Текст книги "Коррупция. Очень краткое введение"

Переходные и развивающиеся страны часто обращаются за финансовой помощью и займами к более богатым странам и международным организациям типа МВФ и Всемирного банка. К сожалению, часто большая часть такой помощи и займов оказываются на офшорных счетах государственных элит стран-заемщиков. То, что должно было бы пойти на помощь беднякам, часто становится еще одним – и очень выгодным – источником коррупционного обогащения для элит. Согласно отчету Transparency International за 2004 год, среди стран, понесших самые большие потери из-за того, что их лидеры присвоили средства международных организаций, были Индонезия (Сухарто), Филиппины (Маркос), Заир (Мобу-то), Нигерия (Абача) и Гаити (Дювалье).

Политические факторы

Известно утверждение, что чем больше государственный аппарат, тем больше в нем будет коррупции. Однако часто приводят и контрпример – Швецию, страну с большим госаппаратом и очевидно низким уровнем коррупции. Но она – лишь исключение из правила. Как показано в статье Го Котера, Кейсуки Окада и Сованн-рун Самрет (2012), взаимосвязь между этими параметрами может быть сложнее. Изучив данные по 82 странам, авторы пришли к выводу, что на связь между коррупцией и величиной госаппарата оказывает влияние еще один фактор – уровень демократии. По-видимому, в условиях развитой демократии рост госаппарата часто приводит к уменьшению коррупции, однако там, где демократия не развита, рост госаппарата сопровождается ростом коррупции.

В главе 3 мы показали, что даже при наших несовершенных методах измерения коррупции страны со стабильной демократией выглядят менее коррумпированными, нежели диктатуры и страны с неустойчивой демократией. И это действительно так: многие жители таких стран не раз давали взятки – прежде всего полицейским, медицинским работникам, представителям системы образования, тогда как жители западных стран гораздо реже сталкивались с подобной мелкой коррупцией. Если мы вернемся к нашему списку наименее коррумпированных стран и наиболее коррумпированных стран в соответствии с Индексом восприятия коррупции и разделим все страны на три типа – страны с развитой демократией, с неустойчивой демократией и страны с авторитарной формой правления или диктатурой, воспользовавшись для этого Индексом экономической демократии (ИЭД, данные 2012–2013 годов), – то эта связь будет особенно заметна (табл. 6).

Среди стран с наименьшим уровнем коррупции выделяется только Сингапур, а для остальных отчетливо прослеживается закономерность: все наиболее коррумпированные страны как в ИВК, так и в ИЭД или гибридны (полуавторитарны), или авторитарны (все шесть наиболее коррумпированных стран авторитарны).

ТАБЛИЦА 6

Сопоставление уровня восприятия коррупции с уровнем демократии*

* По ИЭД страны разделены на полные демократии (FD), гибридные системы (H) и автократии (А).

Примечание. Стоящие справа одиннадцать стран охарактеризованы обоими индексами. Но поскольку в ИЭД 2012 года было учтено меньше стран, чем в ИВК, то наиболее коррумпированные страны табл. 6 не совпадают со странами ИВК, что отмечено знаком =.

Тем не менее таблица может ввести в заблуждение. В странах с устойчивой демократией в последние годы не было недостатка в примерах высокоуровневой (верхушечной, элитной) коррупции. Главной особенностью многих случаев коррупции в высших эшелонах власти западных стран с 1990-х годов являлось то, что они были связаны с финансированием политических партий. В зрелых демократиях политические лидеры с большей вероятностью могут быть вовлечены в коррупционную деятельность, направленную на помощь своей партии, нежели на пополнение собственного кошелька. (Хотя, конечно, помощь партии в победе на выборах выгодна ее лидерам.) Это относится, например, к кейсам Гельмута Коля и Жака Ширака. Хотя партийная коррупция иногда существует и в развивающихся, и в переходных странах, в них все же гораздо больше выдвинутых и доказанных обвинений в элитной коррупции именно с целью личного обогащения.

Но даже здесь не всегда ясно, можно считать тот или иной кейс коррупцией или нет. Как отмечалось в главе 2, одним из наиболее сложных аспектов анализа коррупции является решение о том, считать ли коррупцией политическое лоббирование. У обеих сторон в этом споре есть свои аргументы, и здесь мы не будем рассматривать случаи, когда лоббирование является законным и прозрачным. Но лоббирование по большей части происходит неявно и может пересекаться с «захватом государства». Согласно Джоэлю Хеллману и Дэниэлу Кауфманну, это тормозит процесс политических и экономических реформ во многих посткоммунистических странах с их переходной экономикой. Такое утверждение оспаривается теми, кто считает его слишком упрощенным: по их мнению, аморальные бизнесмены, вместо того чтобы подкупать законодателей и государственных служащих, часто предпочитают стать частью политической элиты. В некотором смысле обе позиции и верны, и неверны. Ситуации могут быть различными, и то, что верно для одной страны, неверно для другой. Однако ясно, что данное явление безусловно существует в переходных и развивающихся странах.

Но даже в странах с развитой демократией законодатели иногда продают свои голоса. В Великобритании было множество скандалов типа «вопросы за деньги», когда члены обеих палат парламента обвинялись во внесении для обсуждения в парламент тех или иных вопросов и неправомочном продвижении интересов лоббистов (некоторые из них были журналистами, выдававшие себя за лоббистов) в обмен на взятки. В 2013 году такие обвинения были выдвинуты против бывшего министра – лорда Джона Каннингема, члена лейбористской партии, и бывшего спикера парламента консерватора Патрика Мерсера. В случае Каннингема расследование Палаты лордов пришло к выводу, что доказательств для его обвинения недостаточно. Что касается Мерсера, то он покинул свой пост в консервативной партии, после чего объявил, что больше не является членом парламента, в апреле 2014 года, как раз перед майской публикацией отчета Комитета стандартов, в котором он был признан виновным в умышленном нарушении правил политической этики (political advocacy) с рекомендацией выйти из Палаты общин на 6 месяцев.

Согласно немецкому социологу Максу Веберу, хорошо функционирующее современное государство не обязано быть демократией, но должно обладать хорошо развитой культурой верховенства (власти) закона. На самом деле Вебера больше интересовало в первую очередь второе, а не первое. Находящийся в Вашингтоне и Сиэттле Всемирный проект правосудия (World Justice Project) с 2010 года публикует так называемый Индекс верховенства закона (ИВЗ)[28]28
  Этот индекс представляет собой набор индексов, характеризующих те или иные стороны соблюдения законов. – Прим. науч. ред.


[Закрыть]. В 2012–2013 годах в него было включено 97 стран. Хотя ИВЗ не содержит итогового ранжирования стран, фактор 5 – «Открытость правительства» – учитывает четыре параметра, которые большинство специалистов по изучению верховенства закона считают основными: публикация и доступность законов; стабильность законов; право граждан участвовать в законотворчестве, подавая петиции правительству; доступ к официальной информации по требованию. Даже если эти характеристики и не охватывают всех ключевых аспектов верховенства закона, таких, например, как «никто не может быть выше закона» и «законы не имеют обратной силы», тем не менее фактор «Открытость правительства» есть агрегированная характеристика нескольких показателей, которые следует учитывать при анализе того, насколько страна соответствует требованию верховенства закона. Исходя из этого, мы можем воспользоваться Индексом восприятия коррупции, на этот раз проанализировав его связь с властью закона (табл. 7).

И опять, несмотря на такие исключения, как Сингапур, Кения, Кыргызстан и Украина, мы видим, что для большинства стран характерна заметная корреляция между уровнем коррупции и тем, насколько в них соблюдается власть закона. Таким образом, уровень коррупции в стране может служить индикатором культуры верховенства закона.

В 1999 году некоторые развивающиеся страны пожаловались на то, что несправедливо при расчете ИВК концентрировать внимание на тех, кто берет взятки (сторона «спроса» на коррупцию), и игнорировать тех, кто взятки предлагает (сторона «предложения» коррупции). Тогда Transparency International ввела BPI (ИВД) – Индекс взяткодателей (Bribe Payers’ Index). Для этого бизнесменов (первоначально только в развивающихся странах) просили указать страны, компании которых в большей степени готовы для получения контрактов предлагать взятки. Такой индекс публикуется каждые 3–4 года, и сегодня в опрос уже включены бизнесмены из развитых и переходных стран.

ТАБЛИЦА 7

Сопоставление уровня восприятия коррупции с уровнем верховенства закона (Открытость правительства)

Примечание: Как в большинстве таблиц этой главы, страны были ранжированы в соответствии с их исходными значениями ИВК из-за того, что в ИВЗ входит меньшее количество стран. Это отмечено знаком =.

Этот индекс помогает оценить готовность фирм в этих странах к даче взяток. Поскольку индекс отражает в основном ситуацию только в крупнейших странах-экспортерах, то он включает не более чем тридцать стран. Результаты ИВД 2011 года представлены в табл. 8 (баллы начисляются от 1 до 10, более высокие баллы означают более низкую склонность к даче взяток).

Важно отметить, что в табл. 8, хотя рейтинг по индексу ИВД сильно коррелирует с рейтингом ИВК, разброс ИВД (равный 6,1–8,8) для включенных в него стран гораздо меньше.

ТАБЛИЦА 8

Индекс взяткодателей 2011 года

Тот факт, что фирмы западных стран, казалось бы, менее склонны к даче взяток, не должен вводить в заблуждение. Так, в последние годы некоторые крупные западные транснациональные корпорации были уличены в даче взяток или выплате откатов с целью получения выгодных международных контрактов и предоставления им ряда льгот (например, снижения налогов). К уже упоминавшимся ранее можно добавить такие компании, как, например, Halliburton, Hewlett-Packard, Pfizer.

Но подобное поведение корпораций порождает также и другие виды коррупции, более типичные для развитых, чем для развивающихся и переходных стран, поскольку высокопоставленные государственные чиновники развитых стран, зная, что «их» фирмы за рубежом платят взятки, закрывают на это глаза или даже пытаются покрывать такие действия. Ярким примером здесь может служить грандиозный политический скандал, связанный с продажей британским производителем оружия – компанией ВАЕ – своей продукции в Саудовскую Аравию (имеется в виду сделка Аль-Яммама).

Это весьма запутанное дело. Начнем с того, что эта сделка была самой большой торговой сделкой, когда-либо совершенной Великобританией. Далее, премьер-министр Великобритании Тони Блэр обвинялся в покрывательстве, после того как в 2006 году заблокировал расследование из соображений национальной безопасности. В 2010 году ВАЕ согласилась уплатить американским властям штраф в 400 миллионов долларов по договору о признании вины – это означало, что с нее снимут обвинение во взяточничестве (при этом она была признана виновной в фальсификации счетов и даче ложных показаний). Помимо этого штрафа, одного из самых больших за всю историю США, примерно в то же время этой компанией был выплачен еще один штраф, меньший, но тем не менее весьма значительный, британскому Управлению по борьбе с крупным мошенничеством. Тот факт, что ВАЕ не была признана виновной во взяточничестве, означает, что в дальнейшем она не будет включена Всемирным банком и другими международными организациями в черный список и сможет участвовать в заключении сделок, связанных с торговлей оружием.

Важным политическим фактором, который часто помогает объяснить коррупцию, является историческое наследие страны, о котором уже говорилось в главе 4. То, как страны обходятся с этим наследием, также может оказывать влияние на уровень коррупции. Многие государства после революции пытаются изменить действовавшие законы, касающиеся собственности, выборов, партийного финансирования, социального обеспечения, налогов и ряда других областей. Но ввиду сложности проблем, которые приходится решать этим странам, принятие нового законодательства часто откладывается на потом (законодательные лаги). В условиях, когда старые законы уже отменены, а новые либо еще не вступили в действие, либо еще несовершенны, коррупция, как правило, процветает.

Обратимся теперь к странам, переживающим военные конфликты. Во время конфликта страны часто подвергаются международным санкциям вплоть до полного эмбарго на экспорт и импорт тех или иных товаров. В подобной ситуации правительства этих стран подчас способствуют коррупции и поощряют кооперацию между государственными чиновниками и организованной преступностью для получения требуемых материальных и финансовых ресурсов. Примером может служить Сербия. В 1991 году на нее были наложены торговые санкции, которые были сняты в 1996 году. Как позже подтвердил Генеральный прокурор Сербии, экономика страны в этот период не могла бы функционировать без контрабанды, и хотя ею занимались в основном преступные группировки, власти также принимали в этом участие. Возникающие во время военных конфликтов схемы коррупционного поведения часто продолжают существовать и после их завершения.

Некоторые государства настолько недееспособны или неэффективны, что их называют «несостоявшими-ся» или «провальными» государствами (failed states). Это термин неудачен, потому что он может восприниматься в том смысле, что эти государства безнадежны (beyond redemption). В качестве альтернатив предлагались термины «проблемные» (troubled), «хрупкие» (disrupted) или «слабые» (fragile). Эти определения кажутся более подходящими, поскольку они подчеркивают наличие существенных проблем, но не характеризуют состояние государства как безнадежное.

Тем не менее надо отметить, что существует сильная корреляция между уровнем дееспособности государства и уровнем восприятия коррупции. Это можно увидеть по данным табл. 9, в которой приведены значения индекса ИВК и Рейтинг недееспособности государств (РНГ – Failed States Index (FSI)) за 2012 год. В 2014 году этот индекс был переименован из Failed States Index в Fragile States Index.

Еще одна политическая характеристика – это гендерный состав правительства. В небольшой, но весьма примечательной статье (2001) Дэвида Доллара, Раймонда Фишмана и Роберта Гэтти утверждается, что политические системы с высоким процентом женщин в политике, как правило, имеют более низкий уровень коррупции, чем те, в которых представительство женщин мало. Но этот тезис был оспорен Хунь-Ен Сунгом. С его точки зрения, уровень коррупции определяется не количеством женщин в политике, а общим уровнем развития демократии.

ТАБЛИЦА 9

Сопоставление уровня восприятия коррупции с уровнем недееспособности государства

Ранжирования для ИВК и РНГ разнонаправлены: чем ниже число ИВК, тем лучше, в РНГ – наоборот. То есть чем выше рейтинг по РНГ, тем менее дееспособно государство.

Большинство корреляций, о которых мы говорили в этой главе, относилось к ощущаемому (воспринимаемому) уровню коррупции, отражаемому в ИВК. Но, как указывает ведущий исследователь причин коррупции Дэниэл Трейсман, хотя корреляционные зависимости, приведенные в этом разделе (а также многие другие, такие, например, как связь между коррупцией и экспортом природных ископаемых), интересны и объясняют иногда до 90 % различий между странами, они тем не менее являются спорными[29]29
  Корреляции далеко не всегда свидетельствуют о наличии реальной связи между переменными. Иногда их называют ложными корреляциями. – Прим. науч. ред.


[Закрыть]. По Трейсману, так как «оценка коррупции, основанная на опросах бизнесменов и граждан различных стран, в которых спрашивалось, ожидались ли от них взятки в недавнем прошлом, вряд ли коррелирует с любым из указанных факторов, если переменная „доход" является контролируемой переменной». Д. Трейсман предлагает использовать опросы, в большей степени привязанные к личному опыту респондентов. Но читатель помнит, что такие опросы, как правило, улавливают только коррупцию на низких уровнях, тогда как коррупция в высших эшелонах власти, оказывающая обычно более сильное влияние на общество, с большей вероятностью обнаруживается при опросах, выявляющих уровень восприятия коррупции.

Более того, корреляция еще не доказывает наличия причинной связи, и тут в анализ причин коррупции включаются интуиция и личные наблюдения. Хотя наши методы выявления факторов коррупции стали гораздо более точными и постоянно улучшаются, мы всегда должны помнить о потенциальной опасности как излишнего обобщения при малом количестве рассматриваемых случаев (индуктивное объяснение), так и попыток объяснять отдельные случаи на основе широкого обобщения (дедуктивное объяснение). Очевидно, что в исследовании и объяснении коррупции нам предстоит пройти еще очень длинный путь.

Как мы видели, факторы коррупции, о которых говорилось в этой главе, часто взаимосвязаны между собой и характеризуют социальную, экономическую и политическую системы в целом. Поэтому исследование коррупции требует системного подхода.

Глава 6
Что может сделать государство?

Многие представители социальных наук называют проблему коррупции «проклятой», имея в виду, что она настолько сложна, что решить ее до конца невозможно. Коррупцию можно поставить под контроль, но невозможно полностью искоренить. И государство должно играть ключевую роль в решении этой «проклятой» проблемы, применяя «кнут» (наказание), «пряник» (поощрение), административные, технические и прочие методы.

Методы кнута

Наиболее очевидный «кнут», который государство может использовать для уменьшения коррупции, – это правовая система. Власти Ботсваны объясняют тот факт, что их страна является наименее коррумпированной в Африке, тем, что меры пресечения коррупции там гораздо жестче, чем в других странах. При этом наказанию подвергаются как взяткополучатели, так и взяткодатели.

Но одних только мер пресечения недостаточно. Значение имеет также количество обвинительных приговоров и их строгость. Если приговоры для осужденных за коррупцию будут излишне мягкими, то эффективность правовой системы в борьбе с коррупцией будет низкой. Иногда за коррупцию выносятся очень суровые приговоры. Так, в начале 2011 года судья в Пенсильвании был осужден на 28 лет тюремного заключения за то, что незаконно приговорил тысячи подростков к тюремному заключению за крупную взятку от двух бизнесменов, которые строили и управляли тюрьмами для несовершеннолетних. Этот случай стал широко известным в США и получил название «дети за наличные».

Но (может быть, к сожалению) подобные суровые приговоры являются скорее исключением. Приговоры, выносимые за коррупцию, как правило, достаточно мягкие. В марте 2014 года в Сан-Диего (США) суд приговорил пограничника лишь к семи с половиной годам лишения свободы, признав его виновным в более чем десятилетнем коррупционном сотрудничестве с контрабандистами, торговавшими наркотиками и людьми. Но даже этот приговор является довольно суровым по сравнению с другими подобными случаями. Если исходить из широкого определения коррупции (включающего нарушения в частном секторе), то приговор к короткому тюремному заключению (два года и девять месяцев) и короткому условному сроку (12 месяцев), вынесенный в 2008 году двум управляющим, признанным виновными в непосредственном участии в скандале «секс, взятки и коррупция» на фирме «Фольксваген», разразившемся в Германии в 2005 году, справедливо критиковался как слишком мягкий.

Иногда осужденные за коррупцию получают мягкие наказания потому, что они охотно сотрудничают с властями в изобличении других людей, замешанных в нарушениях закона. Например, в 2014 году некий политический консультант из Техаса был приговорен за коррупцию всего к 10 месяцам тюремного заключения (а также штрафу и испытательному сроку после выхода из тюрьмы). Этот приговор был мягче, чем он мог бы быть, поскольку обвиняемый помог разоблачить коррупцию между строительными компаниями и местными властями, а также коррупционную деятельность бывшего судьи, что привело к еще нескольким судебным приговорам.

Но те, кто совершает коррупционные действия, часто вообще не подвергаются уголовному преследованию и отделываются административным наказанием, даже если их участие в коррупции было доказано. Несмотря на то что наказание в виде увольнения является унизительным, оно редко оказывает такое же длительное отрицательное воздействие на жизнь человека, как тюремное заключение, и поэтому в меньшей степени является сдерживающим фактором для коррупции.

С другой стороны, в десяти странах мира в перечень возможных наказаний за коррупцию входит даже смертный приговор, причем в Китае он применяется регулярно. В последние годы в Китае было казнено за коррупцию несколько высокопоставленных лиц. Среди казненных были бывшие мэры городов Ханьчжоу, Шеньян и Сучжоу. Но смертный приговор за коррупцию для чиновников высокого ранга часто заменяется длительным тюремным заключением.

Во Вьетнаме смертные приговоры до 2013 года применялись редко, но общественное недовольство коррупцией привело к тому, что в 2013 и 2014 годах три банкира были приговорены к смертной казни за присвоение средств государственных банков.

Применение драконовских мер для борьбы с коррупцией – не единственная проблема правовой системы. Злоупотребления случаются и в самой системе. Во многих странах судебная система сильно политизирована, а власть закона слаба. В таких условиях обвиняемые часто признаются виновными, пока не доказано обратное, и люди, которые объективно не считались бы коррумпированными, могут быть обвинены и осуждены из чисто политических соображений (например, за членство в политической партии, представляющей угрозу правящему авторитарному режиму, или за критику руководства страны).

На другом конце политического спектра тоже существуют проблемы. Например, в Швеции защите гражданских прав и свобод придается такое большое значение, что закон запрещает силовым структурам проведение рейдов против подозреваемых или операций по созданию «ловушек»[30]30
  Носящих характер провокаций. – Прим. науч. ред.


[Закрыть] для тех, кто ранее не подозревался в незаконной деятельности. Хотя существует много сильных аргументов в пользу действующего закона Швеции о «ловушках», в отношении запрета операций по захвату подозреваемых аргументы гораздо слабее, поскольку государство при этом отказывается от использования потенциально эффективного антикоррупционного инструмента. Швеция вообще непоследовательна в этой сфере: так, например, согласно ее законодательству, прослушивание мобильных телефонов потенциальных клиентов проституток допускается, сама проституция в Швеции не запрещена, но пользование услугами проституток запрещено.

Если госслужащие ведут роскошный образ жизни, который выглядит не соответствующим заявленному ими доходу, государство должно обратить на это внимание. В ряде стран в рамках борьбы с коррупцией чиновники теперь обязаны оглашать свои доходы и размер состояния. Но многие коррумпированные чиновники просто занижают эти данные. Поэтому было

бы в принципе уместно принятие государством такой меры как расширенный аудит всех их доходов, включая, например, состояние банковских счетов.

К сожалению, эффективность такого мониторинга доходов и расходов ограничена. Одна из самых очевидных проблем здесь состоит в том, что коррумпированные чиновники, особенно высших рангов, могут переводить незаконно полученные средства на тайные офшорные счета, к которым у государственных органов нет доступа. Другая проблема состоит в том, что борцы за гражданские права считают такую «слежку» нарушением конфиденциальности, следовательно, недопустимой в условиях демократии, основанной на власти закона. Но если иметь в виду потенциальный вред, наносимый коррупцией, этот аргумент не всегда оправдан. У жертв коррупции тоже есть свои права, и если заявленный доход может быть законным образом обоснован, то в этом случае таких проверок бояться нечего. Конечно, появляется опасность того, что государство тоже может повести себя неподобающим образом, но это в большей степени свойственно авторитарным государствам, в которых у граждан и так мало прав. Так что проблема соблюдения гражданских прав требует учета конкретных обстоятельств и обоснования.

В то время как суды предназначены для отправления правосудия, законодатели должны отвечать за принятие законов. Но слишком часто оказывается, что антикоррупционных законов либо не существует, либо они повсеместно нарушаются. Иногда эти законы несовершенны, двусмысленны, что позволяет адвокатам находить в них лазейки для защиты своих клиентов, обвиняемых в коррупции, так как закон не всегда может быть однозначно применен к конкретному правонарушению.

Таким образом, на государстве лежит ответственность за совершенствование антикоррупционного законодательства. Несовершенство, неясность законов часто объясняется тем, что антикоррупционная система относительно нова и для ее разработки и улучшения законов требуется время. Другой причиной плохого антикоррупционного законодательства является то, что парламентарии зачастую сами не заинтересованы в создании четких и эффективных законов, ведь тогда могут всплыть на поверхность их собственные темные дела, а затем последует соответствующее наказание.

Во многих странах созданы государственные антикоррупционные организации (АКО). Так, сингапурские власти часто объясняют свой успех в борьбе с коррупцией созданием первой в мире независимой АКО, Corrupt Practices Investigation Bureau (CPIB). Она была создана в 1952 году и хорошо зарекомендовала себя в поддержании коррупции в Сингапуре на низком уровне. Другой пример эффективной АКО – гонконгская орагнизация Independent Commission Against Corruption (ICAC, создана в 1974). Ботсванская орагниза-ция Directorate on Corruption an Economic Crime (DCEC), созданная в 1994 году, тоже достигла хороших результатов. Эти три организации могут служить образцами АКО – подобные органы, созданные в других странах, значительно менее эффективны.

Недостатки работы АКО объясняются многими причинами, включая недостаточное финансирование и размытые границы ответственности. Последнее часто происходит потому, что государство охотно создает новые организации, не закрывая при этом уже существующие, так что возникает неясность в распределении обязанностей, приводящая к пересечению сфер их деятельности. Ведущий эксперт по коррупции в Азии Джон С. Т. Куа убедительно доказывает, что основной причиной успеха сингапурской и гонконгской организаций является то, что обе они имеют четко определенные полномочия в сфере борьбы с коррупцией (это же относится и к Ботсване). В большинстве других стран существует несколько подобных организаций (с пересекающимися полномочиями).

Еще одна проблема заключается в том, что эти органы часто больше, чем необходимо, зависят от тех, кого им приходится контролировать. Одной из задач АКО в разных странах является расследование полицейской коррупции, но они обязаны привлекать к этим расследованиям саму полицию. В отличие от них, у CPIB и ICAC есть свои собственные следственные органы, а сами эти АКО подчиняются напрямую премьер-министру Сингапура и Главе администрации Гонконга соответственно.

В некоторых странах распространенным методом «кнута» против тех, кого признали виновными в коррупции, является публичное осуждение. Например, в феврале 2013 года министр юстиции Южной Африки объявил, что правительство обнародует имена осужденных за коррупцию, как только решит, каким масс-медиа для этого лучше воспользоваться; в июне имена сорока двух человек, обвиненных в крупном мошенничестве и коррупции, были опубликованы на сайте правительства Южной Африки.

С практикой оглашения имен коррумпированных граждан тесно связана политика публичного занесения в черный список (лишения прав) частных компаний, которые были замешаны в коррупционных делах с участием госслужащих. Сингапур и здесь является лидером. В январе 1996 года сингапурские власти лишили пять ведущих корпораций, включая Siemens (Германия), BICC (Великобритания) и Pirelli (Италия), прав на участие в тендерах на сингапурские контракты за то, что они были пойманы на даче взяток сингапурским властям. Фирма Siemens была лишена прав и в нескольких других странах – Италии, Словакии и Бразилии – и обвинена в коррупции еще в нескольких (например, в Аргентине).

Другой подход, который можно использовать при попытках наказать корпорации за взяточничество, – обращение в суд. Филиппинское правительство поступило так с компанией Westinghouse, после того как она построила в 1980 году ядерную электростанцию Bataan, которая никогда не функционировала и в 1999 году была законсервирована. Она не была введена в эксплуатацию потому, что находилась слишком близко к сейс-моопасной зоне и вулкану, извержение которого произошло в 1991 году. К сожалению, филиппинские власти не сумели убедить США призвать Westinghouse к ответу за дачу взятки в соответствии с американским Актом по иностранным коррупционным сделкам[31]31
  Филиппинские власти подозревали, что контракт на строительство электростанции был получен за взятку. – Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Причины этой неудачи остались неясны. Но тем не менее возможность обратиться в суд остается.

И последний метод «кнута» – когда власти угрожают наказать в будущем тех, кто будет уличен в совершении коррупционных действий. Одной из мощных угроз является угроза аннулировать пенсионные выплаты.