Текст книги "Ленин без грима"

Итак, летом 1900 года, имея в кармане заграничный паспорт и две тысячи конвертируемых полновесных рублей Российской империи, Владимир Ильич Ульянов устремился за границу, чтобы издавать «Искру», строить партию нового типа. Началась первая эмиграция, длившаяся свыше пяти лет.

По чужому паспорту

За границу летом 1900 года Владимир Ильич выехал по заграничному паспорту, выданному на имя, данному отцом и матерью. К тому времени у него насчитывалось много других имен. В рабочих кружках его звали Николаем Петровичем. В студенческом питерском кружке марксистов из-за ранней лысины – Стариком. В московских кружках – Петербуржцем. Первые книги вышли под псевдонимом Владимир Ильин, причем, как мы знаем, полиция хорошо знала, кто скрывается под псевдонимом.

В германском городе Мюнхене наш герой тайно зажил как господин Мейер. Под этой кличкой нашла с большим трудом мужа приехавшая за границу из ссылки Надежда Константиновна, полагая, что супруг скрывается по паспорту на имя чеха Модрачека в городе Праге. В Чехии, однако, конспиратора не оказалось. При встрече с Крупской настоящий Модрачек догадался: «Ах, вы, вероятно, жена герра Ритмейера, он живет в Мюнхене, но пересылал вам в Уфу через меня книги и письма».

Из Праги покатила Надежда Константиновна в Мюнхен. Нашла по данному ей адресу пивной бар, за его стойкой увидела Ритмейера. Он не сразу сообразил, чего хочет от него незнакомая женщина, не признавшая в нем мужа. «Ах, это, верно, жена герра Мейера, – догадалась супруга бармена, – он ждет жену из Сибири. Я провожу». И проводила в квартиру, где за столом заседали Владимир Ильич, его старшая сестра Анна и друг-соратник Юлий Мартов…

«Немало россиян путешествовало потом в том же стиле, – вспоминала тот эпизод Надежда Константиновна. – Шляпников заехал в первый раз вместо Женевы в Геную, Бабушкин вместо Лондона чуть не угодил в Америку». Молодая супруга бывшего присяжного поверенного, нигде не служившая и не получавшая жалованья, могла колесить по Европе, а обосновавшись там, вызвать мать-пенсионерку, помогавшую вести хозяйство. Паспорт и деньги у наших революционеров находились, чтобы из Москвы и других городов России перебираться в сытые, ухоженные города Европы, где, засучив рукава, они принимались подталкивать родину к пропасти революции.

(Сегодня трудно понять, почему революционеры так себя вели, ни в чем не нуждаясь, нигде не работая? Потому что видели вокруг себя нужду и бесправие, тяжкую изнурительную жизнь рабочих и крестьян. Из сострадания к ним марксисты, а до них декабристы, имевшие все – чины, ордена, имения, жен и детей, стремились, рискуя всем, жизнью, свергнуть самодержавие. Так было в 1825 году, так произошло в 1905 году и 1917-м.

В наши дни, при воцарившемся капитализме, одни владеют гектарами земли, другие шестью сотками, одни получают пять тысяч рублей, другие полмиллиона в месяц, одни живут в коммунальных и малометражных квартирах, другие – в усадьбах, не уступающих богатством тем, помещичьим, что грабили и жгли крестьяне в дни революции. В январе 2015 года, когда редактировал книгу, все СМИ сообщили: олигарх миллиардер Роман Абрамович скупает за миллионы долларов в Нью-Йорке квартал, чтобы построить дворец. И яхта у него как крейсер «Аврора».

Прошел почти век между восстанием на Сенатской площади и взятием Зимнего дворца. Сколько понадобится лет после стрельбы у Белого дома, чтобы покончить с олигархами, – не знаю. Может быть, век. Но по следам Владимира Ульянова и Надежды Крупской пойдут непременно те, кто не захочет жить и терпеть пропасть между бедными и богатыми.)

После приезда жены в образе жизни Владимира Ильича произошло несколько метаморфоз. Если до ее появления в Мюнхене пребывал без паспорта, без прописки под именем Мейера, то после воссоединения с женой появился паспорт на имя болгарина доктора юриспруденции Иордана К. Иорданова, презентованный болгарскими друзьями социал-демократами. Конспирация проявлялась и в том, что вся корреспонденция между заграницей и Россией шла через чеха Модрачека в Праге. От него только по почте попадала в руки нелегала в Мюнхене.

Жили Иордан К. Иорданов и его супруга тихо-тихо в предместье, круг их общения строго ограничивался проверенными людьми. Просидев четырнадцать месяцев в камере дома предварительного заключения, отбыв от звонка до звонка три года ссылки в Восточной Сибири, угодив затем на десять дней в дом предварительного заключения за нелегальный проезд из Пскова через Царское Село в Питер, Владимир Ильич, по-видимому, твердо решил никогда больше не подвергать себя арестам. В отличие от, скажем, товарищей Дзержинского, Сталина, которые неоднократно совершали побеги из ссылки, Ленин, отсидев срок исправно, даже не помышлял бежать, хотя сделать это было сравнительно несложно.

Выйдя на свободу, хорошо знал, чем ему предстоит заниматься, а именно изданием подпольной общерусской партийной газеты. Будущий редактор понимал, что выпускать ее в России практически невозможно. Подготовленную там к выпуску нелегальную газету ждала участь «Рабочего пути», изъятого полицией перед самым выходом в свет.

Хорошо помнил Владимир Ульянов, чем закончился первый съезд новорожденной социал-демократической партии, состоявшийся, когда он пребывал в Шушенском, в Минске. На него собралось девять делегатов. Новоявленных членов ЦК полиция арестовала, как и почти всех делегатов исторического съезда. Ответив на вопрос «Что делать?» в известном своем сочинении, Ленин понимал: общерусскую газету и партию можно поставить на ноги только за границей. Поэтому уехал надолго в Европу, развив там невероятно бурную деятельность.

Живя в эмиграции, господин Мейер находит типографию, добывает нелегальным путем русский шрифт, обзаводится корреспондентами и агентами. В конце 1900 года выходит долгожданный первый номер «Искры» с эпиграфом из Александра Пушкина «Из искры возгорится пламя!», а также журнал «Заря»…

Для издания журнала владельцу типографии предъявлялся паспорт на имя Николая Егоровича Ленина, потомственного дворянина. К тому времени законный владелец паспорта пребывал на том свете. Как выяснено историком М. Штейном, у умиравшего коллежского секретаря паспорт был взят дочерью Ольгой Николаевной и передан подруге Надежде Крупской. Иными словами, паспорт, таким образом, похитили. Документ попал в чьи-то умелые руки. Они подделали год рождения. Фотографий тогда на паспортах не полагалось.

Владелец фальшивого паспорта подписал свою статью в журнале «Заря» новым псевдонимом – Николай Ленин, войдя под этим именем в историю. Как видим, обман в самой разной форме стал образом жизни пролетарского революционера. К тому времени за редактором «Искры» числилось много других псевдонимов: К. Тулин, К. Т-н, Владимир Ильин… Всего же их исследователи насчитывают более 160… Но из них Н. Ленин стал самым известным, а причиной его появления послужило не пристрастие к сибирской реке Лене, не к женскому имени Лена, а конспиративная операция, связанная с хищением паспорта.

Имея этот документ и свой выданный в Питере паспорт, тем не менее Владимир Ульянов обосновался у партайгеноссе Ритмейера под именем Мейера, причем без паспорта на это имя. Такое в тогдашней Германии было возможно.

«Хотя Ритмейер и был содержателем пивной, но был социал-демократ и укрывал Владимира Ильича в своей квартире. Комнатешка у Владимира Ильича была плохенькая, жил он на холостяцкую ногу, обедал у какой-тои немки, которая угощала его мельшпайзе (то есть мучными блюдами. – Л.К.). Утром и вечером пил чай из жестяной кружки, которую сам тщательно мыл и вешал на гвоздь около крана». В этом описании биограф Ленина Н. Валентинов видит стремление Надежды Константиновны «прибедниться», нарисовать образ, который бы соответствовал представлениям масс об облике пролетарского вождя, полагающих, что их кумир должен сам хлебнуть лиха. Отсюда в ее воспоминаниях мы постоянно встречаем «комнатешку» вместо комнаты, «домишко» вместо дома и так далее.

Никаких лишений у Ильича и до приезда жены, и после не существовало. Просто герр Мейер не придавал особого внимания быту и столовался у щедрой на выдумки соседки – немецкой кухарки, потчевавшей постояльца германскими пирогами и пышками, по-видимому, ни в чем не уступавшим полюбившимся ему сибирским аналогам – шанежкам.

Ульянов-Мейер мог себе позволить обедать каждый день и в ресторане, пить чай не из жестяной, а из фарфоровой чашки, жить в отдельной квартире, а не в «комнатешке».

Будучи редактором «Искры», он начал впервые получать постоянно жалованье, такое же, как признанный вождь Плеханов, что позволяло жить безбедно, как буржуа. Время от времени поступали литературные гонорары, порой крупные, в 250 рублей. В тридцать лет сыну продолжала присылать деньги мать, Мария Александровна. Когда начала выходить «Искра», из Москвы Мария Александровна переслала 500 рублей с редактором «Искры» Потресовым. Последний ошибочно полагал, что эти деньги передавались для газеты… Ему и в голову не могло прийти, что столь большую сумму шлет на личные расходы великовозрастному сыну мама. Надежда Константиновна служила при «Искре» секретарем, ее вписали в паспорт Иорданова под именем Марица.

Прожив месяц в некой «рабочей семье», доктор Иорданов с женой Марицей сняли квартиру на окраине Мюнхена в новом доме. Купили мебель. Если у Надежды Константиновны тенденция «прибеднить» эмигрантскую жизнь не особенно бросается в глаза, то у Анны Ильиничны явственно видна преднамеренная дезинформация. «Во время наших редких наездов, – пишет Анна Ильинична, – мы могли всегда установить, что питание его далеко не достаточно». Это замечание относится к жизни за границей, куда старшая сестра, нигде и никогда не служившая, могла приезжать, когда ей хотелось. Она же кривила душой, когда писала, что в Шушенском ее брат жил «на одно свое казенное пособие в 8 рублей в месяц», в то время как финансовая подпитка со стороны семьи не прекращалась. Брату слали книги ящиками, причем дорогие, подарили охотничье ружье и многое другое.

Когда же за портрет вождя взялись партийные публицисты, то у них из-под пера потекла махровая ложь. «Как сам тов. Ленин, так и все почти другие большевики, жили впроголодь и отдавали последние копейки для создания своей газеты. Владимир Ильич всегда бедствовал в первой своей эмиграции. Вот почему, возможно, наш пролетарский вождь так рано умер», – фантазировал в книжке «Ленин в Женеве и Париже», изданной в 1924 году, «товарищ Лева», он же большевик М. Владимиров, служивший наборщиком «Искры». Он не мог не знать, что на гроши, на копейки газету не издашь. Требовались десятки тысяч рублей в год. Не жил впроголодь и «товарищ Лева». Труд наборщиков оплачивался хорошо, как редакторов. Этот автор выдумал о жизни вождя «впроголодь». Сам Ленин писал, что «никогда не испытывал нужды».

Откуда же брались деньги, тысячи на газету? Их давали состоятельные люди – предприниматели, купцы, писатели, полагавшие, что с помощью социал-демократов, таких решительных, как Николай Ленин, им удастся разрушить самодержавие, сделать жизнь России свободной, как в странах Европы, где существовал парламент, партии, независимые газеты, где люди могли собираться на собрания, демонстрации, делать то, на что не имели права подданные императора в царской России до революции 1905 года.

Живя под Мюнхеном, супруги Иордановы, по словам Надежды Константиновны, «соблюдали строгую конспирацию… Встречались только с Парвусом, жившим неподалеку от нас в Швабинге, с женой и сынишкой… Тогда Парвус занимал очень левую позицию, сотрудничал в „Искре“, интересовался русскими делами». Кто такой Парвус? Редакторы десятитомных «Воспоминаний о Владимире Ильиче Ленине», откуда я цитирую эти строчки, практически не дают никакой информации на Парвуса, пишут только, что настоящая фамилия его Гельфанд, а инициалы А.Л.

Во втором томе Большого энциклопедического словаря находим краткую справку: «Парвус (наст. имя и фам. Ал-др Львович Гельфанд, 1869–1924), участник рос. и герм. с-д. движения. С 1903 меньшевик. В I мировую войну социал-шовинист; жил в Германии. В 1918 году отошел от полит. деятельности». Между тем личность Парвуса требует особого внимания. Крупская многое о нем недоговаривает! Надежда Константиновна, упомянув, какую позицию занимал Парвус в начале века и чем интересовался в прошлом, ни словом не обмолвилась о том, чем занимался упомянутый деятель позднее, как будто ее читатели хорошо были осведомлены о нем.

Да, хорошо, очень хорошо многие большевики знали примерного семьянина Парвуса: и Надежда Константиновна, и Владимир Ильич, и Лев Давидович Троцкий – все другие вожди партии, а также Максим Горький. Ворочал Парвус большими деньгами, и когда сотрудничал в «Искре», и когда перестал интересоваться российскими делами. Максим Горький поручал ему собирать литературные гонорары с иностранных издательств, и тот, откачав астрономические суммы в пору, когда писателя публиковали во всем мире, а его пьесы шли во многих заграничных театрах, не вернул положенную издательскую дань автору, прокутил тысячи с любовницей, о чем сокрушенно писал «Буревестник».

Парвус в марте 1915 года направил правительству Германии секретный меморандум «О возрастании массовых волнений в России», где особый раздел посвятил социал-демократам и лично вождю партии большевиков, хорошо ему известному по совместной работе в «Искре». Вслед за тем, в марте того же года (какая оперативность!) казначейство Германии выделило 2 миллиона марок на революционную пропаганду в России. А 15 декабря Парвус дал расписку, что получил 15 миллионов марок на «усиление революционного движения в России», организовав некое «Бюро международного экономического сотрудничества», подкармливая из его кассы легальную верхушку всех социалистических партий, в том числе большевиков. В бюро Парвуса оказался в качестве сотрудника соратник Ильича Яков Ганецкий, будущий заместитель народного комиссара внешней торговли. Через коммерческую фирму его родной сестры по фамилии Суменсон и большевика (соратника Ленина) Мечислава Козловского, будущего председателя Малого Совнаркома, текла финансовая германская река в океан русской революции, взбаламучивая бурные воды, накатывавшие на набережную Невы, где стоял Зимний дворец. Как этот тайный механизм нам сегодня знаком по информации СМИ, где сообщается о подставных лицах, фирмах «друзей», родственниках, через которые утекли из нашей страны сотни миллионов долларов за границу.

Да, не жил Владимир Ильич «впроголодь», не отдавал «последние копейки» на издание газеты, как показалось товарищу Леве, рядовому революционеру. На издание и доставку «Искры» расходовались тысячи рублей в месяц, велики были расходы на тайную транспортировку. В чемоданах с двойным дном везли газету доверенные люди, агенты. Кроме большевиков занимались этим делом контрабандисты, они альтруизмом не отличались. Транспорты с газетой шли по суше, через разные таможни, а морем – через разные города и страны, Александрию на Средиземном море, через Персию, на Каспийское море…

«Ели все эти транспорты уймищу денег», – свидетельствует секретарь «Искры» Крупская, хорошо знавшая технологию сего контрабандного дела, она пишет, что в условленном месте завернутая в брезент литература выбрасывалась в море, после чего «наши ее выуживали». Поистине глобальный масштаб, титанические усилия.

Так же как в Мюнхене, под чужим именем обосновался Ленин весной 1902 года в Англии. «В смысле конспиративном устроились как нельзя лучше. Документов в Лондоне тогда никаких не спрашивали, можно было записаться под любой фамилией, – повествует Н.К. Крупская. – Мы записались Рихтерами. Большим удобством было и то, что для англичан все иностранцы на одно лицо, и хозяйка так все время считала нас немцами».

Как все просто было у некогда легкомысленных немцев и англичан! В Мюнхене можно было представиться Мейером, потом жить под паспортом Иорданова, вписав в него жену безо всяких справок под именем Марица… В Лондоне вообще паспорта не потребовалось, записались, очевидно, в домовой книге, Рихтерами…

Читаешь воспоминания Крупской про все эти конспиративные хитрости и думаешь, что не такие они невинные, как может показаться на первый взгляд. Именно маленькие хитрости, мистификации, обманы привели к большой беде. С чего начиналась вся эта игра? С ложного адреса, указанного в формуляре Румянцевской библиотеки? Или с подложного паспорта, выкраденного у умиравшего коллежского секретаря Николая Ленина? С обмана простоватого минусинского исправника, у которого запрашивалось разрешение на поездку к друзьям-партийцам под предлогом… геологического исследования интересной в научном отношении горы?

Пошло все с обмана филеров, жандармов, исправников, урядников, а кончилось обманом всего народа, который вместо обещанного мира с Германией получил лютую гражданскую войну, вместо хлеба – голод, вместо земли – комбеды, политотделы, колхозы, вместо рабочего контроля над фабриками и заводами – совнархозы, наркоматы, министерства…

И в Лондоне Ульяновы-Рихтеры жили по-семейному, вызвали, как обычно, мать Надежды Константиновны, сняли квартиру, решили, по словам Крупской, кормиться дома, а не в ресторанах, «так как ко всем этим „бычачьим хвостам“, жаренным в жиру скатам, кэксам российские желудки весьма мало приспособлены, да и жили мы в это время на казенный счет, так что приходилось беречь каждую копейку, а своим хозяйством жить было дешевле».

И хоть берегли рачительные супруги «каждую копейку», с наступлением лета уехал Владимир Ильич с женой на месяц в Бретань повидаться с матерью и Анной Ильиничной, пожить с ними у моря. «Море с его постоянным движением и безграничным простором он очень любил, у моря отдыхал».

И это цитата из воспоминаний Крупской. Не объяснила она только, как, живя на казенный счет, дорожа каждой копейкой, супруг взял и уехал из Англии на северный берег Франции на месяц и зажил безбедно с матерью-пенсионеркой и неработающей сестрой.

Другим эмигрантским летом, отбросив в сторону все дела, Ильич отправился на два месяца в горы с Надеждой Константиновной и совершил путешествие по Швейцарии, останавливаясь на ночлег в гостиницах.

…Москва вступила в XX век, оглашая улицы звоном набиравшего силу трамвая, трелями телефонных звонков, перестуком безотказного телеграфа. На улицах росли как грибы дома в пять-шесть этажей, казавшиеся небоскребами. На Театральной площади Савва Мамонтов задумал выстроить Частную оперу, превосходящую Большой театр. Строительство ее в конечном счете закончилось появлением первоклассной гостиницы «Метрополь». А за Камер-Коллежским валом шло строительство новых фабрик и заводов, железных дорог, мостов…

В это же время кипела жизнь и в эмигрантской коммуне, появившейся в Лондоне вблизи квартиры Рихтера. Нареченный вождем «Матреной», большевик Петр Смидович, будущий председатель Московского Совета, недолгий губернатор красной столицы, развел бурную деятельность по фабрикации фальшивых паспортов. «Он считал себя специалистом по смыванию паспортов… в коммуне одно время все столы стояли вверх дном, служа прессом для смывания паспортов. Вся эта техника была тогда весьма первобытна, как и вся наша тогдашняя конспирация. Перечитывая сейчас переписку с Россией, диву даешься наивности тогдашней конспирации», – справедливо писала Н.К. Крупская в пору, когда весь мир познал, что такое нешутейное ленинское ВЧК и ГПУ.

Тогда пользовался Владимир Ильич в Лондоне услугами дошлого Смидовича, который изобрел способ «смывания паспортов» для вписывания на освободившееся место других фамилий. Он придумывал клички, занимался разработкой примитивных шифров для переписки, переименованием городов и фамилий так, чтобы полиция, читая чужие письма, не должна была догадаться, что Осип никакой не Осип, а южнорусский город Одесса, Терентий значит Тверь, что Матрена – это товарищ Смидович.

Агент «Искры» Елена Стасова, будущий ответственный работник питерской ЧК и секретарь ЦК партии, имела два имени – Гуща и Абсолют, агент «Искры» Николай Бауман целых три: Виктор, Дерево и Грач, что не помешало разъяренному дворнику точно установить, что перед ним революционер, и нанести ему смертельный удар.

Младшая сестра – Мария Ильинична получила прозвище Медвежонок, тоже включилась в увлекательную подпольную работу, так и не заимев специальности, не закончив образование, не выйдя замуж.

В Питере, например, действовали некие Маня и Таня. Под именем Мани фигурировал подпольный партийный комитет, состоявший из интеллигентов, под именем Вани – другой комитет, из рабочих.

Число «профессиональных революционеров», число рядовых партийцев, читавших «Искру», множилось, и вот уже в известной статье «Письмо к товарищу о наших организационных задачах», написанной в ответ на письмо некоего Еремы из Питера, высказавшего свои соображения о том, какой должна быть партийная работа на местах, молодой вождь рисует развернутую картину построения будущей партии, всю структуру, которой сверху донизу пронизывают всевозможные группы «по слежке за шпионами», по «организации доходного финансового предприятия», по «устройству конспиративных квартир», «паспортные», по изготовлению фальшивых документов, по «организации конспиративных квартир», по «снабжению оружием», «боевые, на случай демонстраций, освобождения из тюрем и т. п.».

Такая была боевая партия, получившая у историков название партии нового типа, большевистской, ленинской, и появилась вскоре на втором съезде, заседавшем сначала в Брюсселе, а потом в Лондоне. Это случилось в 1903 году.

Перед съездом мистер Рихтер с супругой переехал из Лондона на жительство в Женеву, где на сей раз сняли дом.

По терминологии Крупской – «домишко».

Что это за «домишко»?

Читаем: «Внизу большая кухня с каменным полом, наверху три маленькие комнатушки».

Тот, кто бывал в Швейцарии, в туристических поездках по «ленинским местам», а мне повезло проехать этим маршрутом, тот видел такие «домишки» в натуральную величину и знает, какие это чистые, уютные, комфортабельные дома с белоснежными занавесками на окнах, цветами на подоконниках.

Упомянутая кухня с каменным полом (весь дом – каменный) – это большая, в несколько десятков квадратных метров зала, служившая и кухней, и столовой, и гостиной.

Из «домишка» перебрались осенью в центр города, на квартиру…

…Пять лет длилась первая эмиграция. Чем ближе приближалась революция 1905 года, тем сильнее возрастала партийная переписка.

Вслед за газетами, журналами, письмами (по 300 в месяц!) из заграницы в Россию поступало… оружие. На его покупку не хватало самых щедрых пожертвований меценатов, даже таких щедрых, как Савва Морозов или Николай Шмит, не хватало денежных вливаний «Буревестника», ссужавшего партию деньгами из своих литературных гонораров. Нужны были не десятки – сотни тысяч рублей. Вот тут-то сказали свое слово ленинские группы, зашифрованные в его партийной схеме буквами «и т. п.».

Но об этой стороне деятельности нашего вождя – в следующей главе. Скажу только, что без выстрелов и восстаний после мирной всероссийской стачки трудящаяся Россия добилась «Манифеста», даровавшего народу политические свободы, возможность создавать партии, издавать без всякой цензуры газеты, проводить собрания и митинги. По амнистии из тюрем вышли политические заключенные. Вот тогда Владимир Ульянов решает вернуться на родину, выбрав для жительства имперскую столицу – город Санкт-Петербург.

* * *

О том, что происходило в Европе в начале XX века в жизни Ленина и соратников, о сомнительных денежных потоках, скрываемых связях, стало известно только много лет спустя.

Все повторяется в XXI веке: и эмиграция, и неведомые денежные потоки тем, кто хочет свернуть власть, и тайные связи, о которых не пишут. Пройдет много лет, прежде чем все узнают подноготную покончившего с собой Бориса Березовского, на какие средства живут «новые русские», покупают виллы и дворцы. Кто ссужает долларами и евро комитеты, фонды, ратующие за «права человека», свободу и демократию? На какие деньги вещают телеканалы и выходят журналы, доказывающие, как все плохо в России и все хорошо на Западе… На все эти вопросы пока ответов нет.