Текст книги "Лучше ничего не делать, чем делать ничего"

Искусство и то, что около

Музыка – это стенография чувств.

* * *

Различие между ядами вещественными и умственными в том, что большинство ядов вещественных противны на вкус, яды же умственные в виде газет и дурных книг, к несчастью, часто привлекательны.

* * *

Чувства самые разнообразные, очень сильные и очень слабые, очень значительные и очень ничтожные, очень дурные и очень хорошие, если только они заражают читателя, зрителя, слушателя, составляют предмет искусства.

* * *

Искусство есть микроскоп, который художник наводит на тайны своей души и показывает эти общие всем тайны людям.

* * *

Мы лелеем отражение жизни в художественных произведениях, а самой жизнью пренебрегаем. А хотим ли мы или не хотим того, она – жизнь наша – и есть художественное произведение, потому что оказывает влияние на других людей и созерцается ими.

* * *

Ужасная это ошибка – представлять себе мир сотворённым. Мир не сотворён, он творится. И жизнь есть не что иное, как творение. Мы же – люди – орудия творчества. Мы творим по воле Бога.

* * *

Все предметы искусства только тогда хороши, когда они могут быть поняты всем народом, но не отдельным обособленным классом, хотя думаю, что чувство восприимчивости дано не всем равно.

* * *

В искусстве главное – чувство меры. В живописи после девяти верных штрихов один фальшивый портит всё.

* * *

Прежде я не решался поправлять Христа, Конфуция[11]11
  Конфуций (551 до н. э. – 479 до н. э.) – древний мыслитель и философ Китая. Его учение оказало глубокое влияние на жизнь Китая и Восточной Азии, став основой философской системы, известной как конфуцианство. Конфуций основал первый университет и систематизировал летописи, составленные в разных княжествах.


[Закрыть], Будду[12]12
  Будда Шакьямуни (563 до н. э. – 483 до н. э.) – духовный учитель, основатель буддизма, одной из трёх мировых религий. Получив при рождении имя Сиддхартха Гаутама / Сиддхаттха Готама, он позже стал именоваться Буддой.


[Закрыть], а теперь думаю, да, я обязан их поправлять, потому что они жили три – пять тысяч лет назад.

* * *

История, долженствующая говорить необъятное, есть высшее искусство. Как всякому искусству, истории должны быть присущи ясность, простота, утвердительность, но не предположительность.

* * *

Да уж… так мир построен. За хорошее дело никто копейки не даёт, а за дурное сыплют, сколько хочешь.

* * *

Есть такие таланты, которые до известного предела. Дальше они идти не могут. Это во всех искусствах так. Нет высоких требований к себе.

* * *

Шопен[13]13
  Шопен Фредерик (1810–1849) – польский композитор и пианист французско-польского происхождения. В зрелые годы жил и работал во Франции.


[Закрыть]  в музыке – это то же самое, что Пушкин в поэзии.

* * *

Главное заблуждение в том, что люди ввели в искусство неопределённое понятие «красота», которое всё затемняет и путает. Искусство – это когда кто-нибудь видит или чувствует что-нибудь и высказывает увиденное или прочувствованное в такой форме, что слушающий, читающий или смотрящий на его произведение чувствует, видит и слышит то же, что и автор. Поэтому искусство может быть самое высокое, безразличное и, наконец, откровенно мерзкое, но всё-таки это будет искусство.

* * *

Самое опасное, что газеты преподносят всё в готовом виде, не заставляя ни над чем задумываться.

* * *

Во вкусовых ощущениях – нездоровый вкус нуждается в горчице, а на неиспорченный вкус она производит впечатление отвратительное. Так и в искусствах. Надо провести разделяющую черту и отыскать, где же содержится эта художественная горчица.

* * *

Хуже всего начинать работу с деталей, тогда в деталях запутаешься и потеряешь способность видеть целое.

* * *

Русские считают нужным читать Пушкина, Тургенева, Толстого и этой дребеденью заслоняют книги, которые действительно нужны людям. Мысль есть самое важное в человеке. Сообразно мысли живут и поступают люди. Стало быть, хороша та книга, которая говорит мне, что мне делать. А люди стараются из книги сделать забаву, игрушку.

Это всё равно, что хлеб. Хлеб существует затем, чтобы его есть, а кто-то скажет, что он существует для того, чтобы помягче на нём сидеть. Это бессмыслица, чепуха. Английские романисты именно и сделали из книги такую игрушку.

* * *

Мы называем красотой то, что нам нравится.

* * *

Не могу смотреть карикатуры… Читаешь три, четыре смертных приговора, а рядом такая карикатура.

* * *

У всякого искусства есть два отступления от пути – пошлость и искусственность. Между ними небольшое расстояние. Из двух страшнее – искусственность.

* * *

Как только искусство перестает быть искусством всего народа и становится искусством небольшого класса богатых людей, оно прекращает быть делом нужным и важным и становится пустой забавой.

* * *

Когда люди восхищаются Шекспиром[14]14
  Уильям Шекспир (1564–1616) – английский поэт и драматург, зачастую считается величайшим англоязычным писателем и одним из лучших драматургов мира. Часто именуется национальным поэтом Англии.


[Закрыть], Бетховеном, они восхищаются своими мыслями, мечтами, вызываемыми Шекспиром, Бетховеном[15]15
  Людвиг Ван Бетховен (1770–1827) – немецкий композитор, пианист и дирижёр, последний представитель «венской классической школы». Бетховен – ключевая фигура классической музыки в период между классицизмом и романтизмом, один из наиболее исполняемых композиторов в мире.


[Закрыть].

* * *

Во всяком искусстве дают много фальшивого, поддельного вместо настоящего, и толпа не может отличить оригинал от подделки. То же самое, если меня привели в комнату, заваленную кружевами, всё это были бы подделки, более или менее хорошие, и во всём этом нашёлся бы один-другой отрез настоящих валансьен[16]16
  Валансьенское кружево – тип коклюшечного кружева, который возник в Валансьене (Франция) и процветал примерно с 1705 по 1780 год. Позже производство переместилось в Бельгию, в Ипр и его окрестности.


[Закрыть]. Где же мне его отличить? Так и в искусстве, и в литературе. Но здесь у меня есть некоторое понимание: если только это настоящее, оно сейчас же захватит так, что в носу защекочет.

* * *

Из письма Борису Чичерину[17]17
  Борис Николаевич Чичерин (1828–1904) – русский правовед, один из основоположников конституционного права России, философ, историк, публицист и педагог. Почётный член Петербургской академии наук.


[Закрыть]: Когда Рафаель[18]18
  Рафаэль Санти (1483–1520) – итальянский живописец, рисовальщик и архитектор умбрийской, флорентийской, а затем римской школы. Один из лучших представителей искусства эпохи Высокого Возрождения, или «римского классицизма», начала XVI века.


[Закрыть]  с картофельно-шишковатыми формами, а картинки Гренье приводят меня в умиление, я ни единой минуты не сомневаюсь, что Гренье выше Рафаеля.

* * *

Слова: «ослы, дураки, идиоты, свиньи», обращенные к музыкантам и певцам, я слышал в продолжение одного часа раз сорок. И несчастный, физически и нравственно изуродованный человек, флейтист, валторна, певец, к которому обращены ругательства, молчит и исполняет приказанное: повторяет два десятка раз «я невесту сопровожда-а-аю» и двадцать же раз поет одну и ту же фразу и опять шагает в своих желтых башмаках с алебардой через плечо. Дирижер знает, что эти люди так изуродованы, что ни на что более не годны, как на то, чтобы трубить и ходить с алебардой в желтых башмаках, а вместе с тем приучены к сладкой, роскошной жизни и всё перенесут, только бы не лишиться этой сладкой жизни, – и потому он спокойно отдается своей грубости, тем более что он видел это в Париже и Вене и знает, что лучшие дирижеры так делают, что это музыкальное предание великих артистов, которые так увлечены великим делом своего искусства, что им некогда разбирать чувств артистов.

* * *

В шестидесятые годы XIX столетия Лев Толстой всецело поглощён вопросами образования подрастающего поколения. Писатель убеждён: всё зло в обществе от невежества. Именно в это время он едет за рубеж и знакомится с существующей здесь системой образования. Так в Ясной Поляне появляется школа для крестьянских детей, в которой преподают студенты и, конечно, сам Лев Николаевич.

«Вернувшись из-за границы, я поселился в деревне и попал на занятие крестьянскими школами. Занятие это было мне особенно по сердцу. Я говорил себе, что прогресс в некоторых явлениях своих совершался неправильно и что вот надо отнестись к первобытным людям, крестьянским детям, совершенно свободно, предлагая им избрать тот путь прогресса, который они захотят».

В дневниках того периода Толстой с удовольствием пишет: одиннадцать студентов его, которые преподают в школе, – превосходные педагоги. Двенадцатого такого не найти. Сам же он никогда не возвращается из школы в одно и то же время, всё чаще задерживается, так как ученики, его любящие, то и дело просят задержаться и продолжить занятия.

О значении обучения

Если у учителя есть только любовь к делу, он будет хороший учитель. Если у учителя есть только любовь к ученику, как у отца или матери к ребёнку, он будет лучше того учителя, который прочитал много книг, но не обладает любовью ни к делу, ни к ученикам. Если же учитель объединяет в себе любовь к делу и ученику, он – совершенный учитель.

* * *

Воспитателю надо глубоко знать жизнь, чтобы готовить к ней.

* * *

Я сначала думал, будто утверждение о том, что способность учиться есть признак тупости, парадоксально. В особенности не верил я этому, потому что дурно учился. Но теперь я убедился, что слова эти – правда и иначе быть не может. Для того, чтобы воспринимать чужие мысли, надо не иметь собственных. Сомнамбулы  учатся лучше всех.[19]19
  Сомнамбула – человек, находящийся в гипнотическом состоянии, ясновидящий, лунатик.


[Закрыть]

* * *

Надо не мешать детям жить, не мешать им ошибаться, не мешать им страдать и каяться и таким образом идти вперёд.

* * *

Дети ещё этим хороши, что у них нет дела, а они заняты только тем, как бы хорошо провести день. Так их и воспитывать надо. А мы торопимся приучить их к занятиям, т. е. к тому, чтобы вместо вечного дела перед Богом и своей совестью они бы делали то дело, которое установлено какими-то людьми по уговору, как игра.

* * *

Путешествия, чтение, знакомства, приобретение впечатлений нужны до тех пор, пока эти впечатления перерабатываются жизнью и когда они отпечатываются на более или менее чистой поверхности. Но как скоро впечатлений становится так много, что одни не переварились, как уже явились другие, впечатления эти вредны. Делается от них состояние душевного поноса – всё увиденное и услышанное проходит насквозь, не оставляя ни малейшего следа.

* * *

Все молодые люди, созерцая идеал, всегда надеются найти его где-нибудь и спешат искать. Они не знают и не хотят верить, что идеал этот не надо искать там и здесь, в пространстве и времени, ведь идеал дан, чтобы его осуществлять сейчас и здесь. Царство Божие внутри нас и постигается благодаря приложенным усилиям.

* * *

Всё познаётся только опытом. Испытать дурное нужно, чтобы в дальнейшем избегать его. А можно испытать и не избегать. И потому нужно разумение. Испытать и знать. Знать и испытать.

* * *

Не развивают в детях любовь к ближнему, не учат этому ни в одной школе. Недавно я прочел, что какой-то учёный открыл семь тысяч разновидностей мух. Кому это нужно? А между тем такими вопросами многие заняты, а о человеке, об его нужде подумать некому.

* * *

Трудно указывать человеку, что именно он должен делать, а чего делать не должен. Но столь же трудно бывает удержаться, когда видишь, что человек может освободиться от страданий и найти истинное счастье. Трудно удержаться, чтобы не помочь ему. И такую помощь я – что ни говорите – нахожу позволительной, когда действие вытекает из духовных основ, а не из тщеславия или других мотивов. Вчера ещё, допивая кефир, я заметил в бутылке попавшуюся муху. Я наклонил бутылку и вижу, как обмокшая муха делает страшные усилия ползти. Ну как тут не помочь?

* * *

У каждого есть своя особенность, которую можно поддержать и развить, а когда начнут в музыке или ваянии, или живописи учить людей без таланта, то получается лишь подобие художника.

* * *

Если отец сделает ошибку, признается в своей ошибке перед детьми, что он сделал дурно, этот пример будет полезнее сотен нравоучений.

* * *

Каждый человек может и должен пользоваться всем тем, что выработал совокупный разум человечества, но вместе с тем должен своим разумом проверять данные, всем человечеством полученные.

* * *

Если бы у меня теперь были дети, я бы отдал их в балет. Во всяком случае, это лучше университетов. В балете им могут испортить только ноги, а в университете – голову.

* * *

Зачем насиловать ребёнка в том, к чему он неспособен? Это всё равно, что, например, ему вместо определённой свойственной ему пищи давать разные вещи – свечку, хлеб… Именно это и происходит в нашем образовании. Ребёнок сам непосредственным чутьём знает, что ему нужно. К тому и стремится.

* * *

Мы строго наказываем чадо за то, что он поступает дурно, но уже самим наказанием мы внушаем ребёнку то, что наказание может быть справедливо и полезно.

* * *

Лучше никогда не читать ни одной книги, чем читать много книг и верить во всё, что там написано. Можно быть умным, не читая ни одной книги. Веря же во всё, что написано в книгах, нельзя не быть дураком.

* * *

Всякий человек существо совершенно особенное, никогда не бывшее прежде, которое никогда не повторится больше. В нём именно эта его особенность, его индивидуальность и ценна. Школа старается всё это стереть и сделать человека по своему трафарету. Поэтому я говорю: постарайтесь забыть всё то, чему вас учили.

* * *

Считай себя всегда школьником-учеником. Не думай, чтобы ты был стар, чтобы учиться, что душа твоя уже такова, какой должна быть и не может стать лучше. Для разумного человека нет оконченного курса: он – ученик до гроба.

* * *

Хотя бы весь мир признавал учение истинным и каким бы древним не было это учение, человек должен проверять его разумом и смело отвергать, если оно не отвечает требованиям разума.

* * *

Учить и воспитывать ребёнка нельзя и бессмысленно по той простой причине, что ребёнок стоит ближе меня, ближе каждого взрослого к тому идеалу гармонии, правды, красоты и добра, до которого я в своей гордости хочу возвести его. Сознание этого идеала лежит в нём сильнее, чем во мне. Ему от меня нужен только материал для того, чтобы пополняться гармонически и всесторонне.

* * *

Стоит заняться воспитанием, чтобы увидеть все свои прорехи, а увидав, начать исправлять их. А исправление самого себя и есть наилучшее средство воспитания своих и чужих детей и больших людей.

* * *

В деле прогресса России, мне кажется, что, как ни полезны телеграфы, дороги, пароходы, штуцера, литература (со всем своим фондом), театры, Академии художеств и т. д., а всё это преждевременно и напрасно до тех пор, пока из календаря будет видно, что в России, включая всех будто бы учащихся, учится 1/100 доля всего народонаселения (из одного из писем, написанных в 1860 году).

* * *

Не нам нужно учиться, а научить Марфутку и Тараску хоть немножко тому, что мы знаем.

* * *

Покуда не будет большого равенства образования, не бывать и лучшему государственному устройству.

* * *

Из письма, написанного в 1861 году: «Только мы, русские варвары, не знаем, колеблемся и ищем разрешения вопросов о будущности человека и лучших путях образования, в Европе же эти вопросы решенные и, что замечательнее всего, разрешенные на 1000 различных ладов. В Европе знают не только законы будущего развития человека, знают пути, по которым оно пойдет, знают, в чем может осуществиться счастье отдельной личности и целых народов, знают, в чем должно состояться высшее гармоническое развитие человека, и как оно достигается. Знают, какая наука и какое искусство более или менее полезны для известного субъекта. Мало того, как сложное вещество, разложили душу человека на память, ум, чувства и т. д. и знают, сколько какого упражненья для какой части нужно. Знают, какая поэзия лучше всех. Мало того, верят и знают, какая вера самая лучшая. Всё у них предусмотрено, на развитие человеческой природы во все стороны поставлены готовые, неизменные формы. И это совсем не шутка, не парадокс, не ирония, а факт».

* * *

Вы приходите в протестантскую, в еврейскую, в католическую школу. В малолетнюю, взрослую, женскую или мужскую, классическую или научную, промышленную, всё равно – одну общую всем, неизменную черту определенности вы находите во всех этих школах. Сто, двести мальчиков в известный час входят, совершают молитву, садятся по лавкам и все двести начинают делать одно и то же. Мальчик не только не может выразить в школе того, что ему понятно или непонятно, приятно или не приятно то или другое, но он не может выразить словом то, что он знает или не знает то или другое, или что ему хочется. Всё разнообразие его мысли во время класса подведено к выражениям «могу» – «хочу», которые он передает поднятием руки. Итак, во время чтения учителя вы не можете следить за воспринятием преподаваемого. Всё, что вы видите, это скучающие лица. Детей, насильно вогнанных в училище, нетерпеливо ожидающих звонка и вместе с тем со страхом ожидающих вопроса учителя, делаемого для того, чтобы против воли принуждать детей следить за преподаванием.

* * *

Я не читаю газет и всем советую, и вам, не читать их. И не желаю иметь с ними никакого дела.

* * *

Из книги «Интервью и беседы с Львом Толстым»:

«Журналисты часто бывали беспардонны. Неудивительно, что в газете “Юмористическая копейка” появилась следующая пародия.

Промучив двенадцать часов Софью Андреевну[20]20
  Софья Андреевна Толстая (1844–1919) – супруга Льва Толстого.


[Закрыть], двенадцать часов – Татьяну Львовну[21]21
  Татьяна Львовна Сухотина-Толстая (1864–1950) – старшая дочь писателя.


[Закрыть], двенадцать часов – Александру Львовну[22]22
  Александра Львовна Толстая (1884–1979) – младшая дочь Толстого, мемуарист, общественный деятель, основательница музея в Ясной Поляне.


[Закрыть], интервьюер принялся за Льва Николаевича.

– Правда, что вы граф? – спросил интервьюер.

– Правда!

– Правда, что вы носите блузу? Я хоть и вижу это своими глазами, но хотел бы для верности услышать от вас самих.

– Правда!

Так допрашивал журналист Льва Николаевича три дня и три ночи. Четвёртый день интервьюер начал со следующего вопроса:

– Правда, что вы проповедуете непротивление злу?

– Правда, – ответил Лев Николаевич. И добавил с приятной улыбкой: – У меня даже доказательства есть.

– Какие? – встрепенулся интервьюер.

– Вы до сих пор не были спущены с лестницы».

Путь к людям

У самого злого человека расцветает лицо, когда ему говорят, что его любят. Стало быть, в этом счастье.

* * *

Чем больше человек проявляет любви, тем больше люди любят его. А чем больше его любят, тем легче ему любить других.

* * *

Замолчи тотчас же, как только заметишь, что раздражаешься во время беседы сам или раздражается тот, с кем говоришь. Своевременное молчание – золото.

* * *

Всякая откровенно выраженная мысль, какой бы ложной она ни была, всякая ясно переданная фантазия, какой бы нелепой она ни была, не могут не найти сочувствия в чьей-либо душе.

* * *

Если нет сил гореть и разливать сияние, то хоть не засти свет.

* * *

Лучшее средство заполучить счастье в жизни – это пускать из себя во все стороны, как паук, цепкую паутину любви и ловить туда всех, кто попадётся: и старушку, и ребёнка, и женщину, и квартального[23]23
  Квартальный, квартальный надзиратель или просто квартальный – с 1782 года до середины XIX века должностное лицо городской полиции в Российской империи. Надзирал за порядком в определённом квартале.


[Закрыть].

* * *

Наши чувства к людям окрашивают их в один цвет. А во всех есть свет и тени. Ищи свет в тех, кого не любишь, и тень в тех, кого любишь.

* * *

Все люди закупорены, и это ужасно. Но они закупорены для одного человека, а для другого открыты.

* * *

Бывает, что человек вдруг с раздражением начинает защищать положение самое, на ваш взгляд, не важное. Вам кажется: это кирпич и вся цена ему три копейки. Но для него этот кирпич – часть фундамента, на котором построена вся его жизнь.

* * *

Не думай никогда, что ты не любишь или что тебя не любят. Причина в том, что нарушена чем-то всегда существовавшая и существующая любовь между тобой и людьми, и тебе надо только постараться устранить то, что нарушает эту вечно связывающую между собой людей любовь, которая всегда есть.

* * *

Враги всегда будут. Жить так, чтобы не было врагов, нельзя. Напротив, чем лучше живёшь, тем больше врагов. Враги будут, но надо сделать так, чтобы не страдать от них.

* * *

В толпе невозможно любить. Чтобы выучиться любить, необходимо уединение и два-три собеседника.

* * *

Доброе слово, сказанное пьяному нищему, может произвести более важные и добрые последствия, чем прекрасное сочинение, верно излагающее законы жизни.

* * *

Возможно ли общее братство, когда человечество делится на религии, национальности и расы? Истинно религиозное учение только в том и состоит, чтобы вызвать в людях сознание своего духовного единства, освободить их из разных и потому ложных религий, от исключительной привязанности к своей национальности, к своему государству и своей расе.

* * *

Что можешь сделать сам, не заставляй делать другого[24]24
  Эти слова Лев Николаевич Толстой сказал своему помощнику, вернувшись домой с прогулки, сняв с себя шубу и повесив её на вешалку.


[Закрыть].

* * *

Мы замечаем в людях плохое, а хорошего не видим, воспринимая второе, как должное.

* * *

Если я вижу нуждающегося и могу ему помочь, я должен сделать это по собственному желанию, а не быть вынуждаем к этому просьбой.

* * *

Все люди, все человеки. Я с особенной ясностью вижу теперь, до какой степени все люди – японцы, китайцы, русские, кафры – все одинаковы. Везде те же страсти, те же слабости, те же стремления.

* * *

Меня всегда поражает, как мало ценят человека, хотя бы просто как дорогое и полезное животное. Мы ценим лошадь, которая может возить, а человек может и сапоги шить, и на фабрике работать, и на фортепианах играть, а умирает пятьдесят процентов.

Когда у меня были овцы-мериносы и смертность достигала пяти процентов, я возмущался и считал, что пастух очень плох.

* * *

Меня поразило, как однажды в Лондоне при мне вели по улице какого-то преступника, и полиция должна была самым тщательным образом охранять его от толпы, угрожавшей разорвать его на части. У нас, наоборот, конвой отгоняет подающих милостыню, деньги и хлеб. У нас преступники и арестанты – несчастненькие.

* * *

Каждый человек живёт чувствами и мыслями, своими и чужими. Самый лучший будет тот, кто живёт чувствами других людей, а мыслями своими. Самый дурной – кто живёт чужими мыслями, а чувствами своими. Между этими двумя крайностями возможны, разумеется, бесчисленные комбинации.

* * *

«Не убий» – первый нравственный закон в отношении людей, но если сохранение человеческой жизни я поставлю целью, то тогда я должен убить того, кто хочет бросить бомбу. И сделать я это должен, чтобы спасти сотни людей.

* * *

Человека, только что свернувшего на неправильный путь, можно прямо тянуть обратно – с ложного пути на правильный. Больно ему не будет. Но если речь о человеке, уже опутанном сетями, нельзя действовать прямо – ему можно причинить боль. Надо действовать мягко, нежно, распутывая постепенно. Это и будет называться хлороформом любви. И что же будет, если начнут вести себя иначе? Человек весь – ноги, руки, шея – опутанный сетями стоит на ложном пути. Чтобы спасти его, я, ухватив за то, что попалось под руки, тащу его, стесняю ему дыхание, перерезаю ему кожу, запутываю его ещё сильнее. Не сила, а любовь нужна запутавшемуся. И чем сильнее он запутался, тем больше требуется любви.

* * *

Чтобы спорить и из спора вышел толк, нужно, чтобы спорящие смотрели в одну сторону и чтобы цель у них была одна – истина. Надо перво-наперво понять, что каждый из спорящих хочет доказать. И если окажется, что или один ничего не хочет доказать (очень обыкновенно), или что цели спорящих совершенно различны, спор тотчас же следует прекратить.

* * *

Человек не бывает лучше другого, как не бывает место одной реки глубже или чище места другой реки. Человек течёт, как река. И человек между 15 и 16 годами, и другой между 25, 30, и третий между 40, 50, и четвертый между четвёртым и пятым часами на последнем году своей жизни – всё это несоизмеримые величины. И нельзя сказать, что кто-то лучше, а кто-то хуже.

* * *

Невозможно опровергать заблуждения людей, ведь у каждого из заблуждающихся есть своё особенное заблуждение. И когда ты хочешь опровергнуть эти заблуждения, человек до последнего будет считать, что ты ничего не опроверг. И потому опровергать, полемизировать никогда не надо. Художественно только можно действовать на тех, кто заблуждается. Спорить нельзя, надо увлекать.

* * *

Сердиться за то, что человек не видит лучшего пути, не стоит. Не стоит и жалеть. Можно только помочь человеку увидеть лучший путь. Даже должно, потому что в этом весь смысл жизни. Следует понимать, что он ее может иначе и идти, и видеть. И то соображать, что как бы он ни шёл, как бы ни плутал, он идёт к Богу, как и ты.

* * *

Злоба к одному человеку заражает сердце точно так же, как злоба ко всему миру. И Нерон [25]25
  Нерон (37–68) – римский император c 13 октября 54 года, последний из династии Юлиев-Клавдиев. Также принцепс сената, консулярный трибун, отец отечества, великий понтифик, пятикратный ординарный консул.


[Закрыть], сжигающий Рим, и Калигула[26]26
  Калигула (12–41) – римский император, третий представитель династии Юлиев-Клавдиев; также великий понтифик, трибун, Отец отечества, четырежды консул.


[Закрыть], желавший, чтобы у всего мира была одна голова, чтобы не пришлось долго рубить её, зол не более, чем муж, который сердится на свою жену за то, что суп невкусен.

* * *

Не нужно осуждать никого. Можно дурно думать о поколении в целом, но нельзя дурно говорить о Марье, Иване, Петре.

* * *

Жизнь людей бывает тяжёлой только оттого, что они не знают, что та душа, которая живёт в каждом из них, живёт и во всех людях. От этого вражда людей между собою, от этого одни богаты, другие бедны, одни хозяева, а другие – работники, от этого зависть и злоба, от этого и все беды людские.

* * *

Мы сердимся на людей только тогда, когда живём телом, а не духом. Дух один и тот же во всех людях. Как он может сердиться сам на себя?

* * *

Буддисты говорят, что всякий грех от глупости. Это применимо ко всем грехам, особенно к греху недоброжелательства. Рыбак или птицелов сердится на рыбу или птицу за то, что не поймал её. А я сержусь на человека за то, что он не делает для меня то, что я хотел бы от него, а делает для себя то, что ему нужно. Разве это не одинаково глупо?

* * *

Для того, чтобы люди могли хорошо жить, надо, чтобы был мир между ними. А там, где каждый хочет быть выше других, не может быть мира.

* * *

Отчего дети нравственно выше большинства людей? Оттого, что разум их не развращён ни суевериями, ни соблазнами, ни грехами. На пути к совершенству у них ничего не стоит, тогда как у взрослых стоят грехи, соблазны и суеверия. Детям надо только жить, взрослым бороться.

* * *

Ребёнок обращается одинаково с царём и рабочим. Надо учиться у детей, как относиться к людям. Для ребёнка все люди равны.

* * *

Чем раздражённее вокруг нас люди, тем нам надо быть осторожнее, чтобы не увлечься борьбой.

* * *

Наказывать человека за его дурные дела всё равно что греть огонь. Всякий человек, сделавший дурное, уже наказан тем, что лишён спокойствия и мучается совестью. Если же он мучается совестью, то все те наказания, какие могут наложить на него люди, не исправят, а только озлобят его.

* * *

Лучший ответ безумцу – молчание. Каждое слово ответа отскочит от безумца на тебя. Отвечать обидой на обиду – всё равно что подкидывать дров в огонь.

* * *

Есть старинное изречение «de mortius aut bene aut nihil», то есть «о мёртвых говори доброе или ничего». Как это несправедливо! Напротив, надо бы сказать «о живых говори доброе или ничего». От скольких страданий это избавило бы людей! Как это легко. И почему же о мёртвых нельзя говорить худого? В нашем мире, напротив, установилось вследствие обычая некрологов и юбилеев говорить о мёртвых одни преувеличенные похвалы – следовательно, только ложь. А такие лживые похвалы вредны, потому что сглаживают в понятиях людей различие между добром и злом.

* * *

Если один раз из ста пожалеешь о том, чего не сказал, то из ста – девяносто девять раз пожалеешь о том, что заговорил, когда надо было молчать.

* * *

О других мы говорим, что любим, но любим только на словах. Себя же мы любим не на словах, а на деле. Других мы забудем одеть, накормить, приютить, себя не забудем никогда. И потому для того, чтобы точно любить других на деле, надо выучиться забывать о том, как одеть, накормить, приютить себя, как забываем мы сделать это для других людей.

* * *

Вода жидка, легка и уступчива, но если она нападает на твёрдое, жесткое и неуступчивое, ничто не может устоять против неё: она смывает дома, швыряется огромными тяжелыми кораблями, как щепками, размывает землю.

Воздух ещё жиже, мягче и уступчивее, чем вода, и ещё сильнее, когда сталкивается с твёрдым, жёстким и неуступчивым. Он вырывает с корнями деревья, разрушает дома, поднимает волны…

Нежное, мягкое и уступчивое побеждает жестокое, суровое, неуступчивое.

То же и в жизни людей. Хочешь быть победителем, будь нежен, мягок, уступчив.

* * *

Чем лучше живут люди, тем меньше жалуются они на людей. А чем хуже живёт человек, тем больше недоволен он, но не собой, а другими.

* * *

Грех сребролюбия в том, что люди отнимают у других людей труды их.

* * *

Надо помнить, что мы не на месте, а плывём на большом пароходе, и у капитана есть неизвестный нам список, где, когда и кого высадить. Пока же нас не высаживают, что же мы можем делать другого, как только то, чтобы, исполняя закон, установленный на пароходе, стараться в мире, согласии и любви с сотоварищами провести определенное нам время.

* * *

Мы так привыкли к болтовне об общем благе, что уже не удивляемся тому, как человек, не делая никакого дела, прямого труда для общего блага, не высказывая никакой новой мысли, говорит о том, что, по его мнению, нужно делать, чтобы всем было хорошо.

* * *

Человек, который не признаёт свои грехи, – это плотно закупоренный и ничего не пропускающий в себя сосуд. Смириться, покаяться – значит открыть крышку, сделать себя способным к совершенствованию – благу.

* * *

Единственное средство умственного общения людей – есть слово, и для того, чтобы общение это было возможно, нужно употреблять слова так, чтобы при каждом их употреблении несомненно вызывались у всех соответствующие и точные понятия.

* * *

Если есть в нас добро, мы можем воздействовать им на людей вообще, но не можем воздействовать на тех, кого мы намеренно изберём, хотя бы они были наши дети. Также и свет и тепло не могут освещать и греть исключительные предметы. Будем перед Богом, по мере сил своих, исполнять его волю, а последствия нашей деятельности предоставим ему.

* * *

Часто отталкивающая нас холодность в людях происходит от сосредоточенности человека на одном занятии или от резкого различия сфер, в которых мы живём. Мы же принимаем эту холодность за гордыню или мизантропию.

* * *

Мнение, которое мы получаем при первом взгляде на человека, обыкновенно изменяется более или менее скоро, но до того момента, пока не произошло этой перемены, всегда будешь слишком хорошо или слишком дурно судить о человеке, как судишь о предмете до тех пор, пока не привёл его в движение.

* * *

Осуждение другого всегда неверно, потому что никто никогда не может знать того, что происходило и происходит в душе того, кого осуждаешь.

* * *

Мы так охотно верим тому, что нас любят. Мученик скажет мучителю, раб хозяину, обманутый обманувшему, что любит, и тот верит. Это не только от того, что нам особенно радостно быть любимым, но еще, и главное, от того, что любовь естественна, свойственна человеку.

* * *

Непротивление злу не только потому важно, что человеку должно для себя, для достижения совершенства любви поступать так, но еще и потому, что только одно непротивление прекращает зло, поглощая его в себе, нейтрализирует его, не позволяет ему идти дальше.

* * *

Спорят. Спорят из-за горшков, безумные. Спорят. Спорят из-за метлы, из-за вещицы, из-за домов, земли – несчастные. Спорят из-за царства и из-за звания, бедные! Уж если из-за чего спорить и ссориться, так это из-за того, что у меня отняли любовь. А этого то и нельзя, а если бы было можно, то я не мог бы ссориться, потому что я сам бы нашёл у себя то, что мне дорого.