Текст книги "Убитая пирамида"

26

Дом Беранира был единственной тихой гаванью, где смирялась буря в душе Пазаира. Он написал длинное письмо Нефрет, где вновь объяснился в любви и умолял ее найти в сердце ответное чувство. Он корил себя за то, что докучает ей, но был не в силах скрывать свою страсть. Отныне вся жизнь его была в руках Нефрет.

Беранира он застал за возложением цветов к скульптурным портретам предков в первой комнате его дома. Пазаир погрузился в молитву рядом с ним. Васильки с зелеными чашечками и желтые цветы персей помогали бороться с забвением и продлевали общение с мудрецами, обитавшими в райских полях Осириса.

Закончив обряд, учитель и ученик поднялись на террасу. Пазаир любил этот час, когда дневной свет умирает и сменяется светом звезд.

– Молодость твоя остается позади, как ненужная старая кожа. Она была счастливой и безмятежной. Пора подумать о том, чтобы жизнь не прошла даром.

– Вы все обо мне знаете.

– Даже то, что ты не захотел мне поведать?

– С вами ни к чему ходить вокруг да около. Как вы думаете, она не отвергнет меня?

– Нефрет никогда не притворяется. Она поступит честно.

Бывали моменты, когда тревога подступала к самому горлу Пазаира и мешала дышать.

– Мне кажется, я обезумел.

– О безумии стоит говорить лишь в одном случае: когда человек жаждет заполучить то, что принадлежит другому.

– Я забыл ваши уроки: приучать свой ум к прямоте, сохранять уравновешенность и четкость, не заботиться о собственном благе, поступать так, чтобы люди мирно шли своим путем, чтобы строились храмы, а сады цвели во славу богам[46]46
  Текст, высеченный на стелах, устанавливавшихся в храмах.


[Закрыть]. Меня сжигает страсть, и я сам поддерживаю ее пламя.

– Ну и хорошо. Пройди свой путь до конца, до той точки, откуда не будет возврата. И да угодно будет небесам, чтобы ты не уклонился от праведного пути.

– Я не пренебрегаю своими обязанностями.

– Как продвигается дело сфинкса?

– Зашло в тупик.

– Никакой надежды?

– Надо или добраться до пятого ветерана, или стараниями Сути что-то разузнать о полководце Ашере.

– Маловато зацепок.

– Я не отступлю, даже если придется годами ждать новой улики. Не забывайте, ведь у меня есть доказательство того, что армейские власти солгали: пять ветеранов были официально признаны мертвыми, в то время как один из них работал пекарем в Фивах.

– Пятый жив, – проговорил Беранир так, словно видел ветерана перед собой. – Не отступай, зло бродит вокруг.

Воцарилось долгое молчание. Торжественность тона глубоко взволновала судью. Его учитель обладал даром ясновидения – иной раз ему открывалось то, что было скрыто до поры от глаз простых смертных.

– Скоро я покину этот дом, – заявил он. – Пришло время переселяться в храм и там доживать свой век. Молчание богов Карнака будет тешить мой слух, а собеседниками моими станут камни вечности. Каждый новый день будет безмятежнее предыдущего, и так я вступлю в преклонные лета, готовящие человека к тому, чтобы предстать перед судом Осириса.

Пазаир возмутился.

– Мне нужны ваши наставления.

– Что еще я могу тебе посоветовать? Завтра возьму свой старческий посох и отправлюсь в сторону Прекрасного Запада, откуда никто не приходит назад.

– Если я обнаружу язву, угрожающую Египту, и буду знать, как с ней бороться, ваша духовная поддержка будет мне необходима. Она может сыграть решающую роль. Повремените, прошу вас.

– Как бы там ни было, этот дом станет твоим, как только я удалюсь в храм.

***

Чечи разжег огонь с помощью финиковых косточек и древесного угля, поставил на него конусообразный тигель и раздул пламя. В который раз он пытался довести до совершенства новый метод получения сплавов, заливая расплавленный металл в специальные формы. Обладая исключительной памятью, он ничего не записывал, боясь предательства. Его два помощника – здоровые, неутомимые парни – могли часами поддерживать пламя, дуя на него через длинные полые стебли.

Скоро несокрушимое оружие будет готово. Вооружившись сверхпрочными мечами и копьями, солдаты фараона смогут разбивать шлемы и пронзать доспехи азиатских воинов.

Крики и шум борьбы отвлекли его от размышлений. Чечи открыл дверь мастерской и столкнулся с двумя стражниками, ведущими пожилого седовласого мужчину с красными руками; он сопел, как загнанная лошадь, глаза слезились, набедренная повязка порвалась.

– Он проник на склад металлов, – объяснил один из стражников. – Когда мы его окликнули, он попытался сбежать.

Чечи сразу же узнал зубного лекаря Кадаша, но не выказал ни малейшего удивления.

– Отпустите меня, звери! – требовал лекарь.

– Вы – вор, – возразил начальник стражи. Что за безумная мысль взбрела Кадашу в голову? Он уже давно мечтал о небесном железе, чтобы сделать новые хирургические инструменты и стать непревзойденным зубным лекарем. Обуреваемый корыстным замыслом, он потерял голову и забыл о плане заговорщиков.

– Я пошлю одного из своих людей в контору старшего судьи царского портика, – заявил офицер стражи. – Нам необходим судья.

Из страха возбудить подозрения Чечи никак не мог воспротивиться такому повороту событий.

***

Потревоженный среди ночи, секретарь старшего судьи царского портика не счел нужным будить начальника, весьма ревностно оберегавшего свое право немного поспать. Он справился со списком судей, и его выбор пал на последнего – некоего Пазаира. Он стоит на низшей ступени иерархии, вот и пусть учится ремеслу.

Пазаир не спал. Он мечтал о Нефрет, воображал, что она рядом, спокойная, надежная, нежная. Он рассказывал бы ей о своих расследованиях, она – о своих пациентах. Так каждый помогал бы другому нести его ношу, и оба наслаждались бы покоем тихого счастья, возрождавшегося с каждым новым солнцем.

Вдруг заревел Северный Ветер, залаял Смельчак. Судья встал и открыл окно. Вооруженный стражник показал ему письменное распоряжение секретаря старшего судьи. Набросив на плечи короткую накидку, Пазаир последовал за стражником в казарму.

Перед входом на лестницу, ведущую в подземелье, скрестив копья, стояли два солдата. Они отвели оружие, чтобы пропустить судью, навстречу которому вышел Чечи.

– Я ждал старшего судью царского портика.

– Извините, вынужден вас разочаровать: дело поручили мне. Что произошло?

– Попытка ограбления.

– Есть подозреваемый?

– Виновник арестован.

– Тогда надо лишь изложить факты, выдвинуть обвинение и незамедлительно свершить правосудие.

Чечи было явно не по себе.

– Я должен его допросить. Где он?

– В коридоре, слева от вас.

Виновный сидел на наковальне под охраной вооруженного стражника. При виде Пазаира он вскочил.

– Кадаш! Что вы здесь делаете?

– Я прогуливался возле казармы, вдруг на меня налетели и силой привели сюда.

– Неправда, – возразил стражник. – Этот человек проник на склад, там мы его и застали.

– Ложь! Я подам жалобу по поводу нанесенных ударов и грубого обращения.

– Против вас много свидетелей, – напомнил Чечи.

– Что хранится на этом складе? – спросил Пазаир.

– Металлы, в основном медь.

Пазаир обратился к зубному лекарю.

– У вас что, кончилось сырье для инструментов?

– Я жертва недоразумения.

Чечи подошел к судье и прошептал ему несколько слов на ухо.

– Как пожелаете.

Они вдвоем ушли в мастерскую.

– Я провожу исследования, требующие строжайшей секретности. Вы не могли бы устроить закрытый процесс?

– Конечно же, нет.

– В исключительных случаях…

– Не настаивайте.

– Кадаш – уважаемый и состоятельный зубной лекарь. Я не могу объяснить его поступок.

– Какого рода исследованиями вы занимаетесь?

– Оружие. Понимаете?

– Специального закона для вашей деятельности не существует. Если Кадаш будет обвинен в воровстве, он волен защищаться как сочтет нужным, и вам придется давать показания.

– То есть я буду обязан отвечать на вопросы.

– Естественно.

Чечи немного помолчал.

– В таком случае я предпочитаю не подавать жалобу.

– Это ваше право.

– Это прежде всего в интересах Египта. Любопытные уши в суде или где-нибудь еще – и все предприятие окажется под угрозой провала. Предоставляю Кадаша вам; я буду вести себя как ни в чем не бывало. Вы же, судья Пазаир, помните, что обязаны хранить тайну.

Пазаир вышел из казармы вместе с зубным лекарем.

– Против вас не выдвинуто никакого обвинения.

– Зато я собираюсь протестовать!

– Неблагоприятные свидетельства, трудно объяснимое присутствие в этом месте в неурочный час, подозрение в краже… дело получается не из простых.

Кадаш покашлял, рыгнул и сплюнул.

– Ладно, не буду.

– Зато я буду.

– Простите?

– Я согласен вставать среди ночи, вести расследование в любых условиях, но не допущу, чтобы меня дурачили. Объяснитесь, или я обвиню вас в нанесении оскорбления судье.

Лекарю вдруг стало трудно говорить.

– Медь высочайшего качества, совершенно чистая медь! Я много лет о ней мечтаю.

– Как вы узнали о существовании этого склада?

– Один офицер из этой казармы оказался… болтливым клиентом. Он похвастался, я решил попытать счастья. Раньше казармы так строго не охранялись.

– Вы решились на воровство?

– Нет, что вы, я был готов заплатить! Я бы отдал за металл несколько тучных быков. Воины любят мясо. А у меня был бы превосходный материал, легкий, прочный! Но этот бесстрастный усатый человечек… С ним невозможно договориться.

– Но не весь же Египет можно подкупить.

– Подкупить? Что вы такое вообразили? Если два человека заключают сделку, это еще не значит, что они мошенники. Вы слишком мрачно смотрите на вещи.

Кадаш ворча удалился.

Пазаир пробродил всю ночь. Объяснения зубного лекаря его не убедили. Запас металлов, казарма… снова армия! Впрочем, вряд ли этот эпизод как-то связан с исчезновением ветеранов; скорее, все дело в отчаянии стареющего лекаря, не желающего признать, что рука его уже не так тверда, как прежде.

Было полнолуние. Согласно легенде, на луне жил заяц, который ножом отсекал голову тьме. Судья с радостью взял бы его к себе в секретари. Ночное солнце росло и таяло, наполнялось светом и снова его теряло; воздушная барка несла его мысли к Нефрет.

***

Все знали, что нильская вода чрезвычайно полезна для пищеварения, поскольку выводит из организма вредные жидкости. Некоторые врачи полагали, что своими целебными свойствами она обязана лекарственным травам, росшим по берегам реки. Когда начинался разлив, вода вбирала в себя растительные частицы и минеральные соли. Египтяне наполняли тысячи кувшинов, где драгоценная влага могла долго храниться в неизменном состоянии.

Тем не менее Нефрет проверила прошлогодние запасы. Когда содержимое одного из сосудов показалось ей мутноватым, она бросила туда сладкий миндаль. Через сутки вода станет прозрачной и восхитительно свежей. Некоторые кувшины трехлетней давности до сих пор хранили воду в первозданной чистоте.

Удостоверившись, что все в порядке, девушка решила последить за работой прачечника. Во дворце на эту должность назначали человека, пользующегося особым доверием, так как чистоте одежды придавалось большое значение – в любом сообществе, большом или малом, дело это считалось чрезвычайно ответственным. Постирав и выжав белье, прачечник должен был выбить его специальной колотушкой, встряхнуть, высоко подняв руки, и лишь потом развесить на веревке, натянутой между двумя шестами.

– Вы нездоровы?

– Почему вы так думаете?

– Потому что вы работаете вполсилы. Вот уже несколько дней выстиранное вами белье все серое.

– А что вы хотите? Работа тяжелая. Грязное женское белье – такая мука.

– Одной водой тут не обойтись. Возьмите вот это моющее средство и это благовоние.

Прачечник, нахмурившись, взял у Нефрет два сосуда, но, увидев ее улыбку, смягчился.

Чтобы в зерне не завелись насекомые, Нефрет велела пересыпать запасы древесным пеплом – дешевым и действенным средством. Так зерно удастся сохранить до следующего урожая.

Пока она осматривала последний отсек амбара, пришла новая поставка от Кани: петрушка, розмарин, шалфей, тмин и мята. Высушенные и растертые в порошок, эти лекарственные растения служили основой для лекарств, которыми Нефрет лечила больных. Ее снадобья смягчили боли старика, здоровье его заметно улучшилось, он радовался тому, что может оставаться с семьей.

Несмотря на скромность Нефрет ее успехи не прошли незамеченными. Молва быстро распространилась по западному берегу, и к ней потянулись крестьяне из соседних селений. Девушка никому не отказывала и каждому уделяла столько времени, сколько требовалось. После изнурительного дня она полночи занималась приготовлением пилюль, мазей и перевязочных средств. Ей помогали две вдовы, выбранные за их добросовестность. Несколько часов сна – и снова с самого рассвета у дверей выстраивался нескончаемый поток пациентов.

Не так представляла она свою работу, но лечить людей ей нравилось. Стоило только увидеть, как озабоченное лицо вновь обретает жизнерадостность, и она чувствовала, что ее усилия вознаграждены. Небамон оказал ей услугу, заставив приобрести опыт в общении с самыми бедными пациентами. Здесь от красноречия светского лекаря проку было мало. Пахарь, рыбак, мать семейства желали только одного – вылечиться быстро и дешево.

Когда Нефрет одолевала усталость, ее развлекала играми Проказница – зеленая обезьянка, которую она попросила привезти из Мемфиса. Она напоминала ей о первой встрече с Пазаиром, этим строгим, непримиримым человеком, вызывавшим тревогу и привлекавшим одновременно. Какая женщина сможет жить с судьей, для которого его призвание важнее всего на свете?

Десяток носильщиков составили корзины к дверям новой аптеки Нефрет. Проказница тотчас же принялась прыгать с одной на другую. В корзинах были кора ивы, натрон, белое масло, ладан, мед, смола терпентина и различные животные жиры в огромном количестве.

– Это мне?

– Вы целительница Нефрет?

– Да.

– Значит, это ваше.

– Да, но цена этих веществ…

– Все оплачено.

– Наше дело – доставка. Вот, подпишите.

Потрясенная и обрадованная, Нефрет написала свое имя на деревянной табличке. Теперь она сможет готовить сложные снадобья и в одиночку лечить тяжелые болезни.

***

Когда на закате на пороге жилища появилась Сабабу, Нефрет не удивилась.

– Я ждала вас.

– Вы догадались?

– Мазь от ревматизма скоро будет готова. Все составляющие у меня теперь есть.

Волосы Сабабу были убраны душистым тростником, на шее красовалось ожерелье из сердоликовых цветков лотоса; теперь она нисколько не походила на нищенку. Льняное платье, просвечивавшее ниже талии, позволяло любоваться длинными, стройными ногами.

– Я хочу лечиться у вас и только у вас. Все остальные лекари – воры и шарлатаны.

– Вы не преувеличиваете?

– Я знаю, что говорю. Можете назначить любую цену.

– Вы сделали мне роскошный подарок. Такого количества дорогих веществ хватит на сто человек.

– Но я – первая.

– Вы что, разбогатели?

– Я вернулась к своей деятельности. Фивы – город поменьше, чем Мемфис, люди в нем набожны и не столь открыты, однако состоятельные горожане не меньше ценят пивные дома. Я сняла симпатичный домик в центре города, заплатила сколько следует начальнику местной стражи и распахнула двери заведения. Слава о нем быстро облетела город. Подтверждение тому перед вами!

– Вы очень щедры.

– Не обольщайтесь. Я хочу, чтобы меня хорошо лечили.

– А вы будете следовать моим советам?

– Неукоснительно. Я только руковожу заведением, сама я прежней работой не занимаюсь.

– Но вас, наверное, одолевают обожатели.

– Я соглашаюсь ублажать одного мужчину, но платы не беру. Я стала неприступна.

Нефрет слегка покраснела.

– Вас задели мои слова?

– Нет-нет, что вы.

– Вы раздаете людям любовь, а сами-то вы ее получаете?

– Бессмысленный вопрос.

– Знаю, знаю: вы – девственница. Счастлив тот мужчина, что сумеет вас соблазнить.

– Госпожа Сабабу, я…

– Госпожа, я? Вы шутите?

– Закройте дверь и снимите платье. До полного исцеления вы будете приходить сюда каждый день, и я буду растирать вас бальзамом.

Сабабу легла на массажную плиту.

– Вы тоже заслуживаете настоящего женского счастья.

27

Из-за сильного течения поток был весьма опасен. Сути поднял Пантеру и понес, перекинув через плечо.

– Прекрати брыкаться. Если упадешь – утонешь.

– Тебе бы только меня унизить.

– Хочешь проверить?

Она присмирела. По пояс в воде, Сути тщательно выбирал дорогу, придерживаясь за большие камни.

– Переберись ко мне на спину и держись за шею.

– Я почти умею плавать.

– Учиться будешь не сейчас.

Молодой человек оступился, Пантера вскрикнула. Чем дальше он продвигался, ловкий и быстрый, тем крепче она к нему прижималась.

– Постарайся расслабить мышцы и подгребай ногами.

Споткнувшись, окунулся с головой, но он устоял на ногах и сумел добраться до берега.

Он вбил кол, привязал к нему веревку и перекинул конец на другой берег, где ее закрепил один из солдат. Пантера за это время вполне могла бы убежать.

Уцелевшие после штурма бойцы и отряд лучников полководца Ашера преодолели препятствие. Последний пехотинец, переоценив свои силы, забавы ради отпустил веревку. Отягченный оружием, он тут же стукнулся о каменную глыбу, потерял сознание и пошел ко дну.

Сути нырнул следом.

Словно радуясь возможности унести сразу две жертвы, течение усилилось. Сути поплыл под водой и скоро нашел несчастного. Двумя руками он схватил его под мышки и, борясь с течением, попытался поднять на поверхность. Солдат пришел в сознание, толкнул спасателя локтем в грудь и исчез в бурлящем потоке. Сути больше не мог бороться.

***

– Ты не виноват, – уверяла Пантера.

– Не люблю смерть.

– Подумаешь, какой-то глупый египтянин!

Он дал ей пощечину. Ошеломленная, она подняла на него глаза, полные ненависти.

– Никто никогда так со мной не обращался!

– Жаль.

– В твоей стране бьют женщин?

– У них те же права и обязанности, что и у мужчин. Строго говоря, тебя не мешало бы выпороть.

Он встал и угрожающе надвинулся на нее.

– Отойди!

– Ты берешь свои слова обратно?

Губы Пантеры оставались плотно сжатыми. Топот копыт отвлек Сути. Солдаты в спешке выбегали из палаток. Он схватил лук и колчан.

– Хочешь уйти – проваливай!

– А ты меня найдешь и убьешь.

Он пожал плечами.

– Да будут прокляты все египтяне!

Но это было не вражеское нападение, а прибытие полководца Ашера и его элитного отряда. По лагерю быстро распространялись новости. Бывший разбойник хлопнул Сути по плечу.

– Я горжусь тем, что знаком с героем! Ашер выделит тебе по меньшей мере пять ослов, два лука, три бронзовых копья и круглый щит. Недолго тебе оставаться простым солдатом. Ты смел, мой мальчик, а это встретишь не часто, даже в армии.

Сути ликовал. Наконец-то он у цели. Теперь надо как можно больше выспросить у людей из окружения полководца и найти в нем слабое звено. Он не ударит лицом в грязь, и Пазаир сможет им гордиться.

Его окликнул огромный детина в шлеме.

– Ты Сути?

– Он, он, – подтвердил бывший разбойник. – Это он обеспечил нам победу над вражеской крепостью, а потом рисковал жизнью, чтобы спасти утопающего.

– Полководец Ашер производит тебя в офицеры и назначает колесничим. С завтрашнего дня будешь помогать нам преследовать этого мерзавца Адафи.

– Он сбежал?

– Да он как угорь! Однако мятеж подавлен и в конце концов мы этого труса схватим. Десятки храбрых воинов полегли в расставленных им ловушках. Он убивает по ночам, как сама похитительница-смерть; он подкупает вождей разных племен и думает только о том, как посеять смуту. Пойдем со мной, Сути. Полководец хочет лично наградить тебя.

Хотя Сути терпеть не мог подобных церемоний, когда тщеславие одних подогревает бахвальство других, он согласился. Личная встреча с полководцем была достойной наградой за все пережитые опасности.

Герой шествовал между двумя шеренгами возбужденных солдат, стучавших мечами по щитам и выкрикивавших имя славного воина. Издали полководец Ашер отнюдь не походил на великого военачальника: низкорослый, сутулый, он больше напоминал писца, погрязшего в административных интригах.

Метрах в десяти от полководца Сути резко остановился.

Его тут же подтолкнули в спину.

– Иди, полководец ждет!

– Не бойся, приятель!

Молодой человек пошел вперед, лицо его смертельно побледнело. Ашер выступил ему навстречу.

– Счастлив познакомиться с лучником, чьи подвиги прославляет все войско. Боец Сути, награждаю тебя золотой мухой[47]47
  Несколько экземпляров этой почетной награды были найдены при раскопках. Муха олицетворяла воинственность и упорство настоящего солдата.


[Закрыть] храбрых. Храни этот знак, он послужит доказательством твоей доблести.

Сути протянул руку. Товарищи поздравляли его, все хотели разглядеть и потрогать вожделенную награду.

Герой смотрел на все невидящим взглядом. Все приписали его поведение смятению.

Когда после официально разрешенной полководцем попойки Сути ушел к себе в палатку, ему вслед посыпались соленые шутки, намекавшие на то, что с красавицей Пантерой его ждут битвы иного рода.

Сути лег на спину с открытыми глазами. Ее он даже не замечал, она не осмелилась заговорить и свернулась калачиком подальше от него. Он был похож на обессиленного демона, жаждущего крови своих жертв.

Полководец Ашер… Перед глазами Сути неотступно стояло лицо главного военачальника – лицо человека, избивавшего и убившего египтянина в нескольких метрах от него.

Полководец Ашер – трус, лжец и предатель.

***

Проникнув сквозь высокое окно, утренний свет озарил одну из ста тридцати четырех колонн гигантского крытого зала, насчитывавшего пятьдесят три метра в длину и сто два в ширину. В карнакском храме зодчие создали самый большой в стране каменный лес, украшенный ритуальными сценами, которые изображали фараона, делающего подношения богам. Яркие, переливающиеся краски проступали лишь в определенные часы. Надо было прожить здесь целый год, чтобы проследить за перемещением солнечных лучей, озарявших скрытые от глаз непосвященных ритуалы и по очереди освещавших колонну за колонной, сцену за сценой.

По центральной аллее вдоль каменных лотосов с раскрытыми цветочными чашами, беседуя, шли два человека. Один из них был Беранир, другой – верховный жрец Амона, семидесятилетний мужчина, на чьи плечи было возложено управление священной обителью бога, забота о ее богатствах и соблюдение иерархии внутри храма.

– До меня дошли слухи о вашем прошении, Беранир. Сколько молодых людей наставили вы на путь мудрости и вдруг решили удалиться от мира и поселиться во внутреннем храме.

– Таково мое желание. Глаза слабеют, ноги не слушаются.

– По-моему, вы еще не настолько стары.

– Видимость обманчива.

– Ваша стезя еще отнюдь не оборвана.

– Все свои познания я передал Нефрет и больше не принимаю пациентов. А дом в Мемфисе я завещал судье Пазаиру.

– Небамон не слишком благоволит к вашей воспитаннице.

– Он подверг ее суровому испытанию, но он не ведает, что она за человек. Дух ее настолько же крепок, насколько кроток ее облик.

– А Пазаир не из Фив ли родом?

– Да, верно.

– Вы, кажется, всецело ему доверяете.

– В нем живет огонь.

– Пламя бывает разрушительным.

– Если его обуздать, оно освещает.

– Какую роль вы ему пророчите?

– Это решит судьба.

– Вы чувствуете людей, Беранир; преждевременный уход на покой лишит Египет вашего дара.

– Найдется преемник.

– Я тоже подумываю об уходе.

– Ваша ноша непосильна.

– В самом деле, день ото дня все тяжелее. Слишком много административных обязанностей и мало времени для молитвы. Фараон и его совет приняли мое прошение, через несколько недель я переселюсь в небольшой домик на восточном берегу священного озера и посвящу себя изучению древних текстов.

– Значит, станем соседями.

– Боюсь, что нет. Ваше жилище будет куда более величественным.

– Что вы хотите сказать?

– Вы назначены моим преемником, Беранир.

***

Денес с супругой приняли приглашение Бел-Трана, хотя состояние свое он сколотил совсем недавно и честолюбием обладал явно непомерным. Госпожа Нанефер полагала, что ему как нельзя более пристало определение выскочка. Однако пренебрегать производителем папируса не следовало; житейская хватка, работоспособность, широкие познания делали его полезным человеком. Ведь получил же он одобрение дворца, да и знакомых при дворе завел весьма влиятельных. Такого человека Денес никак не мог сбросить со счетов, а потому, несмотря на протесты супруги, убедил ее пойти на прием, организованный Бел-Траном по случаю открытия нового склада в Мемфисе.

Денес и Нанефер отправились на прием в роскошных носилках с высокой спинкой и специальной скамеечкой для ног. Резные подлокотники позволяли принять изящную, непринужденную позу. Балдахин защищал их от ветра и пыли, а пара опахал – от слепящих лучей заходящего солнца. Сорок носильщиков бодро шествовали мимо изумленных зевак. Носилки были такими длинными, а ног под ними семенило так много, что процессию быстро обозвали сороконожкой. А между тем слуги распевали: «Полные носилки нам милее пустых», думая о высоком вознаграждении, ожидавшем их по окончании небывалого шествия.

Всеобщее изумление оправдывало расходы. Денес и Нанефер вызвали зависть собравшихся у Бел-Трана и Силкет. Жители Мемфиса еще не видели таких шикарных носилок. Денес отмел комплименты легким движением кисти, а Нанефер пожалела об отсутствии позолоты.

Два виночерпия подали гостям пиво и вино. Весь торговый Мемфис праздновал принятие Бел-Трана в узкий крут людей, наделенных властью. Ему оставалось лишь толкнуть приоткрывшуюся дверь и доказать, чего он стоит, утвердившись окончательно. Суждение Денеса и его супруги обладало солидным весом, никто не мог присоединиться к торговой элите без их одобрения.

Бел-Тран, волнуясь, выбежал навстречу гостям и представил им Силкет, которой было приказано не раскрывать рта. Нанефер окинула ее презрительным взглядом. Денес осматривал усадьбу.

– Это будет склад или магазин?

– И то и другое, – ответил Бел-Тран. – Если все пойдет хорошо, я надеюсь расширить и разделить помещения.

– Далеко идущий план.

– Вам не нравится?

– Чревоугодие не относится к числу добродетелей торговца. Вы не опасаетесь несварения желудка?

– У меня отменный аппетит и с пищеварением все в порядке.

Нанефер потеряла интерес к разговору, предпочтя беседу со старыми друзьями. Денес понимал, что она свое заключение сделала – Бел-Тран представлялся ей человеком неприятным, напористым и бесхарактерным. Его притязаниям суждено было рассыпаться, как плохому песчанику.

Денес в упор посмотрел на хозяина.

– Мемфис отнюдь не столь гостеприимный город, как кажется, подумайте об этом. На ваших плантациях в Дельте вы властвовали безраздельно. Здесь вам предстоит столкнуться с трудностями большого города и вы изнурите себя напрасной суетой.

– Как мрачно вы смотрите на вещи.

– Послушайте моего совета, дорогой друг. У каждого человека свой предел, не стоит его переступать.

– Честно говоря, я предела пока не знаю, а потому у меня страсть ко всему новому.

– В Мемфисе много производителей и продавцов папируса, которые обосновались давно и полностью удовлетворяют спрос.

– А я постараюсь удивить их, предложив продукцию более высокого качества.

– Это не хвастовство?

– Я верю в свою работу и не вполне понимаю ваши… предостережения.

– Я думаю исключительно о ваших интересах. Смиритесь с существующим положением вещей, и вы избавите себя от многих неприятностей.

– Своих вам уже недостаточно?

Тонкие губы Денеса побледнели.

– Что вы хотите сказать?

Бел-Тран подтянул пояс длинного передника, начавшего понемногу сползать.

– Я что-то слышал о правонарушениях, о суде. Ваше предприятие уже не выглядит так привлекательно, как раньше.

Тон разговора изменился. Гости стали прислушиваться.

– Ваши обвинения оскорбительны и беспочвенны. Имя Денеса пользуется уважением во всем Египте, а Бел-Трана не знает никто.

– Времена меняются.

– Все эти сплетни и клеветнические измышления даже не заслуживают ответа.

– Если я хочу что-нибудь сказать, я говорю это во всеуслышанье. А намеки и темные дела оставляю другим.

– Это что, обвинение?

– А вам есть в чем себя упрекнуть?

Госпожа Нанефер взяла мужа под руку.

– Мы и так здесь слишком задержались.

– Будьте осторожны, – посоветовал Денес, глубоко уязвленный. – Один плохой урожай – и вы разорены!

– Я принял меры предосторожности.

– Ваши планы – пустые мечтания.

– Не вы ли станете моим первым клиентом? Я продумаю ассортимент и предложу вам хорошую цену.

– Буду иметь в виду.

Присутствующие разделились. Выпад Денеса поколебал доверие кое-кого из гостей, но Бел-Тран казался вполне уверенным в себе. Столкновение предстояло захватывающее.