Текст книги "Бойня номер пять. Добро пожаловать в обезьянник"

Соседи[19]19
  © Перевод. Екатерина Романова.


[Закрыть]

В старом доме, разделенном напополам тонкой стенкой, пропускавшей все звуки, жили две семьи. В северной части дома поселились Леонарды. В южной – Харгеры.

Леонарды – муж, жена и восьмилетний сын – только что въехали. Зная об акустических свойствах тонкой стенки, они тихо спорили, можно ли оставить Пола одного на целый вечер.

– Ш-ш-ш-ш! – сказал папа Пола.

– А я разве кричу? – спросила мама. – Я говорю совершенно нормальным голосом.

– Если я слышал, как Харгер откупорил бутылку, тебя он точно слышит.

– А я ничего плохого или постыдного не говорила!

– Ты назвала Пола ребенком, – заметил мистер Леонард. – Полу наверняка стыдно это слышать. И мне тоже.

– Брось, так просто принято говорить.

– Значит, мы положим конец этому обычаю. И вообще пора перестать относиться к нему как к маленькому – прямо сегодня. Мы пожмем ему руку и уйдем в кино. – Он повернулся к Полу: – Тебе ведь не страшно, сынок?

– Нисколько, – ответил Пол. Он был очень высокий для своего возраста: худенький мальчик с нежным и чуть сонным лицом, копия мамы. – За меня не волнуйтесь.

– Так держать! – сказал отец, хлопнув его по плечу. – У тебя будет настоящее приключение!

– Я бы меньше переживала из-за приключений, если б мы пригласили няню, – сказала мама.

– Ну, если ты будешь весь фильм за него тревожиться, давай лучше возьмем его с собой.

Миссис Леонард ужаснулась:

– С ума сошел! Фильм-то не детский!

– Подумаешь! – весело сказал мальчик. Для него всегда было тайной, почему взрослые запрещают ему смотреть некоторые фильмы и телепередачи, читать некоторые книги и журналы, – но тайной, которую он уважал и даже находил немножко приятной.

– Он не умрет, если посмотрит, – добавил папа.

– Ты ведь знаешь, про что этот фильм, – попыталась урезонить его мама.

– Про что, про что? – заинтересовался Пол.

Миссис Леонард с надеждой посмотрела на мужа, но помощи так и не дождалась.

– Про девушку, которая не слишком разборчива в людях и не умеет выбирать друзей.

– А… – протянул Пол. – Так это совсем неинтересно.

– Мы идем или нет? – нетерпеливо спросил мистер Леонард. – Фильм начинается через десять минут.

Миссис Леонард закусила губу.

– Ладно! – храбро сказала она. – Ты прикрой окна и запри заднюю дверь, а я выпишу на листок телефоны полиции, пожарных, кинотеатра и доктора Фейли. – Она повернулась к Полу: – Ты ведь умеешь звонить по телефону, милый?

– Да он сто лет назад научился! – воскликнул мистер Леонард.

– Ш-ш-ш! – осадила его миссис Леонард.

– Прости. – Он поклонился стенке. – Покорнейше прошу прощения.

– Пол, дорогой, – сказала миссис Леонард, – что ты будешь делать, пока нас нет?

– Ну… погляжу в микроскоп, наверно, – ответил мальчик.

– Только не на микробы, хорошо?

– Нет, на волосы, сахар, перец и все такое.

Мама нахмурилась.

– Это можно. Правда ведь? – обратилась она к мистеру Леонарду.

– Можно! – ответил тот. – Только смотри, от перца чихают!

– Я осторожно, – сказал Пол.

Мистер Леонард поморщился.

– Ш-ш-ш! – сказал он напоследок.

Вскоре после ухода родителей в квартире Харгеров включили радио. Сначала тихо – так что Пол, сидевший за микроскопом в гостиной, не мог разобрать слов ведущего, а музыка никак не складывалась в мелодию.

Пол изо всех сил старался слушать музыку, а не ругань мужчины и женщины.

Он положил на предметное стекло свой волос, прищурился в окуляр микроскопа и покрутил ручку фокусировки. Волос был похож на блестящего коричневого угря, украшенного светлыми пятнышками там, где на него падал свет.

Мужчина и женщина за стенкой опять принялись громко ругаться, заглушая радио. Пол испуганно покрутил ручку, так что линза объектива вжалась прямо в предметное стекло. Раздался женский крик.

Пол раскрутил линзы и оценил ущерб. Мужчина за стенкой прокричал что-то в ответ – что-то невероятно ужасное.

Пол сходил в спальню, взял там салфетку для линз и протер ею мутное пятнышко, образовавшееся в том месте, где линза въехала в предметное стекло. За стенкой все стихло – кроме радио. Пол посмотрел в микроскоп и вгляделся в молочную дымку поцарапанной линзы.

Ссора вспыхнула вновь: соседи кричали все громче и громче, обзывая друг друга жестокими, злыми словами. Дрожащими руками Пол посыпал стекло солью и положил на предметный столик.

Снова закричала женщина – раздался высокий, истошный, ядовитый вопль.

От испуга Пол слишком сильно провернул ручку, и новое стекло, хрустнув, осыпалось треугольничками на пол. Пол встал. Ему тоже хотелось закричать. Пусть это кончится! Ох, только бы это скорее кончилось!

– Если надумала орать, включила бы хоть радио погромче! – крикнул мужчина за стеной.

Пол услышал стук женских каблуков по полу. Радио заиграло так громко, что из-за басов Полу показалось, будто его засунули в барабан.

– А теперь! – закричал диск-жокей. – Специально для Кейти и Фреда! Для Нэнси от Боба: Нэнси, ты чума! Для Артура – от незнакомки из далеких краев, которая грезит им уже шесть недель! Для всех этих замечательных людей старый добрый оркестр Гленна Миллера сыграет свой знаменитый хит, «Звездную пыль»! Не забывайте, все приветы можно передавать по телефону Мильтон-девять-три-тысяча! Спрашивайте Сэма Полуночника, диск-жокея!

Стены дома наводнила и сотрясла музыка.

За стеной хлопнули дверью. Потом кто-то в нее забарабанил.

Пол еще раз заглянул в окуляр и ничего не увидел – все его тело как будто кололи иголочками. Он понял: соседи убьют друг друга, если он ничего не предпримет.

Тогда Пол кинулся к стенке и замолотил по ней кулаками:

– Мистер Харгер! Перестаньте! Миссис Харгер! Хватит!

– Для Олли из Лавины! – орал ему в ответ Сэм Полуночник. – Для Рут от Карла, который обещает помнить минувший четверг всю жизнь! Для Уилбура от Мэри, которой сегодня одиноко! Оркестр Сотера-Финнегана спрашивает вас: «Детка, что ты творишь с моим сердцем?»

В ту долю секунды, когда диск-жокей умолк, а музыка еще не началась, за стеной расколотили тарелку или горшок. А потом все снова захлестнула волна джаза.

Пол стоял у стенки и дрожал, не в силах ничего предпринять.

– Мистер Харгер! Миссис Харгер! Пожалуйста, хватит!

– Запомните номер! – снова вступил диск-жокей. – Мильтон-девять-три-тысяча!

Мальчик в смятении подбежал к телефону и набрал номер.

– «Ви-джей-си-ди», – сказала оператор.

– Соедините меня, пожалуйста, с Сэмом Полуночником, – попросил Пол.

– Да-да! – прокричал Сэм в трубку. Он что-то жевал и разговаривал с набитым ртом. На заднем плане, в студии, оркестр играл нежную блеющую музыку.

– Можно передать привет?

– Конечно, валяй! Ты, часом, не принадлежишь к какой-нибудь организации, ведущей подрывную деятельность?

Пол задумался.

– Нет, сэр… кажется, нет.

– Тогда валяй.

– От мистера Лемуэля К. Харгера миссис Харгер, – сказал Пол.

– Текст будет? – спросил диск-жокей.

– Я люблю тебя. Давай помиримся и начнем все сначала.

За стенкой раздался истошный женский вопль – даже Сэм его услышал.

– Малыш, у тебя все нормально? Что, предки поссорились?

Пол испугался, что Сэм не станет передавать его привет, если узнает, что Харгеры ему не родственники.

Да, сэр.

– И ты хочешь помирить их, передав привет от папы маме? – уточнил Сэм.

– Да, сэр.

Диск-жокей был растроган.

– Будет сделано, малыш, – прохрипел он в трубку. – Я сделаю все, что в моих силах. Дай бог, это поможет. Я однажды так спас жизнь одному парню.

– Ух ты, а как? – завороженно спросил Пол.

– Он позвонил и сказал, что застрелится, – ответил Сэм. – А я поставил ему «Синюю птицу счастья». – В трубке раздались короткие гудки.

Пол положил трубку на место. Музыка умолкла, и все волосы на теле Пола встали дыбом. Впервые в жизни он испытал на собственной шкуре фантастическую силу современных средств связи – и пришел в ужас.

– Народ! – сказал Сэм. – Наверное, каждый из нас хоть раз в жизни спрашивал себя, куда катится его жизнь, этот бесценный Божий дар! Может, вы думаете, что раз я такой веселый балабол, то никогда не задаю себе подобных вопросов. Но я задаю, и знаете… порой со мной случается нечто из ряда вон: словно бы ангел небесный шепчет мне на ухо: «Держись, Сэм, держись!»

Народ! – продолжал Сэм. – Сегодня меня попросили помирить двух людей, мужа и жену! Никому не надо объяснять, что семейная жизнь – это вам не рай! В любом браке бывают хорошие времена и тяжелые, когда люди просто не знают, как им жить дальше.

Пол подивился мудрости и жизненному опыту диск-жокея. То, что радио было включено на полную громкость, сыграло ему на руку: Сэм вещал точно правая рука самого Бога.

Когда он для пущего эффекта многозначительно умолк, за стенкой все было тихо. Чудо уже началось.

– Знаете, человеку моей профессии приходится быть музыкантом, философом, психологом и техником одновременно! Вот что я уяснил за годы работы с вами, мои замечательные слушатели: если бы мы все умели засунуть подальше свою гордость и самоуважение, на Земле не стало бы разводов!

За стеной послышалось умиленное воркование. В горле у Пола застрял комок: какую же отличную штуку они провернули с Сэмом!

– Народ! Больше я ничего не скажу о семейной жизни, потому что ничего другого вам знать не надо! А теперь – от мистера Харгера миссис Харгер: «Я люблю тебя! Давай помиримся и начнем все сначала!» – Сэм всхлипнул. – Для вас поет Эрта Китт, песня называется «Какой-то злодей украл свадебный колокол!»

Радио выключили.

Весь мир замер.

Пурпурная волна захлестнула Пола. Детство его кончилось, и он, ошеломленный, стоял на самом краю жизни: увлекательной, захватывающей, полной красок и событий.

За дверью раздался шорох: словно кто-то медленно волочил ноги.

– Итак, – сказал женский голос.

– Шарлотта, – с тревогой проговорил мужской. – Милая, я клянусь…

– «Я люблю тебя, – горько процитировала женщина. – Давай помиримся и начнем все сначала».

– Детка, – в отчаянии воскликнул мужчина, – да это какой-то другой Лемуэль К. Харгер! Иначе и быть не может!

– Значит, хочешь вернуть жену? Что ж, я не буду ей мешать. Пусть получает своего Лемуэля, своего драгоценного муженька!

– Да она сама позвонила на радио! – вставил мужчина.

– Пусть получает своего развратного, лживого, никчемного рыцаря! – не унималась женщина. – Вот только целым она тебя не получит.

– Шарлотта, убери пистолет… Ты пожалеешь, Шарлотта!

– Да мне плевать на тебя, червяк!

Грянуло три выстрела.

Пол выбежал в коридор и врезался в женщину, только что вылетевшую из квартиры Харгеров: крупную блондинку, мягкую и растрепанную, точно неубранная постель.

Они с Полом хором взвизгнули, а в следующий миг она схватила его за шкирку.

– Хочешь конфетку? – спросила она, безумно вращая глазами. – Велосипед?

– Нет, спасибо! – пронзительно выкрикнул Пол. – В другой раз!

– Ты ничего не слышал и не видел, ясно? Знаешь, что бывает с ябедами?

– Да!

Блондинка запустила руку в сумочку, вытащила оттуда надушенную горсть салфеток, шпилек и банкнот.

– Вот! – задыхаясь, сказала она. – Это тебе! И помалкивай, ясно?

Она запихнула все в карман его штанишек, пробуравила его суровым взглядом и выбежала на улицу. Пол ворвался в свою квартиру, залез на кровать и с головой накрылся одеялом. В этой горячей и душной пещере он залился горькими слезами: они с Сэмом Полуночником только что помогли убить человека.

* * *

Очень скоро к дому подошел полицейский и дубинкой постучал в обе двери.

Ошалелый Пол выбрался из своей темной пещеры и открыл дверь. В ту же секунду отворилась и дверь напротив: на пороге стоял мистер Харгер, немного помятый, но целый и невредимый.

– Да, сэр? – сказал Харгер, невысокий лысоватый мужчина с тоненькими усиками. – Чем могу помочь?

– Соседи слышали выстрелы, я зашел проверить.

– Правда? – удивился Харгер и пригладил усики кончиком пальца. – Как странно, я ничего не слышал. – Он строго посмотрел на Пола: – Ты что, опять играл с папиными ружьями?

– Нет-нет, сэр! – в ужасе замотал головой Пол.

– Где твои родители? – спросил его полицейский.

– В кино.

– Ты что, совсем один?

– Да, сэр. Папа сказал, это приключение!

– Простите, что ляпнул про ружья, сэр, – нашелся Харгер. – Никаких выстрелов в доме не было. Стены у нас тонкие как бумага, но я ничего не слышал.

Пол посмотрел на него с благодарностью.

– Ты тоже не слышал, мальчик? – спросил полицейский.

Не успел он ответить, как к дому подкатило такси, из него выбралась крупная озабоченная дама и во всю глотку заорала:

– Лем! Лем, сладкий мой!

Она вломилась в коридор, волоча тяжелый чемодан, которым порвала себе чулки. Она бросила чемодан и кинулась в объятия Харгера.

– Я получила твое послание, дорогой! И последовала совету Сэма Полуночника! Засунула подальше свою гордость и приехала сюда!

– Роза, Роза, моя Розочка… – забормотал Харгер. – Никогда больше меня не бросай!

Они крепко обнялись и так, шатаясь, ушли в свою квартиру.

– Видел, какой у него бардак? – спросил полицейский Пола. – Вот что значит холостяцкая жизнь!

Пока они закрывали дверь, Пол заметил, что Роза очень довольна беспорядком.

– Ты точно не слышал выстрелов? – повторил вопрос полисмен.

Полу почудилось, что смятый шарик из купюр у него в кармане вырос до размеров дыни.

– Точно, сэр, – выдавил он.

И полицейский ушел.

Пол закрыл дверь, прошаркал в свою комнату и плюхнулся на кровать.

Голоса, которые Пол услышал потом, раздавались уже в его квартире – любящие и радостные. Мама пела колыбельную, а папа его раздевал.

– «Аккуратный сын мой Джон, – напевала мама, – спать в штанах улегся он. Снять успел лишь один носок, аккуратный мой сынок!»

Пол открыл глаза.

– Привет, большой мальчик! – сказал ему папа. – Ты лег спать, а раздеться забыл!

– Ну как поживает маленький любитель приключений? – спросила мама.

– Хорошо… Хорошо поживает, – сонно ответил Пол. – Как фильм?

– Он совсем не детский, милый. А вот короткометражка в самом начале тебе бы понравилась. Про хитрых медвежат.

Папа отдал ей штаны Пола, она их встряхнула и аккуратно повесила на спинку стула. Разглаживая складочки, она нащупала в кармане бумажный комок.

– Ох уж мне эти малыши-сорванцы, чего только не найдешь у них в карманах! – лукаво проговорила она. – Прячешь сокровища? Заколдованную лягушку? Волшебный карманный ножик от принцессы фей? – Она погладила комок.

– Он не малыш, а очень даже большой мальчик! – возразил папа. – И давно вырос из сказок про всяких там принцесс.

Мама Пола всплеснула руками.

– Куда ты так торопишься? Я вот увидела, как он спит, и подумала: боже, как быстро пролетает детство! – Она запустила руку в карман Пола и задумчиво вздохнула. – Малыши совсем не берегут одежду, особенно карманы.

Она вытащила комок и сунула под нос Полу.

– Ну, может, расскажешь мамочке, что это такое? – весело сказала она.

У нее в руке цвела растрепанная хризантема из перепачканных помадой салфеток и купюр в один, пять, десять и двадцать долларов. От цветка исходил терпкий и резкий аромат духов.

Отец Пола принюхался.

– Чем это пахнет? – спросил он.

Мама закатила глаза и ответила:

– Запретами!

1955

Дворцы побогаче[20]20
  © Перевод. Екатерина Романова.


[Закрыть]

Семью Маклеллан, Грейс и Джорджа, мы знаем около двух лет. Мы тогда только переехали в деревню, и они были первыми, кто зашел нас поприветствовать.

Я думал, что после первого обмена любезностями в беседе возникнет неловкая пауза, но ничего подобного не случилось. Шустрые и зоркие глазки Грейс мигом нашли тему для многочасового разговора.

– Знаете, ваша гостиная – просто чудо что такое! Из нее можно сделать настоящую конфетку! Правда, Джордж? Ты тоже видишь?

– Ага, – ответил ее муж. – Очень симпатичная.

– Надо только содрать все эти жуткие белые доски со стен, – продолжала Грейс, деловито прищурившись, – и обшить их сосновыми панелями, обработанными олифой с небольшим добавлением умбры. На диван можно сшить красный чехол – яркий, эдакий красный-красный. Понимаете, о чем я?

– Красный-красный? – переспросила Анна, моя жена.

– Да! Не бойтесь ярких цветов.

– Постараюсь, – кивнула Анна.

– А всю ту стену с маленькими безобразными окошками закройте тяжелыми шторами бутылочного цвета. Представили? Получится копия той проблемной гостиной из февральского «Дома и сада». Ну да вы ее помните, конечно.

– Этот номер я, должно быть, пропустила, – ответила Анна. – Был, кстати, август.

– Ой, а может, это было в «Домашнем уюте», милый?

– Так сразу не припомню, – ответил ей муж.

– Дома пролистаю подшивки и мигом ее найду! – Грейс вдруг встала и, не спросив разрешения, начала осмотр дома.

Кочуя из комнаты в комнату, она мимоходом предложила сдать часть мебели в «Армию спасения», обнаружила поддельный антиквариат, одним пожатием плеч уничтожила несколько перегородок и распорядилась первым делом застелить пол в одной комнате желто-зеленым ковром.

– Непременно начните с ковра, – строго проговорила Грейс, – и от него уже пляшите. Ковер превратит весь первый этаж в единое гармоничное целое.

– Гм, – сказала Анна.

– Надеюсь, вы видели статью «Девятнадцать грубых ошибок при выборе ковра» в июньском номере «Красивого дома»?

– Да-да, конечно, – ответила Анна.

– Хорошо. Тогда вам не надо объяснять, как можно испортить весь интерьер, если начать не с ковра. Джордж… Ах, он остался в гостиной!

Краем глаза я успел заметить, что Джордж сидит на диване, глубоко о чем-то задумавшись, но в следующий миг он уже выпрямился и широко улыбнулся.

Я пошел за Грейс и попробовал сменить тему:

– Так, мы сейчас на северной стороне дома. А чей дом стоит с южной?

Грейс всплеснула руками.

– О, я с ними не знакома, это Дженкинсы. Джордж! – кликнула она мужа. – Тут спрашивают про Дженкинсов! – Судя по ее тону, к югу от нас жило очаровательное семейство неимущих.

– Ну… это милые и славные люди, – сказал Джордж.

– О… ты ведь знаешь, какие они! Милые, вот только… – Она засмеялась и покачала головой.

– Только что? – спросил я, мысленно перебирая возможные ответы. Наши соседи – нудисты? Наркоманы? Анархисты? Заводчики хомяков?

– Они въехали в 1945-м, – пояснила Грейс, – и сразу же купили два очень красивых деревянных стула с росписью на спинке. А потом…

– Что? – вопросил я. Пролили на оба стула чернила? Нашли в полой ножке несколько тысячных купюр?

– А потом все. На этом и остановились.

– В смысле? – не поняла Анна.

– В прямом. Начали с двух красивейших расписных стульев, а потом выдохлись. Сдулись.

– А… – протянула моя жена. – Понятно. Какая досада. Вот, значит, что не так с Дженкинсами. Ага!

– Выражаем Дженкинсам наше «фи», – сказал я.

Грейс меня не расслышала. Она продолжала курсировать между столовой и гостиной: всякий раз, входя в гостиную или выходя из нее, она словно огибала некий невидимый предмет – строго в одном и том же месте. Заинтригованный, я встал на это самое место и немного попрыгал: может, половица расшаталась?

Тут в гостиную снова вошла Грейс. Она изумленно посмотрела на меня и охнула.

– Я сделал что-то не то? – спросил я.

– Нет-нет, я просто не ожидала увидеть вас на этом месте.

– Прошу прощения.

– Здесь будет стоять такая чу́дная скамеечка, знаете, как у сапожников.

Я сделал шаг в сторону и с тревогой наблюдал, как она нагибается над воображаемой скамейкой.

– Один или два ящика мы откроем и посадим в них плющ, – рассказала мне Грейс. – Правда, прелесть? – Она осторожно обогнула скамейку, чтобы не оцарапать ноги о грубое дерево, и прошла к лестнице на второй этаж. – Можно, я туда загляну? – весело спросила она.

– Ни в чем себе не отказывайте, – ответила Анна.

Джордж поднялся с дивана. Он минуту смотрел на лестницу, потом показал нам пустой бокал:

– Можно мне еще немного?

– О, простите, Джордж! Мы заболтались и совсем за вами не ухаживаем. Конечно, угощайтесь! Бутылка в столовой.

Он направился прямиком к бутылке и налил себе на добрых три пальца чистого виски.

– Плитка в ванной совершенно не подходит по цвету к полотенцам, – раздался сверху голос Грейс.

Анна, ходившая за ней по пятам, будто горничная, вяло согласилась.

Джордж поднял бокал, подмигнул и выпил до дна.

– Вы на нее не обижайтесь, она всегда так разговаривает. У вас отличный дом. Мне нравится, и ей тоже.

– Спасибо, Джордж. Приятно слышать.

Анна и Грейс наконец спустились. Вид у Анны был довольно ошалелый.

– Ох уж эти мужчины! – сказала Грейс. – Им все это неинтересно, правда? – Она улыбнулась Анне. – Они не понимают наших увлечений. О чем вы тут разговаривали, пока нас не было?

– Я советовал обернуть деревья обоями и повесить ситцевые шторки на замочные скважины.

– М-м-м-м. Что ж, нам пора домой, милый, – сказала Грейс.

Она ненадолго замерла перед входной дверью.

– У вас тут очень красивые строгие линии, – заметила она. – А вся эта пряничная мишура легко отлетит – один удар долотом, и все. Еще можно затереть ее белой краской – два раза подряд, не дожидаясь, пока высохнет первый слой. Тогда атмосфера в доме станет более уютной, более вашей.

– Огромное спасибо за полезные советы, – сказала Анна.

– У вас и без этого шикарный дом, – вставил Джордж.

– Я не понимаю, откуда берется столько художников-мужчин? – сказала Грейс. – Ни у одного из моих знакомых мужчин нет ничего похожего на художественный вкус.

– Ерунда, – тихо сказал Джордж и вдруг удивил меня, посмотрев на Грейс с искренней любовью и даже ревностью.

– Мы живем в дыре, – мрачно сказала Анна после ухода Маклелланов.

– Да брось, у нас отличный дом!

– Может быть, но нам столько всего еще нужно сделать. Я и не думала раньше. Господи, представляю, какие у них хоромы! Они живут здесь уже пять лет. Представляешь, во что она превратила дом за эти годы? Там, наверное, каждый гвоздик сияет!

– А снаружи выглядит так себе. И вообще, Анна, ты же не такая.

Она потрясла головой, словно приходя в себя.

– Вот именно! Никогда в жизни я не пыталась угнаться за соседями. Но в этой женщине что-то такое есть…

– К черту ее! Давай лучше будем водиться с Дженкинсами.

Анна рассмеялась. Чары Грейс понемногу рассеивались.

– Ты спятил? Хочешь подружиться с обладателями двух жалких стульев? С этими неудачниками?

– Ну, мы им скажем, что согласны дружить, только если они купят к тем стульям диван.

– И не какой-нибудь, а правильный диван. Красный-красный.

– Если они хотят стать нашими друзьями, они не должны бояться ярких цветов. И плясать должны от ковра.

– Это само собой, – решительно кивнула Анна.

* * *

С Дженкинсами мы познакомились не скоро и только вежливо кивали им при встрече. Грейс Маклеллан большую часть суток проводила у нас. Почти каждое утро, когда я уходил на работу, она вваливалась в гостиную с охапкой журналов по домоводству и заставляла Анну листать их в поисках идеальных решений для нашего «проблемного» дома.

– Наверно, они жутко богатые, – сказала как-то Анна за ужином.

– Вряд ли, – ответил я. – У Джорджа крошечная кожгалантерея, в которой почти не бывает покупателей.

– Значит, они все заработанное вкладывают в дом – до последнего цента.

– Вот в это я готов поверить. Но с чего ты взяла, что они богаты?

– Послушать эту женщину, так деньги для нее – пустяк! Она не моргнув глазом говорит о шторах по десять долларов за ярд и что ремонт нашей кухни не обойдется дороже чем в полторы тысячи долларов – если, конечно, не выкладывать камин булыжником.

– Я так скажу: кухня без камина, выложенного булыжником, – деньги на ветер.

– И без мягкого уголка.

– А ты не можешь как-нибудь ее отвадить, Анна? Она тебя утомляет, я вижу. Скажи ей, что у тебя много дел.

– Язык не поворачивается. Она такая милая, добрая и одинокая… – Анна беспомощно развела руками. – Вдобавок ей ничего не объяснишь. Она вообще не слушает, что ей говорят. У нее голова забита чертежами, тканями, мебелью, обоями и краской.

– Так смени тему.

– Легко сказать! Это все равно что направить Миссисипи в другую сторону. Заговоришь о политике – она переключается на ремонт в Белом доме, упомянешь породу собак – она заведет шарманку о собачьих будках.

Тут зазвонил телефон, и я поднял трубку. То была Грейс Маклеллан.

– Да, Грейс?

– Вы, кажется, занимаетесь офисной мебелью?

– Верно.

– У вас бывают в продаже старые картотечные шкафчики?

– Да. Сам я их не люблю, но иногда приходится брать.

– А можете отдать мне такой?

Я задумался. У нас как раз валялась в офисе деревянная развалина, которую я собирался отнести на помойку. Я рассказал о ней Грейс.

– О, чудненько! В прошлом номере «Дома и сада» была статья о том, что можно сделать из старых картотечных шкафчиков. Если оклеить их обоями и покрыть прозрачным шеллаком, получается очень мило!

– Не сомневаюсь. Хорошо, дорогая, я завтра вечером его привезу.

– Ужасно любезно с вашей стороны! Может, зайдете к нам пропустить по рюмочке?

Я принял приглашение и повесил трубку.

– Ну, время пришло. Мария-Антуанетта наконец пригласила нас взглянуть на Версаль.

– Я боюсь, – сказала Анна. – Вдруг после этого я не смогу смотреть на собственный дом?

– Брось, в жизни есть вещи поважнее, чем декор интерьеров.

– Знаю, знаю. Вот бы ты днем сидел дома и твердил мне это, пока она здесь!

На следующий вечер я приехал домой на пикапе, а не на своей машине – привез Грейс старый картотечный шкаф. Анна уже была у Маклелланов, и Джордж вышел мне помочь.

Шкаф был дубовый, старомодный и ужасно тяжелый: пыхтя и сопя, мы кое-как втащили его в дом, и я не больно-то смотрел по сторонам, пока не избавился от ноши в передней.

В глаза бросились еще два таких же разбитых картотечных шкафа – без всяких следов обоев или шеллака. На диване в гостиной сидела моя жена, на лице у нее застыла какая-то странная улыбка. Пружины пробили дно дивана и почти упирались в пол. Основным источником света в комнате была единственная лампочка, вкрученная в оплетенную паутиной люстру с шестью рожками. Из розетки в стене торчал перемотанный изолентой шнур – он вел к утюгу, стоявшему на гладильной доске посреди гостиной.

На полу лежал малюсенький коврик – такие обычно стелют в ванных; поцарапанные половые доски давным-давно нуждались в покраске. Всюду были пыль и паутина, окна помутнели от грязи. Единственное подобие порядка и изобилия наблюдалось на кофейном столике – то были разложенные веером журналы по домоводству.

Джордж был угрюмей и беспокойней обычного: ему явно не хотелось принимать гостей. Налив всем выпить, он сел и принялся молча буравить взглядом стенку.

Совсем иначе вела себя Грейс. Она была воплощение радушия, веселья и, как мне показалось, неукротимой гордости. Она то вставала, то садилась, то вскакивала вновь – по десять раз за минуту – и буквально танцевала по гостиной, расписывая, где и что будет. Она щупала пальцами воображаемые ткани, лениво разваливалась на плетеном стуле, на месте которого однажды будет стоять шезлонг с обивкой сливового цвета, показывала руками ширину будущего шкафчика беленого дуба, куда она хотела встроить телевизор, радиоприемник и граммофон.

Грейс захлопала в ладоши и зажмурилась.

– Вы ведь тоже это видите? Ну видите?

– Очень красиво! – ответила Анна.

– И каждый вечер, когда Джордж будет возвращаться с работы, я буду наливать нам мартини из ледяного графина и ставить пластинку. – Грейс наклонилась к воображаемому проигрывателю, нажала несуществующую кнопку и снова села на стул. Я с ужасом увидел, как она покачивает головой в такт музыке.

Примерно через минуту этого покачивания Джордж тоже заволновался.

– Грейс! – окликнул он жену. – Ты засыпаешь. – Он пытался говорить как можно беззаботней, но в голосе все равно слышалась тревога.

Грейс тряхнула головой и лениво приоткрыла глаза.

– Нет-нет. Я слушаю.

– Вы очень здорово все придумали, – сказала Анна, беспокойно покосившись на меня.

Грейс вдруг вскочила и затараторила с новой силой:

– А столовая! – Она нетерпеливо схватила журнал со столика и принялась быстро его листать. – Погодите, где она, где? Нет, не то! – Она уронила журнал на пол. – Ах да, я же вчера вырезала ее и убрала в картотеку! Помнишь, Джордж? Там еще стеклянный стол с полочкой для цветов внизу?

– Ага.

– Я решила поставить такой в столовой. – Грейс просияла. – Прямо под прозрачной столешницей будут цвести фиалки, герань и все такое прочее. Здорово? – Она кинулась к картотечным шкафам: – Нет, вы должны непременно увидеть фотографии.

Мы с Анной вежливо наблюдали, как она водит пальцем по разделителям в картотечных ящиках – забитых, как я понял, образцами тканей, красок, обоев и журнальными вырезками. Она уже заполнила ими два шкафа и собиралась занять третий, который я привез из конторы. Ящики были названы очень просто: «Гостиная», «Кухня», «Столовая» и так далее.

– Ничего себе система! – сказал я Джорджу, который как раз прошел мимо с новым стаканом.

Он пристально поглядел на меня, как будто пытался понять, издеваюсь я или нет.

– Да уж, – наконец сказал он. – Там даже есть раздел, посвященный моей будущей мастерской в подвале. – Джордж вздохнул. – Что ж, когда-нибудь…

Грейс показала нам квадратик голубого полиэтилена:

– Из этого материала будут шторки на кухне – над раковиной и посудомоечной машиной. Он не пропускает воду и прекрасно моется.

– Прелесть, – сказала Анна. – У вас есть посудомоечная машина?

– М-м-м-м? – переспросила Грейс, мечтательно глядя куда-то вдаль. – А, машина-то? Нет, но я уже знаю, какую мы купим. Это мы решили, правда, Джордж?

– Да, милая.

– И когда-нибудь… – весело сказала Грейс, перебирая пальцами содержимое ящичков.

– Да, когда-нибудь… – протянул Джордж.

Как я уже говорил, мы познакомились с Маклелланами два года назад. Анна, добрая и нежная душа, придумала безобидный способ ограничить визиты Грейс в наш дом. Но раз или два в месяц мы по-соседски пропускали по рюмочке то у нас, то у них в гостях.

Джордж мне нравился: он стал куда разговорчивей и дружелюбней, когда понял, что мы с Анной не станем издеваться над увлечением его жены, – все остальные соседи с удовольствием это делали. Он обожал Грейс и подшучивал над ее занятиями только при незнакомых людях, как это было в день нашего знакомства, а в компании друзей никогда не отзывался пренебрежительно о ее мечтах.

Анна храбро несла бремя одностороннего общения с Грейс – терпеливо и почтительно, словно слушая проповедь священника. Мы с Джорджем не обращали внимания на ее болтовню и с удовольствием разговаривали на прочие темы, не имеющие отношения к декору дома.

В ходе этих бесед стало ясно, что Джордж вот уже несколько лет не может вылезти из финансовой ямы и дела его отказываются идти на лад. Каждый месяц, с выходом очередного журнала по домоводству, это мифическое «когда-нибудь», о котором Грейс вела разговоры на протяжении пяти лет, откладывалось еще на месяц. Именно поэтому, а вовсе не из-за Грейс, рассудил я, Джордж пил столько виски.

Картотечные шкафы все пухли и пухли, а дом Маклелланов все ветшал, однако воодушевление Грейс ничуть не ослабевало. Наоборот, оно только росло, а мы снова и снова вынуждены были ходить за ней по дому, слушая бесконечные рассказы о том, как все будет.