Текст книги "Грешная жизнь герцога"

Пруденс упорствовала:

– Но вы не любите ее?

Его губы сжались, и на миг она подумала, что герцог не будет отвечать на этот вопрос.

– Нет, – наконец произнес он. – Я не люблю ее. Если бы я мог следовать своим собственным взглядам на супружество, мне бы никогда в голову не пришло сделать леди Альберту моей герцогиней и матерью моих детей. – Он замолчал, и выражение его лица смягчилось, когда он взглянул на Пруденс. – Если бы я мог позволить себе любить, я бы сделал другой выбор.

При этих словах радость начала расцветать в ее груди, возвращалась надежда.

– Тогда…

– Но я не свободен в своем выборе! – Он провел рукой по волосам. – В тот день, который мы провели вдвоем на пикнике, я забыл про это. На один-единственный день я решил забыть про обязанности и ответственность. Я думал только о своих собственных устремлениях и желаниях. И хотя это был один из самых приятных дней в моей жизни, боюсь, он ввел вас в заблуждение, что я могу предложить вам больше чем дружбу, возбудил в вас надежду на большее, чем я могу дать. Разумеется, сегодня я вижу по вашему лицу, что мое эгоистическое поведение ранило вас, И глубоко сожалею об этом.

Несмотря на такое подтверждение того, что ее лицо опухло, душа Пруденс оживала с каждым его словом; она знала, что должна сказать ему о своем наследстве.

– Ваша светлость…

– Пожалуйста, позвольте мне еще сказать, – прервал он ее. – Я должен сказать это сейчас, потому что, боюсь, у меня никогда больше не будет такой возможности, Я происхожу из семьи мотов и транжиров и признаюсь, что, к моему стыду, не являюсь исключением. Когда я уехал за границу, я был молод, распущен и ужасно безответственен. Я тратил наследство в погоне за удовольствиями, а когда оно закончилось, я наделал долгов, не заботясь о будущем, вообще не думая о нем. Но когда я возвратился домой и принял титул, я, наконец, понял, какая это тяжелая ноша – быть герцогом. Я также обнаружил, что не один я наделал долгов. Когда мой дядя умер, выяснилось, что он банкрот. Его смерть назвали несчастным случаем на охоте, но на самом деле он покончил с собой, потому что кредиторы намеревались отобрать у него то немногое, что осталось. Моя мать оказалась почти нищей, потому что он несколько лет не выплачивал ей содержание. Мои тетки, дяди, кузены почти в таком же положении, и все они смотрят на меня. Я герцог, я глава семьи, я должен заботиться о них.

– Конечно, – сказала Пруденс, горя желанием немедленно поделиться с ним новостью, ругая себя за то, что не сказала ему сразу. Конечно, герцогу необходимо жениться на женщине со средствами. Если бы она подумала, она сама пришла бы к такому заключению. Ей следовало сказать ему правду.

Он не дал ей шанса.

– Мой дядя допустил, чтобы семь наших имений пришли в упадок, – продолжил Сент-Сайрес. – Некоторые из них принадлежали семье со времен Эдуарда 1. Эти земли в течение столетий кормили жителей ближайших деревень, а сейчас не могут обеспечить даже выплату долгов местным торговцам. Необходимость содержать имения привела к тому, что я должен сотням людей, и долги эти я не могу заплатить. Слугам и бывшим слугам давно не плачено, как и лавочникам. У этих людей семьи, которые они должны содержать, а так как я не имею возможности заплатить им, их семьи тоже страдают. Многие арендаторы не в состоянии платить земельную ренту, и идти им некуда. Все эти люди смотрят на меня с ожиданием и надеждой, что я спасу их в эти времена упадка сельского хозяйства. Я не смогу спасти их, если не женюсь на богатой женщине.

Это судьба, решила Пруденс. У нее должны были появиться деньги, деньги, которые она сможет получить, только выйдя замуж, деньги, которым она жаждала найти достойное применение. Всю свою жизнь она тосковала по месту, к которому могла бы принадлежать. И вот перед ней стоит самый замечательный мужчина из тех, кого ей приходилось встречать в своей жизни, мужчина, одной улыбки которого достаточно, чтобы согреть ей сердце, мужчина, одно прикосновение которого наполняло ее желанием, мужчина, который ясно показал, что, имей он возможность следовать велениям сердца, он любил бы ее и сделал бы ей честь, дав свое имя.

– Итак, – сказал он, отрывая Пруденс от сладостных размышлений, – теперь вы знаете обо мне всю горькую правду. – Он с некоторым вызовом отбросил назад волосы. – Как вы, должно быть, презираете меня за это…

– Нет, нет, я не презираю вас, – уверила его Пруденс, ужасаясь тому, что он мог так подумать. Она подошла и тронула его за руку. – Я…

Он отпрянул, как будто ее прикосновение обожгло его.

– Я должен идти. Меня ждут к обеду у лорда Денвилла. – Сент-Сайрес отошел от окна, обошел ее и направился к двери.

– Подождите! – воскликнула Пруденс. – Пожалуйста, не уходите.

Он остановился спиной к ней, одна рука на ручке двери.

– Останавливая меня, вы только умножаете мои муки, мисс Босуорт. Позвольте мне уйти.

– Нет, пожалуйста, останьтесь, – сказала она, снова подходя к нему. – Кажется, это день признаний, потому что я тоже должна кое-что рассказать вам. Я прошу вас задержаться еще ненадолго.

– Очень хорошо. – Он не смотрел на нее, он упорно смотрел на дубовые доски двери. – Что вы хотите мне сказать?

Она снова положила ладонь на его руку, и на этот раз он не отвел ее. Он оставался недвижим, мышцы под ее пальцами напряглись и затвердели.

– Ваша светлость, когда мы встретились в опере, я сказала вам, что мои обстоятельства изменились, но я не объяснила, что это были за изменения.

– Да, я помню. Вы сказали, что воссоединились с семьей вашей матери. – Он пошевелился. – Это важно?

– Чего я не сказала вам, так это того, что у меня есть деньги.

У него вырвался смешок, он запрокинул голову, глядя на потолок.

– Пруденс, хотя я уверен, что ваш дядя сумел наскрести для вас какую-то сумму, достаточную, чтобы прилично одеть вас и чтобы вы могли провести сезон в городе, может быть, даже дать вам приданое, этого вряд ли хватит, чтобы пробить небольшую брешь в громаде долгов семейства Де Уинтер. Мы тонем. Мы всем должны. – Он затряс головой и снова отнял у нее свою руку.

– У меня миллионы, – выпалила Пруденс, не зная, что еще сказать.

Сент-Сайрес повернулся к ней, бледный и несколько ошеломленный. Она хорошо понимала, что он должен был чувствовать. Такая новость могла ошеломить кого угодно.

– Пруденс, что вы говорите?

– Моим отцом был Генри Абернати, американский миллионер, Он недавно умер и оставил завещание, по которому все его состояние переходит ко мне. Удивительно, что вы не знали этого. Все газеты писали об этом, и, я уверена, было много разговоров.

– Я большую часть времени провел в своем кабинете, занимаясь делами… – в изумлении пробормотал он. – Столько всего накопилось, у меня не оставалось времени ни для чтения газет, ни для разговоров. – Он нахмурился, задумавшись. – Я действительно слышал что-то о наследнице Абернати на вчерашнем балу. Так это вы? – Даже когда Пруденс подтвердила это кивком, он все еще не мог поверить. – Вы наследница Абернати?

– Да. После замужества я буду получать ежегодный доход примерно в миллион фунтов. – Она в тревоге посмотрела на Сент-Сайреса, едва смея надеяться. – Этого достаточно, чтобы спасти вас?

– Достаточно? – Герцог засмеялся в ответ. – Достаточно? Господи, да это огромная сумма!

– Да, пожалуй.

– Но… – Он медлил, хмурился. – Почему вы не сказали мне этого раньше, Пруденс? У вас была такая возможность. – Его голос внезапно стал сердитым.

Пруденс тяжело вздохнула:

– Я не хотела, чтобы вы знали, потому что мне было стыдно.

– Стыдно чего, Бога ради? Быть богатой?

– Я боялась, что если вы узнаете правду, вы не… что я никогда не буду такой женщиной, которую вы… что вы захотите… – Между неловкими попытками объясниться она тяжело переводила дыхание и наконец сказала: – Мой отец никогда не был женат на моей матери. Я незаконнорожденная.

– И вы думали, что я буду презирать вас за это?

– Большинство людей стали бы. Кроме того, вы герцог. Вряд ли вы захотели бы сделать своей герцогиней женщину, рожденную вне брака.

Сент-Сайрес покачал Толовой и засмеялся:

– Из всего абсурда… – Он замолчал, бросил в сторону шляпу и взял в ладони ее лицо. – Если бы вы знали, сколько пэров в действительности не являются сыновьями тех, на чьи титулы они претендуют, – сказал он, улыбаясь ей, – вы бы, Пруденс, утратили сентиментальность, свойственную вашему среднему классу.

Она недоверчиво затрясла головой, но его руки не отпустили ее.

– Это правда, – уверил он ее. – О нашем семейном древе ходило много слухов – о том, кто на самом деле был моим отцом.

– Что? – Несмотря на все сказанное им перед этим, Пруденс была в шоке. – Вы хотите сказать…

– Моя мать имела столько любовников, что нельзя было знать наверняка. Видите? Человек, которого я считал своим отцом, признал меня, но он не мог быть до конца уверенным.

– Так вас это не страшит?

– Мне наплевать. Единственное, что для меня имеет значение, – это что будет с нами. Ваша новость означает, что мы можем пожениться. Вот что для меня важно.

Это было похоже на сон. Он герцог, дотянуться до него было все равно, что до сияющего в небе солнца, он так красив, что глазам почти больно смотреть на него. А она, в конце концов, была всего лишь швеей, пухленькой, ничем не примечательной девушкой, рожденной от родителей, которые никогда не состояли в браке. Он был веем, чего она могла только желать, но казалось невозможным, что он мог хотеть ее.

– Вы действительно хотите жениться на мне? Действительно?

Улыбка исчезла с его лица. Пальцы скользнули по ее волосам, легли на виски, он запрокинул ей голову. Теперь большими пальцами он ласкал ее щеки.

– Не могу придумать ничего, что сделало бы меня счастливее.

Пруденс всматривалась в его серо-зеленые глаза, и сердце у нее от счастья сжималось так сильно, что она едва могла дышать.

Сент-Сайрес наклонился, и когда их губы соприкоснулись, наслаждение было таким острым, что у нее вырвалось что-то похожее на всхлип. Никогда в жизни ей не было так хорошо.

Как бабочка, только что вылупившаяся из куколки, она чувствовала, что внезапно проснулась для жизни, казалось, что она провела все свои дни в ожидании вот этого дня, вот этого чувства и этого момента. В ожидании его.

Пруденс потерялась в ощущении его губ на своих губах, его пальцев на своем лице. Руки ее обвились вокруг его шеи, сердце стучало в его объятиях, и ее судьба неумолимо сплелась с его судьбой. В первый раз в своей жизни Пруденс Босуорт полюбила.

Глава 10

Наследница Абернати помолвлена! Но любовь ли это?

«Соушл газетт», 1894 год

Она была его. Рис чувствовал это по ее приоткрывшимся губам, по рукам, обвившим его шею, по мягкой податливости ее тела. Он смаковал радость победы, сопровождавшуюся жгучим голодным возбуждением, разлившимся по всему телу, но этого ему было недостаточно. Он хотел большего.

И пусть он знал, он чувствовал, когда женщина капитулирует, он хотел, чтобы Пруденс вслух призналась, что согласна стать его женой. Он оторвался от ее губ и легонько поцеловал в шею.

– Значит ли это «да»? – спросил он, кончиком языка прикасаясь к ее коже.

В ответ Пруденс издала приглушенный жалобный звук, явно утвердительный, но Сент-Сайрес не был удовлетворен. Он хотел слышать, как она произнесет это.

Он покрыл поцелуями ее горло.

– Я не очень понял, – прошептал он ей в ухо. Он захватил губами мочку ее уха и осторожно провел зубами по бархатной коже, чувствуя, как в ответ Пруденс начинает трепетать. – Можете сказать это еще раз?

– М-м… – ответила она, сильнее обнимая его за шею. Дыхание ее участилось. – Умм-хмм…

Этого было все еще недостаточно. Он должен был добиться большего. Посасывая мочку ее уха, Рис просунул руки между их телами. Когда его ладони легли на ее полные груди, наслаждение усилилось, но он не остановился на этом. Его руки двинулись дальше, наслаждаясь сначала ее талией, затем крутыми бедрами. Даже через слои одежды и китовый ус корсета герцог мог оценить ее фигуру, такую совершенную, что у него вырвался стон чисто мужского восхищения.

– Вы прелестны, – пробормотал он и немедленно устыдил себя за то, что не нашел более оригинальных слов. Но за всю жизнь он не дал себе труда придумать более сложный комплимент. Он целовал ее ухо, щеку, волосы. – Неотразимы.

Сент-Сайрес обхватил ладонями ее ягодицы и заметил, что это вызвало у Пруденс потрясение. Ее руки соскользнули с его шеи, ладони затрепетали где-то у его груди. Удивительно, но он сам испытал потрясение. Стоило ему дотронуться до ее соблазнительных ягодиц, как его дыхание участилось, сделалось шумным, и он с досадой понял, что теряет контроль над собой.

Рис напомнил себе, что они находятся в гостиной респектабельного пансиона и респектабельные леди могут войти в любой момент. Однако даже приказав себе остановиться, он поднял Пруденс, и ее руки снова сомкнулись вокруг его шеи, когда он крепко прижал ее бедра к своим. Наслаждение было столь велико, что Рис напомнил себе – время для любовных опытов еще не наступило. Он должен отпустить ее, но не раньше, чем услышит согласие.

– Скажите, что вы выйдете за меня замуж, Пруденс. Скажите это.

– Да. – Она задохнулась, произнеся это слово. – Да, я выйду за вас замуж.

Рис почувствовал огромное облегчение, смешанное с неудовлетворенным вожделением. Он сделал глубокий вдох и поставил Пруденс на ноги. Еще раз поцеловав, он отпустил ее, сцепил руки за спиной и отступил на шаг.

– Я должен поговорить с вашим дядей, – сказал он, и голос его прозвучал неровно.

Не произнеся ни слова, Пруденс кивнула, затем приложила ладонь ко рту и в изумлении посмотрела на Сент-Сайреса.

Герцог понял и оценил причину.

– Вас никогда не целовали раньше, да?

Пруденс отняла руку ото рта.

– Нет, целовали, – к его удивлению, ответила она. – Один раз, в Суссексе. Джон Чилтон, сын пекаря. Нам было по четырнадцать лет. Это… – Она умолкла, прижала ладонь к груди и глубоко вздохнула. – Но это было совсем не так.

Рис засмеялся и, прежде чем осознал, что делает, нарушил собственное решение. Шагнув к ней, он взял ее за щечку, запрокинул ее голову и поцеловал снова, крепко и быстро.

– Вы знаете, где сегодня можно найти мистера Федергилла?

– Он член «Уайтса». Он может быть в клубе.

Рис кивнул.

– И мне необходимо встретиться с вашими попечителями – у вас ведь, я полагаю, есть попечители?

– Да, мистер Элиот Уитфилд и двое других солиситоров. Они должны одобрить помолвку.

– Я не вижу поводов для беспокойства. В конце концов, я же герцог. И вы хотите выйти за меня замуж. Если этого хотите вы, вряд ли они смогут воспрепятствовать. Хотя они могут усомниться в вашем рассудке. – Он обнял ее за талию и поцеловал в нос. – Могу я сегодня обедать у вас?

– Если хотите.

– Почему бы и нет?

– Вряд ли обед будет происходить в дружеской обстановке. Дяде Стивену и тете Эдит вы не очень нравитесь.

Рис вспомнил, как увидел ее, стоящей на коленях и выслушивающей оскорбления от леди Альберты, подумал о том, какова была ее жизнь до недавнего времени – ей приходилось очень много работать и жить в меблированных комнатах без всякой поддержки со стороны родственников, – и решил, что они ему тоже не нравятся.

– Тогда поговорим о чем-нибудь более приятном. Куда мне повезти вас в свадебное путешествие, хмм? Хотите увидеть Италию? Париж?

Пруденс покачала головой:

– Я хочу увидеть ваши имения.

– Что? – Рис был удивлен. – Для чего?

Казалось, она больше удивилась его вопросу, чем он – ее.

– Мне предстоит стать вашей женой. Вас удивляет, что мне хочется увидеть ваши владения?

– Нет, конечно, – торопливо сказал Сент-Сайрес, ругая себя за то, что не предусмотрел такого оборота событий. Дело в том, что дома не… – Он запнулся, пытаясь придумать способ отклонить предложение. – Они не приведены в порядок. Там много… то есть… крыши текут, трубы прогнили, сады запущенны. Они совсем не готовы принять посетителей.

– Но именно поэтому я и хочу все видеть, – объяснила Пруденс. – Я хочу знать, что нужно сделать. Я хочу встретиться с людьми, хочу показать им, что мы намерены нести ответственность, как и положено герцогу и герцогине.

Сент-Сайрес посмотрел на ее серьезное лицо и со смятением понял, что переусердствовал, изображая чувствующего ответственность за герцогство, готового к решительным действиям человека.

– В действительности, – продолжала она, – я не считаю, что нам следует откладывать. Нам нужно поехать немедленно.

– Вы хотите ехать до свадьбы?

– Да. Похоже, все обстоит так плохо, что нужно поехать и выяснить, что может быть сделано. Ведь если трубы в плохом состоянии, может начаться тиф.

– Пруденс, это невозможно. За исключением Уинтер-Парка, нам придется останавливаться в маленьких деревенских гостиницах.

– Ничего не имею против. Кроме того, если мы поедем сейчас, за время нашего медового месяца все будет сделано.

У нее были все права осмотреть его имения, в конце концов, разумно осмотреть их и произвести ремонт до того, как они отправятся в свадебное путешествие. Как он ни старался, он не смог придумать основательную причину для отказа. Он вспомнил детство, Уинтер-Парк и все, что похоронил в душе двадцать лет назад, и его смятение переросло в ужас.

– Пруденс, вы серьезно?

– Если я стану вашей герцогиней, мне следует знать, что потребуется сделать, чтобы привести все в порядок, вам не кажется?

Страх ворочался внутри его подобно просыпающемуся великану, он ринулся доказывать, что ничего этого не надо.

– В некоторых из этих имений мы никогда не жили, – сказал он сквозь зубы, думая об Уинтер-Парке. – Никогда.

Его горячность удивила Пруденс, она в замешательстве наморщила брови, и он поспешил смягчить впечатление. Она хотела использовать свои деньги, чтобы привести в порядок запущенные развалины и превратить их в настоящие дома. Она не подозревала, что некоторые из них не подлежат восстановлению. Он притянул ее к себе и спрятал лицо в ее пахнувших лавандой волосах.

Пруденс погладила его по щеке.

– Если вы не хотите ехать…

– Нет, это не так. – Сент-Сайрес сделал глубокий вздох и поднял голову. Он двадцать лет не был ни в одном из своих имений. Это было так давно. Может быть, присутствие Пруденс поможет ему забыть. Может быть, видения прошлого наконец отпустят его.

Рис посмотрел на нее и успокаивающе улыбнулся:

– Вы, конечно, правы. Мы быстренько объедем земли, осмотрим особняки и вернемся в Лондон для венчания. Медовый месяц мы проведем путешествуя, а тем временем вся работа будет сделана. Вы довольны?

– Да. – Пруденс улыбнулась в ответ, засияла, и Рис почувствовал, что больше не в силах спорить. – Но вы понимаете, что с нами должны будут поехать мои тетя с дядей?

– В наше свадебное путешествие? – сострил он, пытаясь игнорировать неприятное ощущение где-то в кишках.

Она засмеялась:

– Нет, глупенький, в поездку по вашим имениям! Я не могу ехать без чаперон, поэтому они должны сопровождать нас.

Сент-Сайрес почти простонал:

– Боже, нам обязательно надо, чтобы были сложности, да? Я еще не познакомился с вашим дядей, а ваша тетя презирает меня.

Пруденс бросила на него извиняющийся взгляд.

– Она не презирает вас. Просто она и дядя хотят, чтобы я вышла замуж за Роберта.

Учитывая робость и нерешительность сэра Роберта, Рис не был удивлен. Если бы Роберт стал номинально контролировать ее деньги, в действительности контроль осуществляли бы мистер и миссис Федергилл.

– Вы не в том возрасте, когда требуется чье-то согласие на ваш брак. В завещании не оговорено, что ваш дядя должен дать согласие?

– Нет, но согласие должны дать попечители, а моя семья будет оказывать на них давление, будет настраивать против вас.

– Пусть попробуют. – Рис легко коснулся ее щеки. – Я закален в адском огне, моя дорогая. Если кто-нибудь попытается помешать нам, я сожгу его заживо.

Сент-Сайрес отправился на поиски ее дяди, а Пруденс, укрывшись за кружевными занавесками, смотрела из окна гостиной, как он вышел из дома и направился к своему экипажу. Как всегда, сердце ее замерло от восторга при виде его высокой фигуры, красивого профиля и волос темного золота. Она будет его женой, его герцогиней! Он хочет ее и никого другого.

С мечтательным вздохом она, улыбаясь, отвернулась от окна. Еще никогда в жизни она не была так счастлива. Теперь она понимала, почему поэты писали сонеты о любви и почему говорят, что любовь – это самое замечательное, что есть на земле.

– Ну?

Она повернулась к двери, в которой стояла Мария. Остальные девушки, миссис Моррис и миссис Инкберри толпились сзади, все с беспокойством смотрели на Пруденс.

– Герцог сделал мне предложение, – сказала она им и, произнеся эти слова, изумленно рассмеялась, все еще не совсем веря этому: – Он сделал мне предложение!

Новость была встречена радостными восклицаниями, женщины сгрудились вокруг Пруденс, всем хотелось поздравить ее.

– Он сказал, что всегда хотел только меня, но что он чувствовал себя обязанным жениться на леди Альберте, – продолжала она, обнимаясь с подругами.

Хитрая Люси первая сообразила:

– Чтобы заплатить долги?

– Да. Это нехорошо?

– Вовсе нет, – решительно сказала Миранда. – Всем пэрам приходится жениться на девушках с приданым, особенно в наши дни. Посмотрите, сколько женятся на американках, потому что наши английские девушки не могут предложить им приданое.

– Совершенно верно, – согласилась миссис Инкберри. – Без приданого девушка не может рассчитывать выйти замуж за человека с положением. Так было и в мои куртуазные времена.

– А в наши дни тем более, – сухо сказала Люси. – С упадком сельского хозяйства большинство пэров разорились. И наследницы, такие как Пруденс, должны выходить замуж за пэров.

– Я должна? – хихикнула Пруденс. – Тогда мне повезло, что я влюбилась в герцога, а не в банковского клерка и не в агента по продаже земель!

– А если он герцог, то может выбирать, так? – сказала Дейзи. – Он может выбрать любую наследницу, какую захочет. Но он женится на нашей Пру. Ну, – добавила она, обнимая Пруденс, – Мария говорила, что с самого начала было ясно, как он хотел ее.

– Все хорошо, что хорошо кончается. – Миссис Моррис чмокнула Пруденс в щечку. – Мы должны это отпраздновать. Немножко моего джина, чтобы отметить помолвку.

Последовал обмен кислыми взглядами, но они снова сели и хозяйка достала из буфета хрустальные рюмочки и бутылку своего сливового ликера.

– Все так удивительно, – сказала она, разливая ликер по рюмкам. – Сначала Эмма выходит замуж за виконта, а теперь Пруденс выходит замуж за герцога. Не думаю, что с тех пор, как я стала владелицей этого дома, у нас было так много поводов для празднования. И не могу не подумать, кто будет следующей.

– Герцог, – мечтательно повторила Миранда, откидываясь на спинку стула. – Подумать только. Наша Пру – герцогиня.

– Очень богатая герцогиня, – напомнила Дейзи, и все рассмеялись. Все, кроме Марии.

Пруденс искоса взглянула на подругу, сидящую рядом с ней на диванчике. Мария молчала, ее грустный вид напомнил Пруденс об их разговоре неделю назад.

– Я хочу поговорить с вами об одной важной вещи, – сказала она, немного повышая голос, чтобы перекрыть смех.

Когда подруги повернулись к ней и приготовились слушать, она продолжила: – После того как я выйду замуж и получу наследство, я хочу, чтобы каждая из вас получила свою долю.

После этих слов наступило молчание, и Пруденс заторопилась:

– Я понимаю, что это звучит неловко, но я буду такой богатой, у меня будет так много денег, что я хочу поделиться и своими деньгами, и своим счастьем со своими подругами.

Снова последовало долгое молчание, присутствующие обменялись взглядами.

Люси откинула назад прядь рыжеватых волос и кашлянула.

– Пру, нам не нужны ваши деньги, – сказала она, повторяя слова, сказанные Марией неделю назад. – Они вам понадобятся, чтобы помочь герцогу. Все эти имения требуют вложений. Вам нужно будет давать деньги на благотворительность, людям, которым вы захотите помочь… – Ее голос замолк, комната снова наполнилась молчанием. Пруденс с грустью оглядела гордые лица своих милых подруг. Они не хотели принимать от нее помощь, хотя жили почти в нищете, а она должна была получить миллионы. Подруги считали, что это будет благотворительностью, хотя они были для нее самыми близкими людьми и, не колеблясь, сделали бы то же самое для нее. Пруденс поняла, что нужно искать способ помочь им, не уязвляя их гордость.

– Мы еще вернемся к этому разговору в другое время.

– После того как вы выйдете замуж, – сказала миссис Инкберри, наклоняясь к Пруденс, чтобы похлопать ее по колену, – тогда и посмотрим. Абигайль, – произнесла она, повышая голос и глядя на миссис Моррис, – разве мы не собираемся поздравлять Пруденс? Какая вы медлительная.

Пруденс не могла не почувствовать всеобщего облегчения от того, что тема денег отпала, но она не собиралась отказываться от своего замысла.

– Я иду, Джозефина, – сказала миссис Моррис. Она стала передавать рюмки, наполненные рубиновым напитком, и когда у всех собравшихся за столом оказалось по рюмке, она вернулась на место и подняла свою. – За нашу Пруденс, – сказала она, улыбаясь. – Которая полюбила герцога. И за его светлость, у которого оказалось достаточно здравого смысла, чтобы полюбить ее.

Пруденс засмеялась и подняла свою рюмку вместе с другими. Сделав глоток, она еще раз поняла, что любовь – удивительная вещь, потому что она сделала вкусным даже пресловутый джин миссис Моррис.