Текст книги "Принц полуночи"

12

Он мчался верхом под звездным небом. Лошадь была только что уведена со двора трактира. Ветер бил в лицо, глаза слезились. Он даже толком не представлял, куда скачет. Он вышел из «Русалки» и увидел, что рядом с изгородью стоит лошадь, под седлом, взнузданная. Не долго думая, он вскочил на нее и бросился прочь.

Ему было все равно, куда ехать. Дьявол вселился в него – тот давний знакомец, который толкал его всегда к самым рискованным действиям – на острие ножа. Он скакал, охваченный яростью, голова его была затуманена. Он сам себе был противен и мчался, пытаясь убежать от себя, от душившей его муки. Он не стал слушать криков, раздавшихся ему вслед. Он отбросил в сторону правила приличия. Он хотел исчезнуть во тьме, простиравшейся перед ним.

Рядом скакала тень – то укорачиваясь, то удлиняясь. Стремена какого-то неизвестного ему джентльмена были для него явно коротковаты, и он обходился без них, целиком отдавшись скачке. По счастью, он был теперь не подвержен приступам головокружения, когда и езда на слепой кобыле была для него мучительна. Его послушное внимательное тело легко припоминало приемы верховой езды, естественной для него, как дыхание. Немо бежал рядом, не отставая.

Он погонял и погонял лошадь. Бешеная скачка охлаждала бушевавшую в нем ярость, и вскоре от нее осталась одна лишь зола. Он почувствовал облегчение.

Неожиданно во тьме вспыхнули какие-то огоньки. С. Т. попридержал лошадь, чтобы вглядеться вдаль. Огоньки, сливаясь и мерцая, увеличивались. Он провел рукой по глазам, смахивая слезы, выступившие от быстрой езды и встречного ветра. Даже сквозь шумное дыхание лошади стали слышны приближающиеся звуки – топот копыт, скрип колес.

Это навстречу им, погромыхивая, приближалась карета. Немо исчез бесшумно, словно сам был тенью. С.Т. почувствовал, как глубоко вздохнула его лошадь, готовая заржать в радостном приветствии. Ударом ноги он заставил ее сойти с дороги. Она проворно взобралась на взгорок, которого С.Т. не заметил.

Когда фонарь кареты приблизился, С.Т. не мог удержаться от разбойничьей радости. Он возвышался над темной дорогой, по которой катила беззащитная, никем не сопровождаемая карета. Его месторасположение было прекрасным: он все хорошо видел, оставаясь для путников незримым.

Он вытащил шпагу из ножен, повернул лошадь к дороге и, склонившись низко над ней и плотно сжав свободной рукой ее морду, чтобы подавить ржание, которое она порывалась издать, медленно приближался к карете. Он уже различал ее очертания и заметил в мерцании фонаря тыл обшлага рукава кучера, медную упряжь. Свет фонаря ослепил его, и он отвел глаза.

Вот две передние лошади поравнялись с ним, их головы покачивались у брюха его лошади. Они чуяли ее запах, нервно раздували ноздри, но шоры не давали им возможности ее разглядеть, хоть они и задирали головы. Кучер что-то сказал, чтобы их успокоить.

– Стойте! – неожиданно крикнул С.Т., спускаясь по откосу. – Стойте! – Он поднял шпагу и ударил ею с размаху по фонарю. Стекло вылетело, свет погас.

Кучер громко закричал. С.Т. ухватился за дверцу кареты, с трудом сдерживая свою лошадь, которая испуганно рвалась прочь. В отчаяньи он откинулся назад, пытаясь усидеть в седле: сейчас все зависело от того, как его поймет и послушается лошадь.

Усилия его увенчались успехом. То ли благодаря хорошей выучке, то ли просто из желания быть рядом с другими лошадьми, она успокоилась и встала как вкопанная. Со страшным свистом в этот момент взвился кнут кучера и обрушился на голову и руки С.Т. Он чуть не взвыл от боли и почувствовал, как ему стянуло кнутом запястья. Его тело мгновенно отозвалось на удар: резкий рывок – и кнут полетел в темноту.

– Стой! – грозно крикнул он кучеру. – Мой пистолет заряжен! – Он дернул поводья, и лошадь отступила поближе к упряжке.

Про пистолет он ловко соврал – его не было у него и в помине, но плотная тьма мешала разоблачить его хитрость. Внутри кареты кто-то неосторожно зажег свечу, и этого света хватило, чтобы разглядеть кучера, замершего на козлах, и столь же неподвижную фигуру лакея на запятках. С.Т. боялся, что из кареты может раздаться выстрел. Но, как видно, тот, кто находился в карете, не хотел рисковать.

Наступила неожиданная тишина. Только позвякивала упряжь.

– Не двигайтесь! – предупредил С.Т. Он вновь пустил лошадь к откосу, избегая малейшего освещения.

– Спускайся на землю! – крикнул он кучеру. Кучер медленно отпустил вожжи и подчинился приказу. – Залезай внутрь, в карету. Ты – тоже, – велел он лакею.

Из кареты донеслось сдавленное рыдание. С.Т. наклонился, когда кучер открывал дверцу, и разглядел бледного господина средних лет, пожилую даму и девушку. Свечу задуло.

– Зажгите свечу, – сказал он. – Я не хочу убивать ваших слуг, а в темноте мне придется сделать это.

Рыдания усилились. Свечка вновь осветила внутренность кареты. Было совершенно очевидно, что семья возвращалась с какого-то вечернего приема. На запястьях и шее девушки сверкали и переливались в мерцании огня бриллианты. Огромная рубиновая булавка красовалась в галстуке господина. У его жены в волосах тоже посверкивали рубины, и рубиновое ожерелье охватывало ее полную шею. Видно, ехать им было недалеко. Вряд ли бы они отправились в долгий путь – без охраны, имея при себе такие сокровища.

С.Т. собирался их отпустить, раскаиваясь в душе, что ни за что ни про что напугал почтенное семейство. Не такой уж он был конченый разбойник. Но его намерения не были известны молодой особе, и она продолжала так бурно рыдать, словно у нее сердце разрывалось от горя. «А Ли никогда не плакала», – неожиданно подумал он и почувствовал ожесточение.

– Дайте мне ваши бриллианты, – сказал он рыдающей девушке.

Она испустила крик и замотала головой в знак несогласия. – Заберите у нее бриллианты, – сказал он кучеру. Снимите ожерелье.

– Нет! – закричала девушка. – Вор! Отвратительный вор! – Руки ее были прижаты к горлу.

– Отдай бриллианты, Джейн, – тихо произнесла пожилая женщина. Она тронула рукой свое собственное ожерелье. – Бога ради, пусть возьмет все наши драгоценности. Это всего лишь камни!

– Мне нужны лишь бриллианты, мэм, – сказал С.Т. – Рубины можете оставить. Мне нравится ваша мудрость. – Значит, вы хотите забрать лишь мои бриллианты? – воскликнула в ужасе девушка. – Но это бесчестно!

– Неужели вам так трудно с ними расстаться, мисс? – Он покачал головой. – Это подарок? Может быть, память о любимом?

– Да! – сказала она, глядя в ту сторону, откуда доносился звук его голоса. – Пожалейте меня!

– Вы лжете.

– Нет, мой жених… – она мгновение поколебалась. – Мистер Смит, – сказала она с отчаянием в голосе. – Джон Смит.

Он усмехнулся.

– Плохо придумано, моя милая. Сегодня я недоверчив. Принесите мне ваши драгоценности.

Она взвизгнула и оттолкнула руку слуги, который было к ней потянулся. С.Т. пришпорил коня и придвинулся вплотную к карете. Быстрым движением он извлек из ножен шпагу, поднес ее к дверце, так что в слабом свете засияло наточенное лезвие.

– Бриллианты – не самая страшная потеря, моя леди, – тихо произнес он.

Она уставилась на лезвие шпаги и опять разрыдалась. Он молча ждал. Через несколько мгновений она дотронулась до застежки на шее. Он не спускал с нее глаз и, как только она бросила ему ожерелье, подхватил его на острие шпаги.

Затем поднял ее и дал ожерелью соскользнуть до самого эфеса.

– Очень щедро с вашей стороны, мадемуазель! – Одним движением руки он подбросил ожерелье и подхватил другой рукой. Затем ударил каблуками по лошадиным бокам – и оказался на взгорке. Он пригнул голову к ее развевающейся гриве и пустил ее вскачь. Они скрылись в темноте.

Лошадь неслсь во весь опор, даже не подозревая, что теперь спасает своего седока от возмездия королевского закона. Затем замедлила бег. С.Т. позволил ей перейти на легкий галоп, затем на трусцу. Он спрятал ожерелье в перчатку, натянул поводья, и лошадь послушно перешла на шаг. Она насторожилась, когда учуяла приближение Немо.

С.Т. остановил лошадь, спрыгнул и переседлал ее, приладив стремена по своему росту. На его лице играла зловещая улыбка. Он уже не в силах был с собой совладать и, вскочив в седло, повернул лошадь к месту своего преступления.

Он частенько останавливался и напряженно слушал. Задолго до того, как он что-либо услышал, он почувствовал, как его лошадь тревожно подняла голову. Хотя впереди была тьма, ее уши были насторожены, она уже слышала и чуяла своих сородичей. Он позволил кобыле медленно двигаться вперед, пока не услышал голоса и хлопка дверцы кареты.

Зная, что у него не все в порядке со слухом, С.Т. все-таки решил, что это должно быть поблизости, хотя раздавшийся звук доносился, казалось, откуда-то издалека. Он поднял руку, натянул зубами перчатку и улыбнулся. Когда наконец он расслышал цоканье копыт и покашливание кучера, пустил свою лошадь рысью и, догнав свои жертвы, следовал за ними на некотором расстоянии вплоть до ворот в городишко Рай, наслаждаясь предстоящим фарсом.

Он уже достаточно приблизился к городку, чтобы видеть огни в домиках, стоявших у крепостной стены. С.Т. свернул на боковую дорогу и пустыми аллеями пустился к тем воротам, через которые они с Ли въехали в город утром. Он вспомнил телегу пивовара, – она все еще стояла здесь, груженая пустыми бочонками. Он остановил лошадь, наклонился вперед и начал открывать наугад все подряд крышки. Наконец, он нашел немного оставшегося пива, обмокнул в него свой шейный платок и затем, тяжело покачиваясь из стороны в сторону, распространяя запах пива, запел пьяным голосом.

Когда он добрался до конюшни у «Русалки», ноги его уже болтались без стремян, он попытался сойти с лошади, но едва не упал, уцепившись за шею терпеливого животного. Нога его скользнула по грязи и с тяжелым – «уф» – он уселся на землю, прямо рядом с подоспевшим конюхом.

Немо, повизгивая, лизал его лицо.

– Ух, ты, – бормотал он нечленораздельно. – Я потерял поводья. Дайте мне поводья…

– С удовольствием, сэр, – но это не ваша лошадь, – произнес мальчик-конюх.

С.Т. облокотился на локоть и отпихнул прочь Немо.

– Нет, это моя лошадь. Я только что ехал на ней верхом.

– Нет, это – лошадь мистера Пайпера.

– Па… Пай… – С.Т. опрокинулся навзничь на землю. – Я его не знаю.

– Но вы взяли его лошадь, тем не менее.

– Послушай, – сказал С.Т. – не найдется ли у тебя выпить? – Он глубоко вздохнул. – Моя жена не любит, когда я такой.

Конюх улыбнулся:

– Мистер Мейтланд, в трактире найдется и пунш, и пиво, и все, что вы захотите.

С.Т. поднял руку:

– Чертовски… неприятно… когда… проклятая жена тебя не любит. Черт, неприятно. Она зовет меня «Тод», – он помахал рукой. – Как тебе это нравится? Чертова дрянь!

– Мистер Мейтланд, давайте я помогу вам войти, – сказал мальчик и позвал другого конюха. Вдвоем они подхватили его под руки и поставили на ноги. С.Т. тяжело повис на плечах мальчика-конюха.

– Черт, – пробормотал он, хватая его за руку. Он нащупал свой кошелек. – Дай коню поесть, возьми деньги. Ты хороший парень. – С.Т. положил кошелек в руку мальчику. – Возьми, сколько надо.

– Хорошо, сэр. Спасибо, сэр. Но это не ваша лошадь, мне очень жаль.

С.Т. поднял голову.

– Нет, моя.

– Нет, не ваша, сэр.

С.Т. уставился на лошадь:

– Нет, моя, самая лучшая кобыла, которая у меня когда-нибудь была.

– Лошадь не ваша, мистер Мейтланд.

С.Т. оттолкнул от себя мальчишку, встал, пошатываясь.

– Откуда ты знаешь, что это – не моя лошадь? – спросил он его серьезно.

– У вас нет лошади, сэр.

С.Т. задумался. Поглядел конюху в лицо.

– Но я ведь только что приехал на этой лошади.

– Да, вы только что на ней приехали. Потому что вы умчались на лошади в темноту, так быстро, что мы даже не знали, где вас искать. Мы тут все с ног сбились. А лошадь эта – мистера Пайпера.

– Значит, так? – С.Т. икнул и нахмурился. Он закрыл глаза. – Не может быть…

Он покачнулся, уцепился за конюха.

– Не может быть…

Он застонал, тяжело дыша.

– …Я пьян… – заявил он, упал на землю и захрапел.

Ли испуганно проснулась, когда раздался шум. Она прислушивалась к движению снаружи, в коридоре, надеясь, что это сейчас прекратится. После того, как целый вечер она провела, утешая мистера Пайпера, бесконечно повторяя, что возместит все убытки, и сочувствуя ему совершенно искренне, долго не решалась открыть дверь. Но шум не прекращался, и она выглянула в коридор.

То, что она увидела, ничуть ее не утешило. Впереди стоял владелец гостиницы со шляпой и мокрым плащом в руке, позади – два конюха держали не стоящего на ногах Сеньора. Сеньор, нечленораздельно что-то бормоча, вырвался и упал на пол.

Она закрыла глаза от отвращения. Кое-как Сеньора подняли.

– Внесите его, – сказала Ли упавшим голосом. Конюхи потащили его в комнату. Немо проскользнул вслед за ним и вспрыгнул на кровать. Они свалили безвольное тело на постель рядом с волком, а затем тот, кто был помоложе, положил Сеньору на грудь кошелек.

– Он сказал мне, мэм, что я могу взять столько, сколько захочу, но, может быть, утром он уже передумает.

Сеньор попытался поднять руку, но она безвольно упала и свесилась с кровати.

– Дай ему – пробормотал он, и, все-таки подняв руку, схватил кошелек. Он высыпал банкноты на свой бархатный камзол, схватил несколько; попросил Ли:

– Дайте ему, дорогая, побольше…

Она вынула деньги из его слабых пальцев.

– Боже мой, откуда они?

Владелец трактира приветливо улыбался ей, вешая плащ и шляпу в шкаф.

– Я дал ему немного деньжат до вечера… Так что все в порядке, мэм. Может быть, прислать кого-нибудь… уложить его в постель?

– Нет, – ответила она и стала подсчитывать деньги.

– Пятнадцать, – мямлил Сеньор, – пятнадцать фунтов. Хороший мальчик… Украл его лошадь, – он открыл глаза. Она не сумела сдержаться:

– Ты бесстыжий бродяга, подонок.

Он захихикал:

– Пятнадцать фунтов, любимая…

Она положила на ладонь конюху полкроны.

Сеньор перевернулся на бок, все еще хихикая. Он полежал на краю постели и потом рухнул вниз с большим шумом. Он лежал на полу, бессмысленно глядя на Ли.

– Дайте ему пятнадцать фунтов.

– Да, конечно же, мой дорогой, – подтвердила она. Она повернулась к мальчику-конюху и отсчитала ему пятнадцать фунтов. – Поделите их и тратьте в свое удовольствие. – Затем поглядела через плечо: – Вы удовлетворены?

Сеньор ничего не ответил. Глаза его были закрыты. Время от времени он испускал жалобные стоны.

Ли посмотрела на владельца трактира.

– Благодарю вас, – сказала она величественно и спокойно.

Хозяин едва скрывал улыбку, отвешивая ей поклон. Он повернулся и выпроводил конюхов из комнаты. Она слышала, как они расхохотались, даже не спустившись с лестницы.

Она закрыла глаза руками и подняла голову к потолку:

– Боже мой, как же я тебя ненавижу! – выкрикнула она. – Какой же ты мерзавец! Зачем ты вернулся?

– Я решил, что нужно закончить то, что ты начала, – сказал он тихим, ясным и совершенно трезвым голосом.

Она отскочила в сторону, не веря своим ушам. Он приподнялся на локте и прижал палец к губам.

Все это так ее изумило, как если бы встал и заговорил труп. Она прижала руки к груди, сердце ее громко стучало.

Он спокойно встал на ноги, прогнав Немо с кровати.

– Что ты собираешься делать? – прошептала она. Он снял с себя шейный платок с гримасой отвращения:

– Я воняю, как заблеванный ковер в доме терпимости!

– Бог мой! Где ты был? Что это все значит?

Он бросил свой платок на пол и протянул руку, чтобы взять ее под локоть. Он приблизился к ней вплотную и прошептал прямо в ухо:

– Я принес тебе подарочек, моя крошка! – . Голос его звучал насмешливо.

Он просунул палец в перчатку и извлек бриллиантовое ожерелье, которое нежно замерцало под светом свечи.

– Ты посчитала, что первый подарок недостаточно дорог, – шепнул он ей на ухо. – Вот я и принес тебе другой подарок. Эта цена тебе больше пристала.

Камни разбрасывали вокруг себя многоцветные отсветы. Она закрыла глаза.

– Откуда это? – прошептала она.

– Что ты скажешь, моя дорогая? – переспросил он. – Угодил ли я тебе, наконец? Мне сказали, что это был подарок возлюбленного, из-за них одна юная особа пролила слезы. – Он поднял, руку и дотронулся пальцем ее ресниц, как будто снимая с них слезу. – Будешь ли ты плакать из-за меня?

– Боюсь, мне придется это делать слишком скоро, – прошептала она. Камни, свисающие с его руки, касались ее лица. – Когда тебя повесят!

– О, нет! – пробормотал он. – Поверь мне, этого не случится. – Он взял другой рукой ее голову и повернул к себе ее лицо. – Пожалуйста, поплачь немного. – Он улыбнулся и поцеловал ее в уголок рта. – Моя жемчужина. Моя прекрасная. Мой свет. Поплачь от радости. Ведь я доставил тебе удовольствие?

– Ты не доставил мне удовольствия, – ответила она, отворачивая лицо. – Ты напугал меня.

Рука его отвердела, и он вновь повернул ее к себе. Она пыталась сопротивляться, но это у нее плохо получалось. Она могла только отступать. От его скрытой энергии в комнате стало жарче. Она не могла увертываться – ее охватила слабость. Он двигался за ней следом, медленно стягивая кружевную накидку и обнажая плечи.

– Я не хочу этого, – воскликнула она. – Я не хочу.

Он надел ей ожерелье на шею и защелкнул замок. Руки его нежно привлекли ее, приподняли, и он поцеловал ее в изгиб шеи.

– Неужели ты отбросишь подарок Сеньора, Солнышко? – прошептал он. – Это – дар. Символ моей страсти к тебе. – Его тихий голос теплился необычной силой. – Дай полюбоваться, доставь мне такое удовольствие.

– Нет, сними его, – она закрыла рот руками.

– Нет-нет, моя нежная, зачем же мне совершать такой глупый поступок? Я принес ожерелье тебе. Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты сияла от счастья и была красивее всех. Но ты дрожишь, дорогая. – Он с нескрываемым наслаждением ласкал ее шею и ушко. – Чего ты боишься?

– Тебя, – сказала она. – Того, что ты сделал.

– А что ты со мной делаешь?!

Его поцелуи распространяли по всему ее телу токи тепла. Она склонила голову. Обняв ее за талию, он прижался лицом к ее обнаженным плечам. Его руки крепко сжимали ее.

Она кусала от досады и смущения губы.

– Это ужасно, ужасно, вы понимаете?

Он поцеловал ее в грудь.

– Ужасный промысел Сеньора Полуночи. Чтобы доставить тебе удовольствие, я готов рискнуть чем угодно. – Он тихо рассмеялся и начал развязывать ленты на ее ночной кофте.

– Да и какое тебе дело до моего промысла, холодное сердце? Я думал тебе хочется одного – чтобы твой поклонник разбогател.

– Меня тревожит не твоя шея, а моя собственная, – жестко возразила она. – Не хотела бы я висеть рядом с тобой.

– Я вовсе хочу не висеть с тобой рядом, а лежать. Я хочу, чтобы ты меня любила.

Опытными движениями он расстегивал крючки верхней юбки, умудряясь при этом покрывать ее грудь нежными, быстрыми поцелуями. Его волосы щекотали ее подбородок и шею. Юбка соскользнула на пол, и он принялся стаскивать нежную батистовую рубашку.

Ли прерывисто дышала, взволнованная и униженная. Она позволила ему зайти слишком далеко. Она сдавала укрепление за укреплением. Впереди ее ждало лишь поражение и милость победителя!

– Я восхищен, – сказал он с обожанием, когда она осталась в одной нижней юбке, с обнаженным торсом. Издав сдавленный крик, он обхватил каждую грудь ладонью.

– Я схожу с ума, – прошептал он.

Она закинула голову, а он ласкал ее соски, и губы ее приоткрылись от наслаждения. Едва дыша, она проговорила:

– Да, я тоже.

Он тихо рассмеялся. Казалось, украденное ожерелье горит у нее на шее.

Он знал, как раздевать женщин. Поэтому очень быстро освободил ее от остальной одежды. С легким шорохом упала ее нижняя юбка к их ногам. Он прижал Ли к себе. Она чувствовала пуговицы его жилета, бархат и кружева, щекотавшие ее плечи.

– Ты все еще дрожишь. Тебе холодно, крошка?

– Мне страшно! – прошептала она.

– Мы здесь в полной безопасности. – Он нежно покачал ее в объятиях. – До завтра, во всяком случае. Но и завтра нам ничего не угрожает.

Она оттолкнула его, отошла в другой конец комнаты, скрестив руки на обнаженной груди. Ее била дрожь. – Ты очень изменился! Мне это не нравится!

– Я – все тот же, Сеньор Полуночи. – Он стоял и наблюдал за ней, его костюм переливался бронзой. Он улыбнулся: – Может быть, тебе это слишком нравится?

Она оперлась на тумбочку, тяжело дыша. Он подошел к ней, она прижалась к стене. Он оперся обеими руками о дубовые панели, загнав ее в ловушку. Потом наклонился и начал целовать ее, прижимая ожерелье к ее коже.

Она почувствовала прилив необычайного наслаждения. Она уже испытывала такое же наслаждение – когда мыла его, тогда охватившее ее желание грозило потопить рассудок.

Она покачала головой, прижимаясь к стене.

– Я не могу, не могу…

– Почему? – он прижался плечом к деревянным панелям и провел пальцем по ее грудям, жадно наблюдая, как заостряются соски. – Потому что ты вовсе не так холодна, как пыталась меня убедить?

Она хотела уклониться от его ласк, но его ладони вновь с силой сжали груди, он не отпускал ее.

– О, нет, моя малышка. Теперь уж от меня ты не уйдешь.

Ее дыхание стало прерывистым, она запрокинула голову, когда он прижался раскаленными губами к ее коже. Он был крупнее, мощнее, чем она представляла до сих пор. Она пыталась освободиться, но не могла.

– Я презираю тебя, – простонала она.

– Я чувствую это. – Его пальцы безотрывно ласкали ее соски. – Твое презрение ко мне великолепно.

– Ублюдок!

Он лишь улыбнулся.

– О, бедняжка, конечно, я ублюдок. Я ведь от тебя этого и не скрывал. – Он нежно провел рукой по ее щеке, нежно поцеловал виски. Потом он посмотрел на нее сверху вниз и сказал серьезно: – Но я у твоих ног. И моя жизнь – твоя.

Какие-то внутренние силы неожиданно проснулись в ней. Глаза ее увлажнились. Она уперлась руками ему в грудь и почти прорыдала:

– Я ненавижу тебя!

– Продолжай ненавидеть меня в постели! Я хочу тебя!

Она трепетала, когда он нес ее к кровати, осыпая поцелуями грудь, шею, подбородок. Дыхание его стало прерывистым, руки задрожали, когда он укладывал ее на постель.

– Ли, дорогая, – шептал он, проводя руками по ее обнаженным бедрам. Он наклонился над ней, похожий на рыцаря со старинной гравюры все еще одетый в свой роскошный и грязный камзол.

Пальцы его были нежными и горячими, и она уже не сопротивлялась его ласкам, которые становились все более дерзкими, обессиливающими ее. Он приподнял ее, опершись согнутым коленом о край кровати, и она поняла, что он уже не будет терять времени на раздевание. Страсть сотрясала их обоих, и когда она обняла его за шею, он со стоном прильнул к ее лону, вошел в него.

Ей хотелось кричать, но не хватало дыхания. Наслаждение пронзало ее, и она прижималась к нему со все возрастающей страстью. А он, охватив ладонями ее ягодицы, притягивал и отталкивал их все яростнее.

Словно сквозь шум, до нее доносилось его учащенное, горячее дыхание, которое вдруг перешло в мучительно-сладостный протяжный стон. Содрогаясь всем телом, он утих и замер, уткнувшись лицом в ее плечо. Она закрыла глаза и забылась, поглощенная неведомым раньше наслаждением, нежностью и телесной истомой. Но вот он пошевелился, оперся на руку, освобождая ее от своей тяжести, и она рассмеялась: ей стало смешно оттого, что одна его нога по-прежнему находилась на полу.

Так он спешил!

– Ты смеешься? – пробормотал он огорченно. Она не знала, как объяснить причину своей веселости. Она провела по его волосам и сказала:

– Ты все еще в башмаках…

– Ублюдки никогда не снимают башмаков, – ответил он невнятно, потому что лежал, уткнувшись лицом в простыню. Затем он отодвинулся от нее и опустился на пол.

Из-за наготы она ощутила неловкость, почти болезненную, – и торопливо стала натягивать рубашку. Но он не позволил.

– Под одеяло, Солнышко, – приказал он, целуя ее в голову. Заметив, что она колеблется, он обнял ее, приподнял и водрузил на перину. А сам начал неторопливо раздеваться.

Она смотрела, как он расстегивает и снимает свой роскошный камзол, как отшвыривает его прочь, как стягивает с широких плеч жилет. Вот полетела на пол белоснежная рубашка. Вот он потянулся к волосам, выдергивая из них ленту. А потом наклонился, чтобы приняться наконец за башмаки. В это время выпуклые мышцы его бронзовой груди напряглись, золотые волосы упали на плечи и грудь – и стал он похож на прекрасного дикаря, на варвара-язычника. Немо приполз и льнул к его ногам. Сеньор протянул руку и погладил волка. Движения его были ласково-властными – Немо стал подвывать от удовольствия.

Ли натянула на себя простыни, кусая губы. Когда Сеньор поднялся, Немо направился к двери, с надеждой поглядывая через плечо хозяина.

– Мы уже сегодня поохотились, старина, – сказал ему Сеньор. – Пора погреться в лучах нашей заслуженной славы.

Ли поднесла руку к горлу, вспомнив с отвращением об ожерелье.

– Оставь его, – сказал он, когда она попыталась расстегнуть замок. – Они очень тебе идут, – пробормотал он, перебирая камни.

– Очень лестная петля. Я не могу понять, почему ты так гордишься собой.

Он провел пальцем по ее груди, достигнув соска. – Но вот, что я получил благодаря этому. Она опустила глаза:

– Ты ошибаешься.

– Неужели! – Его дьявольские брови приподнялись в удивлении.

– Ошибаешься. На меня не произвело никакого впечатления это ожерелье.

– Но что же еще может предположить мужчина? Образ мыслей женщин непостижим для слабой мужской логики.

– Я думаю, что обсуждать вопросы логики с сумасшедшим – бесполезное занятие.

– Но все же более полезное, чем стараться понять логику женщины.

– Не думай, что ты купил меня своим бриллиантовым ожерельем.

Он склонился к ней и нежно поцеловал в щеку.

– А разве я это сказал, глупое дитя? Ты ничего не понимаешь.

Он встал с постели и потушил свечи. Она слушала, как он передвигался по комнате. Когда он вернулся и скользнул под одеяло, она попыталась отвернуться, но он крепко обнял ее. От его обнаженного тела исходило тепло! Ощущения были такими приятными – тело этого дикаря оказалось гладким, как бархат его камзола.

И все это было сном. Она знала… Но она позволила увлечь себя в мир снов, в котором находился Сеньор.

– Я Сеньор Полуночи, разве не так?

Смешной человек.

Очаровательный, безумный и опасный.

Его дыхание шевелило ей волосы. Она думала о том, как бы освободиться из его объятий, но это было бессмысленным после всего, что случилось. Там, в темноте, ее поджидал страх, воспоминания, которых она не могла вынести в одиночестве. Но здесь, в его руках, казалось, разум ее затуманился, и тело, наоборот, обостренно себя ощущало, ликуя каждой клеточкой.

Это было, пусть недолгим, но счастьем. И она могла ни о чем не думать. Достаточно того, что ночью приходят сны.