Текст книги "Религиозные традиции мира: иудаизм, христианство, ислам. Учебное пособие"

Пророку Иеремии было суждено стать свидетелем гибели Иерусалима и покинуть страну вместе со своим народом. В Библии две его книги: «Книга пророка Иеремии» и «Плач Иеремии», которая включена в раздел «Писания».

В пророческих проповедях Иеремии сливаются воедино социальные, религиозные и этические мотивы, темы грядущей кары и последующего обновления, столь характерные для всей пророческой литературы.

Обличая идолопоклонство и порочность правителей и простого народа, Иеремия с болью и гневом говорит об отступничестве священников и пророков. Убежденные в неизменности Божественного покровительства избранному народу они забывают о Боге, все более отдаляясь от него, подменяя его слова своими: «Пророк, который видел сон, пусть и рассказывает его как сон; а у которого – Мое слово, тот пусть говорит слово Мое верно. Что общего у мякины с чистым зерном? Слово Мое не подобно ли огню, говорит Господь, и не подобно ли молоту, разбивающему скалу? Поэтому вот, Я – на пророков, которые крадут слова Мои друг у друга. Вот, Я – на пророков, говорит Господь, которые действуют своим языком, а говорят: Он сказал» (Иер. 23:28–31).

Смысл пророческих речей Иеремии, обращенных к народу Иудеи, очевиден: отступничество должно быть наказано. Прежде прощения и помилования должна осуществиться заслуженная кара. Предрекаемое опустошение страны и пленение иудейского народа – не внешние обстоятельства, а знак богооставленности: «Ибо кто пожалеет о тебе, Иерусалим? И кто окажет сострадание к тебе? И кто зайдет к тебе спросить о твоем благосостоянии? Ты оставил Меня, говорит Господь, отступил назад; Поэтому Я простру на тебя руку Мою и погублю тебя: Я устал миловать» (Иер. 15:5).

Только горький опыт изгнания и многолетние страдания на чужбине откроют иудейскому народу путь к возвращению: «Вот, Я соберу их из всех стран, в которые изгнал их во гневе Моем, и в ярости Моей, и в великом негодовании, и возвращу их на место это и дам им безопасное житие. Они будут Моим народом, а Я буду им Богом. И дам им одно сердце и один путь, чтобы боялись Меня во все дни жизни, ко благу своему и благу детей своих после них» (Иер. 32:37–39).

В период Вавилонского пленения пророки стремились осмыслить трагические события иудейской истории VI в. до н.э., представить себе дальнейшую судьбу избранного народа. Особое место среди произведений пророков этого периода занимает книга Иезекииля.

Хотя Иезекииль не был непосредственным участником событий, повлекших за собой гибель Иерусалима в 587 г. до н.э., события эти наложили неизгладимый отпечаток на всю его пророческую деятельность. Книга открывается насыщенным таинственной символикой рассказом о видении Иезекиилю «Божественной славы». Яркое и образное описание этого видения стало впоследствии одной из любимых тем иудейской и христианской мистики.

В бурных порывах ветра и языках огня Иезекиилю явились четыре таинственных животных, каждое из которых обладало четырьмя лицами (человека, льва, тельца и орла), четырьмя крыльями, скрывающими их тела и руки, и нечто, находящееся над ними, сияющее и пламенеющее. Животные двигались как молнии, «каждое по направлению лица своего». Рядом с каждым из них были таинственные колеса: «…а ободья их – высоки и страшны были они; ободья их у всех четырех вокруг полны были глаз». Над ними – «подобие свода, как вид изумительного кристалла», подобие престола, а выше – «подобие человека», в огне и радужном сиянии. И раздался «глас глаголющего»: «Сын человеческий! Я посылаю тебя к сынам Израилевым… И эти сыны с огрубелым лицом и с жестоким сердцем, – к ним Я посылаю тебя, и ты скажешь им: так говорит Господь Бог!» (2:3–4).

В Библии неоднократно встречаются сюжеты богоявления для призвания на пророческое служение. Но видение Иезекииля отличается от других нагнетанием весьма экзотических и таинственных символов, настолько непривычных для иудейской традиции, что Талмуд даже запрещал их публичное истолкование, а чтение этой книги разрешалось только по достижении тридцатилетнего возраста. Это видение, получившее позднее название «Меркава (колесница) Яхве», послужило основанием для мистической философии меркавизма, появившегося в Палестине в I в. н.э. и соединившегося затем с мистикой каббалы.

Книга Иезекииля содержит и другие «видения», связанные с общей концепцией ветхозаветных пророчеств, – идеей кары, постигшей избранный народ за вероотступничество и идолопоклонство. Но на передний план выдвигается другая, особенно актуальная в условиях изгнания, тема – грядущее возрождение Иерусалима: народа, города и храма. Иезекииль создает потрясающую картину воскресения мертвого народа: «Я изрек пророчество, как повелено было мне; и когда я пророчествовал, произошел шум, и вот движение, и стали сближаться кости, кость с костью своею. И видел я: и вот, жилы были на них, и плоть выросла, и кожа покрыла их сверху, а духа не было в них.… И я изрек пророчество, как Он повелел мне, и вошел в них дух, – и они ожили, и стали на ноги свои – весьма, весьма великое полчище» (37:7–10).

Буквальное воскресение плоти символизирует подлинное возрождение избранного народа, оживающего плотью и духом: «И узнаете, что Я – Господь, когда открою гробы ваши и выведу вас, народ Мой, из гробов ваших, и вложу в вас дух Мой, и оживете, и помещу вас на земле вашей, – и узнаете, что Я – Господь, сказал это – и сделал» (37:11–14). Не ограничиваясь общей идеей, пророк рисует картину возрождения иудейской государственности, подробно рассказывает, каким будет восстановленный храм, каково будет содержание законов, какой будет новая жизнь, исполненная служением Богу.

В разделе «Писания» объединены 13 книг Танаха. В их числе – поэтические, философские, исторические и пророческие произведения.

К поэтическим книгам относятся книги Псалмов, Песнь Песней и Плач Иеремии. Это блестящие образцы лирической древнееврейской поэзии, для которой характерен своеобразный параллелизм, основанный не на рифме-созвучии и не на ритмике чередования ударений, а на синонимическом повторении одной и той же мысли или на соединении в одной строфе двух антитез.

Три философских произведения – книги Екклесиаста, Иова и Притч – объединены общей проблемой – поиском смысла жизни. Скептическая книга Екклесиаста рассматривает эту тему в самом широком контексте. Трагическая книга Иова стремится понять причины и смысл человеческого страдания. А назидательная книга Притчей учит быть мудрым в повседневной жизни.

В состав исторических книг этого раздела вошли две книги Паралипоменон (называемые иначе Хроники или Летописи), повторяющие и дополняющие основное содержание исторического комплекса книг Судей – Самуила – Царей; а также книги Ездры и Неемии, посвященные истории возвращения иудеев из вавилонского плена и восстановления Иерусалимского Храма.

Особняком в разделе Писаний стоит книга пророка Даниила, часто называемая «Ветхозаветным апокалипсисом», а также два небольших произведения, названных по именам их героинь – Руфи и Есфири.

Книга Псалмов представляет собой собрание 150 молитвенных песнопений, предназначенных преимущественно для исполнения в храме. Греческим словом «псалмос» обозначается пение в сопровождении похожего на арфу музыкального инструмента – псалтириона (отсюда русское название книги – Псалтырь). Древнееврейское именование этой книги – «Техилим» – переводится как «хвалебные песни, восхваления». Таким образом, греческое название указывает на внешнюю форму произведений, собранных в этой книге, а древнееврейское – на их характер.

Авторство большинства псалмов иудейская традиция приписывает царю Давиду. Кроме него среди авторов псалмов значатся царь Соломон, Моисей, Асаф и другие. По характеру и жанру (иногда указанному в заголовке) можно выделить различные типы псалмов: хваления (гимны), молитвы, славословия, благодарности, поучения, плачи, прошения, царские, пророческие и проклинающие псалмы. Вместе с тем такое деление обладает некоторой условностью, потому что не у всех псалмов характер так очевиден, как например, в завершающем книгу псалме (Пс. 150): «Хвалите Бога во святыне Его…».

Некоторые псалмы с трудом поддаются типологизации, поскольку представляют собой синтез различных жанров и стилей. К их числу относится безусловный шедевр ветхозаветной литературы – псалом 21-й, соединивший в себе и молитву, и плач, и пророчество. Псалом 21-й и следующие за ним 22-й и 23-й образуют своеобразную трилогию о страданиях мученика и о грядущем воздаянии тому, «у кого руки неповинны и сердце чисто» (Пс. 23:4). Позднее, христианство, унаследовавшее от иудаизма весь канон ветхозаветных книг (в том числе и «Псалтырь»), назовет эти псалмы образами, предвосхищающими переживания Иисуса Христа в его крестных страданиях. Представленный в 21-м псалме образ мученика будет воспроизведен в евангельских текстах почти буквально, с подробностями о дележе одежд и бросании жребия. А первые строки этого псалма станут словами, которые произнесет распятый Христос.

Само название книги говорит о ее исключительном положении в древнееврейской литературе. Традиция приписывает ее составление царю Соломону, не раз упоминаемому в книге. С потрясающим мастерством в этом произведении представлены лирико-драматические описания чувства любви и живой человеческой страсти. Завершается «Песнь Песней» величественным гимном верности любви, навеки соединяющей сердца: «Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее – стрелы огненные; она – пламень весьма сильный. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее. Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь, то он был бы отвергнут с презрением» (Песн. 8:6–7).

В рамках иудейской религиозной традиции Песнь Песней считается аллегорическим изображением отношений Яхве и избранного им народа.

Книга Екклесиаста – одна из самых сложных для понимания книг Ветхого Завета и вместе с тем одна из самых цитируемых. Мировая культура почти целиком вобрала в себя этот небольшой по объему текст в виде крылатых фраз и метких афоризмов.

Екклесиаст – это не имя: в переводе с древнегреческого – это проповедующий в собрании. В Танахе эта книга называется «Кохелет», что приблизительно тоже переводится как проповедник. Впрочем, по своей форме это произведение – не столько проповедь, сколько исповедь человека, стремящегося постичь смысл жизни. В этой книге нет сюжета. Ее содержание составляют философские размышления, облаченные в форму развернутых поэтических образов и лаконичных емких фраз, размышления полные противоречий и неожиданных поворотов мысли. У Екклесиаста свой взгляд на мир и человека, существенно отличающийся от общей мировоззренческой установки Танаха (Ветхого Завета). В своем стремлении «испытать мудростью все, что делается под небом», Екклесиаст приходит к крайне пессимистическому выводу: «Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот, все – суета и томление духа!» (Еккл. 1:14). Эта фраза рефреном проходит через все произведение. Жизнь и в лучших, и в худших ее проявлениях однообразна и бесплодна, суетна и бесцельна, ибо все идет по кругу: «Род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки…Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем» (Еккл. 1:9). Но на фоне этого вселенского круговорота жизнь отдельного человека полна случайностей и непредвиденных обстоятельств, а потому, говорит Екклесиаст, «на месте суда – беззаконие, а на месте правды – неправда». Во времени господствует случай, который дает победу – трусливым, власть – недостойным, богатство – неразумным. И не во власти человека что-либо изменить. У жизни есть свой внутренний, скрытый от человеческого понимания ритм, меняющий противоположности местами и превращающий случайность в закономерность, ибо «всему свое время, и время всякой вещи под небом» (Еккл. 3:1).

Пессимистический тон размышлений Екклесиаста проявляется и в его двойственном отношении к человеческой мудрости. Мудрость безусловно имеет ценность. Екклесиаст говорит: «Преимущество мудрости перед глупостью такое же, как преимущество света перед тьмою», «слова из уст мудрого – благодать, а уста глупого губят его же». Мудрость учит человека воспринимать жизнь как данность: «Во дни благополучия пользуйся благом, а во дни несчастия размышляй» (Еккл. 7:14). И вместе с тем именно мудрость открывает глаза на суетность и трагическую бесцельность жизни, а потому «во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь» (Еккл. 1:18).

Вся книга Екклесиаста пронизана острым переживанием смерти, перед лицом которой тускнеет все, что казалось значимым: «Всему и всем – одно: одна участь и праведнику и нечестивому, доброму и злому, чистому и нечистому… Кто находится между живыми, тому еще есть надежда, так как и псу живому лучше, нежели мертвому льву» (Еккл. 9:2–4). Никакая мудрость не спасает от смерти, потому что «мудрый умирает наравне с глупым».

Суждения Екклесиаста о посмертной участи тоже противоречивы. В одном месте говорится: «…и возвратился прах в землю, чем он был; а дух возвратился к Богу, который дал его» (Еккл. 12:7). В другой главе утверждается, что «Участь сынов человеческих и участь животных – участь одна; как те умирают, так умирают и эти… и нет у человека преимущества перед скотом» (Еккл. 3:19). Но при всем различии, ни одно из этих высказываний не отменяет неизбежности смерти. А потому смыслом жизни, по мнению Екклесиаста, оказывается сама жизнь: «Итак, иди, ешь с веселием хлеб твой, и пей в радости сердца вино твое, когда Бог благоволит к делам твоим… Все, что может рука твоя делать, по силам делай; потому что в могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости» (Еккл. 9:7–10).

Размышления Екклесиаста о смысле человеческой жизни затрагивают такой широкий спектр вопросов и задают так много тем для раздумий, что превращают небольшой по объему текст в неиссякаемый источник философской рефлексии.

Очевидно именно противоречивость, многоплановость и неоднозначность трактовок этого религиозно-философского произведения привели к тому, что к основному тексту был добавлен явно инородный, написанный от третьего лица эпилог, расставляющий акценты в русле узкого религиозно-догматического толкования: «Выслушаем сущность всего: бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом все для человека. Ибо всякое дело Бог приведет на суд, и все тайное, хорошо ли оно или худо» (Еккл. 12:13–14).

Книга Иова является одновременно и глубоким философским трактатом, и драмой, и великой поэмой. За сюжетной простотой повествования встает поистине неисчерпаемая тема: в чем причина и смысл человеческих страданий? Самим фактом постановки этой проблемы и поиском ответов, книга Иова полемизирует с позицией ветхозаветных пророков, полагавших, что царящее в мире зло и несчастия есть следствие отступления от Бога.

Герой книги – праведник, «боящийся Бога и уклоняющийся от зла». И вот на такого человека обрушиваются все возможные беды: Сатана насылает бурю, которая губит все стада и богатства, обрушивает дом, под обломками которого гибнут сыновья и дочери Иова. Но убитый страшным горем Иов не изменяет себе и своему Богу: «Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно!» (Иов 1:21). Тогда Сатана насылает на Иова проказу. И все отворачиваются от него: жене стал тяжел его запах, слуги обходят его стороной, а те, кто раньше были счастливы увидеть его улыбку, отворачиваются с содроганием.

Трое друзей Иова – их горячие споры составляют большую часть книги – убеждены в том, что страдание, налагаемое Богом – это кара за грехи. А значит, надо покаяться в своих грехах, чтобы получить прощение. Вера Иова в справедливый божественный миропорядок вступает в мучительное противоречие с его знанием о своей невиновности, как и о невиновности других несчастных, чьи страдания открываются его взору. И Иов не выдерживает этого напряжения, проклиная и ночь, в которую был зачат, и день, в который родился, он требует ответов от Бога: «Я взываю к Тебе, и Ты не внемлешь мне, – стою, а Ты только смотришь на меня. Ты сделался жестоким ко мне; Крепкою рукою враждуешь против меня» (Иов 30:20–21). Но друзья Иова не успокаиваются: выдвигая довод за доводом, выстраивают они сухие логические конструкции, лишенные собственного опыта подлинного страдания. Этот бесконечный поток гладких и безупречных фраз в одно мгновение сметается громовым раскатом живого Божественного голоса: «Кто этот, омрачающий Провидение словами без смысла?… Я буду спрашивать тебя, а ты объясняй мне: Где ты был когда я полагал основания земли? Скажи, если знаешь… Давал ли ты когда в жизни своей приказание утру и указывал ли заре место её… Кто вложил мудрость в сердце, или кто дал смысл разуму?… Будет ли состязающийся со Вседержителем еще учить? Обличающий Бога пусть отвечает ему» (Иов, гл. 38, 39).

В речах Бога разворачивается потрясающая картина величия мироздания, всю широту и глубину которой не в состоянии охватить человеческий рассудок, но способна воспринять доверившаяся Богу душа, ибо жизнь всегда больше и значительнее любых страданий. Потрясенный Иов раскаивается и признает свое поражение: «Вот, я ничтожен; что буду я отвечать тебе? Руку мою полагаю на уста мои» (Иов 39:34). И это поражение дороже и значительнее многих побед, потому что открывает простор для преображения души. Только осознав, что совершенной праведности не может быть на земле, Иов понимает главное: страдания праведников – не кара, а испытание, путь к духовному очищению и совершенствованию.

Притчи Соломоновы – это собрание мудрых высказываний, включающее пословицы, загадки, афоризмы. Книга, авторство которой традиционно приписывается царю Соломону, вобрала в себя многовековую мудрость народов Ближнего Востока. Вероятно, среди составителей этой ветхозаветной книги были хакамы (от древнеевр. хокма – мудрость) – мудрецы, собиратели фольклора.

Притчи Соломона обращены к отдельному человеку независимо от его социального положения и образования, в них отсутствуют исторические черты, не звучат мессианские ожидания. Они представляют собой выраженное в формах поэтическо-дидактической речи универсальное учение о мудрости, которая понимается как божественное откровение.

Притчи царя Соломона касаются жизни человека во всем ее многообразии и представляют собой наставления о том, как правильно судить о мире и мудро поступать в тех или иных житейских ситуациях. Мудрость дана Богом и реализуется в виде разнообразных добродетелей – милосердия, трудолюбия, честности и т.п., безумием же называется всякий грех – корыстолюбие и взяточничество, насилие и убийство, пьянство и прелюбодеяние, ложь и гордыня, тщеславие и высокомерие: «Начало мудрости – страх Господень; глупцы только презирают мудрость и наставления»; «Мудрые наследуют славу, а глупые – бесславие»; «Пойди к муравью, ленивец, посмотри на действия его, и будь мудрым»; «Погибели предшествует гордость, и падению надменность»; «Долготерпеливый лучше храброго, и владеющий собой лучше завоевателя города»; «Кто спешит разбогатеть, тот не останется ненаказанным»; «Дай наставление мудрому, и он будет еще мудрее; научи правдивого, и он приумножит знание»; «Наблюдающий над душой твоею знает это, и воздаст человеку по делам его».

Книга Притч Соломоновых, заключающая в себе неисчерпаемое богатство религиозно-нравственного назидания, пользовалась большим уважением не только в иудейской, но и в христианской среде. Отголоски ее влияния заметны как в Новом Завете, который содержит много указаний на различные изречения этой книги, так и в более поздней религиозной и светской литературе.

Книга Даниила выделяется из числа пророческих книг Ветхого Завета не только расположением в иудейском каноне (она находится в разделе «Писания», а не «Пророки»), но и характером повествования. По сути, она является ветхозаветным апокалипсисом (от греч apokalupsis – прочь покров), то есть откровением Бога о конечных судьбах мира и человеческой истории.

Книга написана в период длительной и ожесточенной борьбы еврейского народа за свободу и религиозно-политическую самостоятельность. Своеобразным знаменем этих устремлений стал призыв к защите традиций, самобытности и преданности своему Богу. Все эти бурные события иудейской истории нашли прямое или косвенное отражение в книге, рассказывающей о мужестве и подвигах пророка, о чудесах Даниила, совершаемых с помощью Яхве, но главное – о видениях и пророчествах, предсказывающих судьбу государств и народов.

Вошедшие в книгу рассказы о чудесах, которые совершает пророк Даниил с помощью Бога, свидетельствуют о том, что в Танахе (Ветхом Завете) нашел отражение древний, существовавший еще в устной традиции и весьма популярный образ Даниила-чудотворца. Источник ветхозаветных чудес – непоколебимая вера в Бога и преданность Ему. В одном случае, оказавшийся волей судьбы при дворе вавилонского царя Навуходоносора Даниил решительно отказывается от царских яств, несоответствующих иудейским предписаниям, но чудесным образом остается «красивее и полнее» тех, кто нарушал религиозно-диетарные запреты. В другом – брошенный в ров со львами Даниил спасается молитвой и остается невредимым (в последствии этот мотив – о предании праведника на растерзание диким зверям и о неожиданно ласковом отношении зверей к невинному человеку – станет излюбленным в жизнеописаниях христианских святых).

Пророческая мудрость, которой наделен Даниил, представлена в повествовании как награда за непоколебимую преданность Богу Яхве. Именно Божий дар позволяет Даниилу понимать и истолковывать то, что другим мудрецам не под силу. Например, только Даниилу удается объяснить смысл таинственной надписи в знаменитой истории о пире Валтасара. Книга пророка Даниила рассказывает, как вавилонский царь Валтасар в ночь взятия Вавилона персами устроил грандиозный пир. В разгар пира, на котором в качестве столовой посуды были использованы священные сосуды из захваченного вавилонянами Иерусалимского храма, таинственная рука начертала на стене неведомые письмена: «МЕНЕ, МЕНЕ, ТЕКЕЛ, УПАРСИН». Никому не удалось прочесть и понять эту надпись. Только Даниил сумел истолковать слова, предсказывающие гибель и Валтасару, и Вавилону: «Вот – и значение слов: МЕНЕ – исчислил Бог царство твое и положил конец ему; ТЕКЕЛ – ты взвешен на весах и найден очень легким; ПЕРЕС – разделено царство твое и дано Мидянам и Персам» (Дан. 5:26–28). «В ту же ночь, – утверждает ветхозаветный автор, – Валтасар, царь Халдейский был убит. И Дарий Мидянин принял царство» (Дан. 5:30–31). С библейских времен «Пир Валтасара» – символ беспечного, легкомысленного существования на краю гибели, бездумно роскошной жизни во времена надвигающейся катастрофы.

Только Даниил оказался способен истолковать символическое значение сна царя Навуходоносора. Царь видел во сне огромного и страшного истукана, у которого «голова была из чистого золота, грудь и руки его – из серебра, чрево и бедра его – медные, голени его железные, ноги его частью железные, частью глиняные» (Дан. 2:32–33). Камень, оторвавшийся от горы, ударил истукана в глиняные ноги, и разбил их. Рухнул колосс на глиняных ногах и «все вместе раздробилось: железо, глина, медь, серебро и золото сделались как прах… и ветер унес их, и следа не осталось от них, а камень… сделался великою горою и наполнил всю землю» (Дан. 2:35). Даниил толкует этот сон как пророчество о сменяющих друг друга царствах, среди которых каждое последующее – ниже и слабее предыдущего. Изложенная таким образом будущая история мировых держав призвана наглядно показать непрочность и зыбкость любых человеческих созиданий – все они рухнут, и на их обломках «Бог Небесный воздвигнет царство, которое во веки не разрушится» (Дан. 2:44).

Эта же тема настойчиво повторяется в насыщенных фантастическими образами апокалиптических видениях Даниила, самое яркое из которых – «видение четырех зверей». Даниил так повествует о своем пророческом видении: «Четыре ветра небесных боролись на великом море, четыре больших зверя вышли из моря, непохожие один на другого» (Дан. 7:2–3). Первый – лев с орлиными крыльями, второй зверь был подобен медведю с тремя клыками, третий зверь был подобен барсу с четырьмя головами и четырьмя крыльями. Наконец, настала очередь четвертого зверя, еще более страшного и ужасного, чем предыдущие: с железными зубами, десятью рогами, сокрушающего и пожирающего все вокруг себя. Звери эти обладают огромной властью, но и эта власть, и сама их жизнь оказываются временны. Даниил истолковывает образы четырех зверей как символы четырех царств, «восставших от земли». Но все эти царства ждет гибель и разрушение, и только царство «святых Всевышнего» будет вечным. Более поздняя иудео-христианская традиция интерпретировала четырех зверей как четыре царства языческого мира – вавилонское, персидское, македонское и римское – самое сильное и страшное, но, также как остальные, обреченное на гибель.

В апокалиптических главах книги Даниила получает дальнейшее развитие ветхозаветный образ Мессии – «сына человеческого», грядущего идеального царя-помазанника; явственно выражена вера в неизбежность Страшного суда, воскресение праведников и воцарение их в царстве Божьем. Это откровение Даниилу о последних временах в соответствии с традиционной трактовкой апокалиптических видений, считается сокровенной тайной, время открытия которой еще не пришло: «А ты, Даниил, сокрой слова эти и запечатай книгу эту до последнего времени; многие прочитают ее, и умножится видение» (Дан. 12:4).

Позднее, во времена создания собственно христианской литературы, многие темы и мотивы из книги Даниила вновь зазвучат в апокалипсисах, и прежде всего, в Откровении Иоанна Богослова – эсхатологическом завершении в ряду новозаветного канона.

Несмотря на канонически закрепленный состав и порядок расположения библейских книг, в эпоху раннего Средневековья в иудейском обществе находились в обращении различные варианты и многочисленные переводы Священного писания. Работа по установлению точного библейского текста была осуществлена в VII–IX вв. так называемыми масоретами (от древнеевр. «масора» – традиция, предание) – хранителями иудейской традиции. Масореты установили строгий порядок переписывания Танаха: расположение отдельных глав, количество стихов и глав в каждой книге и во всей Библии.

Определенные проблемы в процессе закрепления масоретского канонического текста были связаны с особенностями древнееврейской письменности, фиксирующей только согласные звуки. Огласовка гласными на письме никак не отражалась и передавалась устно от поколения к поколению. Для того чтобы сохранить библейский текст от каких бы то ни было искажений не только при переписывании, но и при чтении, масореты разработали систему специальных значков для передачи гласных звуков, ударений, интонаций и других особенностей речи. Было сосчитано количество букв в каждой книге, все слова, все знаки, общее число букв в Торе и т.д., – что должно было практически исключить возможность каких-либо ошибок. Таким образом, был окончательно утвержден состав иудейской Библии, получившей название «Масоретской».

Вместе с тем, целый ряд пользующихся авторитетом книг по разным причинам был отвергнут иудейским каноном. К их числу относятся вторая и третья книги Ездры; книга Товита; книга Иудифи; Премудрости Соломона; Премудрости Иисуса, сына Сирахова; Послание Иеремии; книга Варуха и три книги Маккавейские. Православная и католическая Библии содержат эти, так называемые второканонические книги, а в протестантской Библии, так же как в иудейском каноне, этих книг нет. Поэтому Ветхий завет в православной Библии состоит из 50 книг, в католической – из 45, а в протестантском варианте – из 39 книг.