Текст книги "Черные орхидеи"

– Уёбский?!

– Да, именно уёбский! Потому что мне, если честно, вообще не в тему! Я пошел туда только ради тебя! Конечно, я мог бы перевестись в Савойский колледж, сейчас это не составит проблем, тем более, у нас тут и дом есть, но что-то мне подсказывает, Мейка Дэа, что твое решение остаться вовсе не касается одиночества Сандрины. Ты либо бежишь от меня, либо у тебя появился другой. Кстати! Не тот ли это парень, что пялился на нас, когда мы возвращались из гольф-клуба?

– Поль тут ни при чем, – покачала головой Мейка.

– Ах, так, значит, его зовут Поль?! Ты уже и имя его знаешь? – ядовито хмыкнул Лекс.

Он смотрел на нее с таким презрением, что Мейка почувствовала себя шлюхой. А ведь она только научилась целоваться, куда ей до шлюхи? И потом, разве не Лекс волочился за всеми юбками вокруг? Разве не он менял девушек, как перчатки, «трахался направо и налево», как он сам говорил? А она только влюбилась, и сразу – шлюха? Да она, может, вообще скоро умрет и даже не успеет узнать, каково это – быть с мужчиной?! Мейке хотелось плакать.

– Лекс, прости, я не буду встречаться с тобой.

Вот и все, убегать дальше некуда. Сейчас они окончательно поссорятся, и больше никогда у Мейки не будет друга, защитника, которому можно позвонить в любое время дня и ночи, пожаловаться, посоветоваться, просто поболтать.

– Скажи мне только одно, – сквозь зубы попросил парень. – Это тот Поль?

– Нет, я просто знаю его имя. И еще я знаю имя его друга, Шона – это тот парень, которого нашли с проломленным черепом в переулке. Я не шлюха! Понятно?!

– Понятно, Мейка Дэа, – холодно ответил Лекс. – Три месяца без секса… и все ради чего?! – горько усмехнулся он. – Ради двух поцелуев?! Эх… если б знать заранее…

Поднявшись с кровати, Лекс встал за спиной Мейки. Идентичные друг другу темно-зеленые глаза друзей встретились на зеркальной поверхности туалетного столика. Взор парня был полон горечи, упрека, но Мейка не отвела взгляда, она не чувствовала себя виноватой. Лекс терял всего лишь год жизни только потому, что поступил не в тот колледж, а она на краю пропасти и, возможно, уже теряет свою жизнь – ведь не зря демон смерти бродит где-то рядом… не зря.

Высокомерно фыркнув, спрятав руки в карманы, Лекс вышел из комнаты. Не стоило, конечно, обвинять Мейку в том, что он третий месяц без секса, теперь она подумает, что ему только это и нужно. Почему же все пошло наперекосяк? Почему она постоянно что-то скрывает, недоговаривает? Никогда прежде между ними не было секретов, никогда! С самого детства!

Остановившись у ворот, Лекс закурил и, спрятав зажигалку в задний карман, глубоко задумался. Он пытался вспомнить, когда впервые заметил что-то необычное в поведении Мейки. Ах, да! В тот день она потерялась и едва сдерживалась, чтобы не разреветься. Радовалась, что он едет в Савойю, и ему даже показалось, что Мейка цепляется за него, как тонущий человек за тростиночку. Быть может, тогда все и началось? И откуда она узнала имена Поля и Шона? Не они ли напугали его «конфетку»?

– Твою ж мать! – скрипнув зубами, выругался Лекс.

Мейка до одури боится смерти, а Шон погиб именно в тот день, когда она потерялась! Возможно, она видела, как тот погиб. А может, она видела и убийцу? Как же он сразу не догадался? И почему она не рассказала сама?

Набрав номер подруги, он сказал:

– Эй, Мейк, прости меня, я столько глупостей наговорил! Давай забудем обо всем?

– Это ты меня прости, Лекс! – всхлипнула в трубку Мейка. – Я так люблю тебя! И не хочу потерять!

– Ну, что ты, конфетка?! – с облегчением ухмыльнулся парень. – Ты меня не потеряешь. Ты только не лги мне, Мейк, ведь между нами никогда не было секретов. Давай постараемся не нарушать этого, а?

– Да, хорошо! – успокаиваясь, снова всхлипнула Мейка.

– Уже поздно, нам с отцом пора домой. Ты подумай обо всем, и я соберу мысли в кучу, а потом мы поговорим. Окей?

– Окей.

– Сладких снов, конфетка! – удовлетворенно вздохнул парень.

– Спокойной ночи, Лекс.

Она слышала, как Сандрина с Быстриной проводили Даукелсов до ворот. Часы в холле пробили без пятнадцати полночь. Вот и все… еще до рассвета ее обвенчают с дьяволом. Хоть бы не привиделось чего! Она умрет, точно умрет, если увидит рогатое чудовище!

Глава 8

Впервые Мейке позволили спуститься так глубоко в подвал виллы Дарниз. Ветхий домик, в котором родилась Шанталь, оказался настолько глубоко под основным домом, что девушка задумалась о вопросах геологии. Могла ли почва подняться так высоко, что скрыла целый дом, или к тому, чтобы упрятать его, приложили руку ведьмы?

Спустившись с последней ступеньки, Мейка увидела это таинственное строение. Скорее он напоминал ей ветхую лачужку в одну единственную комнату, чем полноценный «дом». Построенный из глиняных кирпичей, он стоял с облупившейся штукатуркой, с осыпающимися от времени стенами и, казалось, мог развалиться от слабого сквозняка. Вокруг него возвели монолитные колонны, поддерживающие своды земляной пещеры, бетонные балки, опирающиеся на них. Электричества не проводили, многочисленные толстые свечи освещали грот. Женщины Дарниз пытались сохранить жилище прародительницы в первозданном виде и не осквернять святое для них место новшествами современной цивилизации.

Перед ветхим строением, окруженным бетонной коробкой, на многочисленных подставках горело множество свеч, стояла чугунная ванна, наполненная теплой водой. Коснувшись плеча внучки, Сандрина заставила ее остановиться. Мейка разделась донага и ступила в воду. Не проронив ни слова, запретив то же самое и Мейке, Сандрина с Быстриной занялись приготовлениями. Они не спешили, действовали уверенно, слаженно. Сандрина капала в воду различные масла из разноцветных флаконов, Быстрина сыпала крупную соль. Мейка нервно перебирала пальцами ног по дну, чувствуя крупные кристаллы. Она читала о ритуале омовения перед вступлением на территорию Шанталь – это было необходимо, дабы сбросить с себя прошлое, настоящее и будущее и прикоснуться к вечности в лице Шанталь.

Соль под ногами растворилась, вода благоухала сонными цветами, аромат которых напоминал лавандовый запах с нотками лайма. Сонные цветы обычно росли на могилках сами по себе, никто их не сажал. На мгновение Мейке показалось, что ее хоронят заживо, и на влажную кожу обрушилась неисчислимая пропасть мурашек. Сандрина, решив, что внучка замерзла, окунула руки в теплую воду и стала обливать ее плечи, руки, спину. Улыбка бабушки, полная бескрайней нежности, немного успокоила девушку.

Омовение длилось недолго. Три раза Быстрина натерла тело правнучки сбором загадочных трав, три раза Сандрина смыла с Мейки всю эту, по ее мнению, гадость. После ванны Быстрина накинула на плечи Мейки пушистое полотенце. После на голое тело накинули балахон из черного шелка. Босая, слегка продрогшая после ванны, девушка ступила на ледяные ступени крыльца ветхого домика. Шелк на влажной коже только усиливал подземельный холод и, стараясь не дрожать, она стиснула зубы.

Первое, что бросилось в глаза – огромная люстра со свечами, висящая под потолком, в виде сияющей серебром короны. Под ней на дощатом полу начерченная углем пентаграмма, а между вершинами символа – пять горящих свечей. Меж «рогов» уместилась низкая складная подставка с толстой книгой в черном переплете – библия Ада. Перед книгой на коленях стояла самая старшая в роду – Катарина, слева – ее дочь Доминика. Место справа заняла Быстрина, а Сандрина, подтолкнув внучку в центр пентаграммы, села у острия «бороды» дьявола. На полу Мейка заметила нарисованные угольком латинские буквы, по две вместе у основания каждой свечи, и по слогам смогла прочесть «Бэ-Хи-Ма-Та». Последним было ее имя ведьмы «Дэа». Второе имя ведьмы у всех Дарниз состояло из одного слога, чтобы занять оставшуюся нишу пентаграммы.

Сбросив с плеч шелковый балахон, Мейка снова осталась обнаженной. Стараясь не смотреть на бабушек, она неудержимо покраснела. Сандрина велела оставить чувства за порогом дома Шанталь, но контролировать себя не получалось. Она сердилась на бабушек за то, что те подчинялись дьяволу из меркантильных целей, добровольно отдавали души и жизни сыновей, соглашались терять любимых мужей. Мама Мейки не желала такой жизни, она пыталась бежать, сберечь супруга, но все равно потеряла его. Старалась спасти находившегося в ее утробе сына, молила родных помочь, но дьявол свою добычу не упустит, он забрал обоих…

Опустившись на шершавый пол голой попой, Мейка поежилась. Несмотря на серьезность ритуала, она чувствовала себя ужасно глупо. С одной стороны, она понимала, что все это не шутки, а с другой – весь этот маскарад казался показушным театром. Пытаясь не хмуриться, девушка вздохнула.

Старшие бабушки взяли ее за щиколотки и вытянули ноги в два конца вершин пентаграммы. Убрав мокрые волосы с плеч внучки, Сандрина помогла ей лечь на пол и развела ее руки в стороны. Мейка лежала в позе морской звезды, внутри магической печати Бэхимата, и взгляд ее упирался в старинную люстру мастеров древности. Эта люстра казалась ей знакомой, как будто однажды она видела ее, но почему-то забыла. Она пыталась вспомнить, когда могла видеть эту люстру, но воображение бросало в дрожь – она лежала голая, без белья, разведя ноги и, практически между ног ее сидела баба Катарина! Нервно сглотнув, Мейка прикрыла веки, пытаясь убедить себя в том, что каждая из них в свое время прошла это унизительное венчание и что нет ничего плохого в том, что бабушки видят ее половые органы: в конце концов, когда она была малышкой, они наверняка уже все видели…

Катарина начала читать мессу. Мейка достаточно знала латынь, чтобы из потока слов выхватить знакомые, такие, как: «невеста», «герцог тьмы», «дар крови», «жертва». Отчего-то ей казалось, что вот-вот Катарина явит на свет свечей кинжал и вонзит ей в живот. Жуткие образы заставили Мейку содрогнуться, отчего бабушки крепче прижали ее руки и ноги к полу. Стало страшно, совсем не понравилось, что ей не дают пошевелиться. Внезапно Сандрина подула внучке в лицо, и та подняла на бабушку испуганные глаза. Женщина подмигнула, улыбнулась и поцеловала ее в лоб. Девушка расслабилась. Она поняла посыл: все хорошо, просто не нужно прерывать ритуал.

Чтение заклинания оборвалось. Доминика встала с колен и скрылась из поля зрения. Быстрина отодвинула подставку вместе с библией Ада, а на ее месте появилась черная шкатулка. Вот она – шкатулка из снов. Вспомнив, что и Сандрина рассказывала про эту самую шкатулку, Мейка вся похолодела внутри… то была сказка Шанталь, под названием «Бойся своих желаний». Она не видела лиц бабушек, те сидели с капюшонами, низко надвинутыми на глаза. Но очень хотела посмотреть в их глаза, понять, почему ей лгали о том, что на самом деле шкатулка реальна!

Едва крышка открылась, как свечи на мгновение вспыхнули ярче, и желтый свет их сменился фиолетовым. Катарина достала из глубин шкатулки тот самый кинжал из снов Мейки. На девушку словно вылили ушат холодной воды, сердце в груди дернулось от ужаса, руки и ноги напряглись, и на этот раз девушка почувствовала себя в ловушке. Взгляд распахнутых зеленых глаз словно приклеился к кинжалу. Не в силах справиться с волнами накатывающей паники, Мейка задыхалась. Ситуацию усугубляло и то, что ей не позволяли пошевелиться, будто заковали в кандалы.

Сандрина говорила с Мейкой мысленно, уверяла, что ничего плохого не случится, но внучка как будто не слышала. В памяти девушки вспыхнул образ старой Океаны, занесшей руку с этим самым кинжалом над животом беременной мамы Мейки. Глаза Мартины в этом видении были закрыты, она как будто спала, а ее маленькая дочь молила: «Мамочка, проснись!». Взрослая Мейка не чувствовала слез на щеках, не слышала ментального шепота Сандрины, а когда Катарина окунула клинок в чашу с кровью черного петуха, которому на ее глазах свернули шею, и клинок, с которого капала кровь на смуглое тело Мейки, поднялся над ее животом, она отчаянно закричала, задергалась в крепких руках. Ей мерещились могильные цветы, мраморная плита с ее именем. Похоронили заживо, в тесном узком гробу! Она не могла выбраться оттуда, не могла даже пошевелиться и, судорожно дернувшись в последний раз, потеряла сознание.

***

Мейке снилось, что она снова маленькая, сидит на кровати, зарывшись в складки пушистого одеяла. В спальне темно, но из окна в комнату льется золотистый свет садовых фонарей. Она не может спать, чувствует, что в комнате кто-то есть. Он прячется в самом темном углу, и не разрешает туда смотреть. Когда ее взгляд все же скользит к этому темному пятну, ужасно сжимает виски, начинает болеть голова. В отличие от обычных призраков, что постоянно приходят к ней, он ни о чем не просит. Ему ничего не нужно, только любопытно, как будто Мейка – необычная игрушка со сложным механизмом и ему хочется разобраться, что к чему. Откуда-то она знает, что он жил здесь всегда, что он намного старше бабушки Океаны, а ведь ей сто семь лет!

Раньше он никогда не разрешал смотреть в его сторону, но этой ночью что-то изменилось. Дверь детской медленно отворилась, в коридоре вспыхнул слабый синий свет. Он манил ее, как будто приглашая. Она не хотела идти, ведь для этого придется спустить ноги на пол, а там темно. И покидать теплую постель тоже не хотелось.

– Дэа… – прошелестел голос из коридора, и Мейке показалось, что, если она будет непослушной, призрак ее накажет.

Из всех призраков, посещающих ее комнату, он был самый молчаливый, и если он звал, значит, это было важно. Спустившись в холл вслед за синим свечением, малышка замерла, стараясь дышать как можно тише, и прислушалась к звукам спящего дома. Скрипнув, приоткрылась дверь, ведущая в кухню, и синий огонек скользнул туда. Стеклянная стена кухни пропускала лунный свет, благодаря которому она могла увидеть все. Затем приоткрылась дверь в подвал, где располагалась холодильная камера, потом – еще одна дверь, за порогом которой Мейка никогда не бывала. Синий огонек освещал ступени винтовой лестницы, ведущей вниз. Каждая ступенька казалась маленькой Мейке просто огромной. Ножки ребенка замерзли, холодная лестница была металлической, но малышка продолжала следовать за огоньком. Он привел ее в земляную пещеру, стены и потолок которой поддерживали бетонные колонны и ригели на них. Земля под маленькими ножками оказалась менее холодной, но неприятно влажной.

Синий огонек исчез, здесь в нем не было необходимости. Вокруг горели сотни толстых свечей, пламя их слегка колыхалось на сквозняке. Услышав голоса бабушек, Мейка пошла к домику, прятавшемуся под сводами бетонного грота. Ей казалось, что бабушки поют песню, что там, внутри какой-то праздник, на который ее почему-то не пригласили. Шагая по ступеням крыльца, малышка уже представляла, как войдет и увидит под потолком воздушные шары, а на столе обязательно будет шоколадный торт с ягодами, какой был на ее прошлый день рождения. А может, бабушки решили сделать ей сюрприз, и потому она пришла на праздник последней? Ой, надо приготовиться, чтобы не испугаться, ведь едва она войдет, как все закричат: «С днем рождения!»

Оказавшись на пороге, Мейка не увидела ни цветных шаров, ни торта, ни праздничных нарядов. Стол, и правда был, но вместо торта на нем лежала совершенно голая мама с закрытыми глазами; она как будто спала. Над ней висела роскошная люстра в виде перевернутой короны, а вокруг стояли люди в черных балахонах с низко опущенными капюшонами, и пели голосами бабушек.

Подойдя ближе, Мейка хотела спросить, что это они делают с мамой, и почему она спит. Она уже открыла, было, рот, чтобы задать вопрос, но так и застыла, потому что один из людей вытащил нож из черной шкатулки. Ручка у ножа была серебряной, инкрустированной черными опалами, а лезвие отбрасывало свет свечей, как будто зеркальное. Девочка видела, что лезвие очень острое. Мама говорила, что с ножами играться нельзя, это опасно: можно порезаться, и будет очень больно. Малышке стало тяжело дышать, ей совсем не нравилось, что мама спит на столе. Разве можно спать на столе? Спят ведь на кровати! И почему мама не просыпается от песен? И почему эти люди поют голосами бабушек? И где ее настоящие бабушки? И кто эти странные люди? И что вообще происходит?! – не на шутку разнервничался ребенок.

– Попроси, – прошелестел бесплотный голос у ее плеча.

О чем попросить, Мейка не знала, но ей очень хотелось уйти. Она не могла оставить маму одну, среди незнакомцев. Ей не нравилось это место, и совсем не понравилось, когда человек в черном поднял руку с ножом и затем стал медленно опускать вниз, целясь в живот мамы. Мейка поняла, что сейчас произойдет нечто ужасное, и она никогда больше не увидит маму. Беззвучно захныкав, дрожащая малышка попросила:

– Пусть мамочка проснется! Пусть заберет меня отсюда!

Повторяя эти слова снова и снова, Мейка с ужасом смотрела на острие кинжала, приближающегося к медленно вздымающемуся животу Мартины, и, сцепив ручки в замок, уже готова была закричать. Крик, и правда, огласил стены маленького разваливающегося домика, но кричал не ребенок, а Мартина Дарниз. Она проснулась и, глядя на нож, вопила, пытаясь вывернуться из сковавших ее многочисленных рук. Ей удалось вырваться. Обнаженная молодая женщина пнула того, кто держал ее за ноги, оттолкнула тех, кто преградил ей путь, и, не заметив спрятавшуюся в углу маленькую дочь, выскочила наружу.

– Мамочка! Мамочка! – тонким голоском заверещала перепуганная до смерти Мейка, бросившись вслед за Мартиной.

Растерявшись, женщина остановилась и, увидев плачущую дочь, кинулась к ней. Подхватив на руки, прижимая ребенка к груди, быстрее ветра она неслась вверх по винтовой лестнице. Уже в холле, схватив с вешалки белый кардиган, торопливо накинула его на плечи и вместе с дочкой выбежала в сад. Вслед им неслись крики бабушек, но это не остановило Мартину. Мейка ревела в голос, не понимая, что происходит, пугало и то, что мама тряслась, как ненормальная. Пристегнув дочку в детском автокресле, Мартина дала задний ход. Подпрыгнув, машина вылетела за ворота. Ослепительный свет фар выхватил пустынную дорогу. Раздался визг шин об асфальт, и кабриолет ракетой рванул вперед.

Ночью в Савойе, да еще и в открытой машине, довольно холодно. Крошечными пальчиками вцепившись в ремни безопасности, Мейка тряслась и от холода, и от перенесенного шока. Глядя на растрепанный затылок мамы, она думала о том, что случилось бы, если б призрак не помог им. Впервые в жизни малышка поняла, что может потерять маму, а ведь она ее так сильно любит! Мейке казалось, что если исчезнет мама, то во всем огромном мире она останется совсем одна! Ей и в голову не приходило, что помимо мамы у нее есть бабушки.

Часто оборачиваясь назад, Мартина смотрела, нет ли погони. Она будто совсем забыла о дочери, ее темно-зеленые глаза были широко распахнуты, а кардиган, за неимением пуговиц, раскрылся на обнаженной груди, слегка сполз с одного плеча. Только покинув территорию Эвиана, женщина немного успокоилась и вспомнила, наконец, о ребенке. Глядя на дочь в зеркало заднего вида, она пыталась думать. Из-за внезапного пробуждения, последующего шока и побега из дома это казалось почти невыполнимой задачей. То, что бабушки усыпили ее, не предупредив, совершенно точно говорило о том, что помогать ей они не собирались. Она просила их спасти ее сына, и они обещали помочь. Вот, значит, как они решили поступить с ней – заставить доносить до срока, а потом родить мертвого ребенка?! Неужели… неужели и мама была там?!

Мартина не чувствовала слез на щеках. Слишком тяжелым оказался для нее этот год. Она потеряла любимого мужа, узнала, что беременна мальчиком, поняла, что лишится и сына: ведь дьявол, покровительствующий их семье, питался душами сыновей Дарниз и даже душами дочерей, если в семье уже была та, что продолжит их род. Снова и снова она вспоминала ужасное пробуждение, отсвет сотен свечей в зеркальной поверхности клинка, руки родных, удерживающих ее против воли. А потом, как свет во тьме, тоненький голосок двухлетней дочери, зовущей: «мамочка!». Определенно, каким-то образом Мейка сама пробралась в подвал, бабушки не пустили бы ее в дом Шанталь, ведь для таких маленьких находиться там слишком опасно!

– Мейка? – громко позвала Мартина. Ребенок вздрогнул, и жалобно поглядел на мать. – Прости, малышка, я напугала тебя?

Сжав губы, чтобы не заплакать, девочка кивнула.

– Извини, звездочка моя, – постаралась ласково улыбнуться женщина. – Я не хотела. Скажи маме, пожалуйста… тебя кто-то разбудил?

– Да, – едва слышно ответила Мейка.

– Баба Сандрина?

– Нет.

– А кто?

– Призраки… они шептались в темноте.

– Малыш, разве я не говорила, что призраков не существует? Это всего лишь сон, Мейка, – поежившись, заверила ее Мартина.

– Они есть, – возразила Мейка. – Но я их не понимаю. А его понимаю. Он меня позвал, и я шла, а он открывал двери. А потом я увидела страшных людей, и ты спала, и нож… – тихо заплакала девочка.

– Кто «он»?! – распахнув глаза, в ужасе спросила Мартина. – Кто «он», Мейка?!

Голос женщины сорвался, она все повторяла и повторяла этот вопрос, не в силах остановиться, не замечая, что голос сорвался на крик. Мейке показалось, что мама сошла с ума. Запаниковав, девочка закричала:

– Мама, остановись! Остановись! Пожалуйста, мама!

Она не поняла, что произошло, но воздух вокруг сотрясся от оглушительного звука и больно ударил в уши. Схватившись за ушки, Мейка захныкала, а потом буквально ослепла. Мама закричала, но в ушах ребенка гудело, она совсем ничего не слышала. Даже не слышала, как закричала сама, когда показалось, что машина взлетела на воздух, как самолет. Больно ударившись затылком о спинку автокресла, девочка потеряла сознание.

Красный кабриолет завалился на бок, маленькие ручки и ножки безвольно свисали с автокресла. Из маленького носика по щечке струилась кровь, на затылке вздулась огромная шишка, спрятанная под золотыми спутанными волосами. Переднее и заднее колеса левого борта машины все еще крутились, соприкасаясь с воздухом. Пробитое лобовое стекло хрустело, будто пытаясь осыпаться; осколки по краям дыры слева, прямо перед рулем, были окровавлены, меж двух кусочков остался локон таких же золотых, как у Мейки, волос. Правая рука Мартины Дарниз дергалась, как будто пыталась удержать руль, а распахнутые в ужасе зеленые глаза, смотрели на ребенка. Черный зрачок оторванной от тела головы медленно сужался, жизнь покинула тело молодой женщины. Вскоре и пальцы на ее руке перестали шевелиться.

***

Вокруг, словно волны океана распростерлась пустыня. Ярко светило солнце, ослепляя до одурения. Мейка никак не могла нормально открыть глаза, щурилась так сильно, что ей казалось, будто ее лицо превратилось в старушечье. А если приоткрыть веки сильнее, свет солнца вспыхивал прямо в мозгу, как будто просачивался сквозь щели век, и тупой болью отдавал в затылке. Мешал и сильный ветер, свирепо разбрасывая волосы девушки в стороны то вперед, то назад, а то и вовсе закручивал в воронку вокруг головы. Она не помнила, как тут оказалась. Помнила только, как испугалась ножа, как во сне вспомнила все, что произошло в ту ночь, когда погибла мама.

Память услужливо нарисовала изувеченное тело матери. Мейка почувствовала на щеках слезы и то, как быстро они высыхают, оставляя за собой соленые дорожки, стягивающие кожу. Попытавшись сделать шаг, она упала на руки, инстинктивно вытянув их перед собой. Оказывается, ее ноги по щиколотку погрузились в рыхлый желтый песок. Раскаленный на солнце, он обжигал, и она спешно перевернулась на спину. Вспомнив, что в последний раз была голой, посмотрела вниз и увидела белое хлопковое платье. Никогда прежде она не носила таких нарядов. Платье было длинным, скрывало ноги по щиколотку, с глубоким вырезом и с идеально смотревшимся на маленькой груди кружевами. Слишком сексуально. Мейка даже почувствовала себя взрослее. Платье не дало спине обжечься, но ткань быстро нагревалась, и она решила, что безопаснее встать.

С трудом поднявшись, Мейка зажмурилась и чтобы дать глазам передохнуть от ослепляющего солнца, закрыла лицо ладонями. Затем открыла лицо и попыталась оглядеться. Да, как и показалось в первый раз, вокруг – словно волны океана, только не из воды, а обжигающего желтого песка. Куда же она попала?! И как отсюда выбраться? Решив, что спит, девушка ущипнула себя за руку, от боли на глазах выступили слезы. Как же так?! Это вовсе не сон?! Как она оказалась здесь?!

Запаниковав, Мейка побежала вниз по склону. Бежать было сложно, ноги проваливались в песок по щиколотку, босые ступни обжигало раскаленным на солнце песком, будто она ступала по обжигающе горячему крошеному стеклу. Стараясь вернуть хаотично пляшущие мысли в нужное русло, Мейка пыталась вспомнить: она была на венчании с дьяволом, потом испугалась, оказалась в собственном детстве и сразу после этого очутилась здесь. Если это не сон, то она попала куда-то на самом деле! В реальности! Что если… что если это Ад? И если так, разве в Аду все так же, как на Земле? Светит солнце и все остальное? Ну, почему она ничего не спросила про Ад? Вдруг бабушки рассказали бы?

Подняв взгляд на уровень горизонта, Мейка ахнула, подвернула ногу и, рухнув на колени, покатилась вниз головой. Казалось, песок забился и в рот, и в нос, и под веки. Пытаясь закрыть лицо руками, она задержала дыхание. Казалось бы, из-за песка падать должно быть мягко, но нет! Он исцарапал ее голые руки, щеки, обжег везде, где только можно! От многочисленных повреждений Мейка вся сжалась, сухие слезы жгли горло. Чувствуя, что больше не падает, стараясь не хныкать, и не стенать, Мейка попробовала дышать.

Отплевавшись от песка, с закрытыми веками она села, и долго терла пострадавшие глаза, пыталась проморгаться. Слезы никак не шли, казалось, что глаза все еще полны песка, но все же она смогла их открыть. Макушку припекало так сильно, что Мейка подумала, могут ли от этого отвалиться волосы. Безумно хотелось пить, слюны во рту не осталось совсем, глоталось настолько больно, что каждый раз она морщилась.

Вспомнив, что стало причиной падения, девушка задрала голову. Кажется, там, за вершиной дюны, она видела животное? Взгляд нащупал вздымающуюся голову дракона, с испугу Мейка сделала шаг назад и рухнула на попу. Стрельнув в копчике, позвоночник пронзило болью. Попы как будто не стало вовсе, Мейке представилось, что «булочки» ее превратились в лепешки. Кажется, у нее совсем не осталось сил. Больше не хотелось вставать. Подумав, что теперь ее сожрет дракон, она не выдержала и заплакала. Она еще долго плакала, измученная, растерянная, пока не поняла, что голова дракона, выглядывающая из-за дюны, не шевелится. Утерев слезы, она подумала, что, возможно, это просто статуя дракона, и так ей стало любопытно, что она поползла.

Добравшись до вершины, Мейка увидела, что голова дракона принадлежит странному строению. В целом оно напоминала роскошного лебедя с крыльями, готовыми раскрыться, птица как будто собиралась взлететь. Но только голова у чудо-птицы была драконья, с раскрытой зубастой пастью, а крылья – перепончатые, как у летучей мыши. Девушка подумала, что это строение больше напоминает корабль с парусами и мачтами… а вот и черный флаг на конце мачты и капитанский мостик… Странно: корабль в пустыне… Может, когда-то давно здесь было море?

Внезапно Мейка услышала странный звук и стала оглядываться вокруг. Она не понимала, откуда он исходит и несколько раз подолгу всматривалась в истрепанное временем судно, уверенная, что источник там. Сильный ветер будто играл с ней, разнося звуки вокруг, обманывая, сбивая с толку. Обернувшись назад, она увидела вороного скакуна и рыцаря в черных доспехах, с огромным эфесом меча, торчащего из-за спины. Сердце булыжником сорвалось в пропасть, обдав обжигающим ужасом изнутри: это ОН! Смерть!

Закричав, она бросилась бежать вниз по склону, навстречу кораблю, надеясь спрятаться где-то под его боком. На судно подняться она точно не сможет – слишком высокие у него борта. Задыхаясь от горячего воздуха, боясь упасть и снова покатиться вниз, обдирая о песок голые руки, с каждым шагом она понимала, что до корабля слишком далеко, а всадник быстрее. Она уже слышала приглушенные звуки копыт; по содроганию песка под ногами чувствовала огромную тушу скакуна, скрежет шипастых доспехов о кожаное седло и, не выдержав неизвестности, обернулась. Их отделяло всего лишь несколько шагов! Охваченная паникой, Мейка снова закричала, ноги ее запутались в подоле платья, и она упала.

«Это конец!» – набатом пульсировало в голове, когда рыцарь резко осадил коня и тот, нависнув над перепуганной до смерти девушкой, встал на дыбы и возмущенно заржал. Его выпученные кроваво-красные безумные глаза следили за Мейкой, страшно оскалились огромные зубы, способные перекусить ее руку. Она пыталась ползти, когда рыцарь соскочил с коня, и Мейке показалось, что началось землетрясение. Она не видела его, не замечала, что стерла в кровь ладони, колени, не понимала, что продолжает кричать. Когда он схватил ее за волосы, ей показалось, что голова оторвалась от тела. Задергавшись, девушка размахивала руками, пытаясь ухватиться за огромный кулак, выдирающий волосы, будто его обладатель задумал снять скальп.

Она не поняла, что произошло, но хватка внезапно ослабла, в животе стало больно, ее как будто бросили на что-то твердое. Мейке хотелось потерять сознание – так ей было больно и страшно. Она поняла, что попала в самый настоящий Ад и теперь будет расплачиваться за дерзость всех поколений Дарниз, за то, что посмели возомнить себе, что подчинили самого дьявола. Ужасный конь заржал прямо под ней, и она осознала, что ее, как мешок с картошкой, просто перекинули через седло. Она попыталась соскользнуть с вздрагивающей горячей спины, покрытой вороной шерстью, но тут услышала над собой рычание и, помертвев от ужаса, замерла. Конь вздрогнул, перед лицом девушки промелькнуло колено, замурованное в черный металл непонятного происхождения, чешуйчатые набедренники. Усевшись в седле, он обхватил ее кольцом рук, едва не раздавив ребра, и усадил перед собой. Мейке показалось, что все внутренности превратились в кашу. Застонав от боли, она невольно уткнулась лбом в гриву коня, подальше от него.

Скакун гарцевал на месте, хозяин не торопился направить его на нужный путь. Внезапно Мейка почувствовала его руку под коленом и с испугу дернулась, но он не дал ей упасть. Он с легкостью развернул ее к себе лицом. Она пыталась бороться, отталкивалась руками, упираясь в грудь монстра, закованного в каменную кирасу, но вырваться не получалось. Он едва не переломал ей руки, с силой притянув к груди. Мейка слышала жалобное подвывание и даже не понимала, что этот звук издает она сама. А когда его рука в перчатке приблизилась к ее лицу, она взвизгнула, попыталась увернуться и, не сумев, зажмурилась. Когда огромная ладонь коснулась ее головы, она застонала, уверенная, что на этот раз он точно раздавит ее голову в лепешку. Но… несколько движений, и ей показалось, что он гладит ее по голове. Не в силах поверить в происходящее, затравленно дыша, она пыталась понять, что он делает. Рука опустилась на спину… такие знакомые движения… он, и вправду, гладил ее, как маленького ребенка, будто пытаясь успокоить.