Текст книги "Шарлотта. Лоттхен. Александра"

Лотта пихнула под бок всезнающую фрау Вильдермет. Оказалось, царица действительно пережила горе – она похоронила двух маленьких дочек. Ходили слухи, что девочки были не от императора, и что после их смерти Александр только свободней вздохнул. Ах, вот оно что! А то Шарлотта не могла понять, отчего же Александр Павлович, всегда такой обаятельный с дамами, с женой держал себя отстраненно и холодно. Даже слишком холодно – она к нему тянулась, это было видно, а он ее отвергал.

Ну и Романовы! Константин сажал жену в вазу и стрелял, Александр убегал от такой прекрасной Елизаветы Алексеевны неизвестно к кому. А что же младшие братья?..

Решив не портить себе настроение подобными вопросами, Шарлотта завела разговор о музыке, о модном нынче Людвиге Ване Бетховене. Она хорошо играла его изумительную «Патетическую сонату», жалко только, что здесь инструмента не было. Императрица печально улыбнулась и сказала, что знакома с композитором и что это необычный и поразительный во всех отношениях человек.

Чтобы не затягивать скучный светский разговор и не свернуть челюсть от зевоты, Шарлотта договорилась с музыкантами, и те принялись наигрывать нечто легкое. Между тем девушка оторвала всех кумушек от самовара, подняла за руки великих князей и Фрида и устроила игру в салки. Бегали по поляне с криками и хохотом, левретка царицы прыгала и мешалась меж ног, а императрица, сидя за столом, тихо улыбалась. В конце концов, Никсу удалось догнать Лотту и ненароком коснуться ее щеки. В общем, «чай у императрицы» прошел идеально.

… – Друг мой, удели мне всего лишь пять минут. Обещаю, надолго я тебя не задержу, – голос Елизаветы Алексеевны вывел Шарлотту из полусонного состояния.

Девушка отдыхала, укрытая за беседкой в густой траве у живописного пруда. Иногда хотелось побыть в тишине, подальше от надоедливых нянюшек, насладиться пейзажем со старинным фонтаном и красивым искусственным гротом.

И тут, внезапно, она стала свидетельницей тет-а-тет императрицы с… А действительно, с кем? Лотта, как когда-то в детстве, вытянула из травы шею и увидела Елизавету Алексеевну. Женщина нервно крутила на плече кружевной зонтик и с материнской заботой взирала на Никса. У юноши был сконфуженный вид.

– Я в вашем распоряжении, Елизавета Алексеевна. О чем вы хотели поговорить?

– Об этой девочке, прусской принцессе. Не смущайся, Никс, я же вижу, как она влюблена в тебя, бедняжка.

Шарлотта чуть не вскрикнула от возмущения – она «влюблена», да еще и «бедняжка»?! С трудом успокоившись, принцесса опять прислушалась.

– Отчего же «бедняжка»? – в голосе великого князя прозвучала гордая самовлюбленность. Хм, а про «влюблена» ничего не сказал!

– «Бедняжка» оттого, что, по плану нашего Ангела вы поженитесь в этом году. Девочке предстоит нелегкая жизнь, да и тебе тоже. Неужели ты не замечаешь, Никс, где бы ты ни был, Шарлотта Прусская сопровождает тебя, как спутник планету? Она повторяет твои движения, заглядывает тебе в глаза. Пусть она еще и не разобралась в своих чувствах. Ах, бедная девочка – такая свежая, юная, живая… и имела несчастье влюбиться в Романова!

– Почему же несчастье? – нахмурился Николай.

– А каково было мне? – с горестью воскликнула Елизавета. – Я тоже вышла замуж, пылая от любви к Александру. Но мы были слишком молоды. Нас поженили в четырнадцать лет! Прости, Никс, но коли уж ты собираешься жениться, то разговаривать с тобою я буду, как со взрослым. Тебе пока рано создавать семью, в восемнадцать лет жениться нельзя. Раз уж ты Романов, то будь добр, наобщайся со своими подружками из Смольного института, с полячками, с этуалями. Вот нагуляешься, а уж после вступай в брак. Бедная девочка не должна видеть твои приключения. И не смотри на меня так! Ты брат Александра и Константина! Ты такой же в точности, тебе нужны все эти вечные интрижки, а несчастная девочка не обязана становиться их свидетель ницей!

На Николая было жалко смотреть – его лицо пошло красными пятнами, губы плотно сжались, а взглядом можно было поджечь дворец. Лотта с замиранием сердца ждала, что же он ответит.

– Никаких интрижек и этуалей не будет. Я люблю Шарлотту.

Девушка, зажала себе рот, чтобы не закричать – он ее любит?! Такой, как он, любит ее? Может быть, он шутит?

Царица ласково рассмеялась и взяла его за руку:

– Ах, Никс! Как бы я хотела иметь такого сына, как ты… Ты – Романов. И ты – человек слова. Прошу тебя, проверь свою любовь, дай ей время. Хотя бы два года, подожди до двадцати лет. Дай Шарлотте возможность встретить другого человека, не будь эгоистом. Николай, если ты ее действительно любишь, то эти два года пролетят очень быстро. Она повзрослеет, а ты хоть чуточку остепенишься.

Николай в волнении прошелся по беседке, заложив руки за спину и что-то обдумывая. Потом резко остановился и с самодовольной улыбкой хмыкнул:

– Но никто же не сможет в эти два года противиться нашим встречам с ней?

– Ах, какая самоуверенность! Только если встречи сии будут держаться в рамках дозволенного, мой мальчик. Разумеется, вы будете видеться. Можете даже вести переписку, – она печально рассмеялась, глядя, как лицо Николая расплывается в улыбке. – Друг мой, не забывай, что она – сама невинность! Постарайся не путать это чистейшее создание с твоими этуалями. Договорились?

– Этуалей не будет. Хорошо, я подожду, пока Лоттхен подрастет, – с видом величайшего одолжения важно сказал он.

Императрица поднялась, и они с Николаем вышли из беседки и направились в сторону пруда. Лотта же с волнением откинулась на траву – сколько нового она узнала! И еще не понятно, как ко всему этому относиться? Романовы обсуждали их свадьбу, как будто это уже дело решенное. В то же время, они были согласны подождать два года до двадцатилетия Никса. Почему же никто не интересовался ее, Шарлотты, мнением?

Откуда-то прилетел Ломо и сел рядом на траву.

– Может быть, ты, мой друг, поинтересуешься, что у меня на сердце? – спросила Лотта и погладила его по желтому хохолку.

– Все вздор-р! – впервые по-немецки выкрикнул любимец. А потом лукаво добавил голосом Лотты: – Никс ми-илый!

Девушка расхохоталась и раскинула по траве руки – действительно, все вздор, кроме того, что один человек ей очень, очень мил…

Март 1815 г., Потсдам.

Прошло около года.

Шарлотта без стука заглянула в кабинет отца – возмущенные крики слышались далеко за пределами комнаты. Было понятно, кто таким образом посмел разговаривать в королевских покоях.

Вильгельм, рыча и чертыхаясь, сотрясал кулаками в воздухе и нещадно пинал любимое кресло Фридриха Вильгельма, в котором сидел сам король. Фрид стоял за спиной отца, мрачно скрестив руки на груди и усмехаясь. А отец тем временем, шурша бумагами и донесениями, тихо переговаривался с премьер-министром Гарденбергом и советовался с Гейзенау.

Пиная кресло короля, Вил так увлекся, что бедолага отец едва не свалился.

– Вильгельм, прекрати, ты мне мешаешь, – не отрываясь от бумаг, пробормотал король.

Вот так всегда – когда надо было показать волю, силу или характер, поставить подчиненных на место, батюшка только качал головой, в крайнем случае, приказывал всыпать пару десятков розог. Распустил он своих сыновей. Как, впрочем, и дочерей. Шарлотта впорхнула в кабинет, чмокнула отца в высокий лоб и примостилась на подлокотнике кресла, не обращая внимания на министров.

Вильгельм подскочил к окну, схватил ворох газет и потряс ими перед лицом Лотты.

– Ты видела это? Нет, ну ты видела это?!

– Вильгельм! – подал голос усталый отец. – Если ты не успокоишься, я буду вынужден выставить тебя. Лоттхен, уведи своего брата отсюда.

Похоже, тут творилось что-то серьезное. Перехватив одобряющий взгляд Фрида, Лотта взяла несколько газет и потащила Вила из кабинета.

– Что стряслось? – возмутилась она уже в соседней комнате. – У тебя помутнение рассудка? Премьер смотрит на тебя, как на идиота! Отцовский трон чуть не сломал. Ты подумал, на чем наш Фрид в старости сидеть будет? Представьте себе – король Фридрих Вильгельм Четвертый, восседающий на троне о трех ножках! Позор на всю Европу!

Вильгельм не отреагировал на шутку. Скрипя зубами, хмуро ткнул пальцем в заглавие одной из парижских газет. «1 марта 1815 года произошла высадка Наполеона во Франции» – огромными буквами извещала статья.

Шарлотта едва не задохнулась:

– Он вернулся… Боже, Тарампель вернулся!

Она лихорадочно вчиталась. Оказалось, что на Эльбе Бонапарту присягнула тысяча человек, и он сбежал оттуда на двух или трех кораблях. Английский флот, патрулирующий Средиземное море, не обратил внимания на крошечную флотилию и преспокойно пропустил мимо. В бухте Жуан, где тиран высадился, к нему присоединилось несколько воинских частей. Дальше, набирая военных со всех гарнизонов, он пошел на Канны, Грасс, Гренобль, Лион. Везде его поддерживали, армия ликовала. Со дня на день его ожидали в Париже. Возможно, он сегодня, двадцатого марта, уже был там, в столице Франции…

– Поразительно! Как они могли это допустить?! – ахнула Лотта и взглянула на брата.

Он заиграл желваками и прорычал:

– Неправильно ставишь вопрос, сестрица. Почему за ним пошли все эти люди? Вот это, именно это важно сейчас. Ты взгляни на заголовки газет – чем ближе этот нетопырь к Парижу, тем подобострастнее блеют эти бараны! Сначала они в панике пишут: «Корсиканское чудовище в Жуане, берегитесь!», потом: «Людоед в Грассе, остерегайтесь», затем более аккуратно: «Узурпатор вошел в Гренобль», и теперь уже совсем нейтрально шаркают ножкой: «Бонапарт изволил занять Лион». Черт побери! Когда он подойдет к Парижу, ему навстречу выбежит восторженная толпа с цветами и криками: «Добро пожаловать, целуем ножки, ваше величество!»

Вильгельм мрачно плюнул. В душе Шарлотта была с ним согласна – она настолько ненавидела корсиканца, что никак не могла понять людей, идущих за ним на верную гибель. Причем все эти люди были в восторге от него, но почему?

– Опять будет война… Неужели он вновь доберется до Пруссии? И все повторится…

– Мы этого не допустим. Сейчас у нашей отчизны есть достойные защитники! – Вильгельм гордо стукнул себя в худую грудь. – Отец сейчас, когда я помогал ему в решении этого вопроса, почти согласился создать резервную армию на случай нападения.

– Ну да, я видела, как ты помогал ему в принятии этого решения! Бедный отец не смог ни одной подписи ровно поставить – так сильно ты пинал его кресло! – хмыкнула Лоттхен. Вздохнула и обняла Вила:

– Значит, братец, ты снова поедешь на фронт? И я останусь одна…

– Не грусти! Я-то знаю, тебя есть кому развеселить – ты же каждую неделю получаешь письма пачками! Из России изволят писать?

– Да. Но не каждую неделю. Хотя я пишу туда каждую неделю… Если опять начнется война, то Александр должен будет ее контролировать. Не так ли? И Никс тоже… Ты думаешь, он скоро приедет?

Вильгельм с улыбкой почесал затылок:

– О-о, наша Лоттхен влюблена! М-да, это серьезно. Никсу повезло, глупец не знает, как ему повезло. Хотя шучу, шучу, он и мне тоже писал. Не такими пачками, разумеется, как тебе, но все равно не забывает, северный медведь.

– Почему ты его так называешь? – засмеялась Лотта. – Какой же из него медведь? Медведи толстые и неуклюжие, а он высокий, стройный, красивый…

– Ах, ах! Он такой, он эдакий! Влюбленная глупышка. Твой Никс не так хорош, как ты о нем думаешь!

– Я знаю, какой он! А ты, Вил, просто ревнуешь, – она обняла его, а юноша попытался отстраниться. – Каким бы ни был Никс, я все равно тебя люблю, братишка!

И тут, по закону жанра, в комнату вошел Фрид. Взглянул на них и иронично высказался:

– Наш победитель опять обнимается. Вильгельм, ты, как всегда, неисправим. Марш собираться, вечером выезжаем! Дай-ка лучше мне обнять мою любимую сестренку.

Лотта рассмеялась и, подпрыгнув, чмокнула его в нос.

– Идите, герои! Я буду молиться за вас!

После расставания с братьями девушка, стараясь успеть к отъезду посыльного в Петербург, помчалась к себе. За конторкой написала коротенькую записку Николаю. Уже отправив, она долго ходила по комнате и кусала губы – не слишком ли истеричное письмо у нее получилось? Выражения наподобие «Ах, это же конец света!» или «О нет, мы все умрем, я в этом уверена!!!» могут обеспокоить великого князя. Или, что еще страшнее, он решит, что прусская принцесса лишилась последнего ума, которого у нее и так было не очень много.

Поэтому она села за стол и постаралась написать более обстоятельное и, как ей казалось, более спокойное послание.

«Дорогой Николай. Прошу простить за последнюю записку – я, верно, совсем сошла с ума, коли не подумала, что она может потревожить ваш покой и спокойствие ваше».

Нет, так не пойдет – какой же он «дорогой»? Они встречались-то после Версаля только пару раз – летом, на балу в Брухзале, где Александру был присвоен титул «Благословенный». И осенью, в Берлине, когда Никс с Константином проездом в Вену заглянули к ним на несколько часов.

Получается, почти не общаясь с великим князем, Шарлотта поняла, что он для нее «дорогой». Как-то так получилось, что этот юноша стал ей близок. Лотта, зная его тягу к… хм… этуалям и другие пристрастия, приняла великого князя таким, какой есть. Ладно, пусть будет «дорогой».

«Хочу объяснить вам, отчего Бонапарт вызывает у меня ненависть и панический ужас. Еще в детстве мы были вынуждены спасаться от него бегством на самый край страны – в глухой Мемель. Моя любимая матушка, королева Луиза, была храброй женщиной, не такой, как я. Она встречалась с корсиканцем, умоляла этого монстра пощадить нашу родину, но тот только наслаждался ее унижением. Вы помните, Никс, когда мы с вами провожали Наполеона на Эльбу, я выехала из строя вперед? Он посмел напомнить мне о моей матери! Признаюсь вам, мое желание вырвать сердце у этого чудовища сравнимо с горем, принесенным им человечеству.

Возможно, покажусь вам глупой и ограниченной, но я не понимаю Константина Павловича. Как можно восторгаться гениальностью того, как один человек убивает других людей? Как можно? Убийце одна дорога – на эшафот».

Шарлотта перечитала – нет, такое письмо тоже нельзя отправлять. Слишком печально, невыносимо умно и совершенно не романтично. Надо не забывать наставление Константина и выглядеть глупенькой овечкой. Сделаем по-другому.

«Никс, написав вам, я совсем не подумала о том, что вы можете в тот же миг кинуться спасать меня от страшного тирана. О, вы настоящий герой и рыцарь, это несомненно (я это прекрасно помню по нашему приключению в зале мертвого Барона), но не стоит нарушать уставов и присяг. Я уверена, что заседающий сейчас Конгресс решит проблему с Наполеоном. Ведь сам господин Гринденберг отправляется в Вену, а он, по словам отца, весьма умный человек.

Милый Никс, я очень скучаю, приезжайте к нам поскорей. Когда у нас проводятся танцевальные вечера, никто не может столь изысканно наступить мне на ногу, как это делаете вы. И никто не подсадит меня на лошадь с такой силой, что я перелетаю через бедное животное и приземляюсь с другой стороны. Вы сильный и мужественный, мой милый Никс.

Надеюсь, обучение ваше проходит с большим успехом, нежели у меня – я не блещу знаниями в точных дисциплинах. Хотя рисую неплохо. Посылаю вам портрет вашего любимца Ломо, он передает вам пламенный привет и говорит по-русски какое-то слово. К сожалению, написать его я не могу – вдруг оно неприличное?

Жду вас в гости, мечтаю потанцевать с вами там, где мы встретились впервые. Вы же помните это место? Ваша Лоттхен».

Вот, так будет лучше – в меру флирта, немного глупой девичьей болтовни и напоминание о самых пикантных их встречах. Шарлотта быстро нарисовала попугая, сунула листок с рисунком в конверт и немного надушила письмецо. Все, вот теперь образ пустышки был завершен – герою обязательно понравится. Ведь надо же немного развлечь несчастного принца, он в своей холодной России уже все бока на мешке с картошкой себе отлежал, а так хоть посмеется.

Через несколько дней в ее рисовальный зал постучал лакей и доложил о приезде из России посла, который высказал просьбу видеть ее высочество наедине, чтобы передать секретный пакет. Лотта удивленно подняла брови – где это видано, чтобы послы приносили письма без свидетелей? Сгорая от нетерпения, она выгнала из комнаты всех графинь вкупе с баронессами. Проследив, чтобы любопытные кумушки не подглядывали, девушка сама открыла дверь и впустила запыленного гусара, который с молчаливым поклоном передал небольшой пакет.

– Можете присесть, лейтенант.

Шарлотта рассеянно указала на кресло, отошла в сторону и, повернувшись спиной к гусару, разорвала пакет. В нем оказалась маленькая коробочка для драгоценностей, обитая синим бархатом. Это подарок! Она чуть не запищала от восторга – драгоценности? Ей?! С трепетом открыв посылку, Шарлотта ахнула – так, что это за шутки? Коробочка оказалась пуста!

– Лейтенант, в чем, собственно, дело? Что за гнусные шутки? – грозно спросила она, резко оборачиваясь к креслу, на которое указывала гусару.

Гусара в кресле не было. Он стоял прямо за ее спиной, возвышаясь на добрые две головы. Повернувшись, девушка буквально врезалась в его грудь. Запутавшись в аксельбантах, попыталась отстраниться – не получилось. Коварный злодей схватил ее огромными лапами за локти и прижал к себе. Пустая коробочка отлетела в сторону.

От возмущения Лотта совсем не подумала, что надо бы закричать, она размахнулась для пощечины… и обомлела. Перед ней стоял Николай Павлович собственной персоной – улыбающийся и довольный, как никогда. Он снял гусарский кивер, отлепил пышные накладные бакенбарды и снова стал самим собой.

– Вы… Вы? – Шарлотта забыла, что хотела сказать и, захохотав, обняла его за талию. – Как вы сюда попали? В таком виде? О боже, Никс!

В восторге она совсем забыла приличия и, подпрыгнув, поцеловала его как брата, в щеку. Он резко стал серьезным:

– Лоттхен, простите за маскарад. Но ваше письмо заставило меня оставить все дела и тайком бежать к вам. Я поспешил успокоить вас и уверить, что Бонапарт не дойдет до Пруссии. Мы приложим все усилия, можете не сомневаться… дорогая Лоттхен.

Он прочитал только первое, истеричное письмо. И, не дожидаясь второго, сам поехал, чтобы только успокоить принцессу. Как трогательно! Но ведь вряд ли это было сделано с разрешения старших – Никс просто сбежал из дома, чтобы увидеться с ней, Шарлоттой!

– Николай, вы убежали из дома? – зашептала Лотта. – Вы что же, можете вот так, на две недели убежать, и никто вас не хватится?

Он важно ухмыльнулся.

– В России, ваше высочество, все проблемы решаются не при помощи денег, нет. Это в Европе живут, поклоняясь презренному тельцу. У нас есть другой важный двигатель – нужные знакомства. Есть один замечательный человек, я обязательно познакомлю вас с ним, его имя Василий Андреевич Жуковский. Мой любимый наставник и покровитель. В данный момент он находится в Москве. Я сказал матушке, что собираюсь к нему, а ему отправил гонца с письмом о вас. Столь преданный человек не позволит оставить в беде такую прелестную особу как вы. Я вверился ему, как бывало уже не раз, и уверен, что он не подведет и не выдаст нас с вами. К тому же, я ехал через границу не один – со мной был верный человек, некто Александр Бенкендорф. Кавалерист, отчаянная голова, но не по годам проницательная личность. Так что вы зря обо мне беспокоитесь… Лоттхен.

Он придвинулся ближе, бухнулся перед ней на колено и посмотрел снизу вверх. В такой позе этот великан смотрелся очень трогательно.

– Лоттхен… Признаюсь вам – я эгоист, и этот побег из дома я совершил более для себя, нежели ради вас. Я уже давно хотел выбраться к вам, и только ваше письмо, полное мольбы и страха, толкнуло меня на этот шаг. Я хотел сообщить вам… То есть сказать…

Лотта догадалась, о чем сейчас пойдет речь. Она с трудом сдерживала улыбку – нельзя в такой ответственный момент, прямо во время объяснения, глупо хихикать или хохотать от счастья – юноша может неправильно понять. Для себя она уже давно сказала «Да», и вот теперь это хочет услышать он…

Николай запнулся, взял ее ручку, перевернул ладонью вверх и прижался губами. У Шарлотты чуть не подкосились ноги – ну же, скажи это, скажи! Но он молчал, а только щелкнул чем-то на ее запястье.

– Что это? – девушка подняла руку к глазам, увидела тонкий золотой браслет с крохотной синей подвеской. – Какое чудо, как же это красиво…

– Это маленькое пасхальное яйцо, которое подарила мне моя царственная бабка, Екатерина Великая, в раннем отрочестве. Прошу принять его от меня. Этот браслет был мне в пору, когда я еще лежал в колыбели. Теперь он подходит на вашу тоненькую ручку. Пока я не имею права дарить вам более ценные подарки, коих вы, безусловно, заслуживаете. Пока не могу. Но надеюсь… Одним словом…

Он выдохнул и решительно произнес:

– Я не могу без вас, Шарлотта. Я люблю вас.

Как красиво! Все было просто идеально! Лотта тихо засмеялась и обняла его за шею, шепнув:

– Я тоже, тоже люблю тебя, мой милый Никс!

И в этот момент у них за спиной послышался грозный кашель.

– Лейтенант, два шага в сторону. Предупреждаю – оружие заряжено, за дверью стража послышался голос короля.

Николай спокойно встал с колена и улыбнулся отцу Шарлотты, державшему его на прицеле старинного карабина. (Кстати, игрушка сия давно висела среди коллекции оружия только ради красивой резьбы – Лотта знала, что она неисправна).

Отец, узнав в простом лейтенантишке великого князя, обомлел и сел на то самое кресло, на которое Никсу указывала Лотта.

– Николай Павлович? Вы?! Святая Брегитта, я чуть было не застрелил вас!

Великий князь по-военному коротко поклонился:

– Прежде чем вы это сделаете, ваше величество, прошу уделить мне две минуты и выслушать, а после я буду в полном вашем распоряжении. Увидев вашу дочь год назад, я потерял покой и сон. Я нежно полюбил ее, и уверяю вас, это не легкое юношеское увлечение, а любовь до гроба. Знаю, что ваше величество имели предварительную договоренность с Александром Павловичем насчет моего брака с Шарлоттой. Но считаю необходимым лично просить у вас руки вашей прелестной дочери. Она, только она составит счастье всей моей жизни!

Король встал, кинул в кресло карабин и принялся нервно расхаживать по комнате, приговаривая вполголоса: «Мальчишка, проказник… Без спроса – каково?.. Скандал…» Потом, резко остановившись рядом с Шарлоттой, поднял бровь и с иронией произнес:

– Лоттхен, дорогая, здесь решается судьба не только великого князя, но и твоя. Не стоит в столь важный момент так по-детски хихикать, хлопать в ладоши и подпрыгивать.

Лотта потупилась, но так и не смогла убрать с сияющего лица улыбку.

– Простите, отец… Но, по-моему, коли вы с императором уже давно все решили без нас, то наше согласие только улучшит положение вещей. Не так ли?

Глаза у Николая загорелись, он кинулся к ней и воскликнул:

– Так вы согласны? Согласны быть моей… моей женой?!

Его прервал Фридрих. Он улыбнулся в усы и со вздохом проворчал:

– Так, дети, успокоились, а то разведу по углам, как малышей. Чтобы до свадьбы не происходило ни одной встречи без камеристки! Это ясно, Лоттхен? Я тебя знаю, постоянно убегаешь одна-одинешенька. Теперь вы, не в меру шустрый юноша. С вами у меня будет серьезный разговор наедине, пройдемте, – он повел Никса за собой, погрозил пальцем вскочившей было Шарлотте: – а вы, ваше любопытное высочество, посидите здесь. Натура ваша непоседлива до крайности. Незачем подслушивать, в свое время вы и так все узнаете.

Девушка вспыхнула и села – отец прав, она действительно хотела подслушать их разговор. Да уж, и это она, сама Лоттхен, утверждала, что Фридрих Вильгельм – слабовольный и бесхарактерный! Вот уж нет, сейчас он был настоящим властным монархом. Или попросту любящим отцом. Но она не обижалась на батюшку – заметно, что он только рад, что у Шарлотты с Никсом все сложилось.

Никс… Какой же он уверенный и спокойный! Ведь он же не знал, что карабин не стреляет – и как достойно себя повел! Настоящий неустрашимый воин.

Глупо хихикнув, она вздохнула и подняла к свету руку с браслетом. Синий кругленький камешек загадочно блеснул – если она станет великой княгиней, то у нее появятся драгоценности еще прекраснее. Хотя, главное, что она будет с Никсом.

Разговор короля с великим князем продолжался больше часа. Потом к Шарлотте зашла графиня Вильдермет и деревянным голосом объявила, что ее высочество желает посетить великий князь Николай Павлович Романов. Фрау села в уголок с видом поруганной добродетели – отчего-то она последнее время недолюбливала Николая, повторяла, что он недостоин Шарлотты и сейчас была не рада его визиту. Может, всезнающая фрау узнала что-то, не красящее великого князя? Лотта только фыркнула – подумаешь, какая разница, что думает камеристка, пусть и ставшая близкой.

Николай вошел в комнату уже совсем другим – по-хозяйски уверенно сел рядом с Лоттой, нежно взял ее ручку и принялся долго и пристально разглядывать лицо девушки. Было заметно, что ему очень хочется дотронуться до ее губ, но, увы, под пристальным взглядом фрау поцеловаться так и не получилось…

Николай Павлович уехал в тот же день. Король дал ему в сопровождение десять драгунов, которые должны были в целости и сохранности довезти загулявшего принца до Москвы и выдать на руки Жуковскому. Никс не считал, что крюк из Санкт-Петербурга до Потсдама с конечной остановкой в Москве – это серьезное отступление от первоначального маршрута. Но все же тайну его посещения решили не выдавать ни вдовствующей императрице, ни Александру. Незачем создавать проблемы будущему жениху.

Провожая Никса, Лотта познакомилась с тем самым Бенкендорфом, о преданности которого рассказывал великий князь. Молодой мужчина выглядел непрезентабельно. Невысокий худенький блондин с кривыми кавалерийскими ногами – совершенной невзрачный, и только цепкий взгляд выдавал человека проницательного. Шарлотте этот пристальный прищур чем-то напомнил взор Бойена. Да, действительно Бенкендорф – незаурядная личность, такому спокойно можно доверить не только жизнь, но и честь.

– Что ж, это даже неплохо, что ты влюблена в Николая Павловича, дорогая, – отец обнял за плечи Шарлотту, со слезами смотрящую вслед уезжающим всадникам, и поцеловал ее в лоб. – Неудивительно, что сей необузданный юнец выбрал именно тебя. Скажу по секрету, его желание защитить маленькую принцессу от страшного Бонапарта весьма трогательно. Ты вызываешь у него чувство собственного величия и могущества, а это неплохо для представителя царских кровей. Стремление защищать хрупкую женщину делает мужчину достойным ее любви.

Он помолчал, улыбаясь в усы, и добавил:

– Чем-то этот мальчишка напомнил мне Луизу… Может быть, своей внутренней силой и надежностью… Ты будешь с этим человеком как за каменной стеной, Лоттхен. Но с помолвкой придется подождать – неизвестно, как поведет себя корсиканец, возможно, что война продолжится, и тогда о свадьбе не будет и речи.

– Хорошо, отец, – пробормотала Лотта. – Мы подождем. Я не хочу, чтобы Бонапарт испортил наше счастье.

Чтобы ждать было легче, Шарлотта решила, что ей необходимо написать портрет, чтобы художник запечатлел ее на холсте именно такой – трепетно влюбленной, светящийся в ожидании счастья.

Поглядывая на новое украшение, девушка вдруг поняла, что ее любимый цвет – синий (с чего бы это?). Она заказала платье именно такого, очень шедшего к ее глазам, цвета. И терпеливо принялась позировать перед художником. Сей гений никуда не торопился – каждый мазок кистью он сопровождал длительной паузой и какой-нибудь скучной историей. Сидеть было невероятно утомительно, но Лотта не сдавалась. Она сдерживала свою вечную непоседливость только ради того, чтобы получился портрет, который можно без зазрения совести преподнести в подарок великому князю.

Наступило лето.

В один из дней утомительного позирования, когда принцесса поняла, что, если сейчас не пробежится или хотя бы не сделает несколько танцевальных па, то тут же взорвется, ей передали записку.

«Ваше высочество, принцу Вильгельму требуется ваша помощь. Бойен».

Что?! Вилу требуется помощь? Что за бред, он же поехал во Францию с наблюдательной комиссией! Но почерк Бойена Лотта знала в совершенстве. Это его рука, безусловно.

Девушка стрелой выскочила из рисовальной студии и бросилась к офицеру, привезшему письмо. Тот обещал проводить ее высочество до места встречи.

Вдвоем они галопом выехали из конюшни и направились в одно из предместий Берлина, где располагалась военная часть. Бойен встретил Шарлотту спокойно, как всегда.

– Он ранен? Вильгельм ранен? – закричала Лотта, сама спрыгивая с лошади. Она бросилась к генералу, заглянула ему в глаза.

Леопольд покачал головой и молча отвел ее за казармы, откуда открылся вид на холмы, поросшие сочной травой и на старую изогнутую сосну, а затем указал на фигуру юноши, сидевшего прямо на земле, прислонившегося спиной к смолистому стволу. Это был Вильгельм. Он закрыл лицо руками и ничего не замечал вокруг себя. Боже, бедный брат!

Шарлотта рванулась было к нему, но Бойен придержал ее за локоток.

– Ваше высочество, выслушайте меня, – Лотта умоляюще пискнула, но остановилась. – Не бойтесь, Вильгельм не ранен, но ему необходима ваша помощь. Именно ваша, принцесса. После того, как принц стал свидетелем одного события, он замкнулся в себе. И я боюсь, как бы не случилось беды.

Вильгельм замкнулся?! Это было столь же невероятно, как снег в июле или как то, что Шарлотта в один прекрасный момент перестанет любить танцы.

Бойен хмуро сложил руки на груди и продолжил:

– Вы понимаете, принцесса, чтобы стать настоящим воином, человеком, достойным звания рыцаря, необходимо переступить определенную черту. Черту принятия смерти как таковой. И некоторые чистые души эта грань ломает. Одно дело, наотмашь махать саблей, рубя направо и налево, не задумываясь о боли, которую приносишь. И совсем другое – осознать, что душа врага твоего, коего ты истязаешь, прекрасна и чиста, точно так же, как и твоя собственная. Осознать и задуматься, а имеешь ли ты это право – право убивать? – Бойен вздохнул и взглянул на скорчившуюся фигуру у сосны. – Я тоже это прошел, ваше высочество, а теперь пришел черед принца. Только он весьма тяжело переживает этот перелом. Единственное, что ему сейчас нужно, это чтобы вы выслушали его. Не старший брат, не подчиненные или вышестоящие офицеры, а вы, младшая и горячо любимая сестра. Он выговорится и станет другим, более взрослым и ответственным. Он станет Воином.

Лотта, чувствуя, как сердце выпрыгивает из груди, тихо подошла к брату. С ужасом заметила отклонения от формы одежды – Вильгельм никогда, ни под каким предлогом не позволил бы себе расхаживать в заляпанных грязью сапогах и с расстегнутыми крючками воротника. Действительно, случилось что-то из ряда вон выходящее.