Текст книги "Путин"

Гибель «Курска»

Трагедия атомной подлодки «Курск» стала первым серьезным испытанием для Путина, который в те дни отдыхал на юге и не сразу прервал свой отпуск. Его сотрудники задним числом оправдывали президента. Говорили, что ему незачем было лететь в Североморск, где находится штаб флота, – его присутствие не ускорило бы ход спасательных работ.

Никто и не призывал президента лично возглавить спасательные работы. Но может ли глава государства наслаждаться ласковым южным солнцем, когда страна переживает такую трагедию? Разве не обязан президент – хотя бы внешне – разделить эту боль со своими согражданами?

В субботу 12 августа 2000 года в 23.30, когда выяснилось, что командир атомной многоцелевой подводной лодки «Курск» до сих пор не доложил о всплытии, командующий Северным флотом адмирал Вячеслав Алексеевич Попов объявил боевую тревогу. Хотя явно должен был озаботиться судьбой подводной лодки много раньше.

В тот день, в промежутке между 13.00 и 15.00, когда «Курску» предстояло провести учебную торпедную атаку, никакой атаки не последовало. Однако никто на флоте не забеспокоился. Более того, еще в 11 часов 28 минут 27 секунд натовские гидроакустики зафиксировали подводный взрыв в районе учений Северного флота. Через две минуты пятнадцать секунд последовал второй взрыв (или серия одновременных взрывов), настолько мощный, что натовские акустики были оглушены. Они пришли к единственно возможному выводу: одна из российских лодок потерпела аварию.

А на Северном флоте почему-то ничего не услышали, тревоги не подняли и никому не сообщили. Флотское начальство ждало до позднего вечера, когда лодка не вышла на связь и сомнений в том, что произошла трагедия, не осталось.

Потом в Кольском региональном сейсмологическом центре геофизической службы Российской академии наук побывает главнокомандующий военно-морским флотом адмирал Владимир Иванович Куроедов, чтобы ознакомиться с показаниями приборов. Они тоже зафиксировали 12 августа в 11 часов 30 минут сейсмическое событие в том районе Баренцева моря, где шли учения Северного флота. Мурманские сейсмологи, однако, не смогли точно сказать: был ли это взрыв на подлодке или обычное землетрясение.

В тот трагический день с Путиным беседовал председатель Государственной думы Геннадий Николаевич Селезнёв. По словам Селезнёва, президент «ни единым словом не обмолвился о чрезвычайном происшествии в Баренцевом море… Мы обсудили ряд деловых вопросов, и я заметил, что президент был в хорошем предотпускном настроении».

Селезнёв предположил, что президент не был информирован «либо вообще, либо в полном объеме военным командованием о происшедшей аварии».

Подводная лодка «Курск» уже лежала на дне, но некоторые моряки еще были живы. Они продержались еще восемь часов, это станет ясно через полтора года, когда лодку поднимут. Если бы командование Северного флота сразу спохватилось, если бы немедленно начались спасательные работы, если бы нашлись спасатели и спасательные средства…

Даже обычно крайне осторожный Геннадий Селезнёв потом не мог сдержаться: «Это ужасно, если для военного руководства по-прежнему приоритетными являются вопросы секретности, если оно в своих действиях руководствуется особой позицией российского флота, а не тем, что прежде всего нужно думать о спасении моряков…»

Обычные российские граждане не читали шифровок, которые флотское командование посылало президенту, не видели информационных сводок, которые кладутся ему на стол, не присутствовали на обсуждениях ситуации в президентском кабинете. Мы можем судить обо всем только по результату.

Все дни, пока продолжалась трагедия «Курска», не покидало ощущение, что нам постоянно врут. Тогда говорили, что военные вводят в заблуждение и самого президента, что ему поздно доложили, пытались приукрасить положение. Но к президенту информация приходит по разным каналам. Моряки не спешили доложить главнокомандующему о потере атомной подводной лодки. Но если адмиралы вознамерились что-то утаить, особые отделы на флоте, которые подчиняются Федеральной службе безопасности, должны были об этом сообщить.

Эхолоты крейсера «Петр Великий» обнаружили «Курск» на следующий день, 13 августа, в воскресенье. Это произошло ранним утром – в 04.36. Подводная лодка лежала на дне. Но в этот день о судьбе лодки россиянам не сказали.

Только в понедельник страна узнала об аварии. Нас успокаивали сообщением о том, что связь с лодкой установлена, начались спасательные работы, угрозы экипажу нет. Страна еще не подозревала о масштабах трагедии на Баренцевом море. Газеты печатали полученную от военных успокаивающую информацию.

Пятнадцатого августа, во вторник, «Московский комсомолец» поместил сообщение о «Курске» на третьей полосе «Усталая подлодка идет на дно»:

«На субмарине обнаружились неполадки с двигателем, в результате чего лодка потеряла управление и была вынуждена лечь на дно. Сейчас с подлодкой удалось установить связь. По словам командования флота, главная энергетическая установка „Курска“ заглушена и контролируется экипажем».

«Вечерняя Москва» писала, что вторые сутки идет спасательная операция:

«Экипаж – точнее, все, кто остался жив (вероятность человеческих жертв велика) – сосредоточен в кормовых отсеках и экономит кислород… Спасателям удалось провести в лодку кабель, по которому подается кислород, и поддерживать с экипажем постоянную связь… США и Великобритания уже предложили помощь, но наши заявили, что она особо не нужна – все необходимые спасательные средства у Северного флота есть, не хватает лишь погоды».

Газета «Ведомости» поместила сообщение об аварии на третью полосу, процитировав слова главнокомандующего военно-морским флотом Владимира Куроедова (он сказал это в понедельник вечером) о том, что «шансы на благополучный исход, к сожалению, не очень высоки»:

«В установленное время экипаж лодки не вышел на связь, и о месте нахождения АПЛ ничего не было известно около двух часов. Позже связь с подлодкой все же наладилась, однако всплыть на поверхность моря ей так и не удалось, поэтому было принято решение лечь на грунт на глубине около ста метров… Связь с лодкой поддерживалась через спасательный аппарат „Колокол“. С помощью его осуществлялись подача топлива, кислорода и продув систем лодки».

«Коммерсантъ» сделал аварию «Курска» главной новостью первой полосы и написал, что «подлодка по неизвестной пока причине потеряла ход, опустилась на дно и сейчас лежит на глубине сто два метра с серьезными повреждениями в носовой части. Есть основания полагать, что в результате аварии уже погибло несколько десятков подводников».

Шестнадцатого августа, в среду, газеты писали, что, по словам генерального конструктора лодки, в живучести «Курска» можно не сомневаться. Он считал, что при худшем варианте развития событий моряки все равно продержатся еще двое суток. Ядерный реактор остановлен, аккумуляторные батареи, видимо, используются для регенерации кислорода.

И лишь иностранные эксперты предупреждали, что русским поможет только чудо. Для спасения нужны глубоководные мини-подлодки и спасательные колокола. С помощью спасательного колокола американцы еще в 1930 году подняли с затонувшей подлодки тридцать человек. Спасательные колокола есть на всех флотах, ими располагают и нефтяные компании, которые ведут добычу на океанском шельфе. Мини-подлодки способны состыковаться с затонувшим кораблем, как это делается в космосе, и вытащить моряков. За одно погружение мини-лодка может поднять от двадцати до двадцати четырех человек. Американцы располагают двумя такими лодками, которые были сконструированы после того, как США потеряли в 1960-е годы две атомные субмарины. Британцы тоже располагают глубоководным спасательным аппаратом.

Соединенные Штаты, Англия, Норвегия сразу предложили помощь, но реакции из Москвы не последовало. Советник американского президента по национальной безопасности Сэмюэл Бергер связался с министром иностранных дел Игорем Ивановым: президент Билл Клинтон готов оказать любую помощь. Каков был ответ Москвы? Представитель Белого дома по делам печати с огорчением сказал в Вашингтоне на брифинге, что «русские не приняли предложение».

Семнадцатого августа, в четверг, газеты писали: по словам адмирала Куроедова, операция по спасению проходит очень активно. Два спасательных аппарата, «Бестер» и «Приз», пытались состыковаться с поврежденной субмариной, однако это не удалось из-за низкой видимости и сильного течения в районе аварии. Командование флота сообщило, что если попытки стыковки окажутся безрезультатными, лодку попытаются поднять, чтобы вывести часть экипажа через кормовой аварийный люк или разрезать корпус.

Восемнадцатого августа, в пятницу, газеты по-прежнему писали, что «экипаж спасти можно». Отставные военные моряки рассказывали о том, что кислорода на лодке достаточно. Даже если вышли из строя энергетическая установка и система электрохимической регенерации, можно воспользоваться шланговыми дыхательными аппаратами. Есть и регенеративная дыхательная установка. С моряками можно перестукиваться. Они могут сообщить, что с ними произошло: столкновение – один стук, взрыв – два, поступает в отсеки вода – три…

Никто – кроме руководителей флота – еще не понял, что на «Курске» все мертвы.

Наверное, такой рвущей душу трагедии, разворачивающейся на наших глазах, не было со времени землетрясения в Армении, когда люди лежали под развалинами и не хватало ни спасателей, ни специальной техники, чтобы их вытащить. Но тогда на место катастрофы немедленно вылетел глава правительства Николай Иванович Рыжков, а иностранную помощь принимали с первой минуты – и без дипломатических и технических согласований, просто прилетали спасатели со всего мира и сразу брались за дело.

С подводной лодкой «Курск» все получилось иначе. Моряки умирали, можно сказать, у нас на глазах. Но все мы, огромная страна, были совершенно беспомощны. Впрочем, беспомощны были не все. Президент, правительство, руководство вооруженными силами, флотское начальство могли что-то сделать.

Жизнь моряков зависела от наличия современных спасательных средств и глубоководных водолазов. Они должны быть на каждом флоте, и в штатном расписании они существуют, но в реальности их нет. На водолазах сэкономили. Не на адмиралах – как командование соберется, так от блеска больших звезд на погонах можно ослепнуть. Не на ракетах и торпедах – в арсеналах полный боекомплект. Сэкономили на водолазах. В плавание отправляли стоящую миллиарды атомную подводную лодку с большим экипажем, зная, что в случае аварии спасать экипаж будет некому.

Атомная многоцелевая подводная лодка «Курск» была одной из самых современных на флоте. Ее спустили на воду в 1994 году, в следующем году она вошла в боевой строй. Главным оружием «Курска» были двадцать четыре сверхзвуковые противокорабельные ракеты большой дальности П-700 «Гранит». Они предназначены для уничтожения авианосцев.

Можно возразить, что генералы и адмиралы не виноваты, денег на флоте не хватало. Нет, деньги военным давали. Закупили два десятка межконтинентальных баллистических ракет с ядерными боеголовками «Тополь-М». Так много ракет не позволяли себе приобретать в те годы даже Соединенные Штаты. Одной ракетой меньше – и хватило бы денег на спасательные средства для всех флотов на сто лет вперед.

Надо так понимать, что с самого начала флотское начальство знало, что на «Курске» живых нет. Видимо, поэтому операция спасения и разворачивалась так неспешно. И никто из руководителей государства не спешил в Североморск – кому охота выступать в роли могильщика. Но и сказать правду стране никто не решался – ни власть, ни военные. Может, думали, что у людей свои заботы: день-другой поговорят и забудут о «Курске»?

А вся страна говорила и думала только о катастрофе подлодки. Люди по рублю собирали средства, чтобы родные моряков «Курска» могли добраться до Североморска. А президент Путин тем временем проводил в Сочи совещание с академиками. И это показывало телевидение. Зачем созывать академиков в Сочи? С ними можно и в Москве встретиться. Денег, истраченных на это пышное и неуместное мероприятие, с лихвой хватило бы для родственников моряков, которым не на что было билет купить.

Сам президент заговорил о «Курске» только в среду. Весьма неохотно:

– Качество моего погружения в эту проблему не зависело от моего географического местонахождения.

И уже по-настоящему высказался в воскресенье. Неделю спустя. Такое было ощущение, что обижен: зачем его вынуждают говорить на такую неприятную тему?

Все обстоятельства гибели моряков станут известны много позже. Постепенно мы узнавали, кто и когда погиб. Но в тот момент надо было делать все, чтобы попытаться спасти хоть кого-то, в частности с благодарностью принимая любую помощь. Потом нас станут уверять, что военные действовали правильно и спасти моряков «Курска» в принципе было невозможно. Даже если бы с самого начала пригласили англичан и норвежцев, они бы все равно никого не успели вытащить со дна морского…

Это спорный вопрос. Не зря же в медицине принято бороться за жизнь человека до последнего, лечить даже безнадежных больных, даже умирающих, потому что всегда остается надежда: а вдруг свершится чудо и удастся вырвать этого человека из объятий смерти? Кто из принимавших в те роковые дни главные решения может положа руку на сердце сказать: я сделал все, что мог?

Но руководители и государства, и флота день за днем твердили, что все необходимое для спасения имеется и особой нужды в помощи нет. Один наш вице-адмирал, которого послали в Брюссель, в штаб-квартиру НАТО, договариваться о деталях сотрудничества, возмущенно говорил журналистам: «Не надо нагнетать, подводники народ мужественный!»

Но российским спасателям так и не удалось проникнуть внутрь лодки.

Решение принять иностранную помощь последовало после того, как президенту, видимо, доложили о возмущенной реакции общества, когда власть услышала по телевидению и прочитала в газетах, что о ней думают в стране. Вот тогда президент и отпуск прервал, и норвежцев с англичанами позвал, и неделю спустя правительство выделило деньги родственникам моряков с «Курска».

Неужели раньше не могли догадаться? Бессердечие и бездушность, отсутствие нравственного чувства у генералов в форме и в штатском – вот что больше всего потрясло тогда страну. Парады принимать или ордена вручать умеют, а в тяжкие минуты на них словно столбняк находит. Двадцати минут хватило 21 августа 2000 года норвежским водолазам для того, чтобы открыть верхнюю крышку спасательного люка. Норвежцы за несколько часов сделали то, с чем Северный флот не справился за неделю. Норвежцы же и определили, что помощь опоздала: живых на лодке нет.

Двадцать четвертого августа в Мурманске на брифинге выступил директор Федеральной службы безопасности Николай Патрушев и сообщил, что на «Курске» находились два человека из Дагестана, представители «одного каспийского предприятия». Патрушев сказал: «Мы с первых дней собираем о них информацию, однако нет никаких данных об их возможной причастности к происшедшей трагедии».

До Патрушева никому не приходило в голову выяснять национальность погибших и считать этих людей причастными к взрыву только потому, что они из Дагестана.

Руководители государства тогда твердили, что ключ к решению всех наших проблем – это наведение порядка и установление вертикали власти. Вот в вооруженных силах у нас существует эта самая вертикаль власти – тут президенту ничто не мешало руководить: люди с погонами берут под козырек и, не возражая, бегут исполнять приказ. И как же действовала эта вертикаль, когда пришла беда?

Все как в старые времена: на Западе писали о том, что у нас на самом деле произошло, наши чиновники с возмущением это опровергали, потом нехотя признавали, что все так и есть. Страна всю неделю жила только этим событием, люди были в шоке, волновались, предлагали свою помощь. А нам врали, потому что у нас начальники от мала до велика уверены, что людям не надо говорить правду. В принципе удивляться нечему: таков инстинкт чиновника. И мешают чиновникам только независимые средства массовой информации. Если бы не телевидение и пресса, руководители страны и не вспомнили бы о семьях моряков…

Путин своим указом объявил 23 августа траур в связи с гибелью экипажа «Курска». А родственники моряков «Курска» попросили траур отменить. По всей стране отменять не стали, а там, где находятся семьи моряков, отменили. Президент, как нам говорили, собирался вместе с родными выйти в море и по морской традиции попрощаться с погибшими. Но ему пришлось отказаться от своих планов и вернуться в Москву. Весь придуманный аппаратом ритуал президентского прощания рухнул. Страна попрощалась с погибшими, похоронила моряков «Курска», а для родных моряки все еще оставались живыми. Они требовали только одного – продолжать спасательные работы. Не верили, что их родные погибли.

Это по-человечески понятно. Ведь есть люди, которые еще с той войны, с Отечественной, ждут мужей или отцов. Если бы мы с легкостью забывали родных, вычеркивали из памяти близких, грош нам была бы цена.

В дни, когда надо было срочно проводить спасательную операцию, представители власти куда-то попрятались. Когда все было кончено, проснулись мастера предвыборных кампаний, рейтингов и ритуальных шоу.

Президент пообещал, что семье каждого моряка с «Курска» будет выплачено жалованье погибшего кормильца за десять лет. По нашим меркам – щедрая помощь. Но возник вопрос: почему такую же помощь не получают семьи других погибших военнослужащих? В Чечне было убито несколько тысяч человек, их семьям положены крохи. Может быть, кто-то считает, что они погибли менее героической смертью и их родные, потеряв кормильца, не вправе рассчитывать на реальную помощь со стороны государства?

Телевидение показало, как президент Путин выходит из квартиры, где живет семья погибшего командира «Курска». Мы увидели этот обшарпанный, убогий подъезд. Здесь жил командир атомной подводной лодки, а ведь специалистов такой квалификации на земле вообще всего несколько сотен человек. Каждый наверняка подумал: надо бы построить подводникам хороший дом. Но ведь точно так же живут и летчики, и офицеры сухопутных сил, так вообще живет большая часть населения России.

После гибели «Курска», как это всегда бывает в трагические дни, казалось, что в жизни страны что-то может измениться. Все рассчитывали на то, что власть извлечет из происшедшего серьезные уроки. Но президентская команда, столкнувшись с таким испытанием, растерялась и не знала, как себя вести. Первая инстинктивная реакция – все закрыть, ограничить получение информации, никуда не пускать журналистов.

Когда нашли записку, оставленную капитан-лейтенантом Дмитрием Колесниковым, мы словно пережили все заново, вновь испытав это чувство бессилия, неспособности помочь людям, как бы погибающим у нас на глазах.

Нас ведь почти убедили, что все моряки «Курска» погибли сразу, и мы в какой-то степени успокоились, думая, что, по крайней мере, они не мучились. А чего еще мы им могли пожелать? Если смерти, то мгновенной… Но, выходит, все было так, как мы предполагали с самого начала: взрыв погубил не весь экипаж, оставались живые люди, которые скончались в муках. Значит, стук, который зафиксировали гидроакустики, и был отчаянной попыткой моряков подать сигнал SOS.

Мы узнали потом, какие именно слова написал капитан-лейтенант Дмитрий Колесников: «Всем привет, отчаиваться не надо». Объяснил, что подняться наверх никто не может.

Не так сложно догадаться, о чем думал этот офицер в те роковые часы. Видимо, он понимал, что погибнет раньше, чем придет помощь, и на всякий случай прощался с семьей. Он составил полный список всех, кто остался жив после страшного взрыва. Кто-то скажет: да лучше бы мы этого не знали! И родным было бы легче, а теперь они будут думать о том, как мучительно умирали их мужья и сыновья… Может, это и так.

Да вот только капитан-лейтенант Колесников думал иначе! Он свою записку писал не только для родных. Он не сомневался, что рано или поздно их найдут и будут стараться понять, что же произошло с лодкой, почему экипаж не смог спастись и почему помощь пришла так поздно, хотя лодка затонула не где-то на просторах мирового океана, а буквально под носом у родного флота. Капитан-лейтенант Колесников понимал: узнать правду совершенно необходимо, чтобы извлечь уроки на будущее, чтобы другие не погибали.

Разве же он мог предположить, что тогдашний вице-премьер и председатель государственной комиссии Илья Иосифович Клебанов будет убеждать страну, что стук на лодке, который услышали гидроакустики, был не отчаянным сигналом SOS, а каким-то механическим стуком, происходившим от ударов жестянки о жестянку?

Капитан-лейтенант Колесников не знал, что его береговые командиры с большими звездами станут убеждать всех нас, что поднимать тела не надо: пусть лодка станет для всех братской могилой. Отчего генералы и адмиралы не хотели поднимать тела? Думали о флотских традициях? Или томились дурными предчувствиями, что мы узнаем подлинную судьбу экипажа?

Генеральный конструктор Центрального конструкторского бюро «Рубин», которое разрабатывает все атомные подводные лодки, удивлялся поначалу: почему не спаслись те, кто уцелел после взрыва? А чего тут удивляться? Много ли внимания при создании подводной лодки уделяется средствам спасения экипажа? Да разве об этом думают создатели лодок и флот, который их заказывает?

Первую советскую атомную подводную лодку отправили в море в аварийном состоянии. Моряки получили недопустимые дозы облучения. Подводников заставляли плавать, потому что людей не жалели и не жалеют. Лодки и оружие – это ценность для государства, они денег стоят, а людей армия и флот бесплатно получают.

Депутаты Государственной думы не стали создавать парламентскую комиссию по расследованию обстоятельств гибели «Курска». Удовольствовались тем, что договорились делегировать своих представителей в уже существующую правительственную комиссию.

Вице-премьер Илья Клебанов говорил, что депутатская комиссия будет заниматься политикой, а нужен профессиональный анализ. Вроде бы звучит разумно. А на самом деле один из руководителей правительства просто не понимал, в чем смысл парламентских расследований.

Правительственная комиссия – ведомственная. Она может разобраться только в чисто технических деталях. Ну, каково, например, представителю флота признавать ошибки своего командования, а представителям завода-изготовителя – недостатки в конструкции лодки? Объективное и независимое расследование под силу только парламентской комиссии. И это была прямая обязанность депутатов – выяснить причины катастрофы, которая стала общенациональной трагедией.

Большинство специалистов довольно быстро пришли к выводу, что причина гибели лодки – взрыв торпедного боезапаса. Но почему это произошло? Возникли разные версии: взорвалась неисправная торпеда; произошло столкновение с чужой подлодкой.

Главком флота адмирал Владимир Куроедов убежденно говорил, что «Курск» потоплен иностранным судном: «У меня есть факты, пока не хватает доказательств. Но они обязательно будут, это вопрос времени».

Пентагон сразу категорически опроверг возможность столкновения «Курска» с американской субмариной. Натовские подводные лодки следили за маневрами российского флота, но на значительном расстоянии.

Подводные лодки сталкивались не раз – из-за того, что американские и советские подводники записывали гидроакустический портрет лодок вероятного противника, чтобы в случае войны суметь их опознать. Подводные лодки слепы. Они могут только слышать друг друга. Это нам кажется, что океан безмолвствует. Для военного гидроакустика океан – такое же шумное место, как мартеновский цех. У каждой подводной лодки свой голос – это шум винтов, турбин, насосов и турбогенераторов.

Но если бы действительно произошло столкновение, то другая лодка тоже должна была пострадать, и весьма серьезно. По мнению специалистов, ей потребовалось бы не меньше суток, чтобы запустить двигатель и уйти с места аварии. Как же в течение суток, когда «Курск» уже искали, гидроакустики российских кораблей не обнаружили чужую лодку, которая занималась ремонтом у них под боком?

И куда делась эта сильно пострадавшая лодка?

Места базирования и ремонта подводных лодок НАТО известны. Они просматриваются со спутников, в этих районах действуют агенты российской военной разведки. Появление лодки, которая требует серьезного ремонта, не прошло бы незамеченным. А если там погибли люди, то скрыть это еще труднее.

Моряки утверждали, что за учениями Северного флота следили три иностранные подлодки, в том числе две американские. Называли даже лодку, которая могла стать причиной гибели «Курска».

Восемнадцатого августа в порт норвежского города Берген зашла американская атомная подлодка «Мемфис». Говорили, что ей понадобились ремонтные работы. Это подтверждало версию столкновения. Но выяснилось, что лодка зашла в норвежский порт не для ремонта, а для того, чтобы пополнить запасы продовольствия и дать отдохнуть экипажу. Норвежское верховное командование подтвердило, что лодка попросила разрешения зайти за пару месяцев до гибели российской подлодки.

Когда «Курск» подняли, следователи Генеральной прокуратуры отвергли версию столкновения. Не сложно предположить, что командование флота с самого начала понимало, почему погибла лодка. Разговоры о натовской субмарине были всего лишь жалкой попыткой избежать ответственности.

Первого декабря 2001 года президент Путин принял генерального прокурора Владимира Устинова. Тот доложил о промежуточных результатах расследования по делу «Курска», об организации учений на Северном флоте и вообще о ситуации в военно-морских силах. Разговор проходил, естественно, при закрытых дверях. Но кое-что генеральный прокурор высказал потом открыто – о «традиционном отечественном разгильдяйстве» на самой подводной лодке, о том, что «Курск» плавал с отключенной системой выброса аварийной антенны и аварийного буя.

Сказанное прокурором произвело на президента такое впечатление, что он вызвал министра обороны Сергея Иванова, начальника Генерального штаба Анатолия Квашнина и главнокомандующего флотом адмирала Владимира Куроедова. В присутствии Устинова изложил им то, что услышал от генпрокурора, и потребовал сформулировать кадровые предложения и систему мер по улучшению положения на флоте.

Кадровые вопросы решились быстро. Через три часа министр Иванов привез список: четырнадцать высших офицеров предлагалось снять с должности за «серьезные нарушения и упущения в системе управления и повседневной учебно-боевой деятельности, выявленные в ходе расследования организации деятельности Северного флота».

В Москве убрали начальника Управления боевой подготовки Военно-морского флота вице-адмирала Николая Михеева, начальника Управления эксплуатации и ремонта контр-адмирала Валерия Панферова, начальника Управления поисковых и аварийно-спасательных работ контр-адмирала Геннадия Верича. В Североморске – еще десяток офицеров, начиная с командующего Северным флотом адмирала Вячеслава Попова и начальника штаба вице-адмирала Михаила Моцака. Вернее, им предложили либо продолжить службу с понижением, либо уволиться из вооруженных сил. Они выбрали второе.

Адмирал Попов отказался от работы в атомном министерстве, где ему поручались утилизация старых лодок и участие в создании новых. В порядке компенсации его сделали членом Совета Федерации. Адмирал Моцак перебрался в Санкт-Петербург, где получил должность первого заместителя полпреда Президента РФ в Северо-Западном федеральном округе. В общем, не обидели.