Текст книги "«С Атомной бомбой мы живем!» Секретный дневник 1945-1953"

1/II-53

Завтра соберем народ на первое организационное заседание Тройки для прикрытия. Недолго нам заседать. Думаю будет так. Николай будет контролировать армию, Георгий аппарат, остальное я. Наведем порядок, потом Георгий возьмёт ЦК, я Совмин, а Коба возглавит Верховный Совет. Думаю, Коба решит так. А как будет, увидим. Но все идет к этому.

Думаю, остальные возражать не будут. Разве что Лазарь, но для него дела тоже хватит. Для Первухина, Сабурова и Косыги тоже. Остальные подвинутся.

10/II-53

Снова ученые начинают склоку. Очень невовремя (так в тексте. – С.К.). Фок шлет статью мне, потом ссылается на меня публично, Максимов шлет письмо мне. Что я в этом понимаю! Георгий тоже заср…нец. Я ему выслал, сообщил, что Игорь и мои физики Фока поддерживают, разбирайся в ЦК, вы там во всем разбираетесь[441]441
  Имена физика академика В.А. Фока и члена-корреспондента АН СССР философа А.А. Максимова сразу проясняют, о чём речь.


[Закрыть].

Очень мне сейчас до современных физических теорий. Тут с практикой надо разобраться.

Провели второе заседание Тройки.

13 июня 1952 года в газете «Красный флот» была опубликована статья члена редколлегии журнала «Вопросы философии» А.А. Максимова «Против реакционного эйнштейнианства в физике».

В.А. Фок тут же написал ответ в виде статьи «Против невежественной критики современных физических теорий». Группа физиков (Курчатов, Алиханов, Ландау, Тамм, Сахаров, Арцимович, Головин, Флеров, Леонтович, Мещеряков) направила статью Л.П. Берии. Тот переслал её 24 декабря 1952 года в ЦК КПСС Маленкову на рассмотрение. Но В.А. Фок в своём докладе в Физическом институте АН СССР в начале 1953 года похвалился, что статья-де Берией одобрена. Максимов взвился на дыбы и стал письменно жаловаться Берии. 17 февраля 1953 года Берия переправил Маленкову и это письмо. Не в свои сани Л.П. Берия никогда не садился.

10/II-53

В Израиле взорвали бомбу перед посольством[442]442
  9 февраля 1953 года перед зданием советского посольства в Тель-Авиве была взорвана бомба.


[Закрыть]. Коба без разговоров разорвал дипломатические отношения. Теперь пойдет одно к одному. Это они умеют. Ну и наср…ть. Коба настроен решительно. Говорит, если они пойдут на войну, нам будет плохо, и Америке плохо. Но Англию мы просто прихлопнем. Хватит пары Бомб, а довезти их до Англии мы сможем. А что делать? Снова воевать на своей территории?

Хватит, отвоевали.

Коба прав, если мы на их угрозы так открыто заявим, подожмут хвост. До Америки от Берлина далеко, а до Лондона близко.

17/II-53

Сегодня Коба снова вызвал. Уточняли детали, доложили о готовности[443]443
  Как уже отмечалось, 16 февраля 1953 года в Кремле состоялось третье заседание Тройки и затем Сталин принял Тройку у себя. 17 февраля 1953 года он вызывал членов Тройки в последний раз.


[Закрыть]. Николай переговорил с Василевским. Сразу после Президиума Коба считает необходимым созвать внеочередную Сессию Верховного Совета. Он возьмет на себя Советскую власть, Совмин на мне, ЦК на Георгии, а Николая в Заместители по Верховному Совету[444]444
  Намерения Сталина по реформированию политической системы СССР весной 1953 года были за последние годы реконструированы, на мой взгляд, адекватно рядом исследователей, например Юрием Мухиным и Юрием Жуковым, да и мною самим в моих книгах. Но эта дневниковая запись переводит предположения в статус факта. Итак, Сталин действительно хотел возвысить роль органов Советской власти до уровня реального государственного управления при сохранении за КПСС роли идейного руководителя масс. Причём роль Советов принципиально и быстро изменялась путём простого решения: во главе Советов должен был встать сам Сталин.


[Закрыть]. Возможно он возьмёт и военное министерство на первых порах. Косыгу на Госплан, Первухина возьму в первые замы по Совмину. Насчёт Лазаря надо подумать.

Коба сказал, больше собираться у него не будем, чтобы не было лишних разговоров. Ему надо еще раз все обдумать. Может, соберет за столом в конце месяца. Для отвода глаз с Мыкытой.

23/II-53

Собирались Тройкой последний раз. Через неделю все начнется.

26/II-53

Все идет спокойно. Сегодня утвердил Постановление по немецким специалистам[445]445
  26 февраля 1953 года было утверждено не Постановление, а Распоряжение СМ СССР № 4405-рс/оп о плане научно-исследовательских, опытных и конструкторских работ на 1953 год, выполняемых с участием немецких специалистов. Под этим документом стояло, как это было установлено, формальное «Председатель Совета Министров Союза ССР И. Сталин», но фактически такие документы уже визировал Л.П. Берия.


[Закрыть], все как обычно, а на душе неспокойно. Мы готовы, остается ждать Пленума[446]446
  Очевидно, напряжение момента сказалось не только в краткости записи, но и в том, что Берия, делая запись в четверг, 26 февраля, допустил неточность. На понедельник, 2 марта 1953 года, было назначено расширенное заседание Президиума ЦК, а не Пленум ЦК. Но значение этого заседания было потенциально таковым, что не приходится удивляться описке Л.П. Берии, в сознании которого, как видим, заседание воспринималось как иерархически более значимое по Уставу КПСС событие – Пленум.
  Интересно то, что Л.П. Берия никак не отреагировал в дневнике на заявление президента США Эйзенхауэра на пресс-конференции 25 февраля 1953 года. Вступивший в должность 19 января 1953 года Эйзенхауэр в ответ на вопрос корреспондента, согласится ли он покинуть США, чтобы встретиться со Сталиным, заявил: «Я готов встретиться с кем угодно и где угодно, если при этом, на мой взгляд, будет малейший шанс сделать что-нибудь хорошее, и коль скоро это отвечало бы тому, чего американский народ ожидает от своего главы исполнительной власти».


[Закрыть].

Комментарий С. Кремлёва

Запись в дневнике Л.П. Берии от 26 февраля 1953 года оказывается последней, сделанной до смерти И.В. Сталина. Причём далее из дневника нельзя понять, состоялась ли та знаменитая «Тайная вечеря» Сталина с Тройкой и Хрущёвым в придачу, о которой мы знаем из воспоминаний Хрущёва и ряда сотрудников охраны Сталина?

Ранее я склонялся к мнению (и писал об этом в своих книгах), что ужин в ночь с 28 февраля на 1 марта 1953 года на сталинской даче был.

Сейчас, особенно после знакомства с малоизвестной, но блестящей книгой Ивана Ивановича Чигирина «Грязные и белые пятна Истории. О тайне смерти И.В. Сталина и о некоторых обстоятельствах его правления», я не склонен высказываться так определённо.

Более того, есть основания предполагать, что история с ужином вымышлена Хрущёвым и хрущёвцами в позднейшие времена.

Из всех участников того то ли реального, то ли виртуального застолья Хрущёв (1894–1971) скончался третьим после Сталина (1879–1953) и Берии (1899–1953). То есть к моменту надиктовывания Хрущёвым «своих» «мемуаров» Булганин (1895–1975) и Маленков (1901–1988) были ещё живы.

Не знаю, были ли они знакомы с magnum opus Никиты «Берули» – «его» «мемуары» издавались за рубежом. Но если два бывших советских лидера и были с ними знакомы, то каким-то публичным образом своих возражений не высказали, хотя Хрущёв лгал не то что через страницу, а через слово. Так что тот факт, что Хрущёва, если он лгал в отношении ужина 28 февраля 1953 года, могли уличить во лжи два ещё живых несостоявшихся «сотрапезника», не должен нас смущать. Хрущёв мог лгать, но уличён не был.

Тем не менее возможна, на мой взгляд, следующая примерная краткая реконструкция событий начала 1953 года и непосредственно 27 февраля – 5 марта 1953 года.

В этом году предпоследний день зимы – 27 февраля, пришёлся на пятницу.

28 февраля – суббота, а в воскресенье, 1 марта, уже начиналась весна, по крайней мере – по календарю.

Сталин в 1953 году принимал редко, но это не было признаком нездоровья, особенно если вспомнить свидетельства аргентинского посла Браво и индийского посла Менона, которых Сталин принимал 7 и 16 февраля и которые впоследствии отмечали его хороший тонус и вид. Так что скорее Сталин обдумывал предстоящие события и не считал разумным тратить силы и энергию раньше их начала.

Сил-то с годами не прибывало.

16 и 17 февраля он провёл короткие совещания с Тройкой. Общение с остальными членами высшего руководства в официальной обстановке свелось в 1953 году к заседанию Бюро Президиума ЦК 26 января 1953 года.

Прошлой осенью, 10 ноября 1952 года, было решено проводить заседания Президиума ЦК раз в месяц, а заседания Бюро Президиума ЦК – еженедельно по понедельникам.

Начиная с первого заседания Президиума ЦК, состоявшегося 18 октября 1952 года, Сталин вёл и все последующие заседания, кроме заседания Бюро Президиума ЦК 9 января 1953 года, когда обсуждались пропагандистские мероприятия по «делу врачей».

При этом последнее заседание Президиума ЦК пришлось на начало декабря, а в январе и в феврале 1953 года полный Президиум ЦК не собирался.

Что же до Бюро Президиума ЦК, то оно последний раз собиралось, как уже было сказано, 26 января 1953 года, не собравшись в феврале ни разу.

Всё это напоминало затишье перед бурей, и это затишье не сулило ничего хорошего прежде всего Хрущёву, если иметь в виду высшее руководство. Могли ожидать полной деловой (неформальной) отставки и Молотов с Микояном. Ворошилов уже давно был фигурой скорее представительской.

Сложным оказывалось положение Игнатьева. Он мог предполагать, что доживает как министр последние дни. «Огрехов» и даже грехов у Игнатьева накопилось к концу зимы 1953 года немало, и он не мог не вспоминать судьбу своего предшественника, экс-министра ГБ Абакумова, сидящего в узилище у пока министра ГБ Игнатьева.

А если Игнатьев был хотя бы косвенно связан с заговором против Сталина, то тем более должен был чувствовать себя не лучшим образом. И это могло отражаться на его поведении так, что оно выглядело ещё более подозрительным.

Игнатьев же, как это сейчас становится всё более ясным, был связан с Хрущёвым по заговору против Сталина прямо и не мог не привлечь к заговору хотя бы двух-трёх технических исполнителей из числа персонала и охраны дачи Сталина.

На понедельник, 2 марта 1953 года, хотя по графику это был день заседания Бюро Президиума, было назначено расширенное заседание всего Президиума ЦК, которого все заждались.

Итак, 2 марта должно было решиться многое – как в концептуальном отношении, так и в кадровом. Не могли не рассмотреть на Президиуме и ход следствия по «делу врачей» – с принятием принципиальных по нему решений.

И Сталин решил отдохнуть. Это мы знаем более-менее достоверно. Вечером 27 февраля он поехал в Большой театр – посмотреть «Лебединое озеро». В правительственной ложе сидел один, в глубине, чтобы его не видели из зала.

Балет Чайковского Сталин любил и смотрел много раз, но в том, что накануне смерти он смотрел именно его, нет никакой символики. Сталин смотрел то, что стояло в репертуаре. Однако всё совпало удачно: Сталину надо было расслабиться перед утомительным, эмоционально непростым и длительным заседанием 2 марта, и тут кстати был любимый балет с любимой музыкой.

А вот события субботы, 28 февраля, просматриваются уже не так отчётливо. В «своих» «воспоминаниях» Хрущёв пишет об этом дне так:

«…Он пригласил туда (в кремлевский кабинет. – С.К.) персонально меня, Маленкова, Берию и Булганина. Приехали. Потом говорит снова: «Поедемте покушаем на ближней даче». Поехали, поужинали… Ужин затянулся… Сталин был навеселе, в очень хорошем расположении духа…».

Хрущёв здесь солгал по крайней мере единожды. Он не знал, что со временем будет опубликован Журнал посещений кремлёвского кабинета И.В. Сталина, из которого станет видно, что 28 февраля 1953 года Сталин не принимал в Кремле даже членов Тройки, не говоря уже о руководящей «четвёрке», включающей Хрущёва.

А солгавшему единожды кто же поверит?

С другой стороны, если Сталин накануне смотрел «Лебединое озеро» и если у него в Кремле не было никаких срочных дел (а их у него там не было), то с чего вдруг он стал бы, уехав после балета на дачу, где жил постоянно, ехать 28 февраля в Кремль?

Блестяще проанализировавший те дни Иван Иванович Чигирин со ссылкой на свидетельство историка А.Н.Шефова, работавшего на Ближней даче в 1955 году (см. ж. «Родина», 2003, № 4, с. 94), приводит сохранившееся меню на вечер 28 февраля 1953 года: «Паровые картофельные котлетки, фрукты, сок и простокваша».

На «пир Лукулла» и даже на стол «Тайной вечери» походит мало.

В то же время имеются глухие сведения о том, что 28 февраля к Сталину приезжали Хрущёв и Игнатьев. И вот это очень похоже на правду. Что было между ними троими, не скажет сейчас никто. Но, скорее всего, оба кандидата в политические (как минимум) мертвецы приезжали, чтобы осмотреться на месте и принять окончательное решение о том, жить далее Сталину или не жить.

В итоге Сталин в ночь с 28 февраля на 1 марта был отравлен, и началась агония.

Я опускаю анализ «художественных» описаний той ночи охранниками Сталина, но сообщу следующее. Медицинский консилиум «светил» советской медицины начал вести Журнал болезни И.В. Сталина в 7 утра 2 марта 1953 года. Так вот, в 22.45 в этот день была сделана такая запись:

«Состояние тяжелое, больной открыл глаза и пытался разговаривать с т.т. Маленковым Г.М. и Берия Л.П. Дыхание периодическое – Чейн-Стоковское, 32 в мин. Пульс…»

и т. д.

Сейчас не установить точно, кто из высшего руководства кроме Берии и Маленкова был в этот момент у постели Сталина, но логично предположить, что были все. Это был первый день болезни, и вряд ли кто-то мог позволить себе быть в тот день где-либо ещё, кроме как рядом с больным вождём.

Но коль так, то документально зафиксированная попытка Сталина обратиться именно к Маленкову и Берии фактически доказывает, что именно их двух он видел главными – после, естественно, себя – фигурами в процессе коренного реформирования политической системы СССР.

И это крайне важно!

К началу весны 1953 года Сталин уже полностью сложил для себя все элементы политической «мозаики» – как внешние, так и внутренние, в нечто единое целое.

Он убедился в том, что «холодная война», провозглашённая Черчиллем и непрерывно расширяемая Трумэном, начинает достигать своего системного пика. Причем своеобразие ситуации заключалось в том, что впервые в мировой истории, несмотря на всё более обостряющуюся ситуацию, ни одна из сторон не могла перевести войну двух мировых лагерей из «холодной» фазы в «горячую» без риска получить – говоря языком более поздних времен – неприемлемый для себя ущерб.

Обе стороны уже имели атомное оружие, а США 1 ноября 1952 года испытали в Тихом океане первое в мире термоядерное устройство «Майк» с мощностью в 10 мегатонн, то есть в 10 миллионов тонн тротилового эквивалента. Правда, это было сооружение весом в десятки тонн, но Сталин знал о возможности создания транспортабельного термоядерного заряда – работы по советской термоядерной бомбе РДС-6с уже подходили к концу.

Возникал «ядерный пат», и тут могло быть два варианта развития ситуации на планете.

Первый – все же «горячий». Сталин знал, что по количеству и суммарной мощности ядерного арсенала Россия сильно уступает Америке. Три с половиной месяца назад – 16 ноября 1952 года, США в испытании «Кинг» успешно взорвали бомбу с тротиловым эквивалентом в несколько сотен тысяч тонн, то есть уже имели атомные бомбы такой мощности, которую Курчатов и Берия обещали обеспечить лишь в термоядерной бомбе.

И Запад под рукой США мог решиться на «горячий» «крестовый поход» против СССР и социализма – пока Запад ещё имел реальные шансы на успех.

Но более вероятным и выигрышным для Запада – и Сталин понимал это – был бы всё же «холодный» вариант постепенного разрушения социализма за счёт внутренней подрывной работы в лагере социализма, направляемой и координируемой извне.

Бомбы не атомные, не водородные, а идеологические, пропагандистские.

Плюс – «пятая колонна»…

Предстояла борьба Мирового Добра и Мирового Зла за умы и души людей на планете, и первый серьёзный Сталинский удар в этой войне Сталин уже обдумал и был готов его нанести. Лишить врага народов и свободы – империализм, его внутренней агентуры в СССР, и лишить не путём чисток по образцу 1937–1948 годов, а путём скорого и решительного избавления советского общества от переродившейся и шкурной части руководства, лишая её возможности влиять на общество, – вот каким был замысел этого сталинского удара.

Ведь каким мог быть результат разворачивания той критики, самокритики, о которой в 40–50-е годы в СССР много было сказано, но которая пока удавалась не очень? В результате критики и чисток на её базе из руководящих и прочих системно значимых кресел были бы вычищены самодуры, бюрократы, разгильдяи, бездари и рвачи. А среди них автоматически оказались бы многие из уже имеющихся или потенциальных членов «пятой колонны».

Расстрелы разоблачённых открытых членов этой «колонны» имели бы в 1953 году не массовый, а знаковый характер – применить высшую меру социальной защиты требовалось бы теперь к десяткам, а не к десяткам тысяч.

Не может иметь успеха тот полководец, который не уверен в своих маршалах и генералах. Этот горький урок Сталину преподал его собственный предвоенный генералитет, частью бездарно «прошляпивший» начало войны, а недобитой «тухачевской» своей частью откровенно продавший и Сталина, и Родину.

Опираться можно на тех, в ком уверен.

Но в ком мог быть Сталин уверен как в активных политических маршалах в начале 1953 года, задумывая новые политические битвы за утверждение в России и в мире Добра?

Роль Ставки Верховного Главнокомандования в этих битвах играло теперь Бюро Президиума ЦК, а роль Генерального Штаба – весь Президиум ЦК.

Как мог строить расчет Сталин?

Пожалуй, так…

Бюро Президиума ЦК – это Берия, Булганин, Ворошилов, Каганович, Маленков, Первухин, Сабуров, Хрущёв. При серьезном политическом расчёте нельзя было игнорировать также таких недавних членов Политбюро ЦУ ВКП(б), а ныне просто членов Президиума (не Бюро Президиума!) ЦК КПСС, как Молотов и Микоян.

Так кто из них мог быть опорой Сталина в его преобразованиях весны 1953 года?

Киров погиб давно, Жданов – недавно.

По большому счёту оставались только Берия и Маленков. Плюс – как дополнение, Булганин.

Итого получалась как раз та Тройка, которая и была создана в конце января 1953 года, чтобы вывезти на себе ситуацию начала марта 1953 года. Худо-бедно, но Сталин решил опереться на неё.

При этом факт «Тайной вечери» 28 февраля 1953 года полностью тоже исключать нельзя, несмотря на наличие скромного меню ужина 28 февраля 1953 года в деревянной рамочке, которое в 1955 году видел (?) историк Шефов? Это меню ничего особо не доказывает, поскольку тут могут быть разные варианты.

Например, такой… Сталин действительно планировал поужинать скромно и в одиночестве, но в последний момент передумал и решил пригласить к себе всю руководящую пока ещё четвёрку. Историк Жорес Медведев, приводя свидетельство Хрущёва насчёт ужина 28 февраля, писал далее, что этот ужин, «который выглядел для Хрущёва как неожиданный, был, естественно, подготовлен».

Что ж, не исключено, что так и было. Однако причиной являлось не стремление Сталина, как уверяет Медведев, «…отвлечься, отдохнуть, поужинать с друзьями, выпить вино» перед тем, как принять «после долгого периода раздумий… радикальное решение».

А что же было причиной того, что Сталин пригласил к себе в субботу Тройку и Хрущёва (если он их пригласил)?

Зачем он их приглашал?

Если, конечно, приглашал.

По Жоресу Медведеву – чтобы «расслабиться».

А, например, по «генералу» Волкогонову выходит, что Сталин их пригласил чуть ли не для того, чтобы сделать выволочку всем, кроме Булганина. Причём Берию Сталин якобы расспрашивал о «деле врачей», к которому Берия тогда не имел никакого касательства. Волкогонов утверждает, что гости усмотрели в этом некие зловещие намеки на близкие свои аресты и т. д. Ну, злодей Лаврентий и бросил яду в кубок «тирана».

Мало того что это ложь, это ещё и глупая ложь, хотя бы потому, что через день предстоял бурный Президиум ЦК и Сталин никак не стал бы бросать любые упреки и обвинения в узком застолье, когда всё это было уместнее сделать в публичной и официальной обстановке.

Но вот в последний раз посмотреть в глаза Хрущёву и в последний раз оценить, как поступить с ним, – это Сталин мог захотеть сделать. Для чего и организовал этот ужин, возможно – предупредив о его смысле и сути Тройку. Некий намёк на это мы, к слову, находим в дневниковой записи Л.П. Берии от 17 февраля 1953 года.

Возможно и другое объяснение присутствия в 1953 году на даче Сталина скромного меню в деревянной рамке. Это было одной из деталей фальсификации событий вечера 28 февраля 1953 года.

Наконец, Шефов мог по той или иной причине просто выдумать это меню. Вариант ведь тоже не исключённый!

Уже упоминавшийся выше Иван Иванович Чигирин, имевший возможность ознакомиться в наше время с рядом любопытнейших архивных документов, однозначно считает, что отравление Сталина технически обеспечили люди заместителя министра ГБ «хрущёвца» Рясного, отвечавшего за охрану Сталина, по прямому указанию Хрущёва и Игнатьева.

И эта версия представляется мне сегодня наиболее вероятной и убедительной.

Сработали отравители квалифицированно, и 5 марта Сталина не стало.

Берия не мог не отдавать себе отчёт как в том, что Сталина, скорее всего, убрали, так и в том, что «коль уж пошла такая пьянка», имеется реальная угроза и жизни самого Берии. Маленков и тем более Булганин были не в счёт – они по всему рисунку своей натуры всегда были фигурами второго плана и никем иным не могли быть даже после смерти Сталина. Тем, кому мешал Сталин, теперь, после смерти Сталина, мог всерьёз мешать только Берия.

И Берия не мог этого не понимать.

Но со всем этим ещё предстояло разобраться.

Справка публикатора.

2 марта 1953 года в газетах появилось официальное сообщение о болезни И.В. Сталина. Затем последовали несколько бюллетеней, извещавших страну о ходе болезни, и 5 марта 1953 года – сообщение о смерти И.В. Сталина.

8/III-53

Завтра хороним Кобу.

Я не знаю,[447]447
  Далее запись оборвана. Почему? Возможное объяснение – в ниже приводимом комментарии.


[Закрыть]

Комментарий С. Кремлёва

Вряд ли Берия был в настолько шоковом состоянии, что не стал далее ничего записывать из-за развинченности чувств. Скорее он взялся за перо, уже привыкнув к такого рода беседе с самим собой, и сразу же понял, что теперь-то смысл и характер его жизни изменились круто раз и навсегда. И задумался, забыв о пере и бумаге. А когда очнулся от своих раздумий, просто закрыл бювар.

Во всяком случае я это представляю себе именно так.

Ещё неделю назад смысл жизни Берии наполняли задачи Сталина. Пусть Берия не всегда со Сталиным соглашался – особенно в последние годы, пусть он про себя считал, что во многих отношениях разбирается в ситуации – особенно в части конкретной экономики – лучше Сталина, но Берия всегда и в любой ситуации отдавал себе отчёт в том, что в жизни страны присутствует высший авторитет. И если ты сумеешь убедить или переубедить товарища Сталина, то все твои замыслы и решения далее будут воплощаться в жизнь если и не автоматически, то и без особых препятствий.

Твори, выдумывай, пробуй!

И вот теперь он, Лаврентий Берия, впервые оказался наедине с ситуацией и наедине с тревожным будущим.

Сталина в этом будущем уже не было. Была держава, были её повседневная жизнь и историческая судьба. И была группа людей, уже от действий и воли которых, а не от воли и действий Сталина, зависели повседневная жизнь и будущая судьба миллионов жителей СССР, а по большому счёту – и миллиардов жителей всего мира.

И в этой группе, не насчитывавшей и десятка человек, он, Лаврентий Берия, мингрел 54 лет от роду, был не просто наиболее деятельным, энергичным и компетентным, но – если вдуматься – единственным по-настоящему деятельным, энергичным и компетентным человеком.

Но если Сталин был для своей «команды» бесспорным высшим авторитетом, то Берия для «команды» Сталина не только не был бесспорным авторитетом, но для большинства из неё он вообще не был авторитетом. Его рассматривали в лучшем случае как равного среди равных. Да и то далеко не все.

Молотов, например, явно считал, что Коба его рано сдал в тираж и недооценил. Маленкова тоже не могла – по крайней мере где-то внутри – не раздражать естественно лидерская натура Берии на фоне собственной исполнительской натуры.

Сталин был вождём, а Берия после его смерти не мог считать себя даже первым среди равных. Он не мог стать первым уже потому, что не был великороссом, славянином. Уже поэтому первой фигурой страны был сделан Маленков. Берия заранее соглашался с этим. Потому что лишь товарищ Сталин мог бы освятить своим авторитетом и мнением выбор в пользу Берии.

Но Сталин был мёртв. Берии не приходилось сомневаться, что Сталин пал жертвой заговора. Но чьего точно? Ведь Сталин был убит не явно – что могло бы, во-первых, мобилизовать руководство и страну, а во-вторых, дало бы возможность быстро нейтрализовать и наказать убийц.

Сталин был убит исподтишка, убит так, что, с одной стороны, его смерть вела к растерянности руководства и страны, а с другой стороны, была предупреждением для тех, кто хотел бы продолжать дело Сталина.

И теперь ему, Лаврентию Берии, мингрелу 54 лет от роду и самому великому управленцу ХХ века, надо будет довольствоваться ролью не юридически ведущей, а подчинённой. И довольствоваться такой ролью в среде, над которой он естественным образом возвышался.

Причём, даже если его коллеги по управлению государством и понимали, хотя бы про себя, что Лаврентий сильнее и умнее их, они не были готовы признать это открыто.

Маленков оказывался в стране без Сталина фигурой вынужденного усреднения. Он объективно был не более чем равным среди Булганина, Кагановича, Первухина, Сабурова, Пономаренко, Косыгина, даже – Молотова, Микояна, Ворошилова.

А Берия в стране без Сталина оказывался своего рода «анфан террибль» – «ужасным дитя», источником непрерывного беспокойства.

Берия всегда жил по принципу «Если не я, то кто же?». Изменять этому принципу он не только не собирался, но даже если бы захотел – не смог. Посеешь привычку – пожнёшь характер и судьбу.

При Сталине жизнь по этому принципу обеспечивала Берии судьбу державной «палочки-выручалочки». Но, живя и без Сталина по этому принципу, Берия рисковал столкнуться с таким нравственным болотом, что мог в нём и утонуть.

И, между прочим, утонул.

Но утонул он (точнее – его утопили) в конце июня 1953 года через четыре неполных месяца. А сейчас было начало марта и конец эпохи Сталина.

Берия не мог не задумываться о том. что будет дальше со страной, с миром, с ним самим.

Об этом же в СССР и по всему миру задумывались миллионы людей, но у Берии было особое положение. Он мог сам творить будущее и страны, и мира, и своё… Конечно, в том случае, если он сумеет нейтрализовать врагов и обрести поддержку друзей.

Надо было нейтрализовать врагов России и сплотить вокруг себя её друзей.

Но кто теперь был враг, и кто – друг?

Вот, скорее всего, такие мысли, нахлынув после того, как Берия сел за стол с лежащим на нём дневником, и сковали его руку.