Текст книги "Грешная жизнь герцога"

– Конечно. Было приятно встретиться с вами, ваша светлость. Как всегда. Я надеюсь… – Она заколебалась, затем выпалила: – Надеюсь, мы еще увидимся.

– Я тоже надеюсь на это, мисс Босуорт. – Он взял ее руку, стараясь вложить в ладонь записку. Догадавшись, что он делает, она от удивления широко раскрыла глаза, а он, прежде чем склониться над ее рукой, подмигнул. – И надеюсь, это скоро произойдет.

В тот самый момент, когда он выпустил ее руку, пальцы ее сомкнулись вокруг карточки, и она тут же сунула руку в карман своей юбки. Удовлетворенный, Рис пожелал обоим всего хорошего и ушел.

На улице его ждал камердинер.

– Сходите за моей каретой, Фейн. А после, – добавил он неожиданно для себя, заставив остановиться уходившего слугу, – я попрошу вас еще кое-что сделать для меня.

– Сэр?

– Мистер Федергилл имеет обыкновение первого числа каждого месяца приезжать из Суссекса в Лондон. Узнайте почему, и, конечно, незаметно. И еще я хочу, чтобы вы проследили за ним в течение следующих нескольких дней. Замечайте, куда он ездит и что делает.

– Очень хорошо, сэр.

Фейн ушел, а Рис в ожидании кареты принялся размышлять о событиях этого дня. Он был совершенно удовлетворен выбором наследницы, потому что, несмотря на ее уверения, она прелестна и мягкосердечна. Она доверчива, способна прощать и в глубине души тяготеет к греху. Все это ему на руку.

Да, решил он, садясь в карету, повести мисс Абернати к алтарю будет совсем не трудно. Улыбаясь, он откинулся на подушки. Все равно, что отнять у ребенка конфетку.

Глава 6

В настоящий момент мисс Абернати, кажется, предпочитает другим сэра Роберта Огилви, своего троюродного брата. Как верный поклонник, он повсюду сопровождает ее. Или как сторожевая собака. И то и другое в равной степени возможно.

«Все знаменитости», 1894 год

Она соблазнительна. Пруденс смотрела в пространство и улыбалась про себя, не обращая внимания на роскошную обстановку чайной комнаты «Савоя», не принимая никакого участия в разговорах вокруг. Она могла думать только о том, что случилось днем. Ни один мужчина никогда не называл ее соблазнительной.

И он тоже был взволнован: чего стоят сведенные брови и гневные огоньки в его глазах! По телу ее пробежала дрожь, она вздохнула и закрыла глаза, припоминая замечательное ощущение, когда его пальцы касались ее щеки. А трепет, который она испытала, когда он обвил рукой ее талию и притянул к себе! Никогда в жизни с ней не происходило ничего более романтического. От одной мысли о его мускулистом теле, прижавшемся к ней с такой ошеломляющей интимностью, она краснела и по спине начинали бегать мурашки.

И еще записка. Как мило с его стороны сунуть ей в руку записку прямо под носом у Роберта! Хотя это случилось больше часа назад, у нее все еще не было возможности прочитать ее, потому что Роберт ни на минуту не спускал с нее глаз. Из Национальной галереи они отправились прямо в «Савой», и он сразу проводил ее в чайную комнату, где их уже ждали Миллисент, Эдит и Стивен.

– Пруденс, дорогая, вы не рады?

– Что? – Услышав свое имя, она вздрогнула и выпрямилась. – Я задумалась, тетя Миллисент. – Она старалась вникнуть в разговор. – Что вы сказали?

– Я раздобыла приглашения на благотворительный бал к леди Эмберли, который состоится через два дня. Я считаю, это большая удача, – сказала Миллисент, безуспешно стараясь говорить сдержанно и с достоинством. – Бал этот одно из главных событий сезона, и большинство приглашений давно роздано. Но вам, кажется, неинтересно.

Ей было бы очень интересно, если бы герцог Сент-Сайрес собирался быть на нем, но если она спросит об этом, ни к чему хорошему это не приведет. Пруденс все время думала о записке, ощущая ее так, будто записка прожигала дыру в кармане. Ожидание становилось невыносимым.

– Мне так жаль, – пролепетала Пруденс и прижала пальцы колбу, – но у меня ужасно заболела голова. Мне лучше пойти в свой номер и немного полежать, если вы не возражаете.

– Конечно, дорогая. – Эдит отставила чашку, с беспокойством вглядываясь в нее. – Иди. Ты ведь не хочешь пропустить сегодняшний спектакль.

Стараясь показать, что ее мучает головная боль, Пруденс улыбнулась каждому из присутствующих слабой улыбкой и вышла из комнаты, удерживая себя от того, чтобы не кинуться бежать к лифту.

– Четвертый этаж, пожалуйста, – сказала Пруденс мальчику-лифтеру, и не успела железная решетка двери закрыться, как она полезла в карман. Лифт дернулся и пришел в движение, а вместе с ним запрыгало в груди ее сердце, когда она прочитала слова, написанные герцогом.

Я должен увидеть вас снова. Встретимся на Ринмонд-Стейшн. Завтра в полдень.

Пруденс взвизгнула от радости и поймала на себе удивленный взгляд мальчика-лифтера. Она усмирила свое ликование, с тем чтобы со спокойным видом выйти на четвертом этаже. Но как только лифт скрылся из вида, она еще раз перечитала записку, и ее сильнее прежнего охватил восторг.

Он хотел ее видеть снова.

Идя по коридору к своему номеру, Пруденс громко смеялась. У нее было чувство, словно она танцует в воздухе.

Необычно приподнятое настроение Пруденс не ускользнуло от внимания Нэнси Уоддел.

– Кажется, вы хорошо провели сегодня время, мисс, – произнесла горничная. Ее хорошенькое, усыпанное веснушками лицо расплылось в улыбке, когда Пруденс со счастливым вздохом упала на свою кровать.

– Это было замечательно, Уоддел. Надеюсь, вы тоже довольны?

– Да, мисс, спасибо. От мадам Марсо прислали несколько платьев, очень красивых. Не хотите ли взглянуть?

Пруденс тут же стала прикидывать, какое из новых платьев она наденет завтра на свидание с герцогом.

– О да, принесите.

Горничная исчезла в гардеробной и вскоре вернулась с двумя вечерними платьями.

– Одно из них вы можете надеть завтра в театр, – сказала она, поднимая и демонстрируя платье из дамаста цвета слоновой кости и другое – из иссиня-черного бархата.

Они оба были хороши, но Пруденс совсем не занимало, какое платье выбрать для посещения театра.

– А как насчет черно-белого платья для прогулок? Оно мне идет?

– В полоску? – удивилась Уоддел. – Да, мисс, оно тоже вам идет.

– Прекрасно! – Пруденс села. – Принесите его, хорошо? И шляпку. Из красной соломки, если помните, с черными, красными и белыми лентами. Она ведь красная, я не путаю?

– Да, мисс, но… – Горничная колебалась, сбитая с толку. – Сегодня ведь вы идете в театр, я правильно поняла?

Пруденс не думала о театре.

– Как жаль, что я не заказала платье для прогулок в красную полоску, – пробормотала она. – Но красная шляпка – то, что надо.

– Мисс?

Пруденс подняла глаза и рассмеялась, заметив замешательство горничной:

– Все в порядке, Уоддел. Я не сошла с ума. Да, сегодня вечером я иду в театр. Но завтра собираюсь на пикник и хочу проверить, достаточно ли хорошо сидит на мне новое платье для прогулок. Кстати, завтра днем я буду отсутствовать, так что, когда вы сделаете все, что нужно, остальную часть дня можете быть свободны.

– Спасибо, мисс, – сказала горничная, унесла вечерние платья и тут же вернулась с платьем, которое захотела примерить хозяйка.

Вскоре Пруденс уже стояла перед высоким зеркалом в новом очаровательном платье для прогулок и в шляпке. Она не могла удержаться от восторженного вздоха. Платье с его простыми линиями и вертикальными полосками прекрасно сидело. Так приятно было надеть что-то, не ею самой сшитое, а какое блаженство ощущать тонкое шелковое белье и шелковые чулки! Никогда еще она не чувствовала себя так хорошо.

Довольная, она велела Уоддел унести платье. Надев белье под вечерний туалет, она попросила горничную приготовить черное бархатное платье и села за туалетный столик.

«Красный – мой любимый цвет».

Пруденс улыбнулась, но прежде чем она успела отдаться грезам о некоем герцоге, дверь ее спальни распахнулась и вошла тетя Эдит.

– Моя дорогая племянница, я так расстроена. – Эти слова не сулили ничего хорошего.

– Неужели? – пробормотала Пруденс, начиная прилежно копаться в туалетных принадлежностях на столике. – Мне очень жаль это слышать. Я чувствую себя гораздо лучше… я немного подремала. Может быть, вам нужно последовать моему примеру и прилечь?

Такая забота, судя по всему, не произвела на Эдит должного впечатления. Она торопливо прошла по ковру в малиновых, кремовых и золотистых тонах и остановилась у туалетного столика.

– Роберт сказал мне, что когда сегодня вы были в Национальной галерее, тебе докучал Сент-Сайрес. – Ее рука, прижатая к сердцу, дрожала. – Подумать только, этот ужасный человек смеет снова навязываться тебе. Что же нам делать? Может быть, Стивену следует поговорить с ним?

– Это не так, тетя. Я случайно встретила герцога в галерее, и мы какое-то время прошлись вместе. Почему это так расстроило вас?

Лучше бы она не спрашивала.

Эдит взялась за ближайший стул, резной, золоченый, с прямой спинкой и сиденьем из бархата изумрудного цвета, придвинула к туалетному столику и села рядышком с Пруденс.

– Миллисент рассказала мне о нем много любопытного. После того как он проявил к тебе такой интерес, она почувствовала себя обязанной навести справки, и то что она узнала, подтвердило наши худшие подозрения. Моя дорогая, это очень дурной человек. Связи с женщинами, азартные игры. – Она взглянула в открытую дверь, ведущую в гардеробную, наклонилась ближе и понизила голос до шепота: – Притоны, где собираются наркоманы.

Пруденс сжала губы, кивала и еле сдерживала смех.

Эдит со вздохом откинулась на спинку стула.

– Ты смеешься надо мной. Нет, нет, не отрицай, – добавила она, видя, что Пруденс собирается протестовать. – Ты не принимаешь всерьез того, что я говорю. Боюсь, я плохая чаперон. Все сейчас стало таким сложным. Когда начинали выезжать Берилл и Перл, было проще.

Эдит, очевидно, забыла обо всех мучениях и скандалах, которые ей пришлось вынести, когда Берилл и Перл начали посещать балы и вечеринки. Пруденс пробормотала что-то в ответ и протянула руку к щетке для волос.

– О, дай мне помочь тебе, дорогая. – Эдит отобрала у нее щетку, поднялась со стула и встала за спиной. – Когда девочки стали выезжать, это ведь был не Лондон, – объяснила она, как бы читая мысли племянницы. Она отвела длинные темные пряди прямых волос Пруденс за спинку стула и начала водить по ним щеткой. – Сельские танцы и вечеринки среди друзей, мне кажется, гораздо безопаснее. В Лондоне слишком много испорченных личностей всех мастей.

Пруденс не стала напоминать Эдит, что когда она отправилась в Лондон одна, чтобы жить в меблированных комнатах и самой зарабатывать себе на пропитание, у Эдит не возникло опасений. Она почувствовала только облегчение. А если бы Пруденс и напомнила тете об этом, то добилась бы только одного – у тети появился бы взгляд больной собачонки. Поэтому Пруденс откинулась назад и закрыла глаза, предоставив Эдит вести бесконечный рассказ о пороках Лондона и о тяжелой роли чаперон, тогда как сама предалась приятному времяпрепровождению, воображая свидание с герцогом.

Предвкушение бурлило в ней, как пузырьки в бокале шампанского. Находиться с ним вдвоем, говорить с ним, видеть его улыбку…

Эдит перестала водить щеткой, прервав сладостные грезы.

– Моя дорогая племянница, ты сегодня витаешь в облаках. Не уверена, что слушаешь меня.

Пруденс вздрогнула и открыла глаза.

– Конечно, я слушаю, тетя. – Она выпрямилась на стуле. – Вы самая добросовестная наставница, какая только может быть. Посмотрите, как удачно вы выдали замуж Берилл и Перл.

Леди Эдит просветлела лицом.

– Это правда. Дорогой Уинстон, муж Берилл, теперь барристер в Лондоне, но хотя муж Перл пока еще только банковский клерк, говорили, его очень ценят.

– Вот видите! Не надо так переживать. – Пруденс снова откинулась на спинку стула, но следующие слова Эдит остановили ее.

– Конечно, у моих дочерей не было наследства, могущего заинтересовать охотников за приданым, подобных Сент-Сайресу. – Она отложила щетку и положила руки на плечи Пруденс, многозначительно глядя на ее отражение в зеркале. – У тебя другая ситуация, Я чувствую, что должна защитить тебя, но боюсь, мне не справиться с такими волками, как Сент-Сайрес.

– Он совсем не волк! – Чувствуя, что ее замечательное настроение улетучивается, Пруденс глубоко вздохнула. – Мне он нравится. И если он удостоит меня своим вниманием, не вижу причин отталкивать его. У вас их тоже не должно быть. В конце концов, он герцог и истинный джентльмен.

Последовало долгое молчание, взгляды женщин встретились в зеркале. Пруденс ждала, что тетя употребит свое влияние и запретит ей видеться с Сент-Сайресом. И тогда она открыто начнет сопротивляться, что невероятно осложнит все на предстоящие два месяца. К ее удивлению, Эдит понимающе кивнула и похлопала ее по плечу:

– Понимаю, дорогая.

Пруденс удивила такая быстрая капитуляция.

– Понимаете?

– Конечно. Выйти замуж за герцога – очень многие посчитают это удачей, каждая девушка мечтает стать герцогиней.

– Но я не поэтому…

– И он очень хорош собой. Даже я признаю это. Кроме того, обворожительные манеры. Но ты всегда была такой ответственной и мудрой не по годам. Благоразумной,[3]3
  Пруденс – благоразумие, предусмотрительность (англ.).


[Закрыть] в полном соответствии с твоим именем, лишенной легкомыслия и распущенности, свойственных твоей матери. – Пруденс едва не заскрежетала зубами. – Я уверена, что когда наступит время, – продолжила Эдит, – ты сделаешь правильный, обдуманный выбор. – Конечно. – Эдит кивнула. – Ты так же хорошо, как я, знаешь, что отказаться от среды, в которой родилась, и подняться выше – на редкость мудрое решение. Мы, Пруденс, простые дворяне, и твое воспитание не подготовило тебя к тяжелому грузу обязанностей герцогини. А замужество с целью занять более высокое положение в обществе может печально кончиться, чего ты совсем не заслуживаешь. Совесть моя чиста, я не могу одобрить этого.

Пруденс рассердилась:

– Мне казалось, тетя, что брак должны одобрить попечители.

Щеки Эдит стала заливать краска.

– Они вряд ли одобрят охотника за приданым.

– А интерес Роберта объясняется другими причинами? – не удержалась Пруденс. – Если учесть, что он никогда нисколечко мной не интересовался? Живи я все эти годы в Америке, а не в нескольких милях от него, он не мог бы замечать меня меньше.

Лицо Эдит сразу стало унылым.

– Вот ты и рассердилась, – сказала она дрожащим голосом. Опустившись на стул, Эдит достала из кармана носовой платок. – Я знала, что это случится. Я знала, что мы поссоримся. Совсем как в те годы, когда ты была девочкой. О, дорогая!

Она всхлипнула и поднесла к глазам платок.

– У меня плохо получается. Может быть, лучше, если мое место займет Миллисент.

И позаботится, чтобы Роберт находился при ней весь день?! Пруденс испугалась.

– Вряд ли в этом есть необходимость, тетя. – Эдит, шмыгнув носом, подняла голову:

– Я только надеюсь, что ты сделаешь разумный выбор, как мои дочери. По любви, если это возможно. Если же нет, тогда по взаимной привязанности и сходству взглядов. Вот почему Роберт может стать хорошей партией для тебя. Он поднялся до баронета, но это не слишком высокий титул для девушки твоего происхождения. Он воспитывался в том же кругу, что и мы. Он принадлежит семье, ему можно довериться; то, что он троюродный брат, – вовсе не препятствие для брака. И ты ему очень нравишься. Да-да, нравишься, – добавила она, поскольку Пруденс готова была протестовать. – Ты ему нравишься, хотя не замечаешь этого. Он чувствует твое нерасположение, вот почему он никогда не навещал тебя на Литтл-Рассел-стрит. Ты осуждаешь его за невнимательность, однако ни разу не побывала у его матери здесь, в Лондоне.

– Как и она не навестила меня, – ответила уязвленная Пруденс. – Я, по крайней мере, писала письма, в которых осведомлялась о родственниках. Миллисент никогда не отвечала. Ни разу. Удивительно, что она так внимательна ко мне сейчас! Ломаю голову, почему бы это.

Она могла бы с тем же успехом взывать к стенке.

– Твое равнодушие очень обижает Роберта, – продолжала Эдит. – И ты готова пренебречь им ради такого недостойного уважения человека, как Сент-Сайрес. Мне больно подумать об этом. – Опустив голову, она снова всхлипнула.

Пруденс приложила пальцы к вискам, чувствуя приближение головной боли. Чаперон всегда были источниками огорчений, но Эдит совершенно невыносима.

– Герцог проявил вежливый интерес ко мне, не более того… – сказала она. – Если бы он проявил большее расположение… – Она замолчала, при мысли о завтрашнем дне на смену раздражению пришло приятное возбуждение. Может быть, он снова будет прикасаться к ней, как сегодня? Может быть, даже поцелует ее. Как это будет прекрасно!

Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Не надо давать волю воображению.

– Даже если бы он показал более глубокую заинтересованность, из этого не следует, что я разделила бы его чувства.

Пруденс лукавила. Она боялась, что уже наполовину влюблена в герцога, а ведь знала его всего неделю, и это повергало ее в смятение.

– Не волнуйтесь, тетя, я твердо решила выйти замуж только за джентльмена, который будет по-настоящему заботиться обо мне и уважать.

Отговорка прозвучала неубедительно, но тетя, казалось, не заметила этого.

– Какое облегчение слышать это от тебя, дорогая! – Эдит промокнула глаза, напоследок шмыгнув носом, подняла голову и встала. – Знаешь, я только хочу, чтобы ты была счастлива.

После ухода тети Пруденс с облегчением вздохнула и вернулась к мыслям о том, кто уже сделал ее гораздо более счастливой, чем когда-либо смогла бы сделать тетя Эдит.

«Я лучше провожу вас к вашему кузену, прежде чем забуду, что я джентльмен».

Воспоминание вернуло улыбку на ее лицо. Положив локти на туалетный столик и подперев щеку рукой, она старалась вообразить, как повел бы себя герцог, если бы забыл, что он джентльмен.

Освободиться из-под неустанной опеки семьи оказалось непростой задачей, но Пруденс справилась с ней, заявив, что идет с подругами на пикник в Гайд-парк. Она особенно ссылалась на сырую погоду и на присутствие миссис Моррис в качестве сопровождающей и тем самым убедила Эдит, что та может с чистой совестью отправиться с Миллисент за покупками. Затем Пруденс покинула «Савой» и направилась к вокзалу Чаринг-Кросс.

До Ричмонда оказалось менее часа езды на поезде, но путешествие показалось Пруденс очень длинным, потому что она была в таком возбуждении, что не могла сидеть спокойно. Она ерзала, притопывала ногой и барабанила пальцами, непрестанно твердя себе, что нельзя так нервничать.

Рис ждал ее на платформе. Она увидела его в окно, едва поезд подъехал к станции. Он был легко одет, благо день выдался теплым, и казался таким невероятно красивым без сюртука, в темно-коричневых брюках и сапогах для верховой езды, что у Пруденс пересохло в горле. Когда поезд остановился, он нервно одернул твидовый жилет, поправил галстук и провел рукой по волосам, что вызвало у нее улыбку. Кажется, волновалась не только она.

Он увидел ее сразу же, как только она сошла с поезда. Когда он шел ей навстречу, радость, написанная на его лице, согрела ее, как солнечные лучи, тревога улетучилась.

– Вы пришли.

– Вы удивлены?

– Да, – признался он. – Большинство женщин не сделали бы этого. Пикник вдвоем с мужчиной – не слишком добродетельный поступок. Я думал, вы или вообще не приедете, или приедете не одна.

– Присутствие тети Эдит обескуражило бы кого угодно.

– Пожалуй, – с чувством согласился он. Его взгляд скользнул по ее голове, улыбка стала шире. – Прелестная шляпка.

Она провела рукой по красной соломке шляпки, чувствуя себя немного неловко от того, что он знал – она надела красную шляпку для него, и одновременно польщенная тем, что он заметил это.

– Благодарю вас.

– Нам лучше отправиться в путь. – Он встал так, чтобы она могла взять его под руку. – Это милях в пяти отсюда, так что нас ждет коляска.

– Вы приехали в коляске, – спросила она, когда они покинули маленькую станцию, – или наняли ее здесь?

– Ни то ни другое. Вчера вечером я послал телеграмму, чтобы узнать, на вилле ли Кэм. Оказалось, нет. Его дом сняла богатая семья из Америки. Я представления не имел, кто они такие, но в ответ они прислали мне приглашение провести у них уик-энд. Герцоги всегда производят впечатление на американцев. Поднялась такая суматоха, когда я появился у них этим утром. Никогда не видел ничего подобного. Боюсь, я просто убил их, появившись с собственной корзинкой для пикника, и они любезно предоставили мне экипаж, хотя я ничего не сказал о том, кто со мной будет. Стою на защите вашей репутации. И вот мы здесь.

Они подошли к коляске, у которой ожидал ливрейный лакей. Кучер поклонился ей и нагнулся, опуская ступеньки, а Сент-Сайрес подал ей руку.

– Осторожнее с корзинкой, – предупредил он, помогая сесть в двухместный экипаж. – Ее пришлось поставить спереди. Из-за одеяла, удочек и прочего снаряжения на задке не хватило места.

Пруденс перешагнула через корзину с провизией на дне коляски и села.

– Удочки и прочее?

– Я собираюсь учить вас ловить рыбу, – сообщил Рис, садясь вслед за Пруденс в коляску. – Надеюсь, вы не будете возражать? Не могу смириться с мыслью, что сельская девушка не знает, как это делается.

– Я совсем не против. Рыбалка и пикник – это замечательно. – Она наклонилась, чтобы взглянуть на корзину, и, увидев монограмму, в восторге воскликнула: – «Фортнум энд Мейсон»? Как мило!

– Рад слышать. – Он взглянул на кучера: – Отвезите нас к причалу в Гринбрайере, Халстон хорошо?

– Да, сэр. – Кучер взялся за вожжи, и лошади тронулись.

– Мы будем кататься на лодке? – спросила Пруденс.

– В любом случае придется немного покататься, – объяснил он. – Пруд Розалинды достаточно уединенное место, там нет дороги, но в него впадает речка. Вообще-то я мог бы заказать лошадей, но не знал, ездите ли вы верхом. А как вы относитесь к прогулке на лодке?

Пруденс колебалась.

– Не знаю. Я никогда не каталась на лодке.

– Никогда? Даже на плоскодонке?

Она покачала головой:

– Не могла пересилить страх. Я не умею плавать.

– Я прекрасно плаваю, так что вам нечего бояться. Если, конечно, вы мне доверяете.

– Разумеется, доверяю. Я могла бы доверить вам свою жизнь. После того как вы спасли Салли, как я могу не верить?

Он бросил на нее какой-то странный взгляд, значение которого она не смогла понять.

– Если только вы не побоитесь сесть в лодку, – пробормотал он и отвел глаза.

Коляска миновала Ричмонд и свернула с основной дороги на узкую, среди деревьев и кустарников. Через несколько миль он показал рукой на особняк из серого камня в отдалении, едва различимый сквозь густую листву деревьев.

– Это Гринбрайер, – сказал он. – Дом невелик, но очень удобный.

Невелик? Он был, по крайней мере, в три раза больше дома дяди Стивена в Суссексе и казался Пруденс огромным, но для герцога, наверное, невелик.

– Странный народ эти американцы, – продолжал он. – Кэм разрешил им сделать в доме газовое освещение, потому что они сняли его на год и обычные лампы и свечи их не устраивают. Возможно, они смотрят на это как на вложение, потому что предложили купить это место у семьи Кэма. Хотят выдать своих дочерей за английских аристократов, как мне представляется, и иметь дом недалеко от Лондона.

– Так у них дочери? – Пруденс мало заботило, как прозвучит этот вопрос. Неудивительно, что появление Сент-Сайреса вызвало такой ажиотаж. – Хорошенькие? – не удержалась она от вопроса.

– Нет, – быстро ответил Рис, но для ее уха ответ прозвучал неубедительно. – Самые заурядные, клянусь.

Она взглянула на него и издала недоверчивый возглас:

– Я думаю, они должны быть очень хорошенькими. – Он рассмеялся:

– Вы ревнуете?

– Вовсе нет, – с достоинством сказала Пруденс.

– Прекрасно. – Он склонился ближе. – У вас нет причины ревновать к кому бы то ни было. Вы нравитесь мне больше всех.

Сердце Пруденс воспарило, но она тут же осознала, что не должна показывать удовольствия, вызванного его словами, потому что глупо питать надежды на романтические отношения с мужчиной намного выше ее по положению в обществе. Но, несмотря на все усилия, скрыть радость не удалось, и десятью минутами позже, когда коляска остановилась у мельничного пруда, она все еще улыбалась.

Здесь у маленькой пристани была привязана гребная шлюпка, совершенно неподвижная в стоячей воде пруда. Сент-Сайрес помог леди сойти с коляски, захватил корзину с провизией и повел ее на край пристани, наказав кучеру достать из коляски и принести рыболовные принадлежности и одеяло. Тот повиновался, он уложил принесенные вещи на носу шлюпки, там же поставил корзинку.

Халстон удерживал шлюпку, Рис протянул Пруденс руку:

– Просто медленно сделайте шаг – и садитесь.

Она села на скамейку на корме, следом шагнул в шлюпку Сент-Сайрес и сел на центральную скамейку, лицом к ней. Он достал весла, лежавшие на дне, вставил в уключины и кивнул Халстону.

– Отвяжите веревку, – приказал он, – и можете идти. Возвращайтесь за нами часа в четыре.

– Слушаюсь, сэр. – Кучер ногой оттолкнул шлюпку от причала, и они отплыли. Энергично работая веслами, Сент-Сайрес направил шлюпку поперек пруда к реке.

Пруденс смотрела на него, любуясь движениями сильных рук и плеч, тем, как он преодолевает течение реки, ведя лодку прямым курсом. Но, пронаблюдав за ним несколько минут, она не могла удержаться, чтобы не предложить ему свою помощь.

– Похоже, эта работа куда тяжелее, чем моя. Могу я помочь грести?

Он усмехнулся, делая мощный гребок:

– И сядете рядом со мной? Мне это понравится, но мне все же придется сидеть почти по центру шлюпки, чтобы уравновесить ее, а это будет очень неудобно для вас.

Она не поняла, что он сказал насчет шлюпки, но твердо знала, что сидеть рядом с ним будет замечательно.

– Это ничего.

– Прекрасно, хотя если бы я был настоящим джентльменом, я бы вам не позволил. Но поскольку плыть нам недалеко, я намерен проявить эгоизм и принять ваше предложение, при этом зажав вас на половинке сиденья.

– Ничего. – Она смутилась. – Мне хочется сесть рядом с вами, так что я тоже эгоистка.

– Вот как? – засмеялся Рис. – Мне нравятся девушки, которые не скрывают своих мыслей.

Он перестал; грести, и она, двигаясь осторожно, чтобы не опрокинуть лодку, устроилась на предложенной половинке сиденья. Он продолжал держать руку на ее весле, пока она обеими руками не взялась за весло рядом с его рукой.

– Готовы? – спросил он и, дождавшись ее кивка, скомандовал: – На счет «три». Раз, и два, и три.

Они одновременно налегли на весла.

– Я правильно делаю? – спросила Пруденс, чувствуя некоторую неловкость оттого, что она старалась наклоняться вперед и откидываться назад одновременно с ним.

– У вас прекрасно получается, – уверил он ее и оглянулся проверить, сохраняют ли они правильное направление. – Идем прямо, как стрела.

Они молча сделали несколько гребков и вскоре стали грести в хорошем ритме. Ей было приятно чувствовать рядом мощное мужское плечо, ощущать, как при каждом гребке их бедра соприкасаются. Следуя его указаниям, она помогла ему направить шлюпку в меньшую, более извилистую протоку, по сторонам которой росли огромные плакучие ивы, нависающие над водой, отчего вода оказывалась покрытой сложным рисунком из тени и солнечных пятен.

– По-моему, у нас хорошо получается, так ведь? – спросил он, когда они оба откинулись назад.

– Да. – Она повернула к нему голову и улыбнулась: – Как будто мы гребли вместе целую вечность.

Вдруг неизвестно почему они оба одновременно остановились. Она видела, как его ресницы опускаются, а взгляд переместился на ее рот, и все в мире, казалось, перестало существовать. Он придвинулся ближе, его голова оказалась под ее шляпой, и до ее сознания дошло, что он собирается поцеловать ее.

Счастливое чувство переполняло ее. Это было то, о чем она грезила вчера, не надеясь, что это произойдет. Она откинула голову, и он наклонился еще ниже, пока их губы почти не соприкоснулись. Он медлил, и блаженство все нарастало и усиливалось, пока не сделалось таким острым, что она почти перестала дышать.

– Пруденс, – прошептал он, и его голос словно вторил ее настроению. Губы ее раскрылись, ресницы дрогнули. Но не успели их губы сомкнуться, как он резко подался назад, так что лодка закачалась.

Разочарование пронзило ее, она опустила глаза.

– Черт, – пробормотал он, и в голосе его прозвучало то же самое, что чувствовала она.

Он снова начал грести, и она вместе с ним, как раньше, твердя себе: это к лучшему, что он не поцеловал ее. Такие вещи в высшей степени предосудительны, только помолвленные пары могут целоваться.

Дальше они гребли молча, а так как грести вместе было замечательно, Пруденс решила, что и поцелуй был бы замечательным. Целомудренная Пруденс болезненно осознавала стыд, который ждал в таком случае женщину, она знала, что должна испытывать облегчение. Но не испытывала его. Напротив, она глубоко сожалела, что не обняла его за шею и не поцеловала первой. Он больше преуспел, оставаясь джентльменом, чем она как леди.