Текст книги "Макиавелли. Очень краткое введение"

Воспрепятствовать коррупции

Макиавелли утверждает, что, хотя смешанная конституция и необходима, при ней, вне всякого сомнения, нужно продолжать следить за сохранением свободы. Он вновь предостерегает, что большинство людей имеют склонность идти на поводу у собственных амбиций, а не следовать интересам общества, «и никогда не сделают ничего хорошего, если на то нет необходимости» (201). Поэтому будет развиваться тенденция, когда облеченные властью граждане или политические группировки будут стремиться нарушить баланс сил и заставить конституцию служить их собственным эгоистичным интересам, и заронят семена коррупции в жизнь государства, ставя под угрозу его свободу.

Для борьбы с этой неизбежной угрозой Макиавелли предлагает следующее конституционное преобразование. Важно быть бдительным и сразу замечать сигналы опасности – например, уметь определять ситуации, которые могут поставить отдельных граждан или политическую партию в условия обладания большей властью (265). Также для решения этой проблемы необходимо подготовить кодекс законов и специальные государственные институты. Неотъемлемой частью порядка, оrdini, в республике является ситуация, когда за гражданами ведется наблюдение, и они не могут, прикрываясь благими намерениями, вершить злые дела (291). В конце концов, абсолютно всем важно «держать глаза открытыми» и быть готовыми не только сразу определить коварную тенденцию к коррупции, но также и прибегнуть к силе закона, чтобы уничтожить эту тенденцию сразу же, а лучше всего даже еще до начала того, как она начнет становиться злом (266).

Макиавелли объединяет этот анализ с предположением, что в истории Рима существует еще один урок обращения с конституцией, который стоит запомнить. Поскольку Рим сумел сохранять свободу на протяжении более четырех столетий, по-видимому, его граждане моментально выделяли малейшие намеки на угрозу независимости и сразу же наводили порядок. Следовательно, если мы хотим научиться видеть такую угрозу и находить против нее средства, нужно почаще обращаться к истории Римской республики, применять ее мудрость к реалиям современности.

Пример Рима показывает, что первейшая опасность, с которой может столкнуться любая смешанная конституция, исходит от тех, кто имел блага при предыдущем режиме. Выражаясь словами Макиавелли, существует угроза от «сыновей Брута», – проблема, о которой автор впервые упоминает в главе XVI и позже обращается к ней в начале третьей книги «Рассуждений». Юний Брут освободил Рим от тирании Тарквиния Гордого (Суперба), последнего римского царя. Однако собственные сыновья Брута оказались среди тех, «кто лишился выгод правительства тирании» (235). Установление «народной свободы» показалось им худшим выходом, чем режим рабства. В результате они «пошли на заговор против родного города потому, что не могли законным образом иметь прибыль при консуле, как это было при царях» (236).

Против такого риска «не было другого действенного лекарства – ни более эффективного, ни более необходимого – кроме как убить сыновей Брута» (236). Макиавелли соглашается, что это было жестоко, и добавляет своим ледяным тоном, что это, конечно, «пример самый шокирующий среди всех известных прецедентов», – что Брут должен был стремиться «остаться на своем месте в правительстве и поэтому не только приговорил сыновей к смерти, но и присутствовал на их казни» (424). Такая жестокость необходима в любом случае. «Тот, кто принимает тиранию и не убивает Брута, и тот, кто хочет основать свободное государство и при этом не убивает сыновей Брута, недолго будет оставаться правителем» (425).

Следующая угроза на пути к политической стабильности проистекает из пресловутого пристрастия республики клеветать на своих лидеров и проявлять к ним неблагодарность. В первый раз Макиавелли обращается к этому вопросу в главе XXIX и говорит, что самая серьезная ошибка, которую города, идущие по пути «сохранения собственной свободы», склонны совершать, – это «вредить гражданам, от которых они должны получать воздаяние». Это очень опасная общественная болезнь, поскольку те, кто страдает от несправедливостей, обычно склонны устраивать бунты, «стремительно повергая город в пучину тирании – как это произошло в Риме при Цезаре, который силой взял себе то, в чем ему неблагодарно отказали» (259).

Единственным возможным средством остается поддержание ordini, существующего для того, чтобы внушить страх завистникам и неблагодарным, заставлять их не подрывать репутацию выдающихся людей. В этом случае нужно «давать возможность оправдаться». Любой гражданин, который подозревает, что его оклеветали, должен «без страха и колебания» требовать, чтобы его обвинитель предстал перед судом и предоставил достойные доказательства своих обвинений. Если же формальное обвинение было ложным, закон должен жестоко наказать клеветника (215 – 216).

В конце Макиавелли рассуждает о том, что самая серьезная угроза гармонии смешанной конституции заключается в том, что амбициозный гражданин может попытаться сформировать партию, основывающуюся на преданности личным интересам вместо верности интересам общественным. Автор приступает к анализу этого источника нестабильности в главе XXXIV, после чего посвящает оставшуюся часть первой книги «Рассуждений» размышлению о том, как возникает коррупция и какой тип ordini, порядка, необходим, чтобы ворота тирании оставались наглухо закрытыми.

Одним из способов эскалации интриг является ведение затяжной войны. Макиавелли даже заявляет, что «сила наживы граждан», приобретенная в моменты военных действий, более других причин способствовала превращению Рима в раба» (267). Почему же интриги всегда «вредят свободе», даже когда «установившаяся власть уже существует длительное время»? Причина в том, что абсолютная власть всегда способствует коррумпированности нации, поскольку делит граждан на врагов и сторонников (270, 280). Этот процесс происходил в войсках Рима во времена поздней республики. «Когда гражданин долгое время командует армией, он способен… забыть Сенат и уже себя считает его головой» (486). Затем потребуется Сулла, Марий или, позднее, Цезарь, чтобы «собрать солдат, которые, находясь в оппозиции к благу республики», последуют за ними, однако баланс конституции будет нарушен столь грубо, что тирания вскорости восторжествует (282, 486).

В ответ на подобное злодеяние ни в коем случае нельзя бояться диктатуры, поскольку в некоторых ситуациях – например, в вопросах национальной политики – именно она может быть жизненно необходима (268 – 269). Такая сила не может являться злоупотреблением, исходя из интересов поддержания порядка, ordini. Достичь этого можно двумя путями: требованием беспрекословного выполнения приказов моментально, без проволочек, и обеспечением такого положения вещей, когда именно эти приказы необходимо отдавать. Именно так ordini, порядок, не даст городу проникнуться коррупцией и «ослабить правительство» (268).

Еще одним источником интриг становится пагубное влияние тех, кто обладает запредельным богатством. Богатые всегда в состоянии оказать фавор беднякам, «одалживая им деньги, выдавая замуж их дочерей, защищая от магистрата». Такая забота крайне нежелательна, поскольку заставляет бедняков принимать сторону своих благодетелей. А тем, «кому они следуют, это положение вещей дает уверенность, что они могут подкупать народ и нарушать законы» (493). Макиавелли настаивает, что «коррупция легко поселяется в городе, в котором процветает неравенство», и поэтому неоднократно предупреждает, что «амбиции богачей очень быстро разрушат город, если только он вовремя не пресечет их» (240, 274).

Единственным затруднением для «прекрасно устроенной республики» должно стать поддержание такого положения вещей, когда «финансисты богаты, а граждане бедны» (272). Макиавелли туманно рассуждает о типе ordini, который поможет этому, но зато красноречиво описывает преимущества подобного устройства. Если законы таковы, что держат граждан в бедности, то тем самым они предохраняют их – даже будучи написаны «без стремления к благу и мудрости» – от «порождения коррупции в них самих от руки богачей» (469). В то же время, если казна города полна, правительство сумеет опередить богачей в привлечении на свою сторону народа, поскольку всегда сможет предложить ему большую цену за труд на благо общества, а не отдельных богатых людей (300). Макиавелли делает вывод, что «самое полезное для свободного общества – удержание его членов в бедности» (486). Он заканчивает рассуждение крайне выспренно: он «сам мог показать в пространной речи, что бедность приносит гораздо более достойные плоды, чем богатство», но только «тексты многих других достойных мужей уже много раз освящали эту тему» (488).

Теперь мы видим, что Макиавелли по-прежнему озабочен вопросом фортуны своего родного города (как и в третьей книге «Рассуждений»). В первую очередь он напоминает нам, что, если город хочет сохранить свободу, важно, чтобы в конституции были закреплены «заслоны» расцвету клеветничества и недоверия по отношению к выдающимся людям. Затем он указывает, что этот принцип всегда «плохо соблюдался в нашем городе – Флоренции». Каждый, кто только «прочтет историю города, увидит, как много всегда существовало клеветников на сильных мира сего». Результатом становились бесчисленные распри, что в любом случае ограничивает свободу города и чего легко можно было избежать, если бы клеветников наказывали за обвинения (216).

Флоренция продолжала стремительно продвигаться к закреплению рабства, когда не смогла предотвратить создание Косимо Медичи партии, в которой были представлены интересы его собственной семьи. Макиавелли показал, какую стратегию необходимо избрать городу, чтобы противостоять гражданам, стремящимся ввергнуть его в пучину коррупции своим благосостоянием, – необходимо предложить гражданам большую цену за возможность служить общественным интересам. Вместо этого конкуренты Косимо Медичи пытались выкинуть его из Флоренции, тем самым вызвав негодование среди его последователей – и те немедленно «отозвали его обратно, сделали правителем республики, то есть предоставили пост, которого он никогда бы не достиг без участия этой открытой оппозиции» (266, 300).

Последний шанс защитить свободу Флоренция получила в 1494 году, когда Медичи снова был отправлен в ссылку, а республика была полностью восстановлена. В этот момент, однако, новые лидеры города под предводительством Пьеро Содерини совершили роковую ошибку, не сумев применить политику, которая, по мнению Макиавелли, должна соблюдаться при любом режиме. Всякий, кто «прочитал историю античного мира», знает: коль скоро произошел переворот «от тирании к республике», важно, чтобы «сыновья Брута» были убиты (424 – 425). Но Содерини «был уверен, что терпение и благородство смогут преодолеть пылкое стремление сыновей Брута вернуть предыдущий режим», поскольку верил, что «сможет погасить злобные интриги» без кровопролития и тем самым «достойно ликвидировать враждебность» (425). В результате этой шокирующей наивности сыновья Брута – то есть сторонники Медичи – возродили тиранию семьи при падении режима в 1512 году.

Содерини не сумел воплотить в действие главный макиавеллевский рецепт государственного управления. Он побоялся совершить злодеяние, которое могло привести к благу, отказался разгромить своих противников, понимая, что для этого ему придется нарушить закон. Он также не захотел признать, что в результате этого недомыслия свобода города изначально была поставлена на карту. Он обязан был знать, что «его поступки и намерения будут судиться потом, по результату», и должен был осознавать, что, «если Фортуна и жизнь были с ним, он мог убедить каждого в том, что любое действие, которое он совершает, совершается во благо города, а не в угоду собственным [Содерини] интересам» (425). Последствия нежелания Содерини поступить мудро с сыновьями Брута были просто сокрушительны – он не просто «потерял свое положение и свою репутацию», он также потерял город и его свободу, поверг его жителей, своих соратников, в пучину рабства (425, 461). Как и в третьей книге «Рассуждений», Макиавелли заканчивает эту тему на высшей кульминационной ноте – открытым обличением лидера и правительства, которым сам служил.

Задачи империи

В самом начале второй книги «Рассуждений» Макиавелли отмечает, что его описание понятия «порядок», ordini, все еще остается наполовину незавершенным. Если город стремится достичь величия, ему необходимо развивать хорошие законы и государственные институты именно для того, чтобы убедить своих граждан поступать с высочайшей степенью virtu при решении частных, личных проблем. Следующим шагом при организации должного ordini станет воспитание граждан таким образом, чтобы они проявляли virtu во внешних делах – при установлении военно-дипломатических отношений с другими королевствами и республиками (339). Объяснение этой мысли и занимает основную часть этой книги.

Потребность в дополнительных законах и государственных институтах проистекает из осознания того, что все республики и княжества сосуществуют в постоянной взаимной вражде. Люди никогда «не соглашаются жить только за счет собственных ресурсов», они всегда «склонны замахиваться на чужое» (194). Поэтому «республикам невозможно оставаться в покое и наслаждаться свободой» (379). Любой город, пытающийся сохранить такое положение вещей, вскорости падет жертвой собственной политики, и его удача будет колебаться «от взлетов до падений». Единственным выходом станет экспансия, и только так город «сможет защитить себя от нападения и разрушения от руки того, кто устремится противопоставить его величию собственное» (194). Забота о доминировании на внешней арене, таким образом, становится залогом сохранения свободы внутри собственного дома.

Как и ранее, для иллюстрации Макиавелли обращается к ранней истории Рима. В главе I он объявляет, что «не было другой республики» с таким образцовым ordini, настроенным на экспансию и завоевание, как Рим (324). Рим это благо получил благодаря Ромулу, первому законотворцу, который действовал с таким потрясающим предвидением, что город с самого начала смог развить необычайно огромное virtu в военных делах (332). Это – вместе с необыкновенно благоприятной Фортуной, – в свою очередь, дало городу возможность одержать серию блестящих побед, проявить исключительную силу и удержаться на вершине величия (337, 341).

Как правильно рассудил Ромул, чтобы правильно управлять внешними делами города, необходимо соблюсти два основных правила. Во-первых, важно удерживать как можно больше граждан готовыми как к экспансии, так и к обороне города. Для этого нужно две вещи. Первое – и об этом говорится в главе II – нужно поощрять иммиграцию. Совершенно ясно, что городу для его военной мощи выгодно оставлять открытыми ворота для иностранцев, которые хотят в нем обосноваться (334). Второе – и об этом говорится в главе IV – нужно «найти себе союзников»: необходимо быть окруженным чужестранцами, которых удерживают в подчинении, но которые защищены вашими же законами, чтобы иметь возможность прибегнуть к их военной поддержке (336 – 337).

Следующим важным шагом должно было стать формирование военных сил. Чтобы использовать их максимально эффективно, а следовательно, лучшим образом послужить интересам родного города, важно было сделать любую войну «быстрой и сокрушительной». Так поступали римляне – «как только они объявляли войну», они всегда «стремительно направляли войска против врага и выигрывали битву». Никакая другая тактика, приходит Макиавелли к выводу, не является «более действенной и более выгодной», так как не дает возможности разговаривать с противником с позиции силы и ценой наименьших затрат (342).

Завершив разговор о военном ordini, Макиавелли продолжает обсуждать ряд более узких вопросов ведения войны, как эту войну вели римляне. Данная тема, представленная в главе Х, занимает оставшуюся часть второй книги трактата «Рассуждения», а потом развивается в более поздней работе – «Искусство войны».

Показателем растущего пессимизма Макиавелли относительно возможности вернуть военное virtu античности является то, что он приходит к отрицательным выводам. Вместо того, чтобы рассмотреть, как возродить virtu и привести город к величию, автор полностью концентрируется на тактиках и стратегиях, которые приводили к ошибкам и, тем самым, влекли «смерть и разрушение» вместо победы (377 – 378). Результатом стал целый ряд увещеваний и предостережений. Макиавелли считает неблагоразумным принимать общепринятую максиму о том, что «богатство есть движущая сила войны» (348 – 349). Опасно действовать, колеблясь или оттягивая решение (361). Грубейшее упущение думать, что успех в войне непременно определяется артиллерией (367, 371). Нет никакого смысла в том, чтобы задействовать дополнительных наемных солдат, – аргумент, напоминает Макиавелли, который уже обсуждался в другой работе (381). Бесполезно во время войны, а в период мира просто вредно, полагаться на фортификацию как основную систему защиты (394). Опасно не давать гражданам удовлетворяться мщением, если они чувствуют себя оскорбленными (405). И худшей ошибкой из всех станет отказ прийти к соглашению, когда вас атакует более сильный враг, и пытаться вместо этого принять бой при явно неравных шансах (403).

Причина, по которой Макиавелли защищает эти положения, всегда одна. Современное ему общество не может заставить себя признать, что, если стремишься достичь гражданской славы, то качество, которое прежде всего нужно развивать в армии – а также полагать, что оно присутствует и в армии противника, – это virtu, то есть стремление оставить все мысли о личной безопасности и личных интересах для того, чтобы защищать свободу родной страны.

Составив такой перечень действий, Макиавелли обращает внимание, что существует опасность возродить исключительную virtu против тех, кто также ее использует. Поэтому так опасно полагаться на фортификацию. Безопасность, которую обеспечивают крепости, «позволяет действовать, быстро и без колебаний разя врага», однако «именно эти ваши действия возбуждают противника настолько, что даже крепость, изначально являющаяся причиной вашей собственной отваги», не сможет защитить от его яростных атак (393). Это же относится и к тому, когда гражданам отказывают в мести за обиду и ранения. Почувствовавший себя жестоко оскорбленным может развить в своей ярости virtu исключительно высокой степени, и ответ обидчика будет такой силы, что нанесет еще большие повреждения, как это произошло с Павсанием, который покушался на Филиппа Македонского в отместку за то, что тот не дал ему совершить отмщение за бесчестье (405 – 406).

Опасность возникает также и тогда, когда фортуна благоволит людям, у которых недостает качества virtu – заботы об общественных интересах. Это то, что происходит, когда политические решения затянуты или принимаются в колебаниях. То есть безопаснее считать, что те, кто мешает принятию решений, обычно руководствуются собственными эгоистичными интересами и тем самым ослабляют правительство (361). То же касается использования наемных или запасных войск. Поскольку такие войска почти всегда коррумпированы, «они всегда предадут того, кто нанял их, подобно врагу, против которого и ведется война» (382).

Самой же опасной ошибкой является неспособность осознать, что virtu значит больше, чем остальные качества, и в военных делах, точно так, как в гражданских. Поэтому столь вредно измерять шансы врага по его благосостоянию, вместо того чтобы измерить его virtu, ведь «война творится сталью, а не золотом» (350). Также глупо рассчитывать в победе на артиллерию. Макиавелли допускает, конечно же, что римляне «достигали бы своих целей гораздо быстрее, если бы у них были ружья» (370). Но он настаивает, что серьезной ошибкой было бы думать, что «граждане не могут проявить virtu, как это было в античности, только потому, что у них появилось огнестрельное оружие» (367). Далее он приходит к достаточно оптимистичному выводу, что «артиллерия полезна в армии, когда она сочетается с virtu древних, и бесполезна в армии, лишенной этого качества» (372). В конце концов те же соображения объясняют, почему особенно опасно отказывать в переговорах превосходящему в силе противнику. Ожидать в этом случае победы значит просить большего, чем реалистично требовать даже от самых доблестных, virtuoso, войск, и, следовательно, «пытаться повлиять на исход кампании, рассчитывая только на Фортуну», поскольку «благоразумный человек не рискует понапрасну» (403).

В двух оставшихся книгах «Рассуждений» Макиавелли приводит бичующее сравнение коррупции, царящей в его родном городе, с образцовым virtu древнего мира. Флорентийцы могли с легкостью «воспользоваться средствами, к которым прибегали римляне» в военных делах, и «последовать их примеру» (380). Но фактически они не учитывали опыта славных предков и потому попадали в ловушки (339). Римляне прекрасно понимали опасность нерешительности. Однако флорентийские лидеры никогда не были в состоянии осмыслить этот очевидный урок истории, в результате чего привносили «вред и разруху в республику» (361). Римляне всегда признавали бесполезность запасных и наемных войск. Но флорентийцы, наряду с другими республиками и княжествами, по-прежнему оказывались бесполезно униженными тогда, когда полагались на свои трусливые коррумпированные войска (383). Римляне понимали, наблюдая за союзниками, что политика «укрепления фортификации как средства поддержания веры» в войсках только вскармливала в них отчаяние и незащищенность. Наоборот, «во Флоренции, руководимой нашими мудрыми правителями, считается, что Пиза и другие республики должны укрепляться крепостями» (392). В конце концов – и здесь все повествование пронизано болью – Макиавелли делает своеобразный гамбит, свой самый иррациональный вывод: он клеймит моменты, когда искушают Фортуну, намеренно избегая переговоров с превосходящим в силе противником. Античная история доказывает, что дразнить Фортуну – безрассудство. А это как раз то, что сделали флорентийцы, когда армия Фердинанда пришла в город летом 1512 года. Вскоре после того, как испанцы пересекли границу, они обнаружили, что у них недостаточно провианта, и предложили перемирие (403). Однако «народ Флоренции надменно отказался от мира» (403). Незамедлительным итогом стало разграбление Прато, капитуляция Флоренции, уничтожение республики и восстановление тирании Медичи – всего этого легко можно было бы избежать. Как и ранее, Макиавелли чувствует бессильный гнев на врагов режима, которому он сам служил.