Текст книги "Эрнест Хемингуэй. Обреченный победитель"
Автор книги: Лестер Хемингуэй
Жанр: Зарубежная публицистика, Публицистика
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)
– Коричневая с белым это уже взрослая сука, – ответил он, – а черно-белый – молодой пес. У него прекрасный нюх, но он все еще любит погоняться за кроликами. Лучше займись его обучением.
Когда достигли дальнего края большого поля, мы вырулили из колеи и выпустили собак. После того как они немного пришли в себя от поездки, собаки рванули вдоль поля. Молодой пес рыскал повсюду.
В тот холодный день начала декабря, направляясь ближе к линии деревьев с уже облетевшей листвой, взрослая собака неожиданно замерла и сделала стойку. Она находилась примерно в тридцати ярдах впереди нас. Эрнест махнул мне рукой, и мы направились по жнивью к собаке.
Мы уже почти приблизились к ней, когда одна большая перепелка, а за ней другая вспорхнули из редкой травы и, распушив хвосты, полетели прочь над низким кустарником вдоль деревьев. Эрнест выстрелил и попал в одну. Он снова нажал на курок, а затем и я. Вторая птица продолжала лететь по кривой, а потом упала вдали в кустах.
– Неудача, братишка! Но одна перепелка у нас уже есть. А сейчас посмотри, что может умное животное.
Он махнул рукой вперед, и собака, сделав большой прыжок с места, начала искать в той стороне, где упала первая птица. Она вернулась через минуту, вся мокрая от быстрого бега по траве и стерне. Ее челюсти осторожно сжимали птицу.
– Хорошая собачка! – Эрнест взял перепелку, оторвал ей голову и бросил рядом на землю, наблюдая, как собака расправляется с ней, пока он убирал добычу. Затем он перезарядил ружье. Он продолжал говорить, пока мы двигались к дальней линии деревьев.
– Я полагаю, по второй птице ты выстрелил чуть ниже. Попробуй взять другое упреждение и всегда продумывай, куда бы ты полетел, если был птицей. Почти всегда они летят к ближайшему укрытию. Ей нет необходимости улетать от тебя. Так что думай как птица, и у тебя будет больше добычи. К тому же охота станет более впечатляющей. Смотри, собака еще что-то почуяла!
Мы продолжили свой путь через поле. К обеду, когда закончили готовить сандвичи, мы успели обойти несколько болот. Мы перелезали через какие-то изгороди, прыгали через большие канавы и добыли четырнадцать птиц. А сандвичи – это просто мечта охотника! Я спросил о том, где ему удалось достать куски мяса такого огромного размера.
– Это лосиный бифштекс с нашей последней охоты на западе.
– Но кто-нибудь мог его порубить?
– Производится только в большом экономичном размере.
Он подмигнул и снова набил полный рот. Хлеб был домашней выпечки, а сандвичи получились из мелковолокнистого мяса толщиной полдюйма и по меньшей мере в фут шириной.
После полудня нам несколько не повезло с молодой собакой. Мы повстречали компанию охотников – троих мужчин. Двое из них были местными жителями. Один нес на плече сумку с добычей. Третий, одетый в чистую куртку, был из города. У него была автоматическая винтовка, но он шел без сумки для дичи. Встреча произошла вскоре после того, как молодая собака эффектно пронеслась мимо, когда мы подстрелили одинокую птицу, упавшую рядом с остальной группой. Затем впереди собаки из низких кустов выскочил американский кролик и помчался прочь по широкой дуге. Собака возвратилась спустя некоторое время с высунутым языком и надеждой на похвалу. Это же была великолепная погоня! Пес просто погнался за кроликом, когда ему надо было сконцентрировать свое внимание на птицах. Когда он прибежал назад, Эрнест нагнулся, схатил его за шкуру на спине и сильно встряхнул.
– Забудь о кроликах… забудь, ты понял меня? Потом он отпустил пса, встал и аккуратно перезарядил ружье.
Другая группа охотников наблюдала за этой сценой. Их собаки находились вдалеке. Очевидно, у них было разрешение охотиться на той же территории, что и мы. Мы были незнакомы, но кивнули друг другу. Один из местных, что был повыше, заговорил:
– У меня как-то была собака, неравнодушная к кроликам. Знаете, как я отучил ее от этого?
– Она из помета этого года. Мы обучаем ее, – ответил Эрнест.
– Моя псина гонялась за кроликами до поры до времени, но потом перестала. Знаете почему?
– Почему же?
– Да всадил в нее с шестидесяти ярдов восьмой номер картечи.
Человек из города начал было хохотать, но осекся. Эрнест только посмотрел на них. Больше мы не разговаривали. Внезапно мы пошли прочь. Я обернулся назад. Они продолжали пристально смотреть нам вслед.
Остальное время после полудня мы охотились на одиночных птиц, разлетевшихся из большой стаи, обнаруженной молодым псом. Вся стая неожиданно вспорхнула вокруг него, когда он в одиночку вышел на место, в то время как более взрослая собака держалась поодаль.
Из разлетевшихся по разным местам птиц мы настреляли еще семь. Эрнест подбил четыре, а я три. Для этого потребовалось много ходить, но молодая собака уже была более сдержанной в своих действиях. Когда перешли на другой конец поля, взрослая сука несколько раз показывала молодому псу, как нужно действовать и куда смотреть, подобно добросовестному посыльному из собачьего банка в момент ограбления.
Мы уже прилично устали и были полны хорошими впечатлениями об удачном дне, когда Эрнест перешел на другую тему разговора.
– Очень трудно объяснить, почему они сделали это, Барон, – сказал он, кивнув в сторону, где мы встретили других охотников, – ты думаешь, что они поступили лучше, но никто не имеет права властвовать над животным и убивать даже с целью наказания. Преследование дичи не что иное, как инстинктивный порыв, и мне будет чертовски приятно, если ты это усвоил, Барон. Чем быстрее ты поймешь это, тем лучше будет результат, как и в других делах. Но эти сукины сыны поступили по-своему…
Он нашел тропинку, и мы пошли назад к автомобилю. Ноги ныли от усталости, царапины от колючек причиняли боль, и добыча была довольно тяжелой. На другом конце большого поля мы заметили собак, намного опередивших нас.
Начало следующего дня выдалось получше. Воздух был холоднее, и земля оставалась замерзшей до десяти часов утра. Тогда мы охотились в районе ферм рядом с большой рекой, и с нами была другая собака. Это был очаровательный рыжий сеттер, выращенный шурином Эрнеста Карлом Пфайффером.
По направлению к Миссисипи простирались затопленные земли, что сделало окруженные водой возвышенности просто бесценными для молодых птиц, появившихся на свет прошлой весной. У этого молодняка еще не было опыта выживания взрослых птиц. Но у них были те же потребности. И из-за своего рвения собираться стаями на вершинах выступающей из воды суши, дамбах и на заросших колючим кустарником островках они становились прекрасной добычей.
– Я пойду по этой канаве, а ты по другой, Барон. Мы встретимся на пересечении. Но присматривай за собакой. Она будет учить тебя в мое отсутствие.
Эрнест ухмыльнулся и пошел прочь. Я знал, что не только собака наблюдает за обстановкой.
Я слышал бабаханье его двустволки, периодически раздававшееся в спокойном воздухе. Большую часть времени стрелял только он. Я стрелял из своей одностволки двадцатого калибра. На второй день охоты то ли птицы летали более спокойно, то ли я стал стрелять лучше. В такой прекрасный день звук моего ружья казался позорным грохотом. Но птицы заманчиво и шумно вспархивали, и каждая падала с приносящей удовлетворение изящностью, а мелкие перышки и пух покачивались от легкого ветерка на поверхности воды.
– Пусть все решения принимает собака. У нее – опыт охоты больше, чем у тебя, – сказал Эрнест, когда мы встретились в боковом ответвлении канавы. Я заметил, что эта собака никогда не оглядывается назад и обычно приходит именно к тому месту, где упала подстреленная птица, будь это даже кустарник. – Я охотился с ней шесть недель, – сказал он, – но тебя она тоже уважает. Потому что ты подстрелил птиц, на которых она тебя вывела, когда ты шел и заставлял их покидать убежище. Продолжай стрелять в том же духе, а когда соберешь добычу, то отдай ей головы.
Он нагнулся и погладил рукой по голове молодого пса. Собака возбужденно посмотрела вверх.
– Ты можешь сразить пулей кого-то совершенно спокойно, даже если он пытается убежать. Или поймать кого-то, когда он всеми силами пытается вырваться. Но ты всего лишь ощутишь старые примитивные чувства. Ты тоже это чувствуешь, не так ли, малыш?
– Да, но не всегда. Иногда я хочу, чтобы они спаслись от меня.
– Но не тогда, когда ты голоден. Но возможно, у меня большая страсть к ловле, нежели к еде. Могу тебе с уверенностью сказать, что лучше это ощущать, чем анализировать.
В тот день мы много говорили. Эрнест рассказал мне о том времени, когда отец взял его на охоту в районе фермы дяди Фрэнка в Карбондейле, штат Иллинойс. Охота прошла замечательно, а отец был поражен способностями Эрнеста.
– Но как-то мне тоже не повезло. – Он рассмеялся.
Он рассказал мне о мальчишке по имени Рэд, поколотившем его после того, как, постреляв голубей около амбара, он нес часть добычи соседу. Он рассказал также, что чуть не застрелил другого охотника из ружья, которое ему доверили нести во время ночной охоты на енотов.
За год до смерти отца он снова взял меня на охоту в район фермы дяди Фрэнка. Но у него были проблемы с лицензиями. Я спросил Эрнеста, почему мне не требуется лицензия в Арканзасе.
– Ты являешься членом семьи. Если ты находишься на своей земле или охотишься на территории, принадлежащей твоим друзьям, никто не задаст тебе никаких вопросов. Они посчитают меня сумасшедшим, если я попытаюсь купить лицензию. В других штатах все по-другому, но здесь такие правила.
Мы поговорили об эпизоде с цаплей, происшедшем в Мичигане. Я упомянул о том, что отец рассказал мне, как плохо он себя чувствовал из-за того, что не был там, рядом с Эрнестом, и не помог ему, когда случилась беда.
– Пусть это будет еще один урок, Барон. Старайся всегда держаться подальше от судов, не важно, будут ли на то причины. Они могут схватить тебя, одурачить, а потом ты окажешься по уши в дерьме. Вот так наши юристы применяют закон.
На третий день мы пробирались по труднопроходимой местности. И хотя она изобиловала колючими зарослями, говорили, что там полно птиц. Несомненно, птицы там были. Вид и звук потревоженной большой стаи, шумно вспорхнувшей в возбуждении, шокировали собак. Их бока мелко дрожали, мои, вероятно, тоже, когда мы стреляли, перезаряжали, запоминали, где упала подстреленная птица и какую надо преследовать. Потом мы шли вперед так быстро, как только могли, чтобы не упускать из виду собак, пока те с шумом рыскали по колючему кустарнику. Нам нужно было знать, где они находятся, когда обнаруживали новую дичь и застывали в стойке. Под одним колючим кустом птицы были настолько крупные, что мы тоже ощутили их запах.
– Ты чувствуешь это, Барон? – Эрнест вдыхал воздух, его глаза смотрели куда-то вдаль.
– Хм. Похоже на запах птиц, но может быть, пахнет сыростью?
– Вот именно. В первый раз ты был ближе к истине. – Он поднял свою голову и закрыл глаза. – Они там!
Он жестом показал направо. Там три собаки собрались вместе у колючего куста, коричневатого от мороза в некоторых местах. Листья под колючками не позволяли увидеть дальше чем на фут.
Когда собаки стали продвигаться ближе, неожиданно страшный шум заставил нас выстрелить навскидку. Мы перезарядили и выстрелили снова, когда большая перепелка с шумом выпорхнула из-под этого невероятного колючего куста.
Затем наступила тишина. Собаки начали рыскать по подлеску, устраивая возню с ранеными птицами и притаскивая убитых к нам. Я пробирался осторожно, налегке и неудачно упал вперед, пытаясь дотянуться до птицы прямо передо мной. Я все-таки достал, сломав несколько колючек, вонзившихся мне в ноги. Эрнест смотрел, наблюдал за собаками, мною и вспоминал, где еще падали птицы. Мы не собирались потерять хотя бы одну, представляя, как их можно окунать в смесь хлебных крошек и яиц, а потом ставить на пропарку в кастрюле. Когда я возвратился с птицей в руке, вспотевший и счастливый оттого, что хотя и с трудом, но все-таки нашел ее и не упустил этого случая, Эрнест сделал глоток из своей плоской серебряной фляжки.
– Ты видел, что одна упала, а собаки ее потеряли? Хорошая была охота, Барон… Я просто ощущаю прилив сил. – Он похлопал себя ниже пояса. – Прекрасное чувство, когда ощущаешь их взлет, стреляешь и смотришь, как они падают.
Он отвернулся. Я видел, как он опрокинул фляжку. Затем он выдохнул, как человек, только что утоливший жажду чем-то более приятным по сравнению с обычной жидкостью. Он молча предложил мне. Запрокинув голову, я отхлебнул, и он убрал фляжку. Какая бы ситуация ни встречалась в нашей жизни, мы всегда оставались братьями.
В тот его визит в Оук-Парк у нас было много времени для обсуждения семейных проблем после смерти отца.
– Как тебе там живется? Ты можешь приехать в Ки-Уэст, если захочешь. Но будет проще, если ты останешься с матерью до тех пор, пока не закончишь колледж. Тогда ты сможешь свободно перебраться туда. И ты многое поймешь в жизни, сделав это по своей инициативе.
Вскоре после смерти отца, когда книга «Прощай, оружие!» дала ощутимый доход, они с Полин создали доверительный денежный фонд. Он внес тридцать тысяч, а Полин двадцать тысяч долларов, так что наша мать могла иметь достаточный доход на всю ее жизнь. Затем эта сумма должна была распределиться между Кэрол и мной по десять тысяч, нашими старшими сестрами Урсулой и Санни по пять, а Полин возвращались ее двадцать.
Наша мать была талантливой и в музыке и в искусстве, но была слишком далека от всех тонкостей управления домами, собственностью и от решения финансовых проблем. Ее доход, даже после создания Эрнестом доверительного фонда, серьезно пострадал во время Великой депрессии, и Эрнест беспокоился об ее существовании.
На станции, когда я как раз собирался сесть на поезд до Оук-Парк, Эрнест повернулся ко мне:
– Ты уверен, что денег хватит на обратный путь?
– Абсолютно, ведь ты дал на всю поездку.
– Лучше иметь запас на всякие непредвиденные обстоятельства.
Он вытащил из кармана рубашки увесистую пачку банкнот и отделил приличную часть. Эта способность испытывать радость от щедрости приносила ему невероятное удовольствие. Он хорошо помнил дни, проведенные в нищете, когда он только начал писать.
Я провел прекрасные каникулы, узнал много нового и проникся еще большим уважением к Эрнесту за его умение охотиться на птиц. Его исправленное очками зрение все равно было не идеальным. Но у него было удивительное чувство того, куда надо нацелить ружье и как быстро надо его вести, чтобы попасть в непростую цель, когда охотишься в низине на перепелок.
За первые четыре года жизни Эрнеста в Ки-Уэст они вместе с Полин каждый год навещали дом Пфайффера в Арканзасе. Они были в Канзас-Сити по случаю рождения каждого из их двоих сыновей и находили время для охоты на крупную дичь на западе страны. Они оставались во Флорида-Кис на время прекрасной зимней погоды, а весной и летом часто выходили на рыбалку.
Макс Перкинс, редактор Эрнеста в издательстве «Скрибнерс», был хорошим компаньоном в рыбной ловле. Но Макс был старше Эрнеста, а последний всегда был недоволен жизнью, когда рядом с ним не было духовного младшего брата. Ему был необходим кто-то, кому он мог что-то показать или чему-то научить. Он нуждался в слепом поклонении. Если младший брат мог продемонстрировать благоговейный трепет, то это существенно улучшало отношения. Я был хорошим младшим братом, когда находился рядом, но это не могло длиться постоянно.
Джейн Мейсон стала другим младшим братом, когда начались летние походы на ловлю марлина в сторону Кубы.
Когда Джейн и Грант усыновили двух мальчиков, Эрнест стал крестный отцом старшему из них, Энтони. Как крестный, он должен был показывать пример, и Эрнест всю жизнь оставался верным своим обязанностям.
В 1932 году Эрнест начал развивать еще одну дружбу, что глубоко повлияло на его творчество, равно как обеспечило его еще одним духовным младшим братом. Он начал общаться с Арнольдом Джингричем. Вопреки мнению, что эти двое были старыми военными приятелями, Арнольд и Эрнест даже не встречались до этого, но они переписывались в течение многих месяцев, когда Арнольд редактировал и готовил основной объем публикаций для «Аппарел артс», прекрасного и внешне привлекательного журнала, издаваемого в Чикаго.
Арнольд был примерно одного возраста с Эрнестом. Он провел свое детство в Мичигане, где его отец был большим мастером резьбы по дереву. А Арнольд полюбил ловлю форели с такой же страстью, как и Эрнест.
К осени 1932 года переписка между этими двумя писателями переросла в теплую дружбу, и они обсуждали идеи, которые могли лечь в основу великих произведений. Тогда Арнольд пообещал выслать Эрнесту полную подборку материалов «Аппарел артс», если Эрнест надпишет ему на память свое произведение «Смерть после полудня» первого издания, о котором он отзывался как о величайшей поэме, когда-либо видевшей свет. Это было интригующее предложение, потому что за несколько лет писательского творчества Эрнеста впервые кто-то реально предложил в некотором роде обмен ценностями вместо того, чтобы предложить писателю сделать просто подарок. В декабре того года Эрнест написал Арнольду, что он с удовольствием надпишет книгу, если тот вышлет ему свои материалы в Ки-Уэст в любое время в течение ближайших трех месяцев, когда он будет уверен, что получит их. Он добавил, что ему будет очень приятно иметь при себе копии журнала Арнольда, и он с надеждой ждет их. Через непродолжительный промежуток времени пришла настолько тяжелая посылка, что служащий почты вспотел, пока выдавал ее мальчику, присланному забрать почту Эрнеста. Когда посылку принесли в дом, она оказалась заполненной журналами «Аппарел артс» весом по три фунта каждый.
– Если бы у нас были деньги, я бы помчался покупать эти кожаные куртки, рекламируемые на иллюстрациях, – сказал он Полин.
Подарок Арнольда положил начало дружбе, продлившейся долгие годы. Благодаря его великодушию я могу воспроизвести многие важные моменты в биографии Эрнеста. В начале 30-х годов Эрнест впервые вышел на народную, нелитературную публику с помощью нового журнала, организованного под редакцией Арнольда. Они впервые встретились во время приезда Эрнеста в Нью-Йорк в середине зимы, куда Арнольд тоже прибыл по делам. За выпивкой они обсуждали рыбалку и писательское творчество, пока Эрнесту не пришлось поторопиться обратно в отель, чтобы успеть упаковать вещи и сесть на поезд.
В конце той весны Эрнест сказал, что за время, прошедшее с момента их встречи, он написал три рассказа и около пятидесяти страниц романа. По его словам, работа шла замечательно, так как погода стояла прекрасная и он хорошо себя чувствовал. За день до этого он завершил работу над длинным рассказом, а сейчас сделал передышку, чтобы лично написать мистеру Джингричу.
Пародия на Уолтера Уинчелла, присланная ему Арнольдом, заставила Эрнеста встать на защиту Уинчелла. По его словам, написавший пародию Пеглер, может быть, и неплохой писатель, но ни на йоту не является журналистом, потому что Уинчелл лучший мастер в написании газетных статей. Эрнест признавал, что Пеглер пишет очень неплохо о спорте, но в этом направлении легко работать. А Уинчеллу приходилось пахать по шесть дней в неделю. И если он решил написать сентиментальную чушь о его семье в не самый лучший период жизни, то тем самым сформировал о себе впечатление на будущее.
Отвечая на комментарии Арнольда об Эзре Паунде, Эрнест высказал надежду на то, что ему удалось прочитать все до последней строчки из написанного Эзрой, а самым лучшим, на его взгляд, произведением является «Кантос», хотя это дело вкуса. Признавая то, что в «Кантос» были использованы некоторые утратившие актуальность шутки и было много другой чепухи, Эрнест отметил божественную поэзию, отличающую это произведение.
Ссылаясь на ежеквартальный план публикаций Арнольда, Эрнест сказал, что у него есть две линии поведения относительно продажи материала. Если публикация была некоммерческой и издавалась ради поддержания переписки, он мог подарить материал или принять незначительный гонорар. Но, высказывая просьбу вернуть рукопись, он часто обнаруживал, что чистосердечный любитель писем уже продал ее кому-то от десяти до ста раз дороже суммы, выплаченной Эрнесту за рассказ или статью. А Эрнесту затем приходилось разрывать брошюру и использовать ее в качестве рукописи, когда приходило время публиковать сборник рассказов. Его второй линией поведения было предъявление всем коммерческим журналам требования выплачивать самую высокую цену, которую они кому-либо платили. Это заставляло их высоко ценить труд человека, а потом они начинали понимать, какой ты прекрасный писатель.
В своем письме Арнольд внес конкретное предложение: Эрнест не должен делать изменений в рукописи, а Арнольд будет выплачивать в виде аванса двести пятьдесят долларов за каждую отдельную статью, которую Эрнест соблаговолит написать. Эрнест ответил, что за последние двенадцать месяцев он несколько раз крайне нуждался в этих самых двухстах пятидесяти долларах. Хотя он знал, что уже мог бы получить неоднократно за свое творчество ту сумму, которую предлагал Арнольд. Что касается рассказов, то, по мнению Эрнеста, те, которые он еще не опубликовал, могли бы спровоцировать конфликт между новым журналом и властями. Кроме того, он хотел придержать некоторые произведения для публикации после смерти на случай оплаты похоронных услуг, поскольку у него не было никакого страхового полиса, кроме своей личной ответственности. И к чему это все приведет? К тому, что двести пятьдесят долларов – прекрасная сумма для карманных расходов, но совершенно несерьезная, чтобы о ней можно было вести переговоры, как выразился Эрнест.
Он сообщил Арнольду о том, что 12 апреля собирается дойти до Кубы на маленькой лодке и пару месяцев половить рыбу вдоль побережья в том случае, если он поедет в Испанию снимать кинофильм. Если не будут решены вопросы с организацией съемок, он будет рыбачить четыре месяца, а потом отправится в Испанию. А если вдруг ему потребуются двести пятьдесят долларов, он все бросит, напишет что-нибудь и телеграфирует Арнольду, если это будет приемлемо. Из Испании он планировал отправиться на озеро Танганьика, а потом в Абиссинию на охоту. Он полагал вернуться к январю.
Арнольд рассказал некоторые подробности о журнале Эрнесту. Он сообщил о том, что журнал приходится издавать ежеквартально, поскольку для этого пока можно обходиться небольшим коллективом сотрудников. Но он надеется превратить его в журнал потребителя, который станет для американских мужчин таким же изданием, как «Вог» для женщин. Он рисовал в своем воображении прекрасных рекламодателей и обратил внимание Эрнеста на то, что, если он даст ему свои размеры, он попытается получить несколько образцов одежды для улицы, которые будут использованы для иллюстраций. И кроме того, они будут прекрасно смотреться на Эрнесте.
В связи с предстоящим отъездом Эрнеста в Африку Арнольд рассчитывал, что Эрнест напишет четыре журнальные статьи в течение следующего года, и обещал одинаковую оплату за каждую, можно даже авансом, если Эрнест пожелает. Он предложил готовить статьи в форме писем. Их легче писать, и они не отнимут много творческого времени у Эрнеста. Затем он задал несколько главных вопросов о самом начале его творчества и был поражен той страстью, с которой Эрнест устремился к литературному творчеству.
Отвечая в начале апреля 1933 года, Эрнест в первую очередь выразил восхищение Арнольду по поводу его письма, а потом энергично перешел к тому, что Арнольд должен быть в полной готовности на случай всевозможных грядущих доходов от рекламодателей журнала. Он сказал, что размер его воротника семнадцать с половиной, он носит куртки сорок четвертого размера, но сорок шестой смотрится на нем даже лучше. Он носит туфли одиннадцатого размера по полноте и брюки тридцать четыре на тридцать четыре. Он сомневается, что они смогут изобразить все эти размеры на фотографии, но если у Арнольда все же есть подобные вещи, то пусть отошлет ему посылку до востребования, а он дает обещание их носить.
На следующий год, когда я увидел его изящно одетым в куртку из оленьей кожи и занимающимся разделкой двух больших рыбин в доке Томпсона, у меня зародились некоторые сомнения относительно его позиции.
– Эй, Стайн! Ты что, планируешь демонстрировать модели одежды?
– Послушай, Барон, – сказал он, – ни слова больше об этом, или ты будешь плавать там, вместе с рыбьими кишками.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.