Текст книги "Черные орхидеи"

Пережив запредельный ужас, осознав, что никто ее пока не убивает, Мейка потеряла сознание. Она не чувствовала, как голова затылком легла в его огромную ладонь, как он слегка отстранил ее от себя и как некоторое время разглядывал ее раскрасневшееся от пустынного жара лицо, потрескавшиеся губы. Затем прижал ее к себе и, запахнувшись меховой накидкой, укрыл с головой. Лошадь рванула вперед, в обратную сторону, прочь от корабля.

Очнувшись, Мейка не сразу поняла, где она и почему вокруг темно. Голова перестала гудеть, измученные солнцем глаза наслаждались темнотой. Почувствовала, что что-то под ней шевелится, и, вспомнив о коне, она от ужаса сжалась в комочек, и попыталась понять в какой ситуации оказалась. Мучительная жажда мешала думать. Щека саднила, кажется, она стерла ее в кровь. Когда она попыталась отодвинуть голову от камня, что-то тяжелое уперлось в спину, не позволяя ей пошевелиться. Девушке показалось, что ее расплющит. Изо всех сил упираясь руками, она кряхтела и постанывала, пытаясь выбраться, и тут полы мехового плаща распахнулись, Мейка буквально ослепла и зажмурилась, захныкав.

Конь встал на дыбы, и Мейку припечатало к мужчине. Не дожидаясь, пока животное успокоится, он подхватил ее одной рукой, как ребенка, и спрыгнул с коня. «Вот и все, – подумала Мейка, – теперь меня сожрут живьем» Она пыталась отбиваться, но разве могла хрупкая, семнадцатилетняя девушка вырваться из каменных рук огромного воина?! Да у него меч за спиной с него ростом, а он даже не замечает его тяжести!

Сильно щурясь от одуряюще яркого солнца, Мейка пыталась осмотреться. Его огромные руки слишком сильно сжимали ноги, она с трудом сдерживалась, чтобы не застонать от боли. Вороная шерсть коня шелком переливалась на солнце, а местами даже походила на зеркальную гладь. Ни к чему не привязанное животное никуда не отходило от места, где оставил его хозяин, только выжидательно смотрело вслед.

Мейке хотелось знать, куда ее несут. Повернув голову, она едва не задела носом один из черных шипов, торчащих из хищного зубастого шлема, собранного из необычного металла, на поверхности которого рассыпались мелкие чешуйки восьмиугольной формы, и угольные кристаллы. За спиной рыцаря она увидела огромный эфес шпаги, в шапке которого сиял ограненный черный кристалл, настолько насыщенный тьмой, что даже лучи солнца не в силах были проникнуть в его сердцевину. А толстый шнур, на конце которого болтался еще один такой же камень, словно стебель розы, был увит острыми шипами. Совершенно необыкновенное, но, несомненно, безупречно красивое оружие даже для Мейки, хотя никогда она не интересовалась подобными вещами.

Странный шлем из того же черного металла венчали зубья, образовывающие вокруг головы рыцаря нечто вроде короны. Массивная шея между шлемом и нагрудником скрывалась под кольчугой, собранной из черных звеньев. Под ладонями Мейки на левом наплечнике красовался изумительной работы герб, литый из металла: черная пантера с огромными крыльями за спиной и разинутой в бешеной ярости пастью.

Пока она рассматривала воина, он не обращал на нее внимания и продолжал идти вперед, грузно ступая огромными ногами по осыпающемуся песку. Решив, что ему не до нее, Мейка совсем расхрабрилась и попыталась вывернуться и посмотреть, куда он идет. Перед ними плавился воздух, как будто кипел от палящего солнца, и теперь, будто зеркало, отражал черного рыцаря и его добычу. В искаженном отражении, напоминающем волнующееся море и одновременно с этим зеркало, она увидела свое испуганное, бледное лицо, сияющие яркой зеленью глаза, и его… он был не двухметровым, как показалось сначала, скорее, в его росте было чуть больше трех метров, а Мейка на его фоне действительно напоминала ребенка.

Когда он шагнул в разреженный воздух, Мейка решила, что ее кожа расплавится от жара, и, спрятав лицо в ладонях, зажмурилась. Еще шаг, и ей показалось, что солнце перестало палить, к коже льнула приятная влажная прохлада. Открыв глаза, девушка восхищенно воздохнула: над головой раскинулся открытый космос с бриллиантовыми звездами, с разноцветными туманностями, и ни привычного неба, ни облаков, ни луны. На черном бархате ночи яркими вспышками прорезали небо падающие друг за другом звезды, и сердце замерло в сладостном предвкушении, что она снова увидит волшебный звездопад.

Не заметив, как левой рукой уцепилась за его шею, скрытую под тонкой сеткой кольчуги, Мейка снова обернулась и от удивления раскрыла рот. Это город! Эвиан! Только небо здесь другое и… что-то неуловимо незнакомое вокруг… ах, да! Растения! Деревья, кустарники, цветы – все другое, только черные орхидеи такие же, как в ее родном мире. А еще Мейка поняла, что они идут по улице Эмпас де ла Рив! И даже увидела в конце улицы стены виллы Дарниз! Вот это да! Он несет ее домой!

Улыбнувшись, Мейка совершенно успокоилась, обняла рыцаря за плечи и щекой прижалась к кольчуге. Сквозь звенья она ощущала жар его тела и тонкий сладкий аромат ванильных орхидей. Никогда ей не нравились одеколоны со сладкими нотами, но от него пахло просто изумительно! Подумав о том, что, скорее всего, он оставит ее у ворот, она с трудом отлипла от плеча воина и обернулась. Не имея ключей, он каким-то образом прошел за вороты виллы, а заметив, что вместо роз вокруг фонтана цветут черные орхидеи, Мейка сразу забыла обо всех мыслях. Вдруг показалось, что она попала в некий параллельный мир, где все напоминает привычный. Подняв глаза, она увидела все тот же открытый космос над головой и задумалась: а не живут ли здесь двойники Эвиана? А вдруг она увидит своего двойника? Вдруг здесь, в саду с черными орхидеями, живет другая Мейка? И у здешней Мейки мама еще жива?

Отпустив девушку на землю, он сжал ее плечи, и Мейка пискнула от боли, зажмурившись. Почти сразу она почувствовала, что хватка огромных рук ослабла. Он опустился на скамью перед фонтаном и… потянулся к шлему. Мейка замерла, ведь сейчас она увидит его лицо! И увидела! На нее смотрело звездное небо! Так вот какой он, когда не приходит во сне, – черный рыцарь, скачущий на вороном скакуне по ослепляюще яркой от солнца пустыне, способный проходить сквозь миры, сквозь порталы в виде разреженного воздуха. Это он… он целовал ее во сне… он гладил по спине, когда она плавала в полудреме. Это он показывал ей на небо, на созвездие Лебедя, пытаясь сказать, как его зовут. Мейка и сама не заметила, как страх отступил окончательно. Коснувшись его скул ладонями, она спросила:

– Ты Нергал?

Он кивнул, взял ее руку и губами прижался к запястью. Мейке вспомнилось, как он схватил ее за волосы и едва не оторвал голову, а ведь сейчас был таким нежным… хотя чего она ждет от существа, которое чуждо Земле? Быть может, он не считал, что причинял ей боль? Или просто не знал, за что схватить, чтобы поймать, ведь она в два раза меньше, и для него, возможно, кажется чуть ли не мышкой, в то время как сам напоминает хищную пантеру.

– Ты умеешь говорить? – с надеждой спросила Мейка, вглядываясь в кружащиеся в его голове звезды, будто нежные снежинки в тихом ночном воздухе.

Он снова кивнул, и звезды в его голове рассыпались в стороны, и постепенно снова стали собираться вместе, чтобы продолжить свой загадочный танец. Мейка вспомнила, как Ален рассказывал, что увидел там за гранью, разделяющей жизнь и смерть: космос… слаженные движения танцующих звезд, разноцветные туманности – именно то, что Мейка видела прямо сейчас в голове удивительного существа.

– Почему же ты не говоришь со мной? – едва слышно спросила Мейка и подушечками пальцев почувствовала, как его губы раскрылись. Она поняла, он хочет сказать ей что-то, и вся замерла, даже перестала дышать, в надежде услышать его голос. Внезапно воздух завибрировал, виски сжало до одуряющей боли, глазные яблоки напряглись, и Мейке показалось, что они лопнут и как белки недоваренных яиц вытекут на щеки. Звука голоса она не услышала, но та вибрация, которую произвел Звездный принц, буквально вскипятил все мягкие ткани организма, прямо как в микроволновке. Вот что, должно быть, чувствует разделанная курица, когда приготавливается на гриле…

Когда она пришла в себя, то поняла, что осела на землю у его ног, а он поддерживает ее руки, плечи. Кажется, она едва не умерла от звука его голоса и теперь лбом прижалась к прохладному металлу наколенника доспеха. Заметив, что Мейка пришла в себя, он легко поднял ее, усадил на колени и несильно прижал к груди. Мейка почувствовала себя любимой кошкой и уютненько свернулась в комочек. Она поняла, что полноценно поговорить с ним не получится, поэтому нужно задавать такие вопросы, на которые можно отвечать «да» или «нет». Решив убедиться в своих предположениях, она стерла со щек липкие слезы, запах которых напоминал кровь, и спросила:

– Это ты дарил мне орхидеи?

Он кивнул и осторожно поцеловал ее в макушку. Мейке стало так хорошо, так уютно на его коленях, что она перестала замечать жесткие бугорки и шипы на доспехах.

– И это ты танцевал со мной под звездами? – он снова кивнул.

– Ты – бог смерти? – очередной кивок. – Ты хочешь забрать меня?

Ни кивка, ни отрицания. Он не знал.

– Я умру? – затаив дыхание, спросила девушка, прижав его огромную руку в металлической перчатке к груди.

Он отрицательно покачал головой. Мейка с облегчением вздохнула: она не умрет.

– Ты давно живешь в моей комнате?

Звездный принц кивнул, потом смешно фыркнул, и отрицательно покачал головой. Мейка улыбнулась.

– Ты не живешь в моей комнате?

«Нет», – покачал он головой.

– Но ты видел меня маленькой. Помнишь, ты звал меня по имени – Дэа? В ту ночь… когда умерла моя мама?

«Да».

– Ты пришел, потому что кто-то должен был умереть?

«Нет».

– Но… ты ведь Жнец, а значит, просто так не приходишь…

«Да».

– Я не понимаю. Пожалуйста, не сердись на меня, ладно? Мама не должна была умереть?

«Нет».

– И Океана Дарниз?

«Нет».

– Это случайность?

«Да, нет».

– Понятно… отчасти случайность, отчасти – нет?

«Да».

– Смерть моей мамы – случайность?

«Да».

– Ох, слава Богу! Значит, ты не виноват в ее смерти… Значит, баба Океана умерла по твоей вине?

«Да».

Мейка притихла. Она понимала, что он – Жнец, это его суть, он не виноват в том, что выполняет свою работу, а, следовательно, она не имеет права сердиться, но ей хотелось знать, что же произошло в ту ночь на самом деле!

– Ты сказал, что в ту ночь никто не должен был умереть, но смерть бабы Океаны не случайность… ты не должен был забирать ее?

«Нет».

– Но забрал.

«Да».

– Как же нам поговорить? – грустно вздохнула Мейка. – Я не знаю, как задать вопрос, чтобы получить тот ответ, который мне нужен. Я хочу понять, почему ты пришел к нам. Если никто не должен был умереть, но в то же время ты пришел не просто так… Ты – Бэхимата?

«Нет».

– Значит, меня венчали не с тобой… – прошептала Мейка.

Сердце обиженно сжалось, она понимала, что это глупо – мечтать о Жнеце как о мужчине, но ничего поделать с собой не могла. Рядом с ним забывает обо всем, обо всех – и об Алене, и о Лексе – и жаждет принадлежать только ему! Ведь он целовал ее, и это было волшебно! Неужели он не может подарить ей нечто большее? Внезапно Мейка судорожно всхлипнула, она и не заметила, как по щекам поползли слезы. Он среагировал сразу, одной рукой прижал к себе сильнее, второй стал гладить по волосам, по голове, по вздрагивающим плечам.

– Я устала… – прошептала девушка. – Устала бояться этого дьявола, моего жениха. Я ненавижу его! И моих бабушек тоже ненавижу! Почему они не пытаются изменить хоть что-то?! Почему согласны отдавать мальчиков Дарниз этому дьяволу?! За что?! За богатство?! Да нахрен нужно такое богатство, когда у всех детей Дарниз нет отца, потому что дьявол забирает из души! А сыновья?! Неужели им не жалко отдавать сыновей этому дьяволу?! Знаешь, у меня должен был родиться братик… Я все думаю: как бы его звали? Каким бы он был? С зелеными глазами, как у меня? И какие у него были бы волосы? А характер?

Мейка действительно устала. Все это время она не признавалась себе в том, о чем рассказала сейчас, но подсознательно эти мысли, скрытая боль подтачивали ее обычно благожелательный характер. С тех пор, как она вернулась в Савойю, в душе поселилось смятение, несколько раз она даже срывалась и грубила бабушкам. Вот только причины вуалировала тем, что якобы пытается отстоять право на то, чтобы самой вершить свою судьбу. Каким-то удивительным образом Нергал помог ей разобраться в себе, одним лишь присутствием навел порядок в ее голове.

– Я не хочу быть ведьмой, – прошептала Мейка, чувствуя, как он целует ее в макушку. – Мне не нужна сила этого проклятого дьявола! Я хочу, чтобы он сдох! Чтобы отстал от нашей семьи!

Холодный металл перчаток коснулся нежной скулы девушки, он повернул ее лицо к себе и поцеловал в губы – сначала нежно, осторожно, а потом с такой безудержной страстью, будто испытывал смертельный голод. Не знала Мейка, что поцелуи, жестоко терзающие ее пухлые губы, такими ядовито-сладкими бывают, что снова и снова она будет мечтать об этой боли на губах, словно одурманенная, отравленная ядом черных орхидей, проникшего в самое сердце, в душу. Она дышала его палящим, словно знойное солнце пустыни, дыханием; казалось, больше не сможет она сделать ни одного вдоха без его губ. И волосы ее сжимал горячими ладонями, уже без перчаток, не больно, но с головокружительной страстью, и сердце биться переставало от наслаждения. Его руки спускались ниже, касаясь шеи, плеч, будто он был скульптором, создающим невероятное творение, что покорило сердце художника, обжигающим током пульсациями разносилось под кожей, зажигая в нем бриллиантовые звезды. А когда ладонями он коснулся ее груди, потревожив напряженные, болезненно тугие соски, мучительно горящие от неясных желаний, ее тело вздрогнуло, выгнулось дугой, будто молнией пронзило насквозь. И ей стало не важно, кто он и кто она. Не важно, что он Жнец, Нергал, собирающий души, имеющий непосредственную близость к Смерти, которая стала для нее ужасом на протяжении пятнадцати лет. Все это осталось там, в выжигающей сознание пустыне, где солнце убивало все живое.

Одурманенной, будто пьяной настолько, что она была не в силах соображать, ей казалось, что они плывут по ночному небу, среди восхитительных звезд, и тела их сплелись вместе так, что напоминают одно-единственное полноценное существо. Сияющие, восхитительной красоты бриллиантовые звезды… черный бархат неба… Мейка чувствовала, что и ее глаза горят, как звезды, и тела их – часть Вселенной, космоса.

Восхищенная его жадным ртом, ласкающим ее голую грудь, она тонула в сладком облаке ванильных орхидей. Она не помнила, когда со скамьи они переместились в клумбу, и, не желая думать ни о чем более, поддавалась его властным рукам, до хруста костей вдавливающих ее тело так, что льнула к нему всем телом, напряженной грудью, воспаленным, болезненно пульсирующим лоном. Ее тонкие руки цеплялись за его длинные жесткие волосы, чтобы он не прекращал ее целовать, всасывать в горячий рот соски, кусать, причиняя боль своими грубыми ласками.

– Я хочу быть с тобой! – задыхалась Мейка, зажмуриваясь от боли и невыносимого наслаждения. – Я люблю тебя, Нергал! Я люблю тебя!

– Дэа… – теплым шепотом слетело с его губ, запуталось в длинных волосах цвета солнца. Вздох, полный наслаждения, упоения, неги – она унесет его в воспоминаниях, спрячет в самые сладкие сны. – Моя… моя Дэа…

После этих слов, казалось, что-то обрушилось в сознании девушки. Изо всех сил она пыталась вернуться, уцепиться за его образ, снова чувствовать его жгучие поцелуи, от которых волновались и тело, и душа, но проваливалась все ниже и ниже, в самые темные пучины мрака. Ей мерещилось, будто он зубами вцепился в свое запястье, и из раны на ее лицо закапала теплая кровь. Большим пальцем руки он водил по ее лбу, щекам, размазывая кровь, и словно мантру шепотом повторял:

– Моя Дэа. Моя!

Глава 9

Ей снилось, что он скачет на вороном коне вслед за уходящим солнцем. Собираясь покинуть ее, он целовал ее губы, шептал: «Моя Дэа». Он не хотел оставлять ее, жадными пальцами касался губ, скул, висков, будто пытался запомнить. Дэа понимала, что спит, но просыпаться совсем не желала. Во сне она плакала, просила Нергала вернуться, но он не слушал ее более… он ушел.

Обнаженная девушка лежала в круге перевернутой пентаграммы, в позе эмбриона. Голова кружилась так сильно, что казалось, будто она на безумных аттракционах. С тех пор как Мейка спустилась в подвал на дьявольское венчание, она столько всего пережила, что, очнувшись, искренне удивилась своему местонахождению.

– Мейка? – шепотом позвал знакомый голос, и ослабевшая девушка попыталась обернуться. – Девочка моя! Свет мой, ты очнулась! – разрыдалась Сандрина.

Вытащив внучку из дьявольской печати, она прижала голову Мейки к своей полной груди, и рыдала тяжко и надрывно, как в ту ночь, когда потеряла Мартину. Согреваясь, Мейка дрожала, она совсем закоченела на полу, несмотря на то, что камин горел в полную силу. Растирая холодные руки любимого ребенка, Сандрина всхлипывала, просила прощения:

– Прости меня, деточка моя нежная! Я не могла забрать тебя из сигилы, пока ты не придешь в себя, иначе твоя душа потерялась бы и ты никогда не нашла бы дорогу домой. И укрыть не имела права: ведь, если повредить границы печати, результат может быть ужасающим! Ведь она нарисована углем, а он легко стирается…

– Баба, все хорошо, – с трудом разлепив пересохшие губы, прошептала Мейка.

– Сейчас, звездочка моя, потерпи! Сейчас я и воды тебе дам, и согреешься, и поешь, и поспишь – все, что захочешь, сердце мое! Как же ты меня напугала! Три дня! Господи, три дня! Я едва не рехнулась, уже думала, ты не вернешься, бросишь меня, старую, как Мартина… Ах, дитя мое! Я так люблю тебя, моя девочка! Так люблю! Мое сокровище… ох… если и тебя потеряю, боюсь, с ума сойду, умру, но дьявола проклятого достану! – с неожиданной ненавистью прорычала Сандрина сквозь стиснутые зубы и добралась до ледяных ступней внучки. – Не отдам тебя никому! И деток твоих не отдам! Ни одного! Ни мальчика, ни девочку! И мужа твоего защищать буду собственной жизнью! Хватит с меня этих дьявольских игр! Хватит!

Слушая страстные речи любимой бабушки, Мейка слабо улыбалась. Рядом с Сандриной она чувствовала себя в безопасности, как за каменной стеной. Она поняла, что вернулась домой, ведь там, где сердце твое, там и дом твой. И не важно, где они с Сандриной – в столице или в Эвиане, главное – что бабушка рядом.

Покачиваясь, ежесекундно теряя равновесие, истощенная девушка с трудом смогла подняться на ноги. Укутанная в легкое пушистое одеяло, прижимаясь к плечу бабушки, поддерживаемая ее заботливыми руками, Мейка дошла до винтовой лестницы, поднялась по ней почти до середины. А потом на помощь пришла Быстрина, она несла дочери обед. Вдвоем они дотащили теряющую сознание девушку до спальни, а затем и до душевой. Пока Мейка сидела на полу ванной с закрытыми глазами, опершись о керамогранитную стену, счастливая Сандрина, не переставая улыбаться, купала ее – совсем как тогда, когда внучка была еще ребенком.

После душа, затолкав в рот упирающейся девушке несколько ложек жирного бульона, Сандрина уложила ее спать и легла рядом. К счастью, все обошлось. Женщина и сама не понимала, как сильно на самом деле устала, и теперь позволила себе расслабиться и тоже погрузилась в объятия сна. Засыпая, она размышляла о том кровавом символе, что появился на лбу Мейки перед тем, как та очнулась. Таких символов она не знала, но и сил переворачивать книжные полки в поисках искомого уже не осталось.

Бабушка и внучка проспали почти сутки. Им ничего не снилось, они даже не шевелились, только держались за руки, крепко сцепив пальцы вместе. Периодически, на краткие мгновения, когда Сандрина выплывала из сна, ей мерещилось, будто за спиной по полу почти бесшумно ступают мягкие лапы. В воображении рисовался образ огромной хищной кошки, но она решила, что это просто сон. Когда Сандрина проснулась окончательно, то увидела, что Мейка лежит с полуприкрытыми веками и стеклянным взглядом смотрит в окно, за которым в сад опускались сумерки. Любуясь любимой девочкой, Сандрина тихонько вздохнула.

– Как прошел ритуал? – без выражения спросила Мейка; взгляд ее оставался таким же стеклянным, равнодушным.

– Нормально, деточка, – почувствовав болезненный укол вины, ответила Сандрина. – Не переживай ни о чем. Подобного больше не случится. Потихонечку читай книги, два раза в неделю будем практиковаться. Только ты и я. Нам больше никто не нужен.

– Мы вернемся в Париж? – спросила Мейка.

– Зачем?

– Я ведь не окончила учебу, еще год остался, – пояснила девушка, повернувшись, наконец, лицом к бабушке.

– Ты можешь отказаться от последнего года и прожить его здесь, в Савойе. Или перевестись в школу Эвиана. Как тебе такой вариант? – заискивающе спросила Сандрина, ласково поглаживая Мейку по волосам.

– Я не хочу в Париж. Будем продавать там квартиру?

– Нет, пусть стоит, – пожала плечами бабушка. – Быть может, ты с супругом захочешь пожить там…

– С супругом?! – насмешливо спросила Мейка, иронично глядя на бабушку. – Я никогда не выйду замуж. Не видать вам моих детей! – сощурив глаза, добавила она.

Сандрина не стала возражать, только кивнула, тихонько вздохнув.

– Не нервничай. Будет все, как захочешь ты, – с нежностью прошептала женщина. – Я всегда буду на твоей стороне, Мейка, что бы ты ни решила.

– Правда? – недоверчиво спросила девушка.

– Правда, – кивнула Сандрина, не отводя искреннего взгляда от внимательных глаз внучки.

– Спасибо, баба, – удовлетворенно вздохнула Мейка, тут же растеряв все свои колючки.

***

Мейка проснулась от того, что почувствовала теплую руку на голове. Рука так ласково гладила по волосам, что сквозь сон она улыбнулась. На краю кровати сидел Лекс и смотрел с таким беспредельным обожанием, что она поняла: ее друг, Лекс, вернулся к ней.

– Привет, конфетка, – тихо поздоровался парень, убирая золотистые пряди с ее глаз.

– Привет, Лекс. – По привычке Мейка слегка подвинулась, и Лекс, так же по привычке, забрался к ней в постель, правда, лег он поверх одеяла. Удобно устроившись на плече друга, Мейка обняла его за шею и удовлетворенно вздохнула. «Кажется, теперь все будет хорошо», —подумала она.

– Ты меня напугала… – вздохнул парень, накрыв ее руку своей. – Я звоню, а ты трубку не берешь. На эсэмэс не отвечаешь, сообщения не читаешь. Два дня терпел, думал: увижу – голову оторву.

Мейка захихикала, прижавшись лбом к шее друга.

– Чего ты смеешься? – проворчал он. – Я чего только не подумал, знаешь?! Потом психанул, позвонил Сандрине, она тоже трубку не брала. Звонил на домашний, он вообще выключен! – сдавленно просипел Лекс. – Пришел к воротам и колотил до тех пор, пока не вышла мадам Доминика. Она сказала, что ты заболела, а Сандрине не до телефонов, она расстроена. Тут я вообще перепугался, подумал: какого хера ты болеешь, а меня к тебе не пускают?! Мы же всегда были вместе! Всегда! И ветрянку вместе перенесли, и гриппом болели вместе, и когда ты падала, разбивала коленки, я тебе их зеленкой мазал! А тут, бля, прямо засада какая-то!

– Доминика впустила тебя? – спросила счастливая Мейка.

– Да если бы! – фыркнул Лекс, издав нервный смешок. – Я взял номер мадам Быстрины, несколько раз в день звонил, она только сегодня разрешила прийти, сказала, что тебе лучше. А теперь скажи мне, Мейк, потому что никто ничего вразумительного сказать не может: чем ты болела? – Лекс даже слегка отодвинулся, чтобы заглянуть подруге в глаза.

– Не знаю, – пожала плечами Мейка. – Я потеряла сознание, а когда проснулась, увидела, что у Сандрины истерика и у всех такой вид, как будто я умерла.

– Что?! – возмущенно воскликнул Лекс. – Какого черта?! Ты потеряла сознание, и тебя просто оставили дома?! Почему в больницу не отвезли?!

– Лекс, я не знаю, – устало вздохнула Мейка, опустив ресницы. – Спроси у Сандрины…

– Черт возьми! – сквозь зубы выругался Лекс. – А если бы ты умерла?!

– А может, врач приходил? – резонно заметила девушка. – Просто я об этом не знаю, а тебе рассказать забыли. Не надо психовать, ладно? Не думаешь же ты, что Сандрина оставила бы меня умирать без помощи?

– Не думаю, конечно, – напряженно ответил парень, осторожно прижимая к себе любимую девушку и поглаживая ее по плечу. – Ладно, короче, Сандрина велела будить тебя и идти вместе кушать. Со мной. Ты теперь от меня до поздней ночи не отвяжешься, понятно? Нефиг было болеть четыре дня! – ворчал парень, вставая с постели.

Мейка смеялась, выбираясь с помощью друга из-под пушистого одеяла. Она знала: каким бы сердитым на самом деле ни казался Лекс, он ворчит в шутку. Пока она чистила зубы и умывалась, он заправил ее постель, открыл окна, чтобы проветрить комнату. Затем они пообедали. Потом вместе спустились к берегу Женевского озера. Она все еще испытывала слабость, и парень не отпускал ее руку или приобнимал за плечи. Вдвоем они сидели на поваленном дереве, любовались тихими водами, двумя лодочками рыбаков недалеко от берега и слабо проглядывающим сквозь туманную дымку противоположным берегом. Звуки воды действовали на ребят успокаивающе, оба молчали, глядя вдаль. Мейка уткнулась виском в плечо друга, а он обнял ее за плечи.

Глядя на озеро, Мейка представляла себе море, но не морское, а пустынное. Вспоминала, как увидела старинный корабль, напоминающий лебедя, но с головой дракона. Как испугалась, заметив воина в черных доспехах, скачущего на вороном коне. Она тогда и сообразить не успела, кто это может быть, и, запаниковав, побежала. Интересно, о чем подумал Нергал, когда погнался за ней? Ведь с его стороны это, возможно, казалось странным, потому что они целовались прежде… во сне, конечно, но все же… но и встреча с ним, можно сказать, происходила тоже во сне. Вспомнив, как он целовал, как ласкал ее тело, Мейка зажмурилась от удовольствия, и по ее внутренностям потекла выжигающая все на своем пути нега. Ах… вот бы снова встретиться с ним!

– Эй, ты чего? – ласково окликнул ее Лекс, чмокнув в макушку. – Что-то болит?

– Нет, – томно вздохнула Мейка, не в силах сдержать улыбку. – Просто рада, что очнулась и могу пожить еще немного…

– Мейк, не говори так! – буркнул парень. – Что за «еще немного»?! Ты будешь жить долго, очень долго! До самой старости, конфетка!

– Да, наверное, – вздохнула девушка. – Знаешь, ты тогда ругался на меня… говорил, что потерял целый год, а я… так боялась умереть… Я сердилась: думала, что тебе год?! Всего лишь год! А я могу и до следующего не дожить. Так мне обидно было!

– Эй-эй! – возмутился Лекс и опустился на колени перед Мейкой. – Я не понял! Что за разговоры, Мейк?! С чего ты боялась умереть?! Ты что, больна?

– Нет. Просто мне снились сны, и… – Мейка побледнела, лицо ее исказилось от подступивших слез. – Я вспомнила, Лекс… вспомнила, как умерла моя мама, – всхлипнула она, прижав руки к губам. – Ее голова… она лежала на капоте… оторванная от тела!

Мейке сложно было говорить, но она старалась продолжать:

– И она… она смотрела на меня… я видела, как зрачки в ее глазах сузились и дергались пальцы на руке, Лекс! Это было так ужасно! Я звала ее, а она не отвечала. Я ведь не поняла, что она уже не может ответить, что ее голова совсем… совсем…

– Эй, малышка! – Бледный Лекс стянул Мейку вниз, к себе на колени, и, обняв, прижал к плечу. – Прости, я такой идиот! Вместо того чтобы спросить, все ли у тебя хорошо, еще больше добавил проблем…

Мейка хотела сказать, что он ни в чем не виноват, но не смогла. Рыдания вырывались из груди отчаянными всхлипами. Лекс молчал, успокаивающе гладил ее вздрагивающие плечи, проклиная себя на чем свет стоит. В тот вечер она боялась, что умрет, а он упрекал, что у него три месяца не было секса. Вот идиот! Как такое могло случиться?! Как он мог ошибиться с девочкой, которую знал чуть ли не с пеленок?! А может, ему только казалось, что знает? Ему нравилось проводить с ней целые дни, контролировать, куда она идет, что ест, во сколько спать ложится. Нравилось, когда она рассказывала о своих мечтах, обо всем, что произошло с ней за день. Ему казалось, что между ними нет секретов, и если Мейка попытается что-то скрыть, то он сразу поймет. А выходит, что не понял. Выходит, слишком увлекся собственными эмоциями, переживаниями, желаниями, да так сильно, что не заметил важных перемен в любимой «конфетке».

Когда плечи Мейки перестали вздрагивать от рыданий, он спросил:

– Расскажи, Мейк, как ты познакомилась с Полем и Шоном. – У него сложились некоторые предположения на этот счет, но хотелось послушать Мейку и понять, говорит ли она правду и понимает ли он все еще эту девочку так, как понимал прежде. – Только правду, Мейк, – предупредил Лекс. – Представь, что если я заподозрю тебя во лжи, то встану и уйду, и ты больше никогда не увидишь меня.

Мейка насупилась, убрала с себя руки Лекса и села на бревно. Парень примостился рядом.

– Я должен услышать это сегодня, Мейк, – сказал он, разглядывая красивый, аккуратный профиль подруги. – Я не тороплю, но пока не расскажешь, домой не отпущу. Пойми: я люблю тебя, а тайны разрушают такие чувства, потому что сердце гложат подозрения, как червь яблоко. Соберись с мыслями и скажи, как есть.

«Как есть», – горько подумала Мейка, понимая, что не сможет рассказать всю правду просто потому, что тогда Лекс точно подерется с Полем, а ей этого совсем не хотелось. Лекс здесь один, без друзей; по мнению местных, он «чужак», а их толпа! Они забьют его до смерти, и все из-за чего?! Из-за желания Мейки быть честной?! Так ли уж нужна эта честность, когда речь идет о здоровье и даже о жизни близкого друга?

– Баба Катарина отправила меня к соседям, отнести пирог, – неуверенно начала Мейка. – Сандрина объяснила, как дойти до дома Амаро. Я свернула в один из переулков, и в него на велосипедах въехали Поль и Шон. Переулок был узким…

Лекс напрягся, глаза его сощурились, кровь бросилась в лицо. Он знал, что сейчас скажет Мейка: что парни пытались изнасиловать ее. Неудивительно, даже в Париже парни, избалованные обилием красивых девочек, не находили в себе сил отвести от нее взгляд, зная, что если Лекс заметит, то поймает наглеца и набьет морду. Рядом с ней мужской половине соображалось туго, инстинкт самосохранения перегорал напрочь, никакой страх не помогал ребятам остановиться и подумать о последствиях.

– Я отошла в сторону, чтобы друг за другом они смогли проехать, – продолжала Мейка, не глядя на Лекса. – Поль смог, а Шон… я не знаю, что произошло! – Мейка посмотрела на друга полными слез глазами. – Шон вдруг подлетел в воздух и завис. Я видела, как он испугался. Он висел очень высоко, над крышами соседних домов. Поль остановился, мы не могли оторвать глаз от его друга. А потом Шон упал! – Голос Мейки сорвался, последнее слово она прошептала осипшим голосом. – А потом снова взлетел и снова упал, как будто кто-то с силой швырнул его оземь! Я слышала, как, ломаясь, трещат его кости…