Текст книги "Иезуитский крест Великого Петра"

Май 9.…Когда Господин Посол вернулся домой, ему принесли пышные дары от первого Министра (Льва Кирилловича Нарышкина. – Л. А.): разное вино и редкостных рыб. Но по честолюбию или скупости у них завелся такой обычай, что они заставляют двенадцать и более человек нести такие подарки, которые очень легко могли бы принести двое. Это свидетельствует о хвастливости весьма суетного народа; вместе с тем они отлично понимают, что таким образом получается прибыток для их слуг. По врожденному благородству Господина Посла, он отблагодарил всех слуг Нарышкина…

17–18. Ныне впервые выстроена в Немецкой слободе деревянная Католическая церковь… Тут же мы были и у Божественной Службы… По окончании службы Господин Посол согласно полученному вчера приглашению присутствовал на пиршестве, устроенном Господином Цесарским пушечного дела Полковником де Граге. Всякий раз, как гости с нижайшей преданностью упоминали Августейшего Цесаря, Августейшую Императрицу, Пресветлейшего Римского Короля и Его Царское Величество, гремели радостные пушечные выстрелы…

Июнь 2. Прибыл в Москву из Венеции после восьминедельного путешествия слуга Боярина Шереметьева с разными письмами.

Барон фон Бурхерсдорф, военный Инженер, присланный к его Царскому Величеству Августейшим Императором, устроил пиршество в честь Князя Александра Семеновича Шеина, Генералиссимуса Царского войска. А Ровель, также военный Инженер, торжественно отпраздновал Обручение с одною из дочерей вдовы Монс.

9. …На сегодняшнем обеде присутствовал Царский Врач Г. Цоппот с Полковником де Граге и очень многими другими лицами. Солдаты, назначенные для нашей охраны, насильно увлекают под ложным предлогом слугу Г. Цоппота, следовавшего за Врачом по обязанности своей службы, и осыпают его ударами… В Немецкой слободе, неподалеку от Католической церкви, случился пожар, уничтоживший два дома. Сегодня впервые возбудила ужас смутная молва о восстании Стрельцов.

10. В предпразднество Вознесения (по ст. ст.) у великих Князей Московских есть обычай совершать торжественное путешествие в Троицу… т. е. в Монастырь, посвященный пресвятой Троице. При этом они проявляют такую набожность, что, не доезжая одной мили до вышеупомянутого Монастыря, выходят из своих колымаг и совершают остальной путь пешком.

Такое выдающееся уважение оказывается почивающему там Главному святому Русской Церкви Сергию. Поэтому Царица, не желая ни в чем отступать от издревле установившихся требований веры и благочестия, соизволила совершить это богомольное путешествие в сопровождении Царевича… и вельмож и под охраной большого отряда воинов…

15. Господин Генерал де Гордон устроил пиршество в честь всех Представителей иностранных Государей…

20. Происходили ночные совещания Бояр об усмирении мятежа Стрельцов.

21–22. На пиршестве у Польского Посла присутствовали: Цесарский и Датский представители, Генерал де Гордон (который, встав изза стола, простился со всеми, так как должен был спешить навстречу мятежникам), Датский Поверенный, Полковники Блюмберг и Граге и многие другие.

23. Стали говорить, что мятежники приближаются к столице Московии; поэтому против них посланы Воевода Шеин и Генерал де Гордон с шестью тысячами конницы и двумя тысячами пехоты…

25–27. В виду приближающейся с каждым днем опасности от мятежа, Царевич направился к Троице. Это – монастырь, расположенный в двенадцати немецких милях от Столицы Москвы и весьма сильно укрепленный; поэтому он служил безопасным убежищем для ныне правящего Царя и при весьма опасном Стрелецком бунте.

28. Первый Министр весьма роскошно угощал в своих поместьях в продолжение нескольких дней Царевича и Царицу, его Мать, и устраивал различные и дорого стоящие увеселения, которые были достойны Царского Принца.

29. Пришло радостное известие, что мятежники побеждены под монастырем, посвященным Святому Воскресению и называемым обыкновенно Иерусалим.

Июль 1.…Слишком тесную Католическую церковь Господин Посол велел на собственный счет перестроить в более обширном виде.

6. В Москву приехал Преславный и Высокопреподобный Брат Отец Петр Павел Пальма д’Артуа, Архиепископ Анкиранский, Викарий Апостольский в царствах великого Могола…

24. Жена одного дьяка, случайно проходя мимо позорных столбов, воздвигнутых при последнем мятеже пред Царской Крепостью Кремлем, сжалилась над участью пригвожденных и спроста со вздохом сказала: «Ах, кто из людей знает, виноваты вы были или невинны!» Эти слова, сказанные ею себе самой, тотчас подхватило другое лицо и передало Боярам, как несомненно подозрительное выражение, предвещавшее большую беду… Немедленно привлекли к допросу как сказавшую, так и ее мужа… супруги были освобождены от смертной казни, но все же отправлены в ссылку. Так карается простодушная… свобода речи там, где подданные держатся в повиновении одним страхом. Подполковник Нарбеков, обвиненный в недавнем мятеже, был заключен с 25 слугами в темницу и подвергнут пыткам.

Август 13. Сюда прибыл из Шотландии с супругою старший сын Господина генерала де Гордона; и он, и жена его – католики.

Сентябрь 2–4.…Вечером прибыл в Москву Его Царское Величество с двумя своими Послами Генералом Лефортом и Федором Алексеевичем Головиным…

По возвращении Государь не пожелал остановиться в обширнейшей Резиденции Царей, Кремлевском замке, но… посетив с необычною в другое время для его Величия любезностью несколько домов, которые он отличал перед прочими неоднократными знаками своей милости, он удалился в Преображенское и предался там отдохновению и сну среди своих солдат в черепичном доме.

5. (Корб говорит о стрижке бород у русских людей. Оставлены трое: патриарх, кн. М. Черкасский и Тихон Стрешнев. – Л. А.)…

6. …Под покровом ночной тишины Царь с очень немногими из самых верных приближенных поехал в Кремль, где дал волю своим отцовским чувствам по отношению к своему сыну Царевичу, очень милому ребенку, трижды поцеловал его и осыпал многими другими доказательствами отцовской любви; после этого он вернулся в свой черепичный дворец в Преображенском, избегая видеться с Царицей, своей супругой; она ему противна, и это отвращение усилилось от давности времени…

7–8. Его Царское Величество, как говорили, удостоил свою Пресветлейшую супругу четырехчасового разговора наедине в чужом доме, но слух этот очень неправдоподобен, тем более, что другие с гораздо большей вероятностью сообщали, что это была любимейшая сестра Царя Наталия…

18. …К ужину, кроме Г. Посла, допущено было всего навсего три генерала: Лефорт, Гордон и Карлович (начальник стражи. – Л. А.)…

30. Царевич посетил Царя в Преображенском с любимейшею сестрою Царя Наталией.

14. …Еще пир не был окончен, как его Царское Величество полный ярости после горячего разговора со своим Воеводой Шеиным, оставил свое место. Сначала никто не знал его намерения, а потом открылось, что он ушел для расспросов солдат, чтобы осведомиться, сколько Полковников и других полковых офицеров произвел… Воевода за одни только деньги, не обращая внимания на их заслуги. Немного спустя он вернулся, и гнев его усилился до такой степени, что он обнажил меч и ударил им по столу пред глазами Воеводы со следующей угрозой: «Так поражу и истреблю я твой полк!» В пылу справедливого негодования он отходит к князю Ромодановскому и Думному Никите Моисеевичу, но, заметив, что они пытаются оправдать Воеводу, Царь распалился так, что, нанося обнаженным мечом без разбору удары, привел в ужас всех собеседников… гораздо более гибельный удар готовился Воеводе, который несомненно упал бы от Царской Десницы, обливаясь собственной кровью, но Генерал Лефорт (которому почти одному это позволялось), обняв Царя, отвел его руку от удара. Царь, однако, пришел в сильное негодование от того, что нашлось лицо, дерзнувшее помешать последствиям его вполне справедливого гнева, тотчас обернулся и поразил неуместно вмешавшегося тяжелым ударом в спину, поправить дело могло одно только лицо, занимающее первое место среди Москвитян по привязанности к нему Царя. Говорят, что этот человек вознесен до верха всем завидного могущества из низшей среди людей участи. Он успел так смягчить Царское сердце, что тот удержался от убийства…

Октябрь 1. Пятнадцать из недавно приведенных и уличенных мятежников были подвергнуты колесованию, а затем те из них, которые остались в живых после этих мучений, были обезглавлены.

3. Царь поехал в НовоДевичий Монастырь, чтобы подвергнуть допросу сестру свою Софью, заключенную в упомянутом Монастыре. Общая молва обвиняет ее в недавней смуте, но говорят, что при первом взгляде их друг на друга у обоих градом хлынули слезы…

4–5. Все друзья Царицы призваны в Москву по неизвестной причине, но все же это считается дурным предзнаменованием, так как в городе распространился вполне определенный слух о расторжении брака с Царицей. Мятежников за упорное молчание подвергают пыткам неслыханной жестокости. Высеченных жесточайшим образом кнутами их жарят на огне; опаленных секут снова, и после вторичного бичевания опять пускают в ход огонь… Царь питает в душе такое недоверие к своим Боярам, что, убежденный в том, что они ничего не делают справедливо, боится доверить им даже малую часть настоящего розыска. Мало того. Он сам составляет допросные пункты, спрашивает виновных, доводит до сознания запирающихся, велит подвергать жестокой пытке особенно упорно хранящих молчание; с этой целью в Преображенском (месте этого в высшей степени строгого допроса) пылает ежедневно, как это всякий может видеть, по тридцати и более костров.

6–7.…Подполковник Колпаков от жестокой и невыносимой пытки лишился способности говорить; поэтому он был поручен попечению Царского врача с тем, чтобы быть вторично поднятым на дыбу, когда к нему вернутся чувства…

…Сегодня Царь решил разжаловать всех тех, кого в его отсутствие Воевода Шеин произвел в разные воинские чины, купленные теми за деньги. Молва о столь жестоких и ужасных пытках, производимых ежедневно, дошла до Патриарха, который счел своим долгом обратить к кротости разгневанное сердце…

Равным образом две постельницы Пресветлейших сестер: Жукова – Марфа и Вера – Софьи были взяты в Кремль самим Царем и после угроз и нескольких ударов признались под пыткой, что ненависть, которую питают все Москвитяне к Генералу Лефорту и каждому немцу, была самой главной причиной преступного замысла. Природа создала большинство москвитян такими варварами, что они не терпят доблести, внесенной иностранцами.

9. Царь восприял от купели первородного сына Датского посла и дал ему имя Петра; совосприемниками были Генерал Лефорт, Генерал Начальник стражи Карлович… из женщин: вдова покойного Генерала Менезиуса… Через младшего Лефорта Царь дал знать Господину Послу, что завтра он будет чинить расправу над мятежниками.

10. Царь сам покарал в Преображенском топором пять преступников за их злой умысел против него; при этом его окружали только его собственные солдаты… Двести тридцать других искупили свою вину повешением; зрителями этой ужасной трагедии были Царь, Министры иностранных Государей и Московские Вельможи, а также огромная толпа немцев.

Один Стрелец, утверждавший, что Генерал Лефорт подал повод к восстанию, был подвергнут допросу самим Царем в присутствии Лефорта; Царь спрашивал, знает ли он названного Генерала, какими прегрешениями заслужил тот всеобщую ненависть… Царь распорядился колесовать этого Стрельца главным образом за то, что он осмелился назвать Генерала Лефорта виновников Царского путешествия.

Царь, облеченный в мантию (peplum), в знак общественного траура, шел за гробом одного немецкого Полковника.

12. Земля покрыта густым слоем снега, и все сковано весьма сильным морозом.

13. Наконец пятьсот Стрельцов были избавлены от казни во внимание к их юному возрасту и слабости еще не созревшего разсудка; всетаки им были отрезаны носы и уши, и с этим вечным клеймом совершенного злодеяния они сосланы были в самые отдаленные из пограничных областей.

Постельница и наперсница всех тайн Царевны Софьи, Вера, была подвергнута, при допросе ея царем, пытке; но, когда с нея сорвали платье, и она, обнаженная, застонала под кнутами, обнаружилось, что она была беременна; по настоянию Царя она призналась в преступной связи с некиим певчим. Сознание в этом и многом другом, о чем ее спрашивали, освободило ее от дальнейших ударов.

14. Г. Франц Яковлевич Лефорт отпраздновал день своих именин великолепнейшим пиршеством, которое почтил своим присутствием Царь с очень многими из бояр…

17. Ходил упорный слух, что его Царское Величество сегодня вторично чинил всенародную расправу над несколькими преступниками…

18. Царь обедал у Генерала Лефорта.

20–21. Снова вокруг белой городской стены у каждых ворот ея были повешены двести тридцать преступников…

22–23. Генерал Лефорт просил Господина Посла прислать ему когонибудь из своих чиновников, так как он (Лефорт) должен передать ему нечто по царскому приказу… Вторично несколько сотен мятежников повешены у белой Московской стены…

26. Когда пробило десять часов, его Царское Величество приехал в тележке (rheda) на роскошно устроенный пир… В общем с лица его Царского Величества не сходило самое веселое выражение, что являлось признаком его внутреннего удовольствия.

27. Вышеназванные две постельницы зарыты живыми в землю, если только следует доверять распространенной молве. Все Бояре и Вельможи, присутствовавшие на совещании, на котором решено было бороться с мятежными Стрельцами, были призваны сегодня к новому судилищу: перед каждым из них поставлено было по одному осужденному, и всякому нужно было привести в исполнение топором произнесенный им приговор. Князь Ромодановский, бывший до мятежа Начальник четырех полков, по настоянию его Величества поверг на землю одним и тем же лезвием (1егго) четырех Стрельцов; более жестокий Алексашка хвастался, что отрубил двадцать голов…

…Сам царь, сидя в кресле, смотрел с сухими глазами на всю эту столь ужасную трагедию и избиение стольких людей, негодуя на одно то, что очень многие из Бояр приступали к этой непривычной обязанности с дрожащими руками…

1699 год. Февраль 12.…Один из наших скороходов, знающий Московитский язык, встретился с Русским, изрыгавшим в ярости многочисленные ругательства против немцев. «Вы, немецкие собаки», говорил он, «вполне свободно воровали и грабили до сих пор, но довольно, пора уже унять и наказать вас!..» Желая иметь свидетеля этих оскорбительных речей, позвал солдата… и… велел отдать этого человечишку под стражу, но, по приказу Господина Цесарского Посла, ничтожный человек был предоставлен произволу солдат, которые совершенно раздели его и сильно побили палками.

13. День этот омрачен казнью двухсот человек… все преступники были обезглавлены. На очень обширной площади, весьма близко от Кремля, были разставлены плахи, на которых должны были сложить голову виновные… Его Царское Величество прибыл туда в двуколке… Писец, становясь на приносимую солдатами скамейку, в разных местах читал составленный против мятежников приговор… Когда он замолчал, палач начал трагедию; у несчастных была своя очередь, все они подходили один за другим, не выражая на лице никакой скорби или ужаса пред грозящей им смертью… Одного вплоть до самой плахи провожали жена и дети с громкими, ужасными воплями. Готовясь лечь на плаху, он вместо последнего прощания отдал жене и малым деткам рукавицы и платок, который у него оставался… По окончании расправы его Царскому Величеству угодно было отобедать у Генерала Гордона…

Март 3–4.…Послы Датский и Брандербургский много пили с Генералом Лефортом под открытым небом, пользуясь приятным вечером…

5. …У Генерала Лефорта появились внезапно лихорадочная дрожь и жар…

10. Опасность для жизни Генерала Лефорта усиливалась с каждым днем; горячечный жар все возвышался, больной нигде не находил места для успокоения или сна. Он не имел сил справиться со страданиями и впал в бред, так как разсудок его помутился. По приказанию Врачей позваны были Музыканты, которым удалось наконец усыпить больного сладостными симфониями.

11. Начали предавать погребению тела убитых преступников. Зрелище это было ужасно и необычно у более образованных народов, а пожалуй даже и отвратительно. Тела лежали во множестве на повозках, в безпорядке и без разбору; многия были полуобнажены; везли их к могильным ямам, как заколотый скот на рынок.

Все, не переставая, говорят о том, что Генерал Лефорт совершенно потерял разсудок и то требует музыкантов, то вина…

12. Генерал и адмирал Лефорт умер в три часа утра…» (от горячки. – Л. А.).

Из записей Корба: «Принадлежа к Реформатской Религии, Лефорт не мог скрывать врожденной ненависти к православным… и поэтому был суров даже со своей супругой» (католичкой. – Л. А.).

Со смертью Лефорта связь Петра с Немецкой слободой обрывалась. Но Гордон, Менезий и Лефорт сделали свое дело: они добились того, о чем мечтали. Они приблизились к Петру. Я не берусь выдвигать гипотезу, что развод с Евдокией Лопухиной есть дело рук этого кружка лиц, пробравшихся к Петру, но одно несомненно: именно знакомство с Лефортом и сводничество последнего (умышленное или нет) сыграло свою роль: Анна Монс заняла сердце Петра, и Евдокия Лопухина была сослана в монастырь. Из государевой семьи при Петре оставался один сын – царевич Алексей.

XII

«Не любя мать, Петр был, разумеется, холоден к сыну, ее напоминавшему», – замечает М. П. Погодин. Но до этой нелюбви еще далеко. Еще маленький царевич с Натальей Алексеевной (сестрой Петра) ездит в московские соборы к службе, возит она его и в католическую церковь. И надо думать, сестра государева находит слова, дабы очернить в глазах мальчика отправленную в ссылку мать. Иностранцы вслух говорят, что царевич Алексей Петрович, по своим выдающимся дарованиям и природным добродетелям, вполне достоин того, чтобы на нем покоились надежды отца и судьбы Московии в ее желанном и спокойном развитии. Царевичу девятый год, и разлука с матерью, вероятно, далеко не бесследно прошла для его сердца. Петр среди немчуры, за делами, в отъездах, а царевич (не так уж и мал он) – среди новых, чуждых матери людей. Надо думать, ожесточение закрадывалось в его сердце именно с этих лет. И именно с этих лет ненавистны ему и Немецкая слобода, и все именитые иностранцы, окружающие отца, которого он всетаки любит, к которому тянется. Нетрудно представить себе состояние мальчишки, лишенного в одночасье матери, с которой запрещены встречи, и видящего (очень редко) отца, чувства которого заняты более немкой Анной Монс.

Должно быть, доносились до него слова сторонников матери, что в лице Евдокии и вместе с нею оскорблено было все старое московскорусское, обычаи, нравы…

Говорили жены стрельцов: «Не одни стрельцы пропадают, плачут и царские семена. Царевна Татьяна Михайловна жаловалась царевичу на боярина Стрешнева, что он их поморил с голоду: еслиб де не монастыри нас кормили, давно бы мы умерли. А царевич ей сказал: дайте мне сроку, я де их приберу. Государь немцев любит, а царевич не любит». Говорили слова сии шепотом и, кончив, крестились, глядя на образа.

Не в одном московском доме говорили полушепотом:

– Онемечивается наш государь.

– А винойто кто? Лефорт и Монсиха. Они Петра Алексеевича окрутили да одурманили.

Анна Монс действительно была обворожительна. Царь находился под ее влиянием.

В январе 1700 года на всех воротах Москвы появились строгие объявления всем маломальски зажиточным людям русским ходить в венгерских кафтанах или шубах, летом же в немецких платьях; мало того, отныне ни одна русская дворянка не смела явиться перед царем на публичных празднествах в русском платье. (Замечания некоторых историков о том, что перемена внешности нужна была для успеха преобразований, что длиннополость – признак азиата, а короткополость – признак европейца, уничтожаются простым и ясным признанием Гордона, что это нужно было для безопасности иноземцев, для смешения их с русскими перед негодующим народом.)

«Целомудрие было не в характере Анны Ивановны; с легкой руки Лефорта она всецело отдалась Петру, – пишет Семевский, – об этом заговорили везде: в домах иноземцев, в избах простолюдинов, в колодничьих палатках.

– Относил я венгерскую шубу к иноземке, к девице Анне Монсовой, – говорил между прочим немец, портной Фланк, аптекарше Якимовой, – и видел в спальне ее кровать, а занавески на ней золотыя…

– Это не ту кровать ты видел, – прервала аптекарша, – а вот есть другая, в другой спальне, в которой бывает государь: здесьто он и почивает…

Затем аптекарша пустилась в «неудобьсказываемые» подробности.

– Какой он государь, – говорит о Петре колодник Ванька Борлют в казенке Преображенского приказа одному из своих товарищей колодников, – какой он государь! басурман! в среду и пятницу ест мясо и лягушки… царицу сослал свою в ссылку, а живет с иноземкою Анной Монсовой…»

Люди, близкие к государю, подметили, что он смотрит на немку как на будущую супругуцарицу. У нее начали искать покровительства, сильнее прежнего начинали кланяться ей. «Смерть Лефорта, лишив его любимейшего друга, в то же время избавила царя от совместника и вывела из неловкого положения «верную» ему Анну, – так она подписывала свои письма», – пишет Семевский.

Эта чувствительная красавица, не знающая кокетства, образец женских совершенств, какою ее изображали немцы, не любила Петра (его горячность возбуждалась ее холодностью к нему), она и отдаласьто ему из своекорыстных интересов. Знала, что Петр не поскупится для нее, и семья в прибыли будет. (В скобках заметим, что, по всей вероятности, мало чего она не сообщала из своих разговоров с государем Лефорту. Таким образом, Петр и ночью был, можно сказать, «виден» своим друзьям. И о сокровенных мыслях его, ежели он говорил о них Анне Монс, они узнавали на другой день.)

Петр решает отправить Алексея за границу для обучения. Возможно, повлияло на это его решение доносившееся до него недовольство московитов. Находившийся в русской службе саксонский дипломат, генерал Карлович, должен был сопровождать Алексея в Дрезден и руководить там его занятиями; туда же должен был прибыть из Женевы, для совместных с Алексеем занятий, сын Лефорта, но Карлович был убит в марте 1700 года при осаде Дюнамюнде.

Алексей остается в Москве.

Батюшка все так же без ума от немки.

Ничем не выказав своей любви к государю, кроме разве что посылки ему «четырех цитронов и четырех апельсинов», чтоб Питер «кушал на здоровье», да некоей цедроли в двенадцати скляницах («больше б прислала, да не могла достать»), Анна тем не менее спешит вмешиваться в разные тяжбы, начинает ходатайствовать за немцев и русских.

Ходатайствуя, она конечно же не забывает и себя. Знает: Петр не откажет ей ни в одной просьбе. Так оно и было. Более того, он осыпал красавицу дорогими подарками (все знали, как он скуп в отношении к женщинам). Однажды она получила его портрет, осыпанный драгоценными камнями на 1000 рублей! Другие подарки – менее ценны, но многочисленны. Анна Монс выхлопотала себе ежегодный пансион, по указу царя был построен для нее в Немецкой слободе особняк (на счет государственной казны).

Расчетливая немка, оплачивая по векселям, не забывала глядеть по сторонам. В поле ее зрения попал саксонский посланец Кенигсек. Ему она и отдала свое сердце.

Узнав случайно об измене «верной до смерти» Аннушки, Петр был взбешен. Гнев и ревность не знали предела.

Анна и сестра ее (возможно, способствовавшая новой связи) были отданы под строжайший надзор Ф. Ю. Ромодановского. Им запрещено было, как пишут, посещать даже кирху.

Удар был так ошеломителен, что Петр долгие годы (пожалуй, вплоть до смерти Анны Монс) не мог оправиться от него.

Но оставим Петра и вернемся к царевичу.

Послушаем суждение историка Н. Костомарова:

«После того, что случилось между царем Петром и царицею Евдокиею, сердце царевича Алексея неизбежно должно было склоняться на сторону матери; сын не мог полюбить отца, и по мере того, как отец упорно держал несчастную мать в утеснении, в сердце сына укоренялась нелюбовь и отвращение к родителю. Так должно было произойти, так и случилось. Алексей не мог любить отца, после того, что отец сделал с его матерью. Естественно, должно было возникнуть в нем и отвращение оттого, что было поводом к поступку отца с его матерью, или что близко способствовало гонению, которое терпела его мать. Петр отверг Евдокию оттого, что ему нравилась другая женщина, а эта другая понравилась ему по иноземным приемам; в Евдокии Петру казались противными ее русские ласки, русский склад этой женщины. Петр осудил невинную супругу на монастырскую нищету в то самое время, когда объявил гонение русскому платью и русской бороде, русским нравам и обычаям, и естественно было сыну возненавидеть иноземщину за свою мать и стало ему в противоположность с иноземщиною дорогим все московскорусское».

«…Все, что страдало с его матерью, должно было возбуждать в нем сочувствие; разом с матерью терпел русский народ, разоряемый завоевательными предприятиями Петра, – и вот у сына должно было образоваться противное отцовским воинственным влечениям миролюбивое настроение. Алексей не любил ни войны, ни военщины, не пленялся завоеваниями и приобретениями: его идеал был мир и покой. Одним словом, все, что особенно любил отец, должно было сделаться особенно противным сыну и все, что ненавидел отец, тянуло к себе сыновнее сердце».

А вот какую характеристику царевичу дает историк С. М. Соловьев в своей «Истории России с древнейших времен»: «Жена пришлась не по мужу, и царица Евдокия Федоровна очутилась в монастыре под именем старицы Елены; Петр женился на Екатерине Алексеевне Скавронской, но от первого брака остался сын и наследник царевич Алексей, родившийся 19 февраля 1690 года. Россия волнуется бурями преобразования, все истомлены и жаждут пристать к тому или другому берегу: для всех одинаково важен и страшен вопрос: сын похож ли на отца?»

Из дошедших до нас источников мы не можем изучить в подробности характер Евдокии Федоровны, был ли похож на мать царевич Алексей. Но нам известен достаточно характер отца, известен и характер деда, и мы имеем полное право сказать, что царевич, не будучи похож на отца, был очень похож на деда – царя Алексея Михайловича. Царевич был умен; в этом мы можем положиться на свидетеля самого верного и беспристрастного, на самого Петра… Царевич Алексей был охотник приобретать познания, если это не стоило большого труда, был охотник читать и пользоваться прочитанным; сознавал необходимость преобразования, необходимость для русского человека знать иностранные языки. Вообще, говоря о борьбе старого с новым в описываемое время, о людях, враждебных Петру и его делам, и включая в это число собственного сына его, должно соблюдать большую осторожность, иначе надобно будет поплатиться противоречием. Мы видели, что в России прежде Петра сознана была необходимость образования и преобразования, прежде Петра началась сильная борьба между старым и новым; явились люди, которые объявили греховною всякую новизну, всякое сближение с Западом и его наукою. Но не одни эти люди, не одни раскольники боролись с Петром. До Петра были люди, которые обратились за наукою к западным соседям, учились и учили детей своих иностранным языкам, выписывали учителей изза польской границы. Но мы видели, что это направление, обнаруживавшееся на верху русского общества при царе Алексее Михайловиче, царе Федоре Алексеевиче и правительнице Софье Алексеевне, это направление явилось недостаточным для Петра; с учеными монахами малороссийскими и белорусскими, с учителями из польских шляхтичей, которые могли выучить полатыни и попольски и внушить интерес к спорам о хлебопоклонной ереси, – с помощью этих людей нельзя было сделать Россию одною из главных держав Европы, победить шведа, добиться моря, создать войско и флот, вскрыть естественные богатства России, развить промышленность и торговлю: для этого нужна была страшная, напряженная деятельность, незнание покоя; для этого Петр сам идет в плотники, шкипера и солдаты, для этого призывает всех русских людей забыть на время выгоды, удобства, покой и дружными усилиями вытянуть родную землю на новую, необходимую дорогу. Многим этот призыв показался тяжек. К недовольным принадлежали не одни раскольники, которые оставались верны своему старому, основному взгляду, только сильнее убеждались в пришествии антихриста, к недовольным принадлежали не одни низшие рабочие классы, которые без ясного сознания цели вдруг увидали на себе тяжкие подати и повинности, к недовольным принадлежали люди образованные, которые сами учились и учили детей своих, которые были охотники побеседовать с знающим человеком, с духовным лицом, а побеседовав, попить и понапоить ученого собеседника, которые были охотники и книжку читать ученую или забавную, хотя бы даже на польском или латинском языке, употребить иждивение на собрание библиотеки, были не прочь поехать и за границу, полечиться на водах и посмотреть заморские диковины, накупить разных хороших вещей для украшения своих домов; одним словом, они были никак не прочь от сближения с Западною Европою, от пользования плодами ее цивилизации, но надобно было сохранить при этом приличное сану достоинство и спокойствие; зачем эта суета и беготня, покинутие старой столицы, старых удобных домов и поселение на краю света, в самом непригодном месте? Зачем эти наборы честных людей, отецких детей в неприличные их роду службы и работы? Зачем эта долголетняя война, от которой все пришли в конечное разорение? И царь Алексей Михайлович вел долгую и тяжелую войну; но зато православных черкес защитил от унии и Киев добыл; а теперь столько крови проливается и казны тратится все изза этого погибельного болота.

XIII

Царевич Алексей Петрович по природе своей был именно представителем этих образованных людей, которым деятельность Петра также не нравилась, как и раскольникам, но которые относительно нравственных побуждений своих уступали жителям Выгорецкого скита и Керженских лесов. Царевич Алексей Петрович был умен и любознателен, как был умен и любознателен дед его – царь Алексей Михайлович или дядя – царь Федор Алексеевич; но подобно им был тяжел на подъем, не способен к напряженной деятельности, к движению без устали, которыми отличался отец его; он был ленив физически и потому домосед, любивший узнавать любопытные вещи из книги, из разговора только; оттого ему так нравились русские образованные люди второй половины XVII века, оттого и он им так нравился.

Царевич был охоч до книг. Будучи за границей, читал по истории, посещал памятные исторические места и храмы. Кроме книг богословского содержания покупал во Франкфурте, Ниренберге, Праге, Галле и других городах книги литературные («Басни Эзоповы», «Филология», «О рождении жен», «Другой свет» и др.), портреты, карты топографические. Он интересуется всем, посещает монастыри Кракова, присутствует на диспутах в университете. Расспрашивает, расспрашивает… А вернувшись домой, старательно записывает обо всем услышанном.