Текст книги "Невеста маркиза"

Глава 7

Тристан не спеша прошел через дом к оранжерее. Его милая сестричка не смогла бы нарисовать и самой простой вещи, но благодаря ее художественным заблуждениям он получал идеальную возможность находиться рядом с Симоной и намеревался, используя эту возможность, добиться как можно большего.

Наконец он вступил в укрытые стеклянными стенами джунгли, вспоминая, как от улыбки Симоны у него закипала кровь и ему начинал рисоваться настоящий пир плотских наслаждений. Да, если бы тут не было Эм…

– Доброе утро, Тристан! – воскликнула Эммалина, словно получила подсказку суфлера.

Тристан немедленно заставил свои мысли вернуться к реальности.

– Доброе утро, дамы! – Он не спеша подошел к чайному столику.

– Как настроение, – безмятежно спросила Симона, протягивая ему чашку с горячим кофе. – Вы готовы заняться рисованием?

Он с удовольствием мог бы это сделать, если бы они были вдвоем, обнаженные. Подумать только, он провел всю жизнь, считая, что рисование пальцами – это удел маленьких детей! Насколько он был близорук и насколько была бедна фантазия!

– Тристан, Симона спросила, готов ли ты писать ее портрет?

Судя по горящему озорством взгляду Симоны, она прекрасно знала, что ему совершенно не было дела до картины, над которой работает Эм. Если уж на то пошло, он предположил бы, что ее мысли текли примерно по тому же руслу, что и его.

– Я готов приступить, как только вы будете готовы. – Он постарался удержать ее взгляд.

– Тогда начинаем? – весело заявила Эммалина. – Если, конечно, вы по какой-то причине не предпочтете дожидаться лорда Ноуланда.

Ах да, есть еще и Ноуланд!

Тристан быстро отхлебнул кофе, наблюдая, как Симона медленно делает свой глоток.

– Боюсь, у меня есть плохая новость, Эм, – с трудом выдавил он, увидев, как Симона неспешно ведет кончиком языка по краю фарфоровой чашки.

– Что еще за новость?

Симона поставила чашку и перевела взгляд на диван, который занимала накануне, и Тристан, глубоко вздохнув, приказал себе забыть о том, чем они могли бы сейчас заниматься, и повернулся лицом к сестре.

– Я получил записку от лорда Ноуланда, в которой он выражает сожаление по поводу того, что не сможет присоединиться к нам, и заверяет тебя, дорогая сестра, что лично будет молить о прощении, как только вы встретитесь в следующий раз.

Эм засмеялась:

– Не забудь сказать ему, что мольбы тут совершенно не обязательны.

– Да, ему так нравится играть роль галантного джентльмена…

Эм отставила чашку:

– Не думаю, чтобы он играл роль, но все равно обещаю, что буду с ним мила, поскольку он – твой друг. – Она внезапно нахмурилась. – Я совсем забыла, что надевала фартук вчера днем наверху. Теперь мне придется пойти за ним, но я скоро вернусь.

– Кажется, – негромко хмыкнула Симона, как только Эммалина вышла, – ваша сестра намеренно оставила фартук в другом месте.

Тристан не спеша повернулся:

– А это важно?

– Только чтобы решить, насколько долго она будет его искать. – В улыбке Симоны светилось приглашение, и Тристан, стремительно сократив разделявшее их расстояние, обнял ее за талию.

– Тогда давайте не терять ни единой секунды из этого времени.

Симона обвила руками его шею.

– Я согласна, – прошептала она, и ее грудь соприкоснулась с его грудью. – Что ты задумал?

Тристан наклонил голову и запечатлел несколько нежных поцелуев, двигаясь от ее виска к уху.

– Если бы на тебе была обычная юбка, – прошептал он, – я бы ее поднял и начал любить тебя, стоя прямо на этом месте.

Симона издала тихий стон, потом выгнула спину, стараясь, чтобы ее грудь сильнее прижалась к его груди, и Тристан, положив ладони на ее ягодицы, привлек ее к себе.

– Раз у нас нет времени, чтобы все с себя снять, нам придется придумать что-то другое.

– Например? – шаловливо спросила она.

Тристан медленно покачал бедрами, продолжая крепко удерживать ее подле себя.

– Я готов рассмотреть все, что ты можешь предложить, за одним исключением. Я не буду тебя целовать, потому что распухшие губы трудно не заметить.

– Как и смятый бархат.

В этом она была права. Тристан чуть отодвинулся и, разжав объятия, пригладил ворс на юбке Симоны.

– Зато никто не обратил внимания на места, которые мнутся при езде верхом, – сказал он, поймав ее руку и увлек Симону к дивану.

Симона положила руки ему на плечи и уселась на него верхом. При этом она прижалась к нему, а он нежно обхватил ее груди и провел подушечками больших пальцев по затвердевшим соскам.

– Кстати, – пропуская пальцы сквозь волосы у него на затылке, Симона заглянула ему в глаза, – ты ведь не ждал меня ночью в саду, верно?

Тристан покачал головой и сдвинул одну руку, чтобы ловко расстегнуть пару пуговиц у нее на блузке.

– Ты не приняла мое приглашение, а джентльмен никогда не считает согласие дамы чем-то само собой разумеющимся.

Глаза Симоны потемнели от желания.

– Вот поэтому-то он изо всех сил старался его получить. – Она медленно улыбнулась и, подняв руку, расстегнула третью пуговицу у себя на груди. – Скажи, существовала ли такая женщина, которой не нравилось бы твое прикосновение?

Тристан просунул руку ей под блузку. Когда ему на ладонь легла нежная и жаркая атласная кожа, у него перехватило дыхание.

– Никаких других женщин в мире нет.

Симона тихо засмеялась и потянула его за волосы:

– Лжец.

Тристан хитро улыбнулся:

– Ладно, есть другие женщины, но мне нет до них никакого дела.

– По крайней мере в эту минуту.

– С тех пор, как я тебя встретил.

– Целых два дня?

– И две ночи тоже. – Тристан поймал вершину ее груди и бережно сжал ее. – Кстати, ночи куда важнее, чем дни.

– Такое напряжение должно быть просто невыносимым. – Симона чуть не задохнулась. Передвинувшись у него на коленях, она с дрожащим голосом спросила: – И как тебе удалось вынести это напряжение?

Тристан чуть сжал пальцы, потом медленно потянул за сосок:

– Меня поддерживала надежда на то, что я вскоре буду с тобой.

Улыбнувшись, Симона закрыла глаза и выгнула спину.

– Неужели женщины всегда должны выслушивать подобную чушь?

– Когда тебе станет ясно, как это приятно, ты просто изумишься.

– Я уже изумилась. – Сильнее откинув назад голову, Симона улыбнулась. Если она считает, что у него хорошо работают руки, что же, она не против…

Тристан подался вперед и медленно провел языком по ложбинке между ее грудей.

– Боже! – простонала Симона, ерзая у него на коленях. – Не пора ли нам остановиться?

– Как сказать. Еще минута – и я разложу тебя на диване.

Симона снова передвинулась и, оказавшись прямо перед ним, крепко накрутила его волосы себе на палец:

– Ты этого не сделаешь!

– Нет, сделаю! – Он слегка потянув ее за сосок, а потом, мягко улыбнувшись, поддразнил: – И тебе это доставит удовольствие, клянусь!

– Тристан, будь благоразумным!

– Только если ты пообещаешь встретиться со мной этой ночью.

– Ах ты, плут!

– Возможно, но я не прекращу, пока ты не пообещаешь. – Он ухмыльнулся и снова сжал приобретшую невероятную чувствительность плоть. – А ведь Эмми может вернуться в любую секунду…

Тихо засмеявшись, Симона поймала его запястье.

– Я обещаю постараться – так тебя устроит?

– Вполне! – Тристан не спеша вытянул руку у нее из-под блузки, после чего обхватил Симону за талию и удерживал ее до тех пор, пока она не обрела равновесия.

Встав с дивана, Тристан заметил, что у Симоны дрожат пальцы и ей трудно застегнуть блузку. Не говоря ни слова, он отодвинул ее руки и взялся за эту работу сам, а когда закончил, то наклонился и оставил нежный поцелуй на губах красавицы.

– Так вот он каков, настоящий плут и повеса, – проговорила Симона, с улыбкой следуя за ним к чайному столику.

– Настоящий джентльмен, – уточнил Тристан, вручая ей чашку. – Большая разница, ты не находишь?

– И в чем же заключается эта разница?

– Ну, как джентльмен, я просто обязан унести тайну твоей страсти с собой в могилу.

Симона кивнула:

– Мило. Если уж мы взялись за заверения, пожалуй, запомни: если ты не унесешь ее в могилу, я тебя самого туда отправлю.

О, это уже нечто новое! Женщина впервые угрожала Тристану физической расправой. Угроза прозвучала довольно холодно, и, по-видимому, намерения Симоны были совершенно серьезны. Как чудесно это отличалось от обычного, злобного и невысказанного вслух: «Я скажу моему папочке, и тогда ты точно пожалеешь!»

– Я все понял, леди. – Тристан поднял свою чашку в приветственном жесте. – Если уж на то пошло, ваше предупреждение навсегда отпечаталось в моем сердце.

Недоверчиво хмыкнув, Симона сделала еще глоток кофе.

– Давай не будем вмешивать сюда наши сердца, ладно? Постараемся, чтобы все оставалось как можно проще и честнее.

Тристан вздохнул. Ну что за невезение! Выбрать себе в возлюбленные самую лучшую женщину во всем мире – и не иметь возможности хоть кому-то рассказать об этом, не говоря уже о том, чтобы возвестить о своем несравненном триумфе с самых высоких крыш Лондона… Проклятие! Он не мог припомнить, чтобы прежде шел ради какой-либо женщины на столько жертв… Или, может, прежде он никогда не встречал женщины, которая была бы этого достойна?

В эту минуту в комнату вошла Эммалина, держа в руке злополучный фартук, и тем спасла Тристана от дальнейших терзаний, за что он выразил ей, разумеется, про себя самое искреннее признание.

Следом за Каролин Симона вышла в гостиную, думая о том, что обед прошел чересчур гладко. Дрейтон и Хейвуд с головой погрузились в вопросы ближайших парламентских заседаний, Фионе приспичило срочно покормить осиротевших котят, которых кто-то только что принес ей, а Каролин… Бедняжка Каролин была на сносях, и еда требовала от нее немалых волевых усилий.

Осторожно придерживая за локоть, Симона помогла Каролин опуститься в кресло у камина и, с облегчением вздохнув, направилась к столику с напитками. Она уже успела налить себе рюмочку миндального ликера и как раз клала дольку лимона в чашку ромашкового чая, который Кэрри пила по вечерам, когда ее сестра внезапно нарушила мирную тишину.

– Ты сегодня молчалива, Симона. Тебя что-то тревожит?

– Нет! – Симона постаралась придать голосу побольше жизнерадостности. – Мне просто нечего сказать, поскольку за все это время не случилось ничего интересного.

Карелии медленно кивнула и взялась за вязание. Глядя на свое рукоделие и укладывая нитку на пальцы, она спокойно произнесла:

– Хейвуд сказал нам, что ты с кем-то познакомилась…

– Не сомневаюсь, что он сказал гораздо больше этого. – Симона опустилась в кресло напротив сестры и перекинула ноги через подлокотник.

Каролин прищурилась:

– Нуда, я просто оставила фразу незавершенной, чтобы ты могла поведать свою часть истории.

– Речь идет о брате леди Эммалины Таунсенд, – начала Симона, тщательно подбирая слова. – Он маркиз и последние двенадцать лет жил в Америке. Еще он владеет судоходной компанией. Мы познакомились, спасаясь от пожара, и… Кажется, это все.

Каролин усмехнулась:

– Надеюсь, у него есть имя?

– Тристан. Тристан Таунсенд, маркиз Локвуд.

– Хейвуд считает, что он проявляет к тебе непристойный интерес.

Симона расширила глаза в наивном изумлении.

– Интерес Хейвуда к женщинам действительно непристойный. Он считает, что все мужчины такие.

– А разве нет? – Каролин снова принялась за вязание. – Кажется, ты это знаешь гораздо лучше, чем большинство молодых женщин.

– А что, у Дрейтона тоже есть непристойные интересы? – поинтересовалась Симона, решив сменить тему разговора.

Щеки Каролин порозовели.

– Когда-то определенно были, и даже сейчас он порой думает об этом.

Очень интересно! Ее сестра никогда не говорила о своих отношениях с Дрейтоном.

– Не могу поверить в то, что ты на самом деле готова это признать! – В ожидании ответа Симона склонила голову набок.

Вздохнув, Каролин положила вязанье себе на живот и укоризненно посмотрела на сестру:

– Роди за шесть лет троих детей, а потом попробуй это отрицать. Получится, как ты считаешь?

– Ну… – Симона засмеялась, радуясь этой необычной откровенности. – Кстати, как ты себя чувствуешь?

– Как слон, которому хочется летать.

Симона рассмеялась:

– Полагаю, ты попытаешься косвенным путем напомнить мне о том, какими бывают последствия от забав с похотливыми мужчинами?

– Будем считать, что так.

Вздохнув, Симона сделала еще глоток ликера.

– Тебе, наверное, не терпится рассказать мне историю о какой-нибудь молодой особе, которую уличили в отсутствии добродетели. Погубленная репутация, семья, вечно страдающая от скандальных сплетен, и все такое прочее…

Увидев, что на губах Кэрри появилась улыбка, Симона добавила:

– Да, пожалуйста, не забудь про ужасные браки, которые приходится заключать, а потом терпеть из-за того, что девушка не смогла вспомнить, как надо говорить «нет» мужчине, у которого ни фартинга за душой и полностью отсутствует порядочность. Об этом тоже очень важно рассказать, причем со множеством самых живописных подробностей.

– Я и рассказала бы, если бы думала, что это хоть как-то сможет повлиять на твои мысли. – Кэрри отставила чашку и снова взялась за вязание. – Но это на тебя не подействует, так что я не стану зря стараться.

Ну, если уж они стали говорить напрямую…

– Зря? Ну, не знаю. И твое прошлое, конечно же, не имеет никакого отношения к этому решению. – Симона подумала о том, что ей удалось сопротивляться Тристану на добрых двое суток больше, чем Кэрри сопротивлялась Дрейтону.

– Есть некоторое различие, – осторожно проговорила Кэрри, – между связью с опекуном одного с тобой возраста и связью с совершенным незнакомым человеком, который к тому же гораздо тебя старше.

– Очень небольшое различие.

– Но важное.

– К тому же у меня нет связи с Тристаном Таунсендом.

– Пока.

Из любви к сестре и из чувства осторожности Симона сделала вид, будто не заметила сарказма в ее словах.

– Симона, замужество – это вовсе не такая тюрьма, как тебе кажется. – Спицы тихо звенели, аккомпанируя словам Каролин. – Честное слово. Пожалуйста, не делай ничего такого, что могло бы лишить тебя возможности выбрать этот путь, чтобы потом быть довольной жизнью.

– Я и так довольна жизнью. – Симона твердо решила не дать разговору скатиться к мрачным тонам. – Если не считать того, что меня заставили выносить сезон светских увеселений. Эта часть ужасно противная, и я ее терпеть не могу.

– Для жизни и счастья нужно нечто большее, чем кони, фехтование и удовольствие оттого, чтобы заставлять окружающих ахать и укоризненно цокать языком.

– Верно. – Симона ухмыльнулась: – Еще можно заставлять их падать в обморок.

Кэрри адресовала сестре укоризненный взгляд, а потом снова принялась вязать.

– И что в лорде Локвуде ты находишь привлекательным?

– Разве я говорила, что он меня привлекает?

– Скажи по крайней мере он красив?

Симона пожала плечами:

– Недурен собой.

– Высокий? Широкоплечий?

– А ты подумываешь о том, чтобы найти замену Дрейтону?

Кэрри рассмеялась:

– Нет, конечно! Просто я пытаюсь понять, совпадают ли наши вкусы.

Вкусы явно не совпадали, но Симона не собиралась в этом признаваться.

– Наверное. А может, и нет. Я не настолько пристально его рассматривала.

Вязанье снова, было отложено.

– Симона! – серьезно проговорила Кэрри и тихо вздохнула, – пожалуйста, будь со мной честной! Я кое-что понимаю в сердечных делах.

Симона пожала плечами:

– Если мое сердце когда-нибудь будет увлечено каким-то мужчиной, ты первая об этом узнаешь, Кэрри, обещаю.

Каролин рассмеялась:

– Ты намеренно запутываешь дело.

– Конечно. И ты была бы разочарована, если бы я этого не сделала.

– А будет ли разочарован свет, если ты начнешь страстную незаконную связь?

– Ах, полно тебе! – Симона возмущенно фыркнула. – Они будут разочарованы в любом случае, если я устрою им нечто меньшее, нежели публичную демонстрацию моего полностью обнаженного тела на ступенях собора Святого Павла.

– Но ты ведь не собираешься это устроить?

О Боже! Какое выражение лица у ее сестры! Наполовину испуганное, наполовину восторженное. Симона громко рассмеялась.

– Не бойся у меня есть кое-какие принципы, – заверила она Кэрри, но тут же не устояла перед соблазном и добавила: – Должна сказать, Хейвуд рассказывал мне о Безумных Локвудах. Надо будет расспросить у Тристана подробнее, когда я в следующий раз его увижу.

– И когда именно это произойдет?

А, вот она, цель всей беседы! И Кэрри подошла к ней так незаметно… Впрочем, у нее такие вещи всегда получаются очень хорошо.

– Как только он окажется на том же вечере, что и я, и наши пути пересекутся, – ответила Симона непринужденно. – Выбор вечерних увеселений велик, и кто сможет сказать когда именно это произойдет? Но это скорее всего не раньше чем через две недели, так как в ближайшие дни все старательно демонстрируют уважение к погибшим во время пожара.

– Я бы хотела тебе напомнить, что для некоторых это будет искренним выражением горя и сожалений. Тебе надо бы оставить твою природную непочтительность дома.

Что ж, она так и сделает.

– Ты замечательный человек, Кэрри! – совершенно искренне сказала Симона. – Душа у тебя гораздо лучше, чем когда-нибудь сможет стать моя.

– Душа у меня очень уставшая, – отозвалась Кэрри, откладывая вязанье. – Думаю, мне пора попрощаться и брести наверх в постель.

Симона вскочила с кресла и потянула Кэрри руку, чтобы помочь подняться.

– Спи спокойно, – сказала Симона, подводя Кэрри к двери гостиной.

Каролин обернулась:

– Ты хороший человек, Симона, и ты очень молода, полна энергии. Я только прошу тебя быть поспокойнее в следующие несколько недель. Пока ребенок не родился, у меня не будет сил встать между тобой и Дрейтоном, если что-то пойдет не так.

Симона быстро прошла через комнату и обняла сестру.

– Ничего плохого не случится, обещаю.

Тихо засмеявшись, Кэрри отстранила ее и направилась к себе со словами:

– Наполеон перед Ватерлоо говорил то же самое.

– Только по-французски.

– Веди себя как следует!

Вздохнув, Симона вернулась к столику, взяла рюмку и, допив содержимое, задумалась. Не встретиться с Тристаном было невозможно: она не сможет прятаться в своем доме словно мышка. Но если вспомнить обещание, которое она только что дала Каролин…

Надо надеяться, Тристан все поймет, а если нет… Было бы приятно сказать, что в мире есть множество других интересных мужчин, только Симона уже видела все варианты и совершенно определенно знала, насколько они унылые. Если Тристан разозлится на ее сегодняшнее промедление, тогда ее будет ждать самый долгий и мучительно скучный светский сезон, какой только может выпасть на долю женщины.

А если он все поймет и отнесется к этому как настоящий джентльмен… Конечно, настоящий джентльмен не просит леди встретиться с ним в саду в полночь, и настоящей леди даже в голову не придет обдумывать такую возможность. И уж конечно, она не допустит, чтобы ее кровь начинала закипать при мысли о такой встрече.

Глава 8

Он сошел с ума. Любой врач смог бы это подтвердить.

Тристан тряхнул головой, продолжая пристально смотреть на темные окна особняка Райленда. Не то чтобы герцог обычно выходил через какую-нибудь из задних дверей своего дома: вероятнее всего, он выйдет из парадной двери и обойдет дом. По крайней мере так поступил бы Тристан сам, если бы знал, что в саду дожидается ублюдок, собирающийся соблазнить его подопечную.

Тристан оглянулся. Его конь по-прежнему стоял у коновязи сразу за открытыми воротами, и его спокойствие уверило Тристана, что пока никто не идет, чтобы защитить непорочность и свершить правый суд.

Сделав беззвучный вдох, Тристан снова начал наблюдать за домом, хотя и понимал, как это глупо – сидеть в темноте и ждать молодую женщину. Если уж на то пошло, это гораздо хуже, чем просто глупо: в Лондоне есть множество других красивых женщин, и большинство из них доступны без того риска, который сопровождал отношения с леди Симоной Тернбридж.

Увы, в этом огромном море доступных женщин не было ни одной, которая заинтриговала бы его так, как Симона. Яркая красота, несомненный ум, освежающе честная прямота, немалая отвага и готовность рисковать, быть такой же открытой в отношении плотских желаний, каким был он сам… Все характеристики лучших куртизанок. Но у Симоны в отличие от куртизанок не было настроя на деловой обмен, этакого: «Если я сделаю тебе вот это, ты сделаешь для меня вот то». Симона была воплощением плотских наслаждений и греховных возможностей, облеченных в форму поразительно чувственной невинности, и это сочетание Тристан находил не только завораживающим, но и неотразимым.

Неотразимым до полной глупости, если уж на то пошло, если говорить о мужчине его возраста, с его опытом и в его положении.

Тристан покачал головой и повернулся к воротам, уступая усталому голосу здравомыслия. Если Симона начнет добиваться от него объяснений, почему он не встретился с ней, как обещал, его единственной надеждой будет попытка обрисовать ей свои проблемы. Возможно, при удаче она сочтет его поведение скорее благородным, чем бесхребетным.

Внезапно тихий шорох заставил его остановиться. Затаив дыхание, Тристан стал настороженно прислушиваться, повернувшись лицом в направлении, откуда донесся звук. Какая-то тень двигалась вдоль стены особняка, и он прищурился, всматриваясь в темноту и пытаясь разглядеть детали. Высокая, стройная, длинноногая фигура. Его взгляд еще раз скользнул по ней.

Милосердный Боже! Симона, облаченная в брюки! Сердце у Тристана мощно забилось, чресла налились жаром и напряглись при виде того, как она движется через сад прямо к нему. Будет чертовски трудно стащить с нее эти брюки. Юбка, конечно, меньше вдохновляет, зато требует гораздо меньше усилий, чтобы под нее забраться.

– Ты ведь еще не решил, что я не приду?

Тристан облизал пересохшие губы и заставил свой разум включиться. Симона была одета просто: черные брюки, черная рубашка, черные сапожки, черная куртка, но вся се одежда так идеально подходила к ее фигуре, что единственная его мысль была о том, как сильно ему хочется схватить ее и прижать к своему телу. Она была такая теплая, такая аппетитная!

Симона остановилась на благопристойном расстоянии от него.

– Я собиралась дождаться, когда ты появишься, но меня задержал краткий приступ угрызений совести.

Совесть. Шестеренки его мозга постепенно входили в нечто похожее на нормальный режим.

– Судя по всему, ты с этим отлично справилась.

Симона пожала плечами:

– До какой-то степени.

– Разум редко одобряет порывы чувств, и борьба между ними бывает порой весьма неприятной.

– Если бы только разум не был таким ужасающе скучным и невероятно предсказуемым! – заметила Симона с тихим смехом, который возбудил все его чувства. – Порывы чувств намного забавнее.

– Пока не приходит время платить по счетам. – Тристан подумал, что напряженность этой минуты – расплата за его поведение этим утром. Если бы его разум и совесть в тот момент действовали, он бы увидел, насколько опасно добиваться этой встречи.

– Да, счета, – задумчиво проговорила Симона. – Если бы мы с самого начала знали, какой окажется цена… тогда принимать решения было бы гораздо легче.

– Насколько я понял, ты пришла сюда для того, чтобы очень вежливо отклонить мое приглашение.

Несколько томительных секунд Симона пристально рассматривала его, прикусив нижнюю губу потам наконец вздохнула и покачала головой:

– Разум и чувства еще не закончили сражаться друг с другом.

Итак, он услышал в ее словах повод для надежды…

– То, что ты остановилась за пределами протянутой руки, говорит мне, что сражение практически закончено и я оказался проигравшим.

– Мне очень жаль.

– Не надо жалеть. По правде говоря, пока я дожидался тебя здесь, я и сам перебирал все «за», «против» и испытал такие же сомнения.

Симона быстро опустила взгляд.

– Но наверное, совсем по другой причине.

У Тристана было два варианта: заверить ее в том, что диктат общества для него все-таки имеет значение, и уйти или поведать всю гадкую и печальную правду и изо всех сил надеяться на то, что ему удастся отыскать некое равновесие между благородством и похотью.

– Есть некоторые вещи, которые тебе следует знать, – проговорил он, сделав окончательный выбор. – О том, что происходит вокруг меня: только тогда ты можешь понять, следует ли тебе проводить время в моем обществе.

Глаза Симоны задорно сверкнули:

– Неужели тебя разыскивают за совершенное преступление?

– Жаль тебя разочаровывать.

– Проклятие! – откликнулась она с тихим смехом. – Это было бы так увлекательно! Ну, так расскажи мне, что тебя тревожит.

Теперь, когда ему придется выразить все словами, она решит, что он совсем потерял рассудок…

– Тебе, наверное, стоит присесть. – Тристан указал на садовую скамейку рядом с воротами, обдумывая проблему, которую сам себе создал. – Это займет некоторое время.

– Согласна.

– Дойдя до скамейки, Тристан опустился на нее и подождал, пока Симона устроится рядом с ним, а затем начал с первой неплотской мысли, которая образовалась в его голове.

– Я всегда подозревал, что мой отец вел жизнь гораздо более широкую, чем позволяли его финансовые возможности. – Он глубоко вздохнул. – Конечно, никаких доказательств этого у меня не было и подтверждение я получил только недавно, в письме от моего брата Джеймса. Джеймс унаследовал имение после того, как погибли отец и старший брат, а когда и он умер, меня вызвали домой, где я обнаружил, что имение разорено, как Джеймс и сообщал мне. Если бы у меня не было моего личного состояния, чтобы расплатиться с долгами, то все пошло бы с молотка на следующий день после моего прибытия в Лондон.

– Если принять во внимание то, как живет Люсинда, – заметила Симона, – ты не очень-то жалеешь свои средства.

– Я не дал Люсинде и двух пенсов.

– Ну, тогда ведь должен встать вопрос о том, кто это сделал, верно? – Симона явно демонстрировала немалую сообразительность. – Если поместье балансировало на грани краха, она не могла получать такое пособие, которое позволяет ей вести жизнь миллионерши и при этом еще вывозить Эммалину в свет.

– Мне пришли в голову точно такие же мысли.

– И тебе удалось найти ответ?

– Да, но он мне не слишком нравится. Оказывается, Люсинда получила крупные денежные выплаты после смерти моего отца и братьев.

– Откуда? – Симона нахмурилась. – Или правильнее спросить, от кого?

Тристан усмехнулся:

– Эти «кто» – различные страховые компании. Так уж получилось, что Люсинда е невероятной предусмотрительностью обзавелась страховыми полисами на жизни любимых родственников, и каждый раз это происходило всего за несколько недель до их неожиданной кончины.

– Это не предусмотрительность! – воскликнула Симона. – Один раз – еще куда ни шло, но три. Три раза складываются в мотив для убийства. Она вдруг засмеялась. – Скажи, а на тебя она тоже взяла полис?

Тристан пожал плечами.

– Пока мне не удалось этого выяснить: конфиденциальность и все такое прочее. Однако по логике вещей все должно быть именно так – ведь Люсинда очень любит деньги.

– А ей гораздо важнее избавиться от человека, который ее подозревает и способен добиться правосудия.

Тристан покачал головой:

– У меня нет никаких доказательств. Смерти отца и братьев были сочтены естественными при дознании, а в отношении Люсинды нет никаких подозрений.

– Ее финансовые дела были рассмотрены до того, как власти пришли к такому выводу?

– Похоже, никому даже в голову не пришло, что она не просто сраженная горем вдова и мачеха.

– А если бы ты предоставил финансовую информацию, власти согласились бы на новое расследование?

Тристан пожал плечами:

– Это нашли бы любопытным, но недостаточно весомым для того, чтобы тратить средства короны на официальное расследование.

– А им известны твои доводы. И они где-то записаны?

– Известны. Записаны.

– И Люсинда знает про это?

– Нет.

Симона на мгновение задумалась:

– А почему ты в этом уверен?

Уверен в чем? Насколько легко он смог бы заключить ее в объятия? Как мало усилий понадобится для того, чтобы прижать ее к себе теснее?

На самом деле он в считанные секунды мог усадить ее себе на колени, и она оказалась бы в идеальном положении для того, чтобы его руки смогли исследовать такие манящие формы ее попки…

– Тристан? Я спросила тебя, откуда такая уверенность в том, что Люсинда не знает о твоем разговоре с властями?

Огромным усилием воли Тристан прогнал навязчивое видение.

– Как только я сошел на берег, то сразу отправился к поверенному, а затем я поехал искать Ноуланда. Все это было сделано в первые два часа моего пребывания в Англии и задолго до того, как Люсинда могла получить весть о моем возвращении.

– Почему ты поехал искать Ноуланда?

– Он сотрудничает со Скотленд-Ярдом.

– Ну надо же! – тихо проговорила Симона, качая головой. – А выглядит таким безобидным!

– Такой он и есть. Ноуланд специализируется по шифрам и бумажным свидетельствам. Когда его расследование требует применения силы, он просто дает указания тем, у кого она есть.

– Мне и в голову бы не пришло его заподозрить!

Тристан улыбнулся:

– И Люсинде тоже.

Нимфа, сидевшая рядом с ним, медленно кивнула:

– Значит, Люсинда должна позаботиться о том, чтобы ты не прожил достаточно долго и не дал им нужный толчок. Как ты считаешь: она сама делает всю грязную работу или нанимает кого-нибудь для этого? Впрочем, я и так догадываюсь: скорее всего сама. Для таких действий нужны точный расчет и удача; одна неловкость, один просчет – и у нее будут крупные неприятности. – Симона покачала головой.

– Я с этим согласен.

– И если учесть, что трое мужчин из твоей семьи уже погибли… – Она тихо кашлянула.

– Да?

– Видишь ли, Хейвуд счел своим долгом рассказать мне историю о Безумных Локвудах в первый же вечер.

Ну да, конечно! Тристан вздохнул и ему отчего-то стало неловко.

– Не тревожься, Симона, я знал: он сделает это, как только я выйду из кареты. К тому же, это всем известно.

– Если учесть, что твои отец и старший брат погибли, как все считают, совершив убийство и самоубийство, а твой другой брат оказался в Темзе, Люсинда должна считать, что ее везение может когда-нибудь окончиться. Вместе с тобой это будет уже четыре смерти, и если четвертая смерть окажется насильственной, то даже самые наивные люди начнут задумываться. Скорее она решит сделать так, чтобы твоя смерть выглядела как результат несчастного случая.

– Просто поразительно.

Симона сдвинула брови:

– О чем ты?

– О твоем уме. Ты рассуждаешь совершенно неожиданным образом.

«И я нахожу это невероятно сексуальным», – хотелось добавить Тристану, но он вовремя остановился.

– Правда? – Симона улыбнулась, и искры в ее глазах заплясали ярче.

Боже, как ему хотелось ее любить! Прямо здесь, прямо сейчас! Тристан протяжно выдохнул, стараясь сдержать свой порыв и привести мысли в порядок.

– А тебе не пришло в голову, что, оказываясь рядом со мной, ты тоже подвергаешься опасности?