Текст книги "Бледный всадник: как «испанка» изменила мир"

Часть вторая
Анатомия пандемии

Борьба с гриппом в Сиэтле. Вакцинация, штат Вашингтон (Национальный архив США).

Глава 1
По морям, по волнам…

Утром 4 марта 1918 года в лазарет учебно-тренировочного лагеря Кэмп-Фанстон в штате Канзас обратился повар лагерной столовой Альберт Гитчелл с жалобами на боль в горле, высокую температуру и головную боль. К обеду пациентов с подобными симптомами набралось уже больше сотни, а через несколько дней счет пошел на тысячи, и начальник медсанчасти распорядился срочно переоборудовать под импровизированный госпиталь огромный складской ангар.

Возможно, Гитчелл был не первым, кто подцепил «испанку». С 1918 года и поныне ведется бесплодная дискуссия относительно того, где и когда именно возник первый очаг начинающейся пандемии. Просто этот случай стал первым официально зафиксированным, и для удобства принято считать датой начала пандемии именно 4 марта 1918 года. Вслед за Альбертом Гитчеллом в условный лазарет вскоре проследует еще полмиллиарда людей.

Америка вступила в Первую мировую войну в апреле 1917 года, а к осени новобранцы преимущественно из сельской местности стали стекаться в учебно-тренировочные лагеря для подготовки к прохождению службы в Американских экспедиционных силах (АЭС) в Европе под командованием генерала Джона Першинга по прозвищу Блэк Джек. Одним из первичных сборных пунктов как раз и был Кэмп-Фанстон. Часть поступавших новобранцев проходила обучение прямо там и отправлялась во Францию, часть перераспределялась в другие учебно-тренировочные лагеря. К апрелю 1918 года эпидемия гриппа охватила Средний Запад и портовые города Восточного побережья США, откуда отправлялись солдаты, и порты прибытия во Франции, а к середине апреля грипп добрался уже и до окопов Западного фронта. Погода в Европе стояла не по-весеннему жаркая, но в немецких войсках начались массовые жалобы на Blitzkatarrh[38]38
  «Блицкатар», то есть стремительно развивающееся воспаление слизистых оболочек (нем.).


[Закрыть], что не могло не озадачивать главного санитарного врача немецкой Второй армии Рихарда Пфайффера, того самого, чьим именем была названа бацилла якобы гриппа. От линии фронта грипп быстро распространился на всю Францию и перекинулся на Великобританию, Италию и Испанию. Ближе к концу мая слегли король Испании Альфонсо XIII и весь его кабинет министров с премьером во главе[39]39
  B. Echeverri, ‘Spanish influenza seen from Spain’, in Phillips and Killingray (eds.), p. 173.


[Закрыть].

Тогда же, в мае, грипп распространился на восток до немецкого Бреслау (современный польский Вроцлав), где в мирное время Пфайффер, кстати, заведовал кафедрой гигиены, и внезапно вспыхнул в Одессе, за 1300 км от линии Западного фронта. Дело в том, что после заключения пришедшими в России к власти большевиками в марте 1918 года сепаратного мирного договора с Центральными державами в Брест-Литовске (известного в обиходе как Брестский мир) и выхода Советской России из войны немцы начали освобождать российских военнопленных. Поначалу они планировали использовать тех из них, кто поздоровее, на принудительных работах, а вот больных и раненых при содействии нескольких обществ Красного Креста стали отправлять на родину по несколько тысяч человек в день, и, вероятно, эти «воистину ходячие трупы» сослужили России скверную службу, завезя туда вирус[40]40
  E. F. Willis, Herbert Hoover And The Russian Prisoners Of World War I: A Study In Diplomacy And Relief, 1918–1919 (Whitefish: Literary Licensing, LLC, 2011), p. 12.


[Закрыть].

В мае грипп обрушился и на Северную Африку, а оттуда, в том же месяце, не только распространился на весь Черный континент, но и, похоже, добрался морем до Бомбея (современный Мумбаи), а из Индии двинулся дальше на восток. Где-то к востоку от Индии, вероятно, и сомкнулись две встречных волны, поскольку еще в апреле сообщалось о вспышках гриппа в индокитайских колониях[41]41
  K. D. Patterson and G. F. Pyle, ‘The geography and mortality of the 1918 influenza pandemic’, Bulletin of the History of Medicine, Spring 1991; 65(1):4–21.


[Закрыть]. Ну а оттуда и до Китая рукой подать. «Небывалая эпидемия захлестнула северный Китай», – гласила «шапка» первого июньского номера New York Times, и далее за утренним кофе любознательные ньюйоркцы имели возможность ознакомиться со статистикой: 20 000 случаев зарегистрировано в одном только Тяньцзине на северо-востоке страны; «тысячи заболевших» и в столичном Пекине, где «банки и магазины шелков вот уже несколько дней как закрыты целыми рядами, а работа полиции парализована, поскольку некому стало нести службу». В конце мая вспыхнула эпидемия в Японии, к июлю грипп добрался и до Австралии, а затем показалось, что пандемия пошла на спад, но…

Это была лишь первая и относительно щадящая волна пандемии. Подобно всякому сезонному гриппу, весенне-летняя вспышка 1918 года сеяла неразбериху, но до поры до времени еще не панику. На европейском театре военных действий неразбериха, однако, быстро переросла в полный хаос и серьезно вмешалась в ход военных действий. Вслед за Брестским миром и закрытием Восточного фронта генерал Эрих Людендорф, начальник германского штаба и главный стратег Центральных держав, попытался пресечь дальнейшую высадку американского десанта и обрушил все силы, включая переброшенные с Восточного фронта, на позиции союзников по Антанте на Западном фронте. Это мощное весеннее наступление, получившее название Kaiserschlacht, то есть «битва за кайзера», было последним шансом Германии на победу именно благодаря полученному с востока мощному подкреплению. Однако развить первые успехи немцам не удалось, и наступление захлебнулось. Обе стороны были серьезно ослаблены гриппом. Во французских войсках той весной слегло до трех четвертей, а в британских – более половины бойцов. Боеспособность целых полков, дивизий и даже армий по обе стороны фронта была полностью подорвана, а военно-полевые госпитали трещали по всем швам их брезентовых палаток. Ситуация на фронте вселяла ужас в души тех, кто еще способен был хоть что-то воспринимать. «Мы там с высокой температурой лежали вповалку на плащ-палатках, расстеленных на голой земле, под открытым небом», – вспоминал выживший рядовой британской армии Дональд Ходж.

Но и на немецкой стороне тем временем выбыло из строя около 900 000 военнослужащих. Пропагандисты союзников не преминули этим воспользоваться, и на неприятельские позиции снегом посыпались листовки, предлагавшие больным немцам сдаваться, поскольку у англичан в отличие от врачей кайзеровской армии якобы есть лекарство от этого гриппа и они всем готовы помочь. Листовок напечатали столько, что их хватило и на то, чтобы засыпать ими также и немецкие прифронтовые города. В начале 1970-х годов британский журналист Ричард Коллиер собирал свидетельства последних очевидцев пандемии и получил письмо от немца по имени Фриц Рот, в котором тот припомнил текст такой листовки, которую подобрал в детстве на улице Кельна. Гражданское население Германии балансировало на грани голодной смерти еще с «брюквенной зимы» 1916/17 года, ставшей следствием неурожая картофеля плюс морской блокады немецких портов союзниками по Антанте. Говорилось в агитке примерно следующее (в вольном переводе Рота): «Читайте „Отче наш «денно и нощно, ибо не пройдет и двух месяцев, как станете вы нашими, и будет у вас вдоволь говядины и свинины, а как насытитесь, так и грипп от вас отвяжется».

И действительно, летом грипп от европейцев вроде бы «отвязался», но с важным уточнением «почти». В конце июля высокопоставленный турецкий офицер по имени Мустафа Кемаль слег с ним в Вене, на обратном пути в Константинополь (Стамбул). В Европу он приезжал ознакомиться с положением дел у немцев на Западном фронте и остался настолько удручен увиденным, что при встрече с кайзером без обиняков заявил своему главному союзнику, что Центральные державы войну проиграют. (Отметим, что сам Мустафа Кемаль и грипп, и войну благополучно пережил и через несколько лет стал основателем и первым президентом Турецкой Республики, созданной на руинах Османской империи, взяв себе для убедительности псевдоним «Ататюрк», что значит «Отец турков»).

В августе грипп вернулся в новом и куда более страшном обличье. Вторая волна эпидемии отличалась высочайшей летальностью, а распространение ее пошло (на этот счет также имеется консенсус) сразу из трех очагов заболевания, вспыхнувших во второй половине месяца по периметру Атлантического океана – во Фритауне (Сьерра-Леоне), американском Бостоне и французском Бресте. Выглядело так, будто грипп перебродил и дозрел до убойной кондиции где-то посреди океана, скажем, в Бермудском треугольнике (шутка). Во Фритаун вирус наверняка завез один из регулярно наведывавшихся туда кораблей ВМС Великобритании, в Бостон – какой-нибудь трансатлантический лайнер из Европы, а в Брест – либо очередной десант АЭС, либо кто-то из французских же новобранцев, призванных на службу во флоте. Впрочем, многие французы тогда полагали, что грипп гульнул к ним из соседней Швейцарии, а сами швейцарцы даже и не знали, кого винить – французов с итальянцами или немцев с австрийцами, – поскольку ввели строжайший карантин на границах со всеми соседями. Хотя Швейцария и придерживалась строгого нейтралитета, она имела соглашения со всеми граничившими с нею воюющими странами о беспрепятственном приеме больных и раненых из числа военнопленных, которых интернировали и размещали в специальных лагерях, развернутых в Альпах.

Пост коменданта одного из таких лагерей, расположенного в живописном селении Шато-д’О франкоязычного кантона Во, где содержались британские военнопленные, занимал 43-летний психоаналитик Карл Густав Юнг. В последние месяцы войны на лагерную дисциплину махнули рукой, и к интернированным стали допускать посетителей. Один из биографов Юнга рассказывает следующую (не исключено, что и выдуманную) историю: как-то раз Юнг разговорился с женой британского офицера, приехавшей навестить интернированного мужа, и та поведала ему, что змеи ей снятся исключительно к болезни, а накануне ей приснился морской змей просто чудовищных размеров. Когда через несколько дней после этого на лагерь обрушился грипп, Юнг счел это доказательством того, что сновидения действительно бывают провидческими[42]42
  R. Hayman, A Life of Jung (London: Bloomsbury, 1999). But Hayman gives no source for this story, and according to Thomas Fischer, director of the Foundation of the Works of C. G. Jung, there is no documentary evidence for it.


[Закрыть]. В лагере Юнга грипп появился во второй половине июля, а со 2 августа начали регулярно регистрироваться случаи с летальным исходом среди французских солдат, возвращавшихся на родину из швейцарских лагерей[43]43
  E. Favre, L’Internement en Suisse des Prisonniers de Guerre Malades ou Blessés 1918–1919: Troisième Rapport (Berne: Bureau du Service de l’Internement, 1919), p. 146.


[Закрыть].

Из Бостона, Фритауна и Бреста вторая волна гриппа быстро распространилась вовне, тем более что невольных пособников этому в лице продолжавших передислокации войсковых соединений хватало. В начале сентября на борту переоборудованного в военный транспорт трансатлантического лайнера «Левиафан»[44]44
  Опередивший канувший в лету «Титаник» по всем техническим параметрам примерно на 10 %, пароход был построен и спущен на воду немцами в 1913 г. под именем «Отечество» (нем. Vaterland), однако начало Первой мировой войны застало нового обладателя «Голубой ленты Атлантики», где лайнер был сначала арестован, а со вступлением США в войну реквизирован, переоборудован, переименован в «Левиафан» и за годы войны постепенно приведен в негодность нещадной эксплуатацией не по назначению.


[Закрыть] возвращался из Франции в Нью-Йорк Франклин Делано Рузвельт, в те годы всего лишь многообещающий молодой помощник морского министра, – и надо же такому случиться, что вынесли будущего и тогда еще вполне ходячего президента на берег на носилках с полным букетом симптомов гриппа[45]45
  Паралич нижних конечностей стал следствием полиомиелита, перенесенного Рузвельтом в 1921 г., но не исключено, что изначально его здоровье было подорвано «испанкой».


[Закрыть]. К ноябрю грипп распространился с северо-восточного побережья на всю Северную Америку и, не останавливаясь, на Центральную и Южную, куда, впрочем, докатились и собственные волны с моря (хотя Карибские острова, в частности Мартинику, эпидемия не затрагивала до конца ноября, когда ее доставили туда припозднившиеся, как водится, почтовые пароходы). В частности, в Южной Америке, которую первая, весенняя волна обошла стороной, первые случаи были зафиксированы вскоре по прибытии 16 сентября почтового судна «Демерара» из Британии в бразильский порт Ресифи.

Из Фритауна грипп быстро распространился по западному побережью Африки и в глубь континента – вверх по речным артериям и колониальным железным дорогам, а от промежуточных и конечных станций – веером во все стороны вместе с инфицированными пассажирами, разбредавшимися и разъезжавшимися на велосипедах и каноэ, мулах и верблюдах кто куда, вплоть до самых отдаленных селений. Южная Африка также приняла эпидемию с распростертыми объятиями своих портов и разветвленной железнодорожной сети. В Кейптаун грипп прибыл в сентябре двумя военными транспортами, «Ярослав» и «Воронеж», заходившими попутно и во Фритаун транзитом из Франции, откуда вывозили на родину около 1300 из 21 000 членов Южноафриканского трудового корпуса, набранного в разгар войны из числа местных жителей. Базовые меры предосторожности по прибытии этих судов вроде бы и были приняты, однако выявить и изолировать удалось, очевидно, не всех инфицированных, и те бессимптомные на момент осмотра переносчики, кому дали «добро» на возвращение домой, минуя карантин, поездами развезли заразу по всей Южной Африке, а оттуда она распространилась дальше на север – сначала до Замбези, а вскоре и за эту реку. До Африканского Рога эпидемия добралась в ноябре и, по воспоминаниям императора Эфиопии Хайле Селласие I, являвшегося в 1918 году регентом Абиссинии, истребила 10 000 человек только в столице, Аддис-Абебе. «Ну а меня, хоть и слег я с этой тяжелой болезнью, милостивый Господь пощадил и от смерти избавил», – писал он в автобиографии[46]46
  My Life and Ethiopia’s Progress, 1892–1937: The Autobiography of Emperor Haile Selassie I, ed. E. Ullendorff (Oxford: Oxford University Press, 1976), p. 59.


[Закрыть].

В лондонском театре «Колизей» 5 сентября «Русский балет» Сергея Дягилева давал «Клеопатру». Выдающийся танцовщик и хореограф Леонид Мясин ужасно боялся подцепить грипп. «На мне же не было ничего, кроме набедренной повязки, – вспоминал он позже. – А после „смерти «мне несколько мучительных минут пришлось пролежать на холодной как лед сцене, и я продрог до костей… И ничего, обошлось, а на следующий день я узнал, что полисмен, всегда дежуривший у входа в театр, невероятных габаритов амбал, умер от этого гриппа»[47]47
  R. Buckle, Diaghilev: biographie, translated by Tony Mayer (Paris: J-C Lattès, 1980), p. 411.


[Закрыть].

К концу сентября грипп охватил почти всю Европу и снова практически заморозил военные действия. И без того ослабленный туберкулезом Франц Кафка слег с гриппом у себя в Праге 14 октября и за крахом Австро-Венгерской империи мог наблюдать разве что через оконное стекло. «В первое же утро после того, как Кафка заболел гриппом, – писал один из биографов, – семью разбудили необычные звуки – лязг оружия, лай приказов. Раздвинув занавески, они увидели нечто очень тревожное: из темных боковых проулков строем и в полной экипировке выходили целые колонны военных и оцепляли Altstädter Ring[48]48
  Австрийское название Староместской площади в историческом центре Праги.


[Закрыть] по всему периметру»[49]49
  R. Stach, Kafka: The Years of Insight, translated by Shelley Frisch (Princeton: Princeton University Press, 2013), pp. 252–5.


[Закрыть]. Вот только кордон этот был отнюдь не санитарным: военных срочно призвали на борьбу с более чем реальной угрозой народной революции перед лицом катастрофической нехватки продовольствия и в свете набравшего силу движения за провозглашение независимости Чехословакии.

Новая история Польши также причудливо перекликается с эпидемией испанского гриппа. К 1918 году страны с таким названием на карте мира давно не существовало, а польские земли были поделены между могущественными соседями – Германией, Австро-Венгрией и Россией. В результате на территорию современной Польши вторая волна гриппа нахлынула со всех трех сторон, а сомкнулись три фронта наступления эпидемии аккурат на Висле, и грипп захлестнул расположенную в самом сердце страны столицу Варшаву еще до восстановления в конце года государственного суверенитета Польши[50]50
  S. Słomczynski, ‘«There are sick people everywhere – in cities, towns and villages»: the course of the Spanish flu epidemic in Poland’, Roczniki Dziejo2w Społecznych i Gospodarczych, Tom LXXII – 2012, pp. 73–93.


[Закрыть]. А в самом сердце Варшавы тем временем слег с гриппом Ян Кантий Стечковский, премьер-министр марионеточного Королевства Польского, образованного за два года до этого на оккупированных территориях с благословения Германии и Австро-Венгрии.

Осенняя волна прошлась широкой метлой и по всей России, с северо-запада на юго-восток, что опять же наводит на мысль, что инфекцию несли с собою возвращавшиеся из плена и с фронтов солдаты, хотя в данном случае ворот для проникновения вируса на бескрайние российские просторы было превеликое множество, поскольку границы, по сути, никто не контролировал, а счет шел на дни и недели. Лондонская The Times сообщала в начале августа, что в Петрограде (Санкт-Петербурге) «бушуют тиф, оспа и менингит – и все это на всплеске волны всеобщего умопомрачения». Американский историк Альфред Кросби[51]51
  Альфред Кросби (англ. Alfred W. Crosby Jr., 1931–2018) – уроженец Бостона, выпускник Гарвардского и профессор того же и ряда других университетов, исследовавший различные аспекты межкультурного взаимодействия народов, приведшие к доминированию колонизаторов над колонизируемыми.


[Закрыть] обратил внимание на то, что американские экспедиционные силы, высадившиеся 4 сентября в российском порту Архангельск с целью поддержки антибольшевистского сопротивления, как раз и привезли с собою грипп[52]52
  A. W. Crosby, America’s Forgotten Pandemic: The Influenza of 1918 (Cambridge: Cambridge University Press, 1989), p. 145–50.


[Закрыть]. А уже к концу сентября только что учрежденный в Москве Народный комиссариат здравоохранения РСФСР оказался завален отчетами о повальной заболеваемости по всей стране.

Гражданская война на Восточном фронте, Транссибирская железнодорожная магистраль и непрекращающаяся борьба России с Великобританией за контроль над Персией (т. н. «Большая игра») обеспечили широкое распространение гриппа по всей Сибири и Северной Азии в целом. На несчастную Персию грипп в итоге обрушился со всех сторон, а самым эффективным каналом распространения вируса по всей стране, вероятно, стало массовое паломничество мусульман-шиитов в расположенный на северо-востоке страны священный город Мешхед. В Индию грипп пришел в сентябре, в Китай вернулся в октябре, а на исходе того же месяца добрался и до Японии, где премьер-министр Хара Такаси вынужден был даже пропустить по болезни назначенную ему аудиенцию у императора (от гриппа-то Такаси оправился, однако через три года все равно был убит заговорщиками).

В Нью-Йорке 5 ноября было объявлено об окончании эпидемии, но в измотанной и разодранной, голодной и холодной послевоенной Европе мор затянулся надолго. С наступлением холодов французский консул в Милане обратил особое внимание на то, что многочасовые очереди за молоком в промозглом тумане делают стоящих в них домохозяек крайне уязвимыми для гриппа[53]53
  Рапорт Генерального консула Франции о санитарно-эпидемической обстановке в Милане от 6 декабря 1918 г., Centre de documentation du Musée du Service de santé des armées, Carton 813.


[Закрыть].

Отсидев полгода в английской тюрьме, ирландская национал-патриотка и суфражистка Мод Гонн вернулась в Дублин с тем, чтобы попросить съехать из ее дома поэта Уильяма Батлера Йейтса, которого она пустила к себе пожить на время отсидки. Не тут-то было, у Йейтса беременная жена как раз слегла с гриппом, и он попросту не пустил Гонн на порог ее же собственного дома. Кто бы мог подумать, что поэт так обойдется с женщиной, долгие годы служившей ему музой, той самой, которой он посвятил строки: «Путь твой усыпан моими мечтами; / Не растопчи же мои мечты!»[54]54
  Заключительные строки стихотворения «Эи в тоске покровам небесным» (англ. Aedh Wishes for the Cloths of Heaven, 1899), где в поздних изданиях гэльское имя лирического героя Эи, от лица которого писал У. Б. Йейтс (англ. William Butler «W. B.» Yeats, 1865–1939), заменено в названии стихотворения нейтральным «Он» (He).


[Закрыть]. Сама отринутая муза после этого будет бомбардировать поэта гневными письмами, а при случайной встрече в дублинском парке Сант-Стивенс-Грин они устроят безобразную сцену «прямо среди гуляющих нянек с колясками», о которой поведает биографам дочь поэта[55]55
  R. F. Foster, W. B. Yeats: A Life, Volume II: The Arch-Poet 1915–1939 (New York: Oxford University Press, 2003), p. 135.


[Закрыть].

Случалось, однако, и такое, что грипп той осенью не убивал, а, напротив, спасал людей от гибели. Молодой венгерский физик Лео Силард, к примеру, заболел, когда его полк стоял в резерве в австрийском Куфштайне, получил увольнительную по состоянию здоровья и вернулся в родной Будапешт. Там его госпитализировали и положили «в общую палату, похожую на прачечную» из-за развешенных между койками мокрых простыней[56]56
  W. Lanouette, Genius in the Shadows: A Biography of Leo Szilard (New York: Charles Scribner’s Sons, 1992), pp. 41–2.


[Закрыть]. Сомнительно, чтобы такая сырость способствовала скорому исцелению, а потому Силарда еще даже не успели выписать, когда он получил письмо от командира полка, где тот сообщал, что все его однополчане погибли в битве при Витторио-Венето на итальянском фронте. А Силард благополучно выздоровел, перебрался в Америку, занялся изучением реакции деления ядер урана и стал одним из отцов атомной бомбы.

9 ноября кайзер отрекся от власти, 11 ноября было подписано соглашение о прекращении огня, – и по всему миру начались массовые празднества, создававшие идеальные условия для не менее массовой заболеваемости. Тысячные толпы высыпали на улицы Лимы, и через несколько дней в столице, а следом и на всей территории Перу вспыхнула эпидемия. Бал по случаю окончания войны, устроенный в Найроби не кем-нибудь, а местным Красным Крестом, имел аналогичные последствия для Кении, а тем временем давно перебравшийся в Англию американский поэт Эзра Паунд бродил под дождем по улицам Лондона и «наблюдал за воздействием прекращения огня на чернь», пока не «слег с простудой»[57]57
  Эзра Паунд (англ. Ezra Weston Louis Pound, 1885–1972), перебравшись в 1908 году из Индианы в Лондон, сдружился с часто наезжавшим в столицу Соединенного Королевства У. Б. Йейтсом и тесно общался со старшим товарищем по поэтическому цеху, и остается только поражаться иммунитету самого Йейтса, не заразившегося гриппом ни от него, ни от жены Джорджи Хайд-Лиз (англ. Georgie Hyde-Lees, 1892–1968).


[Закрыть], как ему поначалу показалось[58]58
  H. Carpenter, A Serious Character: the Life of Ezra Pound (London: Faber & Faber, 1988), p. 337.


[Закрыть].

К декабрю 1918 года мир снова практически очистился от гриппа. Редкие уголки планеты избежали второй и самой убийственной осенней волны «испанки», а потому они заслуживают отдельного перечисления, это: Антарктика, небольшие острова, такие как остров Святой Елены в Южной Атлантике и остров Маражо в дельте Амазонки, и – только не удивляйтесь! – крупнейший в мире обитаемый остров (или даже наименьший из материков), а именно континентальная Австралия, ставшая блистательным исключением из правила, гласящего, что люди бессильны перед разгулом эпидемий. Строжайший морской карантин в портах позволил австралийским властям вовсе избежать второй волны испанского гриппа.

И тут, не иначе как на радостях, власти Австралии поторопились со снятием карантина, открыв с наступлением лета 1918/19 года (приходящегося на зиму в Северном полушарии) беспрепятственный доступ в страну через морские порты как раз подоспевшей третьей волне «испанки». По вирулентности она заметно уступала второй волне, но превосходила первую. В результате, завоевав плацдармы в портах, летний вирус унес жизни 12 000 австралийцев. Впрочем, бдительность к тому времени утратили не только в Австралии. Третья волна пришла, когда человеческие сообщества по всему миру близко не успели оправиться от последствий второй. В Нью-Йорке пик пришелся на конец января, а до Парижа грипп и вовсе добрался в разгар переговоров об условиях многостороннего мирного договора. Заболели многие члены делегаций всех стран-участниц, что лишний раз доказало (если кому-то еще требовались доказательства), что вирус внаглую не признает никаких границ, включая геополитические[59]59
  В итоге мирный договор все-таки был подписан в Версале 28 июня 1919 г., однако в силу того, что США его так и не ратифицировали, Германия подписала и ратифицировала под откровенным силовым давлением союзников по Антанте, а Советская Россия и вовсе в согласовании условий Версальского мира не участвовала, все крупные геополитические «игроки» после его подписания вскоре начали подготовку к неизбежной Второй мировой войне.


[Закрыть].

Некоторые исследователи считают зимнюю эпидемию 1919/20 года на севере Европы, четвертой волной все того же испанского гриппа, и в таком случае к числу жертв этой напасти следует добавить немецкого политолога Макса Вебера и умершего той зимой в Оксфорде канадского врача Уильяма Ослера, прославившегося яркими максимами и афоризмами, включая чеканную фразу «пневмония – единственный верный друг старика». Однако большинство сходится на том, что в Северном полушарии третья волна была последней и пандемия «испанки» в Северном полушарии закончилась к маю 1919 года. В Южном полушарии, однако, вирус продолжал сеять несчастья еще много месяцев, поскольку пандемия, в целом, добредала туда с запозданием относительно Северного.

В Бразилии все обошлось единственной осенней волной гриппа 1918 года, а вот на Чили через год после этого обрушилась и вторая, а для столицы Перу самой смертоносной стала третья, пришедшая в начале 1920 года. Но еще хуже пришлось расположенному в глубине экваториальной Амазонии городу Икитосу. Туда и сегодня-то можно добраться только речным транспортом или по воздуху. А в те годы столь глухая изоляция привела к тому, что грипп прочесал Икитос лишь единожды, в конце 1918 года, но та же оторванность от цивилизации в сочетании с практически полным отсутствием в тех местах врачей, больниц и лекарств гарантировала самые опустошительные последствия, и смертность от гриппа в этом центре разразившейся перед войной амазонской каучуковой лихорадки превысила зафиксированную в Лиме вдвое[60]60
  G. Chowell et al., ‘The 1918–1920 influenza pandemic in Peru’, Vaccine, 22 July 2011; 29(S2):B21–6.


[Закрыть].

По другую сторону Тихого океана этот последний всплеск смертности зеркальным образом пришелся на Японию. «Поздняя эпидемия», как ее окрестили японцы, чтобы отличать от «ранней» (осенне-зимней 1918 года), началась осенью 1919-го и продлилась до весны 1920 года. 18 марта 1920 года зажиточный японский крестьянин из села Сенай в 500 км к северу от Токио оставил запись в своем дневнике: «Кэисиро простудился и кашляет нещадно. Нынче вот отправился поклониться Унимающему Кашель в храм к югу от деревни Каннондзи и вымолить у него избавление»[61]61
  A. Hayami, The Influenza Pandemic in Japan, 1918–1920: The First World War between Humankind and a Virus, translated by Lynne E. Riggs and Manabu Takechi (Kyoto: International Research Center for Japanese Studies, 2015), p. 175.


[Закрыть]. Из приписок по обе стороны этой дневниковой записи можно сделать вывод, что Кэисиро – член семьи писавшего, заболевший именно «испанкой». Если так, то ему очень не повезло, поскольку он стал одной из последних зафиксированных жертв той пандемии.