Текст книги "Возвратный тоталитаризм. Том 2"

Защитники Сталина и сталинского социализма настаивали на том, что репрессии были вынужденным средством борьбы с внутренними классовыми врагами. Но такого рода доводы не встречали особого понимания, поскольку, так или иначе, наталкивались на подавленный, но не исчезнувший опыт повседневной жизни при Сталине и память о пострадавших членах семей респондентов или их знакомых, близких или коллег по работе.

Основная масса россиян воспринимает репрессии (опрос 2007 года, но подобные мнения очень устойчивы) как скорее иррациональный и трагический процесс, смысла которого люди не понимают, поскольку репрессии (в сознании большинства) не имели целевого характера, они проводились «против всего народа нашей страны» (табл. 142.2). Если к этой категории респондентов добавить тех, кто затруднился ответить на соответствующий вопрос, то мы получим в сумме 69 % (доминирующее большинство) тех, кто не понимает самой сути этой политики. Иными словами, только четверть россиян пытались дать им какое-то объяснение, указывая на характер самоуничтожающей борьбы в высшем эшелоне власти или веря, что Сталин боролся с действительными, а не с выдуманными врагами народа (таких 10–11 %).

Но важно также подчеркнуть, что лишь 8 % опрошенных решительно отвергают сам тезис о массовых репрессиях при Сталине.

Таблица 142.2

С какими из следующих мнений по поводу сталинских репрессий вы бы скорее всего согласились?

Июнь 2007 года.

Полностью отрицать сам факт сталинских репрессий мешает неформализованное и неосмысленное знание, передаваемое по личностным, семейным каналам. От 20 до 30 % опрошенных помнят или говорят в ситуации социологического опроса, что в их семье в прошлом были жертвы репрессий (табл. 143.2).

Таблица 143.2

Пострадал ли кто-нибудь из членов вашей семьи от репрессий …

А) накануне или после Великой Отечественной войны?

Б) в годы раскулачивания и коллективизации?

N = 1600.

Очень немногие россияне готовы следовать старой идеологической версии КПСС, сложившейся к ХХ съезду и подававшей репрессии 1920–1950-х годов как историческую неизбежность в условиях враждебного окружения СССР или как следствие остроты «классовой борьбы». Сегодня бóльшая часть опрошенных склона расценивать их как политическое преступление, не подлежащее оправданию.

Мнения основной массы россиян о направленности и социальном характер террора сводятся к отрицанию избирательного характера репрессий, к тому, что объектом произвола были определенные группы общества: партийная элита или наиболее образованные люди, «бывшие», «враждебно настроенные к советской власти», «кулаки», «вредители» и т. п. Абсолютное большинство настаивало и настаивает на том, что жертвой преследований, доноса или навета завистников могли стать люди из самых разных социальных групп и слоев («все без разбора»). Другими словами, для основной массы населения неясен смысл террора, сама суть социального механизма массовых репрессий при тоталитарных режимах. Примечательно, что значительная часть предположений о мотивах репрессий сводится к «злой воле» их инициаторов: преследования касаются «наиболее авторитетных людей» (25 %), «наиболее преданных сторонников советской власти» (6–8 %).

Таблица 144.2

Кто, на ваш взгляд, в основном подвергался репрессиям в 1937–1938 годах?

Социологические опросы общественного мнения, разумеется, не являются адекватным отражением исторических событий или инструментом воспроизведения коллективной памяти, поскольку на характер получаемых данных сильнейшим образом влияет не только контекст актуальных событий, но и интенсивность пропаганды или деятельность репродуктивных институтов, СМИ и т. п. Однако сам способ получения эмпирической информации, в зависимости от целей и степени детализированности вопросов анкеты, может зацепить и «поднять» те слои «спящего» массового сознания, которые в обыденной жизни большинства населения не имеют значения и не затрагиваются, актуализировать их. Более полным знанием и осознанием значимости тех или иных фактов обладают лишь отдельные группы политически, идеологически ангажированных людей, чье социальное положение связано с воспроизводством, рационализацией, осмыслением социального опыта и исторического прошлого. Поэтому данные социологических опросов, с одной стороны, могут дать неожиданно более глубокое и детализированное понимание обществом событий прошлого, а с другой – продемонстрировать столь же неожиданные для историка «провалы» информированности и знаний. Так, например, более направленная постановка вопроса: «Кто был жертвой сталинских репрессий?», с указанием на различные статьи, по которым люди подвергались расправе, дает гораздо более полную картину коллективного знания о том времени, чем можно было бы предположить, исходя из других, в том числе вышеприведенных опросов (табл. 145.2.1–145.2.2).

Основная масса опрошенных (71 %) склонна зачислять всех, кто попал под каток сталинских репрессий, в разряд «политических», не отделяя осужденных по уголовным, «бытовым» статьям от тех, кого преследовали по идеологическим или социально-политическим мотивам. Но удивительно, что и очень значительная часть респондентов в состоянии указать в качестве жертв террора военнопленных, спецпереселенцев, раскулаченных, опоздавших на работу или членов семей репрессированных, давая тем самым повод считать, что скрытое, редко артикулируемое знание населения о мотивах и направленности сталинских репрессий распространено гораздо шире, чем это могло казаться.

В определенном плане можно было бы рассматривать приведенные цифры распределения ответов как показатели уровня исторического знания населения о структуре террора. Но этому противоречит результаты другого диагностического вопроса, цель которого представить более конкретно характер знаний о масштабах репрессий в 1930-е годы. И здесь социологические данные демонстрируют удивительную вещь: респонденты склонны уменьшать численность жертв террора. Половина опрошенных (48–53 %) называет число репрессированных менее 1 млн человек (табл. 146.2), что явно расходится с данными профессиональных историков и «Мемориала». (При этом в среднем не менее 20 % опрошенных затрудняются или отказываются ответить на такой вопрос.) Объяснения этому обстоятельству вряд ли можно свести лишь к неинформированности населения, незнанию данных, публикуемых историками (которые очень существенно различаются в зависимости от позиции, занимаемой в дискуссиях о советской системе и Сталине), но хороших или убедительных оснований для интерпретаций этого у меня нет.

Таблица 145.2.1

Кого, как вы считает, следует относить к жертвам сталинских репрессий?

N = 1600.

Таблица 145.2.2

Несколько в измененной форме вопроса:

N = 1600.

Таблица 146.2

Как вы думаете, сколько людей в СССР попало под репрессии в 1937–1938 годах?

N = 1600.

Знание конкретных данных о масштабах репрессий предполагает наличие более целенаправленного и выраженного интереса к событиям тех лет и желание разобраться в природе советского тоталитаризма (чего в массовом сознании явно нет).

Объяснение этому расхождению может заключаться в том, что в массовом сознании присутствует понимание тотальности или безадресности террора как выражения его иррационального характера. Из-за невозможности назвать виновников репрессий и террора (то есть обозначить саму природу советского тоталитаризма), табуированности этой проблематики возникает «слепое» или «белое пятно» в системе объяснения причин и функций террора, вследствие чего само массовое представление об истории или его отражение в произведения массовой культуры приобретают бессубъектный характер. Другими словами, в телесериалах или кинофильмах, в которых речь идет о 1930–1950-х годах и где показываются сцены ареста или допросов невинных обычных людей, картина террора представлена как действие некой необъяснимой, но непреодолимой социальной силы («государства как машины», поведения каких-то злых людей в военной форме), но нет даже намека на объяснения социального механизма и смысла террора, его институционального значения[55]55
  Телевидение стало основным источником сведений о том времени, доля кинематографа, которая была очень значительной в позднесоветское время, резко сократилась. На телевидение сегодня приходится около трети получаемых сведений и представлений об эпохе тоталитаризма. Но одновременно в середине 2000-х годов коммерческие издательства погнали поток сталинской апологетики. Одно только издательство «Эксмо» в начале 2010-х годов выпустило несколько книжных серий («Сталинист», «Сталинский ренессанс», «Загадка 1937 года», «Сталин. Великая эпоха», «Перелом истории» и др.), включавших десятки книг о Сталине, мемуаров его телохранителей, «исследований», в которых отрицается сам факт массовых репрессий или искажается их характер и масштабы. Авторы таких книг ставят своей задачей «разоблачить ложь» хрущевского доклада и более поздние антисоветские «мифы» демократов или «клевету» западных историков, «черную легенду» о том, что «в страшном 1937 году» жертвами преступного режима пали «миллионы невинных», или что в ходе политических репрессий были истреблены сотни тысяч ученых, писателей, режиссеров, уничтожена массовая интеллигенция, обезглавлена армия, заключен тайный пакт с Гитлером и пр. Назову лишь некоторые книги из этих серий, выпущенных за 2009–2010 годы: «Имя России: Сталин», «За Сталина! Стратег Великой Победы», «Последние годы Сталина. Эпоха Возрождения», «1937. Антитеррор Сталина», «Сталин – победитель. Священная война Вождя», «Сталин перед судом пигмеев», «Зачем нужен Сталин», «Народная империя Сталина», «Встать! Сталин идет. Тайная магия Вождя», «Живой Сталин», «СССР – цивилизация будущего. Инновации Сталина», «Запрещенный Сталин», «Сталин и Церковь глазами современников: патриархов, святых, священников» и т. п.


[Закрыть]. Отсутствие понимания причин и логики этого социального процесса ведет к невозможности возложить ответственность за проводимую политику на конкретных лиц или институты. Максимум того, что может произвести само общественное мнение, – признать тотальность репрессий, соединяя разные факторы в нечто, не подлежащее анализу и разделению ответственности (табл. 147).

Таблица 147.2

Как вы считаете, на ком прежде всего лежит ответственность за эти репрессии и потери нашей страны в 1930-е – начале 1950-х годов?

Август 2009 года. N = 1600.

Поэтому наиболее часто приводимая причина исполнителей террора – страх, принуждение к исполнению чужой воли, приказаний сверху, частных интриг и интересов, то есть «закольцовывание», тавтология объяснения террора.

Таблица 148.2

Как вы думаете, исходя из каких побуждений действовали организаторы и исполнители этих репрессий?

N=1600. Опрашиваемые могли дать несколько ответов, поэтому сумма больше 100 %.

По мере нарастания государственного давления на общественное мнение и неявной политики ресоветизации, а значит, и возвеличивания Сталина, ставшего особенно ощутимым после 2007–2008 года, уменьшается число тех, кто ранее считал, что жертвы, принесенные нашим народом ради «сталинской модернизации» и строительства общества-государства нового типа не могут ничем быть оправданы.

В анкете 2017 года задавался, кроме того, еще один вопрос, близкий по смыслу, а именно: «Как вы думаете, оправданы ли те лишения, которые приходилось нести советскому народу в сталинскую эпоху, теми целями и результатами, которые были достигнуты в кратчайший срок?». Его цель заключалась в том, чтобы уточнить понятие «жертвы», которое могло пониматься респондентом не только в смысле «гибели людей», и отделить его от понятия «лишения» (материальные невзгоды, голод, стеснения, бедность, все, что сопровождало сталинскую индустриализацию). Результаты не слишком сильно отличались от прежних: «определенно да» – 8 %, «да, в какой-то степени» – 32 %, «нет, их ничем нельзя оправдать» – 43 %, и 17 % затруднились ответить, но все же заметно некоторое повышение готовности согласиться с советскими установками «самоотверженности» и готовности к оправданию самопожертвования ради коллективных целей (сумма оправдывающих ответов – 40 %!).

Таблица 149.2

Как вы думаете, оправданы ли жертвы, которые понес советский народ в сталинскую эпоху, великими целями и результатами, которые были достигнуты в кратчайший срок?

N = 1600. В % к числу опрошенных.

Готовность признать Сталина «государственным преступником» за последние годы слабеет с каждым замером: в августе 2009 года тех, кто так считает, было 38 %, в феврале 2010 года – 32 %, в марте 2015 года – уже только 25 % («полностью согласны с таким обвинением» лишь 9 % опрошенных). Отказывались от подобного «приговора» Сталину в 2009 году 44 % опрошенных, в 2010 году – 50 %, в 2015 году – уже 57 % (но «категорически не согласны с такой постановкой вопроса» лишь 13–17 %); остальные не имеют на это счет собственного мнения и затрудняются сказать что-либо определенное по этому поводу).

Большинство (56 %) склонялось к тому, что заслуг у Сталина все же больше, чем «недостатков» (упорных антисталинистов лишь 28 %). Такое раздвоенное, но не шизофреническое состояние массового сознания связано с тем, что после явного признания самого факта ответственности Сталина за террор и репрессии против невинных людей должно было бы последовать признание его государственным преступником, так как в свое время было сделано в отношении руководителей нацистской Германии. Но это однозначно предполагало бы признание преступным всего советского государства, на что коллективное сознание России пойти не могло (и не сможет в обозримом времени), поскольку это разрушило бы всю национальную идентичность. И точно так же общественное мнение не готово сводить причины репрессий к параноидальным психологическим характеристикам личности Сталина, поскольку признать его маньяком и садистом, душевнобольным человеком означает отказать ему в «государственной мудрости» и величии. Поэтому массовое сознание неявно склоняется к признанию системного характера репрессивного режима (в сумме эти мотивы и причины террора называют 60 % опрошенных), но открыто сказать или даже признаться в этом себе люди не могут. Ответственность за репрессии абсолютное большинство возлагает и на Сталина, и на государственную систему (а это означает отсутствие ясной определенности в понимании этих событий и процессов). Путанность этого сознания – принципиально важная вещь, позволяющая избежать крайних выводов и тем самым приспособиться к потенциальному государственному давлению. Поэтому, с одной стороны, «у Сталина заслуг больше, чем недостатков», с другой – «репрессиям нет и не может быть оправдания».

Рис. 19.2. Как вы думаете, оправданы ли жертвы, которые понес советский народ в сталинскую эпоху, великими целями и результатами, которые были достигнуты в кратчайший срок?

Таблица 150.2

Учитывая масштаб репрессий в сталинскую эпоху, насильственное переселение (высылку) нескольких народов, согласны ли вы, что руководителя страны Сталина следует считать государственным преступником?

N = 1600. В % к числу опрошенных.

Таблица 151.2

Как вы считаете, те, кто стоит сейчас у власти в России…

N = 1600.

Такое состояние двусмысленности и неопределенности моральных и политических оценок советской истории проистекает не только из явной незначимости или даже отсутствия в публичном пространстве авторитетных деятелей науки и культуры, но и из довольно пассивной или лицемерной позиции властей: так ее понимает значительная часть российского общества – не менее 40 % и еще почти четверть опрошенных затрудняется ее определить или не знает, в чем она заключается.

Сопротивление рационализации истории

Уже в 1990 году 62 % опрошенных заявляли, что пресса, телевидение уделяют «критике сталинизма» и «разоблачению преступлений Сталина» слишком много внимания, что им эта проблематика надоела[56]56
  Годом раньше, в январе и декабре 1989 года ответы были следующими: «слишком много пишут» и говорят об этом – 28 %, «достаточно» – 47 %, «слишком мало» – 16 %, остальные затруднились с ответом. В декабре того же года цифры начали меняться: «слишком много» – 45 %, «слишком мало» – 36 %. В январе 1993 года мнения были такими: «слишком много» – 47 %, «слишком мало» – 15 %, затруднились ответить – 38 %. Раздражение было отчасти связано с тем, что в 1989–1990 годы значительная (если не большая) часть людей была настроена на полный разрыв с советским прошлом и готовностью принять западную модель демократической и рыночной организации общества и экономики, и поверхностная критика Сталина явно не удовлетворяла людей. Они не согласны были считать Сталина единственным виновником всех бед, которые пришлось пережить народам бывшего СССР (а так думало лишь 8 % опрошенных), а винили всю коммунистическую систему, возглавляемую и символизируемую Сталиным (так считало 38 %). Но примерно столько же респондентов не были склоны винить в них Сталина, считая, что «в истории бывают разные периоды, и жизнь в Советском Союзе при Сталине была не самым худшим из времен» (21 %), или даже, напротив, защищая Сталина от критики и заявляя, что «только благодаря Сталину советскому народу удалось построить сильное, развитое государство и отстоять свою независимость в Великой Отечественной войне» (21 %) (май 1993 года, N = 1600).


[Закрыть]. В СМИ и выступлениях политиков отчетливо звучало: хватит очернять наше славное прошлое! И, по существу, эти мотивы никуда не уходили, оставаясь действенными инструментами дискредитации сторонников реформ и либералов. В феврале 2011 года группа правозащитников и политологов обратилась к президенту Медведеву с предложением провести широкую компанию «десталинизации», без которой провозглашенная Медведевым «модернизация России» и «становление правового государства» не могут быть осуществлены. С такими же идеями выступали и некоторые оппозиционные демократические партии. Эти инициативы вызвали яростное сопротивление как идеологов «партии власти» («Единой России»), так и коммунистов и националистов. В условиях начавшейся в России предвыборной президентской компании политическая программа такого рода воспринималась как последняя возможность радикального изменения государственной политики, то есть не просто как отход от путинского курса на «стабильность», а как возвращение к реформам и планам демократического транзита, которые не были завершены в 1990-е годы правительством Ельцина. Программа правозащитников была воспринята идеологической обслугой режима как провокация, нацеленная «на разъединение и развал общества», навязывание представлений о том, что «вся Россия – это большая Катынь», на раскол правящего класса и его партии «Единая Россия»[57]57
  Cм. выступления Б. Якеменко, А. Исаева, К. Затулина, А. Пушкова и др. URL: http://www.politonline.ru/groups/4222.htmlhttp://www.politonline.ru/groups/4222.html.


[Закрыть]. Особенно резко против этой программы выступали коммунисты. Как писал один из историков, преподаватель философии, сторонник КПРФ, М. Ломаков: «сталинское правление учитывало менталитет русского народа, а власть либералов отторгается как чужеродная ткань». Называя медведевскую «модернизацию» «утопией», он утверждал, что «на фоне того, что произошло за последние 20 лет, советское время, прежде всего сталинская эпоха, выглядит если не идеальным, то романтическим временем, временем трудовых и боевых свершений. А символ этого времени – Иосиф Сталин». Как и многие другие публицисты и кремлевские политологи, он утверждал, что «либералы хотят уничтожить Сталина потому, что понимают, что сегодня перед лицом угрозы полного подчинения Западу в стране есть социальный запрос на личность, подобную Сталину»[58]58
  URL: http://www.regnum.ru/news/1392867.html#ixzz1J1yxYGwN.


[Закрыть].

Этот мотив опасности, исходящей от Запада, навязывающего России «демократию», для того чтобы «превратить ее в свою сырьевую колонию», повторяется и действующими политиками, и пропагандой. Значительной части российского населения он кажется убедительным, поскольку он соответствует идеологическим стереотипам времен холодной войны, духу закрытого общества, сохраняющемуся и по настоящее время, хотя и в ослабленном виде. Такой ход снижает значимость всех обвинений в адрес Сталина, «обезвреживает» критику Сталина, идущую еще от доклада Хрущева на ХХ съезда КПСС. Самая простая тактика этого роде – дисквалифицировать либо сами обвинения, либо обвиняющих. Но успешно она действует лишь на незначительные по масштабу группы убежденных сталинистов, в основном – пенсионеров, как правило, бывших партийных активистов или бюрократов.

Цепочка аргументов противников рационализации тоталитарного прошлого сводится к следующему: критика Сталина, исходящая из лагеря либералов и демократов, строится на отождествлении коммунизма, советской режима и нацизма, а это ведет к умалению величия Победы советского народа во Второй мировой войне и оскорблению памяти павших на этой войне, священной для выживших и последующих поколений. Этот мотив очень существенный для сохранения национальной идентичности современной России. Такой демагогический ход (подмена сходства или общности двух режимов обвинениями в оскорблении ветеранов и кощунстве по отношению к национальным символам) возможен только при понимании того, что не уходящая, но и неразвернутая память о коллективном насилии составляет важнейший бэкграунд массового сознания, что национальная гордость и травма сталинизма образуют неразрывное единство и язык для идеологии национального самоутверждения («комплекс жертвы»).

Таблица 152.2

Как, по вашему мнению, относятся к Сталину большинство людей в странах Запада? А в бывших социалистических странах?

Март 2010 года. N = 1600. Ранжировано по «Западу».

Данные массовых опросов не показывают такой же истерической реакции на этот тезис, как у консервативных идеологов. На вопрос (август 2009 года, N = 1600): «Можно ли, по вашему мнению, говорить про общие черты в тех государственных системах, которые построили в 30-е годы ХХ века Сталин в Советском Союзе и Гитлер в Германии?» 11 % ответили, что «конечно, в них есть много общего», еще 32 % согласились с тем, что «да, в них есть отдельные общие черты», 19 % не нашли ничего общего между этими режимами, и лишь 22 % категорически возражали против подобного сопоставления: «сравнивать СССР и нацистскую Германию, Сталина и Гитлера совершенно недопустимо» (16 % затруднились с ответом). Другими словами, готова к символической и психологической защите сверхценного персонажа, разгрузке его от ответственности относительно небольшая часть российского общества. Но «проективные вопросы» (перенос собственных, но подавляемых и цензурируемых представлений на людей других стран, которые «свободны» от страха и конформизма), выдают довольно жесткие оценки Сталина и слабую готовность его защищать.

Можно сказать, что российское общество не просто отказывается от осмысления своего советского прошлого (я не беру в расчет незначительную группу ведущих профессиональных академических историков или сотрудников «Мемориала», поскольку и первые и вторые лишены доступа к СМИ, то есть отрезаны от возможности массового просвещения и представления результатов своей работы), но и последовательно вытесняет из своего сознания травматический опыт террора. По существу, мы сегодня имеем разделение общества примерно на две сопоставимые фракции, одна из которых считает, что «нужно активно обсуждать то, что случилось в те годы, не забывать свою историю» (таких 42–49 %), а другая полагает, что «лучше говорить об этих репрессиях поменьше, не нужно ворошить прошлое» (37–42 %); если к ним добавить тех, кто не имеет своего мнения на этот счет и ничего не может сказать определенного, фактически примыкающих к тем, кто хотел бы «счастливого забвения», то мы получим несомненное большинство в 52–57 %, оказывающие давление на остальных (табл. 153.2).

Речь идет не только о неготовности преобладающей части общества обсуждать трагические страницы национальной истории, но и о страхе, диффузной боязни, что подобная рационализация прошлого может вызвать неудовольствие властей и, соответственно, неприятности для тех, кто ведет такие разговоры. В первую очередь такие установки выражаются в том, что общественное мнение (68 % в 2007 году, 75 % – в 2008-м и 64 % в 2012-м) состоит в том, что «не имеет смысла сейчас искать виновных в репрессиях тех лет» (с ними не согласны, соответственно, 18 %, 10 % и 21 %, остальные затруднились дать какой-то определенных ответ из-за отсутствия мнения и знаний об этом предмете).

Таблица 153.2

Как вы полагаете …

N = 1600.

Таблица 154.2

Следует ли принести покаяние за репрессии тех лет, и если да, то кто должен принести это покаяние?

N = 1600.

Таблица 155.2

Как вы думаете, кому нужно, чтобы жила память об этих репрессиях?

Август 2007 года. N = 1600. Ответы ранжированы.

Таблица 156.2

Как вы считаете, организаторов и исполнителей этих репрессий сейчас следует:

N = 1600.

Модная в годы перестройки тема «покаяния» (морального признания вины за преступления государства и общества в годы сталинского правления) также не вызывает сегодня особого интереса и внимания. Большая часть тех, кто настаивал бы на «покаянии», ожидает их от оставшихся в живых «исполнителей» или их «начальников», не распространяя ответственность на другие группы и институты. Во всяком случае, чувство вины или угнетающей ответственности за прошлое не распространяется на все общество («народ»). Это значит, что никакого давления общественного мнения на необходимость дать правовую оценку государственной политики в прошлом нет и не может быть. В этом ситуация радикально отличается от положения дел в других странах, где историческое осмысление завершилось не только актами политического признания государственной ответственности за национальное прошлое, но и стало принципом, положенным в основу нового конституционного порядка.

Таблица 157.2

Вы бы лично поддержали бы или нет…

Май 2011 года. N = 1600. В % к числу опрошенных.

Десталинизация и ее возможности

Для абсолютного большинства россиян не возникает каких-либо затруднений, когда их спрашивают: нужна ли «программа десталинизации» или нет? Все без исключения пункты этой программы признаются российским обществом необходимыми, а сама программа как давно назревшая.

В опросе, проведенном в апреле 2017 года, 52 % респондентов считали необходимым полностью рассекретить архивы, содержащие материалы о репрессиях; но 32 % полагали, что нужно допускать к ним или к такого рода материалам только родственников репрессированных и то при условии, что это не нанесет ущерба государственным интересам (16 % затруднились с ответом).

Памятники Сталину или жертвам репрессий?

46 % россиян поддерживают установку памятников жертвам политических репрессий, причем это относится не только к сталинским репрессиям, но и к монументам или мемориалам погибшим на протяжении всего советского времени. Люди, так отвечающие на вопросы социологов, объясняют свою позицию тем, что «это восстановление справедливости по отношению к жертвам, будет служить предостережением от их повторения». Но 19 % не поддерживают инициативы подобного рода, поскольку, как они считают, такие действия «ведут к расколу в обществе и очернению прошлого нашей страны». 34 % заявляют, что эти проблемы их не интересует, что у них нет своего мнения на этот счет (июль 2015 года).

Таблица 158.2

Как бы вы отнеслись к тому, чтобы к юбилею победы был установлен памятник Сталину?

N = 1600.

Значительная часть россиян не хочет ни возвращения культа Сталина, ни даже его частичной реабилитации. Они против восстановления его памятников, снесенных при Хрущеве, и тем более против установки новых монументов в его честь, которые предлагали возвести некоторые депутаты Госдумы к 65-летию и 70-летию Победы над Германией. Аналогичное распределение мнений зафиксировано и в октябрьском опросе 2012 года: за установление в центре Москвы монумента Сталину высказались 23 % опрошенных россиян, против – 56 %; остальные затруднились с ответом или не имеют на этот счет собственного мнения.

Таблица 159.2

В последнее время в некоторых городах России собираются устанавливать памятники Сталину. Как вы к этому относитесь?

N = 1600.

Таблица 160.2

Но надо заметить, иммунитет против ресталинизации (если рассматривать протест против восстановления памятников Сталину как индикатор этих изменений) слабеет: в 2015 году на фоне патриотической эйфории соотношение сторонников и противников этой политики изменилось с точностью до наоборот (табл. 160.2), а удельный вес «равнодушных», индифферентных или не имеющих собственного мнения остается неизменным (28–30 %). Опрос августа 2017 года с аналогичными вопросами показал не столько рост просталинских ответов (с 36 до 38 %), сколько резкое снижение числа противников восстановления памятников диктатору – с 53 до 38 % (табл. 159.2).

Стоит заметить, однако, что давление организованных средств пропаганды на коллективные представления (фактор «оппортунизма общественного мнения») оказывается столь сильным, что ему подчиняется даже такая, казалось бы, несомненная вещь, как «семейная память» (в том числе – и о репрессированных членах семьи в прошлом). Сопоставление мнений тех, кто в ответах заявил, что у них в семье были репрессированные, и тех, кто сказал «не было», показывает общую структуру представлений, и хотя реакции «помнящих о пострадавших» более выражены, они не отличаются принципиально от реакций основной массы опрошенных. Среди них, хоть и в меньшем количестве, также находятся носители тех же сталинских мифов и стереотипов, что и среди непомнящих или потомков советских граждан, не затронутых репрессиями.

54–59 % на протяжении десятилетия (2001–2010) совершенно недвусмысленно высказывались против возвращения Волгограду старого названия «Сталинград», несмотря на весь героический ореол Сталинградского сражения. За переименование Волгограда выступали 18 %, против – 60 % (22 % затруднились ответить).

За последние годы согласие в понимании общих черт двух этих тоталитарных режимов заметно ослабло (число респондентов, согласных с этим подходом, уменьшилось с 43 до 27 %, и напротив, возросло количество тех, кто отрицает саму сущность советского тоталитаризма, причем особенно резко выросла доля тех, кто запрещает проводить подобные сравнения по идеологическим причинам). Было бы неправильным обвинять в этом только декларируемую институтами власти «борьбу с фальсификациями истории», цензуру в СМИ и в школе, глорификацию Победы и мифологизацию войны и роли Сталина в ней и прочие обстоятельства реверсивного развития России. Важно понимать, как писал Левада, не только то, что «нам “позволяют” видеть, но и то, на что мы согласны закрывать глаза – ради собственного спокойствия и ради сохранности привычных символических структур»[59]59
  Левада Ю. А. Ищем человека… С. 111.


[Закрыть].

Таблица 161.2

Вы были бы за или против того, чтобы городу Волгограду было возвращено имя «Сталинград»?

N = 1600.

Выводы

Неспособность дать моральную и политическую оценку деятельности и самой личности Сталина связана с отсутствием авторитетных в обществе позиций в отношении прошлого. При сохранении в коллективной памяти ужаса и неприятия террора 1930–1950-х годов, массовое сознание не в состоянии сопротивляться тихой политике апологии Сталина. В последние годы заметен значительный рост привлекательности и значимости диктатора, выступающего в качестве одного из персоналистских символов великой державы, победы советского народа в Отечественной войне.

Проблема преодоления сталинского мифа заключается не в том, что люди не знают о преступлениях Сталина, а в том, что они не считают преступной саму советскую систему. Нежелание, даже внутреннее сопротивление самой идее сочувствия, идентификации с жертвами государственного террора, родственное массовому нежеланию участвовать в политике, а тем более – отвечать за действия властей или противостоять им, является источником коллективного имморализма. В российском обществе сегодня нет признаваемых всеми моральных и интеллектуальных лидеров, способных поставить ему такой диагноз. Население само по себе не в состоянии рационализировать и осмыслить как прошлое страны, так и природу нынешнего, становящегося постепенно все более коррумпированным и репрессивным режима. Поэтому единственной реакцией на фрустрацию знания о сталинских репрессиях оказывается общественная прострация и желание обо всем этом «забыть». Собственно, именно этот результат и был целью путинской технологии господства: отсутствие моральной ясности и массовая апатия, ставшие основой авторитарного режима.

Таблица 162.2

Можно ли, по вашему мнению, говорить про общие черты в тех государственных системах, которые построили в 1930-е годы прошлого века Сталин в Советском Союзе и Гитлер в Германии?

Постепенный рост признания Сталина в качестве великого национального деятеля не означает восстановления его «культа», преклонения перед «харизматическим» вождем, характерного для всех тоталитарных режимов. Миф о Сталине существует за счет непреодолимого комплекса национальной (коллективной) неполноценности, инфантильной неспособности к ответственности и потребности в примитивной, подростковой гордости демонстрацией силы. Забывая о цене сталинского времени, россияне пытаются удержать символы национальной славы, когда реальных причин для этого уже нет.

Постскриптум 2021 года

В мае 2021 года на вопрос: «Как вы лично относитесь с Сталину?», ответы распределились следующим образом: «с восхищением» – 5 %, «с уважением» – 45 %, «с симпатией» – 10 %, «безразлично» – 28 %, «с неприязнью» – 5 %, «со страхом, с отвращением, ненавистью» – 6 %, затруднились ответить – 2 %. «Как бы вы отнеслись к тому, чтобы к очередной годовщине победы был установлен памятник Сталину?», 48 % —положительно, 29 % – безразлично, 20 % – отрицательно. «Поддерживаете ли вы создание музейного комплекса, посвященного Иосифу Сталину, о планах строительства которого недавно было объявлено?» – 60 % поддерживают, 31 % не поддерживают, 9 % затруднились с ответом.