Текст книги "Третья мировая война. Можно ли ее остановить?"

А ведь немецкие историки установили, что не было ни единого случая, когда отказ немецких солдат или офицеров участвовать в преступлениях против мирного населения имел бы печальные последствия для тех, кто подчинялся совести и своим моральным принципам. Иначе говоря, можно было не участвовать в преступлениях. Это даже не сказалось бы на карьере. Это означает только одно: хотелось убивать….

Геббельс обеспечивал пропагандистское прикрытие войны с Россией. Делал упор на «расовую неполноценность славян». Русских именовал грязными монголоидными ублюдками. Геббельс изображал Россию как огромную тюрьму, в которой люди живут в грязи и голодают.

Министра раздражало упорство советских солдат:

«Крысы, – неистовствовал Геббельс, – больше приспособлены для борьбы, чем домашние животные, потому что они живут в таких ужасных условиях, что им необходимо уметь драться, чтобы выжить».

Геббельс придумал, что Сталин – марионетка в руках еврея Лазаря Кагановича, и первым стал составлять списки евреев – сотрудников НКВД. Сегодняшние антисемиты все еще живут геббельсовским багажом.

Он считал себя выдающимся манипулятором людскими душами. Но нацистская пропаганда производила впечатление лишь, пока вермахт одерживал победы.

Геббельс всегда оказывался впереди немецких войск. Он прогнозировал, например, взятие определенного города, и через два-три дня немецкие войска его действительно брали. Это повышало доверие к пропаганде. Но к концу 1942 года все это начало рушиться, и остались только лозунги «держаться до последнего».

Когда Красная армия начала ломать хребет вермахту, его риторика свелась к примитивным лозунгам: «Нацию, желающую быть свободной, поработить нельзя!», «Любые жертвы ради свободы!», «Не думай о тяготах, думай о великой цели!», «Тяжелые времена, упорный труд, крепкие сердца».

Все, что могли сделать в Берлине, – утаивать от немцев поражения. Слушать передачи иностранного радио, «западную пропаганду», «деморализующую ядовитую ложь» запретили. Нарушителей запрета сажали. Нацистские министры просили сделать для них исключение.

«Просто отвратительно, – возмущался Геббельс, – как много высших чиновников пытаются доказать мне, что их работа просто остановится, если они не получат разрешение. У меня они получают отказ».

Министр пропаганды делал все, чтобы Германия знала как можно меньше о реальном положении на фронте. С неподражаемым цинизмом говорил:

– Очень хорошо, что люди, которым приходится регулярно выступать перед массами, свободны от знания неприятных новостей. Это придает им больше уверенности в себе.

Самого Геббельса пугали неприятные новости. Он внушал своим подчиненным:

– Я ничего не хочу слышать. Я ничего не хочу видеть. Я ничего не хочу знать. Я знаю, что происходит, и вам незачем мне об этом говорить. Не разрушайте мои нервы. Мне нужна уверенность, чтобы продолжать работать.

Бомбардировочной авиацией Англии командовал маршал сэр Артур Харрис. Он руководил налетами союзной авиации на немецкие города. Массированный налет на Кёльн в мае 1942 года убедил маршала Харриса в том, что атаки с воздуха способны подорвать мощь Германии и боевой дух немцев. Его летчики разбомбили в общей сложности шестьдесят один немецкий город. Разрушили три с лишним миллиона домов. Семь с половиной миллионов немцев оставили без крова. Летом 1943 года бомбардировки Гамбурга продолжались девять дней и ночей. Это называлось «Операция Гоморра».

После очередных бомбардировок Геббельс патетически говорил:

– Женщины подходят ко мне, возлагают на меня руки в молитве и просят Бога хранить меня. Наша мораль и нравственность таковы, что мы никогда не проиграем войну.

Пропагандисты рассказывали, что англичане «преступно» бомбят плотины, разрушая жизнь людей. Американцы в Италии сбрасывают игрушки, начиненные взрывчаткой, и гибнут итальянские дети. Газеты возмущенно писали, что ковровые бомбардировки – типично британский способ ведения войны, звериная жестокость. Добродушный немец на такое не способен… «Террористические налеты британской авиации на немецкие города – преступное уничтожение памятников европейской культуры».

Он грозил союзникам:

– Придет час возмездия!

Его просто распирало от счастья, когда новые немецкие ракеты «Фау-1» и «Фау-2» обрушились на Лондон. Но обстрел британской столицы имел скорее психологическое значение. А каждодневные налеты авиации союзников превращали немецкие промышленные центры в море огня. Предвестье страшного конца.

Пропагандисты Геббельса получали ясные указания. Хвалить нынешний период истории как высший в истории страны. Акцентировать внимание на зверствах врага. Клеймить Соединенные Штаты как империалистическую державу, которая вешает негров и эксплуатирует остальной мир.

Геббельс распорядился: «При каждом удобном случае наши радиостанции должны называть Черчилля алкоголиком, первой скрипкой дьявольского оркестра, а Рузвельта – наемником плутократов с Уолл-стрит». «На лондонской бирже установили бюст Сталина, – злобствовал Геббельс. – Ему там самое место».

В последние месяцы войны министр пропаганды играл на страхе перед Красной армией. Призывал поддержать «солдат вермахта на восточном фронте, немецких моряков на Балтике, которые предпринимали отчаянные, требующие многих жертв усилия для защиты мирного населения Германии от оргий мести Красной армии, от массовых изнасилований, произвола убийц и поголовной депортации».

В сражениях с русскими на восточном фронте он призывал видеть «отчаянную защиту от агрессии ради сохранения германского рейха как великой державы. Немецкие войска на восточном фронте защищают традиционные области поселения немцев, родину миллионов, составляющих ядро германского рейха».

Наверное, на кого-то эти слова производили впечатление. Но пока держался германский восточный фронт, существовал преступный режим и в гитлеровских концлагерях продолжалось уничтожение людей!

Получая от партийных издательств миллионные гонорары, Геббельс приобретал дома и бесценные произведения искусства, нанял прислугу, вообще зажил на широкую ногу, подражая аристократам прошлого. Обзавелся собственным парикмахером. Час в день проводил под ультрафиолетовой лампой, чтобы приобрести свежий загар. Умелый ортопед изготовил такую обувь, что его хромота стала менее заметной.

Призывавший страну к самопожертвованию главный пропагандист рейха пытался приватизировать огромный участок земли под Берлином, чтобы построить себе особняк, но товарищи по партийному руководству обиделись: не по чину берет…

В партийном аппарате его ненавидели и презирали.

– Такие типы, как Геббельс, мне неприятны, – говорил в своем кругу рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. – Я всегда предпочитал воздерживаться от высказывания своего мнения. Но сегодня это человек, которого ненавидит вся Германия.

Циник Геббельс платил соратникам той же монетой. Когда у Рудольфа Гесса, заместителя Гитлера по партии, родился сын, он попросил партийных секретарей прислать ему по горсти земли из всех частей Германии: эта немецкая земля будет рассыпана под колыбелью его ребенка. Геббельс как секретарь столичного горкома велел своему садовнику принести кучку навоза, который аккуратно упаковали и отправили заместителю фюрера с официальным сопроводительным письмом.

Но его комфортной жизни пришел конец. Советские танки приближались к Берлину. Зима сорок пятого была особенно тяжелой для немцев. Только концлагеря продолжали действовать с прежней эффективностью. Гитлер быстро старел и разваливался буквально на глазах. Третий рейх рушился, вожди нацистов заметались. Как спастись? Может, с кем-то из союзников можно договориться?

«Я думаю, – записал 8 марта 1945 года в дневнике Геббельс, – что скорее всего чего-то можно было бы достигнуть на Востоке: Сталин кажется мне большим реалистом, чем англо-американские безумцы».

Но никто не хотел иметь дело с преступниками. Связь с реальностью утратили уже не только подданные третьего рейха, но и его вожди. Геббельс призывал берлинцев сражаться до последнего.

– Я остаюсь в Берлине, – в истерическом возбуждении говорил он по радио. – Моя жена и мои дети со мной.

Но никакие усилия Гитлера с Геббельсом не могли остановить Красную армию и спасти национальный социализм в Германии.

29 апреля 1945 года в четыре часа утра Гитлер, подписав политическое завещание, назначил доктора Пауля Йозефа Геббельса своим преемником на посту канцлера Германии. И покончил с собой – вместе с Евой Браун.

Геббельс не меньше Гитлера боялся попасть в руки победителей. Но прежде, чем покончить с собой, отправил на тот свет всех своих детей. 1 мая Йозеф Геббельс застрелился, как и Гитлер. Его жена Магда Геббельс, как и Ева Браун, отравилась. Их тела тоже облили бензином и сожгли.

Воспитание нацистской элиты

Печально знаменитая фраза – «Когда я слышу слово «культура», я хватаюсь за пистолет!» – вошла в историю. Обыкновенно ее приписывают имперскому министру народного просвещения и пропаганды Йозефу Геббельсу. В реальности ее произносит один из героев пьесы немецкого драматурга Ханса Йоста.

В 1933 году Йост пережил величайший триумф. В день своего рождения Адольф Гитлер приехал в «Берлинер театр», чтобы посмотреть посвященную ему пьесу Йоста под названием «Шлагетер». Бывшего офицера рейхсвера Альберта Лео Шлагетера, расстрелянного после первой мировой французскими оккупационными войсками, нацисты считали героем. Постановка понравилась фюреру и была названа патриотической. Пьесу включили в обязательную школьную программу. Ее поставили сто пятнадцать театров, и автор заработал огромные деньги. Его назначили президентом германской академии литературы и президентом имперской палаты письменности.

Ханс Йост познакомился с рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером. Это были родственные души. «Кто не верит, – писал Ханс Йост, – тому нечего и рот раскрывать. Поэт-это фанатик, который видит больше, чем лежит на поверхности, который требует больше, чем ему предлагают, который верит больше, чем понимает разумом».

Для них обоих разум не значил ничего, зато идеология – все. Это станет принципом государственного устройства: не задавай лишних вопросов, не испытывай сомнений, просто верь своим начальникам и исполняй приказы.

«Для Генриха Гиммлера, – вспоминал один из хорошо знавших его людей, – Германия была лишь территорией, за безопасность которой он отвечал. Если что-то разрушалось, это следовало исправить. Или уничтожить. Если что-то заболевало, это следовало поместить в карантин. Источник инфекции следовало стерилизовать или ликвидировать. Страдания животных не слишком волнуют фермеров, поставляющих свежее мясо на рынок. Себя Гиммлер рассматривал как своего рода вселенского коновала, ответственного за селекционное разведение стоящих особей».

Ханс Йост гордился своим замечательным другом и хотел, чтобы об этом знал весь мир. В посвященной Гиммлеру книжке «Маска и лицо» он восхищался СС и рейхсфюрером. Приведение к присяге молодых эсэсовцев в полночь, когда «самые верные приносят клятву верности», он считал «одним из наших прекраснейших праздников». Преклонение перед Гиммлером достигало накала юношеских любовных признаний.

Генриху Гиммлеру льстило поклонение популярного писателя. Он велел принять его в СС. Хансу Йосту присвоили генеральский чин бригадефюрера СС. Писатель не мог прийти в себя от счастья.

В октябре 1939 года Гиммлер вместе со своими помощниками отправился на оккупированные польские территории, чтобы составить себе представление о том, насколько эффективно действуют его подчиненные. Он прихватил с собой своего личного писателя Ханса Йоста.

В Бромберге местное эсэсовское начальство доложило рейхсфюреру о планомерном уничтожении польской интеллигенции и евреев и продемонстрировало казнь так называемых саботажников. В Лодзи им показали, как еврейское население втискивают в товарные вагоны и отправляют в лагерь.

В Люблине, куда прибыл Гиммлер со своей свитой, царило запустение, холера и тиф валили людей, больные и голодающие умирали прямо на улицах. Местный руководитель службы безопасности группенфюрер СС Одило Глобочник похвастался: он только что ликвидировал пациентов «польского сумасшедшего дома». Эсэсовцы вывели во двор триста человек из лечебницы для психически больных и расстреляли.

Ханс Йост присутствовал на встречах с генерал-губернатором Хансом Франком, которого Гитлер поставил управлять оккупированной Польшей. И с обергруппенфюрером СС Фридрихом Крюгером. Бывший директор мусоросжигательной фабрики, он был назначен высшим руководителем СС и полиции в генерал-губернаторстве, руководил всей системой террора. Они получили указание создать на территории генерал-губернаторства систему концлагерей.

Путешествие на оккупированные польские земли Йост описал в книге «Зов рейха – отклик народа! Поездка на Восток». Восхищался тем, как эсэсовцы хозяйничают на оккупированных землях:

«С чувством уверенности в собственной правоте они смело берутся за порученное им дело. И так во всем, что бы от них ни потребовалось. Я люблю таких пионеров нового государства, которые демонстрируют новым провинциям законы нашей расы».

В июне 1941 года Генрих Гиммлер пригласил высшее руководство своей империи СС, среди них и Ханса Йоста, для особого разговора. Вечером у камина Гиммлер известил гостей о цели встречи:

– Через несколько дней произойдет нападение на Советский Союз, и я хочу поставить задачи перед СС. Нам предстоит уничтожить от двадцати до тридцати миллионов славян и евреев.

«Времена сентиментальности прошли, – писал Ханс Йост. – Тот, кто проявляет мягкость, уже пронзен кинжалом ненависти. Должна заговорить исконно здоровая кровь, пробудиться расовое сознание».

Что имел в виду главный писатель третьего рейха? Перед расстрелом детей эсэсовцам объясняли:

– Дети нам не враги. Врагом Германии является кровь, которая в них течет. Когда они вырастут, то станут евреями, опасными для нашей страны. Вот почему дети тоже должны быть уничтожены.

Но эти взгляды нужно было прививать. Для этого создали целую систему воспитания партийной молодежи.

Высшая партийная школа разместилась в замке Фо-гельзанг. Здесь готовили будущих партийных секретарей. Нацистам остро не хватало хорошо подготовленных кадров для назначения на руководящие должности. Поступали сюда по рекомендации местных партийных комитетов.

Существовала трехступенчатая система партийно-политического воспитания. Первые две ступени – это Национально-политические учебно-воспитательные заведения, которыми ведали СС, и школы Адольфа Гитлера, их опекал руководитель организации гитлеровской молодежи Бальдур фон Ширах.

Высшая ступень партийного образования – три орденских замка, где воспитывали элиту. Замками ведал главный партийный кадровик Роберт Лей. Он же возглавлял Немецкий трудовой фронт, созданный взамен распущенных нацистами профсоюзов.

Роберт Лей познакомился с Гитлером еще в 1924 году. Гитлер сделал его заведующим политическим отделом центрального комитета партии. Лей отвечал за подготовку, воспитание и распределение партийных кадров. Его жена Инга была танцовщицей. Доктор Лей увидел ее на сцене театра. Говорят, Инга была влюблена в Гитлера.

10 декабря сорок второго года красивая, но несчастная блондинка Инга Лей выбросилась из окна.

Роберт Лей лично отбирал слушателей. Он желал взглянуть на каждого из них. Хотел убедиться, как он выражался, что перед ним настоящий мужик. Первоначально отобрали четыреста слушателей. Потом их число возросло до тысячи. Первый поток приступил к занятиям в 1937 году.

К строительству школы приступили через год после прихода нацистов к власти. Она предназначалась для молодых партийных активистов. Прежде всего они должны были осознать превосходство германской нации и необходимость расширения жизненного пространства на Восток:

«Люди лучшей германской крови с несгибаемым немецким характером. Для них характерна биологическая жизненная активность и несравненный энтузиазм. Они исполнены фанатической готовностью к труду на благо родины и народного единства».

Возраст от двадцати пяти до тридцати лет. Стаж партийной работы, безукоризненное арийское происхождение, хорошая физическая подготовка – очкариков не принимали. Охотно брали выходцев из низов. Отсутствие образования недостатком не считалось. Предпочитали женатых. Руководитель политического отдела ЦК партии Роберт Лей считал, что, если мужчина до двадцати пяти лет не женился, он страдает нерешительностью и не годится для работы в партийном аппарате.

Роберт Лей обещал:

– Получивший образование в этих школах станет политически закаленным, бескомпромиссным борцом за торжество национального социализма. Он фанатично верит в наши идеи и станет образцом для всего народа.

Большую часть учебного времени слушатели школы занимались спортом – фехтованием, верховой ездой, воздухоплаванием. Во-первых, в нацистском государстве спорт важнее всего. Во-вторых, воспитывалось ощущение принадлежности к высшему обществу. Ведь это же элита партии. Им править рейхом, а потом и всем миром.

В книге «Майн кампф» Гитлер много рассуждал о роли спорта: «Если бы наши образованные слои в свое время все поголовно занимались боксом, то немецкая революция 1918 года, организованная сутенерами, дезертирами и прочим сбродом, никогда бы не стала возможной».

На спортивные сооружения бюджетных денег не пожалели. Руководитель школы читал лекции о расовой чистоте и выживании сильнейших. Он говорил:

– Нам нужны сильные и здоровые, нам не нужны больные. Нам нужно избавиться от сочувствия к ним, вообще отказаться от чувствительности. И отбросить всех, кто стоит у нас на пути.

Утром читали лекции, после обеда проводили семинары. В преподавании упор делался на геополитику и расовую теорию. Лекции читали университетские профессора и партийные секретари. Собрали обширную библиотеку. Только никто там слушателей не видел. Многие испытывали большие трудности в аудитории. Настолько низкий был культурный образовательный уровень партийных секретарей, что слушатели просто не понимали, что им читают на лекциях.

Но главное удалось – сформировать в молодых людях мировоззрение, которое бы позволило без зазрения совести убивать людей, которых сочтут ненужными или недостойными. Слушателей убеждали в том, что залог их будущих побед – моральное и культурное превосходство немцев над любыми врагами.

– Тот, кто считает национальный социализм только политическим движением, – говорил Адольф Гитлер, – тот ничего не понял. Национальный социализм – это больше, чем религия. Это стремление к формированию нового человека.

Исторического времени третьему рейху было отпущено немного. Но в какой-то степени задача создания нового человека была решена.

Есть страница истории, приоткрытая исследователями только сейчас. Это убийство 250 тысяч заключенных концлагерей в самом конце войны. Причем убили их самые простые немцы.

Отступая под напором Красной армии, немецкие власти эвакуировали концлагеря. Не хотели, чтобы узники обрели свободу. Рассчитывали, что заключенные еще пригодятся. Гнали их на Запад. Началось это в январе сорок пятого. Первыми эвакуировали заключенных из Майданека и Аушвица, построенных на территории Польши.

Это были марши смерти. И не только потому, что заключенным не позволили собрать даже их скудные пожитки и они шли в холод по снегу без одежды и обуви. Их гнали теми же дорогами, по которым бежали от Красной Армии части вермахта и немецкое гражданское население. И тот страх, который испытывали сами немцы, они вымещали на заключенных.

Конечно, тон задавали эсэсовцы. В Восточной Пруссии, в пятидесяти километрах от Кёнигсберга, разъяренные и испуганные одновременно, они вывели три тысячи узников концлагеря Штутгоф на берег Балтийского моря и всех расстреляли.

А через неделю узников гнали уже по территории рейха. И в каждой деревне на дороге оставались трупы. Убивали местные жители. Тысячи, десятки тысяч немцев приняли участие в расправе над беззащитными узниками, которые не только сопротивляться, бежать не могли. А если они пытались убежать во время налетов авиации союзников, их тут же ловили местные жители, передавали военным и полиции. Их расстреливали.

Крестьяне с охотничьими ружьями соглашались подменить уставших охранников, а потом словно сходили с ума и устраивали охоту на узников, как на диких животных. Известны случаи, когда узников загоняли в барак и забрасывали гранатами. Немцы участвовали в преступлениях не от того, что им трудно жилось, и не в силу врожденной жестокости, а просто потому, что их приучили ненавидеть «чужих».

Одно дело стоять в толпе и аплодировать Гитлеру, другое самому стать частью машины уничтожения. Но, если внушить себе, что перед тобой враг, а враг должен быть уничтожен, то, в конце концов, не имеет значения, с какой степенью жестокости исполняется указание. Ты делаешь неприятное, но нужное стране дело. Так, наверно, они себе говорили.

Через несколько дней пришли союзники. Похоронили убитых узников с военными почестями. Заставили местное население присутствовать на траурной церемонии. У всех было объяснение: нас заставили – партийные секретари или гестапо. В реальности они действовали по собственной инициативе.

В последние недели существования третьего рейха государственная машина рассыпалась. Власть перешла на самый низший уровень. И руководители местной администрации решали, что делать с узниками концлагерей, которые внезапно оказались в их полной власти. И вот вопрос: почему гражданские люди, бургомистры городов и деревень, проявили такую жестокость? А множество самых обычных граждан приняло участие в убийствах.

Охранники концлагерей ощущали себя не палачами, измывавшимися над беззащитными людьми, а солдатами на передовой, которые защищают арийскую расу. Даже когда им перестали приказывать убивать и мучить, когда уже некому стало приказывать, они продолжали исполнять свою миссию.

Люди в эсэсовской форме отнюдь не все были монстрами от рождения. Многие просто хотели сделать карьеру, отличиться. Что же определяло их поведение: сознание принадлежности к избранным, ощущение власти над людьми или страх показаться слабаком? Это все вместе взятое и толкало к совершению преступлений.

Местные начальники – бургомистры, партийные секретари – считали, что, убивая чужаков в полосатых робах, они исполняют задачу государственной важности.

Офицеры СС располагали большими полномочиями. Инициатива приветствовалась. Зачастую они сами могли решать, какими методами и средствами решить поставленные перед ними задачи. Именно это делало их садистами и убийцами. Они совершали это даже не по приказу. Они знали: жестокость и беспощадность обеспечивают быструю карьеру.