Текст книги "Убитая пирамида"

24

У визиря Баги болели ноги. Они тяжелели и отекали так, что не видно было щиколоток. Он носил широкие сандалии с распущенными ремешками, думать о лечении ему было некогда. Чем больше времени проводил он, сидя в конторе, тем больше становились отеки; но служба на благо государства не давала возможности отдохнуть или отложить работу.

Его супруга Недит отказалась от большой казенной усадьбы, выделенной визирю фараоном. Баги не стал с ней спорить, тем более что городская жизнь была ему ближе. Поэтому они жили в центре Мемфиса в скромном доме, денно и нощно охраняемом стражей. Верховный сановник Двух Земель мог чувствовать себя в полной безопасности; за все время существования Египта ни один визирь не стал жертвой убийства и никогда не подвергался нападению.

Находясь на самой вершине административной иерархии, он не помышлял о личном обогащении. Долг был для него превыше благоденствия семьи. Недит тяжело переживала возвышение супруга. Наделенная от природы крупными чертами лица, небольшим ростом и полнотой, с которой никак не удавалось справиться, она избегала светской жизни и никогда не появлялась на официальных пирах. Она тосковала о тех днях, когда Баги занимал скромную должность и не брал на себя большой ответственности. Тогда он рано возвращался домой, помогал ей на кухне и занимался детьми.

Направляясь к дворцу, визирь думал о сыне и дочери. Его сын поначалу стал было ремесленником, но мастер заметил, что он ленится. Узнав об этом, визирь добился исключения юноши из мастерской и отправил его на производство сырцового кирпича. Фараон счел решение визиря несправедливым и осудил его за излишнюю суровость по отношению к членам семьи. Визирь не имел права потворствовать своим близким, но и чрезмерная строгость считалась предосудительной[42]42
  Известно, что один визирь был отстранен от должности из-за того что, боясь обвинения в покровительстве своим близким, повел себя по отношению к ним несправедливо.


[Закрыть]. Так что сын Баги начал продвигаться по службе и стал смотрителем на производстве обожженного кирпича. Дальше его честолюбие не простиралось, единственной его страстью была игра в шашки в компании ровесников. Дочь радовала визиря больше. Некрасивую внешность она компенсировала добродетельным поведением и мечтала поступить ткачихой в храм. Помощи от отца ей ждать не приходилось, успеха предстояло добиваться собственными силами.

Усталый визирь встал со стула и сел на низкое, слегка вогнутое в середине сиденье из переплетенных веревок. Перед ежедневной встречей с царем он должен был ознакомиться с донесениями различных министерств. Сгорбившись, превозмогая боль в ногах, он заставил себя сосредоточиться.

Чтение прервал его личный секретарь.

– Извините, что беспокою.

– Что случилось?

– Гонец из азиатской армии с докладом.

– Изложите суть дела.

– Элитный отряд полководца Ашера отрезан от основных сил египетского войска.

– Мятеж?

– Ливиец Адафи, два азиатских царька и бедуины.

– Опять они! Наши тайные службы позволили застать себя врасплох.

– Пошлем подкрепление?

– Сейчас же пойду спрошу совета его величества.

Рамсес приказал двум новым отрядам выступить в Азию и велел ускорить продвижение основного войска. Царь отнесся к делу очень серьезно. Ашеру, если ему удастся выбраться из этой переделки, надлежало подавить мятежников.

С момента провозглашения указа, повергшего двор в недоумение, визирь буквально разрывался на части, чтобы добиться исполнения распоряжений фараона. Благодаря хорошо налаженной системе управления для инвентаризации сокровищ и запасов Египта требовалось всего несколько месяцев, однако посланцам визиря предстояло опросить главных жрецов всех храмов и управителей всех провинций, составить массу отчетов и исправить неточности. Требования царя порождали скрытую враждебность, поэтому Баги, на которого ложилась вся ответственность за эту административную проверку, изо всех сил старался успокоить особо уязвленных сановников и по возможности погасить общее раздражение.

В конце дня Баги получил подтверждение, что все его приказания выполнены. Завтра же он удвоит гарнизон Царских стен, уже приведенный в состояние постоянной боевой готовности.

***

Вечер в лагере проходил невесело. Завтра египтяне пойдут на приступ мятежной крепости, чтобы прорвать окружение и постараться установить связь с полководцем Ашером. Штурм предстоял нелегкий. Многим не суждено было вернуться домой. Сути ужинал вместе с самым пожилым солдатом – видавшим виды воякой из Мемфиса. Ему было доверено управление осадной башней на колесах.

– Через полгода я выйду на пенсию, – поведал он. – Это, парень, моя последняя азиатская кампания! Давай ешь чеснок. И желудок прочистит, и от простуды убережет.

– Сюда бы немного кориандра и розового вина, вкуснее было бы.

– Пир – после победы! Обычно в этом отряде хорошо кормят. Говядину, пирожки дают, овощи вполне свежие и пива вволю. Когда-то солдаты подворовывали то тут, то там; Рамсес такую практику пресек и мародеров из войска повыгонял. Я-то никогда не воровал. Мне дадут дом в деревне, клочок земли и служанку. Я буду платить мало налогов и передам свое добро кому пожелаю. Ты правильно сделал, что пошел в солдаты, парень – за будущее можешь не беспокоиться.

– Если, конечно, выберусь из этой переделки.

– Да сроем мы эту крепость. Ты, главное, берегись удара слева. Смерть в мужском обличий приходит слева, а в женском – справа.

– Но ведь у врага нет женщин?

– Еще как есть, да такие отчаянные!

Сути не забудет ни про право, ни про лево, а в память о колесничем он будет знать еще и про спину.

***

Египетские воины начали дикую пляску, размахивая оружием над головами и воздевая его к небесам, чтобы снискать благосклонность судьбы и обрести мужество сражаться до самой смерти. По общепринятым правилам битва должна была начаться через час после рассвета; только бедуины нападали без предупреждения.

Старый солдат воткнул перо в длинные черные волосы Сути.

– Это обычай элитных лучников. Перо – символ богини Маат; благодаря ей ты сохранишь твердость духа и будешь стрелять точно в цель.

Пехотинцы во главе с бывшим морским разбойником притащили лестницы. Сути поднялся на осадную башню и встал рядом со стариком. Человек десять принялись толкать ее в направлении крепости.

Инженерные войска как могли разровняли дорогу, и деревянные колеса катились без особого труда.

– Левее, – скомандовал старший по башне.

Они выехали на ровное место. Вражеские лучники открыли стрельбу с крепостных стен. Двое египтян упали замертво, одна стрела пронеслась над самой головой Сути.

– Ну давай, парень.

Сути натянул лук с костяными накладками; если стрелять по параболической траектории, стрелы полетят на расстояние свыше двухсот метров. До предела натянув тетиву, он сосредоточился и на выдохе выстрелил.

Бедуин, пораженный в самое сердце, упал со стены. Успех окрылил пехотинцев, и они бросились на врага.

Когда до цели оставалось не более ста метров, Сути поменял оружие. Его любимый лук из акации был легче, бил точнее и позволял тщательно прицелиться при каждом выстреле. Вскоре Сути удалось снять со стен половину защитников и египтяне смогли приставить лестницы.

Когда осадная башня была всего метрах в двадцати от цели, старший рухнул, пораженный стрелой в живот. Разогнавшись, башня врезалась в стену крепости. Пока товарищи взбирались на стены и проникали внутрь укреплений, Сути склонился над старым солдатом.

Рана была смертельной.

– Отличная пенсия, парень, вот увидишь… ну а мне не повезло.

Голова безжизненно упала на плечо.

Тараном египтяне пробили ворота, а старый разбойник окончательно сокрушил их топором. Охваченные паникой, противники вконец потеряли голову. Местный царек вскочил на коня и смял офицера, принуждавшего его сдаться. Египтяне рассвирепели и стали крушить все вокруг, никому не давая пощады.

В какой-то момент из объятой пламенем крепости, незамеченный победителями, выскользнул человек в лохмотьях и кинулся бежать по направлению к лесу. Сути догнал его, ухватился за залатанную тунику и разорвал ее.

Оказалось, это молодая, сильная женщина. Та самая дикарка, что его обокрала.

Она продолжала бежать голышом. Под смех и подначки товарищей по оружию Сути пригвоздил ее к земле.

Обезумев от страха, она отбивалась долго и упорно. Сути поднял девушку, связал ей руки и прикрыл остатками жалкой одежды.

– Она твоя, – крикнул кто-то из пехотинцев.

Несколько уцелевших вражеских солдат стояли, заложив руки за голову, побросав луки, щиты, сандалии и бурдюки. Считалось, что они погубили свою душу, лишились имени и истощили запасы спермы. Победители завладели бронзовой посудой, быками, ослами и козами, сожгли казарму, мебель, ткани. От крепости осталась лишь куча обожженных камней. Бывший разбойник подошел к Сути.

– Командир погиб, старший по башне тоже. Ты из нас самый храбрый и к тому же элитный лучник. Тебе и командовать.

– Но у меня нет никакого опыта.

– Ты – герой. Мы все можем это засвидетельствовать: без тебя мы бы не победили. Веди нас к северу.

Молодой человек покорился воле товарищей. Он велел достойно обращаться с пленниками. В ходе коротких допросов те заверили, что подстрекателя к мятежу, Адафи, в крепости не было.

Сути с луком в руках выступил во главе колонны. Справа от него шла пленница.

– Как твое имя?

– Пантера.

Сути был очарован ее красотой: дикая, светловолосая, с горящими как угли глазами, великолепным телом и чувственными губами. Голос ее звучал вкрадчиво, завораживающе.

– Ты откуда?

– Из Ливии. Мой отец был повержен живым.

– Как это?

– Во время одной стычки египетский меч рассек ему голову. Тогда бы ему и умереть. В качестве пленника он возделывал землю в Дельте. Он позабыл свой язык, свой народ, стал египтянином! Я ненавидела его и не пошла на похороны. Я продолжила борьбу!

– Что ты имеешь против нас?

Вопрос удивил Пантеру.

– Мы враждуем уже две тысячи лет! – воскликнула она.

– Так не пора ли заключить перемирие?

– Никогда!

– Что ж, постараюсь тебя переубедить.

Обаяние Сути не могло не подействовать на Пантеру. Она соблаговолила поднять на него глаза.

– Я буду твоей рабыней?

– В Египте нет рабов.

Какой-то солдат издал крик. Все бросились на землю. На гребне холма зашевелились заросли. Из кустов показалась стая волков, которые, окинув путников взглядом, спокойно пошли своей дорогой. Египтяне вздохнули с облегчением и возблагодарили богов.

– Меня освободят, – заявила Пантера.

– Рассчитывай только на себя.

– При первом же удобном случае я тебя предам.

– Откровенность – редкая добродетель. Ты начинаешь мне нравиться.

Она надулась и продолжала идти молча.

Два часа они шли по каменистой местности, потом по руслу пересохшей реки. Не отрывая глаз от скалистых склонов, Сути старался не пропустить ни малейших признаков тревоги.

Когда путь им преградил десяток египетских лучников, они поняли, что спасены.

***

Около одиннадцати утра Пазаир пришел к себе в контору, дверь которой была заперта.

– Сходите за Ярти, – приказал он Кему.

– С павианом?

– С павианом.

– А если он болен?

– Приведите мне его сейчас же, в любом состоянии.

Кем поспешил выполнить приказ.

Ярти подошел, охая и стеная. Лицо его было красно, веки опухли.

– Я отдыхал после несварения желудка, – объяснил он. – Я принял зернышки тмина в молоке, но тошнота не прошла. Лекарь прописал мне настой ягод можжевельника и два дня отдыха.

– Зачем вы забросали посланиями фиванскую стражу?

– Возникло два срочных дела!

Гнев судьи утих.

– Что случилось?

– Первое неотложное дело: у нас кончился папирус. Второе: проверка содержимого амбаров, вверенных вашему попечению. По донесению технических служб, в главном хранилище недостает половины запаса пшеницы.

Ярти понизил голос.

– Назревает большой скандал.

***

После того как жрецы поднесли первые зерна урожая Осирису, а первый хлеб – богине жатвы, носильщики цепочкой потянулись к амбарам с корзинами, полными драгоценного жита. «Для нас настал счастливый день», – пели они. По приставным лестницам они поднимались на крышу амбаров прямоугольной или цилиндрической формы и через люки ссыпали содержимое корзин внутрь. Достать зерно можно было через дверь, открывавшуюся внизу.

Смотритель амбаров принял судью на редкость холодно.

– В соответствии с царским указом я обязан проверить запасы зерна.

– За вас уже все проверил чиновник.

– И к какому заключению он пришел?

– Он мне не сообщил. Его выводы касаются только вас.

– Приставьте лестницу к фасаду главного амбара.

– Я же, кажется, сказал: чиновник уже все проверил.

– Вы хотите воспротивиться закону?

Смотритель смягчился.

– Я думаю только о вашей безопасности, судья Пазаир. Карабкаться туда наверх опасно. Вы же не привыкли лазить по крышам.

– Значит, вам неизвестно, что половина зерна пропала.

Казалось, смотритель потрясен.

– Какой кошмар!

– Как вы это объясните?

– Жучок, очевидно.

– Разве не это должно вас волновать в первую очередь?

– Я полагаюсь на санитарную службу: это они виноваты!

– Половина запаса – это очень много.

– Ну, знаете, если заведется жучок…

– Принесите лестницу.

– В этом нет необходимости, уверяю вас. Судье не пристало заниматься такими вещами!

– Когда я поставлю печать на официальном отчете, вы будете отвечать перед законом.

Двое работников принесли большую лестницу и прислонили ее к фасаду амбара. Пазаир начал подниматься; ему было не по себе, перекладины скрипели, конструкция казалась более чем шаткой. На полпути лестница зашаталась.

– Закрепите ее! – потребовал он.

Смотритель огляделся, явно подумывая, как бы улизнуть.

Кем положил руку ему на плечо, к ноге приблизился павиан.

– Давайте послушаемся судью, – посоветовал нубиец. – Вы же не хотите, чтобы произошел несчастный случай?

Приспособили противовесы. Пазаир, успокоившись, полез дальше. Добравшись до верха, на высоте восьми метров от земли он отодвинул засов и открыл люк.

Амбар был заполнен до краев.

***

– Непостижимо, – воскликнул смотритель. – Проверявший чиновник вам солгал.

– А если предположить, что вы заодно?

– Меня обманули, уверяю вас!

– Что-то не верится.

Павиан зарычал и оскалил зубы.

– Он терпеть не может, когда врут, – заметил нубиец.

– Придержите зверя!

– Если свидетель его раздражает, мне с ним не справиться.

Смотритель понурился.

– Он пообещал мне хорошее вознаграждение за поддержку. Предполагалось, что потом мы ссыплем якобы недостающее зерно. Солидная готовилась махинация. Но раз преступление еще не было совершено, я смогу сохранить свою должность?

***

Пазаир засиделся за работой допоздна. Он подписал отставку смотрителя, привел обоснования и тщетно пытался найти по спискам проверявшего чиновника. Наверное, тот действовал под вымышленным именем. Зерно воровали нередко, но никогда еще преступление не достигало таких масштабов. Что это – отдельная кража в одном из амбаров Мемфиса или глобальный заговор? В последнем случае вполне оправдан поразивший всех указ фараона. А может, царь рассчитывает, что именно судьи помогут восстановить справедливость и вернуть страну в русло закона? Если бы каждый действовал четко и правильно, независимо оттого, насколько важна его должность, пресечь зло не составило бы труда.

В пламени светильника возникло лицо Нефрет, ее глаза, губы. В этот час она, наверное, уже спит.

Думает ли она о нем?

25

Пазаир в сопровождении Кема и павиана сел на скороходное судно, чтобы добраться до крупнейшей папирусной плантации Дельты, которую с соизволения фараона возделывал Бел-Тран. В илистой, заболоченной почве это драгоценное растение с косматыми цветками в форме зонтика и стеблем треугольного сечения могло достигать шестиметровой высоты и расти так тесно, что получались густые заросли. Из деревянистых корней делали мебель; из волокон и коры – циновки, корзины, сети, канаты, веревки и даже сандалии и набедренные повязки для бедноты. Что же касается пористой мякоти, которую в изобилии извлекали из-под коры стебля, она подвергалась специальной обработке, чтобы превратиться в знаменитый папирус – предмет гордости Египта.

Бел-Тран не довольствовался одними лишь дикими зарослями – в своих бескрайних владениях он сам выращивал папирус, поставил его обработку на широкую ногу и продавал готовую продукцию. Для египтянина зеленые стебли олицетворяли жизненную силу и молодость. Облик папируса имели жезлы богинь, да и колонны храмов воспроизводили в камне его форму.

Посреди зарослей была проложена широкая дорога. Навстречу Пазаиру шли обнаженные крестьяне с тяжелыми вязанками папирусного стебля на спине. Они жевали молодые побеги и, высосав сок, выплевывали волокнистую зелень. Перед большими складами, где папирус хранился в деревянных ящиках или сосудах из обожженной глины, работники очищали тщательно отобранные волокна и раскладывали их на циновках и досках.

Стебли разрезались в длину и получившиеся пластинки накладывались друг на друга в два слоя крест-накрест. Специально обученные работники накрывали все это влажной тканью и долго отбивали деревянным молотком. Потом наступал ответственный момент, когда полоски папируса должны были склеиться при высыхании без добавления каких-либо веществ.

– Здорово, не правда ли?

У коренастого человека, обратившегося к Пазаиру, была круглая, как луна, голова, черные волосы и подведенные краской глаза. Несмотря на полные руки и ноги и некоторую грузность, он выглядел очень подвижным, чтобы не сказать суетливым.

– Ваш приход для меня большая честь, судья Пазаир. Мое имя Бел-Тран, я хозяин этих плантаций.

Он поддернул набедренник и оправил рубаху из тонкого льна. Хотя он одевался у лучшей ткачихи Мемфиса, всегда казалось, что одежда ему либо мала, либо велика, либо широка.

– Я хотел бы купить у вас папирус.

– Пойдемте, я покажу вам мои лучшие образцы.

Бел-Тран повел Пазаира в помещение, где хранилась продукция высочайшего качества – свитки, склеенные из двадцати листов первоклассного папируса. Хозяин развернул один такой свиток.

– Вы только посмотрите, какая красота, какое тонкое волокно, какой замечательный желтый цвет. Никому больше не удается достичь такого великолепного цвета. А секрет в том, сколько держать папирус на солнце. Впрочем, есть еще много других важных хитростей, которые я держу втайне.

Судья потрогал край свитка.

– Это само совершенство.

Бел-Тран не скрывал своей гордости.

– Этот папирус предназначен для писцов, занятых переписыванием и дополнением Поучений[43]43
  Поучения – сборники мудрых изречений, передававшиеся из поколения в поколение.


[Закрыть]. Дворцовая библиотека заказала мне десяток таких свитков на следующий месяц. На моем папирусе пишут также тексты «Книги мертвых», которые кладут в гробницы.

– Кажется, вы процветаете.

– Так и есть, если, конечно, работать день и ночь не покладая рук! Я не жалуюсь, дело свое я люблю всей душой. Готовить основу для священных письмён – что может быть прекраснее?

– Мои средства ограничены, я не могу себе позволить столь замечательный папирус.

– У меня есть товар не столь высокого качества, но вполне добротный. Прочность гарантирована.

Судью вполне устроила новая партия папируса, но цена все еще оставалась слишком высокой.

Бел-Тран почесал затылок.

– Вы мне очень симпатичны, судья Пазаир, и надеюсь, это взаимно. Я люблю справедливость, ибо она – ключ к счастью. Вы не откажете мне в удовольствии подарить вам эту партию?

– Я очень тронут вашим великодушием, но, к сожалению, вынужден сказать нет.

– Позвольте мне проявить настойчивость.

– Любой подарок, каким бы он ни был, может расцениваться как подкуп. Если вы разрешите отсрочить платеж, это надо будет должным образом записать и зарегистрировать.

– Разумеется, как вам будет угодно! Я хотел лишь выразить вам свое уважение за то, что вы, не колеблясь, привлекаете к ответу крупных предпринимателей, нарушающих закон. Для этого требуется немалое мужество.

– Это просто мой долг.

– В последнее время в Мемфисе нравы торговцев заметно ухудшились. Полагаю, указ фараона изменит дело к лучшему.

– Мы, судьи, делаем все от нас зависящее, хотя я мало знаком с нравами Мемфиса.

– Вы быстро привыкнете. В последние годы конкуренция между торговцами весьма ужесточилась, люди стали наносить друг другу серьезные удары.

– И вам тоже досталось?

– Как и всем, но я не сдаюсь. Вначале я был принят на работу помощником счетовода на одну большую плантацию Дельты, где папирус делали плохо. Крошечное жалованье и много часов кропотливого труда. Я предложил хозяину плантации усовершенстования, и он повысил меня до должности счетовода. Так бы я и жил себе спокойно, если б не несчастье.

Собеседники вышли со склада и пошли по усаженной цветами аллее, ведущей к дому Бел-Трана.

– Могу я предложить вам выпить? Это не подкуп, уверяю вас!

Пазаир улыбнулся. Он чувствовал, что хозяину хочется поговорить.

– Что за несчастье?

– Малоприятное происшествие, не делающее мне чести. Я женился на женщине старше меня, уроженке Элефантины; мы неплохо ладили, если не считать редких мелких стычек. Я возвращался домой поздно, она не имела ничего против. Однажды днем мне стало нехорошо, наверное, переутомился. Меня отвели домой, и я обнаружил свою супругу в постели с садовником. Поначалу мне захотелось ее убить, потом – засудить за измену… но наказание такое тяжелое![44]44
  Супружеская измена считалась серьезным проступком, ибо предполагала нарушение данного слова, в то время как брак зиждился на обоюдном доверии.


[Закрыть] Я довольствовался незамедлительным разводом.

– Тяжкое испытание.

– Я был уязвлен до глубины души и пытался утешиться, работая вдвое больше. Хозяин плантации предложил мне заброшенный участок бесплодной земли. Придуманная мною система орошения сделала его плодородным – отличные урожаи, приемлемые цены, довольные клиенты… и, наконец, одобрение дворца! Став царским поставщиком, я достиг предела мечтаний. Мне выделили болота, через которые вы прошли.

– Мои поздравления.

– Усилия всегда вознаграждаются. Вы женаты?

– Нет.

– Я решил вторично попытать счастья, и мне повезло.

Бел-Тран проглотил пилюлю из ароматной смолы, сыти[45]45
  Сыть – душистый тростник.


[Закрыть] и финикийского тростника; такая смесь помогала сохранить свежесть дыхания.

– Я вас познакомлю с моей молодой супругой.

***

Госпожа Силкет в отчаянии вглядывалась в свое лицо: что, если на нем появилась первая морщинка? На этот случай она запаслась маслом тригонеллы, обладающим свойством сглаживать дефекты кожи. Парфюмер отделил стручки растения от зерен, приготовил пасту и разогрел ее. На поверхности поблескивало масло. Силкет осторожно нанесла косметическую маску, состоящую из меда, красного натрона и северной соли, а потом натерла все тело алебастровой пудрой.

Благодаря хирургическому вмешательству Небамона ее лицо и фигура стали тоньше, как того желал муж. Конечно, самой себе она все еще казалась полноватой, но от Бел-Трана никаких нареканий по поводу пышности бедер она больше не слышала. Готовясь приступить вместе с мужем к обильной трапезе, она накрасила губы красной охрой, нанесла нежный крем на щеки и подвела глаза зеленой краской. Потом она натерла кожу под волосами специальным лосьоном, основные ингредиенты которого – пчелиный воск и смола – предотвращали появление седых волос.

Сочтя отражение в зеркале вполне удовлетворительным, Силкет надела парик из настоящих волос с благоухающими прядями, подаренный ей мужем по случаю рождения второго ребенка, оказавшегося мальчиком.

Служанка предупредила, что пришел Бел-Тран, да не один, а с гостем.

Силкет в панике снова кинулась к зеркалу. Удастся ли ей произвести благоприятное впечатление или ей попадет за какой-нибудь изъян, ускользнувший от ее внимания? Но времени нанести другой макияж или переодеться уже не было.

Набравшись смелости, она вышла из своей комнаты.

***

– Силкет, дорогая! Познакомься, это судья Пазаир из Мемфиса.

Женщина улыбнулась с должной долей застенчивости и смущения.

– Мы часто принимаем дома покупателей и грамотных работников, – продолжал Бел-Тран, – но вы – первый судья, посетивший нас! Это для нас большая честь.

Новая усадьба торговца папирусом насчитывала около десяти слабо освещенных комнат. Госпожа Силкет боялась солнца, потому что от его лучей краснела ее нежная кожа.

Служанка принесла свежего пива, за ней прибежали дети – рыжеволосая девочка и мальчишка, похожий на отца. Они поздоровались с судьей и с криком унеслись прочь.

– Ах, дети! Мы обожаем их, но иногда они так утомительны.

Силкет кивнула в знак согласия. К счастью, оба раза роды прошли без осложнений и не испортили ее фигуру благодаря долгим периодам отдыха. Некоторые нежелательные округлости она скрывала под просторным платьем из первоклассного льна, скромно украшенного красной бахромой. Серьги из слоновой кости были привезены из Нубии.

Пазаиру предложили сесть в папирусное кресло необычной вытянутой формы.

– Оригинально, не правда ли? Я люблю всякие новшества, – сказал Бел-Тран. – Если такая форма будет иметь успех, я налажу производство для продажи.

Судья удивился планировке дома: приземистое здание было вытянуто в длину и не имело террасы.

– Я страдаю головокружениями. Эта покатая крыша оберегает нас от жары.

– Вам нравится в Мемфисе? – спросила Силкет.

– Свое селение я любил больше.

– А где вы сейчас живете?

– Над своей конторой. Немного тесновато. С тех пор как я вступил в должность, дел все время невпроворот и архивы быстро накапливаются. Через несколько месяцев, чувствую, мне придется еще потесниться.

– Но это так легко уладить, – заметил БелТран. – Один из моих близких знакомых ведает архивами во дворце. Он распределяет места в государственном хранилище.

– Я бы не хотел, чтобы мне оказывали предпочтение.

– Что вы, никакого предпочтения. Вам все равно придется рано или поздно иметь с ним дело, так лучше пораньше. Я дам вам его имя, а там сами разберетесь.

Пиво было восхитительным и разлито оно было по большим кувшинам, сохранявшим напиток прохладным.

– Этим летом, – поведал Бел-Тран, – я открою склад папируса возле арсенала. Тогда поставки для административных учреждений будут занимать меньше времени.

– Значит, вы попадете в мой округ.

– Я очень этому рад. Насколько я знаю, вы все держите под действенным и неусыпным контролем. Это поможет мне утвердить свою репутацию. Хотя иной раз представляется случай сплутовать, я мошенничества не выношу – в один прекрасный день тебя все равно схватят за руку! В Египте плутов не любят. Как гласит пословица, кривда переправы не найдет и реку не перебредет.

– Вы что-нибудь слышали о хищениях зерна?

– Когда разразится скандал, будут приняты самые жесткие меры.

– Кто, по-вашему, может быть в этом замешан?

– Поговаривают, что часть урожая, сложенного в амбарах, расхищена частными лицами. Слухи, одни лишь слухи, но, правда, упорные.

– А стража пыталась найти виновных?

– Безуспешно. Вы согласитесь отобедать с нами?

– Не хотелось бы быть назойливым.

– Мы с супругой очень рады принимать вас у себя.

Силкет наклонила голову и одарила судью одобряющей улыбкой.

Пазаир не мог не оценить изысканность яств: гусиная печень, салат со специями и оливковым маслом, свежий зеленый горошек, гранаты, пирожки, и все это запивалось красным вином из Дельты урожая первого года царствования Рамсеса Великого. Дети ели отдельно, но все время требовали сладких пирожков.

– Вы подумываете создать семью? – спросила Силкет.

– Меня целиком поглощает работа, – ответил Пазаир.

– Жена, дети – это ли не цель жизни? Ничто не может принести большего удовлетворения, – отметил Бел-Тран.

Надеясь, что никто не заметит, рыжеволосая девчушка стащила булочку. Отец схватил ее за руку.

– За такое поведение не будет тебе ни игр, ни прогулок!

Девочка расплакалась и затопала ногами.

– Ты слишком строг, – возразила Силкет. – Ничего страшного не произошло.

– Иметь все, что душе угодно, и воровать – это никуда не годится!

– Разве в детстве ты не поступал точно так же?

– Мои родители были бедны, но я ни у кого ничего не крал и не допущу, чтобы так вела себя моя дочь.

Девочка заплакала еще громче.

– Уведи ее, пожалуйста.

Силкет повиновалась.

– Превратности воспитания! Благодарение богам, радостей бывает больше, чем огорчений.

Бел-Тран показал Пазаиру предназначенную для него партию папируса и предложил обработать края листов и добавить несколько свитков более низкого качества, белесого цвета – для черновиков.

Распрощались они тепло и сердечно.

***

Лысая голова Монтумеса покраснела, выдавая с трудом сдерживаемый гнев.

– Слухи, судья Пазаир, слухи, и ничего более!

– Однако вы провели расследование.

– Для проформы.

– И никаких результатов?

– Никаких! Кто может польститься на зерно, хранящееся в государственных амбарах? Смех, да и только! С какой стати вы вообще занялись этим делом?

– Амбар находится в моем округе.

Верховный страж сбавил тон.

– Правда, я и забыл. У вас есть доказательство?

– Самое веское: письменный документ.

Монтумес прочел свиток.

– Проверявший чиновник написал, что половина запаса изъята… что в этом необычного?

– Амбар заполнен до краев, и я лично в этом убедился.

Верховный страж встал, повернулся к судье спиной и стал глядеть в окно.

– Документ подписан.

– Вымышленным именем. Оно не значится в списке уполномоченных чиновников. У вас ведь есть все возможности для того, чтобы отыскать эту странную личность.

– Полагаю, вы допросили смотрителя амбаров?

– Он утверждает, что не знает настоящего имени человека, с которым имел дело, и видел его только один раз.

– Думаете, лжет?

– Может быть, и нет.

Несмотря на присутствие павиана, смотритель больше ничего не сказал, так что Пазаир был склонен верить в его искренность.

– Это же настоящий заговор!

– Не исключено.

– И зачинщик, по-видимому, смотритель.

– Я не доверяю видимости.

– Передайте мне этого мошенника, судья Пазаир. Он у меня заговорит.

– И речи быть не может.

– А вы что предлагаете?

– Нужно держать амбар под постоянным тайным наблюдением. Когда вор и его приспешники явятся за зерном, вы схватите их на месте преступления и выясните имена всех виновных.

– Их насторожит исчезновение смотрителя.

– Поэтому он должен продолжать исполнять свою должность.

– План сложный и рискованный.

– Отнюдь. Если у вас есть другой, получше, я готов повиноваться.

– Я сделаю все, что требуется.