Текст книги "Пушкин, потомок Рюрика"

«Наш род суровый»

Они и в войске и в совете,

На воеводстве и в ответе[51]51
  «Быть в ответе значило в старину: быть в посольстве». (Примеч. А.С. Пушкина.)


[Закрыть]

Служили князям и царям.

А. С. Пушкин

«Мой предок Рача»

Девятнадцать колен отделяют Ратшу, родоначальника древнейшего русского рода, от его далекого потомка – Александра Сергеевича Пушкина. Ратша, «витязь бранный», в пушкинском родословии – личность значительная, даже главенствующая.

 
Мой предок Рача мышцой бранной
Святому Невскому служил;
Его потомство гнев венчанный,
Иван IV пощадил.
 

«Мы ведем свой род от прусского выходца Радши или Рачи (мужа честна, говорит летописец, т. е. знатного, благородного), выехавшего в Россию во время княжества Св. Александра Ярославича Невского», – так начинал Пушкин записки, посвященные собственному родословию[52]52
  В рукописи не было названия. Именуется как «Начало автобиографии», датируется 1830-ми годами.


[Закрыть]. Александр Сергеевич, вероятно, воспользовался сведениями о своем предке, почерпнутыми из «Родословной книги князей и дворян российских и выезжих», так называемой Бархатной книги, изданной Н.И. Новиковым в 1787 году.

«Пушкины, прямые предки Александра Сергеевича, принимали своим предком Ратшу, но считали его потомком прибалтийских словен, выходцем из Пруссии, и связывали его с Александром Невским», – писал академик С.Б. Веселовский, известный историк и пушкинист[53]53
  Историк В.К. Лукомский, основательно изучив геральдику рода Ратшичей, утверждал, что Ратша был родом из Славонии, королевства прибалтийских славян. Основные символы герба Ратшичей были и на личной печати поэта.


[Закрыть].

О происхождении Ратши существовало немало легенд. По одной из них, самой распространенной, он прибыл в Новгород «из Немец». Этой версии придерживались многие из его потомков, разделившиеся в XV веке на несколько фамилий, в том числе и Бобрищевы-Пушкины. Мусины-Пушкины считали своего родоначальника Ратшу выходцем из Семиградии.

«Имя Ратша могло быть производным от очень распространенных у киевских, новгородских и поморских (прибалтийских) славян имен Ратислав, Ратибор, Ратмир. Наиболее вероятным Ратшей рода Пушкиных представляется имя Ратислав», – полагал Веселовский.

Исторически достоверна версия о приезде на Русь Ратши, серба по происхождению, уроженца города Петроварадина, через Трансильванию, историческую область на севере Румынии.

Был Ратша тиуном (сборщиком налогов, управителем) великого князя Всеволода II Ольговича, правившего в Киеве в 1139–1146 годах. Всеволода Ольговича киевляне не любили – «тягость от него была великая», а значит, не жаловали и его тиунов. Не случайно после смерти Всеволода, а умер князь 1 августа 1146 года, они стали громить дворы ненавистных Всеволодовых приспешников. Видимо, двор Ратши также подвергся разграблению, и бывший княжеский тиун счел для себя за лучшее перебраться в Новгород.

Первые Ратшичи

Известно, что сын Ратши – Якун Ратшич, посадник новгородский. И погребен в Новгороде в 1206 году.

Внук Ратши – Алекса Якунович, новгородский боярин, – прозывался Гориславом. Само прозвище говорит о том, что горести и невзгоды сопутствовали Алексе в жизни. Чтобы как-то умилостивить нелегкую судьбу, богобоязненный Алекса основал в 1191 году Хутынский монастырь под Новгородом. Точный год кончины Алексы Якуновича не установлен: умер он либо в 1243-м, либо в 1265 году; позже причислен к чудотворцам.

Но, пожалуй, самую большую воинскую славу в роду Ратши стяжал его правнук Гаврило Алексич – храбрый витязь, дружинник Александра Невского и верный его соратник. Погиб он совсем «не старым», как отмечает летописец, в 1241 году, в бою с немцами под Копорьем. Вот от Гаврилы Алексича и протянулись кровные связи к многочисленным российским родам, в их числе и к пушкинскому.

У Гаврилы Алексича было три сына: Акинф Великий, Иван Морхиня[54]54
  Прозвище «Морхиня» значило «растрепанный».


[Закрыть] и младший сын, оставшийся в истории безымянным.

 
…Последний имени векам
Не передал…
 

После кончины Александра Невского сыновья Гаврилы Алексича, верные своему долгу, поступили на службу к сыновьям князя-ратника.

Старший сын храброго витязя, Акинф Великий, отличавшийся полководческим даром, смелостью и решительностью в бою, подобно отцу, верой и правдой служившему «святому Невскому», был предан великому князю Андрею III Городецкому, сыну Александра Ярославича. В 1304 году, после смерти Андрея III, Акинф переходит на службу к старшему в роду – великому князю Михаилу II Тверскому и, как говорится в летописи, «болярин Акинф… хотя сотворити угодное князю своему», вознамерился захватить Переславль-Залесский, вотчину молодого князя Ивана Даниловича Калиты, а самого князя пленить. В битве под Переславлем тверская рать была разбита, а сам Акинф Великий убит. По поверью, Родион Нестерович Рябец (сват Акинфа, боярин Ивана Калиты), разгромив со своим полком дружины тверичей, самолично отрубил голову своему родичу и преподнес ее князю. После победы над тверичами Родион Нестерович удостоился особых княжеских милостей – почитался знаменитым воином. Он же стал родоначальником Квашниных, род которых через Квашниных-Самариных и Ржевских кровно связан с Пушкиными.

Акинф Великий хоть и сложил в бесславном бою свою буйную голову, но успел дать множество крепких побегов. От его сына Ивана, одного из именитейших бояр XIV века (второй сын, Федор, был бездетным), пошли многие дворянские фамилии: Акинфовы, Курицыны, Каменские, Волковы-Курицыны, Аминовы, Челяднины, Бутурлины, Федоровы, Федоровы-Хромые, Чоботовы, Мятлевы, Булгаковы, Жулебины, Слизневы, Замыцкие, Свибловы, Застолбские.

Сохранились сведения о потомстве младшего сына Гаврилы Алексича. Известно, что его правнук Дмитрий Васильевич был боярином великого князя Василия I. Сыновей у Дмитрия Васильевича не было, зато оставил он после себя четырех дочерей, из которых старшую звали Марией. Родословные связи убедительно доказывают, что праправнук Гаврилы Алексича занимал в те времена высокое положение, слыл знатным боярином. Дочери его были выданы замуж за людей именитых: Мария – за Федора Константиновича Добрынского, боярина великого князя Василия II Темного; вторая дочь – за Василия Михайловича Морозова Слепого – старшего в роду героя Невской битвы Миши Прушанина (к этой фамилии принадлежала и известная раскольница боярыня Федосья Морозова, урожденная Соковнина); третья – за Михаила Дмитриевича Минина; четвертая – за боярина Константина Даниловича, внучатого племянника митрополита Алексия.

В пушкинском родословии наибольший интерес представляет средний сын Гаврилы Алексича – Иван. Ведь именно Иван Гаврилович Морхиня приходится по мужской линии прямым предком Александру Сергеевичу в 16 – 17-м коленах. Сведений о нем немного: по родословцам, Иван Морхиня служил у великого князя Ивана Даниловича Калиты. Его единственный сын – Александр Иванович Морхинин – продолжил отцовскую службу у великого князя. Вместе со своим двоюродным братом Федором Акинфовичем он возглавил поход против смоленского князя Ивана Александровича. После смерти Ивана Калиты в 1340 году перешел на службу к его сыну – великому князю Семену Ивановичу Гордому.

Вот от него-то, княжеского воеводы Александра Морхинина, и родился сын Григорий, положивший начало фамилии Пушкиных.

Григорий Пушка

Почитать далеких пращуров Александр Пушкин считал для себя делом святым. Не случайно, когда у поэта родился второй сын, его нарекли родовым именем Григорий.

«Говорят, что Байрон своею родословною дорожил более, чем своими творениями. Чувство весьма понятное! – восклицал некогда Александр Сергеевич. – Блеск его предков и почести, которые наследовал он от них, возвышали поэта: напротив того, слава, им самим приобретенная, нанесла ему и мелочные оскорбления, часто унижавшие благородного барона, предавая имя его на произвол молве».

Немало пришлось и самому Пушкину претерпеть подобных «мелочных оскорблений»: литературные критики пеняли поэту за «аристократизм», гордость своим «600-летним дворянством». И с ними Пушкин яростно спорил: «Но что есть общего между привязанностию лорда к своим феодальным преимуществам и бескорыстным уважением к мертвым прадедам, коих минувшая знаменитость не может доставить нам ни чинов, ни покровительства?»

Григорий Александрович Морхинин, по прозвищу Пушка, приходится Александру Сергеевичу предком в 14-м и 15-м коленах. Сыновья поэта и его внуки оправдали фамилию, доставшуюся им в наследство от своего далекого предка, – стали людьми военными.

О самом Григории почти ничего не известно, можно лишь предположить, что был он потомственным служилым человеком, возможно, и боярином.

За что же Григорий получил свое прозвище – Пушка? На Руси, как то часто бывало, сказанное однажды меткое словцо накрепко прилеплялось к имени, а потом прозвище обращалось в фамилию. Все пятеро сыновей Александра Морхинина прозывались по-своему: Владимир Холопище, Давыд Казарин, Федор Неведомица, Александр Пято, Григорий Пушка.

Свое прозвище Григорий получил в середине XIV столетия, именно в то время москвичи узнали о первых огнестрельных орудиях. От русских слов «пыл», «пых» их стали называть пушками.

Потомки Григория Пушки владели родовыми вотчинами в Московском княжестве. «…Сохранившиеся акты XV и следующих за ним веков показывают, что Пушкины, в особенности младшей линии, из которой вышел А.С. Пушкин, продолжают поддерживать старые связи с Москвой и Подмосковьем более четырехсот лет», – пишет Веселовский.

В числе девяти подмосковных селений, связанных с прозвищем Григория Пушки и его потомков, наиболее известно Пушкино, что стоит на реке Уче в тридцати километрах севернее столицы. Веселовский приводит сведения о нем как старинном владении митрополитов «всея Руси» в конце XV века. Позднее Пушкино считалось домовой вотчиной патриархов. Предполагается, что имение было приобретено митрополитом Алексием у самого Григория Пушки в 50 – 70-х годах XIV столетия[55]55
  Читателям будет интересно узнать, что ныне в подмосковном Пушкино живут прямые потомки Александра Сергеевича.


[Закрыть]. Григорий Александрович в пушкинском генеалогическом древе – родоначальник старшей и младшей ветвей. От его сыновей – Александра, Никиты, Василия Улиты, Федора Товарка, Константина (двое – Андрей и Иван были бездетными) пошли известные российские фамилии:

Пушкины (старшая и младшая линии); Мусины-Пушкины; Кологривовы; Поводовы; Бобрищевы-Пушкины; Шафериковы-Пушкины; Товарковы; Рожновы; Курчевы-Пушкины; Улитины; Усовы.

При изучении родословия Ратши, этого мощного ствола пушкинского древа, выявились тридцать дворянских родов, кровно связанных с великим русским поэтом.

«Род Пушкиных мятежный»

Немало проплутав по лабиринтам многовековых генеалогических хитросплетений, выходим, наконец, на столбовую дорогу, ведущую к прямым предкам Александра Сергеевича Пушкина.

 
Увы! на жизненных браздах
Мгновенной жатвой поколенья,
По тайной воле провиденья,
Восходят, зреют и падут;
Другие им вослед идут…
 

Итак, из семерых сыновей Григория Пушки лишь двое – Александр и Константин – сохранили фамилию Пушкиных. Потомки Александра Григорьевича в большинстве своем – представители служилого дворянства. Эта так называемая старшая линия Пушкиных пресеклась в 1875 году.

Константин Григорьевич, пятый сын Григория Пушки (родоначальник младшей линии Пушкиных), жил в первой половине XV века. Биографических данных о Константине Пушкине, предке поэта в 13-м и 14-м коленах, почти нет. Мы не знаем, когда он родился и умер, где служил, не знаем ни имени его матери, ни имени его жены. Сохранилось лишь упоминание о его сыне, Гаврииле Константиновиче, который был послухом[56]56
  Послухами называли свидетелей на суде.


[Закрыть] «у купчей грамоты митрополита Ионы (1448–1461) на землю в Дмитровском уезде».

О жизни внука Константина, Ивана Гавриловича, документальных известий почти нет: все это – «белые пятна» в пушкинском родословии.

Михаил Иванович, праправнук Григория Пушки, – заурядный дмитровский помещик (упоминается в 1537 г.). Зато его сын Семен Михайлович – личность историческая. Он служил в опричнине, именовался государевым писцом[57]57
  В родословной росписи Пушкиных, составленной Б.Л. Модзалевским и М.В. Муравьевым, Семен Михайлович Пушкин назван государевым писцом на Вологде.


[Закрыть]. Участвовал в новгородском походе Ивана Грозного против поляков в 1567 году – «был вторым у знамени».

А еще через шесть лет Семен Пушкин, как сообщают исторические хроники, удостоился особой чести: «…во время отправления в Новгороде, в присутствии царя, чина свадьбы его племянницы, княжны Марии Владимировны Старицкой, с королем Ливонским Магнусом «вторые сорок соболей держал».

Словно о нем эти пушкинские строки:

 
Как весело провел свою ты младость!
Ты воевал под башнями Казани,
Ты рать Литвы при Шуйском отражал,
Ты видел двор и роскошь Иоанна!
Счастлив!..
 

Пушкин заметил как-то, что «семейственные воспоминания дворянства должны быть историческими воспоминаниями народа». Не счесть академических исследований, посвященных пушкинскому роду. И все же самое емкое и увлекательное из них – записки самого Пушкина – всего несколько рукописных страниц: «Избрав себя лицом, около которого постараюсь собрать другие, более достойные замечания, скажу несколько слов о моем происхождении <…> В малом числе знатных родов, уцелевших от кровавых опал царя Ивана Васильевича Грозного, историограф именует и Пушкиных. Григорий Гаврилович Пушкин принадлежит к числу самых замечательных лиц в эпоху самозванцев». Видимо, произошла простая описка, и поэт вместо Гаврилы Григорьевича Пушкина, которого он вывел в числе персонажей «Бориса Годунова»[58]58
  Б.Л. Модзалевский писал, что поэт «особенно отличал думного дворянина Гавриила Григорьевича Пушкина».


[Закрыть], назвал его сына – Григория Гавриловича[59]59
  Григорий Гаврилович Пушкин был первым боярином в роде Пушкиных.


[Закрыть].

«Гаврила Пушкин – один из моих предков[60]60
  У дмитровского помещика Михаила Ивановича Пушкина, прямого предка поэта, был живший в Новгороде родной брат Иван Иванович. Вот ему-то и доводился внуком Гаврила Григорьевич Пушкин.


[Закрыть], я изобразил его таким, каким нашел в истории и в наших семейных бумагах. Он был очень талантлив – как воин, как придворный и в особенности как заговорщик. Это он и Плещеев своей неслыханной дерзостью обеспечили успех Самозванца. Затем я снова нашел его в Москве в числе семи начальников, защищавших ее в 1612 году, потом в 1616 году заседающим в Думе рядом с Козьмой Мининым, потом воеводой в Нижнем, потом среди выборных людей, венчавших на царство Романова, потом послом. Он был всем, чем угодно, даже поджигателем, как это доказывается грамотою, которую я нашел в Погорелом Городище – городе, который он сжег (в наказание за что-то), подобно проконсулам Национального Конвента». (Пер. с фр.)

В декабре 1828 года по пути из Малинников в Москву Пушкин посетил старинный городок Тверской губернии Погорелое Городище. Поэт заехал в город, который некогда оборонял Гаврила Пушкин, с целью разыскать фамильные документы, уцелевшие с тех далеких времен. В 1617 году, когда войска польского королевича Владислава в большой силе подступили к крепости Держиславль (так тогда именовался посад), воевода Гаврила Пушкин приказал ее сжечь, но не оставлять врагу. Грамота, найденная поэтом, была, вероятно, жалована Михаилом Романовым в 1621 году и освобождала жителей сгоревшего города от податей.

«Нашед в истории одного из предков моих, игравшего важную роль в сию несчастную эпоху, я вывел его на сцену, не думая о щекотливости приличия, соn аmоге (с любовью – ит.), но безо всякой дворянской спеси», – так писал поэт о своем именитом предке в черновых набросках задуманного им предисловия к трагедии.

Гаврила Григорьевич Пушкин, по прозвищу Слепой, возвысился в царствование Лжедмитрия I, сделавшись думным дворянином. В «Борисе Годунове» Гаврила Пушкин, обращаясь к народу, призывает повиноваться Лжедмитрию:

 
Не гневайте ж царя и бойтесь Бога.
Цалуйте крест законному владыке…
 

Однако же после 1606 года – года падения Самозванца – Гаврила Пушкин перешел в стан его противников.

«Другой Пушкин, во время междуцарствия, начальствуя отдельным войском, один с Измайловым, по словам Карамзина, сделал честно свое дело», – заметил поэт.

Брат Гаврилы – воевода Григорий Пушкин, по прозвищу Сулемша, был сторонником Лжедмитрия I, позже – царя Василия Шуйского. Он, по свидетельству Карамзина, в 1607 году «спас Нижний Новгород, усмирил бунт в Арзамасе, в Ардатове и еще приспел к Хилкову в Каширу, чтобы идти с ним к Серебряным Прудам, где они и истребили скопище злодеев и взяли их двух начальников».

 
Водились Пушкины с царями;
Из них был славен не один,
Когда тягался с поляками
Нижегородский мещанин.
 

«В царствование Бориса Годунова Пушкины были гонимы и явным образом обижаемы в спорах местничества. Г.Г. Пушкин, тот самый, который выведен в моей трагедии, принадлежит к числу самых замечательных лиц той эпохи, столь богатой историческими характерами», – пояснял поэт.

Пушкина всегда занимала тема «гонений» его рода. Примечательны и сохранившиеся наброски плана к одной из его статей: «Кто бы я ни был, не отрекусь, хотя я беден и ничтожен. Рача, Гаврила Пушкин. Пушкины при царях, при Романовых. Казненный Пушкин. При Екатерине II. Гонимы. Гоним и я». Особое, пушкинское, ощущение своей неразрывности с судьбами предков и самой русской историей.

 
Нас каждый день опала ожидает,
Тюрьма, Сибирь, клобук иль кандалы,
А там – в глуши голодна смерть иль петля.
Знатнейшие меж нами роды – где?
Где Сицкие князья, где Шестуновы,
Романовы, отечества надежда?
Заточены, замучены в изгнаньи.
 

Не случайно эти слова поэт вложил в уста Пушкину[61]61
  Афанасий Михайлович Пушкин в «Борисе Годунове» – лицо вымышленное.


[Закрыть], одному из персонажей «Бориса Годунова».

«Водились древле мы с царями»

Поэт упоминает в «Начале автобиографии» о Пушкиных, подписавших в 1613 году на Земском соборе грамоту об избрании на царство Михаила Романова. Есть о том и поэтические строки:

 
Смирив крамолу и коварство,
И ярость бранных непогод,
Когда Романовых на царство
Звал в грамоте своей народ,
Мы к оной руку приложили…
 

«Четверо Пушкиных подписались под грамотою о избрании на царство Романовых, а один из них, окольничий Матвей Степанович, под соборным деянием об уничтожении местничества (что мало делает чести его характеру)», – считал поэт.

В действительности же семеро Пушкиных в числе других бояр «руку приложили» к грамоте об избрании на Московское государство Михаила Федоровича Романова, – «венец и бармы Мономаха» перешли к шестнадцатилетнему Михаилу.

«Михаил Феодорович был сын знаменитого боярина Феодора Никитича, некогда сосланного царем Борисом и неволею постриженного в монахи… – пояснял Александр Сергеевич. – Юный Михаил по женскому колену происходил от Рюрика, ибо родная бабка его, супруга Никиты Романовича, была родная сестра царя Иоанна Васильевича».

Вспомним, что и сам поэт по женской линии приходился потомком первому русскому князю. Видимо, знание фамильных преданий и дало Пушкину право как-то заметить великому князю Михаилу Павловичу Романову, брату Николая I: «Мы такие же родовитые дворяне, как Император и Вы…»

На самом же деле пушкинский род намного древнее Романовых. Первое и единственное упоминание в летописях о родоначальнике дома Романовых – боярине Андрее Ивановиче Кобыле – относится к 1347 году, когда он был послан в Тверь за невестой для великого московского князя Симеона Гордого. Невеста же – княжна Мария – была дочерью великого князя Александра Михайловича Тверского, прямого предка Пушкина в 16-м колене.

Любопытно письмо поэта к Дельвигу из Михайловского, где он справляется о работе Карамзина: «Видел ли ты Николая Михайловича? идет ли вперед История? где он остановится? Не на избрании ли Романовых? Неблагодарные! 6 Пушкиных подписали избирательную грамоту! да двое руку приложили за неумением писать! А я, грамотный потомок их, что я? где я…»

Долгая и непростая история двух знаменитейших российских родов: Пушкиных и Романовых. И так уж было суждено, что последний русский император из Дома Романовых Николай II словно покаялся перед памятью поэта за своих августейших предков. Его царствование совпало с национальным торжеством – празднованием столетия со дня рождения русского гения. В один из юбилейных дней 1899 года президент Императорской Академии наук великий князь Константин Романов открыл заседание, прочитав телеграмму Государя:

«Не имея возможности присутствовать в торжественном собрании Академии наук, посвященном чествованию столетия со дня рождения великого Пушкина, Я сердцем и умом участвую в празднестве, в котором в этот знаменательный день сливается вся Россия. Николай».

Тогда же российским монархом был подписан Высочайший Указ об учреждении в Академии наук «особого фонда имени Пушкина».

И еще одно великое торжество выпало на царствование Николая II – трехсотлетие Дома Романовых…

«Я не понимаю, как можно не гордиться своими историческими предками! – с жаром восклицал поэт. – Я горжусь тем, что под выборной грамотой Михаила Федоровича есть пять подписей Пушкиных!»

Итак, одним из тех, кто поставил свою подпись под историческим документом, был Федор Семенович Пушкин, стряпчий на Земском соборе 1613 года, сын уже упоминавшегося Семена Михайловича. Родной брат Федора – Тимофей Семенович – прямой предок поэта в 8-м колене. Б.Л. Модзалевский приводит о нем интересные сведения: Тимофей Пушкин был «…в 1597 году головою при Черниговском воеводе Ф.И. Шереметеве, в следующем – головою же «у ставления и дозору сторожей в Серпуховском Государевом по Крымским вестям походе», в 1601 году – в Цареве-Борисове городе, а в 1618 году находился воеводой в Цывильске».

«Возвышение Пушкиных, начавшееся в последней четверти XVI в., продолжалось при первых Романовых, хотя в бурях Смутного времени Пушкины понесли довольно значительные потери. Пушкины были на подъеме приблизительно сто лет и в третьей четверти XVII в. достигли вершины своей славы и могущества. Однако в то же время становятся заметными признаки упадка. В последней четверти века мы наблюдаем несомненный упадок всего рода, завершающийся катастрофой 1697 г.», – к такому выводу приходит С.Б. Веселовский.

 
С тех пор утих наш род суровый…
 

Итак, что же это за «катастрофа 1697 года», имевшая столь печальные последствия для пушкинского рода? Поэт в «Начале автобиографии» посвятил ей несколько строк: «При Петре I сын его, стольник Федор Матвеевич, уличен был в заговоре противу государя и казнен вместе с Цыклером и Соковниным».

Молодой стольник Федор Пушкин, сын боярина Матвея Степановича[62]62
  Матвей Степанович Пушкин, внук Гаврилы Григорьевича Слепого, после казни сына лишенный имущества и боярства, был сослан в Сибирь, где и умер.


[Закрыть], был в рядах заговорщиков И.И. Цыклера и А.П. Соковнина (Федор был женат на дочери Соковнина), покушавшихся на жизнь Петра I и казненных им.

В «Истории Петра» поэт так описал эту семейную трагедию: «Окольничий Алексей Соковнин, стольник Федор Пушкин и стрелецкий полковник Цыклер сговорились убить государя на пожаре 22 января 1697 <…>

Петр приказал гвардии капитану Лопухину в назначенный час быть с командою в такой-то дом (к Соковнину?), а сам не дождавшись приехал туда с одним денщиком… Заговорщики захвачены были в Преображенском и казнены четвертованием 5 марта.

Петр во время суда занемог горячкою; многочисленные друзья и родственники преступников хотели воспользоваться положением государя для испрошения им помилования – (9 челов.).

Но Петр был непреклонен; слабым, умирающим голосом отказал он просьбе и сказал: надеюсь более угодить богу правосудием, нежели потворством».

 
Начало славных дней Петра
Мрачили мятежи и казни…
 

После казни Федора Матвеевича (он был не повешен, а обезглавлен), свершенной на Красной площади 4 марта 1697 года, фортуна словно обходит род Пушкиных стороной.

 
Упрямства дух нам всем подгадил:
В родню свою неукротим,
С Петром мой пращур не поладил
И был за то повешен им.
Его пример будь нам наукой:
Не любит споров властелин.
 

Немало претерпела от Романовых и семья Соковниных, стоявшая за «древлее благочестие»: Алексей Прокопьевич Соковнин окончил свою жизнь на плахе, а две его родные сестры – знаменитые раскольницы боярыня Федосья Прокопьевна Морозова и княгиня Евдокия Прокопьевна Урусова умерли тихой голодной смертью в Боровской яме – земляной тюрьме, заточенные туда волею царя Алексея Михайловича Тишайшего.