Текст книги "Путь жизни"

В лаборатории осваивали с Ириной Седельниковой измеритель параметров «Ёлочка» с плавной внешней схемой смещения для измерения ёмкости туннельных диодов. Написал раздел по НИР «Орбита».

В отпуск 1968 решили ехать в Прибалтику – Нида не забывается. Зимой списались с Виргинией, она обещала помочь разместиться. Мама поехала с нами. Погода не подвела. После завтрака отправлялись в пешие походы, после обеда устраивали Мише «тихий час» где-нибудь на поляне, покрытой мхом – в его спальном мешке. Жили сначала в «Жуведре», потом в «Каститисе».

В конце отпуска встретились в Паланге с большой семьёй московских Залесских, где были и Белла с Егором и дочерью Аней.

Немного об Ане. Она родилась в 1961 году. Отлично училась, отлично окончила Литературный институт, написала диссертацию по обэриутам (1986 год, «Проблема смешного в творчестве обэриутов»; триумфально защитилась в 1989 г.). Её научным руководителем была Мариэтта Омаровна Чудакова, которой немалых трудов стоило отстоять Анну и как аспиранта, и как будущего кандидата наук. То ли протест против наставлений семьи, то ли окружение, то ли просто юношеский бунт выражались в участии в сомнительных компаниях и мероприятиях. Характерен фрагмент, написанный ею в 2017 году: «Продолжаю копаться в своем архиве. Это первая страница знаменитого введения в диссертацию, которое я никак не могла написать (1986 год на дворе!), а тут застряла на даче с загипсованной ногой и от злости написала печатными буквами. Когда я явилась с этим делом к научному руководителю, Мариэтте Чудаковой, в Беляево, на костылях и в живописных лохмотьях, она спокойно сказала: "был у меня один знакомый, тоже начал печатными буквами писать, потом сошел с ума". Судьбе, однако, было угодно распорядиться иначе».

Дело доходило до приводов в милицию. Дальше траектория резко меняется. Раннее замужество (первый муж – Егор Радов, сын Риммы Казаковой) закончилось разводом. Сын Алёша, растить которого помогали бабушка с дедом, впоследствии также пошел по литературной стезе. Сейчас Аня широко известна в узких кругах как филолог, переводчик, автор стихов и песен. Колесит по стране и миру с гастролями, знает немецкий, английский, литовский. Продолжает литературную деятельность.

Лето 1969 мама решилась провести в Затоке на Чёрном море к западу от Одессы, а мы с Мишей полетели в Черновцы. Прилетели вечером, в темноте. Сунулись в одну из центральных гостиниц, там любезно отказали, но сами стали звонить по другим гостиницам, пока не нашли для нас свободную. Разместились. А на рассвете проснулись от невероятного шума под окном. Оказалось, что это гостиница при рынке, на который из окрестностей с ночи съезжаются крестьяне с разнообразным, в том числе живым, товаром.

Осмотрев основные достопримечательности города (информацией располагали явно фильтрованной по-советски), на автобусе отправились в длительную поездку вглубь Буковины, в горы в районе Вижницы, где провели две недели. Жили в частном доме, а на питание прикрепились в местный дом отдыха. Тишина, чистота, замечательные виды, доступные горы.

Вернулись в Черновцы и на 4-местном самолётике-такси улетели в Одессу и далее в Затоку, к маме, остановились в Каролина-Бугазе. Купались в море и Днестровском лимане, съездили в Белгород-Днестровский.

Конец года был печальный. У мамы случился сердечный приступ. «Скорая» её не госпитализировала, но запретила подниматься по лестнице и вообще выходить. Мы перевезли её к себе на Ижорскую, разделили рабочий день, чтобы при ней постоянно кто-нибудь находился: Иза ездила на работу с утра, в середине дня, дождавшись её, уезжал я. Была суровая, многоснежная зима. Плохо ходил транспорт.

29 декабря, только я приехал на работу, звонок от Изы: маме плохо. Я рванул домой, но не успел застать её живой. Организовать похороны в этих условиях было неимоверно трудно. Телефон был только на заводике неподалеку. Дозвонился до замдиректора ГНИПИ Иноземцева, он обещал машину завтра; до похоронного бюро, московских родственников и Берты.

Мишу завезли к Соколенко. Соседка по дому предложила свои услуги в части процедур с телом.

С местом для могилы помог Володя Долганский. Высокий человек примерно моего возраста, он опекал еврейское кладбище в Марьиной роще. Не помню, как мы познакомились, но имело место трудно вообразимое совпадение: он был связан с москвичкой из семьи Брискман. Эта та самая семья, которая приютила нас, когда наш дом в Москве поставили на ремонт. Володя нашёл место недалеко от могилы маминых родителей, но по другую сторону дороги, на границе с русскими могилами. Володя уже тоже ушёл в мир иной.

30-го машина от ГНИПИ не пришла, поймал случайную. Провожали мой двоюродный брат Саша из Москвы, Берта, ещё несколько человек. Ехали с гробом в открытом кузове при 30-градусном морозе. В пути машина замёрзла, поймал другую, перегрузили гроб…

29 декабря каждого года, независимо ни от чего, я прихожу на кладбище – уже 50 лет.

2-го января (1970) Саша рассказал об этом родителям, 4-го Иосиф прислал нам письмо с соболезнованиями.

Подводя итоги нелегкого маминого жизненного пути, привожу записи (с трудом и, возможно, неточно расшифрованные) из двух её трудовых книжек.

26.07.29 статистик-экономист Белстройтреста (? Минск)

27.03.30 экономист-статистик Стройобъединения

29.11.30 переведена на должность экономиста-плановика

17.04.31 экономист в конторе Стройматериалы (? Горький)

02.11.31 экономист ПЭС объединения Нижкрайстройматериалы

07.12.31 экономист Нижкрайплан

20.10.32 экономист Крайстромпром

27.08.33 плановик-экономист треста Сантехстрой

29.04.35 ст. экономист Управления нархозяйства

10.08.35 экономист Интурист

17.06.36 освобождена по собственному желанию в связи с отъездом в Москву

25.07.36 ст. экономист треста Мясохладстрой

28.12. 38 ст. экономист Наркомпищепром

15.02.39 ст. консультант по труду и зарплате НКМиМП

29.07.39 уволена

27.12.39 ст. консультант ОКС НКМиМП

18.04.41 освобождена по собственному желанию

26.07.41 ст. экономист-плановик Стройконторы Облпромстрой (? Горький)

03.12.41 плановик-экономист Облздрава

04.05.42 ст. экономист Электромортреста

05.11.42 экономист-плановик Чугуновского Спиртзавода (Горьковская обл.)

05.10.43 плановик Фокинского плодоваренного завода

27.02.44 инженер-плановик-экономист Михайловского ЛПХ

05.07.45–19.05.46 ст. экономист Семёновской детколонии

Июль 46 ткацкая фабрика Биробиджан (ЕАО)

01.12.46 ст. экономист госзавода № 11

10.02.49 ст. экономист госзавода № 16 (Сосновка, Кировская обл.)

10.11.50 инженер по труду и нормированию ОСУ 636 (Б. Борисово, Горьковская обл.)

26.01.53 начальник планового отдела УНР 826 – трест № 37 СтройГАЗ (Лу-кино)

14.07.54–17.01.58 инженер-экономист СМУ Автотранстреста

18.04.66–19.06.66 сторож отдела охраны при отделе милиции Приокского района

Жизнь продолжалась. Росло направление микроэлектроники. Сначала возник отдел, который возглавил Л.Н. Тюльников. Лаборатория Малкина стала называться сектором. В глубине территории ГНИПИ строился новый корпус с 5 рабочими (лабораторными) этажами и 5 техническими, обеспечивающими. Когда он был принят, организовалось (в 1971 г.) отделение 9, которое возглавил Ю.М. Грязнов – к тому времени кандидат наук, один из немногих в многотысячном коллективе ГНИПИ. У меня с ним были почти приятельские отношения. Во-первых, мы – ровесники, во-вторых, с ним работал А.А. Частов – турист, ориентировщик, участник похода по Алтаю, и мы часто общались. Мой титул тоже вырос – должность называлась «ведущий инженер (1975), руководитель группы».

Между тем моё здоровье нельзя было назвать безупречным. Особенно беспокоили головные боли. Это называлось «вегето-сосудистая дистония». Лечение ограничивалось таблетками и курсами уколов. Врачи утешали: «С возрастом пройдёт». (В самом деле прошло.)

Встал вопрос судьбы маминой комнаты на ул. Фигнер. Организация – хозяйка квартиры – не прочь была отдать её семье, занимавшей там две другие комнаты. В то же время надо было деликатно подтолкнуть меня освободить комнату. Состоялось заседание их профкома с участием администрации и меня. В результате бурных дебатов нам предоставили однокомнатную квартиру (!) на ул. Заярской (в 5 минутах ходу от прежней комнаты на ул. Бекетова). Квартира на 3-м, верхнем, этаже с удобствами, правда, отопление газовым котлом. Во дворе – сарай, не шумно, рядом большая зелёная территория коллективных садов, школа.

В конце апреля собрались на майские праздники в район Фролищ – Мулинского полигона. Впервые взяли Мишу в поход с холодной ночёвкой. В самом деле, ночь с 30 апреля на 1 мая выдалась морозной. Сначала густыми лесами шли от станции Фролищи на восток около десятка километров среди не тронутых весной сугробов, потом вокруг костра готовили площадки под палатки. Кое-как переночевали. А утром проснулись от солнца. После завтрака вышли на открытую местность, где солнце жарило совсем по-летнему. Многие разделись (и основательно обгорели в этот день). Нас было около 10 человек. Чупраков взял с собой дочь мишиного возраста, так что дети развлекали и подбадривали друг друга.

Зимой я всегда решал задачу – как провести лето. Пользуясь своим положением члена президиума Облсовета по туризму, написал в аналогичный совет Эстонии с просьбой помочь посмотреть остров Сааремаа. Свободного въезда туда не было – это погранзона. Республиканский совет решил вопрос положительно.

Летом 1970 мы приехали втроём в Таллинн, получили необходимые бумаги и «явки», сели в автобус и через всю республику, Виртсу, паромную переправу и 2/3 острова прибыли в его «столицу» Кингисепп (теперь он называется Курессааре). Нас встретила девушка, неплохо говорящая по-русски, отвела в единственную гостиницу, расположенную рядом со старинной крепостью, наговорила рекомендации.

Вследствие замкнутости острова русскоговорящих жителей там крайне мало – только в торговых и туристских объектах. Так и хочется начать с торговых. В центре городка стоит самое значительное здание – торговый центр. Он включает громадный и богатый двухэтажный универмаг и неожиданно для этого глухого угла вместительный зал столовой. Ещё две неожиданности в столовой: меню (очень объёмное) продублировано по-русски и часы работы – с 7:30 до 21:00. Мы как раз и пришли в первый день к вечеру и с сомнением спросили: «Что у вас осталось?». «Всё, смотрите меню», – был ответ. Объяснение мы узнали позже. Прибалты очень любят кататься на экскурсии. И хотя нам требовался пропуск в погранзону, для литовцев, латышей и эстонцев-туристов всё просто, и по выходным сюда приезжают целые колонны туристических автобусов.

Про универмаг. Его ассортимент не входил ни в какое сравнение ни с Горьким, ни с другими районами, где мы до этого бывали. Насчёт покупок у нас не было ни больших планов, ни больших денег. Но что бросилось в глаза, а много позже проросло в новый образ жизни – это блестящие ярко-красные мотоциклы «Ява» в свободной продаже. Больше меня загорелась Иза. Я даже прозондировал почву (почти договорился) о возможности покупки, не въезжая на остров.

ШАГ ВПЕРЁД: проявив максимум настойчивости, мы зимой купили в центральном горьковском универмаге отечественный «Иж».

Почти каждый день (на Сааремаа) пешком или на автобусе мы отправлялись в очередной маршрут. Было два литературных знакомства. Одно – очное: проголосовав на дороге, попали в микроавтобус с Ахто Леви. Он со съёмочной группой колесил по острову, снимая новый фильм. Он много успел рассказать. По его «наводке» мы по возвращении прочитали его «Записки серого волка».

Другое знакомство заочное: с Юханом Смуулом (его «Ледовая книга»). Он родом с соседнего острова.

Из серии приключений. Мы собрались в самый дальний конец – мыс Сырве, где перед Войной была оборудована батарея орудий береговой артиллерии Стебеля с мощными подземными укрытиями, запиравшая Рижский залив. По дороге зашли в небольшой рыбацкий посёлок, где была маленькая рыбацкая столовая. Здесь меню не было вообще, и по-русски не говорил никто. После безуспешных попыток Изы что-нибудь выяснить повар взяла её за руку, подвела к плите и, поднимая крышки, показала всё своё богатство. После чего мы сытно, вкусно и дёшево поели.

Дальше было сложнее. Поехали к батарее. Автобус проходит по побережью – туда по восточному, обратно по западному. Интервал – примерно один час. Обследуя подземелья, мы пропустили следующий автобус, а он оказался последним в этот день. До Кингисеппа более 30 км. Пошли пешком по пути автобуса – вдруг что-нибудь попадётся. Но там нет населения, и машин не было. У Миши кончились силы, он хотел спать. Несли его по очереди за спиной, подвязывая большим Изиным платком. Уже в сумерках дошли до погранзаставы. Командир только что вернулся с объезда постов, ужинал усталый. Узнав нашу историю, бросил ужин и повёз нас на УАЗике в Кингисепп.

Другой характерный случай, иллюстрирующий «враждебность» прибалтов. Жаркий день. Миша хочет пить. Доходим до хутора в один дом. Перед домом колодец. Я прошу хозяйку помочь поднять воду, чтобы напоить ребёнка. Всё знаками, по-русски ни слова. Она категорически отказывает и уходит. Мы тоже. Слышим сзади крик. Оказывается, она пошла за молоком, выносит целую банку и стакан.

Я хотел попасть на соседний, ещё более отдалённый от материка остров – Вильсанди: там птичий заповедник. Запретный плод особенно сладок. Навёл справки. В погранотряде отказали: «у вас допуск только на Сааремаа».

Хотя Кингисепп на берегу моря, купаться там неудобно: у берега мелко и густая растительность. Для купания построены длинные мостки, уходящие на глубокие чистые места, навесы для тени, кабинки для переодевания. Однажды, когда мы были там, подъехал пограничный полковник, разделся, нежится на солнце. Я спросил местных, кто это. Сказали: самый главный пограничник. Послали к нему Мишу в трусиках. Миша сказал: «Хочу на Вильсанди». Вопрос был решён.

Это отдельная и увлекательная история – поездка на Вильсанди. Там нет населения: все эстонцы весной 1944 при приближении Красной армии ушли по льду в Швецию, бросив дома и имущество. Несколько человек работают на маяке плюс орнитологи. 2–3 раза в неделю туда ходит моторная лодка почтальона и совсем редко – машина пограничников. Вот на лодке почтальона из Кихельконы мы и выехали. Лодка подошла к мосткам причала, на которых находилась женщина. Мы крикнули «Tere!», на что нам ответили «Здравствуйте!». С ночлегом проблем не было: пустых домов два десятка. Нам открыли коттедж с мебелью и электрической плиткой. Посетили маяк. По красоте и чистоте это храм, а не судоходный ориентир. Вокруг масса ягод, птиц, цветов и тишина.

Зимой пошёл на шофёрские курсы и получил права – поначалу на мотоцикл (категория «А»). В одном из весенних походов 1971 года по пригородам вышли в красивом березняке на забор, за которым просматривались строения. Нашли сторожа. Оказалось, это летняя детская дача горьковского завода «Нормаль». Разыскал этот завод, профком завода, директрису дачи и договорился – начало лета Миша проведёт там. По этой причине мы вывели из сарая свой «Иж», с помощью техника Савельева из сектора, где я работал, завели его, после чего я сделал несколько тренировочных выездов и повёз Изу к Мишиной даче.

Но главным занятием весны и начала лета была подготовка похода на Кавказ. С нашей сотрудницей Ириной, ходившей с нами в местные походы, мы решили с детьми (её дочь была на полгода моложе Миши) пройти Западный Кавказ от Архыза до Аватхары с выходом на море. К нам присоединилась молодая пара: Людмила, работающая с Изой, и Костя Горшков – физик из Радиофизического НИИ. Были сделаны подвесные сидения для детей, с помощью которых предполагалось нести их по трудным местам. Поход удался. Дети героически шли и даже бежали сами, и только на одном заснеженном перевале Миша сорвался и заскользил вниз, но Костя коршуном бросился на перехват и остановил падение.

Этим же летом в нашей жизни произошло другое важное событие. Наш сотрудник и по совместительству сопоходник А. Маслов пожаловался, что ему жаль расставаться с замечательной машиной – «Запорожцем»-965, а расстаётся он потому, что сумел купить «Жигуль» 2101. В те времена и то, и другое в свободную продажу не поступало, требовалось или годами стоять в безнадёжных очередях, или проникать «через заднее крыльцо» (по Райкину). Более того, и продать машину определённому лицу было нельзя, а официальная продажа через комиссионный магазин была чревата серьёзными потерями. Вместе мы обошли законные рогатки, и я купил «Запорожец». Водительских прав, правда, пока не было, равно как и гаража.

Здесь хочется вспомнить детали начального этапа нашей автомобильной эпопеи.

Дело было глубокой осенью. Фонтанирующие эмоции по поводу нового приобретения не давали спокойно и законопослушно дождаться весны, и я осваивал новую для себя роль водителя, катаясь по малопопулярным дорогам, где не было опасности встретить гаишника. Однажды на моём пути оказалась ровная площадка с поперечником около 25 метров, слегка присыпанная снежком. Как выяснилось через пару минут, это была замёрзшая лужа. Не задумываясь, я начал её пересекать и вдруг услышал треск под машиной, и передняя часть машины опустилась в образовавшийся пролом. К счастью, неглубоко, я даже свободно открыл дверь и выскочил на лёд. Не буду вспоминать, как с помощью добрых людей меня вытащили на твёрдую землю. Но хорошо помню: услышав про эту катастрофу, как я сам оценил происшествие, сотрудник и коллега по походам и ориентированию Юра Старостин пришёл с инструментами и вчерне отрихтовал вмятину на передке машины.

И другая деталь. Сосед по Заярской с первого этажа Николай, имевший машину и построивший для неё гараж на месте своего сарая напротив нашего подъезда, подсказал, что напротив второго подъезда есть большой деревянный сарай, который использовался проживающим в этом подъезде инвалидом в качестве гаража. На момент покупки нами «Запорожца» сарай пустовал, и мне удалось договориться с хозяевами, что мы поставим туда свою машину. Это категорически не понравилось соседке прежних хозяев сарая и к весне, началу автомобильного сезона, она от слов перешла к «делу»: демонстративно к выходным натягивала у ворот сарая верёвку и развешивала для просушки бельё, тем самым препятствуя выезду машины.

К лету 1972 года права я получил экстерном. Как обычно, за зиму проработал «нитку» летнего маршрута с акцентом на достопримечательности, подлежащие более внимательному осмотру. Как обычно, после поездки прошлого года на юг на очереди был запад, конкретнее – Прибалтика. Новым был вид транспорта – собственный автомобиль. С первого взгляда, отправиться на «Запорожце» втроём на месяц с продуктами, набором одежды на разную погоду, оборудованием для приготовления пищи, запчастями и спальными принадлежностями, – немыслимо. Но надо иметь в виду два обстоятельства: некоторый наш авантюризм и социализм. На крыше машины был укреплён багажник, сшит специальный чехол для размещения на нём вещей, снято заднее сидение, а соответствующий отсек переоборудован с учётом размещения там части вещей и ребёнка, который мог бы там сидеть, играть и спать.

Про социализм я упомянул в связи с тем, что преступность, и в том числе воровство, не достигали тогда нынешних пределов. Как пример: мы приезжаем в Осташков, ставим машину на тихую улицу невдалеке от берега озера Селигер и на целый день спокойно уезжаем на теплоходике осматривать озеро и острова. И это при том, что большая часть нашего «богатства» – на крыше, ничем не защищённая. Без происшествий проехали Москву, Крюково (с заходом в гости к Залесским, у которых там была дача), Ленинград, в Эстонии постояли в Каукси на берегу Чудского озера и на озёрах в районе Игналины, проехали Сигулду, Ригу, Литву и Минск (с заходом в гости). Кстати, о крюковской даче. Мы не раз бывали там, где впоследствии вырос Зеленоград. В 1976 году старая дача сгорела.

Правда, в этот год чаще и сильнее стал болеть желудок. И тут с диагностикой не всё было просто. Двоюродная сестра Изы Мария организовала мне осмотр у рентгенолога высшей квалификации, который получил от неё за это «палку» дефицитной копчёной колбасы. Заключение говорило, что имеет место язва двенадцатиперстной кишки. Я лечил её 35 лет – таблетками, больницами, курортами, диетами. Кончилось это в 2007 году прободением и полостной операцией.

Год ознаменовался и некоторым сдвигом в проблеме гаража. Коллеги по ГНИПИ рассказали, что в связи со смертью одного из наших сотрудников его жена с двумя несовершеннолетними детьми оказалась в тяжёлом материальном положении и срочно продала машину. Гараж у них находился около кинотеатра «Электрон». В результате переговоров с ней наш «Запорожец» обрёл за 1500 рублей новый «кров». Правда, не близко, правда, далеко не образцовый и снаружи, и внутри.

Зимой 1972/73 мы вступили в новый этап жизни – подготовка к школе. Ближайшая школа была на хорошем счету, думать о другой не было смысла. По выходным будущим первоклассникам с родителями организовали знакомство со школой, будущими учителями, организационными вопросами. Можно было высказать своё предпочтение одной из четырёх будущих учительниц. Фамилия одной – не из распространённых – совпала с фамилией хорошо нам знакомого конструктора из родного ГНИПИ. Выбрав Генриэтту Степановну Надточий, мы не ошиблись, она до сих пор наш хороший друг.

На одной из таких воскресных встреч случился неожиданный поворот: детей из зала позвали на другое мероприятие, без родителей. Позже выяснилось, что это был отбор в хоровую студию «Жаворонок». Мы совершенно не помышляли о музыкальном образовании Миши, не замечали и не озадачивались его музыкальными способностями. Правда, в походах и поездках пели туристские песни, иногда и дома проигрывали записи известных тогда бардов, но не больше. Так что предложение о приёме Миши в «Жаворонок» было неожиданностью, в значительной степени определившей нашу жизнь на следующие 8 лет.

Летом 1973 года, следуя сложившейся традиции, двинули на юг. Смелыми были! «Запорожец» вёл себя прилично, старался не подводить, хотя один ремонт в дороге в районе Мелитополя пришлось делать перед Крымом. Въезд в Крым тоже был детективным. На самом перешейке, при пересечении Сиваша, висят грозные транспаранты на тему, что надо помыть машину и предъявить её на техосмотр, для чего необходимо свернуть направо. А есть дорога прямо. И поскольку живого человека с жезлом на этом месте не было, мы, не снижая скорости, прошли прямо. А страх не отпускал, и когда увидели съезд с асфальта на грунтовую дорогу, уходящую с поворотом в заросли, свернули на неё, чтобы успокоиться, отдохнуть и обмануть погоню, если бы она была. Незадолго до этого прошёл дождь, и наши усилия вернуться на асфальт оказались безрезультатными. Пришлось «голосовать» грузовикам, чтобы вытащили на буксире. Прошли Симферополь, Бахчисарай. Собрались ночевать. Остановились около мужчины, сидящего на лавочке около дома, спросить совета, где лучше встать на ночь. Он возмутился постановкой вопроса: только у него во дворе. И так категорически, что пришлось подчиниться. Дальше мы планировали ехать в Севастополь, но не по магистральной дороге, а по старому серпантину, ведущему к Ай-Петри. Это было фантастически красиво. Пока доехали, пока переправлялись в Севастополе через бухту, наступил вечер. И к Морскому аквариуму, который так хотелось посмотреть Мише, мы подъехали, когда вход уже был закрыт. И опять проявление феноменальной отзывчивости: нас пустили со стороны выхода.

Где-то между Алупкой и Алуштой мы несколько раз пытались выехать на берег, поняли, что встать там трудно, и ушли на северный берег, к Азовскому морю, где очень приятно постояли в большом лагере таких же, как мы, «дикарей» с машинами.

И снова о гараже. Внутри земляной пол круто уходил вниз. Пытаясь придать ему горизонтальность, я вырыл между полосами, по которым проезжали колёса, нечто вроде ямы. Угнетало ещё одно обстоятельство: крыша моего гаража была на полметра ниже обоих соседних. В том же ряду был гараж Жени – мужа зав-канцелярией ГНИПИ Любы. С ними обоими у меня были хорошие отношения, и я попросил Женю помочь поднять крышу моего гаража. В одно из воскресений мы (честно говоря, в основном руками Жени) это сделали. Победу отметили у нас дома торжественным обедом вчетвером.

В школе дело шло более-менее благополучно. Поскольку сентябрь стоял сухой и тёплый, я предложил учительнице выехать с ребятами на природу. Вопреки ожиданиям, идея была подхвачена с энтузиазмом, поход удался, слава о нём прогремела в школе на пользу нашей учительнице, а я на все 10 лет увяз в родительский комитет. К слову, поход был не последним.

А ведь был ещё и «Жаворонок». Там очень хорошо относились к детям, вообще была тёплая атмосфера. Мы не до конца верили, что это направление у Миши привьётся, да и жилплощадь не располагала обзаводиться серьёзным (по габаритам) инструментом, поэтому он начинал со скрипки (как и я за 28 лет до этого).

В ГНИПИ в новом корпусе я получил со своей измерительной группой отдельную комнату площадью 54 кв. м. Были завязаны договорные отношения с Физико-техническим институтом при Госуниверситете (проф. Конев), были командировки в Новосибирск, Вильнюс, Ригу, Киев и др. По схемотехнике в группе работали друзья Олег Лобачёв и Сергей Зайцев. Теоретиком короткое время был Виктор Любивый, по наследству от ГИФТИ нам достался Саша Храмов, был и свой механик – Саша Сухарев.

Осенью 1973 мы начали подумывать о смене машины. Мы много проехали на ней по окрестностям и дальним краям, но «Запорожец» перегревался в жару, беспардонно потреблял масло, на неровностях дороги обрывалось крепление амортизаторов.

Стали ездить к автомагазину (единственному тогда, довольно далеко – на Сормовском повороте). В одну из таких поездок поздней осенью сговорились о покупке синего ВАЗ 2101. Правда, хозяин был из Лукоянова – районного города в 170 км от Горького. Оформить смену владельца можно было только там. Оставив Мишу соседям, поехали туда на поезде, переночевали у хозяев машины и с утра начали крутиться по инстанциям. Кстати, выяснилось, что капитального гаража у них не было, машина «жила» под навесом. Уже во второй половине дня мы стали хозяевами, мне показали органы управления, Иза отдавила мне дверью палец, и мы тронулись в направлении Горького. Хотя вокруг, а местами и на дороге, лежал снег, машина вела себя хорошо, а мы были на верху блаженства: тепло, тихо, просторно.

В ГНИПИ с Малкиным мы продолжали «творческую работу»: это были статьи, заявки на изобретения; за рацпредложение я был премирован на 8 руб.

Следующим летом (1974) – любимая Прибалтика, доехали до Клайпеды. По дороге заехали в Москву и Крюково. Саша согласился помочь с восстановлением шины. Купить новую тогда было практически невозможно, а у меня одна была опасно изношена. Под Москвой же, на Минском шоссе, работал завод по наварке протектора на старые покрышки. Я отвёз и сдал покрышку, а Саша потом её получил и привёз к себе на Косинскую. Помню, что, когда я собрался её забрать, их не было дома, у меня тоже было чем-то ограничено время, и я перелезал на их балкон, где стояла шина, с чужого соседского балкона.

Кстати, о Саше. В одну из поездок мы с ним вдвоём на моей машине съездили в Шереметьево, зашли в ремонтно-испытательный центр, и я посидел в кресле пилота Ту-104. <Александр Залесский работал у Туполева в отделе эксплуатации. – А.Г.>

В Клайпеде выяснилось, что на Куршскую косу нужен пропуск. Уговорили милиционера, который регулировал въезд на паром, поехать с нами (ему нужно было на косу). Так попали в Ниду.

В сентябре 1974 участвовал в конференции по арсениду галлия в Томске. В самолёте познакомился с Тамарой Пекерской из родственной организации «Салют». Тамара – жена моего приятеля по походам выходного дня Саши и сестра нашего ГНИПИнского сотрудника Михаила Гуревича. Это знакомство семьями продолжается до сих пор.

Осенью преподавательница скрипки из «Жаворонка» ушла, пришлось Мише пересесть за пианино. Купили подержанный инструмент, перекроили квартиру на Заярской. Появился новый преподаватель фортепиано Иосиф Лассальевич Пуллер – с университетским образованием психолога, но по финансовым соображениям решивший реализовать полученный раньше диплом музыкального училища. Очень контактный, интересный человек. Обучал он сразу двоих – Изу и Мишу, чтобы мама могла помогать Мише дома. Но зато «Жаворонок» каждое лето выезжал на гастроли, там была тёплая атмосфера, что Мише было очень по душе.

В конце года вновь совместная работа с ГИФТИ (проф. Коньков).

В 1975 году мы предприняли самую протяжённую отпускную поездку. По сомнительным дорогам, а порой без них, прошли на Иваново, Вологду, Кириллов, Ферапонтово, Белозёрск, Вытегру. На этом пути после Кириллова понятие «дорога» в те времена было применимо с сильным преувеличением. Местами это лесовозная грунтовка, местами гать, через реки – паромные переправы.

Но вот и Петрозаводск, где, опять бросив машину, переправляемся на Кижи, а потом катим дальше по мурманской, ещё в стадии строительства, трассе на север. Водопад Кивач, курорт Марциальные воды, Медвежьегорск. Хватит, хотим в Ленинград.

Проходим южную Карелию и Ленинград и, постояв пару дней на Карельском перешейке на озере, даём в Одесское пароходство телеграмму о бронировании места на теплоход и устремляемся в Одессу. К городу подъехали поздно вечером, переночевали на лимане, а утром к открытию касс были в порту. Нас ждали, продали нам место для машины на теплоход, уходящий в Батуми в 14 час. Требование для погрузки – полный бак (до сих пор не понимаю – зачем). Помню, как под ливнем, почти лишающим видимости, искали АЗС. Наконец нас погрузили краном на верхнюю палубу. Трое суток нам предстояло спать в машине. Впрочем, к этому не привыкать. И качку в море перенесли хорошо. И стоянки в Ялте, Новороссийске, Сочи и Сухуми были приятны. В Батуми сгрузились на землю, сходили в дельфинарий, покружили по городу и пошли на север, к дому. Дорога среди гор (Кавказ всё-таки), лесов, садов. Начали высматривать место для ночёвки, желательно – с коллегами. Заприметили на терраске на склоне две стоящие машины и палатки – то, что нужно. Но сами встали в сторонке от них, чтобы не стеснять. Начались призывные крики. Пришлось идти знакомиться. Оказалось, москвичи грузинского происхождения. Возвращаются домой со щедрыми гостинцами. Уйти без угощения не удалось. Здесь впервые, как ни отбивался, попробовал чачу. К своей машине вернулся благополучно, а утром ехал «на автопилоте». Хорошо, что движение на дороге было минимальным, а число гаишников – нулевым. Когда подъехали к Кобулети, встали на набережной, она же – пляж, искупались, проветрились, стало легче. Так и прошли Абхазию, Сочи, все серпантины Кавказа и Россию до Горького. Намотали 10 500 км.