Текст книги "Сны об Уэссексе. Фуга для темнеющего острова"

Однако проекция была местом очень замкнутым, и любой новичок, каким бы дружелюбным он ни был, неизбежно воспринимался как враг. Пола Мэйсона не полюбят, пока он не исправит под себя весь мир, – а никто из участников этого допускать не хотел.

Мандр сказал:

– Наверное, сперва надо познакомиться с мистером Мэйсоном…

– Тогда пора его пригласить? – Элиот оглядел присутствующих, дожидаясь их согласия. – Хорошо. Схожу позову.

Элиот вышел. Едва за ним хлопнула дверь, как Мандр спросил у остальных:

– Что будем делать?

Колин пожал плечами:

– Выбора нет. Остается лишь его принять.

– Нас шантажируют, – сказала Мэри Рикард. – Если примем его, он изменит проекцию. Если откажемся – проект вовсе закроют.

– Так что думаешь?

– Надо соглашаться.

– Джулия? Что скажешь ты?

Всю дискуссию Джулия, бледная и измученная на вид, молча просидела в кресле. Кофе перед собой она так и не тронула.

– Джулия, тебе плохо? – встревожилась Мэри.

– Нет… Все нормально.

Тут вернулся Элиот, а вслед за ним в зал вошел высокий молодой человек в костюме. Держался гость весьма приветливо и непринужденно.

Мандр встал и протянул ему руку:

– Мистер Мэйсон, рад снова вас видеть. – Он повернулся к остальным: – Позвольте представить ваших новых коллег. Миссис Рикард, мисс Стреттон, мистер Уилмент…

Пол Мэйсон обменялся со всеми рукопожатием, и Колин Уилмент подошел к кофеварке взглянуть, остался ли еще кофе.

Глава четырнадцатая

С появлением Пола Джулию немного отпустило. После короткой, но весьма драматичной беседы в кабинете Мэйсона она даже не слышала, о чем говорят Элиот и Мандр. И лишь в самом конце, когда Элиот вышел, немного встрепенулась, осознав, что Мэри и Колин тоже не горят желанием видеть Пола в проекции.

Затем объявился сам Пол, и невидимая прежде угроза обрела вполне конкретные очертания, став при этом менее страшной.

– Рад встрече, мисс Стреттон, – сказал Пол, делая вид, что прежде они не встречались. Ситуация стала еще менее опасной. Он мог сразу заявить об их знакомстве, однако предпочел разыграть спектакль.

За Полом и так стоят попечители, ему не нужно затевать с Джулией конфликт, чтобы присоединиться к проекту…

Она откинулась на спинку кресла, украдкой переводя дух, а сама наблюдая за Полом. Однажды ей хватило сил бросить ему вызов. Придется сделать это еще раз.

Пол сидел на краю стула, эмоционально обсуждая что-то с Мандром и Элиотом. Выглядел при этом очень воодушевленным – на его лице было то самое выражение, которое он берег для малознакомых компаний, где нужно произвести впечатление и влюбить в себя окружающих. Джулия уже много лет не видела этой его маски, с тех самых пор, как…

Ее будто бы пнули в живот, а лицо вспыхнуло жаром. Те воспоминания Джулия старалась запрятать как можно глубже; впрочем, Полу всегда удавалось без особых усилий вытащить их на поверхность.

Это произошло вскоре после того, как они съехались, задолго до первого кризиса. В Джулии тогда проснулся инстинкт самосохранения – правда, еще неосознанный; в те дни она слишком зависела от Пола, чтобы видеть в нем причину своих бед, в те дни она верила каждому его слову… Пытаясь разобраться в себе, она завела дневник, тайный, не предназначенный для посторонних глаз. Она писала обо всем: о своих мечтах, стремлениях, сексуальных фантазиях; не следя за пунктуацией и грамматикой, в потоке слов выплескивала подсознательную боль и никогда не перечитывала написанное. Дневник, конечно же, старательно прятала, но жили они в квартире Пола, и он, разумеется, знал все укромные места.

Спустя несколько недель их пригласили на ужин к одному редактору журнала. Пол очень хотел произвести на него впечатление. В тот день он нацепил на лицо такую же любезную улыбку. Редактор рассказал какую-то байку, а Пол в ответ процитировал одну фразу из ее дневника, которую Джулия написала буквально накануне вечером. И сделано это было намеренно, хотя прозвучало вроде бы невзначай. Пол даже засмеялся, извинившись за такую банальную мысль.

Затем он улыбнулся Джулии, точно желая получить ее одобрение, а сам глазами безмолвно говоря то, о чем ей давно стоило бы догадаться: ты моя и я контролирую каждый твой шаг. У тебя нет ничего, что я не посмел бы тронуть. У тебя вообще нет ничего личного.

Тем временем Дон Мандр, похоже, переменил мнение и готов был выступать в поддержку Пола, а вот Колин и Мэри пока сомневались.

Мандр сказал:

– Поскольку Ридпат воздействует не только на подсознание, но и на рассудок, проекция должна всецело соответствовать общему представлению о том, как выглядит будущее. Если у участников есть какие-то разногласия, их необходимо устранить до того, как мы приступим к работе.

Джулии вспомнились бесконечные дискуссии в самом начале эксперимента. Тогда они несколько недель не могли прийти к согласию, потому что на каждое предложение мигом находился десяток возражений.

– Меня удивляет сама идея коммунистического контроля, – сказал Пол. – По-вашему, это вообще возможно? Думаете, Великобритания когда-нибудь примет в качестве государственного устройства социализм?

– Мы сочли, что это вполне допустимо, – ответил Элиот. – Не забывайте, речь не обо всей Великобритании, лишь о ее части. Одна из основополагающих наших теорий – что в конечном счете Шотландия обретет независимость и возьмет под контроль нефтяные месторождения в Северном море. Кроме того, в нашей концепции сама нефть играет совсем другую роль в экономике; природные месторождения – это государственный резерв вроде золота. Сырье в земле стоит гораздо дороже, чем извлеченное и переработанное. Оставшись без таких ресурсов, Англия быстро придет к упадку экономики и неизбежно попадет под чужое влияние.

– Почему же влияние именно восточного блока, мистер Элиот?

Вот этим-то Пол нравится людям. Он всегда выглядит человеком здравомыслящим и рассудительным; даже Джулия, которая знает его, как никто другой, готова опять клюнуть на его удочку. Странно, он ведь ничего не делает, просто задает обычные вопросы, как и любой другой человек на его месте… Неужели только она одна видит его дурную сторону? А может, ей просто кажется?

Она только сейчас заметила, что кофе давным-давно остыл, поэтому подошла к буфету налить новую чашку. Когда возвращалась, поймала на себе взгляд Мэри – та, как и Колин, сегодня отмалчивалась. Колин со скучающим видом и вовсе полулежал на диване.

Джулии всегда нравилась эта комната с почерневшими балками и огромным камином из портлендского камня. В девятнадцатом веке здесь жил кто-то известный и богатый, дом с тех пор сохранился как достопримечательность. Жаль только, в Уэссексе его не было: однажды Джулия прогуливалась в здешних местах и усадьбы не увидела. Осознала она это лишь по возвращении и, лежа в своей спальне на втором этаже, с грустью думала о судьбе поместья. Бинкомб-Хаус был домом на удивление уютным, полным свидетельств минувших эпох.

Одним ухом Джулия пыталась слушать, что обсуждают Элиот, Мандр и Пол: может, если участвовать в ситуации активнее, быстрее удастся ее принять?

Мандр говорил о политической обстановке двадцать второго столетия, какой ее видели участники: об Эмиратских штатах под эгидой мусульман, подчинивших себе половину мировой карты – обе Америки, большую часть Африки, Ближний Восток и южную Европу. О коммунистическом блоке, объединившем практически все остальные страны: Северную Европу, Англию, Исландию, Скандинавию и большую часть Азии, включая Индию. Некоторые государства сумели все-таки сохранить независимость: Канада, Шотландия, Швейцария, Ирландия, Австралия. А вот от стран третьего мира в будущем ничего толком не осталось, если не считать Южную Африку, упрямо называвшую себя самостоятельным государством.

Значимую роль в сценарии будущего играли энергетические ресурсы. Нефть была уже не столь распространена, как сегодня: бензин, конечно, производили, но лишь для государственных нужд или влиятельных богачей. Энергетика в большей степени зависела от угля и гидроэлектростанций, а еще местных ресурсов: в тропиках, например, были популярны солнечные батареи, в лесистой местности использовали старую добрую древесину, на побережье – силу прилива и волн, а также геотермальные воды.

Джулия какое-то время работала со специалистами по энергоресурсам. Они выяснили, что под Дорсетом есть залежи нефти и – что куда более важно – значительный пласт геотермальных вод.

Дон Мандр как раз рассказывал Полу о геофизике будущего мира, и тут впервые прозвучало имя Джулии. Пол взглянул на нее, но, по-прежнему придерживаясь своей роли, просто вежливо кивнул.

Геотермальное бурение в нынешние дни использовалось редко и с переменным успехом. Джулия вместе с другими специалистами пришла к выводу, что если делать скважину непосредственно над термальным горизонтом в пяти милях от Дорчестера, то это может привести к неприятным последствиям. Например, при введении в горизонт воды для отвода тепла он быстро остынет, что спровоцирует сейсмическую активность. В эксперименте участвовал опытный сейсмолог, Киран Сантессон (нынче он находился внутри проекции); тот подсчитал, что даже в сейсмически устойчивой зоне может произойти смещение плит и крупное землетрясение. Первые испытания проектора подтвердили, что часть Дорсета в таком случае опустится на сто метров, тем самым отсекая западную часть острова.

Именно тогда на первый план вышла идея, что Уэссекс может стать островом.

Элиот тем временем говорил:

– Как видите, Мэйсон, часть проекции можно сформировать заранее, сознательно. Однако есть элементы, которые нам контролировать не дано: окружающий пейзаж, например, или альтер-эго участников.

В проекте это была стезя Дона Мандра. Он, психолог по специальности, называл проекцию психодрамой разума. Джулии в этом термине чудилось нечто зловещее, словно на них ставили медицинский эксперимент. В своих опасениях она была не одинока. Другие участники тоже поначалу испытывали сомнения: сама идея смешать свой разум с незнакомцами выглядела крайне рискованной. Впрочем, проникнуть в чужую голову им все равно не удалось бы: эффект Ридпата заключался в том, чтобы объединить подсознания участников в одно целое и породить тем самым нечто вроде коллективного сна.

И тут выяснилось, что работа подсознания абсолютно лишена логики, особенно когда дело касается альтер-эго участников. Их роли разделились не в соответствии с подготовкой и квалификацией, а согласно тайным желаниям и стремлениям. Мандр стал чиновником, Мэри – гончаром, сейсмолог Киран – шеф-поваром в одном из прибрежных ресторанов, экономист Колин Уилмент – грузчиком в доках. В какой-то степени их новые профессии можно было соотнести с действительностью: на досуге Мэри лепила керамические фигурки, Колин не раз жаловался на свою скучную работу с бумагами, Киран, как известно, замечательно готовил…

Окружающая местность тоже создавалась по воле подсознания, потому что отличалась крайней нелогичностью. Погода была либо чудесной, либо хуже некуда; дни казались длиннее, холмы – выше, долины – глубже, хотя в их очертаниях по-прежнему угадывался облик нынешнего Дорсета.

В самом начале обсуждений кто-то обронил замечание, что коллективное бессознательное вполне может породить всяких архетипических чудовищ вроде олицетворений ночных кошмаров или детских страхов. Это прозвучало мимоходом, но многие восприняли идею всерьез. Однако, в отличие от обычного сна, проекция вполне поддавалась контролю. Реальность можно было подправить в соответствии с законами логики, здравомыслия и имеющегося у участников опыта; сознательное все-таки довлело над бессознательным. Поэтому никаких страшилищ в Уэссексе не было. Впрочем, налет сказки, некий флер иллюзии все равно присутствовал в каждой детали.

Понемногу участники привыкли друг к другу, Уэссекс обрел четкие очертания и теперь всецело принадлежал своим создателям. Любой, кто задумал бы вторгнуться в этот тихий укромный мирок, неизбежно становился врагом.

А если в него попадет человек вроде Пола, крайне самонадеянный и амбициозный, то бессознательная часть проекции неизбежно должна исказиться.

Джулия пыталась рассуждать логично, пыталась спорить с собой. Все-таки есть шанс, что и ничего страшного не случится. В конце концов, Пол достаточно умен, чтобы не ломать отлаженную систему.

Интересно, а как он вообще жил эти годы? Наверняка ведь нашел себе другую женщину, может быть, даже не одну… Правда, ни сегодня, ни тогда в Лондоне он свою новую пассию не упоминал. Однако не один же он жил эти шесть лет… Может, у Джулии просто разыгралась паранойя? И ей только кажется, что он по-прежнему хочет контролировать каждый ее шаг? Может, их неудачный, оставивший немало шрамов в душе роман был лишь пережитком юности и с тех пор оба они повзрослели?..

Стоит ли вообще чего-то бояться? Когда Пол попадет в проекцию и они вместе окажутся в Уэссексе, не забудут ли они о прежних разногласиях?

Джулия невольно вспомнила про Грэга. На самом деле его не существовало. Грэг был одним из уэссекцев, рожденных бессознательной волей участников. Если вспомнить про термин Дона Мандра, то в этой психодраме Грэг играл второстепенную роль. Как и в фильме, им нужны были персонажи, действующие на заднем плане, и некоторые такие герои порой получали пару дополнительных реплик. В подсознании Джулии родился сценарий, в котором Грэг был призван утолить тайные ее потребности. Он стал эдаким ментальным инкубом.

Однако подсознание и здесь сыграло злую шутку: как любовник Грэг вышел никудышным.

В отчетах Джулия упоминала факт сексуальных отношений с Грэгом, однако в подробности ни разу не вдавалась. Отчет тем самым выходил неполным, но эта деталь была настолько личной, настолько интимной, что Джулия безо всяких угрызений совести предпочла ее скрыть.

А все опять-таки из-за Пола Мэйсона.

Джулия давно пришла к выводу, что Пол унижал ее потому, что тем самым пытался компенсировать какие-то давние свои промахи. И если он до сих пор из-за этого мучается, то в проекции его альтер-эго неизбежно столкнется с материальным воплощением своих страхов. Тогда, возможно, ему, как и Джулии, удастся извлечь ценный урок.

А может, все это просто глупости и она напрасно себя утешает…

Однако когда через пару минут прозвенел колокол к обеду и дискуссию про Уэссекс торопливо свернули, Джулии стало немного проще думать о завтрашнем дне.

Глава пятнадцатая

Дэвид Хакман завел будильник на шесть тридцать утра, хотя спать оставалось всего ничего. Накануне, зная, что Джулия должна принести скиммер, он глянул расписание приливов и отливов. Каждый день их время смещалось вперед, и вечерняя волна шла уже в самых сумерках, когда кататься небезопасно. Утренний же прилив ожидался в восемь сорок пять, и Хакман спешил испытать свою новую игрушку.

Он суетливо оделся, натянув под брюки плавки, и покинул гостиницу.

Дорчестер нынче был серым и недружелюбным. Вчерашняя духота все-таки пролилась тяжелым дождем, отчего здания вмиг потемнели и нахмурились. Трудно было представить, что каких-то пару часов назад набережная сияла красками. Огни погасли, бары и кафе наглухо спрятались под ставнями.

На набережной было совсем безлюдно, лишь несколько человек шагали в сторону гавани.

Хакман сперва заглянул в спортивный магазин: тот нарочно подогнал свой график работы под расписание приливов. Сотрудники знали, что в эти часы обязательно заглянут покупатели, и на сей раз встречали гостей с большим радушием. Когда Хакман вошел, к нему тут же подскочил продавец, и через двадцать минут Дэвид стал обладателем гидрокостюма и дыхательного аппарата.

Во время отлива гавань была слишком мелкой для судоходства, поэтому паром до Чилд-Окфорда поджидал гонщиков немного в стороне. На палубе уже сидело десятка два пассажиров, многие из которых заранее нацепили черные блестящие гидрокостюмы, отчего издалека походили на стаю тюленей.

Оборудование складывали на корме; для скиммеров там сделали специальную стойку, чтобы дорогие доски не валялись друг на друге неряшливой кучей. Рядом лежали акваланги, гидрокостюмы и плавательные аппараты.

Хакман спустился по бетонным ступеням, заплатил двоим мужчинам у трапа за проезд и сгрузил только что купленное снаряжение на палубу.

На причале, как всегда, слонялись любопытные мальчишки. Хакман подозвал парочку, чтобы те помогли ему перенести скиммер с места швартовки на катер. Затем уселся с остальными пассажирами на верхней палубе и принялся ждать отправления.

По-прежнему шел дождь, усыпая брызгами одежду. Наверное, и впрямь стоило сразу надеть гидрокостюм, как другие.

Почти все гонщики были мужчинами, хотя особняком держалась и небольшая группа женщин. В своих резиновых костюмах они выглядели на удивление крепкими, даже мужеподобными, и Хакман невольно задумался, как на их месте смотрелась бы худенькая Джулия. Вспомнив о ней, он сразу вспомнил и о прошлой ночи, вновь испытав то самое чувство нереальности происходящего: пришлось поскорее отвести от гонщиц взгляд и уставиться на длинную вереницу яхт и катеров, меланхолично качающихся у причала.

Наконец судно тронулось в путь, медленно нащупывая фарватер. Дно было плоским, но все равно то и дело скрежетало по гальке. Едва они вышли в глубокие воды, капитан опустил киль, и паром стремительно помчал на восток. Хакман глядел на берег, мимо которого они проплывали, на широкие безлюдные пляжи, где днем собирались толпы отдыхающих.

Дорога по Бландфортскому проливу заняла около полутора часов, и когда паром приблизился к бухте у Чилд-Окфорда, было уже больше восьми. На высадке, разумеется, началась толчея: Чилд-Окфорд находился на материковой части Англии и у иностранных пассажиров проверяли визы.

В этом месте берега Бландфортского пролива между Англией и Уэссексом сходились ближе всего. Из-за землетрясений в прошлом веке русло прежде мелкой Ривер-Стор превратилось в узкую глубокую пропасть, с обеих сторон которой вздыбились меловые скалы. На севере разлеглось широкое Сомерсетское море: от Квантокской гряды на Уэссекском острове до Мендипских холмов в Англии, вместо прежнего Бристольского залива. Море имело треугольную форму: южным концом оно примыкало к руинам Бландфорт-Форума; откуда приливная волна попадала в Дорчестерскую бухту, а уже из нее – в Ла-Манш. Дважды в день, когда уровень воды в Сомерсетском море повышался, волна двигалась на юг. Между Квантоком и Мендипом она была совсем мелкой, затем, возле уэссекского города Крюкерн, поднималась на высоту двух, а то и трех метров, а возле Чилд-Окфорда достигала уже двадцати, а весной, во время половодья, – порой и пятидесяти метров.

Если же с юго-востока дул ветер, прилив превращался в целый каскад волн, вылетавших высокой пенной стеной. Поэтому-то Уэссекс и стал излюбленным местом для любителей экстремальных развлечений. Чилд-Окфорд, расположенный на высоких Хамблондских холмах, привлекал гонщиков на скиммерах, а Дорчестер со своими казино и мечетями манил туристов роскошными пляжами и бурной ночной жизнью.

Наконец Хакман сошел с парома. Выгрузив при помощи стюардов снаряжение, он направился в стоящий неподалеку павильон, чтобы переодеться. Все гонщики обязаны были соблюдать многочисленные правила безопасности, одно из которых гласило, что за пятнадцать минут до прилива спортсмены должны покинуть берег Чилд-Окфорда – во избежание толчеи в тесной гавани. Прилива гонщики должны ждать на воде в самом центре бухты.

Хакман принялся натягивать поверх плавок новый гидрокостюм. Продавец перед покупкой снял мерки и выбрал нужный размер, но костюм все равно казался тесным. Со времен юности Хакмана меры предосторожности опять усилили, и форма гонщиков обросла новыми защитными накладками, отчего совсем не гнулась. Наконец Хакман кое-как втиснулся в костюм и вышел на улицу поискать стюарда, который помог бы ему с дыхательным аппаратом. Прежде чем спускаться на воду, оборудование следовало показать инструктору, чтобы тот убедился в его исправности, а заодно узнал, не первая ли это поездка Хакмана, иначе за дополнительную плату в десять тысяч долларов ему назначат индивидуального наблюдателя.

Двигатель скиммера тихонько заурчал. Дав ему немного прогреться, Хакман ступил на широкую поверхность доски, поймал равновесие и неспешно поехал в гавань. Впереди он увидел десятка три гонщиков, еще столько же стояло на причале. Народу больше, чем хотелось бы, но терпимо.

По пути Хакман попробовал исполнить пару трюков, стараясь не упасть при этом с доски. Одно дело – упражняться в закрытой бухте Мэйден-Касла, совсем другое – на виду у инструкторов, которые пристально следят за гонщиками с берега.

Вспомнилось вдруг, как он упал со скиммера в первый раз. Доска с заведенным двигателем тогда мигом умчалась в открытое море. Лишь через три дня ее заметили с армейского вертолета и вернули владельцу.

Очередное безликое воспоминание. Неужто это и впрямь случилось именно с ним?..

Мимо на скорости пролетел гонщик.

– Тридцать метров! – крикнул он.

За шумом двигателя Хакман его не расслышал.

– Что?! – переспросил, но тот уже умчался.

Чуть позже то же самое повторил другой гонщик. На этот раз Хакман услыхал слова и, войдя в раж, передал их соседу. Видимо, наблюдатели сообщили кому-то высоту ожидаемой волны.

На севере по-прежнему было тихо. Впрочем, Хакман знал, что с воды расстояния кажутся обманчивыми и, если ждешь прилива, надо смотреть на стены ущелья.

Он напрягся всем телом, припоминая былое мастерство; руки и ноги старался держать правильно, чтобы конечности мягко гнулись и пружинили. От ожидания почти трясло: в прошлом Хакман не раз падал с волны и хорошо помнил, до чего это страшно и больно.

Новичку лучше держаться середины бухты; беда в том, что собираются почти все гонщики. Хакман, предпочитая иметь простор для маневров, перебрался поближе к уэссекскому берегу: если волна окажется чересчур для него высокой, утесы с той стороны более гладкие, и бурлить вода будет меньше.

Вдалеке бахнуло: пушка предупреждала о начале прилива. Услыхав этот звук, гонщики по традиции сорвались с места и принялись рассекать по водной глади. На севере возникла темная полоса. Хакман последний раз крутанулся на скиммере вокруг себя. На новой доске он еще толком не освоился, однако тренироваться уже было поздно.

Через пару секунд вода под ногами вскипела.

Он завел двигатель и отъехал в сторону, подальше от скалы, поближе к центру, однако, проплыв пару метров, повернул обратно. Затем, ощутив, как скиммер приподнимается на подошве волны, рванул вперед, стараясь держаться по диагонали от ее хода. Задняя часть доски заметно поползла вверх. Волна, попав в узкое горлышко пролива, стремительно набирала высоту.

В запале Хакман чуть не столкнулся с другим гонщиком; пришлось вильнуть вбок, разворачивая доску противоположным боком.

Волна неотвратимо нагоняла. Поверхность ее пока была гладкой, лишь у стен ущелья вода бурлила и ревела. Хакман снова повернул к центру пролива и краем глаза увидел прямо за собой необъятную громадину, вздымающуюся в слишком тесном для нее проливе. Многие гонщики из тех, что ехали в центре, оказались на макушке волны слишком рано, и теперь, всем телом наклоняясь вперед, надрывно гнали на полной скорости, пытаясь не отставать. Многим это не удавалось; кое-кто и вовсе упал, затерявшись где-то там, за гребнем.

Хакман пока был на середине склона, закладывая широкие зигзаги, чтобы оттянуть момент, когда окажется на вершине.

Прямо перед ним, буквально в нескольких метрах, мелькнула стена утеса; он развернул доску и резким движением ноги включил подачу топлива.

Впереди разинуло свою пасть устье пролива: усеянный зубчатыми скалами выход в широкую бухту. До него оставалось меньше ста метров. Самое время взбираться на гребень!

Хакман приглушил двигатель. Волна была очень крутой, с гребня сыпали хлопья белой пены. Он по неопытности поспешил: очутился на макушке слишком быстро и в какой-то момент съехал назад. Чтобы нагнать волну, пришлось врубить двигатель на полную.

И вот белая шапка гребня нависла над выходом в бухту! На мгновение впереди раскинулось зрелище, доступное лишь гонщиками: бескрайняя гладь залива, серая под облачным небом, Дорчестер на западе, холмы Борнмута на востоке и остров Пербек, горбом чернеющий посередине бухты.

Когда волна загнулась вперед, гребень истончился, и Хакмана швырнуло вниз, к самой подошве громадины. Опытный гонщик постарался бы удержаться на скиммере и, прибавив скорости, выехал бы из-под волны прежде, чем та обрушится сверху. Хакман, однако, замешкался; доска приземлилась на хвост, вильнула в сторону, и над головой сомкнулась огромная водяная труба.

Он закрыл глаза и заставил себя расслабиться.

Мощным ударом его затянуло в грохочущий черный водоворот, сминающий, рвущий на части.

Волна неистово врывалась в Дорчестерский залив полосой белой пены длиною больше километра. Она крутила, оглушала, выворачивала наизнанку, вминала в самую глубину. Хакман заставлял себя дышать сквозь маску и не барахтаться зря, зная, что рано или поздно все закончится.

Наконец волна схлынула, и он всплыл. Возле головы болтался желтый воздушный маячок, который он надул, как только увидел над собой небо.

Полчаса спустя его подобрал катер из Уинтерборна. До залива добрались лишь семеро гонщиков, и пока катер мчался по судоходному теперь проливу к Чилд-Окфорду, Хакман выяснил у них, что гонка сегодня выдалась неплохой, однако бывает и лучше.

Его трясло, но не от холода: облака давно разошлись и ярко палило солнце.

Вернувшись в Дорчестер, Хакман сразу же заглянул в палатку к Джулии и договорился о новом свидании. Сосредоточиться на работе в тот день так и не удалось: слишком взбудораженный поездкой, до самого вечера он нервно просидел в кабинете.

А после обеда выяснилось, что скиммер вытащили из воды целым и невредимым, надо лишь оплатить работу спасателей.