Текст книги "Эхо Москвы. Непридуманная история"

К. ЛАРИНА: Ты против плюрализма?

Л. ГУЛЬКО: В каких-то вещах я против.

К. ЛАРИНА: Ну, например. Вот у нас, конечно же, запрещены фашистские партии, которых у нас официально как бы и нету. Но тем не менее мы знаем, что люди с такими взглядами живут и прекрасно себя чувствуют, и опять же, когда в них есть необходимость, их допускают и к микрофону, и к телевизору.

Л. ГУЛЬКО: Я против.

К. ЛАРИНА: Ты против.

Л. ГУЛЬКО: Потому что и так все знают то, о чем они думают, как и зачем. А когда этот человек приходит, начинает вещать, ну, его идеи начинают расползаться во все стороны. Кому-то это может показаться увлекательным. Лицо его увлекательно, не знаю.

К. ЛАРИНА: Ну, извини, меня. Одно дело дать ему возможность высказаться, что называется микрофон поставить, и оставить одного в студии, чтобы он проповедовал свои взгляды. А с другой стороны, попробовать по этому поводу пополемизировать. Вот в такой форме дискуссии возможно это?

Л. ГУЛЬКО: В полемики, когда другой человек, не этот самый нацист, фашист начинает заводиться, то человек, который сидит, как правило, с другой стороны, он чувствует себя, мне кажется, вот они гады, они спокойнее, чем мы. Чем те, кто заводится, понимаешь. Они гады спокойнее, и как-то это действует на окружающих, как удав на кролика.

К. ЛАРИНА: Нет, ну, а потом всегда очень популярны эти взгляды. Они очень просты.

Л. ГУЛЬКО: Ну, конечно, кто-то должен быть виноват.

К. ЛАРИНА: Они очень просты и очень притягательны. Ну, правильно ли я понимаю, что в принципе ты в этом смысле не разделяешь позицию главного редактора по части плюрализма мнений на радиостанции «Эхо Москвы».

Л. ГУЛЬКО: Ну, может быть, в каких-то местах и нет.

К. ЛАРИНА: Есть люди, которых ты сюда никогда в жизни бы и не позвал.

Л. ГУЛЬКО: Да. И никогда я это, в общем, не скрывал.

К. ЛАРИНА: Давайте мы сейчас телефон включим. 363-36-59 телефон прямого эфира. 222 пользователя Интернета, которые смотрят на тебя сейчас, Лев Гулько.

Л. ГУЛЬКО: Видишь как.

К. ЛАРИНА: И мы сейчас готовы принимать Ваши звонки, дорогие друзья. Активно звонит телефон и это отрадно. Ало, здравствуйте. Говорите, пожалуйста, погромче.

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый день.

К. ЛАРИНА: Добрый.

Л. ГУЛЬКО: Здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ: Я, видимо, попал в прямой эфир прямо, да?

К. ЛАРИНА: Да, Вам бы этого не хотелось?

СЛУШАТЕЛЬ: Я включил «Эхо Москвы» и услышал очень близкую тему. К сожалению, не могу узнать, кто Ваш собеседник.

К. ЛАРИНА: Лев Гулько, мой коллега.

СЛУШАТЕЛЬ: Я полностью поддерживаю то, что он высказал в эфире и особенно отношение к москвичам. Действительно, если проехаться по нашей стране, вот эта внутрироссийская ксенофобия к москвичам, она достаточно сильно развита. И здесь необходимо, конечно, принимать какие-то меры. Ну, я не знаю, в масштабах страны. Потому что москвичи действительно это труженики, и как-то это надо вот эту линию проводить во всей стране.

К. ЛАРИНА: А какие меры Вы предлагаете? Воспитательные, наверное.

СЛУШАТЕЛЬ: Ну, просто у меня свое производство находится в одной из областей России. И я провел очень серьезную реконструкцию, модернизацию, но чем больше я делаю, тем больше я сталкиваюсь с непониманием и противлением тому, что я делаю.

К. ЛАРИНА: Потому что Вы москвич.

СЛУШАТЕЛЬ: По всей видимости да, и начинается это с самого верха. Это начинается, скажем так, с администрации…

К. ЛАРИНА: Ну, все поняли. Спасибо Вам большое. Там не совсем вопрос, просто тему Вы предложили нам развить. А какие тут могут быть меры. Скажи мне.

Л. ГУЛЬКО: Просто надо всем дать жить так, как живут в Москве. Я же попросту. Как в центр приезжают люди из там московских окраин. Потому что здесь это, здесь то.

К. ЛАРИНА: Здесь все.

Л. ГУЛЬКО: Но, к сожалению, там тоже построили те же центры, те же большие магазины. Едут сюда все равно. Центробежная сила.

К. ЛАРИНА: Ну, колоссальная разница в уровнях жизни. Она очевидна. Хотя с другой стороны…

Л. ГУЛЬКО: Здесь красивые дома в центре, так же, как по всей стране.

К. ЛАРИНА: Ну, все равно есть города у нас достаточно богатые, где люди имеют рабочие места и неплохие зарплаты, а иногда даже выше, чем московские. Но все равно здесь все-таки центр во всех смыслах этого слова, и центр мира для нас.

Л. ГУЛЬКО: Ну, империя, она, конечно, развалилась, но какие-то штуки остались имперские. От империи, так исторически сложилось.

К. ЛАРИНА: Скажи, пожалуйста, а как ты относишься к понаехавшим? В тебе есть некий такой московский шовинизм или ты стараешься его из себя выдавливать?

Л. ГУЛЬКО: Я выдавливаю.

К. ЛАРИНА: Но он есть. Ты его обнаруживаешь в себе?

Л. ГУЛЬКО: Иногда некоторые вещи раздражают. Но я выдавливаю. Бегу от этого.

К. ЛАРИНА: То есть «Москва для москвичей» – это не твой лозунг?

Л. ГУЛЬКО: Нет.

К. ЛАРИНА: Честно-честно?

Л. ГУЛЬКО: «Россия для русских» тоже. Честно.

К. ЛАРИНА: То есть ты считаешь, ограничивать не надо миграционные потоки эти?

Л. ГУЛЬКО: Надо ограничивать законно. То есть все эти проблемы, ребята, все ваши вопросы не к тем, кто приехал, мигрантам, а тем, кто разрешил проникнуть в столицу незаконными, кто? Вот этот из милиции. Вот этот…

К. ЛАРИНА: Ну, я думаю, что милиция конечная точка, самая низшая. Самая высшая – это понятно какая.

Л. ГУЛЬКО: Нет, просто этот из милиции, а этот оттуда, а этот отсюда. К ним вопросы, к ним, потому что есть законы, которые надо соблюдать, их просто надо соблюдать. Есть просчитанное количество рабочих мест. Есть еще чего-то. Есть предприниматели, которые пользуются тем, что эти бедные живут в нечеловечьих условиях и гибнут пачками на стройках. Просто никто ничего не знает. В бетон закапывают. И все. Ну, упало два человека, закопали. Никто ничего не знает, ни документов, ничего. Вот и все.

К. ЛАРИНА: Давайте еще звонок, пожалуйста. Алло. Здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте, Ксения Ларина, здравствуйте, Лев Гулько, это город Сургут, Закиров Гапур.

Л. ГУЛЬКО: Очень приятно.

СЛУШАТЕЛЬ: Мне очень приятно слушать всех Вас. Особенно Лев Гулько. Лев, скажите, пожалуйста, неужели Вам не интересна политика. Вот, например, в данное время в России не так всем хорошо живется же.

К. ЛАРИНА: В смысле что Льву не интересна политика? Вы в чем его подозреваете, скажите?

СЛУШАТЕЛЬ: Да. Вот слушаю, он разговаривает, будто в России все хорошо, все гладко, все честные, все чиновники добрые.

К. ЛАРИНА: Вы ему не приписывайте. Некая доля пофигизма, я согласна, в нем, конечно, присутствует. Он так не заводится, как некоторые, по любому поводу.

Л. ГУЛЬКО: Не завожусь.

К. ЛАРИНА: Что тебе позволяет все-таки относиться к этому спокойно, как будто бы, как сказал наш слушатель, все хорошо.

Л. ГУЛЬКО: Не знаю. Историческое врожденное чувство самосохранения.

К. ЛАРИНА: Ну, не удивил меня этот звонок. Потому что я сама часто раздражаюсь на Гулько. Мне хочется его чем-нибудь ударить. Я говорю, ну, как же ты можешь там спокойно реагировать? Ну, такой человек.

Л. ГУЛЬКО: Такой человек, да.

К. ЛАРИНА: Алло, здравствуйте. Пожалуйста.

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый день.

Л. ГУЛЬКО: Здравствуйте.

К. ЛАРИНА: Добрый.

СЛУШАТЕЛЬ: Да, просто хочу сказать, что на москвичей обижаться не надо. Они хорошие люди.

К. ЛАРИНА: Это мы знаем, конечно.

СЛУШАТЕЛЬ: И сам я когда в армии был, в начале было наезжали ребята, из Москвы, все, ну, (НЕРАЗБОРЧИВО) и все нормально.

Л. ГУЛЬКО: Дикий Запад.

К. ЛАРИНА: Да, действительно. Спасибо за совет. Мы поняли. Алло, здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Здравствуйте. Извините, я простуженная.

К. ЛАРИНА: Вы прекрасно звучите.

СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Я обожаю, когда в эфире Лев Моисеевич Гулько. Я просто обожаю. Мне так приятно слышать его, как он отзывается обо всем…

К. ЛАРИНА: Обзывается.

СЛУШАТЕЛЬНИЦА: Спасибо, Ксения, что Вы его пригласили.

К. ЛАРИНА: Знаете, как трудно было получить его в наш эфир. Он невероятно занятой человек.

Л. ГУЛЬКО: Ужас.

К. ЛАРИНА: Спасибо. Мне тут помогли продюсеры, главный редактор настоял, чтобы обязательно сегодня Лев появился в нашей студии. Алло, здравствуйте. Пожалуйста.

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый день. «Эхо Москвы», да? Меня зовут Михаил. Очень приятно слышать Льва Гулько.

Л. ГУЛЬКО: Спасибо.

СЛУШАТЕЛЬ: Ну, слов, конечно, нету, у него обостренное чувство справедливости. Редкое явление на сегодняшний день. Ну, а что касаемо темы, которая обсуждалась, ксенофобия, она, наверное, все-таки сидит в крови. Отчасти, я думаю, власти всегда интересно иметь эти процессы среди обывателей, потому что всегда есть, на кого свались свою бездарность. А сегодня у нас век торжества бездарности. Поэтому власти всегда будут подогревать эти процессы. Я лично русский, я испытываю огромное уважение к евреям. Потому что…

К. ЛАРИНА: Прекрасно. Хорошо начал, плохо кончил… Спасибо Вам большое за этот звонок. Но Вы разве сами не поняли, что Вы сейчас поступили как классический ксенофоб и антисемит.

Л. ГУЛЬКО: Ну, может, человек не хотел. Ну, ладно тебе, ну что ты.

К. ЛАРИНА: Ай, Лев, конечно, он даже не подозревает об этом. Он сейчас слушает и думает: вот сволочи. Я со всей душой к евреям. А она. Понимаешь? Вот так. Давайте еще звонок, алло, здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый день, Юрий, Москва. Несколько частных замечаний по поводу ксенофобии, ну, естественно касаемо не сколько кавказцев и всех остальных, которые у нас считаются ну как бы сказать людьми нежелательными, эмигранты. А что касается ксенофобии относительно еврейской. Извините, пожалуйста, я живу в районе Марьиной рощи, ну, например, сегодня на полтора часа были перекрыты основные магистрали, соединяющие центр Москвы, т. е. улица Октябрьская и улица Советской армии…

К. ЛАРИНА: Евреи? Еврейская кавалерия.

СЛУШАТЕЛЬ: Да, совершенно верно. Устроили могучую, могучую демонстрацию. Никто об этом не был предупрежден, некоторые люди опоздали…

К. ЛАРИНА: Мы поняли, спасибо большое, эта тема у нас вечная. Тут за что ни возьмись, везде. Лев, я бы хотела, чтобы мы все-таки про Костю вспомнили. Остается у нас несколько минут до конца нашего эфира. Мне очень радостно и приятно, что его помнят наши слушатели, и то, что у нас его голос звучит. Вот Кровинский для Гулько – это кто?

Л. ГУЛЬКО: Я не знаю кто. Наверное, член семьи, брат. Это мое второе я, понимаешь. Потому что если бы, конечно, Кости не было бы, все могло бы быть совсем по-другому. И жизнь, может быть, сложилась по-другому. И не было бы тех людей, с которыми я познакомился, благодаря Косте, и продолжаю с ними дружить. И, вообще, это такой светлый отрезок жизни. Мне кажется, что я был знаком с ним всегда, несмотря на то что я знаком с ним был всего-то чуть больше 10 лет.

К. ЛАРИНА: Ну, это срок все равно большой.

Л. ГУЛЬКО: Конечно. И мне кажется, что я учился с ним в Щукинском училище. И в вечерней школе, где Костя учился. И рос в этой замечательной семье. Вот как-то я не могу его отделить от себя теперь уж совсем никогда.

К. ЛАРИНА: Ты вспоминаешь о нем часто?

Л. ГУЛЬКО: Да всегда, потому что дома висит Константин на видном месте. Потому что ребята его однокурсники, и мы дружим. Потому что его первая, вторая и последующие жены всякие разные двоюродные, троюродные, потому что тоже поддерживаем отношения. Вообще, Костиному мальчику уже 20 лет, Кириллу, будет в этом году. Замечательный мальчишка. Вот так что Костя навсегда.

К. ЛАРИНА: Вот, кстати, если бы не было «Эхо Москвы», и этой судьбоносной встречи в твоей жизни не было бы. Мне кажется, она тебя очень сильно изменила, и многие вещи по-другому открылись.

Л. ГУЛЬКО: Конечно.

К. ЛАРИНА: Лева, у нас рубрика последняя музыкальная. Что ты нам принес, скажи, в качестве музыки и почему.

Л. ГУЛЬКО: Я принес группу «Чикаго», люблю всех подряд, люблю, «Битлз», «Лед Зеппелин». «Дип Перпл», вот это музыка, на которой я вырос и выросли многие сотрудники нашей радиостанции, но очень люблю группу «Чикаго» и песню, композицию, которая называется «Дрим э литтл дрим оф ми», потому что они близка мне по духу. Потому что, понимаешь, когда мне плохо, я ее ставлю, и когда мне хорошо, я ее ставлю.

К. ЛАРИНА: Ну, пусть будет так, что сейчас нам хорошо. Спасибо тебе большое.

Алексей Дурново
Корреспондентская

Корреспондентская на «Эхе Москвы» – это что-то вроде секретной службы. Комната расположена нестандартно внутри другого помещения, а вход в нее слегка напоминает дверь подсобки. И если новому в редакции человеку нужно попасть туда, то он тратит на поиски добрых пятнадцать минут, обходя другие отделы до тех пор, пока кто-нибудь не укажет ему верную дорогу. А так как дверь в корреспондентскую почти всегда закрыта, то там, внутри, давно уже сложился свой собственный обособленный мир, мало похожий на остальную редакцию. И тот, кто проводит в корреспондентской хотя бы полгода (за редчайшим исключением), уже совершенно не хочет уходить оттуда, даже несмотря на то, что корреспонденты работают как минимум по 10 часов в день, а вечерняя смена у них начинается в 11 утра. Этот мир живет своей жизнью. Здесь посреди рабочего дня может быть разыгран турнир по настольному хоккею. Здесь как-то раз завязался шестнадцатичасовой спор о вкусовых особенностях ватрушек и сочников, по итогам которого в разных социальных сетях было проведено семь различных опросов. Здесь однажды было разобрано до винтиков, а затем собрано обратно рабочее кресло, сидение которого отказывалось подниматься. Все эти действия никогда не мешали работе.

Кстати, никто из эховцев не называет обитателей этого мира корреспондентами. Всем лень мучатся с произношением столь длинного слова. Местных жителей давно уже называют исключительно коррами, а их вотчину – коррской.

За долгие годы своего существования коррская стала хранилищем несметного количества всякого барахла. Одни предметы имеют хозяев, другие не принадлежат никому. Это, своего рода, склад всевозможного добра. По некоторым вещам можно легко узнать их хозяев. Вот, например, если вы видите огромную пивную кружку со столовой ложкой внутри, то это спортивный обозреватель Алексей Осин. Потому что Осин пьет из этой гигантской кружки чай, а сахар размешивает столовой ложкой, ибо чайная ложечка там просто утонет. Если в углу вы видите гигантскую кучу удивительных книг, то это верный признак того, что где-то поблизости бродит Майя Лазаревна Пешкова. Вес этих книг, нередко, превышает массу всех работающих тут сотрудников вместе взятых. А если вашему взору предстают наушники, которые не подходят ни к одному из звуковых компьютеров, то значит здесь только что был Андрей Гаврилов. Потому что Андрей Гаврилов не только корреспондент, но еще и музыкант, и музыка – неотъемлемая часть его жизни.

Многие предметы, что хранятся в коррской, никогда не использовались по назначению. Зонтик, что лежит на широком подоконнике, не знал дождя. Никто не выходил с ним на улицу в ненастную погоду, чтобы спастись от ливня, ибо зонтик этот служит для закрывания и открывания окон. Так как окна отделены от людей не только широким подоконником, но и монолитным столом, то корры приспособили зонтик для открывания защелки, чтобы не лазить всякий раз через головы коллег.

И вообще чего тут только нет. В разные времена здесь побывали фритюрница, двухместная туристическая палатка, домик для кошек, несколько детских колясок, крышка от автомобильного багажника и даже световой меч Дарта Вейдера.

Обеденных перерывов у корров не бывает, так что в помещении всегда находится какая-нибудь еда. Это могут быть ириски или крекеры, а могут быть суши, пицца, бургеры с колой или, к примеру, котлеты, плов, сушеная рыба. Сюда часто приводят гостей, журналистов или новых сотрудников, но все они стремятся как можно скорее покинуть это место. Как-то раз Марина Королева привела в корреспондентскую группу практикантов. Дело было после двух часов, когда работа над большой новостной программой уже закончилась.

– Это корреспондентская, – сказала Марина Королева, открывая дверь студентам, – здесь наши корреспонденты готовят свои материалы.

В этот момент в корреспондентской было человек шесть, и никто из них не готовил материал. Каждый был занят своим делом. Кто-то читал газету, кто-то ел, кто-то приводил себя в порядок перед зеркалом. И на практикантов, как водится, никто не обратил внимания.

Оглянемся немного назад. У вас может сложиться впечатление, что корреспонденты – это банда дезорганизованных бездельников и лоботрясов. Так вот, это не так. Большинство их них проводят в этом помещении минимум 10 часов в сутки. Работа здесь начинается в семь утра, а заканчивается не раньше десяти вечера. Это не считая тех людей, которые уезжают на мероприятия – митинги, пресс-конференции, суды и так далее. Тогда начинаются отдельные, индивидуальные приключения, нередко с совершенно фантастическими подробностями. К журналистам у нас многие относятся с подозрением, особенно это характерно для тех, кто сталкивается с ними в первый раз. Со мной был такой случай. Я отправился в окружной военный суд одного подмосковного города. Добирался до туда больше двух часов, само здание суда оказалось в лесу, его сотрудники были крайне удивлены моему визиту. В принципе на открытый процесс может прийти кто угодно. Для этого не требуется ни аккредитация, ни даже пресс-карта. Если ты без камеры, то чтобы попасть в зал, достаточно показать паспорт. Эти правила, однако, известны не всем и действуют не везде. И я, видимо, был первым журналистом, чья нога ступила на территорию этого суда. За полчаса, что оставались до начала заседания, со мной поговорили едва ли не все сотрудники суда, в том числе и его председатель. В его кабинете я провел минут десять, и, честно говоря, мне никогда не доводилось вести более бессодержательный диалог.

– А что вы собираетесь тут делать? – спрашивал он меня.

– Работать, – простодушно отвечал я.

– Но видите ли, тут уже работаем мы.

– Одно другому не мешает. Я журналист и имею право освещать процесс.

– Несомненно, но главное, чтобы вы освещали, а не очерняли.

В итоге, когда началось заседание, судья специально объявил, что в зале присутствует корреспондент «Эха Москвы». Это был момент бессмысленной локальной славы.

На самом деле у каждого корра была хотя бы одна похожая история. У кого-то был бомж, который подходил просить десять рублей на опохмел ровно в ту минуту, когда у корреспондента начинался прямой эфир с места событий. А ведь десять рублей в таких ситуациях, всегда просят очень громко. Кого-то задерживали на несанкционированных митингах, причем от задержаний этих не спасали ни пресс-карта, ни другие внешние атрибуты, по которым полицейский может отличить журналиста от протестующего. Кому-то приходилось преследовать ньюсмейкера, который не хотел делиться важными мыслями и делал вид, что не замечает микрофона. Да вообще чего только не видели корры. У них были командировки в самые удивительные уголки как России, так и всего мира. От Новой Земли до экватора, от линии перемены дат до Гринвича и дальше. Да и в Москве не так много осталось мест, куда не ступала бы нога корра. Закрытая стройка нового высотного здания, элитный ночной клуб напротив Кремля, многокилометровая очередь к какой-нибудь привезенной в Москву реликвии. А еще баржа, курсирующая по Москва-реке, кладбище, где хоронили всемирно известного вора в законе, бар, посетители которого только что наблюдали победу сборной России над Голландией. Но это еще не все. Были прямые эфиры в сорокоградусные морозы или под шквальными ливнями. Был случай, когда корреспондента отказывались выпускать из зала суда, потому что судья боялась утечки информации. Как-то раз другого корреспондента не пустили в здание Госдумы, потому что охране показалось, что он не подобающе обут.

В корреспондентской трудятся очень разные люди. Они сильно отличаются друг от друга, кроме работы их мало что роднит друг с другом. У них разные увлечения, разное образование, разные взгляды на одни и те же вещи, разные голоса и разное представление о жизни. Один страстно любит регби, а другой не знает значения этого слова. Один обожает бананы, а у другого на них аллергия. Один специалист по радиоэлектронике, а другой по античной литературе. Но все они единое целое. Как оно получается из столь разных людей? Бог его знает.

Вот одна история, о которой нельзя не упомянуть, ибо она лучше всего охарактеризует корров. В марте 2010-го Москву сотрясли два страшных теракта в метро. Взрывы на Лубянке и Парке Культуры вновь напомнили всем ужасы Беслана и «Норд-Оста». В тот день все корреспонденты «Эха», не сговариваясь, вышли на работу. Кто-то поехал прямо к станциям, чтобы помогать делать оттуда репортажи. Кто-то пришел непосредственно в редакцию. Когда в 9 утра в службу информации влетел Венедиктов и строго спросил выпускающего редактора, кто из корреспондентов дополнительно вызван на смену, выпускающий не смог дать ответа. В тот момент работали все корреспонденты, но никого из них не пришлось вызывать.

Это был жуткий день, каждому было плохо, больно и страшно. Но боль и страх преодолевали вместе. И от этого становилось немного теплее.