Текст книги "Переплут и Бурмакин"

Глава 15

ЗЕЛЁНЫЕ ЧЁРТИКИ

1 . «Голливудские шалости»

Стоило Переплуту выйти из метро, как он увидел огромную очередь из юных красавиц, тянущуюся к их подъезду. Нетрудно было догадаться, кто затеял это длинноногое столпотворение. Брат-два тут же обернулся Ди Каприо и с головой окунулся в этот поток, продираясь сквозь короткие юбки и длинные каблуки. По дороге он наслушался россказней об Брэде Питте, навестившем Москву и проводящим кастинг для нового голливудского блокбастера. По слухам: «нужна была офигительная тёлочка, способная затмить Шарлиз Терон и Скарлет Йохансон». Знание английского языка не предполагалось и служило лишней причиной для ожесточённого штурма Юлиной жилплощади. Именно там располагалась штаб Припекалы. Переплут прорвался в квартиру и застал сластолюбца в постели в компании десяти девушек.

– О-о-о, а вот и Леонардо подтянулся, – обрадовался Припекала, – Я же вам говорил, что Ди Каприо на подходе.

– Лео, идите к нам! – завизжали красавицы.

– Иду! – Переплут с разбега прыгнул на кровать, – Ну, кто хочет попробовать голливудского тела?!

– Я! Я! Я! – наперебой закричали будущие старлетки.

Шампанское и текила лились рекой, девчонки стонали и визжали, а график работы фабрики звёзд оказался расписан на несколько лет вперёд. Все главные роли, естественно, поделили, присутствующие, но тут заявилась хозяйка квартиры и, почему-то, стала всех гонять.

– Прошмандовки! Шалашовки! Марамойки! Вон!!! Все вон! Кобели! Тунеядцы! Двойники несчастные! Валите отсюда на Красную площадь с приезжими за двести грамм портвейна фотографироваться!

– Юленька, я тебе сейчас всё объясню, – Припекала попытался разрядить обстановку.

– И слушать не хочу! Вон! – заверещала Юля, – Убирайтесь!!!

– С ума сошла, – пожал плечами Переплут, – пойдём, Брэд, у нас своя квартира есть.

Тусовка переместилась в квартиру Бурмакина. В процессе переезда звёздный состав девчонок был обновлен и увеличен. Опять шипело шампанское, скрипела кровать, и раздавались женские стоны, опять щедро и заслуженно распределялись роли в мелодрамах, ужастиках и боевиках. Вечеринку, как обычно, сгубило женское любопытство. Сначала, одна неугомонная дева заинтересовалась спящим Иваном.

– Ой, а кто это за столом спит?

– Ваня Собакин.

– А почему он спит?

– Умаялся за день.

Потом ей взбрело в голову пожмакать дрыхнущих анчуток.

– Смотрите, какие прикольные мягкие игрушки, – ахнула шалунья.

– О-о-о! Девочки! – Ерофей проснулся и закрутил пятачком, – Погладь меня, красавица… давненько я не мурлыкал.

– Лучше меня погладь, – ревниво запищал Спиридон, – у меня шёрстка бархатистей.

– Ва-а-ау! – завизжали девицы и стали выскакивать голыми на лестничную клетку.

Через тридцать секунд бурмакинская квартира опустела.

– Ну, бесёнки, ну, удружили! – разгневался Припекала, – Марш в переноску! И чтобы оттуда ни ногой!

Анчутки шмыгнули в переноску и виновато затихли, а Переплут растолкал Ивана

– Что? Где? Я немного задремал? – Бурмакин продрал глаза и посмотрел на часы, – Мне пора в офис, время поджимает.

– С таким сном, как у тебя, Ваня, можно всё царствие небесное проспать, – рассмеялся брат два, – вечер на дворе.

– Как вечер? – ужаснулся Бурмакин, – неужели я весь рабочий день проспал?

– Конечно. Благодари славянского Бога Переплута, что у тебя есть я. Мне пришлось в свой выходной переться к тебе в офис и всех там строить.

– Что ты опять замутил? – похолодел Ваня.

– Ничего особенного. За один день заработал тебе сто пятьдесят тысяч баксов и устроил повышение по службе.

Он высыпал из саквояжа пачки денег и подписанные Кандауровым бумаги.

– Наколдовал, небось? – не поверил Бурмакин.

– Ничего подобного. Всё, что ты видишь, нажито непосильным трудом. Можешь теперь квартиру на эти деньги прикупить.

– На такие крохи хорошей квартиры не купишь.

– Ну, извини.

Иван огляделся. По всей квартире валялось женское бельё, платья, блузки и босоножки.

– Что здесь творилось, пока я спал?

– Они сюда двадцать дев выписали, – накапал из переноски Еря.

– Двадцать одну, – поправил Спиря, – я успел их посчитать.

– Что?! Двадцать девушек скакали здесь голышом?

– Двадцать одна, – уточнил Спиря.

– Что ж вы меня не разбудили?! – взревел Бурмакин.

– Тебя добудишься, – хмыкнул Припекала, – раньше сам в гроб уляжешься.

– Я уж и в бок тебя пихал и по щекам хлопал, – пофантазировал Переплут, – бесполезно. Ты продолжал спать, как часовой на посту, здоровым, беспробудным сном.

– Что ж мне так не везёт-то, – расстроился Ваня.

– Не везёт? – обомлел Переплут, – За один день заграбастать сто пятьдесят тысяч баксов и заполучить пост Хоттабыча. И это называется «не везёт»? Ваньша, ты просто зажрался.

– Угостил бы своих благодетелей, – намекнул Припекала, – с барышей-то можно.

– Есть у меня на примете одно милое местечко, – вспомнил Бурмакин.

– Вот, так-то лучше. Анчутки, мы берём вас с собой, но если вы опять набедокурите, пеняйте на себя, – предупредил Переплут.

2 . Чокнутый бомжик

Экономный Бурмакин притащил Богов в тошниловку на Первомайской улице. Переплут окинул взглядом облезлые стены, вдохнул спёртый воздух и резюмировал.

– Ну, ты, Ванёк, и скупердя-я-яй. Не иначе как в пра-пра-пра-пра-дедушку своего, Велеслава, уродился.

Иван от всей души заказал графинчик водки, три салата оливье и три бутылки минералки. Боги сделали по глотку воды, поклевали заветренного салата, Переплут брезгливо понюхал водку и сразу отодвинул рюмку в сторону.

– Пойдём-ка мы с Припекалой на воздух, уж больно здесь кислятиной воняет.

Славянские боги вышли на улицу, а к Бурмакину сразу подсел какой-то бомжик.

– Скажите, вы будете это пить? Нет? Что? Это не ваше? Ага… Тогда я допью, с вашего разрешения… Спасибо! Вы знаете, вот так я живу. Знаете, все по-разному живут, а мне вот так создателем дано. Здесь свободно? Я присяду? Иногда, знаете, мясо оставляют, но мяса сейчас не хочется, а вот выпью с удовольствием. А вот пить действительно хочется.

Бомжик подвинул к себе две недопитые бутылки и начал тщательно протирать горлышко одной подолом пальто.

– Надо протереть обязательно. Дезинфекция. Я всегда протираю.

– У вас льётся, – заметил Бурмакин.

– Ах, какая жалость!.. – бомж по-прежнему лил воду на пол.

– Э, мужик, поответственней, – брезгливо посторонился Иван.

– Жалко. Не со всеми диалог получается. Не со всеми. Да, разные люди встречаются. Иногда прогоняют. Могут и побить когда. Разные люди. Что же поделаешь? Я ведь давно уже хожу. Много чего видел. Накопилось. Деньги ведь есть, я в них не нуждаюсь. Да. А вот попить иногда хочется. Что же здесь поделаешь? Вот так и живу. Уже три тысячи лет хожу. Вы не думайте…

– Я и не думаю.

– Я три тысячи лет почти что хожу. Вы знаете, у меня сначала монолог был. Я ведь недавно стал диалог говорить. Я ведь знаете, только с собой говорил. Только сейчас диалог начинаю. Диалог нужен. А накопилось потому что. Не могу в себе держать. Я не могу дома сидеть. Вот так ходишь – много правды узнаёшь. И накапливается много.

– Быва-а-ает.

– Дома-то мне сидеть нельзя, я ходить должен. Я много чего уже видел. И знаю правды много. А женщины вот нет… Да. Женщины нет. Что же делать? Потому что, какая женщина выдержит? Я же хожу, всё время и много правды вижу. Не той правды, что в газетах. Знаете? А той правды, что сам вижу. Кто же это выдержит?

– Никто.

– Да. Пойду опять. До свидания. Я бутылки захвачу?

– Конечно.

Бомжик слинял. Ровно через минуту появились славянские боги.

– А где наши бутылки? – опешил Припекала

– Один клошар попросил, я ему их отдал. А вы что, минералки хотите? Я вам сейчас закажу.

– Щедрый ты, Ванятка, аж жуть, – расхохотался Припекала.

– Это был Велеслав, – загробным голосом сообщил Переплут.

– Не гони, – улыбка сползла с губ Припекалы.

– Он, точно он! Я его душок до сих пор помню… вонизм старого придурка и завистника. Он взял бутылки с нашим дыханием и предъявит их в качестве доказательств.

– Каких доказательств? – не въехал Бурмакин. Что мы без спроса Высших Богов навещали людей. Давно он ушёл?

– Минуту назад.

– Мы его нагоним! – рявкнул Припекала, – за нечего делать!

Троица вскочила из-за стола и устремилась на выход.

3 . Пропитушка и чёртики

Анчуткам стало скучно и душно в тесной переноске. Первым на пол выбрался Спиридон, следом вылез Ерофей. Они осторожно выглянули из-под стола и увидели пропитого дядячку, сидящего в углу и лакающего в одинаре водку. Спиря пошевелил пятачком.

– Ну, чё, Ерь, взлохматим пассажира? – Дава-а-ай.

Анчутки мигом скукожились до десяти сантиметров и обернулись чёртиками ядовито-зелёного цвета, их кожа стала голой и влажной, как у озёрных лягушек. Они вскарабкались на стол и спрятались за бутылкой водки. Место для дислокации они выбрали преотлично, кроме пропойцы их никто не мог увидеть. Еря прогулочным шагом вышел из-за бутылки, небрежно облокотился о стопку и подмигнул забулдыге.

– Мужик, а мужик… ты меня видишь?

Выпивоха поперхнулся и закашлялся, его взгляд остекленел и обезумел. Следом за Ерей из-за бутылки показался Спиря, он подошёл к стопке, сунул туда пятачок и понюхал содержимое. Поморщился, чихнул и грозно пропищал:

– Всё бухаешь?!

У мужика изо рта выпала оливка, она шлёпнулась на стол и покатилась по направлению к Спире. Спиридон обработал её, словно мяч и паснул Ерофею, а тот, как заправский футболист отправил её обратно мужику в рот. Пропойца сделал глотательное движение и снова впал в ступор.

– Ну, ты, дятел тоскливый! – начал допрос Еря, – Отвечай, когда с тобой чёртики разговаривают! В глаза смотри! Сколько дней квасишь, образина?

– Вы хотели сказать – лет? – проблеял мужик. – Ах, ле-е-ет, – одобрил Еря, – это же совсем другое дело. Сразу видно – наш человек.

– И как же тебя кличут, наш человек? – поинтересовался Спиря.

– Ростислав… Афанасьевич…

– И что же ты пьёшь? А-а-а? Ростислав Афанасьевич?

– Всё, что горит.

– Что, и мазут пробовал?

– Не-е-ет.

– А мне доводилось, – прихвастнул Спиря, – как-то целую цистерну в одну лузу схомячил.

– И как? – округлил глаза Еря.

– Параллельно. Правда, от моей отрыжки все хомячки в округе сдохли, и в Исландии вулкан зафурычил, но в остальном – без последствий.

– Братцы, а вас потрогать можно? – осмелел Ростислав Афанасьевич.

– Жену свою трогай.

Афанасьич осёкся. К столику приблизился официант.

– С кем ты всё время разговариваешь? Сам с собой что ли?

Афанасьич боязливо показал пальцем на стол. Анчутки тут же стали невидимыми.

– Видишь?

– Что?

– Зелёных чёртиков?

– Ты что, командир?.. Уже до «белочки» наковырялся?

– Да вот же они, – Афанасьич поднял бутылку, потом стопку.

Чёртиков нигде не было.

– Шёл бы ты отсюда. Нашему заведению проблемы ни к чему.

– Они только что были здесь! – заорал на весь зал Ростислав Афанасьевич, – я не вру! Ты что, мне не веришь?!

– Проваливай отсюда, доходяга! Он мне ещё бузить будет, – официант собрался уже применить физическую силу, но тут его позвали в другой зал.

– Скоро вернусь, – предупредил он. Анчутки вновь материализовались.

– Этого официанта нужно уволить за профнепригодность, – внёс рацпредложение Спиря, – он же подслеповатый.

– Куда только смотрит метрдотель? – возмутился Еря, – Такой блюдонос может запросто перепутать соль и сахар.

– Щи и борщ, – подхватил Спиря, – Яблоки и груши. И что самое обидное – сало и осетрину.

– Но я-то вас вижу и слышу! – возликовал Афанасьич, – Значит, я – избранный?

– Само собой!

– Да, – расплылся алкозавр в дурашливой улыбке, – я такой. А теперь сгиньте! Пошли к чёртовой матери!

– Ага, размечтался, – хихикнул Ерофей.

– Ах, ты чёрт с рогами! – забулдыга схватил с соседнего стола пивной бокал и накрыл им Ерю, как надоедливую осу, – Тварь! Нечисть! Сгною тебя здесь, как оппозиционера!

Еря заметался в стеклянной западне. Тогда Спиря стал расти, расти, и достиг трёхметрового роста. Он взял Афанасьича за шиворот, вздёрнул на воздух, и принялся трясти, как грушу. Пропитушка засучил ногами.

– Ты… моего брата… в темницу заточил? Нет, и не будет тебе прощения, – тонким фальцетом записклявил Спиридон, – Пока-а-айся, великий грешник, пока-а-айся!!! Ерошка, ну, как тебе мой дивный волжский бас?

– Спиридош, сколько раз можно говорить, у тебя не бас, а дискант. Фистула, – пропищал из своего заточения Еря.

– Сам ты фистула!

– Завяжу пить… вот те крест завяжу, – побожился Афанасьич, болтая ногами в воздухе.

– Не вздумай! – Еря, с помощью Спири, выбрался из бокала и погрозил выпивохе пальцем, – Переплут нас тогда уроет.

– Это ещё кто такой?

– Поверь, Ростислав Афанасьевич, лучше тебе с ним не пересекаться, – пискнул Спиря, роняя пьянчужку на пол.

– Предъявите мне его! – заблажил пропойца, – немедленно! Я ему устрою Куликовскую битву!

– Я сейчас кого-то за ушко да на солнышко! – в зал ворвался злой, как чёрт, официант.

Анчутки сделались невидимыми и шмыгнули в переноску, а блюдонос потащил Афанасьича за шкирку из зала.

– Так всегда и бывает, – проскулил из переноски Ерофей, – Пришёл халдей и всех разогнал! К чёртовой бабушке!

Глава 16

ГРАФОМАН ЧЕМОДАНОВ

Велеслава, конечно, не догнали – нищеброд как сквозь землю провалился. Кляня магического стукача, и, прихватив переноску с анчутками, боги и Бурмакин отправилась домой. Возле подъезда их уже поджидал Чемоданов.

– Вань, – прогундел Тимофей, – ты слышал новость? Всех наших менагеров из пяти отделов уволили. Кроме тебя и Лерки.

– За что уволили? – опешил Бурмакин.

– За гульбарий в офисе. Все ж нажрались как свиньи, а Олежек Кандаурову коленом по яйцам засветил. Ты что, не помнишь?

– Не-е-ет, – Бурмакин в ужасе уставился на Переплута.

– Значит, ты тоже знатно накидался. Меня-то за что выгнали?! – взвился Тимоха, – я единственный из всех, кто не бухал!

– За компанию, – хмыкнул Припекала.

– Я этого так не оставлю, – не унимался Чемоданов, – я отомщу.

– Как? – ухмыльнулся Переплут, – Голодовку объявишь? Назло всем простудишься и умрёшь?

– Не-е-т, – прошипел Тимофей, – я написал поэму, бичующую современные офисные нравы. Я, словно патологоанатом, вскрыл язвы общества и обнажил его пороки. Моё творение пойдёт в народ и изменит ход событий, произведёт эффект разорвавшейся бомбы и вызовет культурную революцию.

– Перегрелся пацанчик, – хихикнул Переплут. – Сто пудов перегрелся, – кивнул Припекала, – А может ты бабе какой понравиться, хочешь? Тогда правильно поступаешь, вопросов нет.

– Дело не в бабах! Дело во мне! – взвыл Тимофей, – Я не желаю больше ни на кого горбатиться за гроши! Я хочу бичевать хозяев холдингов и размазывать по стенке офисный планктон! Едкой сатирой наполнить сердца и глаголом бичевать современные нравы.

– Повторяешься, Тимоха, – уличил Бурмакин, – Короче – чего ты хочешь?

– Прослушайте мою новую поэму. Вы будете моими первыми критиками.

– Только не это!!! – взревели три новоявленных «критика».

– Отчего же?

– Лучше я смерть лютую приму, – признался Ваня, – лучше с анчутками в тёмной комнате встречусь. На всё подписуюсь, лишь бы не слышать твоих виршей.

– Они, что надо, – пообещал Чемоданов, – ну, пожа-а-а-луйста.

– Пусть читает, – разрешил Переплут, – чем бы дитя не тешилось, лишь бы не залетало.

– Начинаю, – откашлялся Чемоданов, – зацените слог.

Офисный планктон, поэма

(японский вариант – корпоративный скот)

Действующие лица:

Емельянов (Емеля) – младший менеджер (23 года)

Степанов (Стенька) – младший менеджер (23 года)

Васина-Лисина (Василиса) – младший менеджер (21 год)

Лешаков (Леший) – старший менеджер (45 года)

Водянов (Водяной) – антикризисный менеджер (35 лет)

Кащеев (Кащей) – хозяин холдинга (78 лет)

Кот Бяша (17 лет) – один раз в пять лет он решает судьбу сотрудников

Прочий корпоративный скот

Курилка на лестнице. Емельянов курит и возмущённо размахивает руками. Степанов мрачно плюётся в лестничный пролёт.

Емеля (23 года)

 
Я в эскейперы, Стенька, подамся,
В дауншифтеры, на фиг, уйду,
Но живьём Водяному не дамся
И работать к нему не пойду!
 
 
Он дуб дубом. Он вылез на липе,
Но привык о заслугах гнусить.
Он всю кровь мою, гадина, выпил,
А теперь хочет мозг надкусить.
 

Стенька (23 года)

 
Раскулачить бы всех мироедов.
Да вернуть бы Советскую власть!
А то вон, развелось дармоедов,
Даже яблоку негде упасть.
 
 
Как поездишь часочек по МКАДу,
Да позыришь на всяких козлов -
Так и хочется на баррикады!
Только свистни, товарищ Грызлов!
 

Емеля (23 года)

 
Да хозяин не так уж и страшен,
То ли дело хозяйский наймит.
Его место в углу, у параши,
А он, падаль, гнобит и гнобит.
 
 
Приколись, как из кожи вон лезет.
Зацени, прогибается как.
Босс захочет – на пальму залезет
Или ноги оближет, вахлак.
 

Камера движется по кругу. Сначала выхватывает стеклянные отсеки подчинённых, потом кабинет босса. Водянов в своём загончике распекает Лешакова за снижение коэффициента продаж.

Водяной (35 лет)

 
Ты не менеджер, брат, а писатель…
Предлагаю бардак прекратить!
Ты мне выдай такой показатель,
Чтоб не боязно к шефу иттить.
 
 
Что ты тычешь мне в рожу контентом?
Я весь в ужасе, типа дрожу.
Подотрусь твоим старым патентом,
А на новый – вообще положу.
 
 
Только мозг мне не надобно парить
И гнилые базары вести.
Ваше дело – туфту быстро впарить
И лохá на бабло развести.
 
 
А не можешь планктон нахлобучить —
Собирайся на пенсию, брат.
Над тобою сгущаются тучи
И уже намечается град.
 

Леший (45 лет)

(Про себя)

 
А ведь я был приличным парнишкой.
Я Ремарка читал и Камю.
Вечно с тубусом, новенькой книжкой,
А теперь подчинённых клизмю.
А попробуй, останься приличным,
Если век нам достался такой.
Он ворвался и взял нас с поличным,
Отнимая застойный покой.
 

Василиса (21 год) треплется по телефону

 
Я, такая, лежу, загораю.
Подгребает ко мне газовщик
С самого Воркутинского краю,
Где замёрз легендарный ямщик.
 
 
Я уж думала, он из Газпрома
И бабла у него – грузовик.
А как стали поближе знакомы,
Он из ДЭЗа, простой газовик.
 

Кащеев сидит в своём роскошном кабинете, следит за всеми на экране монитора, гладит и наставляет персидского кота Бяшу.

Кащей (78 лет)

 
Деньги, деньги, шуршат и тревожат.
Деньги, деньги, зовут в дальний путь.
Они пахнут, как девичья кожа
И упруги, как девичья грудь.
 
 
Деньги, деньги, звенят и тревожат.
Деньги, деньги, ни шагу назад.
Они пахнут, как девичья кожа
И прекрасны, как девичий зад.
 

Кащеев видит на мониторе, как Водянов направляется к его кабинету. Раздаётся робкий стук в дверь. Босс орёт: «Вон»!!! Водянов рысью улепётывает. Кащеев продолжает гладить и поучать кота.

Кащей (78 лет)

 
Деньги, деньги, пьянят и тревожат.
Деньги, деньги, лекарство и яд.
Они пахнут, как девичья кожа
И порочны, как девичий взгляд.
 
 
Деньги, деньги, зовут и тревожат.
Они легче, чем девичий стан.
Они мягче, чем девичья кожа.
Они лучше всех девок, ботан.
 

Актовый зал. Водянов проводит очередную накачку персонала.

Водяной (35 лет)

 
Надо вам, господа, упереться
И работать свежо, горячо.
Ну, а нам устоять, опереться
На надёжное ваше плечо.
 
 
Времена недородов настали,
Но нет, худа, ребят, без добра.
Я ведь знаю: вы парни из стали,
А местами – и из серебра.
 
 
Холдинг вас никогда не забудет,
А потом на себе повезёт.
Вы трудитесь – от вас не убудет.
Вы служите – и вам повезёт.
 
 
Вы трудитесь ночною порою.
На работе встречайте рассвет.
Ну, а мы за вас встанем горою
И счета вам оплатим за свет.
 
 
Напрягите, ребятушки, булки.
Погодите по девкам гостить.
 

Емеля (23 года)

 
(Про себя) Попадись ты мне в тёмном проулке,
Я бы знал, чем тебя угостить.
 

Водяной (35 лет)

 
(Вслух) Понимаю: достало, обрыдло,
Но остался последний бросок.
(Про себя) Мельтешите, проклятое быдло,
Насекомьте за хлеба кусок.
 
 
(Вслух) Я пока претендентов не вижу,
Кому премию стоит отдать.
(Про себя) Я вас так, я вас так ненавижу,
Что словами нельзя передать.
 
 
Шевелите рогами, уроды.
И не вздумайте, твари, кроить.
Вы несушки послушной породы.
Вас, коровок, доить и доить.
 
 
Как же я вас, козлов, презираю!
Как же вы омерзительны мне!
Вам по силам лишь строить сараи,
Да висеть на солдатском ремне!
 

Емельянов вскакивает с места и пронзительно кричит в зал. Следом вскакивает Степанов, затем Лешаков.

Емеля (23 года)

 
(Вслух) Я готов поработать задаром!
Днём и ночью! В любых областях!
(Про себя) Я бы снёс твою челюсть ударом
И скакал бы канкан на костях.
 

Стенька (23 года)

 
(Вслух) Я согласен! Готов переделать!
Предложить вам другой вариант!
(Про себя) Альпенштоком бы в темя уделать
И послушать твой дивный дискáнт.
 

Леший (45 лет)

 
(Вслух) Я готов поработать ударно!
Без отгулов и без выходных!
(Про себя) Жизнь проходит убого, бездарно
И, по сути, для алчных родных.
 

Водянов вызывает Степанова к себе в закуток.

Водяной (35 лет)

 
Неудачник, ты, дятел тоскливый,
А меж тем, уже прожита треть.
Зыришь под ноги, Стёпка, блудливо
И боишься вокруг посмотреть.
 
 
Лешаков уже больше не тянет.
Спотыкается, сдал, устарел,
Сдулся, скуксился, сохнет и вянет.
То ли ты – креативный пострел.
 
 
В нашем холдинге всё на ладони.
Слабый гибнет, а сильный растёт.
Вон, Емеля. О нём, о долдоне
Даже речь никогда не зайдёт.
 

Водянов следом приглашает к себе Емельянова.

Водяной (35 лет)

 
Вот, ты сохнешь, бирюк, по Васятке.
А ты знаешь – для этой козы,
Надо брать нереальные взятки
И зарплату повысить в разы.
 
 
Я уверен – ты станешь партнёром.
Разве это не класс, Емельян?
Быть не шлюхою, а сутенёром
И работать себе на карман?
 
 
В нашем холдинге всё на ладони.
Слабый гибнет, а сильный растёт.
Вон, Степашка. О нём, о долдоне
Даже речь никогда не зайдёт.
 

У Васиной-Лисиной день рождения. Степанов и Емельянов дарят ей хиленький букет и флакон дешёвых духов. Емельянов встаёт на одно колено и пытается объясниться в любви.

Емеля (23 года)

 
Василиса, я вас обожаю.
Я ночами мечтаю о вас.
(Про себя) А-а-а, понятно. Опять раздражаю,
Как прокисший, копеечный квас.
 

Водяной (35 лет)

 
Лучше спрячьте такие гостинцы
И забудьте, ребята, о ней.
Вы похожи скорей не на принцев,
А на их изнурённых коней.
 
 
Вам, оленям, ходить на байдарке.
В котелке щи и кашу варить,
А чем делать такие подарки —
Лучше уж ничего не дарить.
 

Василиса (21 год)

 
Ты совсем беспартошный, Емеля.
Безлошадный и нищий. К тому ж
Баламут, раздолбай, пустомеля.
Ну, какой из тебя, на фиг, муж?
 
 
А мне нужен солидный, богатый,
Чтоб на шее, как орден висеть.
Бриллианты носить, не агаты.
И ходить не на службу, а в Сеть.
 

Васина-Лисина делится с сотрудниками, как охмурит старика Кащеева.

Василиса (21 год)

 
Я запрыгну ему на коленки.
Он вдохнёт моей юности мёд.
И меня, красотульку, спортсменку,
Обязательно замуж возьмёт.
 
 
Продаваться, так уж подороже.
Ну? Кто купит такую красу?
 

Емеля (23 года)

 
Я Кащею дам точно по роже
И яичный ущерб нанесу.
 
 
Ничего себе, дедушка старый,
А всех девушек щиплет за стан.
 

Василиса (21 год)

 
Он вампир из ночного кошмара,
Но зато при деньгах, Емельян.
 

Клерки, поддав шампанского, расслабляются и принимаются мечтать вслух.

Стенька (23 года)

 
Это сладкое слово – карьера.
Оно светится, дразнит, звенит.
Через головы, трупы, барьеры -
Неуклонно и мощно в зенит.
 

Емеля (23 года)

 
Это сладкое слово – удача.
Как бы ей поскорей завладеть.
Постараться стать боссом и мачо,
Пока нос не начал холодеть.
 

Василиса (21 год)

 
Это сладкое слово – богатство:
«Шератон», «ягуар» и «шанель»,
А не ваше армейское братство,
На портянку сапог под шинель.
 

Леший (45 лет)

 
Сколько слов о богатстве и власти,
О карьере и прочем дерьме.
А о совести – как о балласте,
А о честности – как о ярме.
 

Васина-Лисина идёт в кабинет к Кащееву, как бы случайно спотыкается и падает на колени к магнату. Кот с громким мяуканьем прыгает под стол.

Кащей тут же щиплет Василису за бедро и делает ей заманчивое предложение.

Кащей (78 лет)

 
Не тряси ты мне, дева, плечами
И не прыгай с разбегу на срам.
Пусть скрипят молодые ночами.
Стариканы скрипят по утрам.
 
 
Я дышу уже, Вася, на ладан.
Не могу есть ни торт, ни икру.
Вот поедем с тобой в Баден-Баден.
Там, скорее всего и помру.
 

После ухода девушки Кащеев совершает перетасовку кадров. Он надписывает имена сотрудников на миски и ванночки для кота. Из какой миски кот поест – того ждёт повышение, а куда надудолит – увольнение. Кот ест из миски с надписью «Степанов» и отливает в ванночку с надписью «Лешаков».

Кащей (78 лет)

 
Провести что ль ротацию кадров?
Заодно и кота покормить.
Одного приподнять на пять ярдов,
А другого чуток опустить.
 
 
Кто-то пашет, а кто-то мешает,
Но карьерой заведует рок.
Здесь кот Бяша все судьбы решает:
Кому в кресло, кому за порог.
 

Кащеев делает соответствующие распоряжения. Степанов теперь старший менеджер, а Лешаков уволен. Водянов вызывает к себе Лешакова и указывает ему на дверь.

Леший (45 лет)

 
У меня ипотека, кредиты.
Ни оплачен, ни брус, ни цемент.
Завтра вломятся в хату бандиты
И на счётчик поставят в момент.
 
 
Разве это зарплата? Подачки.
Я три года был круглым лошком.
Что теперь, отказаться от тачки?
И ходить всю дорогу пешком?
 

Водяной (35 лет)

 
Ничего, брат, поездишь в трамвае.
Нам придётся тебя сократить.
У нас прошлых заслуг не бывает.
Нужно вечно педали крутить.
 
 
Ты нанёс нам ущерб колоссальный
И работу вконец развалил.
 

Леший (45 лет)

 
(Про себя) Так и дал бы по физии сальной,
Был бы ствол – так вооще завалил.
 

Водяной (35 лет)

 
Хуже нет для меня геморроя,
Чем у лузера брать интервью.
Но награда настигла героя:
Ты свободен, как ветер в строю.
 

Васина-Лисина разговаривает по телефону с подругой, смеётся и специально шепелявит. Кащеев в своём кабинете подслушивает.

Василиса (21 год)

 
Старый муж, заскорузлый как тапки.
Бестолковый, как кот его, перс.
Мне нужны от него только бабки
И квартира, и дача, и «мерс».
 
 
Я его прищемлю или вздрючу,
Низведу в состоянье прыща.
Укрощу беспощадно, прищучу.
Будет знать, как щипаться, моща.
 
 
Ну, теперь берегись, старикащка.
Я устрою тебе хэлоуин.
И компот тебе будет, и кащка,
Щепелявый второй половин.
 
 
Я встряхну этот жалкий клоповник
И порядки свои наведу.
У меня будет юный любовник,
А, быть может, я трёх заведу.
 

Кащеев гладит и поучает персидского кота.

Кащей (78 лет)

 
Души женщин – сортир и клоака.
Хорошо, меня ангел хранил.
Я двенадцать супружниц оплакал.
Я уж дюжину их схоронил.
 
 
Вот и эта, торопится в место,
Где не ценят ни косу, ни стать.
Берегись, дорогая невеста.
Как мне будет тебя не хватать.
 

Часть вторая (Прошло пять лет)

Кабинет Кащеева. Магнат гладит и поучает кота

Кащей (83 года)

 
Деньги – это не домик в Булони.
Деньги – это не баба, не друг.
Водолазу – как воздух в баллоне,
А пловцу – как спасательный круг.
 
 
А без денег – ты жалкая пешка.
А с деньгами – трефовый король.
А без денег – постыдная спешка.
А с деньгами – заглавная роль.
 
 
А без денег – ты курица в клетке,
А с деньгами – орёл в небесах.
Деньги – лучшие в мире таблетки
От депрессий и страха в глазах.
 

Кащеев видит на мониторе, как Степанов направляется к его кабинету. Раздаётся робкий стук в дверь. Босс орёт: «Вон»!!! Степанов рысью улепётывает. Кащеев продолжает гладить и наставлять кота

Кащей (83 года)

 
А без денег – тоска и обида.
А с деньгами – свобода и власть.
А без денег – ты вошь, аскарида.
А с деньгами – судьба удалась.
 
 
А без денег – ты жалкий проситель.
А с деньгами – инвестор, бугор.
А без денег – ты калосмеситель.
А с деньгами – мудрец Пифагор.
 

Актовый зал. Степанов после бегства ездит по ушам персоналу.

Стенька (28 лет)

 
Я сейчас был на ленче у шефа.
Выгораживал вас и всё врал.
Завтра мы на приёме у Грефа,
А сегодня аккорд и аврал.
 
 
Ощетиньтесь, ребятки, окрысьтесь
И представьте, что взвод наш в плену.
Я считаю, уж если не мы здесь,
То кому поднимать целину!?
 
 
Мы своих никогда не бросаем.
Мы из лучших, отборных сортов.
Так, что, братцы, всю ночь зависаем
И работаем с пеной у ртов!
 

Городской парк. Васина-Лисина и Лешаков распивают бутылку портвейна прямо на скамейке. Леший уже вдребодан и запивает портвейн пивом. Василиса рыдает и жалуется на семейную жизнь.

Леший (50 лет)

 
Я припёрся к тебе не с приветом
И цветов не принёс дорогих.
Одних утро встречает рассветом
И портвейном встречает других.
 
 
Загрязненье среды – от заводов,
А никак ни от дыма костра.
Берегите, товарищи, воду!
Пейте пиво! Конечно, с утра.
 
 
А Кащей по-украински – чахлик.
Он, задохлик, лишь кашку жуёт.
Может быть, через месяц зачахнет,
А, глядишь, дольше всех проживёт.
 

Василиса (26 лет)

 
Как я с ним, скупердяем, устала.
Я ждала – перемены грядут.
Я считала – его капиталы
Автоматом ко мне перейдут.
 
 
Но, увы, обломись, Василиса.
Весь пентхаус касторкой пропах.
И в джакузи воняет мелиссой,
И таблетки скрипят на зубах.
 
 
Ни покупок тебе и ни денег -
Закатала обратно уста.
Только швабра, передник и веник,
Да походы в святые места.
 
 
Мерзкий, старый, облезлый горилла.
Да-а-а, я думала тело продать,
Но выходит, мой друг, подарила.
Ну, и как мне теперь не рыдать?
 

По парку идут на службу Степанов и Емельянов. Они видят бухающих Лешакова и Васину-Лисину. Задутый Лешаков, встав на скамейку, клеймит падение нравов. Емельянов начинает отнимать бутылку у Василисы.

Леший (50 лет)

 
Вон идут по дорожке дружбаны.
И сейчас тебе скажет любой:
«Я ручаюсь нечёсаным жбаном,
Что один, что другой – голубой».
 
 
А вот раньше спроси доходягу?
И ты знаешь, что он бы сказал?
«Парни к девкам шарашат в общагу
Или выпить канают в пивзал».
 

Василиса (26 лет)

 
Не толкайся, Емель, не в кровати.
Что пристал, как дорожный репей?
 

Емеля (28 лет)

 
Василиса, родимая, хватит.
Василиса, родная, не пей.
 

Емельянов и Васина-Лисина в результате борьбы падают на газон. Лешаков довязывается до Степанова.

Леший (50 лет)

 
Ты пижоном заделался, Стёпа?
Свеж, упитан, костюм серебрист.
Ты был милый, смешной недотёпа,
А теперь удалой карьерист.
 
 
Но живёшь ты, я чувствую, трудно,
Витамины глотаешь и йод.
Я винище хлещу беспробудно.
Ну, а кто в наше время не пьёт?
 

Стенька (28 лет)

 
Я вас, сударь, и знать-то не знаю.
Глаз ваш мутный портвейном залит.
 

Леший (50 лет)

 
Ах ты, изверг! А рана сквозная,
Что зовётся душой – не болит?
Ты взлетел на навозную кучу
И считаешь, что это Монблан?
 

Стенька (28 лет)

 
Вы забрались значительно круче.
Ваша спутница – Фанни Каплан?
 

Леший (50 лет)

 
Я забил на ваш статус и бонус.
Ваши туры, в неделю длиной,
Кофеино-редбуловый тонус
И понтово-завистливый гной.
 
 
Ваши мелкие, злые интриги,
Ваш дресс-код и дежурный бутик.
Посмотрите – я офис-расстрига.
Обломайтесь – я клерк-еретик.
 

С газона поднимается извазюканная парочка. Они вдруг начинают бешено целоваться. Лешаков берёт за грудки Степанова и начинает его трясти.

Леший (50 лет)

 
Мир стоит на раскрученных брендах,
Кока-колу, держа, как свечу.
Вы хотите продаться в аренду?
Продавайтесь. А я не хочу!
 
 
Не хочу ковылять на работу.
Не хочу там торчать целый день,
Прибавляя нули к обороту
И ишачить на чью-то мордень.
 

Кабинет Кащеева. Кот Бяша гадит в ванночку с надписью «Емельянов». Отсек Степанова. Он, получив распоряжение главы холдинга, распекает на все корки своего бывшего армейского друга Емельянова и указывает ему на дверь.

Емеля (28 лет)

 
Мы же вместе служили, Степанов.
Мы же пайкой делились одной!
А теперь ты наставил капканов
И чморишь меня, как заводной.
 

Стенька (28 лет)

 
В нашем бизнесе всё без обмана.
Слабый гибнет, а сильный растёт.
Работящим – бабло на карманы.
Никудышным – пинок и расчёт.
 
 
Я тебе не приятель патлатый
И не дядя – а офисный спрут.
Если люди довольны зарплатой,
Значит, тырят, собаки, и прут.
 

Емеля (28 лет)

 
Ах, какая печальная повесть —
Была дружба, теперь её нет.
Всё кончается: молодость, совесть,
Но однажды дадут кабинет.
 

Стенька (28 лет)

 
Не завидуй, не надо, Емелька.
Не потянешь ты этот проект.
Успокойся, сгрызи карамельку
И ищи себе новый объект.
 
 
Хочешь, с горя анисовой хряпни
Или пива с устатку бухни
Хочешь, джина без тоника тяпни,
Из горла кальвадоса махни.
 

Емеля (28 лет)

 
Нет уж. Леший натрескался водки
И замёрз под февральской крупой.
Эх, Россия. Работа – колодки.
И безделье – дремучий запой.
 
 
Ничего ни умеем помалу:
Ни работать, ни пить и ни красть.
Эх, Россия, страна экстремалов.
Как с душою такой ни пропасть?
 
 
А хозяин не любит делиться,
А работник не в силах терпеть.
Снова кровушка может пролиться
И кадык в пятерне захрипеть.
 

Стенька (28 лет)

 
Разгильдяй ты, Емеля, и олух,
Ведь пол-срока уже оттянул.
Жизнь ломает похлеще, чем молох,
А ты старый куплет затянул.
 

Часть третья (Прошло ещё пять лет)

Наркологический центр. Емельянов принёс своей жене Васиной-Лисиной фрукты и печенье.