Текст книги "Коррупция. Очень краткое введение"

Другие методы

В дополнение к упомянутым четырем методам для оценки масштабов коррупции в определенных ситуациях исследователи применяют и ряд других. Один из них – это организация фокус-групп. Обычно составляется группа из 8-12 человек, предпочтительно не специалистов, а обычных людей, которых просят принять участие в обсуждении заданной темы в течение некоторого времени (от 45 минут до двух часов). Исследователь выполняет роль модератора группы, но сам не участвует в дискуссии. Многие исследовательские проекты предполагают создание нескольких таких групп, и дискуссии обычно записываются (иногда делаются только заметки). После окончания работы группы исследователь анализирует дискуссию, чтобы определить основные настроения и точки зрения членов группы. Для этого могут использоваться компьютерные программы, такие, например, как N-Vivo.

Преимущество фокус-групп в том, что организовать их проще и дешевле, чем провести широкомасштабный опрос. Но, в отличие от массового опроса, результаты которого будут статистически достоверны (если выборка была построена корректно и в ней было представлено достаточное количество респондентов), результаты, полученные при исследовании фокус-групп, не могут считаться отражающими взгляды широких слоев населения хотя бы потому, что выборка слишком мала. Более того, поскольку участники подобных групп могут впоследствии донести друг на друга властям, данный метод мало пригоден для оценки личного опыта в сфере коррупции.

Раньше фокус-группы всегда проводились при личном участии респондентов, но в последнее время наметилась тенденция проведения таких групп онлайн. Многие исследователи считают, что получаемые при этом результаты менее надежны, чем полученные традиционным способом. Существует и другой онлайн-метод, использующий электронную почту, – метод Дельфи. Он основан на мнении и опыте специалистов-экспертов, которым предлагается ответить на некоторое количество вопросов. Затем ответы ранжируются и исследователь составляет финальный отчет, результаты которого снова рассылаются всем участникам в качестве вознаграждения за участие в проекте.

Метод Дельфи имеет ряд преимуществ. Он сравнительно дешевый. В нем участвуют люди, знающие о данном предмете больше, чем рядовые граждане. Участники не должны находиться в одно время в одном и том же месте. Они могут одновременно предложить как детальную информацию о коррупции, так и квалифицированные рекомендации по ее уменьшению в определенной ситуации. К недостаткам этого метода относится то, что исследование может занять слишком много времени в силу занятости специалистов, при этом может быть сложно обеспечить необходимый для получения обоснованных выводов уровень консенсуса; результаты применения этого метода также не могут считаться статистически достоверными.

Третий метод – интервью[14]14
  Иногда такие интервью называют «глубинными интервью». – Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Например, изучение коррупции в полиции может включать интервьюирование небольшого количества людей, отобранных соответствующими агентствами: для мелкомасштабного исследовательского проекта, например, достаточно проинтервьюировать шестерых офицеров полиции, шестерых расследующих коррупцию журналистов, шестерых членов антикоррупционных НКО. При использовании этого метода в ряде стран, где проводились расследования коррупционных дел, результаты которых были опубликованы, интервью были взяты также у шести членов комиссий, расследующих подобные преступления (например, Комиссия Кнапп и Моллен в США, Комиссия Вуд и Фицджеральд в Австралии). Этот метод хорош тем, что позволяет анализировать сходства и различия мнений между группами и даже внутри групп.

Для большинства исследований целесообразно использовать интервью, которые слабо структурированы. Для этого создается список одинаковых для всех групп вопросов – так чтобы исследователь мог напрямую сравнивать ответы внутри отдельных групп и между этими группами, но при этом допускается также проведение свободной дискуссии, после того как респонденты ответили на вопросы. Интервьюируемые часто обсуждают темы, о которых исследователь даже не задумывался, в то время как проведение «закрытых» интервью (состоящих из ответов на заранее заготовленные вопросы) может приводить к тому, что будут упущены важная инсайдерская информация и «объемная» точка зрения респондента на проблему.

Четвертый метод – контент-анализ – как исследовательский инструмент в последние годы заметно изменился. В прошлом, когда изучалось, скажем, содержание выпусков одной или нескольких газет за десять лет, этот подход включал тщательный отбор статей, по возможности за определенные периоды, и строгое следование заданному формату. С развитием онлайн-ресурсов и поисковых машин появилась возможность относительно дешево, быстро и просто найти информацию о том, например, как средства массовой информации одной или нескольких стран сообщали о коррупции (частоту репортажей, тип и уровень описываемой коррупции и т. д.).

Отчеты о коррупции, сделанные комиссиями по расследованию, – другой тип документов, которые можно подвергнуть систематическому анализу, и они зачастую являются бесценными источниками информации. Проблема в том, что такие отчеты достаточно редки.

Даже при том что такая проверка потребует использования других видов исследований, представляется разумным предположить, что количество и содержание репортажей о коррупции, предоставляемых средствами массовой информации, оказывает большое влияние на восприятие коррупции. Однако контент-анализ средств массовой информации не позволяет измерить коррупцию как таковую, хотя во многих странах, где власти не публикуют систематических официальных статистических отчетов, газеты иногда предоставляют отдельные статистические данные, включенные, например, в речь министра внутренних дел. Вместе с тем данный метод может быть использован для построения обоснованных предположений о том, почему граждане или бизнесмены имеют то или иное представление о коррупции.

В качестве еще одного (пятого) метода изучения коррупции ученые используют статистический анализ. В анализ включается большое количество реальных случаев коррупции (часто основанных на публикациях в средствах массовой информации, судебных решениях и интервью), которые должны быть систематизированы и подвергнуты статистическому анализу для выявления закономерностей. Этот метод полезнее применять при изучении коррупции в определенной отрасли или регионе, чем для анализа коррупции в целом, но он позволяет выделить характерные черты различных типов коррупции.

Относительно новым методом изучения коррупции является эксперимент. Все большее количество социологов прибегают к использованию эксперимента для доказательства своих гипотез. Одна из причин этого заключается в том, что данный метод, по их мнению, предоставляет более убедительные объяснения причинно-следственных связей, чем большинство других методов: действительно ли из А следует Б или же они просто связаны между собой каким-то образом, которому мы не можем найти удовлетворительного объяснения? Допустим, мы хотим узнать, основано ли предположение, что таможенные службы в стране А заметно более коррумпированы, чем их коллеги в стране Б, на каких-либо фактах. Чтобы это проверить, можно попытаться провезти небольшое количество контрабандного товара (дабы не подвергаться в случае обнаружения значительному риску), например вдвое большее разрешенного к ввозу количество сигарет из дьюти-фри, в обе страны и оценить, как часто таможенные службы будут готовы закрыть на это глаза в обмен на небольшую взятку.

Такой экспериментальный подход весьма привлекателен, но его использование может оказаться проблематичным для анализа столь сложного явления, как коррупция. Например, испытание коррупционной податливости сотрудников дорожной полиции путем проверки того, насколько охотно они согласятся простить водителю штраф за превышение скорости в обмен на предложенную взятку, вызывает этические вопросы. Если мы в ходе эксперимента будем превышать скорость, то это, вообще говоря, приведет к росту риска для жизни ни в чем не повинных граждан. Поэтому защитники гражданских прав могут задаться вопросом, правомочно ли вовлекать сотрудников дорожной полиции в то, что можно расценивать как провокацию. Если на первый вопрос действительно трудно предложить удовлетворительный ответ, то второй может быть решен, если проводить такой эксперимент выборочно – только над теми полицейскими, которые уже подозреваются в коррупции. В этом случае эксперимент не будет являться «подставой» (когда человек, который в обычных условиях не стал бы нарушать закон, подвергается настолько сильному искушению, что не выдерживает и соглашается нарушить закон). Другими словами, исследователи не будут предлагать взятку, искушая честных служащих, но будут ждать, пока ее у них попросят.

Оба описанных выше сценария (с таможенниками и дорожной полицией) – это эксперименты, проводимые в реальной ситуации, так называемые полевые эксперименты. Есть и другой тип эксперимента – лабораторный эксперимент. В нем определенные ситуации воспроизводятся (имитируются) в искусственно создаваемой среде. Так же как и полевые эксперименты, этот метод исследования коррупции очень молод. Такие эксперименты стали проводится лишь в конце XX века. Но уже первые исследования показали, что, например, в развитых странах женщины менее склонны к коррупции, чем мужчины, тогда как в развивающихся странах подобного различия установить не удается.

Читатель легко может представить себе, какие этические и методические проблемы возникают при проведении различных полевых и лабораторных экспериментов. Совершенно очевидно также, что результаты лабораторных экспериментов, например определяющих толерантность граждан к коррупции в разных странах, должны восприниматься с осторожностью. При их интерпретации мы не только должны учитывать отличие условий эксперимента от реальности, но также подвергнуть сомнению саму возможность обобщения результатов таких экспериментов, особенно если число их участников невелико. Стоит также задуматься и об отношении контролируемого лабораторного эксперимента к реальному обыденному поведению. Некоторые участники эксперимента могут вести себя в реальных, не экспериментальных условиях совершенно иначе.

Это лишь некоторые причины, по которым экспериментальный метод, в принципе достаточно привлекательный, требует преодоления ряда проблем. Но тот факт, что эксперименты, связанные с коррупцией, оказались весьма успешными, раскрыли новые перспективы и поставили ряд новых вопросов, показывает, что этот метод открывает новые интересные возможности – нам только нужно продолжать совершенствовать методику их проведения.

И наконец, еще один особый метод – это проксиподход. Этот метод использует, например, такая организация как Global Integrity (GI), которая утверждает, что, поскольку мы не можем удовлетворительно измерить масштаб собственно коррупции, то лучше попробовать оценить меры, предпринимаемые для борьбы с ней. В своем отчете, Global Integrity Report, GI изучает меры, предпринимаемые различными организациями (государственными структурами, НПО, средствами массовой информации и т. п.) в отдельных странах, а также внедрение и исполнение этих мер, и затем оценивает результаты, присваивая странам те или иные оценочные баллы.

Этот альтернативный подход достаточно перспективен, хотя при его использовании и существует опасность слишком прямолинейно трактовать официальные заявления. Тем не менее всегда полезно знать, насколько серьезно политические элиты воспринимают коррупцию, что они делают для ее искоренения и чего не делают. Более того, GI в большей степени полагается на оценки местных специалистов, чем на другие источники данных. Начиная с 2014 года GI изменила методологию исследования, так что последний ее полный отчет (на момент написания книги) относится к 2011 году и включает более тридцати изучаемых стран.

Теперь мы можем ответить на вопрос, поставленный в названии этой главы: мы можем измерять коррупцию, но не идеально точно. В этой главе было представлено несколько методов ее измерения (оценки), каждый из которых имеет свои преимущества, но при этом связан с некоторыми проблемами. Какие-то измеряют восприятие, какие-то – опыт. Некоторые направлены на создание «общей картины» – уровня коррупции в стране в целом, тогда как другие нацелены на специфику коррупции в отдельных отраслях, на фирмах или в регионах. Одни включают в себя опросы всех слоев населения, а другие – только деловых кругов. Это отчасти объясняет, почему результаты, получаемые при разных опросах в одной стране, могут значительно различаться. При этом только некоторые из них применимы для оценки социальной коррупции. Поэтому когда мы говорим, что хотим измерить коррупцию, мы должны хорошо представлять себе, что именно мы пытаемся оценить. Таким образом, чем больше методов применяется, включая так называемые «смешанные», или многосторонние (то есть подходящие к измерениям со всех возможных точек зрения), методы, тем лучше. К сожалению, в настоящее время это сложно сделать из-за различий в объемах данных, в формулировках вопросов и т. п. Все это, конечно, осложняет межстрановой анализ коррупции.

Тем не менее совершенно ясно, что развитые и стабильные демократии в целом гораздо меньше подвержены коррупции, тогда как обнищавшие диктатуры и проблемные государства сильно страдают от нее. Хотя из этого правила есть исключения, они только подтверждают правило. Скандинавские страны почти всегда показывают крайне низкий уровень коррупции, какой бы метод мы ни применяли.

В заключение необходимо подчеркнуть три важных момента. Во-первых, не существует альтернативы для тщательно продуманного и грамотного выбора методологии (то есть совокупности применяемых методов) и точной оценки результатов. Сложные статистические методики, использующие компьютерную обработку данных, могут оказать существенную помощь в попытках измерить коррупцию, но не являются альтернативой ясному и обоснованному выбору методов.

Во-вторых, все описанные здесь методы изучения коррупции относительно новы. Уже к 1980 году существовало несколько бизнес-анализов (такой как, например, Международный справочник деловых рисков), включавших описание уровня коррупции в отдельных странах, но они не были ни общедоступными, ни нацеленными на изучение непосредственно коррупции, как опросы, проводимые в 1990-х и 2000-х годах. Первый ИВК был выпущен в 1995 году, первый БМК в 2003 году, первые опросы общественного мнения по коррупции были проведены в 1996 году, а результаты первых экспериментальных исследований систематически публикуются лишь с начала 2000-х годов. Новейшие версии контентного анализа стали доступны только с развитием сетевых ресурсов. Следовательно, нельзя утверждать, что в последнее время действительно наблюдается всплеск коррупции, но можно с уверенностью сказать, что информированность о коррупции значительно возросла.

И наконец, те, кто критикует попытки измерить коррупцию, часто ссылаются на то, что наши методы не только несовершенны, но могут быть контрпродуктивными. Если в результате применения различных методик оценки коррупции выяснится, что элиты присвоили значительную долю помощи той или иной стране, то потенциальные инвесторы вообще могут отказаться помогать этой стране. Две ведущие мировые организации по борьбе с коррупцией – Трансперенси интернешнл и Всемирный банк – пришли к неутешительному заключению, что отказ от помощи наиболее коррумпированным странам наносит гораздо больше вреда тем слоям населения этих стран, которые больше всего в ней нуждаются, а не коррумпированным элитам. Это позволяет подойти к проблеме предоставления помощи с учетом особенностей конкретной страны; прослеживание, о котором шла речь выше, является в данном случае одним из возможных решений.

Мы находимся на ранней стадии эмпирического изучения коррупции, и неудивительно, что перед нами стоит еще много нерешенных проблем. В частности, мы плохо умеем измерять верхушечную коррупцию. Но наши методы постоянно улучшаются, свидетельством чего стало, например, изменение в методике расчета ИВК (2012 год). В конце концов, несовершенный, но постоянно улучшающийся инструмент лучше, чем отсутствие какого-либо инструмента, что было бы только на руку коррупционерам.

Глава 4
Социально-психологические и культурные объяснения

Любая серьезная попытка объяснения коррупции должна быть комплексной. У коррумпированности может быть много причин. И даже тогда, когда ее мотивы кажутся вполне понятными, мы видим, что и они неодинаковы у различных людей и коллективов. Было бы наивно предполагать, что существует некое общее объяснение феномена коррупции типа жадности или представившейся возможности, которой удобно воспользоваться. Для того чтобы объяснить коррумпированность, нужно уметь определять различные факторы, сочетание которых так или иначе объясняет это явление, иначе наши попытки взять коррупцию под контроль будут тщетны.

В данной главе наше внимание будет сосредоточено на личностных особенностях людей, вовлеченных в коррупцию, их взаимоотношениях с обществом, а также на том, как культура, характерная для того или иного общества, может быть связана с коррупцией. Чтобы упростить изложение, мы будем рассматривать факторы коррупции по очереди, имея в виду, что в реальном мире они взаимодействуют между собой во всевозможных комбинациях и вариантах.

Чтобы учесть взаимодействие различных факторов, мы выберем соответствующие теоретические основы для анализа коррупции, а именно структурную теорию Энтони Гидденса. Мы воспользуемся ею в этой и в следующей главах. Структурная теория Энтони Гидденса исходит из того, что невозможно объяснить поведение людей исключительно личной свободой выбора и действия («агентство») или только структурой мира, в которой агенты существуют и действуют («структура»). Эта теория предполагает, что решения, принимаемые людьми, есть следствие их ограниченного реальными условиями жизни свободного волеизъявления[15]15
  То есть свободно принимаемые решения ограничены внешними условиями. – Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Этот подход и будет лежать в основе нашего анализа коррупции, хотя и не всегда в явном виде.

Социально-психологические факторы

Прежде чем приступить к социально-психологическому анализу коррупции, поясним, что мы имеем в виду. Начнем с психологии. Как известно, психология – это наука, которая изучает, в частности, то, как индивид ведет себя в той или иной ситуации и что он при этом думает. Социология, в свою очередь, исследует организацию общества и то, как оно функционирует. Таким образом, социально-психологический подход (его можно также именовать психосоциальным) является комбинацией этих двух подходов: он изучает отдельных индивидов и их взаимодействие с обществом.

Хотя, как мы только что сказали, психология изучает отдельного индивида, тем не менее известный афоризм поэта Джона Донна «человек – не остров» может служить исходной точкой для анализа коррупции с точки зрения личностных факторов. И если мы начнем наше исследование с изучения жадности как основного объясняющего коррупцию фактора, то даже это понятие нельзя вырывать из социального контекста. Желание иметь больше связано с существующими общественными нормами; такие блага, как холодильник или компьютер, иметь которые в богатом обществе считается совершенно обычным, в обществе бедном могут считаться роскошью.

Следующий фактор относится к месту индивида в обществе. Это потребность быть уважаемым или признанным другими. В книге «Конец истории и последний человек» Фрэнсис Фукуяма ссылается на базовую потребность (с его точки зрения) в тимусе (идея, заимствованная им, в частности, у Гегеля). Это слово греческого происхождения, означающее желание человека быть признанным в обществе. Певец Фил Коллинз в «Двух сторонах истории» поет об уличном мальчишке с пистолетом, без которого его никто не уважает. Если коррупция (то есть получение взятки) означает рост богатства и социального престижа, которые ей сопутствуют, или она дает индивиду ощущение власти над другими (например, оказание покровительства), то ее можно рассматривать как фактор, порождаемый тимусом.

К предыдущему пункту относится еще и то, что иногда люди становятся коррумпированными в силу собственных амбиций. Если подъем по социальной лестнице по каким-либо причинам затруднен, коррупция (например, дача взятки за поступление в университет) становится «усвоенной» реакцией на обстоятельства, и когда такой индивид достигает высокого положения, он может сам начать помогать другим амбициозным индивидам преодолевать преграды[16]16
  В частности, незаконным путем. – Прим. науч. ред.


[Закрыть].

В поисках объяснений того, почему люди становятся участниками организованной преступности, Джеймс Финкенауэр и Элин Вэринг ввели понятие «ментальность дурака», означающее, что индивид, который в существующей системе ценностей является аутсайдером, будет дураком, если будет продолжать жить, руководствуясь этими ценностями[17]17
  Стремление не быть дураком может толкнуть его на путь преступления, которое ассоциируется у него с превращением в «умного». – Прим. науч. ред.


[Закрыть].

Если, например, представитель дискриминируемого этнического меньшинства достигает высокого положения в обществе, но не стремится получать от этого дополнительной выгоды, то он может считаться лузером или «дураком»[18]18
  Конечно, это зависит от психологии человека. – Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Можно представить еще одну ситуацию, которая может быть проявлением «ментальности дурака» – это когда индивид становится коррумпированным ради того, чтобы испытать острые ощущения от нарушения правил, борясь с рутиной, то есть от скуки.

Другая теория преступности, которая также может внести свой вклад в лучшее понимание коррупции, – это теория возможности. Как следует из названия, этот подход основан на том, что люди часто пользуются возникшей возможностью, например, оказаться в нужное время в нужном месте. Эта теория может быть связана с теорией рационального выбора, которую в нашем случае лучше всего представить в терминах анализа «издержки-выгоды».

Если вероятность быть пойманным мала и известно, что, скорее всего, возможное наказание (в случае поимки) будет относительно легким, то потенциально высокая выгода от акта коррупции будет привлекательной для индивида, максимизирующего свою выгоду (этот подход основан на концепции Г. Беккера)[19]19
  См. знаменитую статью «Преступление и наказание. Экономический подход» и другие работы Г. Беккера. – Прим. науч. ред.


[Закрыть].

Так или иначе, все рассматриваемые факторы связаны с положительными стимулами для индивида. Но существуют и отрицательные стимулы. Один из них – чувство неуверенности. Иногда это является чисто психологическим ощущением, проявлением личности индивида, причиной которого является детский опыт. Но это может быть также связано с положением взрослого индивида в обществе. Если растет безработица или правительство только что заявило о намерении заметно сократить количество госслужащих, то некоторые из них могут попытаться извлечь выгоду из своего служебного положения не из соображений амбиций или узкого эгоизма, а чтобы срочно накопить какие-то средства, пока есть возможность. Это можно назвать синдромом «запасливой белки».

Предыдущий пункт плавно перетекает в следующий, связанный с ростом бедности. Часто в экономически слабых странах, например, во время переходного периода после революции или военного конфликта, зарплата выплачивается чиновникам с опозданием, не полностью или вообще не выплачивается. В подобных обстоятельствах участие в актах коррупции становится для них, по крайней мере вначале, способом выживания.

Третьим отрицательным стимулом является давление извне, как правило со стороны коллег или начальства. Так, исследования полицейской коррупции показали, что новые сотрудники полиции, приходящие в уже коррумпированное отделение, часто так или иначе подвергаются давлению с целью приобщить их к коррупционной деятельности. Если они отказываются, то подвергаются угрозам и остракизму, вплоть до насилия. Если же они не доносят на своих коллег, то тем самым становятся их соучастниками, то есть вовлекаются в коррупцию. Такая форма вовлечения в коррупцию основана на страхе, а не на стремлении к власти или к материальной выгоде.

То, что некоторые сотрудники полиции не сообщают известную им информацию об организованной преступности из-за угроз их детям или семьям со стороны преступных группировок, также объясняется страхом. В этих случаях полицейские должны считаться коррумпированными, так как они используют свою должность в частных интересах (ставя интересы своих близких выше государственных). Но все же в подобных ситуациях, когда бездействие полицейского будет обнаружено, судья или начальство должны подходить к ним более снисходительно, так как подобные случаи относятся либо к белой, либо к серой коррупции.

Другой вид нарушений также может быть вызван страхом, например, разоблачения. Так, человек, занимающий ответственную должность, может быть вынужден злоупотреблять своим положением из-за шантажа, часто основанного на использовании «ловушки». Примером этого может служить дело министра финансов КНР (закончившееся его отставкой в августе 2007 года) в результате вскрывшегося романа этого министра с женщиной, работавшей на тайваньскую разведку, причем китайские власти скрывали причины отставки. Такой тип ловушек называют «медовыми ловушками». Здесь можно говорить о серой или черной коррупции.

Еще одна криминологическая теория, помогающая лучше понять причины коррупции, – теория ярлыков. В своей исходной форме она в первую очередь ассоциируется с Говардом Беккером. Более поздняя концепция – «подход позора» Джона Брейсвейта – также близко связана с ней. В основе ее лежит утверждение, что если государство или общество навешивает на кого-либо ярлык преступника (или позорит его), то этот человек станет таковым, если не последует каких-либо шагов к его реабилитации. Поэтому не следует относиться к человеку, нарушившему закон только один раз (по крайней мере, если нарушение не слишком серьезно), как к закоренелому преступнику. Реинтеграция лучше отчуждения.

Этот же аргумент, но в несколько измененном виде, может быть распространен и на коррупцию. Например, если средства массовой информации постоянно сообщают, что таможенники более коррумпированы, чем они есть на самом деле, то некоторые таможенники, которые до этого не были коррумпированными, могут стать таковыми на том основании, что «все равно нам не верят, ну и черт с ними!». Подозрительное отношение к кому-то может стать сильным толчком к нарушению правил.

До сих пор мы рассматривали причины, которые могут привести к коррупции отдельного человека. Следующую идею мы позаимствуем из популярных теорий преступности, отвечающих на вопрос, почему большинство людей не принимают участия в антисоциальной деятельности. Если бы теория рационального выбора была верна, то коррупции должно было бы быть больше, пока ее издержки не перевесят ее выгоды.

В книге, вышедшей в 1969 году, Трэвис Хирши разработал теорию контроля. Согласно этой концепции, сила связей в группе является важным регулятором поведения. Если группа в основном законопослушна (в широком смысле), то тесные связи между группой и индивидом определяют его поведение. И наоборот, слабые связи приводят к тому, что индивид с большей вероятностью будет следовать собственным интересам, не принимая во внимание то, какое влияние это окажет на остальных. В более поздних работах Хирши совместно с Майклом Готтфредсоном предложил концепцию, которую они с гордостью назвали общей теорией преступления. В ней они также сосредоточили свое внимание на контроле, на сей раз в большей степени на самоконтроле индивида. Поскольку, как они утверждали, самоконтроль частично является результатом процесса социализации, то понятно, что этот подход хорошо сочетается с концепцией интерактивного структурирования, сторонником которого я являюсь. То, что утверждает теория контроля, достаточно убедительно объясняет, почему большинство людей, обладающих властью, не злоупотребляют своим положением.

Прежде чем завершить обзор социально-психологических объяснений, необходимо упомянуть о безусловно важной, но трудно доказуемой концепции врожденной морали. Согласно ряду религиозных и философских воззрений, все мы обладаем врожденным чувством правильного и неправильного, а социальная среда определяет, в какой степени мы будем вести себя правильно или неправильно.