Текст книги "Исповедь"

IV. Я – особо опасный преступник
Эпизоды уголовного дела[9]9
  Повесть датируется маем-июнем 1987 года. Авторского текста в ней изначально было, пожалуй, меньше, чем реальных документов, доступ к которым я тогда неожиданно получил (о чем рассказано в конце повествования). Впервые в России повесть была опубликована в 1990 году и с тех пор выдержала несколько изданий. Для публикации здесь в книге-исповеди повесть несколько переработана: некоторые документы сокращены, или даются в изложении, или вообще лишь упомянуты. Прибавилось авторских комментариев и воспоминаний. Читателям, которые хотят взять в руки именно уголовное дело в его первозданном виде, советую обратиться к предыдущим изданиям повести (или к тексту у меня на сайте: http://levtimofeev.ru/dokumentalnaya-povest).


[Закрыть]

Часть первая. Тюрьма

1

Секретно

Экз. № 1

Герб СССР

Комитет Государственной безопасности СССР

Управление

16.03.1985 № 5/10-138

Начальнику Следственного отдела

Комитета Государственной безопасности СССР

генерал-лейтенанту юстиции

т. Волкову А. Ф.

В отношении Тимофеева Л. М.

В 1980–1984 годах на Западе получили широкое распространение антисоветские сочинения Льва Тимофеева «Технология черного рынка, или Крестьянское искусство голодать», «Ловушка», «Последняя надежда выжить», содержащие клеветнические измышления, порочащие советский государственный и общественный строй. Они опубликованы в журналах «Грани», «Русское возрождение», «Время и мы» и неоднократно передавались радиовещательными станциями «Свобода», «Голос Америки».

В ходе розыскных мероприятий установлено, что автором указанных материалов является Тимофеев Лев Михайлович, 1936 года рождения, уроженец города Ленинграда, русский, гражданин СССР, беспартийный, женат, ранее не судимый, с 1980 г. член профессионального комитета литераторов при издательстве «Советский писатель», проживает в Москве – улица академика Варги (следует адрес).

Причастность Тимофеева к изготовлению названных пасквилей подтверждается материалами выдачи литературы в Центральной научной сельскохозяйственной библиотеке АН СССР, где он значится как получатель документов, использованных при подготовке «Технологии черного рынка…», перечень которых опубликован в журнале «Грани» № 120 за 1981 год.

Направляя опубликованные за границей пасквили Тимофеева Льва Михайловича и другие материалы, просим Вас решить вопрос о возбуждении в отношении его уголовного дела по части I статьи 70 Уголовного кодекса РСФСР.

Приложение: по тексту в одном пакете.

Штамп: Следственный отдел КГБ СССР

Вход. № 4/688

18.03.85

Начальник Управления КГБ СССР

генерал-лейтенант И. П. Абрамов

1. Резолюция: тов. Расторгуеву В. Н. Прошу возбудить уголовное дело по ст. 70 УК РСФСР, провести расследование. Волков.

2. Резолюция: тов. Губинскому А. Г. Для исполнения указания руководства Отдела. Расторгуев. 18.03.85.

2

ПРОТОКОЛ

задержания

Город Москва

19 марта 1985 года

…Задержание произведено ввиду наличия данных о том, что Тимофеев Л. М. на протяжении ряда лет занимается изготовлением и распространением произведений, содержащих клеветнические измышления, порочащие советский государственный и общественный строй СССР, т. е. на основании, указанном в пункте 3 статьи 122 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, и по тому мотиву, что, находясь на свободе, он может препятствовать установлению истины по делу либо скрыться от органов предварительного следствия. Тимофеев подозревается в совершении преступления, предусмотренного ч. I статьи 70 Уголовного кодекса РСФСР.

Производство задержания окончено в 12 час. 55 мин.

Замечания задержанного: Мною написано заявление об отказе участвовать в следствии, которое прошу приобщить к настоящему протоколу.

19.03.85. Тимофеев

Задержание произвел и протокол составил: начальник группы следственного отдела КГБ СССР подполковник А. Губинский

Подозреваемого Тимофеева Л. М. содержать в следственном изоляторе КГБ СССР.

Начальник следственного отдела

Комитета государственной безопасности СССР

генерал-лейтенант юстиции

А. Ф. Волков

3

Начальнику группы следственного отдела КГБ СССР

Губинскому Александру Георгиевичу

от Тимофеева Льва Михайловича

ЗАЯВЛЕНИЕ

Мне предъявлено обвинение в сочинении мною литературных произведений: повести-очерка «Технология черного рынка, или Крестьянское искусство голодать», рассказа «Ловушка. Роман в четырех письмах», эссе «Последняя надежда выжить».

Поскольку я не считаю, что литературное творчество, сочинение литературных произведений может быть деянием уголовно-наказуемым, то решительно отказываюсь принимать участие в следствии в какой бы то ни было форме.

Подпись

19.03.85

4

ПРОТОКОЛ

допроса подозреваемого

Город Москва

20 марта 1985 г.

Прокурор отдела Прокуратуры Союза ССР старший советник юстиции Чистяков и начальник группы Следственного отдела КГБ СССР подполковник Губинский в служебном кабинете отдела с соблюдением требований ст. ст. 123, 150–152 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР допросили в качестве подозреваемого: Тимофеева Льва Михайловича.

Допрос начат в 11 час. 35 мин.

Вопрос. Вам были разъяснены ваши права как подозреваемого. Вы отказались принимать участие в следствии в «какой бы то ни было форме». Поясните, в каких предусмотренных законом следственных действиях вы отказываетесь принимать участие и какими предусмотренными законом правами не намерены воспользоваться в процессе предварительного следствия?

Ответ. Я отказываюсь принимать участие во всех следственных действиях и оставляю за собой право жаловаться на действия лица, проводящего дознание.

Вопрос. Когда вами была написана повесть-очерк «Технология черного рынка, или Крестьянское искусство голодать»?

Ответ. Как я уже указывал в заявлении от 19 марта с. г., сам факт литературного творчества не может быть объектом уголовного расследования, поэтому я отказываюсь участвовать в следствии.

Вопрос. Названная повесть-очерк была написана вами специально для передачи за границу и ее опубликования там или вы не ставили перед собой такой цели?

Ответ. Мне нечего добавить к своему заявлению от 19 марта с. г.

Вопрос. Как ваша повесть-очерк оказалась за границей и с вашего ли ведома (как автора) была опубликована в зарубежных антисоветских журналах «Грани» и «Русское возрождение»?

Ответ. Еще раз напоминаю о своем отказе участвовать в следствии.

Вопрос. К какому виду литературы вы относите написанную вами повесть-очерк «Технология черного рынка, или Крестьянское искусство голодать»?

Ответ. Это вопрос следствия, поэтому отвечать на вопрос отказываюсь.

Допрос проводился с перерывом с 13 часов 15 минут до 15 часов 20 минут и окончен в 16 часов 20 минут.

5

ПРОТОКОЛ

допроса подозреваемого

Город Москва

26 марта 1985 г.

Начальник группы следственного отдела КГБ СССР подполковник Губинский в своем служебном кабинете с соблюдением и т. д. ‹…› допросил в качестве подозреваемого: Тимофеева Льва Михайловича…

Допрос начат в 11 часов 05 минут ‹…›

Вопрос. При обыске 19 марта 1985 года у вас в квартире был изъят изданный на Западе антисоветский журнал «Время и мы» № 77 за 1984 г. с частью опубликованного в нем вашего эссе «Последняя надежда выжить. Размышления о советской действительности». От кого вы получили этот журнал?

Ответ. Вопросы, которые мне предъявляются, носят характер уголовного расследования. Каждый вопрос вынуждает меня ссылаться на мое заявление от 19 марта 1985 года о неприменимости уголовного расследования к фактам литературного творчества. Поскольку к этому заявлению мне добавить больше нечего, я впредь отказываюсь в какой бы то ни было форме отвечать на вопросы уголовного следствия, ведущегося по поводу обвинения меня по статье 70 УК РСФСР.

Вопрос. Знакомили ли вы с содержанием этого антисоветского журнала кого-либо?

Ответ. Ответа не последовало.

Вопрос. Давали ли вы читать кому-нибудь свою повесть-очерк «Технология черного рынка, или Крестьянское искусство голодать», рассказ «Ловушка. Роман в четырех письмах» и эссе «Последняя надежда выжить. Размышления о советской действительности»?

Ответ. Ответа не последовало.

Допрос производился с перерывом с 12 часов 40 минут до 14 часов 45 минут и окончен в 17 часов.

6

ПРОТОКОЛ

допроса подозреваемого

Город Москва

12 апреля 1985 г.

Начальник группы следственного отдела КГБ СССР подполковник Губинский допросил в качестве обвиняемого: Тимофеева Льва Михайловича ‹…›

Допрос начат в 11 часов 45 минут ‹…›

Вопрос. Получали ли вы гонорары в 1980–1985 годах за публикацию каких-либо материалов? Что это были за материалы и где опубликованы?

Ответ. Ответа не последовало.

Вопрос. Какой порядок уплаты взносов существовал в профкоме литераторов при издательстве «Советский писатель», членом которого вы являлись?

Ответ. Ответа не последовало.

Вопрос. Предоставляли ли вы в профком литераторов при издательстве «Советский писатель» официальные документы, удостоверяющие суммы полученных вами гонораров?

Ответ. Ответа не последовало.

Вопрос. Производилась ли названным профкомом проверка публикаций и сумм полученных вами гонораров?

Ответ. Ответа не последовало.

Вопрос. В начале своего эссе «Последняя надежда выжить. Размышления о советской действительности» вы пишете: «Мы живем в государстве, будущее которого туманно». Поясните, на чем основан этот ваш вывод.

Ответ. Ответа не последовало.

Вопрос. Далее вы пишете: «Куда мы движемся? Что будет с нами через три-пять лет? Ответы на эти вопросы сегодня не знает никто, и даже руководители страны не знают». А этот сделанный вами вывод на чем основан?

Ответ. Ответа не последовало.

Вопрос. «Темпы роста советской экономики падают год от года, и ожидается, что годовой национальный доход, который уже и теперь упал до 2 %, будет и дальше сокращаться», – пишете вы в своем эссе. На основании каких данных и из каких источников полученных вы утверждаете это? (Здесь и всюду далее сохранены синтаксис и орфография подлинников. – Л. Т.)

Ответ. Ответа не последовало.

Вопрос. У вас нет ответа на поставленный вопрос. Вы не в состоянии на него ответить?

Ответ. Моя позиция по отношению к уголовному следствию изложена в заявлении от 19 марта с. г.

Вопрос. В своем заявлении от 19 марта с. г. вы заявили, что не считаете литературное творчество уголовно-наказуемым деянием. В данном случае речь идет о вашей работе, в которой вы клевещете на внутреннюю политику Советского государства, заявляете, что «нас ждет застой и обнищание – в общегосударственном масштабе…» Кроме того, клеветнически утверждаете, что якобы в нашей стране «террор остается основным методом политического правления». Распространение же клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй, путем изготовления (сочинения) литературы такого содержания является уголовно наказуемым деянием. Понятно ли вам сделанное разъяснение? Намерены ли вы отвечать на поставленные вопросы?

Ответ. Ответа не последовало.

Вопрос. Чем сейчас вы мотивируете свое нежелание отвечать на поставленные вопросы?

Ответ. Ответа не последовало.

Допрос производился с перерывом на обед с 12 часов 45 минут до 14 часов 50 минут и окончен в 16 часов 45 минут.

7. ПОКАЗАНИЯ ОБВИНЯЕМОГО. Я УМЕР

Мне было спокойно в следственной тюрьме. Да и в лагере потом было спокойно.

В первые часы после ареста и в первые несколько дней я очень остро чувствовал свое новое положение. Жизнь резко изменилась. Но еще более резко изменилось восприятие жизни. Конечно, я заранее знал, что меня могут арестовать, и мы с женой обсуждали такую возможность, но одно дело болезнь, хоть болезнь и смертельная, а все надеешься, и другое дело смерть. Впервые я понял, что значит умереть для прежней жизни. То есть слова эти я хорошо знал – за несколько лет до этого я был крещен и много раз читал и слышал эти слова, но умер только теперь в глухой, без окон, с пыльной решеткой вентиляционного отверстия камере, куда меня завели для предварительного обыска, медицинского осмотра и прочих процедур, предшествующих заключению в тюрьму.

Я умер, и все лучше понимал это, по мере того как меня пытались допрашивать, по мере того как меня обыскивали, отнимали металлические предметы: нательный крест, часы, авторучку, даже брюки мои отняли, найдя в них запрещенную металлическую застежку, и выдали мне обесцвеченные многими стирками старые зэковские портки на веревочной завязке – впрочем оказавшиеся очень удобными, как пижама, – я их проносил все девять месяцев пребывания в Лефортове.

Я умер. Но уже и после смерти прежняя жизнь не отпускала меня, и во сне я держал на руках своих детей, ласкал жену – так постоянно, так осязаемо, что сознание подсказывало какие-то как бы реалистические обоснования: это меня на день отпустили домой, – и пробуждение в жизнь было такой же четкой реальностью, как и реальность сна: я как бы запросто переходил из пространства в пространство.

В первые дни в тюрьме написаны вот эти стихи:

 
Любимая, нет ничего – есть Ты,
Иного в этом мире не осталось.
Какая бы судьба ни ожидалась,
Любимая, нет ничего – есть Ты.
Молитвой поднимусь до высоты
Твоей.
Невидимым пребуду.
Ты не поймешь, ты удивишься чуду,
а это я – из тьмы, из ниоткуда
Молитвой поднимусь до высоты
Твоей.
 

21 марта 1985 года, Лефортовская тюрьма

Конечно же, я тревожился за моих близких. Я знал, что им сейчас много хуже, чем мне, а вскоре и вовсе стал интуитивно ощущать тяжелую болезнь жены (как-то среди ночи я проснулся от кошмарного сна: мне приснилось много свежего кровавого мяса – кажется, это была человечина, как в фильме А. Германа), потом же и прямо узнал о болезни: в коридоре суда и после, на свидании, увидел жену, утратившую разум, понял, что дети будут расти и без отца, и без матери.

И при всем при том мне было спокойно и в следственной тюрьме, и потом, в лагере. Я не знаю, как это объяснить, но я всегда знал, что все, что происходит со мной и с моими близкими, – все это страшное горе, надо воспринимать как должное, как данное. И в этой данности, в этом долженствовании есть благо. Думаю, что для христианского сознания горе, данное как благо, не кажется ни парадоксом, ни поэтическим приемом. Это – основа всему.

Но тут же я хорошо понимал и свою двойственность, свою слабость: моя душа, мое нравственное чувство – это было спокойно, но постоянно было возмущено мое социальное сознание – я постоянно осознавал бессмысленность, тупое отсутствие логики, животный автоматизм в действиях тех, кто меня арестовал, мучал идиотскими вопросами на следствии, устраивал собачью комедию суда – и потом сторожил, открывал и закрывал множество тяжелых замков, обыскивал по четыре раза на дню, запрещал сесть или, наоборот, встать, вталкивал в камеру или выталкивал из камеры. Зачем все это? Ради чего? Неужели все только из-за того, что я позволил себе думать? Ведь никаких иных поступков я не совершил! Я только думал – и мысли свои записывал на бумагу.

И когда я понимал это, признаюсь, успокаивалось и мое социальное сознание; значит, я хорошо думал, значит, я правильно думал, если все эти мерзавцы так встревожены… Но тут же тревога, возмущение возникали вновь: ну хорошо, но ведь не из мерзавцев же только состоит мир, как же могут все эти люди, все эти писатели, артисты, деятели кино, просвещенцы и просветители, все эти блестящие писатели и говоруны – как же могут они говорить и писать, когда я вот здесь сижу за десятью замками, за пятью стенами, охраняемый двумя или тремя десятками мерзавцев, и все только за то, что я позволил себе думать! Нелепость какая-то…

И вот теперь я никогда не взялся бы за это повествование, если бы речь шла только о горе, пережитом мной и моими близкими, это нам дано, и нельзя жаловаться, все надо принимать с благодарностью. Но социальная бессмысленность происшедшего не дает мне спокойно жить. Нельзя казнить человека только за то, что он позволил себе думать и записал свои мысли на бумагу.

Смешно даже говорить об этом – смешно и страшно…

Но в Лефортове страшно не было. В Лефортове скоро стало спокойно и привычно: в двери камеры открывался черный квадрат кормушки, появлялось комсомольское лицо молодого надзирателя, и он указывал ключом или просто пальцем:

– Фамилия?

– Тимофеев.

– Имя, отчество?

– Лев Михайлович.

– На вызов.

На вызов – это значит на допрос: по металлическим, но ковровой дорожкой застеленным мосткам тюрьмы, по коридорам следственного корпуса, где в окнах простое стекло и можно на ходу успеть увидеть часть сквера, прохожих, детей, играющих в классы, – и в глухой темный коридор, в кабинет следователя.

8

ПРОТОКОЛ

допроса обвиняемого

Город Москва

16 апреля 1985 г.

(Подполковник Губинский допрашивает Тимофеева)

Допрос начал в 14 часов 40 минут.

Вопрос. В своем эссе «Последняя надежда выжить. Размышления о советской действительности» вы пишете: «сегодня уверенно можно сказать, что осознание обществом своей оппозиции власти – важнейший социальный и духовный процесс современной России». На основании чего вы так уверенно говорите о якобы «осознании обществом своей оппозиции власти»?

Ответ. Ответа не последовало.

Вопрос. Считаете ли вы себя находящимся в «оппозиции к власти»?

Ответ. Ответа не последовало.

Вопрос. Вам очередной раз разъясняется, что написанные вами сочинения «Технология черного рынка, или Крестьянское искусство голодать», «Ловушка», «Последняя надежда выжить. Размышления о советской действительности», содержащие клеветнические измышления, порочащие советский государственный и общественный строй, используются зарубежными центрами идеологической диверсии во враждебной пропаганде против Советского Союза. Намерены ли вы, используя свое право автора, обратиться в редакции журналов и радиостанций, использующих ваши сочинения в указанных враждебных СССР целях, с тем чтобы предотвратить в дальнейшем их публикации и использование в передачах и тем самым нанесение ущерба нашей стране?

Ответ. Ответ на этот вопрос, как и на всякий другой, возможен только после того, как органы КГБ прекратят преследовать меня в уголовном порядке как автора литературных произведений.

Вопрос. Назовите те литературные произведения, автором которых вы являетесь и за которые, по вашему мнению, вы необоснованно «преследуетесь в уголовном порядке».

Ответ. Ответа не последовало.

Вопрос. О том, что ваши сочинения на советский общественный и государственный строй используются зарубежными пропагандистскими центрами во враждебных СССР целях, свидетельствует передача радиовещательной станции «Голос Америки» от 8 сентября 1984 года. Вам оглашается выдержка из нее следующего содержания: «В трех последних номерах издающегося в Нью-Йорке журнала “Время и мы”, в выпусках с 75-го по 77-й опубликована последняя большая работа проживающего в Советском Союзе публициста Льва Тимофеева “Последняя надежда выжить. Размышления о советской действительности”. В сегодняшнем выпуске программы “Религия в нашей жизни” мы познакомим вас с отрывками из эссе Тимофеева, в которых речь идет о духовной жизни современного советского общества. Другая замечательная работа Льва Тимофеева под названием “Технология черного рынка, или Крестьянское искусство голодать” была опубликована в 1980 году в ряде номеров издающегося в Соединенных Штатах квартального журнала “Русское возрождение”, а затем вышла отдельным изданием в Нью-Йорке в издательстве “Товарищество зарубежных писателей”. Между прочим, “Технология черного рынка” Тимофеева передается в текущих выпусках сельскохозяйственной программы “Голоса Америки”. Эссе Тимофеева, опубликованное в журнале “Время и мы”, – это размышление о государстве и обществе в Советском Союзе. Главный тезис этой работы – советское общество постоянно сопротивляется навязанной ему мертвящей доктрине». Что вы можете сказать по поводу приведенной вам выдержки из передачи?

Ответ. Ответа не последовало.

Вопрос. Вы отказываетесь принимать меры к предотвращению ущерба интересам Советского Союза, причиняемого западными антисоветскими центрами с использованием ваших уже упоминавшихся выше сочинений?

Ответ. Нет ответа.

Вопрос. Следует ли это понимать так, что вы умышленно в целях причинения ущерба изготовили названные сочинения и передали их на Запад для использования антисоветскими центрами во враждебной пропаганде против Советского Союза?

Ответ. Нет ответа.

Допрос окончен в 17 часов 55 минут.

Поздняя ремарка

Люди, знакомые с процедурой допроса в советских следственных органах, с некоторым недоумением отметили несуразицу в указанной здесь и в других протоколах продолжительности допросов. Действительно, указано, что допрос занял три часа, тогда как, видимо, хватило бы и получаса, чтобы задать все вопросы, отраженные в протоколе. Дело, однако, в том, что следователь вовсе не торопился. Озвучив вопрос и не получив ответа, он долго и неумело печатал на пишущей машинке, видимо, заносил вопрос в протокол, потом перебирал бумаги у себя на столе, читал в них что-то, задумывался, словно «изобретал» новый вопрос, или даже вообще переставал заниматься собственно допросом, вставал из-за стола и, открыв дверцы шкафчика, стоявшего за его письменным столом, занимался там какими-то своими делами, вовсе не обращая на меня внимания. И только через некоторое время, закрыв дверцы и вернувшись на место, он брал в руки бумаги и озвучивал следующий вопрос. Очевидно, мое молчание превращало допросы в абсолютно глупую формальность с заранее предрешенным финалом. И мы оба все понимали.

Вообще все это следствие от начала и до конца, все это была циничная и пошлая игра: при очевидном произволе и беззаконии с серьезным видом соблюдалась видимость правосудия и формально исполнялись все должные процедуры. Впрочем, раз уж я оказался в тюрьме, меня такой формальный подход следователя вполне устраивал: вскоре я научился относиться к допросам как к «сеансам медитации» – осмысливал прочитанное или стихи сочинял в уме.

В тюрьме, к слову сказать, была замечательная библиотека, сформированная в значительной степени за счет книг, конфискованных еще в конце тридцатых годов у «врагов народа». Истрепанный список и книги на замену (два-три названия) приносили в камеру, кажется, раз в две недели.

А стихи… Как жить в тюрьме, если стихи не писать? При постоянном оскорбительном унижении стихи помогают трезво осознавать свое положение и сохранять достоинство и оптимизм. Да и вообще стихи – лучший способ обращаться мысленно к тем, кто на воле, к близким, к любимой. Вот, к примеру, стихотворение, сочиненное от начала и до конца во время одного из допросов и записанное сразу по возвращении в камеру:

 
Что за глупость посмертная слава…
Как топляк, поотставший от сплава,
Ударяется в днище буксира:
Одиноко и сиро – мерзко, сыро.
 
 
Что за глупость посмертное слово –
Деревянно, дубово, сосново,
Колотушкой в закрытую дверь –
Что я, где я теперь?
 
 
Я не взмах, не посмертная сила…
Чтоб не падала, не голосила,
Я не стану посмертной судьбой…
Я не умер. Я жив. Я с тобой.
 

9

ПРОТОКОЛ

допроса обвиняемого

Город Москва

18 апреля 1985 года

(Подполковник Губинский допрашивает Тимофеева)

Допрос начат в 11 часов 20 минут

Вопрос. Вам представляется рукописный текст на трех листах белой стандартной бумаги, озаглавленный «Грузинские деньги и нищая Россия», начинающийся со слов: «Я – нищий… Вам, читатель, знакомо это ощущение гольной нищеты?» и заканчивающийся словами: «Взятки? – спросите у наших медсестер. Тайна». Данный текст изъят у вас в квартире при обыске 19 марта 1985 года. Кем исполнен этот текст?

Ответ. Ответа не последовало.

Вопрос. Не являетесь ли вы автором предъявляемого вам текста?

Ответ. Ответа не последовало.

Вопрос. В этом тексте говорится: «Мое положение в обществе всегда казалось мне достаточно высоким: я специальный корреспондент центрального журнала…», далее «И вот, дожив до сорока четырех лет и оглянувшись вокруг, я вижу, что я – нищий». Эти и другие изложенные в тексте данные дают основания полагать, что автором данного текста являетесь вы. Так ли это?

Ответ. Ответа не последовало.

Вопрос. В том же тексте вы пишете: «Какая-то мистическая сила все более и более овладевает нашим обществом. Черный рынок, теневая экономика, темные связи. Тайна! Бесполезно искать разгадку этих тайн в выступлениях политических лидеров, в комментариях обозревателей, в публикациях экономистов и социологов – кругом завеса, туман. Какие-то темные силы играют нашей судьбой – как в кошмаре мелькают свиные рыла телеобозревателей, копытца мелких партийных секретарей, хвосты и уши профессоров экономики…» и далее «Прочь! Понять-то нужно. И не только и даже не столько потому, что мне, нищему, хочется узнать, кто же мой век заел, сколько затем, чтобы увидеть воочию – что есть социализм?».

Уже в этих строках, судя по тексту, написанному вами в 1980 году, усматривается ваше негативное, если не сказать враждебное, отношение к существующему в нашей стране социалистическому строю. Для какого круга читателей предназначалась эта написанная вами статья под названием «Грузинские деньги и нищая Россия»?

Ответ. Нет ответа.

Вопрос. Вам предъявляется рукописный текст на десяти листах белой стандартной бумаги, исполненный красителем зеленого цвета со вставками, исполненными красителем красного цвета. Текст начинается словами: «Наташа! А вот еще: на лекцию в санаторий…» и заканчивается словами: «Я не говорю о двух десятках барменов – миллионеры, как сказал бы кавказец Гаспар». Этот текст тоже изъят у вас в квартире при обыске. Кем исполнен этот текст?

Ответ. Ответа не последовало.

Вопрос. Как этот текст, адресованный «Наташе», оказался у вас в квартире, не являетесь ли вы автором текста и не адресован ли он вашей жене Экслер Наталье Евгеньевне?

Ответ. Ответа не последовало.

Вопрос. В предъявленном вам тексте говорится: «Мы – страна слепоглухих. Лишь то, что доступно осязанию, составляет наши знания о мире. Мы и себя-то знаем на ощупь». Далее: «Нужно написать методику сбора материалов. Нужно сказать, в каких условиях оказывается всякий задумавшийся и ищущий» и там же: «попробуйте отнять привилегии у партийной бюрократии – долго ли продержится система? Да ни одного дня! В правящей структуре никого не останется, все разбегутся по артелям, да в снабженцы, да за прилавок». Чем вы можете объяснить столь разительное сходство приведенных выдержек из двух рукописных текстов, предъявленных вам, с тем, что вами написано в статьях «Технология черного рынка, или Крестьянское искусство голодать» и «Последняя надежда выжить»?

Ответ. Ответа не последовало.

Вопрос. Вам предъявляется рукописный текст на одном листе белой стандартной бумаги, исполненный красным красителем, начинающийся со слов: «Дефицит как принцип власти. Сухарики к пиву» и заканчивающийся словами: «при открытом рынке этих условий нет». Данный текст тоже изъят при обыске в вашей квартире. Кем он исполнен?

Ответ. Нет ответа.

Вопрос. В тексте говорится: «любая власть для того, чтобы существовать, должна создавать дефицит. Дефицит политических свобод. Дефицит выбора пути. Но для того, чтобы упрочиться, она должна этот дефицит расширить, сделать всеобъемлющим принципом. Только в условиях дефицита власть имеет возможность распределять по своему усмотрению. При открытом рынке таких условий нет». А как вы объясните совпадение этой выдержки с тем, что вами изложено в статье «Технология черного рынка, или Крестьянское искусство голодать»?

Ответ. Ответа не последовало.

Вопрос. Вам предъявляется рукописный текст на 37 страницах белой стандартной бумаги, исполненный красителем синего и красного цвета. Текст начинается словами: «Ален Безансон. Краткий трактат по советологии, предназначенный для гражданских, военных и церковных властей (1976 г. ВРХД №№ 118, 119)» и заканчивающийся: «Какая все это глупость! Партия и государство живут в обществе и за счет общества и одновременно развращают его и ассимилируются им идеологически. А Безансон попался на удочку, против которой сам предостерегал – партия и государство на практике вовсе не то же самое, что принимает образ реальности газетных передовиц и парадных докладов. И Брежнев в разных аудиториях говорит иногда противоположные по своему смыслу вещи. И в “Соснах” нет лозунгов». Этот текст также изъят у вас на квартире при обыске. Кем он исполнен и не написан ли вами?

Ответ. Нет ответа.

Вопрос. В данном тексте записано: «И в “Соснах” нет лозунгов». В своей статье, опубликованной в антисоветском журнале «Грани» № 120 в 1981 г., «Технология черного рынка, или Крестьянское искусство голодать» вы пишете (страница 104 журнала): «но село-то Уборы – оно отнюдь не затерялось в просторах, но находится в получасе езды от столицы и между двумя самыми привилегированными санаториями, между “Соснами” и “Барвихой”», а далее (страница 133 журнала): «но нету лозунгов ни в строгих коридорах обкомов партии, ни в здании ЦК, ни в санаториях, где отрешаются от повседневности высшие партийные чиновники».

Чем вы можете объяснить такое сходство в рукописи и написанной вами статье?

Ответ. Нет ответа.

Вопрос. На второй странице этого рукописного текста записано: «Вообще предположение, что нет рынка – неверно. При этом исходят из внешней видимости советской системы. Рынок существует, но, стесненный демагогической доктриной, он принимает форму черного рынка». Приведенная выдержка также совпадает с изложенным в вашей статье «Технология черного рынка, или Крестьянское искусство голодать». Не является ли предъявленный вам рукописный текст наброском тезисов к упомянутой статье?

Ответ. Не последовало.

Вопрос. На третьей странице той же рукописи говорится: «да и партийная бюрократия, эти хозяева страны, лишь на словах прикрывали рыночные отношения – т. е. отношения по поводу обмена благами – они прикрывали эти отношения лишь затем, чтобы под идеологической завесой развернуть во всю ширь отношения черного рынка, то есть такие отношения, где можно спекулировать преимуществами, никакого отношения не имеющими к преимуществам экономическим: преимуществом власти, в первую очередь». А это совпадение со статьей «Технология черного рынка, или Крестьянское искусство голодать» чем вы можете объяснить?

Ответ. Не последовало.

Вопрос. В связи с тем, что столь явные совпадения дают основания считать вас автором рукописного текста, поясните, где, когда и от кого вы получили журнал «Вестник русского христианского движения» номера 118 и 119, издающийся в Париже, со статьей Безансона, и кому затем их передали?

Ответ. Не последовало.

Вопрос. При том же обыске 19 марта сего года в вашей квартире были изъяты ксерокопии журналов «Вестник русского христианского движения» номера 127 и 128. От кого получили вы ксерокопии журналов?

Ответ. Не последовало.

Вопрос. Вам предъявляется рукописный текст на 19 листах белой стандартной бумаги, исполненный красителем черного цвета. Текст начинается со слов: «Ален Безансон. Краткий трактат по советологии, предназначенный для гражданских, военных и церковных властей. Вестник русского христианского движения. 1976, № 118, стр. 171–205» и заканчивается словами: «Кстати, не из Польши ли ждать главной беды всей системе? Адрес не такой уж неожиданный». Кем исполнен этот текст и не являетесь ли вы его автором?

Ответ. Ответа не последовало.

Допрос производился с перерывом на обед с 12 часов 45 минут до 14 часов 40 минут и окончен в 17 часов 40 минут.

10. ПОКАЗАНИЯ ОБВИНЯЕМОГО: ВСЮДУ ЖИЗНЬ

Заключенных Лефортовской тюрьмы в шесть утра будят надзиратели – громким стуком в дверь или криком в раскрытую вдруг кормушку: «Подъем! Подъем! Кончай ночевать!..» Но еще раньше будит далекий звук первого трамвая и плотный и непрерывный вороний крик.