Текст книги "Принц снов"

Глава двадцать четвертая

Во сне Льешо сидел за низким столиком из красного дерева, под увитой виноградными лозами аркой. Над головой висели истекающие соком пурпурные гроздья. Обстановка совсем не походила на сон. Щеки обвевал напоенный ароматами винограда и жимолости ветерок, а нежные солнечные лучи мерцали в листьях лозы и узоре ажурной арки. Но ведь рядом с лагерем не было ни винограда, ни арок. Справа от принца, разливая по маленьким нефритовым чашам ароматный чай со специями, сидел император Шу, который уже два дня назад отправился в противоположном направлении. Слева же Свин упоенно вдыхал аромат блюда со сливами. Напротив, по другую сторону стола, свернулась кольцом огромная белая кобра: длинное тело ее напоминало плетеное кресло, над которым на длинной шее качалась небольшая изящная голова.

– Это сон? – спросил Льешо.

Он надеялся, что все вокруг – просто странные видения, рожденные в измученном мозгу воспоминаниями, переживаниями и мечтами, однако император в ответ горько рассмеялся.

Впрочем, Свин поднял глаза от блюда и удивленно покачал головой:

– Разумеется, сон, Льешо. Вопрос лишь в том, кому он снится?

– Тебе? – поинтересовался принц.

Странно, но император пристально вглядывался в свою чашу, словцо в волшебный сосуд, в котором можно было найти ответ на вопрос, как он попал сюда – на эту изящную чайную церемонию, хозяйкой которой оказалась белая кобра.

– Нет, не мне.

Свин дал именно тот ответ, которого так боялся Льешо. Кобра уставилась на юношу холодным гипнотизирующим взглядом.

– Льееешшшооо, – прошипела она высоким чистым голосом, который легко было узнать даже в змеином образе.

– Госпожа Сьен Ма.

Льешо склонил голову в знак уважения к смертной богине войны, но в то же время мысленно вознес молитву, прося, чтобы грозная белая красавица оставалась по другую сторону стола. Богиня и в лучшие времена несколько пугала принца, а в нынешней своей форме ввергла его в истинный ужас.

– Пооччеммуутыызздесссь?

Ее сиятельство закачалась над столом гибкими волнами. Острый раздвоенный язык мелькнул возле щеки принца, и он содрогнулся, оцепенев, хотя испуганный внутренний голос побуждал бежать немедленно, как можно быстрее и как можно дальше. Однако змея извивалась слишком близко. Стоит ему пошевелиться, она укусит, и тогда придет страшная смерть. Льешо ясно осознавал это, как и то, что Шу не сможет, а Свин не захочет ее остановить. Так что спасаться бегством не имело смысла, а потому Льешо решил ответить на вопрос:

– Не знаю. Но где это – здесь?

– В моеммм ссснеее. – О!

Льешо уже и сам это понял, хотя догадка вовсе не принесла ему радости. Он вспомнил настоящее лицо богини – бледное, словно змеиная кожа; вспомнил ее волосы – черные, словно безжизненные глаза кобры. Но каков же ее истинный облик, кто она на самом деле – прекрасная женщина или змея из снов?

– И та, и другая. Ни та, ни другая.

Льешо не задал вопрос вслух, он успел лишь подумать. Что ж, прекрасно. Богиня войны – это змея, умеющая читать мысли, а он проник в ее сновидения и вот теперь сидит здесь, замирая от ужаса. А вместо того, чтобы уйти, как подобает приличному человеку, мысленно задает вопросы, на которые вовсе не хочет услышать ответ.

– Ссспрашшивай, – прошипела змея, снова поняв, о чем думает гость.

Интересно, а сможет ли он, Льешо, читать ее мысли? Однако в этот самый миг губ его, словно в шутливом поцелуе, коснулся раздвоенный язык, и принц едва удержался, чтобы не отпрянуть.

– Что случилось с Шу?

Льешо не имел в виду события сна; он спрашивал о плене, после которого император жил в мире ужасов.

Свин ответил печальным взглядом.

– Маг, – коротко произнес он, поедая сливы.

– Яды?

Свин отрицательно покачал головой:

– Нет, на сей раз мастер Марко поступил иначе. Он проник в сон императора и похитил его воспоминания, чтобы понять, куда делся ты.

– Погиб Акенбад.

Льешо посмотрел на императора с плохо скрытым ужасом. Как удалось выжить Шу, если толкователи снов погибли именно от нападения волшебника на их мысли?

И все же императору это удалось. Но вот сейчас и мужество его, и силы сдались перед ядом белой кобры. Госпожа Сьен Ма, в своем змеином обличье, обвила тело императора тугими кольцами. Казалось, Шу не слышит и не видит ничего вокруг – он завороженно поглаживал сухую кожу богини войны, а та извивалась вокруг него, касаясь языком лица то ли с нежностью, то ли с угрозой.

Льешо затаил дыхание, он боялся даже думать о каком-то вооруженном сопротивлении, ибо мысли его моментально становились известными.

– Не убивай его, пожалуйста, не убивай, – молил он, готовый схватить змею голыми руками, лишь бы освободить императора от смертельных объятий.

Но ведь при первом же прикосновении кобра ужалит Льешо, и все будет кончено. Юноша понимал это, а потому сидел неподвижно, надеясь лишь на то, что мольба его будет услышана.

– Ее сиятельство никогда не нанесет Шу вреда, – чавкая, заметил Свин. Потом засунул в рот еще одну сливу и добавил, словно поясняя: – Она его любит.

– А Шу?

Свин пожал плечами:

– Разве может кто-то любить богиню войны сильнее и нежнее, чем солдат?

– Это правда, – прошептал принц в ответ, но в душе усомнился, что простой смертный, пусть даже и император, способен любить богиню войны.

И тем не менее было очень неприятно присутствовать здесь, в этом саду, и наблюдать самую интимную из сцен, узнавая то, что знать совсем не хотелось. Однако послания госпожи Сьен Ма не стоило игнорировать даже во сне.

Словно отвечая на вопрос Льешо, Шу повернул голову и нежно поцеловал змею – в то кольцо, которое лежало на его плече.

Понятно. Значит, это любовь, а вовсе не попытка убийства, как показалось неискушенному взгляду. Больше того, воинские доспехи императора начинали постепенно превращаться в прочный черепаший панцирь, хотя тот этого будто и не замечал.

Льешо со страхом подумал, что богиня проявляет нежные чувства слишком странным и опасным способом. Неужели все-таки она укусит? Но нет, кобра снова свернулась кольцом, превратившись в подобие плетеного кресла и лишив императора Шана своих ласк.

– Ннайддди его, уууббеей его, – прошипела она. Конечно, имелся в виду мастер Марко, помутивший разум ее любовника. Льешо собирался ответить «Я постараюсь», но вместо этого почему-то произнес:

– Непременно.

Высоко подняв голову, госпожа Сьен Ма широко разверзла змеиную пасть и издала леденящий душу вопль – такого Льешо, пожалуй, еще не слышал за всю свою жизнь. Он в ужасе упал со стула и трясущимися руками заткнул уши.

– Спаси меня, о Богиня! – взмолился он, хотя в душе просил защиты для всех, кого знал.

В этот момент принц проснулся в холодном поту. Сквозь красную ткань палатки пробивался кровавый свет ложного рассвета.

– Проснись, Льешо, проснись! – звал Бикси и отчаянно тянул его за руку.

Голос товарища осип, словно от долгого крика.

– Я не сплю.

Льешо выдернул руку и сел на подстилке, спрашивая себя, действительно ли проснулся. Сон оставался слишком ярким и живым, а от воспоминания о ласках змеи и императора Шу холодело сердце.

– О Богиня, пожалуйста, – прошептал он, но не смог еы-гозорить того, чего так страстно желал: «Покоя, всего лишь покоя, хотя бы на одну ночь».

– Что с тобой случилось? Тебя мучил кошмарный сон?

– Я видел Шу с госпожой Сьен Ма. – Разве мог Льешо признаться, что видел богиню войны в змеином обличье, а императора – в черепашьем панцире вместо доспехов? Конечно, нет. Он мог сказать лишь главное: – Свин утверждает, что она его любит.

– А, ты об этом. – Бикси, похоже, вовсе не удивился. – Надеюсь, она сможет привести его в чувство.

– Но она же смертная богиня войны!

– Да, я, например, предпочитаю женщин более мирных, но я ведь не император Шана и не военачальник. Выйди на улицу – посмотри, что творится. Ты и представить себе не можешь, что произошло, пока ты спал.

Бикси посторонился, чтобы Льешо смог подняться с устроенной прямо на полу постели.

Юноша вовсе не был уверен в том, что сможет вынести новые неожиданности; недавняя любовная сцена лишила его мужества и выдержки. Но Бикси ждал, а потому пришлось собрать в кулак волю и откинуть полог палатки.

Он заснул на пустой равнине, а сейчас его маленькую красную палатку окружал целый лес белых войлочных юрт. Он впервые увидел их вблизи и понял, что также ошибался в отношении размера шатров, как и те люди, которые слагали легенды о башнях его родного Кунгола. Город хана не был золотым; его воздвигли из белого войлока, той же самой спрессованной шерсти, из которой изготовлялись и палатки карателей. Разница состояла лишь в отсутствии черной краски – именно из-за нее военный лагерь выглядел настолько зловещим. Эти шатры оказались огромными, с круглыми крышами, по периметру которых шли сложной формы карнизы. Толстый войлок не пропускал ветер и хорошо держал тепло; внутри, судя по всему, в очагах горел огонь: здесь и там из отверстий в крыше поднимался столб дыма.

Непосредственно перед лагерем Льешо проходила широкая улица; по ней рысью ехал отряд всадников, возвращавшийся с какого-то утомительного ночного задания. По обеим сторонам этой улицы стояли особенно высокие и просторные юрты, а те, что поменьше, занимали пространство до самого горизонта.

– Неужели такое возможно? – едва слышно пробормотал Льешо.

На осаду зрелище не было похоже, поскольку оружия заметно не было. Словно во сне, палатки появились сами собой, по волшебству. Именно это и заставляло нервничать.

– Это явился сам великий хан.

Возле палатки стоял мастер Ден. Он широко расставил ноги, а кулаками уперся в бока. Справа и слева от учителя Льешо увидел трех своих братьев и императорского карлика. Рядом стояли капитаны, а чуть поодаль нервно ждал команды весь небольшой отряд.

– Какая же сила принесла его сюда? – поинтересовался принц.

Прежде чем кто-то смог ответить на вопрос, юноша заметил, как из-за угла его палатки стремительно выскочил незнакомец; вслед за ним появилась целительница Карина. За время долгих странствий Льешо пришлось повидать немало чудес, однако этот небольшой человечек был самым странным из всех известных созданий. Он, несомненно, принадлежал к народу гарнов и, хотя и казался выше принца, все-таки не достигал обычного для своих сограждан роста. Волосы его были заплетены не в одну косу, как обычно, и даже не в две, а в такое их количество, которое не поддавалось счету. Косички эти торчали во все стороны под всеми возможными углами. И каждая из них заканчивалась вплетенным талисманом – бусинкой, камешком, кусочком железа, крошечной косточкой птицы или маленького животного.

Одежда незнакомца состояла из множества отдельных полос; грубые кожаные штаны спускались к узким сапогам. К полосам были пришиты свисавшие с серебряных цепей колокольчики и амулеты, а воротник украшали шкурки горностая, причем держались они на мелких острых зубах зверька. Стоило человечку пошевелить плечами или повернуться – а делал он это быстрыми, резкими движениями, – как шкурки начинали подпрыгивать в странном причудливом танце. В одной руке удивительное создание держало бубен, а в другой – кость крупной косули, которую только что взял из рук Карины.

Карина оказалась в таком же костюме, как и ее спутник. И на поясе, и на плечах ее качалось, болталось, звенело множество мелких безделушек и побрякушек. Длинный конец широкого кожаного пояса украшала черная кисточка – такая же, как на хвосте тушканчика.

Незнакомец пристально уставился в лицо Льешо, словно мог прочитать на нем законы Пути Богини, потом кивнул.

– Мал, словно мой палец, но остр, словно игла, – пробормотал он, словно подтверждая собственные мысли.

– Прошу прощения, но я вас не понимаю. Не могли бы вы высказаться яснее?

Очевидно, понимания от Льешо и не ждали, однако поскольку Карина относилась к странному человечку с глубоким почтением, он решил быть как можно более вежливым. Льюка, однако, фыркнул, словно почувствовал в воздухе дурной запах. Вполне возможно, что он исходил от незнакомца – это от него несло застарелым потом и протухшим жиром.

– Это шаман, – пояснил Льюка, – заклинатель.

– Нет, целитель и учитель, – мягко поправила Карина, быстро перебирая талисманы своего спутника. – Его зовут Болгай. – С этими словами девушка так низко наклонилась, чтобы рассмотреть какую-то мелкую деталь, что почти уткнулась носом в волосы коллеги. – Он давний друг моей мамы. Болгай, познакомься, пожалуйста, это Льешо.

Болгай слегка поклонился:

– При свете Великой Луны стая выходит на охоту в серых сапогах.

Льешо почувствовал, что шаман только что ответил на его собственную просьбу, но снова ничего не понял. Впрочем, Карина с легкостью разгадывала странные загадки.

– Первое – «мал, но остр», – это оса. Несмотря на невысокий рост, Льешо способен повергнуть могущественного человека. Второе же – это сравнение шатрового города с волчьей стаей, которая ночью разыскивала Льешо.

В юртах, должно быть, помещались тысячи и десятки тысяч человек. Способность хана стремительно собрать и организовать такое количество людей казалась сильнее магии. Волшебник оставался уязвимым, а столь искусный и властный военачальник мог не беспокоиться за собственную оборону.

Болгай не обращал никакого внимания на попытки Льешо осознать то, что произошло ночью, пока он спал. Он повесил бубен на плечо и свободной рукой отвязал ту самую косточку, которая только что так заинтересовала Карину. Сделать это оказалось непросто, потому что шаман постоянно дергал головой – примерно так же, как делают живущие в траве мелкие зверьки. Принц перехватил острый, испытывающий взгляд маленьких глазок и помимо своей воли широко улыбнулся в ответ.

– Только не пытайся мне доказывать, что принимаешь это существо всерьез! – недовольно, краснея от возмущения и переводя взгляд с брата на шамана, воскликнул Льюка. – Ведь он исповедует самую низменную из религий и не гнушается никакими уловками и хитростями, чтобы обмануть невежд!

Столь открытых оскорблений допускать было нельзя. Льешо старался говорить спокойно, однако гнев дал себя знать и в блеске глаз, и в трепете ноздрей.

– Чимбай-хан сумел за одну-единственную ночь окружить нас городом в десятки тысяч жителей, – парировал он. – Я бы поостерегся называть его невеждой!

– Я вовсе не имел в виду самого хана…

Льюка внезапно побледнел от страха.

– Так умей проявить должное почтение к его слуге.

Льешо повернулся спиной и к брату, и ко всей изумленной компании. Очевидно, эта стычка ознаменовала кризис их отношений, и ему не удалось разрешить сей кризис наилучшим способом. Но что было, то было, и принц постарался разговаривать с гостем как можно спокойнее. Ни сам Болгай, ни Карина не обратили на раздор между братьями ни малейшего внимания.

Болгай на раскрытой ладони протянул девушке крошечную кость:

– Лебедь напился из серебряной реки и вернулся на святую гору.

Карина с улыбкой приняла подношение.

– Мама так любит ваши письма, – заметила она. Очевидно, лебедь представлял собой какое-то сообщение, а серебряная река могла означать чернила. Льешо не заметил на косточке никаких надписей, но сомневаться не приходилось: целительница Мара увидит куда больше. Игра в загадки начинала казаться интересной.

– Все мы сопровождаем Льешо в его испытании, – продолжила Карина рассказ, одновременно запихивая косточку в крошечную сумочку на серебряной цепочке. – В окрестностях Дарнэга, в старой гостинице, на нас напал отряд карателей. Они хотели захватить принца и отвезти его злобному магу, который живет где-то на юге. Но получилось так, что им достался старший брат Льешо и двое его друзей. Мы же сами идем из разрушенного Акенбада и надеемся освободить заложников еще до того, как враги сумеют встретиться со своим хозяином.

– Птицы летают в полях перед вами, а хищники рыщут по вашим следам.

Льешо сумел понять и эту загадку. Птицы означали стрелы во время битвы, а хищники – тех плотоядных, которые появляются на поле после нее. С каждой минутой шаман казался все более знакомым. Уж не сопровождал ли он участников Долгого Пути на невольничий рынок? Но нет, Есугей заверил, что никто из членов клана не принимал участия в налете на Фибию. Но вот сон в поле, беседа со Свином…

– Мы не могли встречаться раньше? – поинтересовался принц, стесняясь спросить прямо, не приходил ли этот человек в его сон в виде горностая.

Странный человечек застыл, потом одобрительно похлопал юношу по плечу:

– Острый нож режет глубоко.

Комплимент заставил Льешо покраснеть. Да, теперь он все вспомнил: горностай в густой высокой траве. Свин советовал довериться этому человеку. Но принц не успел продолжить беседу, мастер Ден крепко, но осторожно сжал его руку.

– Время молитвы, – объявил он. – Чимбай-хан захочет встретиться с тобой сразу после восхода Великого солнца.

Учитель повел всех – и капитанов, и простых воинов – на небольшую полянку возле лагеря.

Устроившись неподалеку, Болгай внимательно, с искренним интересом наблюдал, как чужестранцы построились в ряды во главе с капитанами и самим принцем. Карина не стала заниматься вместе со всеми, а подошла к шаману, по пути приводя в порядок свой затейливый наряд.

Мастер Ден начал ритуал с «Красного солнца», и Льешо медленно, лениво потянулся, словно стремясь достать до неба и поприветствовать восход. Затем последовала «Текущая река». Мастер провозгласил «Ветер на просяном поле», и, исполняя упражнение, Льешо действительно ощутил, как в волосах его гуляет свежий ветерок, как склоняется трава под ногами, как наполняется дыханием и силой кровь. В эту минуту раздался звук бубна. Принц оглянулся и увидел, что шаман, словно горностай, бегает вокруг Карины и бьет в бубен, а девушка прыгает и вьется, словно настоящий тушканчик.

Зрелище оказалось настолько удивительным, что Льешо прервал упражнение и шагнул к веселящейся паре. Странно, но никто, кроме него, не обратил на странную, завораживающую музыку ни малейшего внимания. Принц же отдался ритму всей душой и всем телом. Руки и ноги внезапно перестали подчиняться – они сами собой пустились в пляс; разум же лишь пассивно воспринимал все происходящее, не в силах контролировать действия.

Звук бубна волнами пробегал по коже, по волосам, унося вдаль, отделяя душу от тела. Карина и странный гарн танцевали, и Льешо танцевал вместе с ними. Болгай начал кружиться, и принц обнаружил, что, словно зеркало, повторяет все его движения. Ноги юноши уже не касались земли; он бесстрашно взлетел в воздух, который держал его так же надежно, как когда-то волны Жемчужной бухты.

Музыка неожиданно прекратилась. Льешо тут же съежился, словно марионетка, у которой сломали палочки. Он не мог ни пошевелиться, ни прикрыть от яркого солнечного света глаза, однако это его совсем не волновало. Главным оказалось то, что давно живущая в его душе боль, с которой он настолько свыкся, что почти не замечал ее присутствия, неожиданно куда-то исчезла. Льешо, словно дитя, погрузился в блаженную пустоту. На волне мысли внезапно промелькнул вопрос – «не сон ли это? » – и, словно дым, растворился в блаженной улыбке.

– Льешо?

Светлеющее утро заслонила чья-то тень. А, это мастер Ден и музыкант – они стоят против солнца. А рядом с ними старшие братья. Шокар выглядит так, будто готов на месте уничтожить то, что заставило принца без сил лечь на траву, а Льюка смотрит сверху вниз, обдавая поистине зимним холодом.

– Льешо? Ты не спишь?

Голос мастера Дена звучал сурово, и юноша невольно спросил себя, чем провинился на сей раз. Но сейчас они не на Жемчужном острове, и учитель давно не разговаривал с учеником таким тоном – со времени гладиаторских боев в провинции Фаршо.

– Он не дышит, – настойчиво, сердито и испуганно говорил Шокар, крепко сжав кулаки. – Почему он не дышит?

Брат так смотрел на мастера Дена, что Льешо хотелось попросить его не бить лукавого бога.

Да, сначала надо что-то сделать с дыханием – его сейчас действительно нет. Он хотел бы пожаловаться Карине. А вот и она! Ее голос хорошо слышен – звонкий, как у жаворонка, и настойчивый, как у сороки.

– Пропустите. Я должна его осмотреть.

С сосредоточенным выражением лица целительница опустилась на колени. Ловкими сильными пальцами она провела по шейным позвонкам, проверяя, все ли они целы, добралась до затылка, а потом так запрокинула голову, что горло оказалось растянутым, а подбородок устремился прямо в небо. И в тот самый момент, когда юноша пытался решить, вспомнит ли он когда-нибудь, как люди дышат, Карина наклонилась и поцеловала его в губы. Нет, это был не поцелуй. Она просто вдула ему в рот воздух. Он проник в легкие, а девушка нажала на живот и выдавила его обратно. Повторила эту процедуру еще раз и еще, и скоро Льешо вспомнил, что значит дышать. Он вдохнул, а потом выдохнул так медленно, словно все его существо превратилось в один сплошной воздух и пыталось через рот вырваться на волю. Наконец он выдохнул всего себя и, оказавшись плоским, словно пустая баклажка, снова вдохнул. Посмотрел вокруг:

– Что случилось?

– Ты потерял сознание, но уже приходишь в себя, так что все будет хорошо.

Собачьи Уши зашел с другой стороны, чтобы не мешать Карине, и крепко сжал руку принца.

Льешо улыбнулся, согретый сочувствием, окружавшим его словно солнечный свет. Впрочем, карлик ошибался.

– Неправда, я не терял сознание. Ты видел, как я летал?

– Кажется, не очень четко рассмотрел, – задумчиво ответил Собачьи Уши.

Карина махнула рукой, отметая все сомнения:

– Разумеется, летал. Так всегда бывает: когда только учишься, поначалу забываешь дышать. Со временем все придет в норму.

– Но есть ли у него это время? – угрюмо уточнил карлик. Сидевший недалеко от принца Болгай поднялся на ноги и сурово посмотрел прямо в глаза мастеру Дену.

– – Три привязаны к дереву, но четвертая все еще свободна.

Еще недавно Льешо гордился тем, что понимает странный язык загадок; сейчас появились сомнения. Сам образ казался ясным – стреноженная лошадь, – но он-то не лошадь, у него не четыре ноги, да и из плена он давно вырвался. Впрочем, мастер Ден не стал возражать гарнскому шаману. Нахмурившись так, что между глаз залегла глубокая морщина, он распорядился положить принца на носилки и принести в палатку чаю.

– Я могу идти и сам, – возразил Льешо.

Однако стоило ему попытаться сесть, как Болгай сильно, но бережно надавил пальцем на лоб и заставил снова лечь.

– Отдохни. – Карина присоединилась к целому хору советчиков, обращавшихся с принцем как с тяжелобольным.

Что-то недовольно пробормотав, он подчинился, однако отдых оказался совсем не долгим.

– Молодой принц! – раздался голос Есугея. Вождь ехал по образовавшейся ночью широкой улице. Его вооруженная свита изо всех сил расталкивала сопротивляющихся и расточающих проклятия воинов Льешо. – Чимбай-хан выражает изумление по поводу присутствия в своем скромном лагере четырех принцев Облачной страны и приглашает их всех, а также их товарищей, разделить с ним завтрак, – провозгласил вождь. – Мне поручено передать приветствие и доставить гостей к столу.

Казалось, Есугей вовсе не удивился, увидев принца на носилках, а всего лишь терпеливо дождался, пока тот сможет подняться на ноги и отправиться следом.

Подчиняясь командному жесту мастера Дена, боец, который нес нижний конец носилок, опустил его на землю, а второй поднял верхний конец. Льешо собрался было сделать остроумное замечание по поводу выросшего за ночь, словно грибы после дождя, города, однако учитель спешно зажал ему рот рукой и ответил сам:

– Большое спасибо, разумеется, мы придем. Наверное, ответ действительно оказался лучше того, который придумал Льешо, особенно если учесть соотношение численности войск. Закрывающая рот рука, словно ощутив перемену настроения, поднялась. Освободившись, принц почувствовал, что ноги его, как недавно легкие, вспомнили свое дело, а потому осторожно сделал шаг в сторону от носилок. Здесь возник вопрос, не попал ли и он сам, и его товарищи в плен к Чимбай-хану, но ответить на него пока было невозможно, а следовательно, не стоило и волноваться. Он путешествовал с богами и сражался бок о бок с императором Шана, значит, вполне мог с достоинством взглянуть в глаза хану. Впрочем, немного зная гарнские обычаи, принц понимал, что торжественное представление может происходить только верхом. А потому, слегка поклонившись – так, чтобы вновь не оказаться на земле, – Льешо обратился к вождю:

– Я задержусь лишь на один момент, друг Есугей, ровно на столько, сколько нужно, чтобы приветствовать досточтимого хана должным образом.

Ответ оказался рассчитан точно; Есугей ответил на поклон поклоном и дружелюбной улыбкой. Получив, таким образом, заверения в согласии, Льешо повернулся к Харлолу, и вскоре все уже сидели верхом, готовые отправиться на встречу с ханом.