Текст книги "Переплут и Бурмакин"

Василиса (31 год)

 
Ну, а как мне не квасить, Емеля?
Мы с тобою сидим на мели.
Нас Кащей да Степан поимели,
А теперь и врачи замели.
 
 
Что поделать, судьба не сложилась.
Поманила, но нет, не срослась.
И усталость ещё наложилась
И какая-то грусть завелась.
 

Емеля (33 года)

 
Мы с тобой начинаем сначала.
Пьянство – лужа, а трезвость – поток.
Попила от души, поторчала.
Не пора ли обсохнуть чуток?
 
 
Соберись, соберись, Василиса.
Бой спиртному и всем порошкам
И пока не закрыли кулисы,
Мы ещё им покажем, чушкáм.
 

Кабинет Кащеева. Кот поел из миски с надписью «Степанов». Стенька занимает место антикризисного менеджера. Шеф ждёт, куда же Бяша погадит.

Кащей (88 лет)

 
Что-то долго ты, Бяша, не сикал?
Не кобенься, давай-ка, отлей.
Посмотри, уже полдень протикал,
Ну-ка, выдай продукт, дуралей.
 

Кот журчит в ванночку с надписью «Водянов». Офисный закуток. Степанов выставляет Водяного за дверь

Стенька (33 года)

 
Так. Не надо убийственных взглядов.
Ты всего только клерк рядовой
И подносчик бумажных снарядов,
Офис-мясо на передовой.
 
 
Ты, Водянов, горбатить стал хуже
И утратил бойцовый кураж.
Лоханулся, изгваздался в луже,
Облажался и вышел в тираж.
 
 
Лучше нету на свете награды,
Чем отвесить старпёру, пинка.
И под туш проводить до ограды,
И пропеть на дорожку: «Пока-а-а-а»!
 

Водяной (45 лет)

 
(Про себя) Упадёшь и сейчас же растопчут.
А споткнёшься, и тут же добьют.
Чуют разом и кумпол, и копчик -
Собирайся, Водянов, в приют.
 
 
Думал, веки открою однажды,
А вокруг меня деньги, успех.
Знамо дело, что пыжится каждый,
Да выходит, увы, не у всех.
 
 
Вместо цели болталась морковка,
А попробуй, возьми-ка на клык.
Взял. Внутри пустота, упаковка,
Да пришпиленный модный ярлык.
 

Кот, подумав, решает погадить. Делает он это в ванночку с надписью «Степанов». Кащеев сообщает по селекторной связи, что новый антикризисный менеджер уволен. Разъярённый Степанов врывается к магнату.

Стенька (33 года)

 
А скажи-ка мне, старый паскудник,
Кому нужно, чтоб я уходил?
 

Кащей (88 лет)

 
Никому. Ты отличный сотрудник.
Просто кот не в ту плошку сходил.
 

Стенька (33 года)

 
(Про себя) Неизвестность – вот страшная сила.
А меня, за какие дела?
То ли скромность меня подкосила?
То ли жадность меня подвела?
 
 
То ли почерк мой слишком уборист?
Потому-то и дали отлуп.
То ли был чрезвычайно напорист?
То ли был недостаточно глуп?
 

Ничего не понимающий Степанов, покачиваясь, держится за голову. Вдруг в окне появляется мойщик офисных окон Емельянов.

Емельянов (33 года)

 
И тебе дали пендаль, Степашка?
Собирайся и вещи пакуй.
Эх, дурашка, ты, Стенька, дурашка.
Говорили тебе: «Не быкуй».
 
 
Охламон ты и жертва аборта,
А кручина тебе не к лицу-у-у.
Вот теперь мы уж оба за бортом.
Так и надо тебе, подлецу.
 

Кащеев гладит и наставляет кота.

Кащей-Бессмертный

 
А людишки – они же запчасти.
Отработал ресурс – уходи.
Обошлось без инфаркта – за счастье.
Знать, у них ещё всё впереди.
 
 
Они глупые, как канарейки.
Потому и живу, не тужу.
Я меняю их, как батарейки
И давно за людей не держу.
 

Кащеев внезапно вскакивает, распахивает окно офиса и орёт.

Кащей-Бессмертный

 
Вы хотели свобод для народа?
Проклинали рабочую власть?
Ну, тогда получайте, уроды,
Капитала зубастую пасть!
 
 
При застое я был комсомольцем.
В перестройку пил кофе-глясе.
Я всегда был негодником Штольцем,
Но Обломовы вымерли все.
 

– Ну, что скажите?

– Фигня, – поставил диагноз Бурмакин, – редкостная.

– Эта работа тебя не прокормит, – заключил Переплут.

– Да, Тимоха, – поддержал его Припекала, – природа щедро тебя обделила. Но ты не горюй. Бабы любят убогих.

Глава 17

РАСПЛАТА

1 . Волхвица

Переплут открыл рот, чтобы высказать несчастному всю правду о его творчестве, но внезапно увидел шагающую к ним Веру. Над её головой отсвечивал золотистый нимб. Бог пьянства судорожно захлопнул рот и потащил Припекалу в сторону.

– Едрит твою мать! – с чувством выругался Переплут, – Ты, знаешь, кем оказалась Вера?

– Какая Вера?

– Ванина подруга, с которой я переспал.

– Кем?

– Волхвицей!

– Вол-хви-цей?! – остолбенел Припекала, – Ну, брателло, ты попал!

– Такие попадосы бывают раз на миллион, – простонал Переплут, показывая пальцем на беременную Веру и её нимб, видимый только Небожителям.

– Если точнее, раз на сто миллионов. И тем не менее, ты ухитрился вляпаться по самые помидоры. Она беременна от тебя и через месяц родит Полубога.

– И что нам теперь делать?

– Что тебе делать, – поправил Припекала, – ты меня в свои шашни не впутывай. Сходить в самоволку – это одно, а настрогать с земной девушкой Полубога – совсем другое.

– Она не земная девушка, и ты это прекрасно знаешь! – взвыл Переплут, – Она – волхвица! Потому и залетела.

– Велес вышлет карачунов, как пить дать, – уныло каркнул Припекала, – Ты как хочешь, а я сваливаю…

– С повинной к Велесу пойдёшь?

– Нет, выгораживать тебя стану, – фыркнул Припекала, – Ты накосорезил, а мне вместе с тобой под раздачу попадать? У меня и так три последних китайских предупреждения.

– У меня девять, – признался Переплут.

– Сколько?!

– Девять.

– Я всегда говорил, что ты конченый отморозок. После десятого предупреждения дело передаётся в Суд Высшей Стражи. На неприятности нарываешься?

– Кто не рискует – тот не пьёт валокордин.

– Да, попа-а-ал ты в замес, – пробурчал Припекала, – как говорят ходоки – да минует нас чаша сия. У карачунов с такими, как ты, разговор короткий.

К ним приблизился Бурмакин.

– А кто такие эти карачуны?

– Поверь, Ванятка, лучше тебе этого не знать. И всё-таки.

– Киллеры с божественным уклоном. Есть такой тёмный Бог – Карачун, а это его слуги, если так можно выразиться, служба внутренней безопасности. Они ловят проштрафившихся из Сонма Богов.

– Добро пожаловать в Органы, сынки, – понимающе хмыкнул Бурмакин, – Ну, что допрыгались, храбрые прогульщики и отчаянные дезертиры?

Нежданова остановилась возле автобусной остановки и стала показывать Ивану знаками, чтобы он шёл к ней. Переплут толкнул Бурмакина локтем.

– Ну, что ты стоишь? Иди к ней и попробуй всё объяснить.

– Что объяснить? – не понял Бурмакин.

– Ну… – замялся Переплут, – всё…

– Что всё-то?

– Она сама тебе расскажет, – туманно пояснил брат-два, – что её не устраивает в ваших отношениях.

Бурмакин начал переходить улицу.

– Сейчас Вера ему устроит радушный приём. Отчехвостит, так отчехвостит бедного Ивашку, – захохотал Переплут, – не желал бы я быть на его месте.

– Свинью Ванюшке подложил? – встрепенулся Припекала.

– Ещё какую! Всего за сто пятьдесят тысяч баксов продал Ивашку в брачное рабство. Теперь он, как алчный человек, просто обязан жениться на редкостной дуре Кобылкиной и воспитывать чужого ребёнка.

– Болезнь Мендельсона? – хихикнул Припекала, – как бог ходоков выношу тебе своё порицание. Но как товарищ по цеху – горячо приветствую и одобряю подставу. Нечего с этими людишками церемониться.

Нежданова вместо приветствия закатила Ивану пощёчину.

– Велеслава достать не смог, хоть его потомку подляну кинул, – удовлетворённо заржал Переплут, – смотри, как она его лупежит.

А Вера уже колошматила Бурмакина сумкой по голове.

– Так его, кобелину! – поддержал её Припекала, – Будет знать, изменник коварный, как на других жениться!

У сумки оторвался ремень, и Вера принялась дубасить Бурмакина руками и ногами. Два шкодливых бога с удовольствием наблюдали за экзекуцией, но постепенно их радость сменилась тревогой – теперь свечение виднелось не только вокруг головы Веры, но и в области живота – беременность набирала обороты.

– У неё скоро живот на нос полезет, – почесал висок Припекала, – надо что-то предпринять.

– Это ты мне адресуешь?

– А кто волхвицу обрюхатил? Не ты?

– Надо всё свалить на Ванюшку, – осенило Переплута, – пусть тащит на себе две семьи.

– Толково. Одной семьёй больше, одной меньше… какая разница, всё равно в плену. Будет наш Ивашка двоеженцем и отцом-героем.

– Двойная подстава, – ухмыльнулся Переплут, – Как говорится: на ошибках молодости не учатся, на ошибках молодости женятся.

2 . Горе-экспериментатор

Вера перестала драться и принялась рыдать на груди Ивана. Тимоха, наблюдая за ними и посмеиваясь, обратился к двум Богам.

– Чуваки, вы тоже манагеры?

– Не, мы мажоры, – признался Припекала, – ивашкины земляки. Тебя как звать?

– Тимоти. А вас?

– Меня Васяткой кличут, – представился Переплут.

– Меня Петрухой, – доложил Припекала.

– А вам не говорили, что вы на американских актёров похожи?

– Не раз. Пойдём домой… Милые бранятся – только тешатся.

Новые знакомые отправились в ванину квартиру, а Вера вновь атаковала Бурмакина, накинувшись на него с кулаками.

– Тимох, так почему ты не бухал-то? – буркнул Переплут, шаря в секретере и доставая бутылку коньяка, – Все натрескались на шару, как люди. А тебе что, особое приглашение нужно?

– Зашитый я. А вдобавок ещё и закодированный. Василий, зови меня, пожалуйста, Тимоти.

– Ещё чего. Тимох, ты что, и вправду – и закодирован, и зашит?

– Угу.

– Ну, и как тебе видится окружающая действительность на сухую? Какую часть тела она тебе напоминает? – хмыкнул Переплут.

– Громадную, безлюдную, бескрайнюю, беспросветную, беспонтовую, нереальных размеров ЖОПУ, – трагически прогундел Чемоданов.

– А развязать не хочешь?

– Так срок ещё не истёк. Можно будет только через два месяца. Да я и не особенно хочу с вами бухать, – честно признался Чемоданов.

– А зря, – Переплут накатил себе коньяка, – без бражки, что за жизнь? Одна кручина.

– Отстаньте, ребята, – заскулил Чемоданов, – что вы ко мне пристали? Не пьёт человек и не надо.

– Надо, Тимоха, надо, – перебил его Припекала, пристально оглядывая собутыльников, – Так мы, славяне, не только от бражки откажемся – мы и любиться перестанем. А кто будет плодиться и размножаться? Кто, я вас спрашиваю?

– От секса я не отказывался, – вымученно улыбнулся Тимофей, – с сексом, у меня как раз, всё в порядке.

– Расскажи нам о своих любовных похождениях, – оживился Припекала, – Страсть как люблю про спаривание насекомых слушать.

– Это ты меня насекомым обозвал? – надулся Чемоданов.

– Нет, не тебя. Его, Васятку, – успокоил Тимофея Припекала, кивая на Переплута.

– Да ладно, не отлынивай, Тимоха, оскоромься. Что ты как неродной? Переплут чокнулся с Припекалой, и они дёрнули по рюмке коньяка.

– Не буду. Я вам уже говорил: я не Тимоха. Я Тимоти.

– Нет, ты Тимоха – царь гороха. А чего ты, собственно, перетрухал? Мы же реаниматологи, всегда тебя откачаем, если что.

– Серьёзно? – оживился Чемоданов.

– А я о чём тебе талдычу. Не колготись, – заверил Переплут, – Если ты склеишь ласты, то мы, реаниматологи, их расклеим. Одной левой.

– Попробовать что ли? – менеджер с надеждой посмотрел на двух «реаниматологов».

– Что тут пробовать… Тут глотать надо, – поощрил Припекала, наливая Тимофею полную рюмку.

Чемоданов отставил правый локоть в сторону, браво выдохнул и опрокинул в себя рюмку коньяку. Через тридцать секунд его лицо стало багровым, а дыхание прерывистым. Тимофей схватился за грудь, пот оросил его кожные покровы, казалось, Чемоданов угодил под ливень. Ещё через тридцать секунд Тимоха позеленел и рухнул на пол.

– Петруха, «Скорую» вызывай! – занервничал Переплут.

– Ничего с ним не случится, – отмахнулся Припекала, – сам оклемается.

– Вы же обещали, что откачаете, – прохрипел с пола Чемоданов.

– Мы обещали? – Припекала, деловито щёлкал пультом, ища канал, соответствующий трагизму момента, – Ты нас с кем-то путаешь, дружище… Что за ерунда – пятьдесят пять каналов, а смотреть нечего.

– Вы обещали…

– Лично я ничего не обещал, – перебил Переплут.

– Я задыхаюсь… – продребезжал Чемоданов, холодеющей рукой доставая визитку нарколога, – позвоните по этому телефону… у меня, кажется, давление по нулям.

– Тяжело в агонии – легко в аду. Ладно, ладно, звякну, – Переплут стал нехотя набирать номер доктора и договариваться о визите.

– Тебя лопатой не убьёшь, – утешил Припекала, – подумаешь, давление упало. Не пужай нас понапрасну, такой здоровенный лоб, да тебя никакая лихоманка не проймёт. Ты ещё нас всех переживёшь.

У Чемоданова изо рта пошла пена, и он затих на полу.

– Окочурился наш Тимоха. Смерть всегда забирает лучших, – торжественно, как на панихиде, известил коллегу Переплут.

– Короче, нам с тобой, брателло, ещё жить, да жить, – хмыкнул Припекала.

Последовала минута молчания, прерываемая звуками сменяемых каналов. Это бог любострастия никак не мог угомониться, пытаясь отыскать трагическую постановку.

– Он мне сразу не понравился, – поделился Припекала с Переплутом своими ощущениями, – Склизкий он какой-то этот Тимоха.

– Был.

– Что был? – не понял Припекала.

– Был склизким, – пояснил Переплут.

– Сам виноват, – подвёл итог Припекала, отыскав передачу про зомби, – Что мы, ему в рот этот коньяк вливали? Какого рожна он вообще взялся экспериментировать?

– Лично я его отговаривал, – слегка преувеличил Переплут.

Тело Чемоданова вдруг содрогнулось и его стало неудержимо рвать на ковёр. Сделав своё чёрное дело, он переполз на новое место и продолжил очищать желудок.

– Этот простолюдин нам весь ковёр засвинячил, – возмутился Переплут, – вот и приглашай в свой дом малознакомых людей.

– Нужно отказать ему от дома! – внёс предложение Припекала, – Не можешь себя вести в приличных семьях – сиди в своей конуре и не рыпайся… задрот прыщавый.

3 . Нарколог

В дверь позвонили. На пороге стоял бородатый дядька в очках и с саквояжем. Он пощупал пульс Чемоданову, померил давление и принялся заряжать капельницу.

– Зачем же ты пил коньяк, балбес? – нахмурил брови нарколог, – ведь срок кодировки ещё не истёк.

– Он экспериментатор, – наябедничал Припекала.

– Дебилоиды, – вздохнул нарколог, – Чтоб вы знали – процедурная медсестра, проработавшая больше года с антиалкогольными препаратами, не может спокойно употреблять спиртное. Она тут же краснеет, начинает задыхаться, её тошнит, колбасит и плющит. А ведь ей не вводили никаких препаратов, она лишь раскладывала таблетки по мензуркам. Но и этого достаточно для токсической реакции.

– А много сейчас экспериментаторов? – проскулил Чемоданов, розовея и нацеливаясь на долголетие.

– Практически не осталось, – усмехнулся нарколог, – сейчас все за своим здоровьем следят. Вот в восьмидесятые и девяностые каждый считал своим долгом покуражиться над собственным здоровьем и проверить на себе ацетальдегидную реакцию.

– И как?

– Нормально. Их жёны и тёщи живёхоньки, а исследователи внутренних резервов уже давно в бозе почили.

– Нет, ну, есть же в этом некая удаль, – возразил Переплут, – широта русской души, презрение к опасности, желание испытать судьбу и поставить свою жизнь на кон.

– Русская рулетка? Была-не была? Пан или пропал? Грудь в крестах или голова в кустах? Тормоза придумал трус? Так, да?

– В том числе.

– Уважаемый, суньте два пальца в розетку и посмотрите, чем всё закончится.

– У него пальцы толстые, не пролезут, – хихикнул Припекала.

– Жаль, – осерчал похмельтолог, – стоило бы попробовать. Ну, что вы за люди такие?

– Умом Россию не понять, и остаётся только печень, – встрял Чемоданов.

– За эту прибаутку я тебе, Тимофей, такой витамин в ягодицу вколю – неделю сидеть не сможешь, – пообещал нарколог.

Чемоданов испуганно заткнулся. Он хотел стукнуть доктору на двух реаниматологов, подбивавших его на выпивку, но раздумал, опасаясь возмездия. А врач принялся клясть нынешнюю практику пития огненной воды, которая лишь маскирует алкогольную зависимость.

– А что, сейчас люди по-другому пьют? – заинтересовался Переплут.

– Не то слово, – вздохнул нарколог, – Раньше пили, по так называемому «аристократическому сценарию»: уж если мужик запил, то запил: телефон отключается, работа задвигается, и запой длится, пока хватает денег и здоровья.

– А сейчас как славяне надираются?

– Вечером пятницы он – в кашу. Всю субботу он – в кашу. А в воскресенье минералкой отпивается, чтобы в понедельник – огурцом. Употребление алкоголя, стало по «бюргерскому типу». Так пьют в Германии, Австрии, Великобритании.

– Довели тевтоны и бриты Расею, – расстроился Переплут, – даже квасить наши людишки стали по расписанию.

– А я бы с вами, доктор, поспорил, – начал Припекала, – для начала задал бы вам такой вопрос…

– С психиатром-наркологом трудно спорить, – оборвал его бородач, – Вы мне – слово, я вам – синдром. Вы мне – вопрос, я вам – диагноз.

4 . Синдром выгорания

Переплут подмигнул Припекале и засобирался на улицу.

– Вы пока, доктор, попейте чаю с вареньем, а мы этого обалдуя на свежий воздух выведем.

– За угощение спасибо.

Переплут под столом открыл переноску с анчутками и прошептал:

– Вылезайте, егозы, и ни в чём себе не отказывайте.

Боги, поддерживая с двух сторон Чемоданова, вымелись на улицу.

– Ну, что? – потёр лапки Ерофей, – устроим похмельтологу качели?

– Устро-о-оим, – пискнул Спиридон.

Анчутки тут же обернулись зелёными чёртиками и принялись куролесить. Нарколог, не спеша, наливал себе молоко в чай, когда из коридора показался Еря, и, топая, как ёжик, прохилял через всю комнату, прежде чем спрятаться за креслом. Врач уронил чашку и зажмурил глаза. Открыл – чёртика на горизонте не наблюдалось. Доктор повторил хитроумный манёвр – в квартире было всё спокойно. Врач третий раз закрыл и открыл глаза – из-за чайника вырулил Спиря, облокотился на вазочку с вареньем и принялся кокетливо шаркать ножкой.

– Да уж, – озабоченно пробормотал доктор, – двенадцать лет в наркологии – не шутка. Пора валить в педиатры. Нет, в педиатры, пожалуй, не возьмут.

– Привет, похмельтолог, – развязно поздоровался Ерофей, – Как сам?

– Проблематично, – откашлялся нарколог, – что-то меня глючит.

– Это тебе расплата, – объяснил Еря, – Медсестра перебирала таблетки, а теперь не может разминаться «красненьким». Ты всех лечил от белой горячки, и вот сам ей заразился.

– Алкогольным психозом нельзя заразиться, – возразил доктор, – что это, грипп что ли?

– Но ты же меня видишь?

– Не только вижу, но и слышу.

– А говоришь нельзя заразиться, – подбоченился Еря, – Ещё как можно.

– Так вот ты какая – белая горячка, – тоненько запел Спиридон, забираясь на саквояж, – Она нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь, и каждый вечер сразу станет удиви-и-ительно хорош… Скажи, Похмельтолог, красивый у меня голос?

– Писклявый, – скривился Еря.

– Я не у тебя, я у доктора спрашиваю. Скажи-ка, любезный – густой у меня бас?

– Я пока не разобрал.

– Щас ещё спою.

– Не надо, – взмолился Еря.

– Нужно срочно принять какой-нибудь нейролептик, – нарколог закрыл лицо ладонями и принялся разговаривать сам с собой, – в крайнем случае – что-нибудь из транквилизаторов.

Доктор открыл саквояж, навстречу ему вылез Спиря, сгибающийся под тяжестью мешка, набитого медикаментами. Нарколог оцепенел и о чём-то глубоко задумался. Его размышления прервал Еря, летящий на нитке, привязанной к люстре.

– Я – Человек-Паук! – грозно пропищал Ерофей, – Я – Ужас, летящий на крыльях ночи!

Он перелетел в один конец комнаты, в другой. На третий раз, не рассчитав траекторию, чёртик врезался в чайник и оказался в вазочке с вареньем.

– Тону! – заверещал бесёнок, – На помощь! Доктор протянул ему чайную ложку, и Ерошка по ней выбрался на скатерть. Анчутка принялся усиленно отряхиваться и слизывать с себя варенье.

– Может, тебе ванну принять? – предложил нарколог.

– Да, да, любезный, согрей-ка мне водички, – распорядился Еря, – Да, смотри, не переусердствуй. Температура воды должна быть 96,6 градусов по Цельсию, ни одной десятой градуса больше, ни одной десятой меньше.

– А ты не сваришься?

– Сам ты сваришься. Для чёртиков такая температура воды – самое оно, – подтвердил Спиря, – Мне тоже кипяточку плесни.

Нарколог налил две чашки кипятка, и чёртики залезли в них, как в ванны. Они вальяжно раскинули руки по краям чашек и завели душевный разговор.

– Я, вообще-то, не чёртик, – записклявил Спиря, – Я Фантомас.

– А почему тогда рогатый?

– Вы у его жены спросите, – захихикал Еря.

– У меня нет жены, – признался Спиридон, – Я закоренелый холостяк.

– Почему?

– Потому что женщины – это такие зверьки, которые питаются деньгами, а я редкостный жмот.

– Лучшее средство от любви – это жадность, – поддержал его Еря, – Я тоже скупердяй и тоже одинок, как перст.

– А я женат, – признался нарколог.

– Ну-у?.. – заинтересовались анчутки, – и как тебе семейная жизнь?

– Всё так же, всё там же, всё с той же, и всё реже.

– А ты, я смотрю, бедо-о-овый, – развеселился Еря, – люблю приколистов.

– Он мне тоже нравится, – признался Спиря, – Похмельтолог, а хочешь, мы тебе поможем?

– Каким образом?

– В элементе, – пояснил Спиридон, – Мы будем заглядывать во все квартиры подряд, малёхо беситься и напоследок оставлять твою визитку. Представляешь, как к тебе пациенты ломанутся?

– Представляю, – кивнул нарколог, – только вряд ли мне удастся их принять.

– ?

– Сам буду лежать на вязках в Кащенко, – пояснил доктор.

– Ну, как знаешь… мы тебе, по ходу, помочь хотели.

– Спасибо за заботу.

– Вежливый ты, не то, что Переплут. Тот только и знает, что нас чморить. Хорошо, что он нас не видит, а то получили бы мы от него на орехи.

– Почему?

– Что ты заладил: почему, да почему? Почемучкин нашёлся.

– Просто я никогда с галлюцинациями не беседовал, вот и напрягаюсь немножко.

– А ты расслабься, – посоветовал Ерофей, – и попробуй получить удовольствие.

– Сомнительное удовольствие, – хмыкнул нарколог, – с чёртиками дискутировать. Так почему вас накажут?

– Не любит Переплут западной масс-культуры, ох не лю-ю-бит…

– Угу, не любит! А сам в шкуре Ди Каприо шастает!, – наябедничал Спиридон, – Лицемер он. Послушать его, так он славян больше всех любит…

Щёлкнул замок, это провожатые возвращали назад окрепшего Чемоданова. Анчутки тут же стали невидимыми, а нарколог уронил очки и с безумными глазами рванулся к двери. По пути он наступил на ногу Тимофею и врезался лбом в косяк, потом всё-таки вписался в дверной проём.

– У меня синдром выгорания, – фальшиво хихикнул он на прощание, – я просто переутомился. Мне нужно срочно в отпуск, а пока – домой, пилюлю и в люлю!

– Доктор, а деньги?! – зашумел Переплут в удаляющуюся спину, – Как приятно встретить в наше время бескорыстных врачей!