Текст книги "Девятый круг удачи"

– На тренировку?

– Совсем.

– Не поняла. – Она перешла и стала перед ним, Дима сидел, опустив голову. – Что значит – совсем? Собрался переночевать у кого-то?

Прощание обещало быть долгим, болезненным для обоих, он это понял и, дабы закончить пытку, выпалил со злом (на себя, конечно, на себя):

– Я ухожу совсем, мы расстаемся. Навсегда.

А чтобы избежать сцен, не видеть силу удара, нанесенного Людочке, Дима нашел наиболее удобоваримый вариант для него: резво вскочил, в доказательство разрыва положил ключи на стол, подхватил сумку с вещами и был таков. Он сбегал по старой скрипучей лестнице, которая, казалось, вот-вот развалится под его ногами… Та дорога стала самой длинной в его жизни, она отсекала его от него же, а ухо резал голос Людочки, от ее отчаянного крика хотелось сбежать на луну, которая еще недавно наблюдала за их страстями:

– Дима! Что произошло?.. Объясни!.. Так же нельзя… Дима, прошу тебя, остановись… Как ты можешь!.. Почему? Почему?! Почему?!!

А входная дверь заела! Слыша, что Людочка сбегает по ступенькам, он ударил по двери ногой, замок сломался и – вот она, свобода! Он убегал, как вор, бандит, горло сдавливала невидимая рука, лицо горело огнем…

– Дима!.. – надрывалась Людочка, стоя в дверном проеме их маленького домика, окруженного деревьями с раскидистыми кронами и громадинами эпохи Сталина. – Дима, пожалуйста… Вернись!..

Рыданий уже не слышал, к тому времени он шагал по проспекту широким шагом, тяжело дыша и утирая предательский пот с висков. Гектор ждал в том же переулке, дремля под тягучую музыку.

– Поехали, – отчаянно кинул ему Дима.

Сумку он бросил на заднее сиденье, упал на первое и разом сник, с неимоверной силой что-то незнакомое и еще не понятое выжигало нутро…

– Тяжело? – спросил Гектор. Не получив ответа, он посоветовал: – В бардачке коньяк, выпей, легче станет, но ненамного.

Дима воспользовался советом, отхлебнул три глотка прямо из горлышка, для человека, не употреблявшего спиртное, доза весьма серьезная. Голова крутанулась, а стыд… да, тяготил самый настоящий стыд, будто его раздели донага перед толпой хохочущих придурков, стыд душил, жег, подавлял и не стал ни на йоту меньше после коньяка. А тут звонки доканывали – звонила Людаша.

– Дай твою трубу, – протянул руку Гектор, не глядя на пассажира. Нехотя Дима отдал смартфон, получил взамен новый, крутой. – Эта труба теперь будет у тебя, контакт там пока один – мой. И запомни, босс всегда садится на заднее сиденье за первым пассажирским, на первом обычно сидит охранник.

Так оборвались все связи, ну, что ж, Дима сам дал согласие.

– Пройдет, – тем временем уверял Гектор, не взглянув ни разу на него, но откуда-то зная, что творится с парнем. – Все проходит, как хорошее, так и плохое, это аксиома. Я привезу тебя и оставлю, побудь один, тебе надо свыкнуться с новым положением. В доме есть все, что нужно: еда, выпивка, телик, музыка. Если понадоблюсь, звони. Ключи, счастливчик, держи… Это от дома, от машины получишь, когда сдашь на права. Повезло тебе сразу получить все, не парься.

И вот Дима вошел во двор, за ним по инерции захлопнулась железная дверь, словно в замысловатой ловушке. По аллее он прошел к дому, открыл ключами входную дверь, вошел и выпустил из руки сумку. Так и проторчал энное количество времени в прихожей – столбом, слыша истошный зов Людочки…

Потом Дима отправился в ванную, постоял под душем, облачился в махровый и почти невесомый халат белого цвета. В гостиной, заглядывая в шкафчики, обнаружил бар, выпивки там в самом деле до фига, выбрал виски.

– Фу, гадость… Самогон, что ли? – засомневался он в подлинности напитка, когда выпил пару глотков, и принялся изучать красочную этикетку на бутылке.

Но что он понимал в этикетках, дорогих напитках? После осмотрелся.

– Хм! Неужели это все мое? Обалдеть…

Не верилось. Совсем не верилось! А на следующий день переживания, связанные с Людочкой, отошли на второй, потом и на третий план, ибо стали оформлять документы. Начали с паспорта, то есть со смены старого имени на новое, так он стал Артуром Юрьевичем Майским, как бы внебрачным сыном Юрия Васильевича, по сути это явилось гарантией – все, что с ним происходит, не сон.

– Не сон! – смеясь, раскинув руки в стороны и запрокинув голову, кричал Дима… то есть Артур, в своем шикарном доме, оставаясь наедине с собой. – Это не сон… не сон…

Так начался новый отсчет, только много позже он начнет тосковать.

К счастью, не всем так «везет»…

…как Артуру, большинство начинает каждый день вперемешку со своими маленькими трудностями-радостями, не претендуя на высшее место в пирамиде. У Людочки утро началось с ответственной процедуры, она поила Лину Марковну лечебным чаем, приговаривая:

– Хорошо… Еще немножко… И больше никогда с нами не надо спорить, сказал Тиша – к нам переезжаете, значит, надо принять это решение.

– Я привыкла здесь…

– Ничего не хочу слушать, – мягко перебила ее Людочка. – Вчера Тиша ехал сюда – я просто зажмурилась, чтобы от ужаса не умереть, штрафов придет теперь уйма. Но как же нам повезло, что все обошлось. Врач хороший попался, я обещала подарить ему серьги, самые красивые…

– Зачем мужчине серьги?

– Жене подарит. Так вот, Лина Марковна, если б вы жили с нами, то вчерашнего кошмара не случилось.

– Тихон подослал тебя с уговорами?

– Я по собственной инициативе. Отец моих будущих детей вчера пережил жуткий стресс, только ради него, ради его здоровья я так стараюсь. Вот.

– Ты замечательная девочка, но стараешься зря, я здесь жила всю жизнь и умру в этих стенах.

– Ну, умереть мы тебе не дадим, а жить заставим.

Тихон вошел в комнату матери на ее фразе, он был в халате, явно только что встал с постели и умылся – волосы были влажными. Обернувшись на его голос, Людочка улыбнулась и подставила щеку, так как Тихон. Но это чистая демонстрация для матери, мол, я сердит на тебя. Лина Марковна, зная характер сына (золотой, конечно), тоже улыбалась и, когда он сел на край кровати, положила ладонь на его руку, оправдываясь:

– Обещаю: я буду следить за собой, сразу звонить вам, если что! Но не надо меня запихивать в вашу квартиру.

– Мама, с сердцем не шутят, твой отказ от госпитализации…

Заметив, что затронутая им тема не нравится Лине Марковне, Людочка поспешно перебила Тихона:

– Обошлось же! Давай не будем наседать на твою маму, она выводы сделала и согласна подумать над своим одиноким положением.

– Ой, Люда, я забыл, – слегка стукнул себя по лбу Тихон. – Мама своим упрямством отвлекла! Там тебя какой-то молодой человек спрашивает.

– Меня?! – изумилась она. – Спрашивает?!

– Он пришел к маме, я сказал, что она болеет, тогда он спросил, как найти тебя. Я сказал, ты здесь. Иди, парень на террасе ждет. И оденься, там холодно.

– Странно, – поднимаясь со стула, пожимала плечами Люда.

В прихожей она набросила пальто на плечи и выскочила на площадку, где чуть не столкнулась лоб в лоб с Савелием. Безусловно, в первый момент у нее не нашлось никаких слов, хотя рот открылся сам собой и глаза стали круглыми, как у лемура, зато нежданный-незваный гость не растерялся:

– Здравствуй, Люда.

– Здравствуй… – выговорила настороженно она.

То, что он приятель Димы и одновременно его официальный адвокат, она, разумеется, знала – слухами земля полнится, а всякое напоминание о бывшем… приятными эти моменты не назовешь. А уж как неприятно было встретить бывшего на выставке авторских работ – просто еле сдерживала себя, чтоб не заехать ему бутылкой шампанского по башке. Людмила заподозрила, что Дима и прислал адвокатскую морду, которую она прямо с ходу с огромным желанием спровадила бы туда, откуда Савелий явился, однако любопытства ради спросила:

– Чем обязана?

– Мы можем поговорить?

– Говори.

– Давай вон на том бревнышке присядем…

Во дворе действительно лежит под раскидистым деревом с густой кроной толстое и отшлифованное бревно, выполнявшее функцию скамьи в течение лет ста, по бокам бревна торчали грубо сколоченные столики. Перед так называемой скамьей клумба пестрела остатками петуний и львиного зева, которые держатся до первого дыхания зимы, и даже легкие заморозки им не страшны.

– Здесь говори, – дала понять Савелию Люда, чтобы на долгую беседу не рассчитывал. – Тебя Дима прислал?

– Его сейчас зовут Артур…

– Ха! Ха-ха-ха… Чем же его не устроило прежнее имя?

Людочка скрестила на груди руки, облокотившись плечом о стену, и смотрела на Савелия с презрительной усмешкой, как будто адвокат тоже виновен в том, что Дима бросил ее. Впрочем, так и есть, он ведь внес свою лепту в их раскол, но из благих побуждений, ради друга старался, отсюда адвокатская совесть находилась в полном штиле. И вряд ли об этом Дима-Артур рассказывал ей, когда уходил навсегда – ох, какое неосторожное слово! Сейчас главное, реанимировать в смертельно раненной Людочке типично женскую черту – жалость к сирым и убогим. Савелий уверенно взялся за дело, он умел убалтывать:

– Ты, конечно, можешь смеяться, издеваться, торжествовать – о, да! Ему же сейчас хуже, чем было тебе, когда он уходил. Артур… извини, я буду его так называть, привык уже… короче, он в СИЗО.

– СИЗО… Какое СИЗО? Это что?

– Следственный изолятор. Артур подозревается в убийстве жены…

– Как неинтересно! – выделила Люда первый слог.

– …но он не убивал! – все же закончил Савелий фразу, правда, выгодной для Артура реакции не дождался, Людочка излучала только холод, оставалось убеждать. – Это абсолютно точно – не убивал! Иначе я не носился бы как бобик в поисках свидетелей и улик. Его подставили…

– Хм, так все говорят в кино, значит, и в жизни, – с показным равнодушием произнесла она. – Ко мне какое отношение имеет это ваше… СИЗО?

– Понимаешь, следователь не хочет вести расследование, он относится к Артуру предвзято, это значит, срок ему светит большой. Есть один только путь – самим выяснять, кто и за что убил Клару. Но для этого нужно вытащить из СИЗО Артура, заплатить залог…

– Поняла, – перебила она. – Я при чем? От меня что вам нужно?

– Ты можешь помочь ему…

– Я?! – хохотнула она. – Савелий, ты, правда, юрист или все же юморист? Я засомневалась в твоей компетентности, иначе ты не лепил бы околесицу. Я – помочь! Человеку, который сидит за убийство, присвоив себе странное и чужое имя, откуда-то у него взялось имущество, бешеные деньги! Ты с ума сошел? Весь этот набор тянет на грязную криминальную историю.

Он хотел воспользоваться не адвокатским методом, воздействовать мягко, нежно, интонации подбирал, как артист на сцене! А она выставила иголки и слышать ничего не хотела, пришлось поменять стиль общения:

– Тебя не красит роль оскорбленной и покинутой бабы, которая к тому же не умеет слушать. Да, ему сейчас очень хреново, но это не повод для торжества. Вдумайся, он не виноват, а на него вешают убийство! Ты хоть понимаешь, что это? И помощи он просит у тебя, понимая, как обидел. Короче, Артур хочет, чтобы ты пришла к нему на свидание, он объяснит сам, зачем зовет тебя.

– А я не хочу! – завелась Люда. – И мне плевать, что вы оба будете думать обо мне. Не вмешивайте меня в ваши темные дела, понятно?

– Что за дела, какие дела? – появился на террасе Тихон.

К этому времени он успел одеться и наверняка выпил чаю, Люда, увидев его, встала рядом и взяла под руку. Между тем Тихон довольно откровенно изучал Савелия, что не всем нравится.

– Это Савелий, друг Дмитрия… – представила она гостя, которого не пустила на порог, но интонация… светская львица знакомит льва с плебеем. – Ну, Димы, помнишь? Только он теперь почему-то Артур и сидит в тюрьме. За убийство. Да, убийство – это у нашей элиты запросто. И Дима… э… Артур почему-то просит, чтобы я пришла к нему в тюрьму. Правильно, Савелий, я поняла тебя?

– А я ничего не понял, – признался Тихон, улыбнувшись ей.

Люда усмехнулась, ведь Тихон не так прост, как хочет казаться, поначалу и ей он виделся недалеким мужланом, да чуть ли не монстром мерещился – сейчас смешно вспоминать. У него целых две вышки против ее одной, да и то не бог весть какой: факультет декоративно-прикладного искусства! У Тихона первое образование – исторический (не пригодилось), второе – менеджмент и предпринимательство, к тому же он начитанный, в общем, его единица интеллектуальной мощности намного выше ее умственных способностей.

А Савелий находился в некотором замешательстве: он был уверен, что у женского пола большая и чистая любовь длится несколько дольше полутора лет, да и сама Людочка не та девочка, какой он помнил ее. Но вариантов не было – только стерпеть выпад, хотя к чему тут придраться? Людмила правильно преподнесла суть, просто тональность… что она там о себе воображает?

– Можно, я сам изложу историю? – предложил Савелий.

– Без меня, ладно? Второй раз не хочу слушать, – сказала Люда, после чего демонстративно ушла в дом, оставив мужчин одних.

Готовя завтрак, она видела в окно кухни, как Тихон с Савелием уселись на бревно и мирно беседовали под стальным небом, мир между ними ее бесил. Будто давнишние приятели! За время, что они болтали, Люда приготовила кашу на воде для Лины Марковны и отнесла ей, для себя и Тихона – пышный омлет, оладушки и салат, а двое мужчин никак не могли наговориться. Когда терпение лопнуло, она направилась к выходу, чтобы отправить Савелия прямиком к Диме-Артуру, да Тихон открыл входную дверь, Люда буквально столкнулась с ним. Он обнял ее, заглянул в лицо и рассмеялся:

– У, какие мы сердитые…

– Потому что завтрак стынет, – выдала она причину, не соответствующую действительности. – Идем?

Сначала Люда поставила перед ним тарелку с омлетом, положила салата, только когда он съел половину, поинтересовалась:

– О чем вы болтали так долго?

– Савелий рассказывал о бедственном положении Димы, делился своими подозрениями, просил повлиять на тебя. Почему не сказала мне, что на выставке был Дима?

Так и знала: появление Савелия не сулит ничего хорошего! Одновременно в очередной раз она поразилась выдержке Тихона, но ответила сразу без паузы, так как скрывать ей нечего:

– Нервировать не хотела. Ты, конечно, виду не подашь, но внутри-то будешь психовать, примерно, как я сейчас психую. Потому что внезапное появление на выставке Димы… тьфу, Артура… и сегодняшнее явление хищника от юриспруденции у меня вызывают только отрицательные эмоции. Что им нужно? А ведь нужно, зачем-то я им внезапно понадобилась. Кстати, хочу уточнить: на выставку он пришел в самом конце, минут за десять до закрытия. Конечно, подходил ко мне! Я не послала его только потому, что народу было много, не хотела выглядеть в глазах людей, восторгавшихся моими работами, сварливой стервой. Явился, а его никто не звал! Я сразу поняла: что-то случилось, поэтому отвела к фуршетному столу, предложила шампанского, после ушла, чтобы не общаться с ним. Я очень, очень-очень, старалась быть вежливой.

После тирады на скорости пулемета Людочка выдохнула, потом налила в стакан воды из графина, пролив на стол, вытерла полотенцем лужицу и, наконец-то, выпила залпом. В отличие от нее Тихон излучал спартанское спокойствие и, совсем не подключаясь к бурному состоянию девушки, полюбопытствовал:

– А почему ты сейчас раздражена?

– Да потому что не хочу, чтобы он вторгался в мою налаженную жизнь, а он вторгается, будто хочет разрушить. Его проблемы меня не касаются!

– Но если все налажено, разрушить никто не сможет.

Действительно! Людочка замерла с удивленно распахнутыми глазами, обидно, сама не могла додуматься до такой простой, как тапок, мысли. После короткой паузы она рассмеялась и закивала, мол, согласна с тобой, потом обняла его за шею крепко-крепко, зашептав на ухо:

– Тиша, я тебя обожаю! И не представляю, как жила бы без тебя!

– Но ведь раньше жила…

– Да… – Она немного отстранилась, заглянула в его глаза. – А мне кажется, что до тебя никакой жизни не было. Знаешь, почему я распсиховалась? Любое напоминание о том времени, когда он ушел… мне так становится стыдно, непередаваемо стыдно, до боли, словно это было вчера… Не понимаю, как я могла тогда…

Нет такого слова, способного передать кошмар…

…в который погрузилась Люда. Дима ушел! Ничего не объяснил, вот так взял, собрал кое-какие вещи и ушел. Навсегда, сказал. Но если навсегда, почему вещи забрал не все? Она не понимала, что произошло, почему он так странно поступил, ведь ничего не предвещало беды. Как водится в подобных случаях, обманутая в надеждах сторона искала причину с виной в себе. Но ведь ее не было – вины, а Люда искала: что сделала не так, чем оскорбила, обидела Диму.

Ту ночь, разумеется, не спала, как ни странно, не плакала, потому что решила подождать. Он вернется, это просто кризис: недостойная Димы работа, на собственное жилье при таких зарплатах рассчитывать не приходилось, по большому счету и перспектив не светило. Это у Димы пройдет, надеялась Люда, он вернется, ему будет стыдно, а она его заранее прощала.

Не вернулся Дима на следующий день, зря прождала его и второй день, и третий, и четвертый… Люда звонила ему, не переставая, едва выдавалась свободная минутка, ей отвечал механический голос:

– Абонент вне зоны… оставьте сообщение…

А что скажешь в коротком сообщении, которое, скорей всего, услышат посторонние? Что без него боль с каждым часом усиливается и просто убивает? Говорить об этом Люда не могла, а эсэмэски отправляла: «Вернись, пожалуйста», «Где ты?», «Димка, мне очень плохо, позвони», «Ты не можешь со мной так поступить, что случилось?» Эсэмэски оставались без ответов.

Прошла неделя, прежде чем окончательно дошло: Дима бросил ее, бросил безжалостно, подло, бесчеловечно. И вот тогда период ожидания перетек в глубокую депрессию, она ревела сутками, в конце концов, допустила непростительную ошибку во время банковской операции, в результате последовало увольнение. Она осталась без Димы, без работы, без друзей – божеству не нравились подружки Людаши, он хотел оставаться с ней наедине, а не в компании «овец». Она тоже нуждалась в единственном человеке – в Димке, потому не отстаивала свое право на друзей и… потеряла всех.

Закончились деньги, а работу Люда не искала просто потому, что жизнь потеряла смысл, зато было много боли: ее мысли, тело, душа стали одной сплошной болью. Ну и как некоторые люди, потерявшие почву под ногами и смысл в этой красочной, волшебной жизни, Люда искала, чем заглушить непереносимое состояние…

Тихон часто ночевал у матери, как бездомный пес, хотя квартиру имел очень приличную – из четырех комнат. Детство он провел в этом дворе, наблюдая, как время корежит постройки, Тихон тоже часть того же формата, куда тянуло заехать и посидеть под кронами старых деревьев. Ко всему прочему мама после смерти отца болела, волей-неволей приходилось оставаться у нее, к нему переезжать она отказывалась. Здесь же и бабушка Тихона проживала, в девяносто лет она ушла в мир иной, оставив внуку маленькую квартиру. Ему покосившееся счастье даром не нужно было, поэтому распоряжалась недвижимостью мама и сдала внаем симпатичной паре за символическую сумму.

Несколько раз он подвозил Людмилу на работу, девушка была непохожей на себя – потерянной, рассеянной, его вопросов не слышала, потом вовсе перестала выходить из дома. Однажды вечером, когда основательно стемнело, а двор опустел и наполнился ночной тишиной, Тихон, сидя на крошечной терраске после работы и попивая чай с мамиными булками, увидел Людмилу, вышедшую из дома. Она побрела к проспекту, именно побрела на ватных ногах, как сонная муха. В это время на терраску вышла мама с банкой сгущенки и плошкой, он и поинтересовался, кивнув в сторону девушки:

– А что это с твоей жиличкой? Чего она как с креста снятая?

– Людочка? Ой, Тишенька, ее соседка снизу по секрету рассказала, что Димка бросил Людочку, она болезненно переживает, но ни с кем не делится.

– По нему сразу видно – козел. Избалованный козел.

– Не преувеличивай, – погладила по волосам сына Лина Марковна, он увернулся от ласки. – Красивые мальчики часто кажутся избалованными, но это не всегда так. Тишенька, честно скажи, тебе нравится Людочка?

– С чего ты взяла? – неподдельно изумился он.

– Ты часто подвозишь ее, мне доложила…

– Ма! – хмыкнул сын. – Если бы все, кого я подвозил, мне нравились, пришлось бы завести гарем, а это накладно. И поменьше слушай Метлу.

А вечер выдался очень теплым, безветренным, ароматным, в такие вечера не хочется уходить в комнату. Тихон, хотя у него работа прозаическая, на которую никак не влияет очарование весеннего вечера, остался на терраске поработать с документами. Он принес ноутбук, расположился, Лина Марковна время от времени приносила ему чай, так и засиделся допоздна. И вдруг! Под единственным во дворе фонарем появилось босоногое привидение в коротком свободном платье, оно передвигалось от своего дома к проспекту, а ведь пару часов назад уже шла туда.

– Куда это она босая? – озадачился Тихон. – Пьяная, что ли?

В самом деле, Люда пошатывалась – походка, характерная для глубоко нетрезвых людей, только есть одна весьма нехарактерная вещь: мамина жиличка непьющая. Однако раз в пятилетку и трезвенники надираются, гласит народная мудрость. Девушка вышла из светового пятна, но голубоватое платье еще маячило некоторое время, в конце концов, растаяло в темноте. Вид странный, движения неестественные, Тихон недолго мучился выбором (да и какой это выбор?), решил проследить за ней, а то мало ли куда занесет девчонку.

Он спустился с терраски и, просовывая руки в рукава вязаной кофты, поспешил к проспекту, куда ушла пьяная Людочка. Как же вовремя он вышел! И вынужден был кинуться к Людмиле, она перелезала через железное ограждение на проезжую часть, а машин тут… хренова туча даже в позднее время.

– Ты что делаешь, дура! – закричал Тихон.

– Пусти! – взревела Людочка, когда он поймал ее уже на той стороне и притянул к ограде. – Отцепись!.. Кто тебя звал?.. Отстань!..

Она рвалась на проезжую часть, да куда ж справиться с ним, у него хватка медвежья!

– Заткнись! – свирепо гаркнул Тихон и с легкостью переставил Людмилу на тротуар. Схватив за плечи, затряс ее, рыча в лицо: – Идиотка! Жить надоело – подыхай! Но за что людей подставляешь? Под колеса бросаешься, да? А кто-то из-за тебя в тюрьму, да? Пьяная?.. – Шумно втянув носом воздух, он растерялся. – Нет, вроде трезвая… Наркоманка?!

– Я не… нарко… ма…

И эдак стекла по нему вниз, как кисель! Тихон попытался поставить ее на ноги – нет, не стояла, он взял на руки полубесчувственное тело и понес домой, ругаясь вслух:

– Надо ж было мне сидеть так долго! Теперь возись с идиоткой. Кинуть бы тебя на дорогу, пусть автобус переехал бы, таким дурам не стоит жить, но водителя жалко… Тупица… Больная… Черт, маленькая, вся из себя тростиночка, а тяжелая, блин… Ну, зараза, я тебя завтра сам прикончу…

Принес полутруп в ее квартиру, которая, конечно, была открытой – заходи и бери, что хочешь. Бесчувственную девушку он кинул на диван, выругался тихо непечатными словами и развернулся, чтобы уйти, но глаза упали на пол. Повсюду валялись изорванные клочки, то ли писем, то ли… Тихон наклонился, поднял один клочок, второй, третий – это были рисунки, а между клочками… Он так и вытаращил глаза от ужаса.

– Елы-палы! Совсем больная… – Тихон быстро вытащил из кармана смартфон и позвонил. – Ма, ты не спишь?.. Ма, тут жгучая мелодрама: он ее бросил, она отравилась… Нет, не преувеличиваю. Срочно звони своему доктору, пусть приедет… Мама, услышь меня: твоя Людочка отравилась, сейчас она без сознания… Да тут упаковки пустые везде валяются, наверное, когда мы ее видели сегодня первый раз, в аптеку ходила… Да, да. И спроси, что надо делать до его приезда, скажи, оплачу такси сюда и обратно, визит… Нет, «скорую» не надо, ни в коем случае! И сама приходи поскорей, а то я не знаю… сам задавлю насмерть твою жиличку!

При этом он понимал: теперь играет огромную роль время, посему, взвалив на плечо Людмилу, отнес ее в ванную комнату, усадил на пол. Закатывая рукава, отправился на кухню, нашел пластиковую двухлитровую бутылку, налил в нее из-под крана воды и самостоятельно начал реанимацию. Для начала отхлестал Люду по щекам, лишь бы разбудить – да куда там, она что-то бубнила, полностью в себя не пришла. На свой страх и риск он стал заливать воду ей в рот, Люда захлебывалась и кашляла, задыхалась, но он-таки с садистским упорством умудрился влить в нее почти всю воду, потом заложил свои пальцы ей в рот, началась рвота. В унитаз попадали таблетки, к счастью, не успели раствориться. Тихон не успокоился, наверняка не все вымыл, следовало повторить процедуру.

Мама принесла пакетики, содержимое нужно растворить в воде и пить при отравлении… несвежими продуктами! Короче, пользы от пакетиков – ноль, как посчитал Тихон, тем не менее действовал по инструкции. Вскоре приехал и доктор, началось: надо везти в больницу, она может умереть, ответственность он отказывался брать на себя и не на шутку разозлил Тихона:

– Вы же знаете, ее после того, как реанимируют, переправят в психушку! Девчонка молоденькая, попала в цейтнот и не справилась с психологической нагрузкой. Это пройдет, она очухается, но дурдом испортит ей всю жизнь. Не хотите помочь, тогда катитесь к чертовой матери, я без вас справлюсь.

Доктор остался, ушел только на рассвете, убедившись, что Людочка вне опасности, впрочем, помощь начал оказывать Тихон вовремя, смог бы и без профессионала реанимировать. Лина Марковна безумно устала и отправилась домой немного поспать, а сын устроился в кресле у постели «идиотки», как он тогда без конца повторял, водрузив ноги на второе кресло.

Просыпание было тяжелым, придя в себя, Людочка увидела спящего Тихона, припомнила ночь и пришла в ужас. В окно попали солнечные лучи, а свет, как водится, вносит в истерзанное сознание толику позитива, бедняжке уже не хотелось умирать, хотя чувствовала она себя отвратно – еще бы, после отравления-то. Да, сегодняшнего утра могло не случиться! Стоило Людмиле пошевелиться, а хотела она всего лишь встать с дивана и попить воды, встрепенулся Тихон, сверкнув недобрыми глазами:

– Очнулась? Черт, как светло!.. Сколько времени?

Он с трудом поднялся с кресла – усталость давала о себе знать, взял со стола смартфон, искал номер, тем временем Людочка стеснительно натянула одеяло до подбородка, виновато опустив глаза.

– Блин, опоздал! Из-за тебя все… – цедил сквозь зубы Тихон. – Алло, Валя, это я!.. Извини, так получилось… Соври что-нибудь, скажи, стою в пробке… Да, все сделал, проверил, исправил, сейчас привезу… Ну, чай-коньяк предложи, развлеки… Да хоть стриптиз покажи, но задержи и расположи!.. Все, еду, еду…

Он торопливо надел браслет с часами на руку, подхватил кофту, но не убежал, а поставил одно колено на диван, подался корпусом вперед и выставил указательный палец, направленный на Люду, словно пистолет:

– Значит, так, курица! Запоминай, если у тебя еще остались мозги: вздумаешь еще раз убить себя, я все равно вытащу тебя, но на этот раз отвезу в больницу. А оттуда самоубийц после реанимации прямиком отправляют в психушку на казенное обеспечение, там тебя быстро научат любить жизнь. Запомнила?

Последнее слово рявкнул так, что ошеломленная Людочка голову втянула в плечи и чуть заметно закивала, дескать, запомнила.

– Людочка проснулась? – раздался мягкий голос его матери.

– А, мама? Хорошо, что пришла, карауль нашу… а я – на работу. У меня полный завал из-за… – У разъяренного Тиши не находилось слов, и он указал большим пальцем себе за спину, где на диване находилось жалкое существо. – И пожрать ей принеси, у нее в холодильнике одни полки.

На прощанье Тихон обернулся, свирепо погрозил несостоявшейся самоубийце пальцем, затем, бесшумно выговаривая некие слова, убежал. Лина Марковна, типичная представительница старой интеллигенции, которая не умеет тон повышать даже на кусачую козявку, присела на край дивана и погладила Люду по волосам, потом по щеке, не скупясь на добрые слова:

– Детка моя, ну, что ты в самом деле… В мире нет ни одной проблемы, которая стоит жизни. Жизнь отдают только на поле боя, но ради того, чтобы жили другие, а все остальное… временные неприятности, они проходят, поверь. Если тебе трудно, почему не пришла ко мне? Не плачь, не плачь, милая…

Людочка содрогалась от рыданий, не имея достаточно силенок, чтобы взять себя в руки. Образовавшаяся пустота внутри заполнялась стыдом и омерзением после вчерашнего поступка, а раскаяние дополнило спектр отрезвления. Лина Марковна терпеливо утешала ее, только у таких людей находятся необходимые в тяжелую минуту слова:

– Ну-ну, детка, пусть это будут твои самые страшные, самые горькие слезы. Все хорошо, ты жива – это главное, остальное уйдет, не оставив следа, уже завтра ты будешь счастливо улыбаться…

Она принесла свежий куриный бульон и кормила Людочку, а та никак не могла остановить потоки слез, вытирая их ладошками. С другой стороны вылить из себя обиду, горечь, отчаяние, оскорбление, не стесняясь слабости… это было так необходимо, чтобы стать в сто раз сильнее и повзрослеть.

Сейчас все по-другому, но вспоминать…

…тот страшный период непреодолимого желания сбежать от проблем на кладбище спокойно Люда не могла. Позже были и хуже мгновения, по спине пробегал настоящий холод, начинало подташнивать, стоило представить, что Тихон в ту ночь не остался бы на террасе. До сих пор, если нечаянно случалось напоминание, она переживала с той же силой, словно все случилось день назад. Оттого и прижималась Людочка к своему спасителю всем телом, зная, что он-то оградит, защитит, спасет от всего плохого.

– Ч-ш-ш… – Похлопывая ее по спине, Тихон поцеловал Люду в шею. – Скажи, а мы с мамой и это место… мы не напоминаем то время, о котором ты боишься вспоминать?

– Это же совсем другое! Вы не просто спасли глупую девочку, а стали частью меня, я люблю вас обоих и… мне с вами хорошо… я… страшно сказать, чтобы не спугнуть… я счастлива и очень боюсь потерять свое счастье.

Тиша взял ее за плечи, отстранил от себя и внушительно сказал:

– Не бойся. Не захочешь потерять, все останется с тобой.

– Не захочу, – порывисто обвила его шею руками Люда.

– Понимаешь, проблема твоего страха решаема: раз боишься, ты не уверена в себе…

– Уверена! Но есть внешние раздражители, их я и боюсь.

– От тебя будет все зависеть, только от тебя. Слушай, Люда, ты Диму… Артура знаешь хорошо, скажи, он способен убить? Только без предвзятостей подумай и скажи честно.

Она и правда задумалась, хотя своего бывшего знала довольно хорошо, но ведь и ошиблась в нем, за что была наказана. То, как Дима поступил с ней, не оставляло ему ни одного шанса, но Люда не смогла вынести приговор: