидно, знает и она.
Но, черт возьми, я не могу избавиться от того, из-за чего это произошло.
Я пытался.
Господь знает, еще как пытался.
– Мистер Мэддокс, – раздается женский голос репортера, который заглушает слова Деккер. Я несколько раз моргаю, а потом выставляю руку козырьком, чтобы посмотреть в ее направлении. – Здрасте. То есть здравствуйте.
Она явно новичок. Новенькие всегда болтают без умолку.
– Здравствуйте.
– Эм… Да… То есть… Вида Хенсон из «Спорт по всему миру». В последнее время вы на коне. Скоро установите два новых рекорда НХЛ. Что же такого особенного случилось, что стиль вашей игры настолько улучшился?
Мой брат умирает.
– Хороший вопрос.
А я этому поспособствовал.
Я пялюсь на свет и качаю головой в попытке отогнать правду, что преследует меня каждый божий день. Избавиться от ее сокрушительной тяжести.
– Я… изменил программу тренировок, – лгу я. – Добавил несколько новых членов в команду, чтобы показать свой потенциал и… ну, полагаю, они заслуживают повышения, потому что это сработало. – Я называю еще несколько причин, но это не помогает мне сосредоточиться.
Возможно, из-за возвращения в город, в котором я вырос.
Возможно, потому что я знаю, что придется заехать домой и столкнуться с реальностью.
А может…
– Мистер Мэддокс? Рэнди Гирдли из «Хедлайнер Спорт». Вы выросли неподалеку. Есть ли какие-то места, куда вы любите возвращаться, когда приезжаете домой?
Участок дороги, на котором моя жизнь изменилась навсегда.
Кладбище, чтобы отдать дань уважения.
Деккер все же кое в чем ошиблась.
Дело не только в выгорании.
Комната начинает вращаться, и я несколько раз моргаю в попытке одолеть ужас тех первых мгновений, когда моя жизнь изменилась навсегда.
Сегодня, сын, ты играл ужасно. Тебе должно быть стыдно.
Встреча лицом к лицу с отцом.
Ага, мой дом – еще одно место, куда мне не терпится пойти.
Я натягиваю улыбку и позволяю себе рассмеяться. Все что угодно, лишь бы увести их подальше от правды.
– У каждого есть любимые места из детства. – Я отодвигаю свой стул и встаю.
– Например, – продолжает репортер.
– Всякий раз, когда я приезжаю сюда, мое расписание настолько плотное, что у меня нет времени отвлекаться. Понятное дело, тренировки и команда всегда на первом месте, но я также посещаю Детскую больницу Бостона, провожу время на катке «Элитной девятки»[13]13
Детская хоккейная лига Бостона.
[Закрыть], чтобы ответить на вопросы детишек. И еще несколько вещей, чтобы стать лучше и отплатить за шанс, что мне выпал. Ни секунды покоя. – И еще одна улыбка, чтобы закрепить ложь. – Спасибо за уделенное мне время. Надеюсь встретиться с вами на сегодняшней игре.
Я выскальзываю через дверь справа, когда на меня сыплется новый залп вопросов. Автоматически передвигая ногами, я пытаюсь погасить внутренний раздор, который съедает меня.
Почему в этот раз все настолько тяжело? Почему у меня такое ощущение, будто весь кислород выкачали и я никак не могу вдохнуть?
Через несколько секунд Сандерсон проходит через те же двери, что и я.
– У каждого есть любимые места? – усмехается он. – Прозвучало так, будто ты говорил о борделе или о чем-то подобном.
Если бы он только знал.
– Я поучаствовал в представлении, что ты устроил. Разве этого недостаточно? Ты же хотел, чтобы я сосредоточился на игре и выложился на все сто, так не пора ли мне пойти готовиться? Я сделал как ты хотел, но ты все равно цепляешься.
– Когда главный менеджер позвонил мне и попросил приструнить тебя, ты не захотел рассказывать, но я все же спрошу еще раз – что с тобой происходит? Ты хоть и отвечал на их вопросы, но улыбался так, словно мечтал, чтобы они отвалили. Игра в плохиша зашла слишком далеко. Ты что, пытаешься выбросить в мусорное ведро карьеру, статистику и рекорды, которые почти поставил?
– Я вел себя как следует. А теперь хочу пойти и посмотреть записи игр. У «Фишеров» новый план защиты, а мне нужно успеть его разгадать, – говорю я о команде, с которой нам предстоит играть этим вечером.
Сандерсон изучает меня внимательным взглядом, но все же кивает:
– Хорошо, что ты снова сосредоточен на игре.
– Так было всегда.
– Ты – лицо команды, Мэддокс. От тебя многое зависит.
Лицо, может быть, и мое, но телом и сердцем сегодня должен был играть Джон.
– Помню, – бормочу я и смотрю в окно комнаты, где, кроме нас, больше никого нет.
– Расскажешь, почему выглядишь таким рассеянным? Почему все продолжаешь двигаться, будто не можешь усидеть на месте? Юнгер переживает, что ты подсел на обезболивающее из-за того, что тебя все еще беспокоит колено.
– К черту все. – Сытый по горло обвинениями, я уже собираюсь пройти мимо, но Сандерсон хватает меня за руку. Я тут же отдергиваю ее. – Оставь меня в покое, Финн. Думаешь, я подсел? Так проверь меня. Я чист. Думаешь, я пью? Я перебрал раз или два, но не больше, чем любой в команде. Может, моя проблема в том, что вы, ребята, суете нос в мои дела, когда я попросил вас отвалить.
– Моя работа заключается в том, чтобы совать нос в твои дела, и эти дела попахивают неладным. Приведи себя в порядок, черт возьми.
– Принято к сведению. – Я направляюсь к двери.
– Я побуду на нескольких играх, потому что опасаюсь того, что ты можешь сделать в мое отсутствие. Чтобы убедиться, что нам не придется возвращаться к этому разговору.
Когда я ухожу, не удостоив его ответа, и заворачиваю за угол, то встречаюсь нос к носу с Деккер.
Черт возьми. Сначала Финн, теперь она. Оба не могут оставить меня в покое.
– Ого! Куда-то торопишься? – спрашивает она, крутанувшись так, что мы меняемся местами. Чтобы не потерять равновесие, она хватается за мои бицепсы.
– Ага. У меня дела. – Вообще-то у меня их выше крыши. Занятость служит мне оправданием не появляться в доме родителей до матча.
Также занятость не дает призракам, которые оживают всякий раз, как я возвращаюсь сюда, преследовать меня.
– Хантер? – Я встречаюсь с ней взглядом, смотрю на долю секунды дольше необходимого, потому что замечаю момент, когда она видит этих самых призраков и сильнее сжимает мое предплечье. – Эй?
– Да что такое? – отступаю я на шаг.
– Я отправила тебе несколько сообщений. А ты не ответил.
Потому что ты единственная, кто заметил мое выгорание, так что теперь я боюсь, что если ты присмотришься получше, то заметишь и другие секреты, которые я прячу.
– Был занят, – резко отвечаю я, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
– Просто я… Я хотела извиниться за то, что произошло прошлым вечером. Я не хотела тебя ни к чему принуждать. Я…
– Все это прошло и забыто.
Я натянуто улыбаюсь и ненавижу себя за то, что встреча с ней заставляет меня нервничать. Ненавижу ее присутствие и в то же время не хочу, чтобы она уходила. Расстроен, потому что чувствую облегчение от того, что кто-то знает о моей ноше, и в то же время встревожен тем, что кому-то о ней известно. Тем, что она может видеть настоящего меня.
Деккер прикусывает нижнюю губу и качает головой. В ее глазах виднеется тревога, которую я не хочу замечать.
– Поняла. Прошло и забыто. Того разговора никогда не было. Как и того вечера. Нет смысла повторять.
Но тот вечер был настоящим. Как и смех. И шапочка с логотипом «Королей». И теннисные мячики. Пиво. Необременяющее молчание. Единение.
– Ты хотела что-то еще?
– Просто знай, что ты всегда можешь ко мне обратиться. Если я могу чем-то помочь…
– Знаешь, что бы мне помогло? Если бы люди прекратили повторять это. Я не болею раком. Не умираю. Со мной все в порядке.
Она смотрит на меня, стиснув зубы и гневно сверкая глазами.
Это напоминает мне о том, как три года назад она стояла в номере отеля, высоко задрав дрожащий подбородок, и пыталась скрыть эмоции, отражающиеся во взгляде. Как она сказала, что наша интрижка изжила себя и что нам лучше больше не видеться. Как не позволила мне разбить сердце, которое стало привязываться ко мне.
Потому что мое сердце чувствовало то же самое.
Меньше всего мне бы хотелось хранить эти воспоминания. Чтобы вспоминать, каково это – чувствовать ее заботу. Чтобы вспоминать, сколько времени я провел, уверяя себя в том, что не заслуживаю кого-то вроде нее – чувства, комфорт и легкость, которую она дарила, – только чтобы она решила все за нас.
Доказала мне, каким же придурком я был. Я не бросился за ней, не сказал, что она ошибалась… просто позволил ей уйти.
Мгновение Деккер пытается справиться с эмоциями, пока снова не становится деловой женщиной и не отступает на шаг.
– Теперь я понимаю.
– Что? – уточняю я.
– Ты не только не желаешь слышать того, что я сказала прошлым вечером, но еще и разыгрываешь из себя жертву. Экстренные новости, – говорит она, насмехаясь над моими же словами. – Ты…
– Господи, Хантер. – Посмотрев поверх левого плеча Деккер, я вижу Сандерсона, на чьем лице застыли неверие и отвращение. – Ты сказал, что собираешься сосредоточиться на игре, а вместо этого пытаешься найти, с кем бы перепихнуться.
Прежде чем я, охваченный яростью, успеваю отреагировать, Деккер поворачивается к нему лицом.
– Перепихнуться? – повторяет она, и Сандерсон бледнеет, теперь осознавая, с кем я говорил. – Уверена, подобные разговоры агента с фанатами клиента гарантируют ему большую рекламу. – Цокая языком, она делает несколько шагов в его направлении. – Чтоб ты знал, Финн, со мной не так-то легко перепихнуться, но тебе в этом не убедиться, потому что я отказываюсь даже приближаться к тебе.
С этими словами Деккер Кинкейд неторопливо продолжает идти по коридору, не оглядываясь. Я приглушенно усмехаюсь, но тут же спрашиваю себя – почему в последнее время только ей под силу меня рассмешить.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?