Текст книги "Мой милый победитель"

Глава 29

Шарлотта имела серьезное намерение не уступать Винтеру. Похоже, она возомнила себя непобедимым воином. Он же позволял ей вести эту тихую борьбу, не веря, видимо, что у нее есть шанс победить. И она сражалась, пока в пылу боя ее сознание не померкло, предоставив полную свободу инстинктам. Инстинктам, которые и привели к этому… соитию. Святые небеса, она ведь кричала в экстазе. Дважды.

– Я надеялся, что ты уснешь и не станешь мучиться ненужными рассуждениями, о моя благоуханная роза с огненными лепестками.

Винтер не шевелился, его голова была повернута в сторону. Так откуда же он знал?

– Ты…

– Что?

Она не знала, что сказать. Что говорить мужчине, в объятиях которого только что стонала от наслаждения и вытворяла такое?..

– Ты, наверное, думаешь, что я женщина легкого поведения?

– Легкого? – Немного отодвинувшись, он устремил на нее взгляд, исполненный праведного гнева. – Я, твой муж, вынужден был силой вломиться к тебе в комнату!

Шарлотта старалась смотреть ему прямо в глаза, только вот взор ее затуманился от слез.

– Ах, женщина, – Винтер осторожно приподнялся.

К ужасу Шарлотты, ее плоть продолжала пульсировать вокруг его члена, словно слившись с ним в затяжном поцелуе.

– Бог мой, – его голос прозвучал хрипло, измученно, – ты… удивительная женщина.

Удивительная? Он, наверняка, не это хотел сказать. Распутная – пожалуй, это слово более точное. Ну как она могла быть столь наивной, чтобы поверить в возможность своей победы?

Медленно, словно силы еще не вернулись к нему, Винтер лег на спину рядом с ней, вытянувшись во весь рост. Потом, с усилием приподнявшись и обхватив одной рукой плечи, а другой – бедра Шарлотты, он привлек ее к себе.

Шарлотта не привыкла ощущать себя нагой, и сейчас, когда ее мозг не был затуманен ни гневом, ни страстью, она чувствовала себя незащищенной. Ее голова покоилась у него на плече. Руки… Где ее руки? Одна где-то под ним, а другая? Он перехватил ее ладонь и положил себе на грудь. Животом она прижималась к его боку и лежала, боясь шелохнуться. Ведь стоит ей пошевелиться, она привлечет его внимание и… И что? Что может случиться, она не знала. Одно ясно: когда он прижимал ее к себе, ей уже не было зябко.

Винтер нащупал покрывало и натянул на себя и Шарлотту. Приподняв ее подбородок, он заглянул девушке в глаза:

– Я знаю, ты сейчас думаешь: он разыграл меня, притворяясь, что борется со мной всерьез. Но постарайся заглянуть в мои мысли, леди женушка. Я желал тебя с той минуты, когда увидел на крыльце рядом с твоим саквояжем. Я решил взять себя в руки и отказаться от мыслей об обладании гувернанткой своих детей, но ты постоянно меня соблазняла. От досады слезы Шарлотты мгновенно высохли:

– Я никогда не пыталась тебя соблазнить!

– Но ты это делала постоянно! Ты двигалась, ты дышала, ты улыбалась, – он коснулся пальцем ее щеки, обрисовал линию губ. Так хотелось верить, что он и впрямь испытывает к ней глубокие чувства… – Как же редко ты улыбалась, леди женушка! Но когда мать всерьез решила заняться моим воспитанием и попросила тебя стать моей наставницей, я решил не противиться твоим чарам.

– Я и не пыталась тебя очаровать!

Он улыбнулся, глядя на нее сверху вниз.

– Ты делала это неосознанно. Поступить, как последний негодяй, соблазнив тебя, я не мог, поэтому я решил на тебе жениться.

– Мы могли объясниться и раньше, – пробормотала она.

– Чтобы ты противилась своему счастью еще дольше? Ну, уж нет. Моя самонадеянность и так разбита в пух и прах.

Эти его слова повеселили Шарлотту. Она улыбнулась лишь на мгновение, но эта улыбка ее немного приободрила.

– Потом… я убедил тебя выйти за меня замуж.

– Прибегнув к шантажу!

– А ты бросила мне вызов. Вызов – мне! – он ударил себя кулаком в грудь. – И я принял его: устраивал западню в укромных местечках, приучал к своим прикосновениям, доставлял удовольствие.

Шарлотта попыталась спрятать лицо у него на груди, но Винтер не отпускал ее подбородок.

– Нет, не отворачивайся. Похвально, если женщина умеет получать удовольствие от самых невинных ласк своего мужчины, – он измученно вздохнул. – Но для мужчины такие игры очень, очень болезненны.

– В самом деле? – ей это даже не приходило в голову. – Тебе было больно?

– Да.

Это было отрадно слышать. Весьма и весьма отрадно.

– Как приятно!

Винтер улыбнулся в ответ.

– Если бы тем вечером мне удалось взобраться к тебе на балкон, я сомневаюсь, что сумел бы сдержать данное тебе слово и дождаться дня свадьбы. Ты свела меня с ума. Я бы взял тебя тогда, – он выразительно посмотрел на Шарлотту, стараясь придать своим словам большую вескость. – Я взял бы тебя.

Ее руки поглаживающим движением прошлись по его груди, а ноги… разошлись в стороны. Шарлотта странным образом реагировала на его признания в том, что совсем недавно он хотел подчинить ее своей воле. Совсем как тогда, когда он принуждал ее терпеть свои ласки… Что за примитивное существо у нее в душе желало отдаться на милость победителя тогда, и сейчас упивалось тем, что полностью находится в его власти?

– Перила не выдержали, что еще раз доказывает: Господь Бог вел нас.

Приподнявшись на локте, Винтер, ее златокудрый повелитель, перевернул Шарлотту на спину и навис над ней. Глядя ей прямо в глаза, он со всей серьезностью сказал:

– Сегодня все было по-другому. Мы боролись. Мы взяли друг друга. Никогда не обманывай себя, думая, что это не так, – он легонько встряхнул плечо Шарлотты. – Обещай.

Вот как? В этом раунде он вышел победителем. Он знал, что рано или поздно получит ее – правду сказать, и она об этом знала – но он не позволит ей так просто умыть руки, взвалив ответственность за происшедшее на его плечи, возомнив себя жертвой его похоти. Теперь она не сможет сказать, что он взял ее силой. Она стала полноправной участницей их любовной схватки.

– Ты достаточно хорошо меня знаешь.

Винтер возвышался над ней – крепкий, здоровый мужчина, безгранично уверенный в своем превосходстве.

– Мудрый охотник знает свою жертву. Она тоже успела его изучить.

– Все вышло, как ты задумал, – горло сжалось от подступивших слез, но она должна договорить, она должна произнести правду вслух. Только так она сможет до конца осознать, что сейчас произошло. – Теперь я твоя жена. Ты будешь заботиться обо мне. А я – я буду любить твоих детей… и тебя.

– О, да! – Его глаза светились одобрением. – Наконец ты поняла, что я был прав, и постигла мудрость наставлений моего названого отца.

Винтер добился желаемого: Шарлотта признала, что любит его. Призналась ему и самой себе. Но слов взаимности не услышала. Единственное, что его волновало сейчас – это доказательство собственной правоты. Вот она и стала женой, плотью от плоти своего господина.

Слезы иссякли. Да и к чему теперь плакать? Ее жизнь устроена. Ей пришлось отказаться от одного-единственного, пусть даже главного, принципа, на котором основывалась ее личность. Она полюбила мужчину, который не любит ее, и стала для него не центром вселенной, а лишь частью его семьи, женщиной, чей удел – всячески ублажать своего повелителя. Она – маленькая планета, всецело зависящая от могущественного солнца. Итак, Шарлотта только что потеряла себя.

По иронии судьбы ее избранник живым и невредимым вернулся из сухой безжизненной пустыни, чтобы опустошить ее, Шарлотты, душу.

– Тебя послушать, так это не ты взял меня. Мы взяли друг друга, – сказала она. – Я не могу лгать себе в этом и никогда не стану. Обещаю.

Он поцеловал ее в лоб и улыбнулся – той самой прекрасной улыбкой в мире.

– Ты – женщина, о которой я мечтал: разумная, работящая, красивая.

Шарлотта смотрела на Винтера, в который раз поражаясь его божественной красоте и бесконечной уверенности в собственных силах.

– От таких похвал голова идет кругом.

Он нахмурился, пытаясь понять, что она имеет в виду. Наконец легкая улыбка тронула его губы:

– Ты – свет моих очей, моя весенняя заря, ты…

– А ты – кладовая пустых комплиментов, – перебила его Шарлотта. – Мне больше нравится быть разумной, трудолюбивой и красивой.

– Тебе не нравятся мои восхваления?

Она не сумела скрыть раздражения:

– Я и так твоя. Не трать понапрасну свое красноречие.

– Но для меня ты весенняя заря, – настойчиво повторил Винтер.

И, надо же, от этих слов ее сердце затрепетало.

– Я счастлив и ты счастлива. Когда силы вернутся ко мне, а это случится, – он поднял руку, расставив пальцы, – через… минутку, я разбужу тебя, и мы снова возьмем друг друга. А теперь спи, жена моя, моя Шарлотта.

Они уютно устроились рядом. Он думал, что победил. Она знала, что это правда.

Глава 30

Их свадьба имела шумный успех. Даже месяц спустя в свете только о ней и говорили, в один голос утверждая, что главным образом в этом была заслуга Адорны.

Саму церемонию все находили пикантной, стол получил высокую оценку, оркестр играл ночь напролет. Свидетели живописного отбытия Винтера и Шарлотты отвели душу, дав волю своим злым языкам. И теперь свет с нетерпением ждал, какие удовольствия и зрелища Адорна предложит во время приема гостей из Сереминии. Сама виконтесса лишь победно улыбалась, предвкушая свой триумф.

Она направлялась к лестнице, когда к ней подбежал взъерошенный Гаррис.

– Сударыня! Сударыня! – бедняга выглядел встревоженным. – Повар говорит, что уток еще не доставили из Лондона.

Адорна похлопала запыхавшегося лакея по плечу:

– Если не будет уток, пускай зажарят быка. Я уверена, гостям такое оригинальное блюдо понравится.

Гаррис закивал в знак согласия, поклонился и помчался обратно на кухню. А виконтесса, не торопясь, продолжила свой путь.

Скептики ее недооценивали. Когда королевская чета из Сереминии покинет Остинпарк, они будут довольны приемом, королева Виктория будет ей благодарна, и Адорна станет самой знаменитой хозяйкой Англии.

Она с нетерпением ждала этого дня.

– Сударыня! – по коридору к ней спешила мисс Сайме. – Вo время свадьбы кто-то стащил все простыни из комнат западного крыла, и теперь нам не хватает белья.

– Слава Богу, не тронули серебро, – Адорна приобняла домоправительницу за плечи. – Королева Виктория задумала совершить с гостями из Сереминии небольшую поездку по стране, а по пути отдохнуть и развлечься, остановившись где-нибудь в провинции, например, у нас. Ее Величество, принц Альбертnote 12Note12
  Принц Альберт (1819 – 1861) – принц-консорт (1840 – 1861), супруг королевы Виктории, уроженец Германии, имел на супругу большое влияние, покровительствовал искусству, науке, промышленности.


[Закрыть], королевская свита и гости из Сереминии прибудут утром, а ближе к вечеру возвратятся в Лондон. Так что свежие простыни им не понадобятся.

Губы мисс Сайме презрительно скривились:

– Вы же знаете, кто-нибудь непременно наклюкается и останется ночевать.

– Но не все же, моя дорогая. А для комнат восточного крыла у нас простыней хватает, ведь так?

– Так.

– Все будет хорошо.

Но мисс Сайме выглядела по-прежнему невесело.

– Благодарю вас, мэм. Я немедленно подготовлю все комнаты в восточном крыле, – заверила хозяйку домоправительница, но уходить не спешила. – А вы не забыли о привидении? – неловко потупившись, поинтересовалась она.

– Ах, да, – Адорна задумчиво коснулась щеки указательным пальцем. – Думаю, когда гости уедут, я займусь нашим маленьким бродячим ужасом, договорились?

– Уж постарайтесь, сударыня, если не хотите, чтобы все горничные разбежались.

– Я займусь этим, обещаю, – и она легонько подтолкнула домоправительницу к лестнице.

Милая Сайме! Как она волнуется по пустякам. Жаль только, что она не прониклась настроением Адорны. Ведь будет так весело! Непременно должно произойти что-то необыкновенное. Конечно, Адорна придумает, как развлечь гостей. Но если ничего оригинального не придет в голову, она свято верила: по ходу дела непременно подвернется случай устроить что-нибудь этакое… В конце концов, кто мог заранее знать, что Винтер снесет замок с двери Шарлотты выстрелом из револьвера? Это был просто подарок судьбы. Адорна знала: для нее фортуна никогда не скупилась на подарки.

Удача не улыбнулась ей только в случае с лордом Бакнеллом. Поджав губы, виконтесса ускорила шаг. Лорд исчез во время свадебного приема и с тех пор ни разу так и не появился. Даже после того, как она послала ему записку, в которой с величайшей деликатностью справлялась о его здоровье. Что за желчный тип! Как только ей могло прийти в голову, что он ей нравится? И с чего вдруг ей вздумалось по нему скучать?

Дверь детской была открыта, оттуда доносился голос Шарлотты. Девушка настояла на продолжении занятий с Робби и Лейлой по совершенствованию их манер, несмотря на заверения Адорны, что на свадьбе дети вели себя примерно.

Шарлотта – просто сокровище, но с тех пор, как они с Винтером вернулись из охотничьей усадьбы, она все время пребывает в подавленном настроении.

Если бы только Винтер отказался от поисков растратчика! Что ни день, он ездит в Лондон. И сейчас он там. Адорна надеялась, что женитьба заставит его больше времени проводить дома, но он, как ни в чем не бывало, каждое утро целовал Шарлотту и отправлялся в контору. Между прочим, когда она вышла замуж за Генри, тот мог отсутствовать дома не более двух часов кряду. А ему ведь шел седьмой десяток!

Да, молодежь нынче не та. Задержавшись у двери, Адорна увидела, что Шарлотта читает детям книгу, которую они так любили. «Тысяча и одна ночь» – так она называлась. И, похоже, сейчас в сказке назревал кульминационный момент.

Насколько можно было судить по выражению мордашек Робби и Шарлотты.. Они сидели рядышком на стульях, склонившись над книгой, и Шарлотта читала все быстрее и быстрее. Лейла же уныло умостилась на полу, сосредоточенно рассматривая узор на ковре. Вдруг девочка подняла голову и спросила:

– Мисс леди Шарлотта, а теперь мы можем называть вас мамой?

Робби повернулся к младшей сестре:

– Лейла, последний раз прошу, сиди тихо! Дай дочитать. Девочка обиделась и, опустив голову, снова уставилась на ковер.

Шарлотта казалась несколько растерянной:

– Ну, конечно, моя дорогая. Мне будет очень приятно. Адорна сделала неосторожное движение, и Шарлотта ее заметила, Робби – тоже, он в сердцах плюхнулся на пол рядом с сестрой. Лейла ехидно хихикнула, растянулась на ковре и застучала пятками по полу.

– Можно, я тоже послушаю? – Адорна не собиралась заходить, но слуги смогут обойтись без нее в течение нескольких минут, а, кроме того, ей, как и внуку, вдруг захотелось услышать продолжение истории.

Шарлотта спокойно отнеслась к ее присутствию, но с другой стороны, в последнее время она оставалась безучастной ко всему происходящему. Как будто и не было того всплеска эмоций накануне свадьбы. Она превратилась в покладистую, безупречную жену, как того хотел Винтер.

– Конечно, матушка, мы будем рады, если вы присоединитесь к нам. Робби, – она коснулась плеча мальчика, – принеси Адорне стул. Она послушает с нами конец сказки.

Поставив стул по другую сторону от Шарлотты, Робби украдкой улыбнулся Адорне. После свадьбы между ними установилось некое молчаливое соглашение: он перестал метать ножи в доме, а она притворялась, что не замечает, что Робби иногда удирает из детской поиграть со своими новыми друзьями. В том числе и с сынишкой викария, который, по всей видимости, больше не делал обидных замечаний насчет акцента или происхождения своих новых соседей. Для обоих мальчиков это послужило хорошим уроком, но в итоге Лейла снова страдала от одиночества.

Адорна уселась и сделала вид, что слушает, в то время как Шарлотта продолжила читать. На самом деле виконтесса наблюдала за Лейлой, которой не было никакого дела до сказки. Девочка по-прежнему самозабвенно играла с деревянной лошадкой, которую ей подарила Шарлотта. Уроки верховой езды снова были отложены, но Лейла и словом не выразила сожаления.

Ох уж эта Лейла… Адорна редко испытывала сложности в общении с людьми, но девочка оставалась для нее загадкой. У малышки есть какая-то тайна. В этом виконтесса не сомневалась. Но какая? Какая тайна могла появиться у ребенка ее возраста, что ему скрывать от любящих, заботливых взрослых ? Что заставляло ее так хитро улыбаться, когда она думала, что на нее не смотрят? Почему, вспоминая об Эль-Бахаре, она говорила «дома»? А однажды Адорна приметила, как она украдкой завернула в носовой платок несколько свежеиспеченных булочек и унесла их с собой наверх. Во всем этом ей предстояло разобраться – после приема гостей из Сереминии.

Пока Адорна размышляла о внучке, сказка подошла к концу, и Робби выжидающе смотрел на нее.

– Прелестно! – воскликнула она. – Если все сказки такие же интересные, как эта, я бы с радостью прочла всю книгу сама.

– Я бы тоже прочел ее от начала до конца, – отозвался Робби, – но я не стану. Мне нравится, когда нам читает м… мама.

Лицо Шарлотты озарила счастливая улыбка, и она обняла Робби.

Лейла села.

– Я первая хотела ее так назвать!

Шарлотта отставила в сторону вторую руку, приглашая девочку в свои объятия.

– Я буду мамой для вас двоих.

Лейла подошла и прижалась к ней, продолжая при этом как-то беспокойно пританцовывать на месте, словно была готова в любой момент сорваться и убежать.

– Шарлотта, милая, ты что-нибудь знаешь о Сереминии? – отбросив тревожные мысли, поинтересовалась Адорна.

– Отчего же, мы все знаем, – Шарлотта сделала строгое лицо гувернантки. – Изучая Европу, мы узнали, что Сереминия – это маленькая страна в Пиренеях, на границе Франции и Испании. Как называется их официальный язык, Лейла?

– Баминийский.

– Робби, кто правит страной?

– Страной правят король Дэниор и королева Евангелина, и…

– А почему вы не можете нас учить, как раньше? – перебила брата Лейла. – Я не хочу новую гувернантку.

Шарлотта встревожилась.

– Я по-прежнему буду следить за вашими успехами, – глубоко вздохнув, ответила она.

– А почему вы не сможете нас учить?

Робби не мог больше выносить нытье сестры.

– Да потому, что у нее скоро будет маленький, дурья ты башка!

– Это не так… – вконец растерявшись, попыталась возразить Шарлотта.

– Я хочу быть самой младшей, – нижняя губка Лейлы капризно задрожала.

Шарлотта зарделась;

– Я не…

– А скоро у нее будет маленький? – спросила Лейла, повернувшись к брату.

По щеке девочки скатилась слеза.

– Скоро, – заверил ее Робби. – Папа у нас плодовитый!

У Шарлотты даже кончик носа покраснел. Адорна подошла к окну, чтобы скрыть непрошеную улыбку. Но когда она обернулась, ее поразило выражение лица невестки. Она и раньше видела ее грустной, но теперь не оставалось никаких сомнений: Шарлотта была несчастна. И, более того, она твердо решила молча нести свой крест.

Детское непослушание не может стать для женщины причиной такой скорби. Тут не обошлось без Винтера. Адорна вздохнула. Не хотелось ей вмешиваться, но если ее родной сын проявляет такое невнимание и беспечность, у нее нет выбора. Вот только все семейные дела она станет делать после отъезда высоких гостей.

Эта мысль напомнила Адорне о причине ее прихода:

– Вы у меня такие ученые, может быть, вы знаете что-то и о традициях Сереминии? Я бы хотела устроить для наших гостей какое-нибудь развлечение.

Шарлотта гладила Лейлу по спине, но, судя по ее лицу, сама не меньше девочки нуждалась в том, чтобы кто-нибудь вот так погладил и ее.

– Женщины Сереминии славятся безрассудной смелостью. В молодости королева Евангелина была отважной женщиной, любила плавать по горным рекам, взбираться на отвесные скалы.

– Час от часу не легче, – Адорна сжала ладонями щеки.

– Еще королева Евангелина на всю Европу славится своими кулинарными талантами, – добавила Шарлотта.

– А король Дэниор? Вся надежда на то, что он такой же зануда, как и принц Альберт.

Шарлотта с сожалением покачала головой.

– Увы, у него иная репутация. Простите, матушка, больше ничем не могу вам помочь.

– И этого довольно… – Адорна ненадолго задумалась и улыбнулась. – Ты мне и так очень помогла.

Глава 31

Одетый в дорожный костюм, Винтер стоял на террасе и наблюдал, как слуги расставляют столы и стулья. Рабочие натягивали на деревянные рамы тенты для того, чтобы высокопоставленные гости при желании могли укрыться и от дождя, и от палящего солнца. В доме толпы местных жительниц, которых наняли временно, в помощь слугам, чистили, мыли, натирали все до блеска.

Мудрый хозяин отстранился бы от всего этого, предоставив каждому заниматься своим делом. Так на его месте поступил бы и Бараках. Какие же все-таки они с Винтером разные!

На пороге появилась мать с кипой бумаг в руке, такая свежая и солнечная в своем зеленом, цвета весенней травки, платье. Далеко не каждая женщина ее возраста могла появиться на людях в подобном наряде. Винтер говорил себе, что должен бы радоваться, что у него такая молодая мать, и при этом он может довериться мудрости ее суждений. Но сейчас он пребывал в подавленном настроении. Он чувствовал себя растерянным и несчастным, как человек, чья надежда на кров исчезла в разбушевавшейся, беспощадной песчаной буре.

Адорна остановилась, удивленная его скорым возвращением:

– Винтер, милый, я думала, ты вернешься домой вечером.

– Я так и планировал. Виконтесса посмотрела на солнце:

– Но сейчас не больше часа. А дорога отнимает два часа, не меньше.

– Мне хватает полутора часов, – если мчаться галопом и менять лошадей. Но мать в эти подробности посвящать необязательно.

– Полтора часа туда, полтора обратно – выходит, ты провел в городе не больше двух часов, – взгляд виконтессы прояснился. – Ты, наверное, и не заходил в контору, так ведь?

– Заходил. Мать погрустнела.

– Я не мог сосредоточиться на делах. – Как же ему не хотелось думать о делах в эти дни! Он долго готовился к этому разговору, и, наконец, решил, что время пришло. – Мама, нам нужно поговорить.

Рука Адорны невольно потянулась к воротничку, замерла на груди и, нервно вцепившись в платье, безжалостно смяла тонкую ткань.

– Дорогой, мой поступок – вынужденная мера.

– Твой поступок? – Почему мать ведет себя так странно? – О чем ты говоришь?

Адорна какое-то время смотрела на сына широко раскрытыми глазами, а потом принялась старательно разглаживать смятое платье:

– Я потратила на этот прием больше четырех тысяч фунтов.

– Что за чепуха? Причем здесь прием?

– Пустяки. Потратила, и ладно.

Винтер окинул взглядом террасу. Кругом суетились слуги.

– В этом доме есть хоть одно тихое место?

– Конечно, – Адорна жестом предложила ему следовать за собой. – Думаю, наедине мы сможем остаться только в моем кабинете.

Проходя мимо зеркала, Винтер глянул в него и заметил, что мать украдкой промокнула глаза платком.

– Неужели ты и вправду думала, что меня волнуют эти расходы? – спросил он, пытаясь проникнуться проблемами матери. Но собственные переживания жгли ему душу. О них Винтер и хотел с ней поговорить.

– Да, – голос виконтессы дрогнул.

– Деньги, которые приносит бизнес – твои деньги. – Взяв мать за руку, он помог ей обойти двух служанок, натиравших полиролью нижнюю ступеньку лестницы. – Я тебе не муж, чтобы контролировать твои расходы. Я твой сын. И к тому же далеко не безупречный. Если бы я был хорошим сыном, я бы остался с тобой после смерти отца. Тебе не пришлось бы так много работать. И мы бы сейчас не тратили время на поиски вора.

Поднимаясь по лестнице, Адорна оперлась на руку сына:

– Милый, что ты такое говоришь! Ты не должен так думать. Ты лучший сын, о каком только может мечтать женщина: умный, красивый, сильный – идеальный мужчина, преуспевший в настоящем и с многообещающим будущим. Мне не нужно другого сына. Может, мне и хотелось, чтобы ты поскорее вернулся, но… ты ведь не думаешь, что в чем-то виноват передо мной?

Нет, сегодня он, вопреки обыкновению, был готов признать все свои прегрешения:

– Мама, пусть даже я знал, что ты справишься, оставлять тебя одну в течение стольких лет я не имел права.

– Но мне нравится заниматься делами. Твой отец многому меня научил, и я с удовольствием воплощаю его уроки в жизнь, – в голосе матери Винтер уловил нотки мольбы. – Ах, милый, я не предполагала, что ты так близко к сердцу примешь эту недостачу.

Похоже, они снова заговорили каждый о своем, но у Винтера просто не было времени разбираться с переживаниями матери. Тем более, что они уже стояли на пороге ее кабинета. Наконец-то он сможет поговорить с женщиной, которая его непременно поймет, о другой женщине, которую он никак не мог понять. Подбоченившись, он выдал с ходу:

– Не получается с ней так, как я хотел. Адорна подняла брови:

– С кем, милый?

– С моей женой, с кем же еще?

Виконтесса опустилась на диванчик, удивленно глядя на сына.

– Она прекратила свое бессмысленное сопротивление. Она признала, что я был прав, заставив ее стать моей женой. Она благодарна за наряды и драгоценности, которые я дарю ей. И все же… – Винтер едва нашел в себе силы произнести это вслух. – И все же она несчастна, – он прошагал к окну и вернулся обратно. – Мама, ну почему она несчастна?

– Видишь ли, некоторые жены, – Адорна тщательно подбирала слова, – не находят радости в супружеской постели. Шарлотта одна из таких женщин?

Его раздражала эта английская манера никогда не называть вещи своими именами, когда речь шла о нормальных функциях здорового организма.

– Бараках, мой названый отец, объяснил мне, что если жена не находит радости в супружеской постели, задача мужа постараться ей эту радость доставить.

– Старый злодей хоть в чем-то был прав.

– Мы с Шарлоттой доставляем друг другу много радости. Она доводит меня до экстаза, я – ее. Много раз. Часто. И я делаю это с ней часто, потому что…

Адорна выглядела искренне заинтересованной:

– Почему?

– Потому что ночью, когда она думает, что я сплю, она плачет.

Лицо виконтессы омрачилось. Винтер от досады сжал зубы, но потом решил идти до конца:

– Сегодня утром, на восходе солнца, я подарил ей море удовольствия. А после этого она повернулась ко мне спиной и расплакалась.

– Ах, Винтер, – покачала головой Адорна.

– Мои попытки склонить ее к откровенному разговору оказались тщетными. Она не хочет со мной говорить.

– Вообще?

– Пусть даже так, как раньше. А теперь, даже когда я ем руками, она молчит!

Это уже серьезно. Он ведет себя безобразно за столом, а Шарлотта его ни разу не одернула?..

– Она сказала, что любит меня.

– Та-ак… – Адорна сидела, глубоко задумавшись.

– Предназначение женщины – любить своего мужчину. Шарлотта нашла того, кого смогла полюбить.

От такой самонадеянности у виконтессы перехватило дыхание.

– Так почему же она несчастна?

Откинувшись на спинку дивана, Адорна с сарказмом переспросила:

– Я не знаю, Винтер. По-твоему, почему же она несчастна?

– Потому что она хочет, чтобы я любил ее! – он принялся мерить шагами комнату.

– Шарлотта заслуживает быть любимой, – заметила Адорна.

– Настоящий мужчина не любит свою женщину. Так говорил мой названый отец Бараках.

– Винтер! – резко встав, мать заговорила таким с рогам и недовольным голосом, словно он был шестилетним мальчишкой, ввязавшимся в драку. – Этот Бараках, этот твой названный отец тебе говорил, что настоящий мужчина не любит свою жену? А родного отца ты хоть немного помнишь?

Горячность матери поразила Винтера:

– Конечно, я чту его память.

Адорна так и осталась стоять, не сводя с него глаз, словно ожидая, что он вспомнит то, о чем непременно должен знать. Наконец, с измученным видом приложив ладонь ко лбу, она с возмущением воскликнула:

– Какой же ты болван! Я не понимаю, что ты хочешь от меня услышать. Ты хочешь, чтобы я объяснила тебе, как сделать Шарлотту счастливой?

Мать непременно должна знать ответ на этот вопрос. К кому еще, кроме нее он может обратиться?

– Ну… да.

– Мне кажется, Шарлотта уже говорила тебе, что ей нужно для счастья, но если тебе необходимо услышать это снова, – виконтесса сделала жест в сторону двери, – спроси у нее самой.

В дверях стояла Шарлотта. На ней было одно из платьев, подаренных мужем, сшитое из простого белого ситца. Даже с отметиной подошвы Лейлиной туфельки на подоле его жена выглядела восхитительно. Волосы распущены, именно так, как ему нравилось, и лишь слегка схвачены на затылке заколкой из голубых бриллиантов, оправленных в платину. В этом наряде она была похожа на ангела» Ангела, готового испепелить его взглядом.

Чем же он мог так ее прогневить? Но лучше гнев, чем немая покорность и печаль.

– Я искала тебя, чтобы поговорить о Лейле, – сказала она. – А ты здесь обсуждаешь меня со своей матерью?

Он повернулся за помощью к Адорне, но та предусмотрительно выскользнула из комнаты.

– Я не знаю, как мне быть.

– Как быть? Ты не знаешь, как быть со мной? Я что, капризный ребенок, что ты не можешь найти на меня управу?

– Не ребенок, нет. Ты женщина. Которая сама не знает, чего хочет.

Руки Шарлотты сжались в кулаки:

– Это я не знаю, чего хочу? Может, это я хожу за советами к мамочке?

Винтер удивленно хлопнул ресницами:

– К кому еще я мог обратиться? У нас с тобой все складывается не так, как я думал.

Шурша юбками, она подошла к нему поближе.

– Отчего же? Все идет так, как ты хотел.

– Это неправда. Вопреки моим ожиданиям ты не чувствуешь себя счастливой.

– А с чего мне быть счастливой? – подойдя к Винтеру, Шарлотта положила руки ему на плечи и заглянула в глаза. – Моя жизнь превратилась в то, чего я боялась. Раньше я, по крайней мере, была гувернанткой. Я зарабатывала себе на жизнь. Мой труд чего-то стоил. А теперь я ни в чем не нуждаюсь. Я сама стала ничем. Я – приобретение, о котором будут заботиться, пока я приношу удовольствие.

– Жена – это больше, чем приобретение.

– Так же, как и лошадь – больше, чем приобретение? Она, должно быть, прочла ответ в его глазах, потому что, воздев руки, воскликнула:

– Я не лошадь! И не собака. Я человек, и хочу, чтобы меня ценили за это. Я хочу быть…

Глаза Шарлотты, наверное, снова наполнились слезами, потому что она отвернулась. Разве до свадьбы он видел, чтобы она плакала? Нет. А с тех пор слезы льются рекой. Но она плачет вовсе не для того, чтобы заставить его поступать так, как ей хочется – Бараках предупреждал, что некоторые женщины так делают – она плачет от глубокой душевной боли.

Бараках говаривал, что переживания женщины – обычное дело, и, чтобы она успокоилась, ее нужно на какое-то время оставить одну. Но Винтер испытывал неизъяснимую потребность помочь Шарлотте избавиться от тяжкого бремени невеселых мыслей. Без его поддержки она не справится. – Ты хочешь, – продолжил он, – быть любимой?

Прислонившись плечом к стене, Шарлотта потянулась за платком:

– Теперь ты понял?

– Но ты меня любишь, и этого довольно. Она вытерла слезы:

– Выходит, что нет.

Винтер чувствовал себя не в своей тарелке. Он привык, что жизнь течет по законам, установленным мужчинами, которые, к тому же, были старше и мудрее его.

– Настоящие мужчины не…

Она ринулась к нему, как мстительное женское божество:

– Настоящие мужчины!.. Вы, настоящие мужчины, можете отправляться ко всем…