Текст книги "Черный конверт пуст… Как обрести истинную силу и тайные знания"

Конверт десятый

Что есть одиночество? Быть одному телом в пустой комнате? Гораздо страшней быть одному среди тысяч пустых тел…

Никак. Нигде. Никогда, Джулия Ванг

Конец октября выдался в том году снежный. Солнце не успевало до конца растопить лежавший на зеленых газонах снег, как выпадал новый. Затем опять казалось: ну все, по-прежнему золотая осень, но в пятницу снова метель, и снова сугробы, и уже конца и краю этому было не видно – небо будто измывалось над людьми, компенсируя свою инертность на протяжении минувшего изнуряющего своей бескомпромиссностью лета.

И вот снова солнечный денек.

Ирина встала из-за широкого стола и подошла к окну, раздвинув бежевые жалюзи. За окном сияло солнце, на тротуарах, вымощенных фигурной плиткой, блестели лужи, и было заметно раздражение прохожих, то и дело обходивших испаряющиеся бурые пятна. Она в задумчивости постучала длинным ухоженным ногтем по пластику подоконника и снова вернулась к столу, где ее ожидала кипа счетов: за коммуналку, за Интернет, за междугородние переговоры, за аренду – мама дорогая, она и не представляла себе, что придется заниматься всей этой белибердой с утра до вечера, отслеживая при этом доходность фирмы. Ведь нужно было соразмерять поступающие средства с необходимостью гашения кредиторской задолженности – иными словами, выдерживать баланс между бюджетом доходов и расходов. Раньше со стороны это казалось все так естественно и просто: поступают деньги, ты платишь своим людям зарплату, а остальное все как бы и есть прибыль фирмы – только успевай распределять. На деле выходило совсем не все так гладко: периодически увольняются сотрудники, приходят пожарные инспектора, теряются важные документы где-то в почте, таскаются проверяющие из всевозможных комитетов, напрягают партнеры; и всем нужны результаты и деньги, деньги и результаты, и как заставить все это, называемое бизнесом, вертеться динамично и без сбоев?

Раньше все дела вел ее муж.

Ее муж… Три месяца назад он уехал в командировку – как обычно, на своей машине, во второй раз за тот месяц, и недалеко, всего каких-нибудь триста пятьдесят километров по трассе. Его телефон практически сразу был недоступен. Ирина связалась с филиалом, и оказалось, что он там так и не появился. Дальнейшие поиски результатов не дали: ни следов его белого «Тахо», ни звонков с мобильного – ничего, как в воду. И ни от кого никаких требований. Она не могла находиться больше одна дома и тащить всю прежнюю рутину, которая оказалась совершенно бессмысленной в отсутствии Акимова. Через неделю после его исчезновения она появилась в офисе, созвала общее совещание и объявила, что впредь берет на себя контроль за текущей операционной деятельностью – на правах законной супруги единственного собственника и генерального директора компании, которую они когда-то вместе открыли. Ну, вместе – это сильно сказано, конечно, но моральную посильную помощь она ему всегда оказывала.

За дверью послышались шаги, и Ирина быстро оправила юбку и откинула назад огненно-рыжую прядь волос, свесившуюся на лоб. Постучались.

– Входите! – ответила она, углубляясь в кипу бумаг на своем столе.

Это была Галина Ивановна, которая с порога затараторила:

– Ирина, мы во что бы то ни стало должны оплатить американцам за последнюю нашу реализацию – их курорт хоть и новый, но уже начинает пользоваться спросом, а при наличии просроченной задолженности, согласно договору, они нам могут отказать в последующем выделении периодов и апартаментов, а это, вы сами понимаете, скажется на нашем общем пакете предложений для потенциальных клиентов: он и без того не густ, откровенно говоря, а Флорида всегда пользовалась повышенным спросом, несмотря на их цены, поэтому давайте все-таки отложим оплату за Ла Мар и сделаем перевод вначале за Палм Бич. Это будет правильней с точки зрения общей стратегии: испанцы от нас все равно никуда не денутся, как вы считаете? Везде кризис.

Ирина перевела дух, выслушав эту тираду, и ответила:

– Галина Ивановна, вы – самый опытный сотрудник, но Антонина Васильевна, например, настаивает на обратном варианте.

– Но она же бухгалтер, причем здесь ее мнение? Я уважаю, разумеется, ее опыт, да и ее лично, вы же сами знаете, но в вопросах коммерции, простите, я бы не стала полагаться на суждения Антонины Васильевны.

– Она просмотрела договора…

– Я их тоже просмотрела, поверьте, и должна вам сказать, что договоры – договорами, а личные контакты с партнерами – тоже вещь важная. Я уверена, что смогу договориться с Фернандо об отсрочке, а вот Брайан для нас пока фигура новая, и договориться с ним будет просто невозможно, хотя бы потому, что он – американец, а они в вопросах оплаты, сами знаете, непробиваемые: нарушил – пеня, еще раз нарушил – до свидания, и не посмотрят, что им свой курорт продвигать надо. Они же себя не иначе как пупами земли считают, и надо им подыграть, хотя бы на начальном этапе. Ну, разве я не права?

– Звучит логично. – Ирина вздохнула: с мужчинами ей работать было проще – они редко с ней спорили.

– Конечно, логично, а Антонина Васильевна, несмотря на всю свою прозорливость, могла бы со мной вначале проконсультироваться по вопросам очередности оплат, это же моя задача – координировать наши взаимодействия с зарубежными партнерами.

– Я согласна с вами, в принципе. – Ирина все же подняла трубку и набрала номер бухгалтерии: ей не хотелось бы вставать между двумя суперкомпетентными женщинами в вопросах бизнеса, оставаясь в итоге крайней. С другой стороны, это был теперь ее бизнес, и, помимо защищенности с точки зрения бухгалтерского и налогового учета, она желала еще и процветания коммерческой деятельности предприятия.

– Бухгалтерия, – услышала она голос в трубке.

– Антонина Васильевна, я хочу уточнить, почему мы в оплатах на первое место ставим испанцев, а не Флориду.

– Ирина Олеговна, мы им должны более значимую сумму, это же очевидно.

– Но просрочка идет и по контракту с американцами, не так ли?

– Да, но я думаю, что, если мы затянем с оплатой в Испанию, то можем получить в итоге эффект снежного кома.

– Я вас поняла, спасибо. – Она положила трубку и посмотрела на старшего менеджера. – Мы сделаем так: оплатим восемьдесят пять процентов за Палм Бич, а остальные деньги, которые сейчас есть на счете, переведем за Ла Мар, – это получится где-то, наверно, процентов шестьдесят от нашей им задолженности. Когда Брайан удивится и сделает запрос, то извинимся, скажем, мол, бухгалтерия запуталась – в общем, наврите ему чего-нибудь: пока суть да дело, опять появятся поступления, и мы тут же закроем остаток долга по Флориде. И Ла Мару будет приятно – оплатили больше половины: это же большие деньги, в конце-то концов, Галина Ивановна! Вы же мудрая женщина, придумайте что-нибудь, что им сказать, а сделаем именно так, как я сейчас озвучила.

Ирина расписала на голубых и оранжевых листах суммы к оплате и передала их старшему менеджеру, которая между тем говорила, стоя у директорского стола:

– Ну, не знаю, мы раньше так не делали, хотя, по большому счету, почему бы и нет: может, это и пройдет – попробуем.

– Конечно, попробуем, Галина Ивановна. Держите меня в курсе событий, мне интересно, какая будет реакция и у тех, и у других.

– Да, конечно, – сказала Галина Ивановна и покинула кабинет.

Через некоторое время и Ирина вышла в зал для работы с клиентами, понаблюдала немного за работой персонала, затем – в фойе бизнес-центра, где располагались автоматы с напитками и снэками. Ей вдруг дико захотелось печенья в шоколаде, сдобренного карамелью. И мороженого. Эээх. Когда Андрей вернется, он ее может и не узнать, если потворствовать всем своим хочу. Поэтому нужно просто выкинуть из головы эти глупости про мороженое и печенье.

В том, что он вернется, она ни минуты не сомневалась.

В коридорах бизнес-центра стояла суета: люди сновали туда-сюда, и этот муравейник ей напоминал кулуары почитаемого альма-матер, даже пришлось встать в очередь к одному из автоматов, но, простояв некоторое время, она решила, что может с таким же успехом помыть пока руки и вообще привести себя в порядок. Пройдя дальше по коридору и не встретив в массе встречного потока ни одного знакомого лица, что было совершенно неудивительно, она вошла в женскую комнату и, прислонив сумочку к стене на тумбочке рядом с умывальником, открыла воду, вглядываясь в зеркало. Ее рыжая копна волос в детстве доставляла ей множество неприятностей, но после двадцати Ирина обнаружила, что это, оказывается, колоссальное преимущество перед всеми остальными – она была естественно рыжей; и тонкие черты лица придавали ей особую пикантность, которую невозможно встретить ни в блондинках, ни в брюнетках, ни в шатенках, – так, по крайней мере, ей внушили еще в университете. И она с этим согласилась, не тратя времени и нервы на выискивание противоположной точки зрения ни внутри себя, ни снаружи.

Она подняла рычажок крана и тут только заметила по отражению в зеркале, что находится здесь не одна – в одной из кабинок позади нее явно кто-то присутствовал, только почему-то хотел скрыть это: насторожила одинокая туфля, краешек которой неестественно, с точки зрения функционального предназначения этой кабинки, высовывался из-под дверцы, словно женщина пряталась за тонкой перегородкой. Ирина подошла ближе, и интуиция подсказала вдруг ей, что здесь не все в порядке. Сердце забилось быстрее, кончики пальцев похолодели, и ей внезапно захотелось выбежать и позвать кого-нибудь на помощь, но здравый смысл не позволял двинуться с места, не удостоверившись, что с тем, кто находился внутри, все нормально.

Медленно опустившись на корточки, она попыталась разглядеть, что происходит внутри, и увидела краешек серой юбки и вторую ногу: женщина, по всей видимости, стояла, прислонившись спиной к перегородке. Только стояла она на самых носочках, так что второй туфель почти сполз с ноги, обнажив пятку. Теперь до нее дошло, что и эти туфли, и эта юбка уже были сегодня в ее кабинете – на Галине Ивановне. Она резко выпрямилась и нервно спросила:

– Галина Ивановна, вы… там?

Ей никто не ответил, а в ушах она скорее ощутила, чем услышала протяжный металлический звон, который нарастал по мере того, как она опасливо стала приближаться к белой матовой двери. Как назло, никому не приспичило войти в этот момент, а было бы кстати: неожиданно одной ей здесь стало не по себе, а звон в ушах раздражал ее, потому что она знала, что это от страха.

– Галина Ивановна, что за шутки: я же знаю, что вы внутри, – снова произнесла Ирина.

Она в нерешительности остановилась в метре от круглой хромовой ручки, рассуждая про себя, зачем бы Галине Ивановне понадобилось прятаться от кого бы то ни было в туалетной кабинке – это же полный абсурд! Да она и не могла себе вообразить старшего менеджера притаившейся возле сливного бачка между пластиковой перегородкой, разделявшей кабинки, и унитазом. Представив себе эту картинку, она даже нервно улыбнулась и решительно взялась за ручку, пытаясь повернуть ее. Но оказалось, что дверь заперта изнутри. Теперь Ирина уже не сомневалась, что произошло что-то неладное, и забарабанила по пластику, повторяя:

– Галина Ивановна, что с вами? Почему вы молчите, Галина Ивановна? Откройте дверь, я вам помогу! Вы меня слышите?!

Тут она догадалась броситься к соседней кабинке, о стенку которой, судя по всему, оперлась женщина. И, распахнув дверь, Ирина застыла в оцепенении: сверху, перекинутая через металлический бордюр, венчавший пластиковую перегородку, натянутой струной вниз тянулась тонкая металлическая нить, привязанная концом к отводу трубы возле сливного бачка. Ирина мысленно дорисовала себе другой конец удавки: он должен обвивать шею несчастной женщины за этой тонкой перегородкой, врезаясь в тонкую кожу. Подвешена?! Оттого и туфли с ее ног почти спадают. От этой мысли колени Ирины подогнулись, и ей стоило большого усилия удержать равновесие, опершись одной рукой о стену, а другой машинально прикрыть рот, чтобы подавить в себе готовый вырваться из груди крик ужаса. Глаза ее расширились, а сердце заколотилось где-то в горле, перехватывая дыхание.

Тут только она вспомнила недавнее предостережение сестры.

Пять секунд, пятнадцать… Ирина заставила себя выровняться и расправить плечи, вдыхая в легкие поток спертого воздуха.

«Зачем она это сделала? Зачем она это сделала? Господи, зачем?» – проносилось в голове, пока она медленно переставляла ноги к выходу. «Нужно позвать на помощь, нужно вызвать скорую…» Но вместо этого, неожиданно для себя, Ирина обернулась и снова взглянула на натянутую нить и тут только поняла, что сама Галина этого сделать не могла. Просто физически было невозможно прикрепить веревку в одной кабинке и пройти повеситься в другую. Или…

Она вдруг прочувствовала, что только что находилась именно на том месте, где всего несколько минут назад суетился убийца, набрасывая удавку на шею женщины, и от осознания этого ей стало еще хуже и захотелось прислониться спиной к холодной керамической стене, чтобы удержаться на ногах и подавить в себе подступившую дурноту. Но через мгновение она очередным усилием заставила себя подойти к умывальнику, поплескать в лицо холодной водой и, промокнув капли бумажным полотенцем, замереть на миг, приходя в себя. «Вдруг она еще жива, и ей можно помочь?» – подумалось, но снова приблизиться к тому месту у нее уже не хватало духу. Нужно было позвать людей, но что-то сдерживало, и она поняла, что это было чувство самосохранения, – ведь выходило, что она последняя была в той, соседней, кабинке, и именно она открыла дверь, и именно ее отпечатки пальцев там остались. Мотив? Да кому нужен в наше время мотив для назначения виноватых, в целях повышения раскрываемости-то.

«И никто не вошел, пока я…» Она импульсивно оторвала кусок бумажного полотенца и, подбежав к кабинке, быстро протерла шарообразную ручку, косяк и торцевую часть дверцы, за которую – она не помнила точно – могла взяться. Потом так же бегом, на цыпочках, подбежала к умывальнику, бросила скомканный кусок бумажного полотенца в урну и, посмотрев на себя еще раз в зеркало, решительно вышла из туалета, наклонив голову, чтобы не встретиться случайно с кем-нибудь взглядом, ибо в ее глазах отражалось полное смятение и непременное чувство… вины.

Возле автомата стояла одна лишь девушка, выбиравшая сорт кофе, за которой Ирина, перед тем как отойти, и занимала очередь. Она постаралась незаметно приблизиться сзади, чтобы создать впечатление, будто и не отлучалась никуда вовсе.

– Не горячий? – поинтересовалась она, вроде как невзначай.

Девушка обернулась и, улыбнувшись, ответила:

– Горячий, обжигает прямо.

– Как же вы его до кабинета донесете? – с сочувствием покачала головой Ирина.

– Да мне тут два шага – мы же с вами соседи.

– Да, правда, вы же из…

– …Из медиа-лаборатории.

– Верно. Не обожгитесь!

– Спасибо.

Девушка отошла от автомата, а у Ирины несколько отлегло от сердца: ее видели и запомнили стоящей в очереди у автомата. Она выбрала первый попавшийся на глаза пакет с печеньем и, забрав его, направилась в свой офис. В душе ее теплилась надежда, что, открыв дверь, увидит через всю комнату старшего менеджера, как ни в чем не бывало беседующую с клиентом. Но ее ожидания не оправдались, и она увидела пустое кресло, а рядом – Вадима, который неожиданно спросил:

– Ирина Олеговна, вы Галину там не встретили случайно?

– Н-нет, я ее не видела… А что, она не на месте? – Ее голос дрожал от волнения, и она всеми силами пыталась подавить эту предательскую дрожь. – Вадим, как она вернется, пусть зайдет ко мне.

– Хорошо, Ирина Олеговна, – ответил он, отведя взгляд в сторону. Или ей это показалось? Паранойя какая-то.

В своем кабинете она достала из бара сухой мартини и плеснула каплю в бокал. До вечера выветрится.

Не прошло и десяти минут, как в ее кабинет влетела Яна. Она была бледна и еле сдерживала рыдания:

– Ирина Олеговна, там… Галина… она…

– Что, Яна? Что случилось? – Ирина вскочила из-за стола. – Да говори же!

– Я не могу… сказать это… в туалете… Все в коридоре… и вы тоже пойдите… – И с этими словами девушка выбежала из кабинета.

Ирина решительно направилась к выходу. В офисе никого не было, входная дверь стояла нараспашку, а из коридора доносился гул от возбужденных голосов. Возле бухгалтерии она вдруг остановилась и заглянула внутрь.

– Антонина Васильевна!

Ей никто не ответил, и она вошла в кабинет, оставив дверь приоткрытой.

«Зачем я здесь?» – пронеслось в ее сознании, но, несмотря на кажущуюся нелепость своих поступков, женщина машинально прошла через внутреннюю перегородку к столу главного бухгалтера и окинула его взглядом: тут в полном порядке были разложены стопки документов. Справа, под монитором, лежали два остро отточенных карандаша и красная ручка, рядом ножницы, в углу стояли сапоги.

Ира встряхнула головой, словно сбрасывая наваждение, и быстро вышла из офиса.

В коридоре, возле женского туалета, уже собралось много народу. Она заметила Вадима, возвышавшегося над прочими, а навстречу ей спешила Антонина Васильевна:

– Ирина Олеговна, вам лучше не ходить туда!

– Почему? Что там такое?

– Там Галя… она, понимаете… мертва.

Ирина боялась услышать эту фразу.

– Но… как же так? Что значит «мертва»… Я же с ней недавно разговаривала – не больше часа тому назад. Антонина Васильевна, как это… произошло?

– Не знаю, не знаю, говорят, повесилась. – Антонина Васильевна, оказавшаяся тут же, увлекла ее назад по коридору.

– Да ну, бред какой! Она была жива и здорова и полна энергии, а вы говорите – повесилась!

– Да мало ли чего случается. Человек ходит, разговаривает, а потом – раз! – и нет его.

Ирина позволила усадить себя на диван в своем кабинете и попросила оставить ее одну. Молча сидела, уставившись в карту мира на противоположной стене, потеряв счет минутам. Из оцепенения ее вывел легкий стук в дверь, и на пороге появились два незнакомых молодых человека. Впрочем, она сразу определила, что они из органов: быстрый взгляд по сторонам, дежурная улыбка на губах и холодные пронизывающие глаза, пытающиеся найти очертания пистолета под ее лифчиком, угловатые движения…

– Ирина Олеговна, вы не могли бы уделить нам несколько минут? – осведомился старший из них после официального знакомства с предъявлением служебных удостоверений.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – предложила она, придвигая свое кресло ближе к столу. – Как я понимаю, разговор будет о Галине Ушаковой.

После исчезновения Андрея ей была знакома процедура. Она рассказала им все, что относилось к событиям этого дня. Они слушали, не перебивая, делая пометки в своих блокнотах, иногда вставляя уточняющие вопросы. Потом один из них спросил:

– Извините, а это не ваш родственник находится в розыске?

– Да, это мой муж.

Выражения лиц посетителей оставались непроницаемыми. Тот, что казался главным, спросил:

– Вы связываете как-то два этих… неординарных происшествия?

– Знаете, я недавно только взялась за ведение дел фирмы, поэтому пока не могу с уверенностью сказать, что здесь странно, а что – обычное явление. Но, конечно, это наводит на некоторые мысли, поэтому ваша помощь была бы очень кстати.

Про себя она отметила, что эти ребята уже собрали достаточно информации, потому что не стали долго допекать ее расспросами, предупредив, однако, что при необходимости еще свяжутся с ней. После их ухода она почувствовала усталость: в висках стучало, на душе тяжелым грузом лежало ощущение вины перед Галиной Ивановной, хотя она не могла себя упрекнуть в чем-либо конкретно – не она же, в конце концов, набрасывала ей петлю на шею. Как было бы здорово поехать сейчас домой, лечь в теплую ванну и расслабиться, скинуть с себя проблемы и забыть про всех, а потом почитать что-нибудь легкое, съесть наскоро приготовленный ужин и улечься перед телевизором – и чтобы ни забот, ни тревог. И Акимов рядом. Она уже даже и не помнила это непередаваемое по своей востребованности чувство полной удовлетворенности и внутренней гармонии. Подзабыла с тех самых пор, когда муж последний раз, приобняв привычным движением, поцеловал ее в щеку и ушел рано утром на работу. Только потом уже, в тысячный раз прокручивая в памяти эти последние мгновения общения с ним, ей стало казаться, что он на секунду дольше, чем всегда, удержал ее в своем теплом и таком мимолетном объятии, окутав своим личным интимным ароматом, который она так хорошо знала! И в глаза ей глядел дольше и даже с подзабытой уже толикой нежности и… тревоги? Это была тревога? Впрочем, в последние дни он постоянно был на взводе. А теперь она просто-напросто романтизирует в своих фантазиях. Все было, как обычно! Дождешься от него…

Почти до восьми вечера она оставалась в офисе, общаясь с партнерами на своем ломаном английском, убеждая и себя, и их в правоте своих утренних решений. Брайан оказался словоохотливым мужчиной среднего возраста, готовый принять ее доводы по оплате, но лишь только она пыталась подтвердить его согласие реальными словами, как неизменно в ответ слышала непреклонное «no way», и ей приходилось заново объяснять сложившуюся ситуацию. В итоге они все же нашли компромисс, и из офиса она выходила с чувством исполненного долга. Наконец.

Ее автомобиль одиноко стоял на своем персональном парковочном месте, и Ирина не стала дожидаться, пока прогреется двигатель, а сразу поехала домой. На стоянке ее встретили, как обычно, приветливыми и ласкающими ниже спины взглядами, но от усталости ни этих взглядов, ни своих ног она уже не чувствовала. Она шла домой по тускло освещенной улице между домами и вдруг поймала себя на ощущении, что за ней кто-то следует. Она обернулась, но никого не увидела: тротуар был пуст, легкий ветерок гонял мусор по обочинам, из окон падал свет на бесформенную жижу, в которую предсказуемо превратился недавний снег. Ирина прибавила шагу, но тревожное чувство ее не покидало: это не было отзвуком шагов, это не было чьим-то дыханием за ее спиной, но в голове засело ощущение, что за ней наблюдают, пристально смотрят, со всех сторон сразу, и она не в силах была укрыться от этого преследования, избежать пронизывающего ока, готового, казалось, проникнуть внутрь ее сути.

Почти бегом она вбежала в свой подъезд и вызвала лифт, и пока он мучительно медленно спускался, ей все казалось, что вот-вот распахнется парадная дверь, и вслед за ней ворвется в подъезд нечто, и ей некуда будет скрыться, негде искать спасения, и даже крикнуть «Пожар!» не останется ни времени, ни сил; да и кто ее услышит, если квартиры в доме располагались только со второго этажа. Она заворожено смотрела на входную дверь подъезда, сосредоточив взгляд на тускло горевшем красном глазке домофона, прислушиваясь к звукам извне, а потом буквально вломилась в не успевшую до конца раздвинуться дверь лифта и остервенело стала нажимать на кнопку своего этажа; и даже внутри кабины, ползущей вверх, Ирина не могла сбросить с себя охватившую ее панику, а перед глазами вдруг всплыли туфли и краешек серой юбки, и она, стиснув зубы, начала умолять свой мозг не показывать ей остальное – она не хотела представлять себе искаженное в агонии лицо Галины, высунутый в предсмертной судороге язык, закатившиеся глаза и скрюченные пальцы, пытающиеся сбросить с себя острую, как лезвие, тонкую металлическую нить, разорвавшую тонкую белую кожу на хрупкой женской шее. Ее руки тряслись, когда она доставала ключи, а потом не могла попасть в замочную скважину, постоянно оглядываясь на темный лестничный пролет, словно ожидая, что вот-вот откуда-то сверху из полумрака вдруг вывалится безжизненное тело, которое будет раскачиваться на веревке в посмертном ритме бесстрастного маятника.

Дома она с облегчением выдохнула. А, пройдя в гостиную и включив свет, вздрогнула – в кресле сидел Акимов.

Он выглядел похудевшим и осунувшимся, с щетиной и нечесаными светлыми волосами, доходившими почти до плеч. В глазах был блеск ожидания и неуверенности.

– Не пугайся. Это я.

Ирина молча сползла по стене на пол. В который раз за сегодня?

– Это ты.

Он молча кивнул.

– Сегодня Галя… – начала было зачем-то она.

Он встал с кресла, подошел и уселся рядом на пол. Ирина смотрела на мужа и не могла понять, что же происходит в ее душе – усталость, отчуждение, радость?

– Ты где был? – спросила, словно он просто вернулся под утро после встречи с одноклассниками накануне. Только на этот раз Андрей был совершенно не похож на подгулявшего муженька.

Он посмотрел на нее долго. Как тогда, в последний день. С любовью. Нет, ей действительно это не привиделось. Потом обнял ее, прижал к себе.

– Уже не важно. Я не был с другой женщиной, и не был с другим бизнесом. – Акимов погладил ее по щеке. На кончиках его пальцев застарелые заусенцы легонько цепляли ее кожу. Но было приятно. И тепло.

– Я стала настоящей бизнес-леди. Только ничего не получается, – сказала она тихо.

Он поцеловал ее волосы.

– Ты молодец.

Она в этом искренне сомневалась. Но это было, впрочем, не важно.

– Ты больше не уедешь в филиал?

Он помолчал и ответил:

– Я больше никуда не уеду. Без тебя.

На душе у Ирины стало спокойно. Она почему-то была уверена, что так оно и будет – он никуда больше не уедет.

– А Галя?..

– Я знаю. Но ничего не мог сделать. Ты мне веришь?

– Да.

– Тебе страшно?

– Уже нет.

Ирина вдохнула аромат своего мужа. От него пахло потом и луком – он давно не был в душе.

Теперь она знала, что все будет нормально. Только дома сидеть ей уже не придется. Дома она уже не высидит. А завтра Акимов наверняка разрешит все вопросы.

Он поднялся на ноги, затем подхватил ее и понес из комнаты по коридору.

– Я сто лет не принимал ванны…

– Я тоже, – ответила она и впервые за многие месяцы расслабленно улыбнулась…

… Через час он сидел в кухне напротив нее, макая в сметану наспех сваренные дежурные пельмени, отправлял их в рот и между делом рассказывал:

– У меня просто не было возможности ни передать сообщение, ни как-то иначе с тобой связаться. И нельзя было: если бы они заподозрили, что ты в курсе происходящего, тебя бы просто убрали. Пока Галина имела доступ ко всей информации, я не мог и носа показать из той норы.

– А много она… вывезла?

– С каждого нашего платежа, по моим сведениям, от десяти до пятнадцати процентов. Эти ребята контролировали треть всех операторов на рынке, и я подозреваю, что наш Вадим тоже не так прост, как кажется, но им чуть позже займемся. Те двое «оперов», что к тебе заходили сегодня, – это так, честно сказать… я попросил, чтоб убедиться, что с тобой все гуд.

– То есть Ушакова сама выбирала, какие платежи куда в первую очередь направлять? А я, дура наивная…

Он поцеловал ее, перегнувшись через стол.

– Все было под контролем, уверяю тебя! За исключением этого последнего эпизода: мы не знаем того, кто накинул ей на шею петлю, но это, в общем-то, теперь дело техники выяснить – круг причастных лиц, что называется, лимитирован, вчера практически всех накрыли одной тихой волной. Кто-то успел выскользнуть… Ее убрали как лишнего свидетеля. Но, в общем-то, поздно и довольно-таки коряво.

– А если и до нас доберутся? – Она поежилась. При этом про себя отметила, что полгода назад вместо «нас» в этой фразе фигурировало бы местоимение «тебя».

– Уже нет. Башмак папы Карло приземлился. Шушеры по норам. Теперь это полностью только наш бизнес.

Она встала и подошла сзади к его стулу, положила свои тонкие руки на спинку.

– А мы сможем переехать в дом, где парковка для машин тут же, в цоколе?

Он беззвучно рассмеялся, поставив на стол фужер с яблочным соком.

– Думаю, что сэкономленных… после Галины… процентов нам должно хватить на такое мероприятие.

– Мне ее жаль, – призналась Ирина. – Но почему ее убрали именно там, в офисе? Мог же и… кирпич сверху прилететь? Надежнее… Ой, как цинично я заговорила.

Акимов улыбнулся и пожал плечами:

– Стиль такой. Предупреждение для остальных. Демонстрация силы. В этом деле без пиара никак. Сама посуди – кому и какой был бы прок, если б она тихо-мирно в своей постели испустила дух от пилюли, которая и следа в крови не оставляет? Даже в газете не упомянули бы. А так – двух зайцев одним ударом.

– Может, нам не нужен этот… наш бизнес?

Он обнял ее руками, закинув их за спинку своего стула.

– Ириш, я больше ничего не умею. Да и свое ведь…

Она взъерошила его отросшие за последние месяцы волосы и в их шелковистой массе наткнулась на седину. Ирина была уверена, что раньше седых волос у мужа было значительно меньше. На глаза непроизвольно выступили слезы. Она моргнула, и два тонких ручейка скатились вниз по ее щекам. Ирина не замечала их и продолжала гладить Акимова по голове, бережно перебирая чистые пряди.

А он уснул. Наш ли бизнес, не наш… Похудевший и небритый, он сидел на стуле в неудобной позе и тревожно вздрагивал.

Из окна на них бесстыдно пялилась тонкая полоска месяца, и она вдруг поймала себя на мысли, что не может отсюда разобрать – то ли молодой, то ли уже старик.