Текст книги "Если Мельпомена выбрала тебя"

– Я не могу себя пересилить. Я понимаю, это же не может продолжаться вечно, когда-нибудь ты встанешь и уйдешь от меня навсегда.

– Хочешь, давай сходим к психотерапевту.

– Наверное, психотерапевты и помогают, но не в моем случае. Он, ну тот, и был как раз психотерапевтом. Нет, я должна сама.

Он оставил всякие попытки. А я все набиралась решительности, но никак не могла набраться.

Март

Стояла середина марта. На сегодня с университетскими делами было бы уже закончено, если бы не аспирант, семенивший рядом и пытавшийся умничать. Днем вдруг резко потеплело, в пальто было жарко, но приходилось терпеть. Если начну его снимать, этот, который пытается умничать, полезет помогать. Тут я увидела Дани. Это был сюрприз. Он стоял на углу с букетом роз и ждал меня. Я попрощалась с аспирантом. Дани поцеловал меня в губы, которые я ему подставила, вручил букет и загадочно сказал:

– Ты знаешь, у меня сегодня очень знаменательная дата. Я приглашаю тебя. Мне очень хочется, чтобы ты одна разделила со мной этот вечер. Алина отпустила нас и дети тоже. Ты только пока не задавай мне вопросов, и не удивляйся.

Такси, ожидавшее у обочины, довезло нас до отеля «Времена года». Из ресепшн вышел молодой человек и оповестил Дани:

– Сударь, все готово.

Я была ужасно заинтригована и лихорадочно соображала, что же это за дата. Мы поднялись на лифте и остановились у одной из дверей. Дани достал из кармана ключ и открыл ее, пропуская меня вперед. В полутьме мерцали свечи, тихо играла музыка, проникновенный голос Азнавура пел: «tombe la neige». Дани, как тогда, взял меня за талию, притянув к себе, поцеловал меня в губы. Он снял с меня пальто, добавил освещения. Стало видно красиво накрытый стол с вкусными вещами. Я сама не вспомнила бы об этом дне, а ведь он и связал нас тогда. Дани был в своем репертуаре.

Мы вспоминали то утро в Париже. Дани рассказывал, как он тогда не мог спать. Он понял, что не может потерять меня, и придумал эту поездку. Потом мы танцевали и целовались. Потом опять что-то ели и пили. И снова кружились в вальсе, пока не упали на кровать. От вина кружилась голова или от сознания, что я любима и люблю. Мы стали раздевать друг друга, играя в забавную игру: после каждой пуговицы надо было поцеловаться. И были мы все такие исцелованные, и было так смешно и так весело. Вдруг эта веселость и беспечность исчезли, и мы оказались на пороге, разделяющем повседневность и таинства. Доведя меня до него, Дани замер, оставив выбор мне.

И все было, и все у нас получилось. Потом мы долго лежали и смотрели друг на друга. Дани шепотом спросил:

– Все нормально? Тебе хорошо?

– Да. А тебе?

– Знаешь, сейчас можно бы было сказать: остановись мгновение. Но я не сделаю этого, потому что вся наша жизнь отныне будет состоять из этих мгновений, в промежутках между ними будут, конечно, разные другие, но все они принадлежат нашей с тобой общей жизни, одной на двоих. А если проблемы еще возникнут, мы снова сюда придем.

Май

У детей была неделя каникул, и Дани объявил, что мы едем всей семьей знакомиться с его отцом и дедом. Я ужасно волновалась, если не сказать боялась. Вдруг я не понравлюсь им, и это скажется на наших с Дани отношениях. Бабушка мне говорила, что его семья с глубокими традициями. Я этих традиций не знаю, а Дани от моих вопросов отмахнулся:

– Не придумывай. Приедешь, сама, что тебя интересует, увидишь. Извини. Я не очень понимаю, что ты имеешь в виду.

И вот наш новенький семиместный Toyota-Hiace после почти трехчасового пути на юг от Гамбурга подкатывает к крыльцу солидного особняка, за которым угадывается обширный сад. На крыльце дома нас встречают двое. Дани выскакивает из машины и бежит им навстречу. Мы начинаем тоже потихоньку выгружаться, слушая восклицания вперемежку по-немецки и по-итальянски, наблюдая объятия и поцелуи.

– Ах, мальчик наш, наш Даниэлле. Ты нам полный автобус сокровищ привез. Посмотрим, посмотрим, кто там приехал. Ну все сплошные твои портреты. Ах, самая маленькая, ну вылитая, моя Микела. А жена то, какая красота у тебя. Давайте будем знакомиться. Я дед Даниэлле. Зовут меня Антонио. Для вас всех просто – bisnonno, что означает прадед. А это Роберто, мой сын, ваш nonno. Дети, не привыкшие к такому бурному проявлению чувств, сразу стали жаться к Дани. Мы вошли в дом, неожиданно очень светлый, наполненный воздухом и теплом. Как только Дани сел, Маги и Адель тут же забрались к нему на колени, а Ник и Лара как Garde встали по обе стороны, прижавшись к его плечам. Я посоветовала:

– Дани, ты дай им какие-нибудь игрушки из своего детства и отправь их в сад побегать.

Пока отсутствовал Дани, мы сидели и беседовали о снеге, выпавшем так обильно и так краткосрочно, и о теплой погоде теперь, которая установилась так рано. Я получила приглашение остаться с младшими погостить подольше. Их абсолютно шокировало мое заявление, что рада бы, но не могу, так как работаю. Через открытую дверь на террасу мы наблюдали, как Дани бежит с детьми к беседке наперегонки. И у всех полные руки игрушек и книг.

– Иди тоже к ним. Мы еще наговоримся. Мы тут по поводу обеда подсуетимся.

– Я могу вам помочь.

– Да у нас все готово и помощники там есть.

Я узнала этот парк, узнала ту самую беседку. Подбежавший Дани взял меня за руку, увлекая в нее. Здесь в тени вьющейся герани было мое первое свидание моей первой любви. На столе лежала та же самая книжка «Волшебные сказки». Я так же, как тогда, сидела на коленях у Дани.

– Помнишь?

– Все помню.

– И как шептала мне, что вот эта сказка про нас с тобой, но нельзя, чтобы кто-нибудь об этом узнал, иначе пропадет волшебство, помнишь? Считаешь ты по-прежнему, что эта сказка была про нас? Все в ней сбылось?

– Для этого ты должен меня поцеловать, чтобы разбудить от волшебства.

За этим поцелуем нас и застали дети. Дани, не позволяя мне сойти с колен, а наоборот, крепче прижимая к себе, сказал детям:

– Это моя принцесса из сказки. Я только что, поцеловав, расколдовал ее.

Я сама удивлялась себе, это было так не похоже на меня, что в незнакомом месте я чувствовала себя так уютно. Через день мне уже казалось, что я здесь дома.

Дети уже спали. Я листала семейные альбомы, Антонио, абсолютно очаровавший меня, наш nonno, сидел рядом, поминутно отвлекаясь от беседы в мужском круге, чтобы поведать мне о хитросплетениях родственных связей. Он рассказывал попутно историю их семьи. Они выходцы из Северной Италии. Традиционно возделывали виноградники. В местечке недалеко от Бергамо у них большая вилла, но сейчас там никто не живет и она в запущенном состоянии. Он тяжело вздохнул. Особенно ему было жаль виноградники.

– Вот она наша вилла в лучшие свои времена. Сейчас-то она не так выглядит. Мы еще до нее дойдем.

Я с большим интересом и даже с удовольствием наблюдала за взаимоотношениями этих трех мужчин. Хотя они и принадлежали к трем разным поколениям, но у них было еще много точек соприкосновения не только в семейных привязанностях, но и в бизнесе. У Дани было свое достаточно успешное hi-tech предприятие, вместе с тем он активно участвовал в бизнесе отца и деда. Речь шла о семейной фабрике. Между Дани и Роберто завязался спор. Дани считал, что пора прекратить выпуск каких-то там деталей, так как они скоро вообще не будут пользоваться никаким спросом. Роберто говорил, что у них давно закуплен материал для их изготовления:

– Пока еще кое-где спрос на них есть, вот и надо как можно быстрее из всего материала изготовить детали. Может, еще и проскочим.

– Потратим на изготовление еще большие деньги. А сбыта не найдем.

– Продать этот материал невозможно, он был куплен давно, тогда сертификаты еще не требовались. Сертифицируем, а его все равно не купят. Хранить тоже дорого.

Альбомы шли в хронологической последовательности. Я была сосредоточена на рассказах Антонио и поначалу не особо вслушивалась в их беседу, тем более что дискутировали они то на итальянском, то на немецком. До меня вдруг дошло, о каком сплаве идет речь. Именно этот сплав был выбран тогда Яковом в качестве наиболее чувствительного магнитострикционного материала. Это, можно сказать, золотой запас, а они хотят от него просто так избавиться. Его же можно и в бытовой технике применять, к примеру, в разных скороварках и кофеварках, да и в машиностроении тоже. Я попросила у Антонио лист бумаги и карандаш. Он высоко поднял брови, принес и молча наблюдал. Я сделала наброски нескольких схем. Извинившись, попросила разрешения сказать пару слов. Мужчины замолкли, и после того, как я кончила, еще некоторое время смотрели на меня молча, а потом без всяких дополнительных комментариев начали обсуждать мое предложение.

Я же снова углубилась в альбомы и в беседу с Антонио. Тем более что на фотографиях уже стал появляться Дани. Дани в возрасте бэби было посвящено в процентном отношении много фотографий. Вот уже Дани мальчишечка, сидит на коленях у папы и держится ручкой за колено мамы. Фото было сделано крупно и профессионально. Я обратила внимание, что Дани очень похож на свою маму. На что Антонио неожиданно эмоционально ответил:

– Сейчас увидишь, как он похож внешне на свою немецкую бабушку, мать его матери. Сама она была женщина очень властная, а ген ее внешности какой сильный. Смотри, трое правнуков как на нее походят. Только у Ника глаза не ее, а овал лица, нос, рот и родинка на лице от нее. А Лара и Маги вообще ее портреты. По характеру Дани вылитый мой отец – добрый и веселый. А младшенькая Адель вся в мою жену – и внешне и певунья такая же.

Мне уже давно бросилась в глаза похожесть моих старших на Дани, но после последнего заявления по поводу Адель я несколько успокоилась, каких похожестей не бывает. Но уже на следующей странице на большой семейной фотографии, сделанной на праздновании по случаю трехлетнего дня рождения Дани, я увидела лицо неприятно напоминающее кого-то. Я терпеливо ждала, когда Антонио, называющий и характеризующий всех там присутствующих, слегка косясь на Дани и Роберто, дойдет до молодого человека лет шестнадцати-семнадцати, высокомерно смотрящего на мир. Он стоял рядом с бабушкой Дани. Внимательнее присмотревшись, я больше не сомневалась, что на фотографии был Крис.

– Кто это и как его зовут?

– Это племянничек матери Дани. Мать его, дочь бабушки Дани от первого ее брака, рано умерла, а затем умер его отец, который был на 27 лет старше своей жены. Его воспитывала бабушка, уж очень его баловала. Когда она померла, этот отвратительный тип, господи, прости меня, да поганец просто, переехал в семью моего сына. Попытался изнасиловать няню Дани. Перепугал их обоих до смерти. Роберто выгнал его из дому. А он все равно в наглую приезжал. Ах да, зовут его Кристиан. Все его Крис звали. Так он…

Дальше я уже не слышала и не воспринимала. Вся заледеневшая внутри от страха за детей, я устремилась в комнату, где они спали. Рванула дверь на себя. Кто-то закрыл дверь изнутри. Спазм сдавил горло, я не могла выдавить крика. Ноги подкосились. Я ухватилась за ручку двери и ввалилась в комнату, падая, увидела, как тень мелькнула с той стороны оконного стекла, доползла до окна, поднялась, держась за подоконник. В это время открылась дверь и снова мелькнула тень за окном.

– Что случилось, Малыш?

– Дани, мы должны срочно уехать. Он здесь. Я только что видела его там за окном. Вон, смотри, тень от него.

Тень за окном, освещенная из проема открывшейся двери, метнулась в мою сторону. Все погрузилось в темноту, из которой вырисовывались его лицо и его протянутая в мою сторону рука, которая начала сжимать мне горло.

Что-то резко пахнущее выдернуло меня из тьмы и вернуло назад в этот мир. Я лежала на диване в гостиной. Дани стоял на коленях возле дивана со стеклянной бутылочкой в руках. Внутри все дрожало. Полное бессилие сковало всю меня. Я не могла двинуть ни рукой, ни ногой. Язык слушался тоже плохо.

– Дани, иди, пожалуйста, к детям, им грозит опасность. Там под окном ходит кто-то. Это Крис. Я его видела.

– Там с детьми отец и дед. Малыш, ты не должна бояться. Крис умер два года назад. Значит, это был он?

– Да. Я увидела его в альбоме. Отчего он умер?

– У него был СПИД. Я поместил его в клинику, регулярно посещал его. Время от времени он сбегал, но потом возвращался и говорил: «Я найду ее. Я должен ее найти. Я не хочу, чтобы она оставалась. Она должна уйти со мной. Она разрушила мою жизнь. Она думает, что переиграла меня. Нет, у нее не выйдет жить дальше». А когда понял, что уже не нашел и искать не в состоянии, он вцепился зубами мне в руку, пытаясь прокусить. Значит, он тебя искал?

– Дани, ты ведь не будешь меньше любить Ника и Лару оттого, что он их отец.

– Малыш, как тебе может такое прийти в голову? Теперь объяснима эта мистическая похожесть детей на меня. Просто мы все четверо получили гены внешности Ханне-Лоры, нашей с Крисом бабушки.

Меня стало знобить. Мышцы по-прежнему не слушались; я не могла поднять руки. Дани закутал меня в плед, посадил на колени, крепко прижимая к себе, повторял:

– Так это была ты? Он тебя искал!

Чувствовалось, что все эти открытия поразили Дани не меньше, чем меня.

Я знала, что в сильных и теплых руках такого близкого, такого любимого человека я надежно защищена и потихоньку начала, как мне казалось, оттаивать и приходить в себя. Дани же никак не мог успокоиться, продолжал говорить:

– Это на поиски тебя отдал он остатки своей жизни. Знаешь, уже будучи прикованным к постели, он тратил последние силы, чтобы рассказать о своей эпопее поисков, как будто хотел оправдаться перед кем-то, что не смог тебя найти. Иногда мне казалось, что он это все придумал, что это и есть та книга, которую он писал. Но я не узнаю в той, о которой он рассказывал, тебя. У меня было впечатление, что той было лет семнадцать, но тебе в это время было едва четырнадцать. Хочешь, я расскажу тебе, что он мне поведал?

Дани плотнее завернул на мне плед, еще крепче прижал к себе и начал рассказывать:

– Не дождавшись тебя в условном месте, он вернулся в Гамбург. Его квартира была опечатана полицией. Ночью он, аккуратно срезав печать, проник в нее. Все вокруг было в пятнах крови. Кругом разбросаны детские вещи. Подумав, что здесь убили тебя и пытаются представить улики против него, он понял, что кто-то заманивает его в ловушку. Он остался без крова над головой, без источника к средствам существования. Самое ужасное, исчезли все материалы, которые он собирал для своей работы, а также черновик почти законченной книги и вместе с ними папка с важными документами. В результате он не мог выполнить обязательств, взятых перед другими, и это угрожало его жизни. Ты и твоя мать тоже исчезли. Он не хотел верить, что вы, кому он так много сделал добра, причастны к этой преступной интриге против него. Чтобы понять, что же все-таки произошло, ему было необходимо найти вас живыми или мертвыми. При этом он должен был скрываться от своих преследователей, которые расставили ему западню. Вначале он искал вас в Гамбурге. Нашел дом, где жила твоя бабушка, но старый господин, проживавший в этом же доме, уведомил его, что он опоздал; старая дама умерла, не пережив несчастья с ее внучкой. Крис спросил, где можно найти ее могилу, но оказалось, что наследницы решили захоронить урну с ее прахом по месту их жительства. И адвокат, который приезжал, чтобы распорядиться наследством, увез ее прах в Америку.

В старом господине я узнала Фриди. Но как Крис все перекрасил. Дани явно ему сочувствовал. Я должна ему рассказать, как на самом деле развивались эти события, и, наверное, показать ту экспроприированную мной видеокассету. Но пусть он сначала договорит.

– Ему пришла в голову мысль, что если вы действительно уехали из Европы, то непременно должны были продать ваш автомобиль, так как в гараже его не было. К своему удовлетворению, он нашел его у одного торговца автомобилями недалеко от аэропорта. За некоторое вознаграждение тот описал женщину, у которой он купил машину, и сказал, что даже случайно видел ее билет на самолет. Она улетала с больным ребенком в Южную Америку. Все сходилось. Два независимых источника заставляли его поверить в то, что вы действительно уехали за океан. Он хотел еще раз поговорить с тем стариком, но тот был в тяжелом состоянии в больнице, как ему рассказал молодой человек, который был вообще не в курсе дел и не знал никаких соседей ни раньше, ни сейчас.

Забрав все оставшиеся деньги, он уехал в Аргентину, поскольку знал от Биргит, что там у нее живет дядя, и последовательно обходил эмигрантские немецкие общины одну за другой. Время от времени кто-нибудь опознавал вас по его описанию, и он мчался в указанное место. На это ушло более двух лет, хотя с самого начала он чувствовал, что вас нет в Южной Америке. Он вернулся назад в Германию. Моя мать втайне от отца материально поддерживала его. Он, продолжая поиски вас по Германии, зашел в твою школу, чтобы узнать – получала ли ты аттестат за двенадцатый класс. И хотя уже прошло много времени, секретарь вспомнила, что твоя мама хотела бы иметь аттестат на английском языке. Когда он выходил из школы, ему показалось, что за рулем проезжающей мимо машины сидела Биргит. Собственно, женщина внешне была очень мало похожа на нее. Однако такую дурацкую манеру – держать руль, обняв его левой рукой в верхней его части, он видел только у нее. И потом по испуганному ее взгляду, ему показалось, что она его тоже узнала. Правда, два детских кресла на заднем сиденье несколько отрезвили его воображение. Письмо, полученное от его агента, о том, что тебя видели на Манхэттене, да еще желание иметь аттестат на английском заставили его снова отправиться в Америку, в этот раз в Северную. Он уже даже хотел осесть в Штатах, но вдруг стал часто болеть. Положительный результат теста на СПИД изменил его намерения. Он боялся, что его запрут в специальной клинике. На нормальное лечение денег не было, а зарабатывать в таком состоянии было все труднее. Он надеялся, что при хорошем лечении сможет выкарабкаться, поэтому вернулся в Германию и приехал к моим родителям. Моя мать уже болела. Она взяла слово с меня и отца, что мы не оставим его и будем о нем заботиться. Как я тебе рассказал, он продолжал искать тебя и здесь. В конце он был уверен, что вы никуда не уезжали, так и жили где-то здесь, в окрестностях Гамбурга. Он все время говорил, что чувствует, что ты где-то недалеко. В один из последних своих дней он сказал, что безумно любит тебя, хотя знает, что все это твоих рук дело. Что ты ему отомстила, превратив его жизнь в ад.

– Да, действительно, это я экспроприировала у него видеокассеты. Он снимал, как он и другие подобные ему насиловали детей. Он, наверное, боялся, что попадет в руки правосудия из-за этого материала. Или хотел сделать на нем деньги. Он бы убил меня, если бы нашел. В этом я ни секунды не сомневаюсь. Первый год меня хорошо спрятали, найти практически было невозможно. А последующие годы я жила, не прячась. Удивительно, что он меня не нашел. Однажды мне показалось, что я видела его, стоящим на остановке автобуса.

– Последняя его просьба ко мне была найти тебя и попросить, чтобы ты его простила. Малыш, я примирился с ним и простил его. Прости и ты его.

– Никогда. И дело не во мне, а в тех детях, которым он погубил жизни.

Дани хотел сказать еще что-то, но зашел Антонио справиться, как у меня дела. И мы не вернулись больше к этому разговору.

Обласканы в этом гостеприимном доме с такой любовью, с таким энтузиазмом были не только наши малыши, но и мы. У меня не оставалось ни малейшего сомнения, что мы и были их детьми, когда они нас всех так называли. Мне удалось открыть их главную традицию, понять их главный смысл жизни – беззаветная любовь к детям, которая звучала в унисон с моей сутью. Да еще их юмор, веселость, легкость в решении проблем, а не зацикливание на неприятностях. Я стала и Дани понимать лучше. За эту неделю, которая пролетела, к сожалению, так быстро, и Роберто, и Антонио стали мне такими близкими и родными. Мне просто не хотелось расставаться с ними, и я спонтанно предложила провести летние каникулы всем вместе на вилле в Италии. Мое предложение вызвало некоторый скептицизм:

– Там ведь нет того комфорта, к которому привыкли дети.

Но я была убеждена:

– Понять, что такое комфорт, можно только пожив без него. Вот тогда и будешь его ценить. И такой опыт ничего, кроме пользы, не принесет, и не только детям, но и нам всем.

Июль

Наша Toyota снова мчит нас на юг по седьмому автобану. В этот раз мы едем намного дальше – в Италию. Мы едем уже четыре дня с заездами в различные интересные места. Позади нас остались парк Серенгети, Фрейцейтпарк Лохмюле, замки Гогенцоллернов, остров Майнау, дворцы Людовика Второго. Дани зарезервировал на этот раз отель в прекрасном местечке Ройте в тирольских горах. Здесь мы проведем две ночи и один целый день. Мы с Дани хорошо подготовились к путешествию, и пока все идет по плану. Впереди серпантин Альп и длинные туннели. Дети полны впечатлений. Завтра я с младшими остаюсь в самом городке, надо закупиться на перекусы в дороге и дать им отдохнуть. Первоначально планировалось, что у всех будет день отдыха, но Ник высмотрел из окна нашего номера в гостинице на горе полуразрушенную старинную крепость. Достаточно было короткого умоляющего взгляда на папу – и теперь Дани отправляется со старшими туда.

И вот наконец-то мы почти у цели нашего путешествия. Не доехав километров двадцать, мы увидели двух встречающих нас мотоциклистов, вызывающих наше удивление и восхищение, – Роберто и Антонио. Такой лихости я от них не ожидала. По договоренности домой мы вернемся самолетом, а эти два лихача – на нашей машине. Девчонки не горят желанием поменять вид транспорта. Но кажется, что для Ника это вопрос жизни и смерти, – так ему хочется дальше ехать на мотоцикле. В итоге через десять минут мы перераспределяемся. Я и Ник, обвязанные одной веревкой, сидим на мотоцикле на заднем сиденье. Ник двумя руками держится за куртку Антонио, а я за ручку. Рядом на другом мотоцикле едет Дани. Он боится за нас с Ником. Я же боюсь только полицейского – он может отобрать у Антонио права. Роберто ведет нашу машину с нашими принцессами. Мы подъезжаем к вилле, стоящей на южном склоне горы. Стены ее увиты цветущей глицинией, аромат которой обволакивает весь дом. Лестница из каррарского мрамора, арки окон и дверей впечатляют не только меня, но и детей. Они считают, что мы теперь будем жить в замке. Через четыре недели мы улетали домой, изнеженные и избалованные нашими nonni, полные впечатлений, с твердым намерением приехать на следующее лето опять.

После моих открытий о Крисе я посетила мать, чтобы рассказать ей о нем. Она жила с Мартой, но не в доме Юргена, а в снятой маленькой квартире в одном из северных городков. Юрген уехал на некоторое время за рубеж по двум причинам. Во-первых, он дальше раскручивал дело с педофилами, и надо было кое-что перепроверить. И второе, им стали снова интересоваться типы определенного толка. Сама она помогает Юргену изложить собранные данные, чтобы получилась книга. В основе книги лежит материал, конфискованный мной у Криса. Когда Юрген начал перепроверять эти факты, то натолкнулся на мафиозную структуру, где Крис не был ведущей фигурой, но, видимо, планировал сыграть собственную игру.

То, что она мне рассказала, разволновало меня. Я испугалась за Юргена, что с ним может что-нибудь случиться. Мать же продолжала говорить дальше спокойным, даже равнодушным тоном:

– Крис хорошо поработал; он, собирая своего рода досье и на клиентов, и на подельников, все очень аккуратно записывал. Вероятно, хотел нажиться не только на продаже детей, но и на шантаже преступников, которые пользовались его услугами. Поэтому он и готов был жизнью рискнуть, чтобы найти эти материалы. Деньги для него всегда были дороже всего на свете. Я думаю, что рассуждал он примерно так: если мы в Америке, то и материалы у нас, а так, почему бы мы уехали. А с другой стороны, от подельников и полиции подальше. Он их тоже опасался – вдруг материалы у них. Поэтому он охотнее и искал нас в Америке. Знаешь, в чем нам повезло? Он слишком поздно понял, что его никто не ищет. Это значит: весь материал до сих пор находится у нас.

Она вздохнула:

– Юрген не хотел, чтобы даже мы с Мартой принимали участие в этом. Но то, что ты здесь появилась, его сильно расстроит. Спасибо, что ты фотографии привезла. Оставить их у себя я не имею права, но посмотреть на всех мне было очень интересно.

Было видно, что ей жалко возвращать мне фотографии назад. Она еще долго смотрела на Дани и подробно расспрашивала о нем. Ее поразил факт его женитьбы на мне с четырьмя детьми. А может, он напоминал ей того, которого она когда-то любила.

– Он у тебя святой и любит тебя так, как еще ни в одном романе не описано. Я мечтаю написать когда-нибудь сказку о девочке Лине.

Засмеялась и сказала:

– Видишь, и настоящий принц даже есть.

На прощание она меня грустно предостерегла:

– Ты стала очень красивой и притягательной. Ему, наверное, не просто с тобой, не обмани его надежд, его любви.

Я засмеялась и ответила:

– Хорошо я постараюсь.

Но внутри я была возмущена. Неужели она предполагает, что я могу предать Дани, моего Дани. Я видела, как ей хотелось поговорить со мной подольше. Я чувствовала, у нее оставалось еще не сказанное, что было, наверное, нелегко сказать, а я ей не помогла. Я встала, попрощалась и уехала. Всю дорогу я сама себя пилила за свою бессердечность, черствость и высокомерие по отношению к ней. Я понимала, что скоро с ней не увижусь.

Декабрь

В начале декабря Дани объявил мне, что через две недели у нас с ним состоится очень важная для него поездка на пару дней в Инсбрук. Я согласилась сначала, думая, что я ему там нужна как специалист. Далее мой статус стал постепенно выкристаллизовываться. Оказалось, я еду туда как сопровождающее лицо моего мужа, то есть в качестве жены, на ежегодный симпозиум его Branche, где собираются основные игроки, чтобы координировать ее тренды. Когда я это поняла, была возмущена до глубины души:

– Нет, я никуда не поеду. Тратить на такую дурость время. А как же мы детей оставим? С лекциями я до этой недели кончу, но остаются семинары и контрольные.

– Я уже договорился с Алиной-старшей, она присмотрит за двумя Kindermädchen(ами), которых я уже нанял. И с детьми я уже договорился, они поняли в отличие от тебя, что для меня это очень важно. Ты же сказала, что нашла замену в учебном процессе.

– Нет, я не умею и не хочу выступать в такой роли.

Он ничего не сказал, просто отвернулся от меня. Это была наша первая размолвка. Обычно, когда ситуация становилась острой, он уступал мне, а здесь я с самого начала чувствовала, что сейчас должна уступить я. Он почему-то очень обиделся. Может быть, это действительно для него так важно. Внутри меня все кипело против такой ипостаси. Я попробовала зайти еще раз не столь категорично:

– У меня ни подходящей одежды, ни форм под нее для этого парада нет, и вести я себя соответственно не умею. Тебе же хуже будет, вместо дополнительного авторитета получишь одни насмешки. Скажут, выискал себе заморыша.

Дани тут же сел, поставив подушку к спинке кровати, опершись на нее спиной и тряся головой, возмутился:

– Я не понимаю, откуда такой комплекс неполноценности. Ты успешная, умная, красивая от природы. Ты знаешь, сколько времени проводят некоторые в фитнес-студиях, чтобы хоть приблизительно получить такую фигуру, как у тебя. Ну да, ты можешь возразить, что у тебя вон какие четыре тренажера дома. Будешь тут стройной.

– Ну конечно, ты говоришь по принципу: наша лучше всех. Ты мне тоже кажешься самым умным, самым красивым и самым надежным.

– В нашем случае про тебя и про меня так и есть, а не по принципу. А твоя грудь, ты посмотри на нее в зеркало. Она как у античной богини. Я только не понимаю, как ты умудрилась такой грудью две пары детей выкормить.

– Ты, наверное, скоро увидишь, как я это делаю; не сто процентов, но очень большая вероятность. Я не была еще у врача.

Он долго на меня смотрел, не понимая, а потом несколько виновато спросил:

– Как же так? А дети что скажут?

– А ты не знал, что после этого дети бывают. А когда точно будет известно, детям доложим о пополнении и послушаем, что они скажут. Я почему-то думала, что ты будешь рад.

– Я рад. Только очень неожиданно.

Дани решил, что дискуссия по поводу поездки исчерпана и вопрос о ней больше обсуждению не подлежит. По его словам годовой симпозиум Branche – по сути та же самая конференция, только несколько «послабее будет». Но к поездке надо все же подготовиться. Для меня такая ситуация казалась по меньшей мере странной, когда вместо доклада, вместо статьи по докладу, вместо постеров, вместо продумывания возможных дискуссий надо было готовить наряды. Хитрец Дани выиграл на свою сторону бабушку. Против такой коалиции я даже не пыталась сопротивляться, понимая бесполезность этого. Бабушка была в своей стихии. Я видела, как ей хотелось меня нарядить на соответствующем уровне. Была составлена программа нарядов, соотнесенная с программой симпозиума. Время от времени они с Дани заговорщицки шушукались. Я же, по своему обыкновению кляня себя конформисткой, решила: пусть делают, что хотят. Бабушку жалела, но возможность съязвить в адрес Дани не упускала:

– Я не поняла, симпозиум собирается в мою честь? Столько суеты вокруг моей персоны.

На что мне Дани абсолютно бесстыже отвечал:

– Конечно. Именно так оно и есть.

Не перенеся такого нахальства, я задумала маленькую месть. Точнее было бы назвать это борьбой, сигналом того, что впредь я не позволю делать из себя ни куклу, ни светскую львицу. Тем более не позволю поменять мой стиль жизни. Я решила тоже подготовиться. Посмотрела программу симпозиума. Определила примерный круг фирм – участников собрания; ориентированность их бизнеса и перспективы. Пролистала работы о тенденциях развития рынка, о потребности промышленности и общества в целом, о научных разработках в этом направлении. Для меня это не составило большого труда, поскольку большая часть моих научных работ и была направлена в конечном продукте на этот рынок. Под предлогом, чтобы не попасть впросак, расспрашивала Дани о его взглядах на ту или иную фирму, об их менеджменте, их имена. Мои вопросы попадали на благодатную почву. Он весь зажигался, преображался и начинал долго и подробно мне рассказывать со своим анализом и видением. И наконец, заказала себе новые визитки со всеми моими новыми регалиями. И что для меня было самым главным – я буквально выторговала у Дани мое неучастие в программе для сопровождающих персон, а попросту сказать, в тусовке жен. Вняв моему льстивому аргументу, что я не хочу без него где-то болтаться, Дани позволил мне сидеть на заседаниях и слушать доклады.