Текст книги "Романы под царским скипетром"

Вдовствующей императрице, как и её былой сопернице, также было даровано чудесное спасение в страшные годы безвременья. Но цена его оказалась непомерно высокой – двое сыновей и пятеро внуков Марии Фёдоровны, принесённых в жертву революционному Молоху. До конца дней она упорно отказывалась верить в гибель сына, последнего русского императора Николая II и всей его семьи…

В апреле 1919-го британский дредноут «Мальборо», на борту которого находилась вдовствующая императрица с дочерью Ксенией и внуками (её зять Александр Михайлович покинул Крым ранее), великими князьями-братьями Петром и Николаем Николаевичами, их семьями, отшвартовался от крымских берегов и взял курс на Босфор. И далее, минуя Константинополь, на Мальту. Несколько недель августейшее семейство пользовалось радушием и гостеприимством мальтийских властей (не столь уж давно в Ла-Валлетте, в президентском дворце Святого Антония, была освящена русская часовня, где молилась безутешная императрица), а затем путь продолжился по Средиземному морю, мимо прекрасных берегов Французской Ривьеры, мимо Ниццы.

Вдовствующая императрица Мария Фёдоровна покидает Крым на борту крейсера «Мальборо». 1919 г.

В последний раз пути двух великих вдов – русской императрицы и Светлейшей княгини – оказались максимально сближенными. Более никогда уже в земной жизни не довелось им встретиться. Разве лишь в беспокойных старческих снах…

Давным-давно на корабле датская принцесса Дагмар прибыла в Россию, морем же, на корабле, и покидала её. Как оказалось, навсегда.

Она вернулась из России, где прожила более полувека и где всё напоминало страшную сказку, – страну словно раздирали злые волшебные силы, – и на копенгагенской пристани старый Андерсен не встречал свою милую принцессу.

Императрица Мария Фёдоровна скончалась в октябре 1928 года, на вилле Видёре под Копенгагеном, пережив на несколько лет свою ровесницу, Светлейшую княгиню Екатерину Юрьевскую. И была похоронена в Роскилле, в Кафедральном соборе – усыпальнице датских королей.

Великий князь Александр Михайлович размышлял о почестях, возданных вдовствующей русской императрице, увы, после её кончины: «В последний раз за годы земного странствия и впервые после революции оказалась она во главе той процессии, что следует за всеми монархами, пока те способны раздавать награды и жаловать чины. В день своей смерти вдовствующая императрица Всероссийская вдруг вернула себе то, что утратила в день отречения сына – центральное место на сцене. И пусть ближайшие её родственники были изгнанниками без гроша за душой, за гробом её шло чуть не полсотни коронованных особ, и столько посланников и чрезвычайных послов набилось в Копенгагенский кафедральный собор, что впору было развязывать ещё одну мировую войну».

Вдовствующая императрица Мария Фёдоровна в Дании. 1910-е гг.

В новом столетии императрице Марии Фёдоровне предстояло триумфальное «возвращение» в Россию. Почти как и давным-давно, когда датская принцесса впервые вступила на русский берег, её возвращение в сентябре 2006 года было встречено пушечными залпами Петропавловской крепости. Прах императрицы Марии Фёдоровны был доставлен морем в Санкт-Петербург и с подобающими почестями погребён в Петропавловском соборе, рядом с обожаемым венценосным супругом.

Усыпальница на русском кладбище «Кокад», на одном из холмов Ниццы, и саркофаг в Петропавловском соборе – последние вехи надежд, странствий, разочарований и великой любви, которой судьба сполна одарила двух царственных соперниц.

И между ними, как в самом начале пути, вновь пролегли тысячи земных вёрст и сотни морских миль…

Ну а жизнь продолжалась, закручивая невероятные сюжетные линии. И если о судьбах августейших детей и внуков императрицы Марии Фёдоровны, подчас трагических, известно досконально, то о наследниках Светлейшей княгини сведений немного.

Часть II. «Да будут ясны дни твои»

Георгий: любимец императора

Ты взором, мирною душой,

Небесный ангел утешенья.

Александр Пушкин

Так уж случилось, что имена ещё не рождённым младенцам две супружеские пары, не сговариваясь, дали одинаковые. Цесаревна Мария Фёдоровна произвела в апреле 1872 года на свет сына, наречённого Георгием. А ровно через три дня и княжна Долгорукова разрешилась первенцем, и новорождённого тоже назвали Георгием.

Судя по ответному письму Екатерины возлюбленному, ожидание дитяти было счастьем для неё: «…Ты с радостью говоришь, что это ты во мне». А младенец уже подавал первые признаки жизни, и для будущей матери то были новые необычные впечатления: «…Я почувствовала первый раз движение дорогого существа во мне, он так толкал меня, что рука, которая лежала сверху, поднялась в воздух».

Свершилось! В одном из покоев Зимнего дворца 30 апреля раздался крик новорождённого. Император, бывший при начале родов и взволнованный тем событием, вынужден был по неотложным делам покинуть Зимний. Но придворный акушер, принимавший роды, заверил венценосного отца, что они прошли довольно легко, так что роженица начала даже мечтать и о втором дитяти. Верно, Александр II лишь загадочно улыбнулся…

Поистине мальчик родился с золотой ложкой во рту! Его детство прошло в ореоле безграничной отцовской любви. Отец-император называл сына Георгия ребёнком с «золотым сердцем», что почиталось в семье наивысшей оценкой маленького человека.

Государь слыл заботливым отцом и сведениями о здоровье детей, – о том ему утром ежедневно докладывали, – спешил поделиться с Катей. Вот одно из тех писем: «Р. говорит, что пупуся был совсем меланхоличным в своей постели без меня».

За буквой «Р» скрыто имя Александра Михайловича Рылеева, генерала от инфантерии и генерал-адъютанта в свите Его Величества. Александр Рылеев – личность историческая. Один из самых доверенных людей императора, он удостоился чести быть шафером на тайном венчании Александра II с княгиней Юрьевской. А ранее сама Екатерина Михайловна с детьми жила в доме коменданта Императорской Главной квартиры Рылеева. Холостой и бездетный генерал всей душой прикипел к вверенным его опеке царским детям и занялся их воспитанием более по зову сердца, нежели по служебной обязанности.

Так что Александр II не ошибся, поручив надзор за детьми своему тёзке, честному и доброму человеку. Но и сам отец-император не уставал наблюдать, как растёт маленький сын, как развивается его обожаемый «пупуся»:

«Я никогда не видел ребёнка в этом возрасте такого умного и ласкового»;

«Это особенно понятливый ребёнок, который откликается на всё»;

«Я редко видел такого терпеливого и ласкового ребёнка»;

«Он наш ангел и наша радость».

Князь Георгий Юрьевский, любимец-сын Александра II. Конец 1870-х гг.

Сколько других милых признаний рассыпано на страницах царских писем: вот крошечный Гога не сводит с отца глаз, вот снимает с его головы шапку, или же мальчик резвится на отцовских коленях. Неслучайно одна из приближённых светских дам уверяла: «Государь любил этого ребёнка страстно, любовался им, как Божеством».

А это строки из письма Александра II, отправленного любимой в мае 1875-го: «О, сколько сладких впечатлений я храню от нашего первого дня в Эмсе. Всё было хорошо, начиная с радости присутствовать при завтраке нашего обожаемого пупуси, который казался очень довольным видеть своего Папá, которого обожает, как и его дорогая маленькая Мама. <…>..И я был рад также Гого и позднее нашей прогулкой с ним по нашему дорогому лесу. Я так доволен также иметь возможность присутствовать при его укладывании и что мы ещё немного погуляли вместе, потому что всё хорошо в присутствии того, кого любишь».

Спустя год во вторую семью императора пришло несчастье: тяжело заболел и умер новорождённый сын Борис. В те горестные дни четырёхлетний Георгий выказал необычайную чуткость к страданиям отца. «Гого заметил, что я был печален, – пишет Александр своей Кате, – начал меня обнимать и повторять мне Я любу Папá». А позднее, мальчик уже подрос, отец-император вновь приводит слова «пупуси», «что он любит Папá и Мамá».

Екатерина Михайловна также считала сына своим любимцем, признаваясь его венценосному отцу: «…Мы обожаем его одинаково. Это наш ангел, которого невозможно не любить».

«Ангел Гога» давал тому немало поводов, – он рос добрым, ласковым и впечатлительным ребёнком. Однако мальчик не мог избежать физических наказаний – без них не мыслилось в те годы правильное воспитание. Но и во время наказаний ласковый Гого умудрялся признаваться в любви к отцу, чем бесконечно трогал его сердце.

Повзрослевшего Георгия возили в Зимний дворец, где Александр II сам любил кормить сына обедом. Император с удовольствием отвечал на всевозможные вопросы мальчика, показывал ему картинки в детских книгах, рассказывая о славной истории России. «Я люблю, когда он (сын) устраивается на твоих коленях, чтобы играть с твоими сигаретами и твоим крестиком. Его улыбка неотразима и его заставляет бегать за тобой», – признавалась Александру княгиня-мать.

…Спустя полгода после трагедии на Екатерининской набережной молодой Государь Александр III обнаружил в Ливадийском дворце детские рисунки маленького Георгия, что сберегал император-отец, и счёл за нужное отправить их мачехе: «Я уверен, что они будут хранить для Вас и дорогого Гого навсегда драгоценные воспоминания о счастливых временах».

Поистине царский поступок, не лишённый благородства.

…Александр II, как и все Романовы, стремился привить любовь сыну к ратному делу – к воинской форме, смотрам и парадам. Как-то на Рождество Георгию сделали чудесный для мальчика подарок: полную казачью форму, украшенную серебряными галунами, с небольшой шашечкой; голову мальчугана венчала высокая меховая шапка. Придворный фотограф запечатлел Гого в его воинственном одеянии, а император, увидев маленького «казачьего атамана», пришёл в восторг: «Пупуся бесценен со своей шашкой и в своей шапке. Точно как у Папá». А когда Георгию сравнялось шесть лет, отец взял его на военный парад: сын с младых лет должен гордиться силой и мощью России!

Увы, высоким надеждам, что возлагал августейший отец на любимца-сына, не суждено было сбыться.

Князю Георгу Юрьевскому, внуку царского любимца, посчастливилось разыскать редкостный документ, связанный с историей семьи и хранящийся ныне в городском архиве Ниццы, бывшем особняке его большого друга, барона Эдуарда Фальц-Фейна:

«11 мая 1895 года в час пополудни в присутствии Альциари де Малосена Франсуа, кавалера Ордена Почётного Легиона и мэра Ниццы… составлен акт о браке между,

с одной стороны – графом Меренбергом Жоржем Никола, 24 лет, рождённым в Висбадене, герцогство Нассау, Германия, 13 февраля 1871 года, подпоручиком 7-го гусарского полка (Пруссия), проживающим в Висбадене, сыном Его Высочества принца Николя де Нассау, и графини Натали де Меренберг, урождённой Пушкиной, его супруги, проживающей в Висбадене, присутствующей здесь и выразившей свое согласие, с другой стороны – мадемуазель княжной Юрьевской Ольгой, рождённой в Ялте, Крым, Россия, 27 октября 1873 года, старшей дочерью Его Величества покойного русского императора Александра II и Её Светлости княгини Катерины Михайловны Юрьевской, урождённой княжны Долгорукой, его вдовы, проживающей в Ницце, присутствующей здесь и выразившей своё согласие.

Свидетели:

1. Его Высочество, 23 лет, офицер русского военного флота, брат невесты, проживающий в Санкт-Петербурге…»

Русский морской офицер, которого в детстве император-отец ласково звал Гогой, и стал дедом князя Георга.

Светлейший князь Георгий Александрович Юрьевский, мичман российского флота. 1894 г.

Спустя пять лет в роскошном особняке Светлейшей княгини вновь гремели здравицы в честь новобрачных: Георгия Юрьевского (к тому времени за его плечами были учёба в Парижском университете, служба на флоте, морские походы на корвете «Рында», эскадренном броненосце «Император Николай I») и его молодой супруги графини Александры Зарнекау.

О жизни любимца императора известно немного. После потери августейшего отца десятилетний Георгий вместе с матерью и сёстрами покинул Россию. Молодые годы провёл во Франции, где учился в лицее Кондорсе. Затем настали годы студенчества в прославленной Сорбонне, и княгиня Юрьевская не без гордости уверяла приятельниц, что сын её имеет отныне учёную степень бакалавра.

Однако лавры учёного не прельщали Георгия: он вернулся в Петербург, где поступил в Морской кадетский корпус. Служил в одном из экипажей Балтийского флота. «Блажь поступить к нам во флот, – иронизировал его сослуживец, – пришла молодому человеку, видимо, потому что он с ранних лет увлекался яхтенным спортом на прозрачных водах Лионского залива под лазоревым небом юга Франции».

Вначале морская служба (в экипаже Балтийского флота) началась для юнкера Юрьевского с похода к берегам Северной Америки, затем его перевели в Средиземноморскую эскадру. Следом – новое назначение: с бронепалубного корвета «Рында» на броненосец «Николай I». Но на флагманском броненосце, именованном в честь августейшего деда мичмана Юрьевского, сослуживцы встретили его без особой радости: «Матросская форма казалось не подходящей для его слишком крупной и дородной фигуры. Он выглядел выросшим из своего костюма a l'enfant (ребёнка. – фр.). Говорил он по-русски, иногда спотыкаясь и подыскивая выражения».

Корвет «Рында», где служил мичман Юрьевский. 1890-е гг.

Да и генерал-адмиралу великому князю Алексею Александровичу, главе Морского ведомства и председателю Адмиралтейств-совета, приходилось делать выговоры единокровному брату, упрекая того в лености и безалаберности: «…И на суше, и на море во время плавания он просто не хочет делать вообще ничего». И полагал, что Юрьевскому «лучше было бы перейти в сухопутную службу, поскольку он никогда не станет хорошим моряком». К советам Алексея Александровича надлежало бы прислушаться, ведь он почитался преданным другом Светлейшей княгини и, по воспоминаниям, «добрейшим из родственников» для неё.

Ну, а затем вдруг приключился казус: мичман Юрьевский самовольно покинул броненосец (тогда он служил на «Петре Великом») и умчался в Петербург. Произошло то в мае 1895-го, вскоре после того, как Георгий веселился в Ницце на свадьбе сестры Ольги, будучи свидетелем с её стороны. Над морским офицером реально нависла угроза военного суда, но дело решили не предавать огласке, замять и вовсе прекратить.

Чуть позже Георгий каялся в том великому князя Владимиру Александровичу, коего он боготворил: «Я, ты знаешь, страшно наглупил весной, но теперь, хоть уже поздно, но очень сожалею, я страшно хотел бы служить и на службе бы загладить своё прошлое поведение».

Изменить ничего не удалось, и с осени 1895-го Юрьевский стал обучаться премудростям иного рода – в Офицерской кавалерийской школе, на её драгунском отделении. Гордился тем, что сумел преодолеть себя: «В мои годы, когда трудно человеку снова садиться на школьную скамью, я проделал это». Правда, без особого успеха.

Молодой император Николай II, следивший за карьерой родственника, упоминает о переменах: «Между прочим, Юрьевский теперь в кавалерийской школе…»

По выпуску из школы князь был прикомандирован ко 2-му эскадрону лейб-гвардии гусарского полка. Но долго в кавалерийском седле не удержался – вскоре вышел в отставку в чине штабс-ротмистра.

Вот послужной список князя Георгия Александровича, довольно-таки скромный:

Мичман (с февраля 1894-го);

переведен в гвардейскую кавалерию корнетом (с сентября 1895-го);

поручик (с декабря 1898-го);

штабс-ротмистр (с декабря 1902-го).

Однажды на пути августейшего гусара, поистине баловня судьбы, повстречалась Анна Масальская, роковая цыганка. У черноокой жгучей красавицы, возмечтавшей о свадьбе с Георгием, были на то веские причины, ведь Анна уже подарила наследников князю Юрьевскому. Её дети (сын Георгий и дочь Ольга!) удивительнейшим образом соединили в себе знойную цыганскую кровь с царской! Но возможную свекровь Анны, Светлейшую княгиню, некогда бывшую в схожей ситуации, привела в ужас сама возможность породниться с цыганским племенем – она спешно подыскала любимцу достойную невесту. Графиню Александру Зарнекау.

Эскадренный броненосец «Николай I», где служил мичман Юрьевский. Конец XIX – начало XX в.

Ну а бывшей пассии сына Екатерина Михайловна обязалась выплачивать по восемь тысяч рублей ежегодно, с тем лишь условием, что она не будет более искать встреч с князем и не дозволит ему видеться с детьми. Правда, это условие не раз нарушалось – в Петербурге Георгий Александрович тайно встречался и с цыганкой Анной, и детьми. Известно лишь, что после революции Анна Масальская с детьми эмигрировала из России. Кто они, потомки «цыганских внуков» русского царя, и как сложились их судьбы – Бог весть…

Августейший гусар Георгий Юрьевский. Вторая половина 1890-х гг.

Но тогда, на заре нового двадцатого века, случилось чудо: Георгий, поначалу резко противившийся материнскому замыслу, вдруг испытал страстное чувство и влюбился в… «назначенную» ему невесту.

Немного о родословии невесты – юной графини Александры, стараниями Екатерины Михайловны ставшей именоваться, как и она, княгиней Юрьевской.

А тестем Георгия суждено было стать Его Высочеству принцу Константину Ольденбургскому. Будущий генерал-лейтенант родился в Петербурге в апреле 1850-го, несказанно порадовав своим появлением родителей, Петра Ольденбургского и Терезию Нассаускую.

Сам же принц Пётр Георгиевич, к слову, знакомец и большой поклонник Пушкина, – сын великой княгини Екатерины Павловны. Его матушку называли одной из самых обаятельных и образованных женщин своего времени. Красоту и ум великой княжны Екатерины воспел Державин, её советам, касавшимся внутренней и внешней политики империи, внимал Александр I, почитавший сестру преданным своим другом.

Принц Пётр Ольденбургский. 1860-е гг.

Свидетельств о встречах Пушкина с Екатериной Павловной нет, да и вряд ли они могли быть. Но поэт знал о той заметной роли, что довелось великой княгине сыграть в судьбе знаменитого историографа: «…О пребывании Карамзина в Твери в 1811 году, при Дворе блаженной памяти Государыни великой княгини Екатерины Павловны, матери Его Светлости принца Петра Ольденбургского. Известно, что Карамзин читал тогда в присутствии покойного Государя и августейшей сестры его некоторые главы Истории Государства Российского…»

В пушкинской рукописи осталась ёмкая строка о Екатерине Павловне, как женщине «с умом необыкновенно возвышенным и образованным».

Сын русской великой княгини и принца Георга Ольденбургского, Пётр Георгиевич, достиг немалых успехов на военной стезе – дослужился до генерала от инфантерии.

Он имел счастье дважды встречаться с Пушкиным: в январе 1836-го в стенах Академии, о чём упоминал сам поэт: «Российская Академия была удостоена присутствия Его Светлости принца Петра Ольденбургского, избранного ею в почётные члены»; и в декабре того же года в Михайловском дворце, на вечере у великой княгини Елены Павловны.

В 1840-х, когда лицей из Царского Села был переведён в Петербург и переименован в Императорский Александровский, принц Ольденбургский становится его попечителем. К Петру Георгиевичу обращают свои надежды выпускники-лицеисты: близится полувековой юбилей лицея и время исполнить давнюю мечту – воздвигнуть близ славных стен памятник знаменитому воспитаннику.

Принц Ольденбургский лично передал прошение Александру II, ведь с монархом его связывала дружба, возникшая ещё с юных лет.

История распорядилась по-своему: памятник поэту в Царском Селе был сооружён много позже, и видеть его Александру II не довелось. Но зато императору предстояло стать августейшим «крёстным» знаменитого московского монумента – его высочайшим указом создан Комитет по сооружению памятника Пушкину! Бесспорно, утверждая председателем Комитета принца Петра Ольденбургского, Государь прекрасно знал, что давний его приятель – истинный почитатель русского гения, ведь ещё при жизни поэта Пётр Георгиевич перевёл на французский пушкинскую «Пиковую даму».

Принц немало порадел, чтобы в центре Москвы, на Тверском бульваре, близ Страстного монастыря, встал во всей своей величественной простоте памятник Пушкину – гениальное творение Опекушина.

В тот знаменательный день – 6 июня 1880 года – явились возвышенные строки графа Владимира Соллогуба, ныне почти забытые:

 
В столице Пушкину любезной,
В Москве, в виду монастыря,
Поднялся ныне лик железный
Родного нам богатыря.
 

Принца Петра Георгиевича чествовали как самого дорогого и почётного гостя. Газеты спешили оповестить читателей: «Августейший председатель бывшего Комитета по сооружению памятника, подойдя к членам семьи великого поэта, поздравил каждого из них в отдельности и в сопровождении… высокопоставленных лиц и семейства Пушкина обошёл памятник».

Пётр Ольденбургский, сын великой княгини Екатерины Павловны, заслужившей столь лестные отзывы Пушкина, был знаком со всеми детьми поэта, приглашёнными в те июньские дни в Москву.

Думается, особо приятно было встретиться ему с графиней Наталией фон Меренберг, младшей дочерью поэта и… своей родственницей. Ведь жена Петра Георгиевича, принцесса Терезия-Вильгельмина, приходилась единокровной сестрой принцу Николаю Нассаускому, мужу Наталии Александровны. А значит, внуки поэта и дети Петра Ольденбургского (они же – внуки великой княгини Екатерины Павловны) – двоюродные братья и сёстры. А сын, принц Константин, доводился кузеном графине Софи де Торби и графу Георгу фон Меренбергу. Такие вот необычные родственные «сближения»!

…Мистика судьбы: Пётр Георгиевич скончался вслед за другом юности, императором Александром II. На кончину принца – его величали «просвещённым Благотворителем» – откликнулся поэт Алексей Апухтин:

 
Он был нам примером, он жил для добра…
 

Старался во всём следовать отцу и его наследник – сын Константин.

Константин Петрович, человек просвещённый, имел много талантов, но более всего – музыкальный дар. Обладая совершенным слухом, состоял в «Обществе любителей духовой музыки». Его создатель – сам цесаревич Александр Александрович: великий князь прекрасно играл на валторне, трубе, трубе-баритоне. Да и на других духовых инструментах.

Репетиции зачастую проводились весной в Царскосельском саду, в Аничковом дворце для матери-императрицы Марии Фёдоровны и приближённых давались концерты. В них вместе с цесаревичем участвовал и принц Константин.

Казалось бы, весь вид крепкого и могучего, словно выточенного из единой глыбы, наследника русского престола несовместим с обликом тонкого ценителя и знатока музыки. Однако именно он в 1872 году основал музыкальное общество, поначалу именовавшееся «Хором наследника цесаревича Александра Александровича». Великий князь в течение девяти лет принимал участие в репетициях и концертах своего любимого детища. Лишь трагедия, случившаяся 1 марта в Петербурге, заставила молодого императора, принявшего на себя «державные труды», отречься от прежних музыкальных выступлений.

Принц Константин Ольденбургский с супругой графиней Зарнекау. 1882 г.

Но не от музыки. В ней он находил успокоение и силы для нелёгкой царской работы. Восхищали и вдохновляли Александра III творения Чайковского, особо – опера «Пиковая дама», впервые прозвучавшая в 1890-м на сцене Мариинского театра. Когда Пётр Чайковский оказался в трудной жизненной ситуации, его поклонник-император пришёл ему на помощь: композитору была назначена солидная государственную пенсия.

Вступивший на престол Александр III, узнав о бедственном положении Петра Ильича, пишет записку Победоносцеву, обер-прокурору Святейшего Синода: «Посылаю Вам для передачи Чайковскому – 3000 р. Передайте ему, что деньги он может не возвращать. Александр». Ведь прежде Пётр Ильич просил выдать ему эту сумму «заимообразно» – с тем, чтобы долг его казне погашался постепенно.

Ранее Чайковский посвятил императрице Марии Фёдоровне двенадцать романсов. Положены они были на поэтические строки Пушкина (романс «Соловей»), Фета («Я тебе ничего не скажу»), Плещеева («О, если б знали вы»), Апухтина («Ночи безумные»)…

Сама же императрица, в знак признательности, подарила композитору свою фотографию с автографом, что и поныне украшает гостиную дома-музея Чайковского в подмосковном Клину. Дорожил композитор и полным собранием пушкинских творений, признаваясь, что их чтение дарит ему божественное вдохновение.

Сохранились редкостные воспоминания графа Сергея Шереметева о музыкальных пристрастиях Александра III. В памяти мемуариста запечатлелся один из вечеров в Гатчинском дворце, где звучала музыка Чайковского: «Хор играл в этот день особенно хорошо, и впечатление было сильное. Государь пожелал повторения и слушал с видимым наслаждением, да и нельзя было иначе. <…> Вообще он очень любил музыку, но без всяких предвзятых, партийных мыслей, без всякой претензии на музыкальность. Конечно, он восторгался Глинкой и знал многие его романсы. Особенно любил он „В крови горит огонь желанья“».

 
В крови горит огонь желанья,
Душа тобой уязвлена,
Лобзай меня: твои лобзанья
Мне слаще мирра и вина.
 

Восхищался Государь и гениальной оперой любимого композитора «Евгений Онегин».

Но вернёмся к другому августейшему любителю музыки и поклоннику Чайковского – принцу Константину Ольденбургскому. Подчас правнуку несчастного Павла I приходилось менять фагот и кларнет на гусарскую шпагу, храбро сражаясь на поле брани. Но не офицерская доблесть принесла известность Константину Ольденбургскому.

Многие годы жизни принц провёл на Кавказе, где его трудами буйно зазеленела, потянувшись к жаркому грузинскому солнцу, виноградная лоза. Виноградарство стало новой страстью принца, а Кутаиси его стараниями снискал славу «столицы шампанских вин».

Дело в том, что ранее некий француз Шотье устроил в городе цех по разливу шампанского, – его-то и приобрёл у француза принц Ольденбургский. Константин Петрович сумел в разы увеличить производство легендарного шампанского, а, чтобы добиться его отменного вкуса, приглашал из Франции лучших виноделов.

В Кутаиси же в октябре 1882-го (в тот самый год, когда княгиня Юрьевская покинула Россию) Константин Петрович венчался с грузинкой Агриппиной Дадиани.

Первым мужем Агриппины был князь-вдовец Тариэл Дадиани. Род в Грузии известный и некогда владетельный. Так, Екатерина Александровна Дадиани, вдова князя Давида I, именовалась правительницей Мингрелии. Она же приходилась младшей сестрой красавице-княжне Нине, завоевавшей любовь поэта и дипломата Александра Грибоедова.

Но супружество с представителем знатной грузинской фамилии не стало счастливым для Агриппины Дадиани. Как-то на одной из модных в ту пору «живых картин», представлявшей сцену из поэмы Руставели «Витязь в тигровой шкуре», принц увидел красавицу-грузинку. Страстно влюбился в неё и сделал всё возможное и невозможное, дабы увести прелестницу от мужа. Поговаривали, что для сего Ольденбургский заплатил все долги, и немалые, грузинского князя, другие же утверждали, что князь Дадиани проиграл принцу свою супругу в карты…

Так это или иначе, но после расторжения брака княгине Дадиани в новом её замужестве, признанном, правда, морганатическим, великий герцог Ольденбургский даровал титул графини Царнекау. В России графский титул именовался на иной манер – Зарнекау.

Известный уроженец Тифлиса Сергей Юльевич Витте, министр финансов, а затем и председатель Совета министров, не преминул, как «старый кавказец», заметить, что принц Константин «женился на имеретинке», ведь его жена по рождению принадлежала к княжеской фамилии Джапаридзе из Имеретии, исторической области в Западной Грузии, некогда именовавшейся Имеретинским царством.

Обосновалась супружеская пара в Кутаиси, где в фамильном дворце один за другим появлялись на свет дети: Александра, Екатерина, Николай, Алексей, Пётр, Нина.

Супруги часто бывают в Тифлисе, где возводится их новый дворец; навещают в горном Абастумани великого князя Георгия Александровича – там подолгу живёт молодой цесаревич, страдающий болезнью лёгких; наведываются и в Петербург, благо в столице тоже есть дворец, «родовое гнездо» Ольденбургских.

В дружном семействе подрастают дети, что требует новых родительских забот: дать достойное образование юношам-сыновьям, да и помыслить о женихах для барышень-дочерей. Так уж совпало, что переезд Ольденбургских в Северную столицу совпал с кончиной Александра III, друга юности принца Константина…

Но вот и счастливая весть: Светлейший князь Георгий Юрьевский делает предложение руки и сердца старшей дочери!

Лишь на венчании и свадьбе Александры, ставшей вдруг невесткой русского царя, и посчастливилось побывать Константину Петровичу. До свадебных торжеств остальных детей дожить ему, увы, не довелось.

Он внезапно скончался в Ницце в марте 1906-го. Усопшего принца перевезли в Россию и со всеми почестями погребли в Троице-Сергиевой пустыни в Стрельне. Скорбный церемониал почтил Государь Николай II, да и весь аристократический Санкт-Петербург отдал дань памяти достойного человека – принца Константина Ольденбургского.