Текст книги "Черные очки"

Новый опыт

Вечером этого дня я вдруг вспомнила Лилины слова о чувстве стыда. Только сейчас я поняла, что это такое. Я взяла ручку и начала писать: «Наверное, стыд – самое сильное состояние души. Иногда стыд появляется сразу после содеянного, а иногда спустя время. Наверное, главное, чтобы он вообще появился. Он мучает, но не разрушает, он заставляет страдать, но не вгоняет в отчаяние. Самое страшное в этом состоянии, что постыдный поступок невозможно исправить, вычеркнуть из памяти. И каждый раз, когда я буду его вспоминать, то буду переживать и стыд, который не угасает и не ослабевает даже, если этих воспоминаний будет сто тысяч. В голове крутятся события того момента, которого ты стыдишься и прокручивая его вновь и вновь, ты как будто ищешь то, чем можно оправдаться, то, что может успокоить. Но увы, не находишь, потому что его просто не существует».

Было уже поздно, я отложила ручку и легла спать. В голову лезли разные мысли. Мне вдруг вспомнился Ваня. Сегодня я смогла разглядеть его получше. Он был высокий, довольно крепкий в плечах, лицо не сказать, чтобы красивое, но какое-то мужественное. Весь вечер он шутил с сестрой и заботливо ухаживал за Лилей и мамой. Даже иногда мне предлагал отпробовать блюда, но я каждый раз отказывалась, будто боялась его мимолетного взгляда. Еще свежи в памяти моменты первой встречи с ним, когда он держал меня, беснующуюся, а потом смотрел глазами, полными удивления и отвращения.

Кроме стыда вдруг в душе моей мелькнуло что-то новое, ранее мне неведомое ощущение. Из нетронутой глубины сердца вдруг возникло желание увидеть его снова. Потом родилась мечта, где я и он гуляем и о чем-то болтаем, как старые друзья. Да, мне вдруг захотелось стать его другом, но было и другое желание, которое я даже не смела допустить до себя, потому что понимала, что оно призрачно и разобьет мне сердце. За свою жизнь я поняла одну важную вещь, что несбывшаяся мечта только в начале своего рождения греет и вдохновляет, подпитывается надеждой, а когда приходит момент, а он обязательно прейдет, то ты понимаешь, что надежда была напрасной, а мечта никогда не переродиться в реальность, и тогда начинается крах всего. И чтобы избежать мучительных последствий краха, лучше заглушать грезы в момент их рождения и не дать им расправиться и захватить власть над твоими мыслями и чувствами.

Да, Ваня мне понравился, как парень. Не знаю, любовь ли это была или что-то другое. Но одно я могла сказать точно, что никогда не чувствовала ничего подобного ни к одному мальчишке, что чувствовала тогда, когда думала о нем.

«Этому никогда не суждено сбыться. К тому же он как-то связан с Дашкой. А вдруг он ее парень?» – молнией промчалась в голове мысль.

«Тогда зачем Лена затеяла эту игру в гляделки?» – стала я искать разные причины, чтобы успокоить внезапно взволнованное сердце.

«А может они недавно начали встречаться и сестра еще не в курсе?» – снова возникла мысль, и словно острая иголка больно кольнула мне сердце. «А может, поэтому Дашка была так счастлива, что даже забыла поиздеваться надо мной?» – вдруг решила я, чем взволновала себя еще больше. Я поднялась и села на кровать. «Да, точно, они пара, у них любовь. Это все объясняет. Он охранял ее тогда, от меня. А потом Дашки не было в школе. Я думала, что мои заклятия подействовали, что она болеет, а она, наверное, была с ним. Тогда, почему Лена не знает?» – крутились мысли в голове.

Я полночи металась от одной мысли к другой. Только я окончательно решила, что Дашка и Ваня пара, то тут же также твердо уверялась, что это было не так. «А может, я просто боюсь этого. Может, я просто изменила своим принципам, и решила допустить в свою душу несбыточную мечту. Нет, все хватит, не хочу больше страданий и переживаний. Только я почувствовала себя свободно и легко, даже узнала вкус радости и счастья. А тут снова нашла повод попереживать. Не хочу, надо завтра снова поговорить с Лилей. Да, поговорю про чувства, может быть, про любовь. Интересно, что она думает по этому поводу, был ли у нее опыт любви. Если, конечно, этот Ваня не расскажет про меня ей всю правду, и она захочет снова общаться со мной. Ладно, завтра все прояснится, а пока надо поспать», – успокаивала я саму себя.

На следующий день после школы я старалась не отходить далеко от балкона, и была в томительном ожидании встречи с Лилей. Но за балконной дверью была тишина. До самого позднего вечера я прислушивалась, и пару раз даже казалось, что что-то слышу и тут же выбегала убедиться, но каждый раз разочаровано возвращалась.

Три вечера подряд Лиля не выходила на балкон. Мне очень хотелось позвать ее, но я чего-то боялась. В тот момент я так нуждалась в этих балконных беседах, таких простых, добрых. Так хотелось излить душу, услышать правильные слова поддержки и даже обличения. Я готова была покаяться перед ней, просить ее поверить, что я изменилась, что больше не хочу быть ведьмой, что все было ошибкой, заблуждением, глупостью. Но Лиля не выходила, а я не хотела навязываться.

«В конце концов, зачем ей мои проблемы. Я тоже наивная, решила, что кому-то есть до меня дело. Каждый сам за себя. Я всегда так думала, думаю и теперь. Только сейчас я понимаю, что сама себе я плохой учитель, мне нужна была помощь со стороны. Но кто мог мне ее дать, как не такие люди как Лиля, добрые душой и чистые сердцем. Может быть, обратиться с советом к маме, но нет, пока не могу. Она не поймет меня, ведь она уже взрослая, и далека от моих проблем, и, наверное, они покажутся ей такими же сменными детскими, как мне – разборки дошкольников.

Я как-то проходила мимо детского садика и наблюдала такую картину. Один мальчик бегал по двору с игрушечным рулем и при этом громко бибикал. Ездил он, мягко говоря, не по правилам ПДД, и сшибал все, что попадалось на пути. Будь то песочные пирожки или игрушки, даже толкал играющих детей. И наезжал на них он будто специально, чтобы разозлить или просто привлечь внимание. Судя по тому, что играл он в одиночестве, популярностью в группе он не пользовался. Назревал скандал. Сбитые дети начали кричать на горе водителя, некоторые бегали за воспитательницей, которая не обращала особого внимания на эти жалобы, а только дала совет обиженным детям держаться от виновника подальше. Было видно, что ранние попытки облагоразумить мальчика не удавались, и поэтому новые уже не предпринимались. Воспитательница даже ушла подальше от эпицентра конфликта, и оставила детей наедине с возникшей проблемой. Дети продолжали возмущаться, перешли на взаимные оскорбления и унижения. Еще немного и драки не миновать.

Мне пришла в голову одна идея, и я сказала:

– Мальчик, а ты случайно не таксист. Может, подвезешь меня до магазина?

К моему удивлению мальчишка подбежал и радостно крикнул:

– Давайте, подвезу.

– Вон к тем девочкам. Девочки к вам можно? У вас же магазин? – обратилась я к девчонкам, которые играли с какими-то пластмассовыми фруктами.

– Да, – ответили они робко.

– Поехали, – сказала я.

Новоиспеченный водитель начал изображать звуки работающего мотора и поехал к месту назначения. Я немного прошла за ним, когда он остановился, дала ему конфету и сказала:

– Сдачи не надо.

Он неоднозначно улыбнулся и спросил:

– Кого еще подвезти?

Какие-то девчонки захотели съездить в парикмахерскую, другие в больницу. Потом дети придумали систему оплаты за такси и расплачивались какими-то листочками, которые серьезный водитель аккуратно и сосредоточено складывал в карман. Мое присутствие уже было никем не замеченным, дети сами стали совершенствовать игру, наделять ее дополнительными сюжетами и деталями. Мне оставалось только наблюдать и удивляться детской фантазии. Тогда я еще подумала: «Вот бы так решать взрослые проблемы». Да проблемы этих детей мне казались наивными, но обиды и гнев у них были самыми настоящими.

Я помню свое детство, когда часто ненавидела окружающих и много кого боялась. Даже мальчишку, который пытался за мной ухаживать, я била по-черному. Это я сейчас понимаю, что дергать за косичку или кинуть шишку в девчонку – признаки проявления симпатии у мальчишек. Конечно, если бы радом была мама и отвечала бы на мои вопросы, которых у меня было тогда куча, то мне было бы легче понять многие странности в поведении других, и, возможно, даже, что я не накопила бы столько обид и претензий ко всему человечеству.

Когда я буду матерью, я буду разговаривать со своим ребенком, интересоваться его жизнью, чтобы он чувствовал себя по жизни, не как в глухом лесу, полном опасностей, а как в раю, полном детских радостей и фантазий. Хотя, наверное, и ребенок должен встретиться и с предательством, и с равнодушием, и с другими проявлениями человеческого зла, чтобы так сказать знать врага в лицо. Но обязательно должен быть рядом взрослый, который научит, как реагировать, как противостоять» – размышляла я.

Я достала свою тетрадку, уже изрядно исписанную, отсчитала десять страниц с конца, и написала заголовок «Мысли о воспитании». Ниже записала все, о чем только что думала, а затем остановилась и подумала, что чего-то я все-таки до конца не понимала. Дело в том, что если взять жизнь Лили, то как объяснить тот факт, что она не озлобилась, осталась доброй. Ее жизнь не назовешь раем и даже глухим лесом. Бесконечная темнота, неизвестность, много желающих поиздеваться и невозможность противостоять им – вся ее жизнь. Как же она смогла сохранить свою чистоту и, главное, любовь к людям. Я все детство с кем-нибудь да воевала, то с обидчиками, то с завистницами, то с авторитарными учителями, и много еще с кем, и теперь ненавижу всех и вся. А Лиля всех любит и жалеет. Мои раздумья прервал голос, доносившийся с балкона:

– Катя, – кричала Лиля каким-то тихим, можно даже сказать хриплым голосом.

Я выбежала на балкон и увидела Лилю, она сидела, закутавшись в теплое одеяло, и звала меня.

– Привет, – радостно завопила я, выскочив на балкон.

– Привет, Катя. Я тут немного приболела, вот вышла, сказать, чтобы ты меня не теряла, – стала оправдываться Лиля, будто чувствовала, с каким нетерпением я ее ждала.

– Наверное, тебе нельзя на улицу, Лиля. Иди домой, выздоравливай. Может тебе что-то нужно? – неожиданно для себя спросила я.

– Нет, спасибо, у меня все есть. Я уже лучше себя чувствую, температура спала. Посижу с тобой, хоть свежим воздухом подышу. Сегодня погода чудесная, тепло и свежо, так и чувствую запах весны и приближающегося лета.

День действительно был славным, от зимы не осталось и следа, многие деревья распустили листочки, некоторые даже уже зацвели.

– Давай, поговорим, Катя. Я уже соскучилась по нашим задушевным беседам, – предложила Лиля, чем возродила меня. Я уже успела расстроиться из-за болезни Лили. Опять же здесь нужно добавить, что расстроилась я не из-за сострадания к больному человеку, а из-за того, что больная Лиля не могла реализовать мою потребность выговориться, излить душу. Вот где проявлялась моя гнилая сущность, в таких мелочах, из которых и получается потом гнилая натура. Так немного побранив себя за эгоизм, я решила, что не буду сегодня заваливать Лилю своими вопросами про любовь и все такое, а лучше спрошу про нее саму.

– Лиля, я давно хотела спросить тебя. Почему ты не озлобилась, почему осталась человеком после всех испытаний, обрушившихся на тебя. Ведь жизнь так жестока, как ты смогла? – спросила я.

Лиля глубоко вздохнула, и тихим слабым голосом заговорила:

– Ну, как тебе объяснить, Катя. Может быть благодаря слепоте, я много плохого и не вижу. И вообще, я стараюсь замечать только хорошее. К тому же, когда ты чувствуешь себя беспомощным, то и не будешь бросаться в бой, за что-то бороться или отставить, а будешь мириться и жить дальше. Вот и все. Конечно, были обиды, была злость. Если кругом темнота, это не значит, что в душе тоже должна быть темнота, скорее наоборот.

Я отдалено уловила суть сказанного мне, но понимала, что в полной мере никогда не смогу это прочувствовать так, как Лиля. В этот момент Лиля закашлялась и мы распрощались.

Уже в своей комнате, я зачем-то закрыла глаза, и представила какого это, когда ничего не видно. Так я решила походить весь вечер. Зачем я так решила сделать, объяснить не могу, но эксперимент пошел мне на пользу. Я ходила по комнате, заходила на кухню, наливала чай, искала в буфете конфеты. И все это делала с закрытыми глазами. Следующий день был выходным, поэтому с утра я села за свой дневник, и стала описывать свои ощущения.

Назвала я главу «Жизнь в темноте»

«Сегодня я решила провести весь вечер в темноте. Я закрыла глаза и старалась заниматься своими делами, не открывая их. Конечно, в пределах своей квартиры, где каждый сантиметр знаком и поворот заранее известен, мне не составило особого труда сориентироваться и с закрытыми глазами. Зато во всю можно было ощутить состояние беспомощности и тоски. Тоска нахлынула от того, что мне не хватало тех красок, которые я созерцаю каждый день, которые стали такими привычными и от того незаметными. Но когда их лишилась, то поняла, как они мне нужны».

В процессе рассуждений я задала себе вопрос: «А смогу ли я прожить весь день с закрытыми глазами, выйти на улицу, сходить в магазин, сделать покупки. Даже пусть это будет ближайший магазин, куда часто ходишь?» Тогда я ответила себе, что не смогу и даже если решусь, то не доведу дело до конца, и обязательно открою глаза.

Одно дело быть с ощущением беспомощности дома, где тебя никто не обидит, другое – быть в таком состоянии на улице, где разные люди с неведомыми мыслями и намерениями. Я привыкла жить на чеку, быть готовой к разного рода неприятностям. По жизненному опыту знаю, что стоит мне хоть немного довериться и расслабиться, то сразу получаю удар в спину. Причем от тех, от кого не ожидал.

Помню, в интернате была у меня подруга, ну как подруга, просто мы с ней вместе везде ходили, держались друг друга, заступались друг за друга. Где-то год мы общались, пока она не предала меня. Другие девчонки в классе пристрастились к курению, только я и Валька не хотели. Потом я стала замечать, что от Вальки тянуло сигаретным дымом. Она оправдывалась, говорила, что стояла рядом с курящими девчонками, вот и провонялась.

А однажды я застала ее с дымящей сигаретой за углом, а рядом стояли девчонки, тоже курильщицы. Они о чем-то увлеченное беседовали, щедро справляя свою речь нецензурной бранью. Я прислушалась и услышала, как Валька говорили обо мне и выкладывала мои секреты, которыми я делилась только с ней. При этом не брезговала добавить от себя какой-нибудь глупости, наверное, хотела придать своим сплетням большей выразительности и привлекательности.

Я как-то поделилась с ней, что один мальчик из нашей группы как-то странно на меня смотрит и улыбается, и назвала его симпатичным. Так Валька стала рассказывать своим сокурильщицам про то, как я влюбилась в этого мальчишку, и теперь караулю его везде. Если бы сама не услышала, ни за чтобы не поверила в такую подлость.

С тех пор я была сама по себе. А Валька скурилась, окончательно потеряла собственное достоинство и превратилась в услужливую собачонку, которую шпыняли ее новее подружки.

Получается, что я хоть и не жила в темноте, но и красок особо не замечала. А теперь я другая, я хочу ценить каждый лучик, каждую радугу, и видеть только свет.

Придуманная любовь

Я отложила ручку и услышала свое имя. Только это был не Лилин голос, и не Лены и не тети Люды, это был мужской голос. Я вышла на балкон, и холодный пот выступил на спине. Там был Ваня.

– Привет, – сказал он как-то неторопливо, будто тянул время и собирался с мыслями.

– Привет, – ответила я, находясь в заторможенном состоянии, вызванном таким неожиданным поворотом судьбы. Я совсем недавно думала о нем, хотела увидеть, успела признаться себе, что влюбилась и заставила себя забыть об этом. А тут он сам позвал меня. «Но зачем, что ему нужно?» – терялась я в догадках. Что-то внутри надеялось, что мои чувства взаимные и каким-то чудесным образом отозвались в его душе, и теперь он передо мной, хочет начать отношения.

– Это же ты была тогда в школе? Во всем черном и кричала какие-то проклятия? – вдруг спросил Ваня и пристально посмотрел на меня.

Я несколько смутилась, но не от вопроса, а от его глаз, таких больших и карих, которые ожидающе смотрели на меня. Я не почувствовала злобы или ненависти в их взгляде, там проглядывался интерес ко мне. Я торопливо ответила:

– Да. Только все это в прошлом. Я тогда заблуждалась и была зла. Дашка сильно обидела меня.

Я говорила быстро, как-то бессвязно. Хотелось сказать много, хотелось оправдаться, найти виноватого, все объяснить, но получилось так, как получилось.

– Ладно, ты вроде ничего, и Лиле нравится с тобой общаться. Я своим говорить о том случае не стану, с кем не бывает. Но ты больше так не делай. И вот еще…, – сказал Ваня и будто осекся на полуслове. Его речь тоже была какой-то несвязной, обрывистой, будто он хотел сказать одно, а выразил что-то другое.

– Хорошо, больше не буду, – ответила я каким-то детским голосом, с видом маленькой девочки, провинившейся перед старшим братом.

– Ну, тогда пока, – сказал Ваня и скрылся за балконной дверью так быстро, что я не успела сказать «Пока».

В комнату я вернулась со странным чувством. «Что это было?» – думала я про себя, – «Он вышел, чтобы сообщить мне, что не будет рассказывать про тот случай своим родным и все. Он мог бы просто не рассказывать и не сообщать мне об этом. А, может, он хотел что-то еще? Может он хотел меня увидеть, и просто нашел повод». Я снова изменила своим принципам и позволила впустить в свою душу надежду. А надежда, как известно, может жить долго и распалять самые тайные и сокровенные желания.

С этого времени моя внутренняя жизнь сильно переменилась. Я засыпала с мыслями о нем, я видела сны с ним, я просыпалась с его именем в голове. Я раз за разом вспоминала этот взгляд, пыталась узнать, что он думал в этот момент. Я наделила Ваню всеми достоинствами мира, каким только может обладать идеальный мужчина. Я мечтала красиво и романтично. В моем уме рождались невообразимые мелодрамы, где я и Ваня – главные герои, любящие сердца, стремящиеся друг к другу, и, пройдя, разные испытания, в конце всегда остаются вместе.

В школе я тоже старалась встретиться с ним, узнать его класс. К сожалению, большая часть моих уроков проходила на третьем этаже. А Ваня старшеклассник, он учился на четвертом этаже, с другой стороны коридора. Туда мы ходили только на уроки физики и химии. Я стала ждать эти урока, как никогда с нетерпением и трепетанием сердца. Иногда мне удавалось увидеть Ваню украдкой. На перемене в коридоре он стоял с другими мальчишками со своего класса. Они о чем-то громко смеялись и с увлечением обсуждали. Когда я и мои одноклассники проходили мимо, они не обращали на нас никакого внимания. Наверное, потому что для них мы были малолетками.

Как-то Лиля снова пригласила меня в гости, и я без промедления примчалась. Она была дома одна.

Я поздоровалась и села на диван в гостиной. Лиля сидела напротив в кресле перед столом. Откуда-то из-под стола она достала шкатулку и стала вытаскивать из нее и раскладывать передо мной какие-то бусинки, нитки. Она выкладывала их на стол и ловко пальцами подгоняла друг другу, не давая им соскользнуть и укатиться по сторонам. Усмирив беглянок, Лиля достала какой-то поясок, сотканный из разноцветных бусин, и протянула мне.

– Катя, это я сделала для тебя. Как тебе?

– Очень красиво, – сказала я и, молча, стала разглядывать подарок. Я сначала не поняла что это. Но Лиля тут же прояснила случившееся.

– Я увлекаюсь бисероплетением и с удовольствием делаю разные подделки для своих друзей. У Лены есть заколка, у Вани булавка на галстук, тете Люде я сделал брошь, а тебе вот браслет на руку. Скажи, как раз он тебе, не велик? – Лиля говорила с каким-то удовольствием и радостной улыбкой, будто делала что-то очень важное дело, доставляющее ей истинное наслаждение.

Я лучше пригляделась и увидела маленькую застежку на одном конце бисерного пояска, а на другом петельку, за которую эту застежку можно было зацепить. Я обернула руку браслетом и легко застегнула застежку. Браслет казался очень аккуратным и симпатичным. Во всем чувствовалась кропотливая и профессиональная работа. Не было видно ни единой ниточки или узелка, рядочки ровные, а бусинки одинаковые и по форме и по размеру. Правда, цвета он был необычного, потому что сделан из разноцветных бусин. На моей руке сидел хорошо, будто по моим меркам сделан.

– Как ты смогла? – начала было я высказывать свое восхищение вслух, но тут же оборвалась на полуслове, потому что не хотела лишней раз говорить о ее слепоте.

– Я один раз тебя за руку взяла, когда ты к нам в гости приходила, и охват руки запомнила, – поспешила объяснить Лиля.

– Слушай, как здорово. Мне очень нравится, спасибо, Лиля, – говорила я, разглядывая свое первое в жизни украшение. Хоть я и не любила всякие бирюльки, но это было что-то другое, эксклюзивное и сделанное с душой, специально для меня. Такое не могло оставить равнодушным даже меня. В этот же момент я подумал, что возможности человека безграничны, потому как даже слепая девушка могла делать такие восхитительные вещи.

Я смотрела на Лилин подарок и никак не могла оторваться. Лиля, почувствовав мой интерес, предложила попробовать что-нибудь сплести самой. Я с удовольствием согласилась. Сегодня я не хотела изливать ей свою душу, у меня все было хорошо, я летала, и если и хотела бы чем поделиться, так это свое радостью. Но пока про свою тайную любовь я молчала, и даже Лиле не могла открыть ее. Не знаю почему, но я была не готова.

Я с интересом наблюдала за тем, как Лиля ловко насаживала бусинки на тоненькую иголочку, в которую была заранее вставлена тонюсенькая шелковая ниточка. На вид ниточка почти невидимая, но настолько крепкая, что руками разорвать ее не получалось. Я поняла это, когда сама взялась за дело и для начала решила оторвать нитку. Вооружившись иголочкой и ниточкой, я начала повторять за Лилей. Хоть я старалась, как могла, но в результате получила какой-то кривой перекосившийся цветочек. В отличие от моего цветок Лили был тверд и невозмутим. Так незаметно пролетел почти час. Я хоть и погрузилась с головой в творчество, но в душе ждала его.

– А где все твои? – спросила я как бы невзначай.

– Тетя Люда с Леной в магазине. А Ванька еще со школы не пришел. Он выпускник, может, опять дополнительные уроки. Их же к экзаменам готовят, – сказала Лиля.

Тут мы услышали звук открывающегося замка входной двери. Через минуту из коридора донеслось:

– Лиля, это я.

– Привет, Ваня. Ты еще был за дверью, я уже поняла, что это ты. Надухарился, как на свидание, – сказала Лиля шутливым тоном.

У двери в комнату показалась его фигура, такая долгожданная и в то же время пугающая. Я пребывала в ужасе. Это был не тот ужас, какой обычно бывает при встрече с опасностью, это какой-то другой ужас, рожденный смущением и волнением.

– О, Катя, привет, – сказал Ваня, увидев меня, притаившуюся на диване с бисерным цветочком в руках.

– Привет, – тихо сказала я и чуть не уронила цветочек. Мои ладошки вспотели, тело бросило в жар, еще немного и щеки запылают багровым заревом.

– Что делаете? – спросил Ваня, приближаясь к нам. Я сидела как камень, не могла пошевелиться. Совсем недавно, я жаждала его увидеть, с нетерпением ждала его, а теперь сижу как истукан и жду когда он уйдет, и не заметит моего идиотского выражения лица, обнажающего все мои чувства.

– Мы с бисером работаем. Вот открываю Кате секреты мастерства, – продолжала Лиля.

– А, молодцы. Красиво, – вдруг как-то обрывисто начал говорить Ваня, рассматривая рассыпанные на столе бусинки, ниточки.

– Катя уже цветочек сделала. Покажи, Катя, – вдруг неожиданно попросила Лиля. Я как безмолвный робот, без промедления протянула цветочек Ване, и тут же заметила, что не владею руками, они дрожали, как листочки на ветру. Тогда я быстро положила цветок на стол и убрала руки. Ваня взял его и начал разглядывать.

– Для первого раза неплохо, – сказал он с важным видом.

– Когда меня Лиля пыталась научить, у меня вместо цветочка какая-то ветка получилась. А у тебя хорошо. Явно прослеживается талант.

– Спасибо, – промолвила я и тут же замолкла. Я уже не слышала, о чем Лиля и Ваня говорили, к этому моменту мое лицо уже стало багровым, и я сгорала в прямом и переносном смысле от стыда.

Ваня ушел, я немного успокоилась. Руки перестали дрожать, лицо охладилось. Он был где-то рядом и периодически заглядывал к нам. Это меня вполне устраивало. Видимо, к тому, чтобы он был в зоне моего личного пространства, я была еще не готова.

Что-то быстро перекусив, и переодевшись, Ваня снова собирался уходить. На вопрос Лили, куда он навострился, Ваня ответил уклончиво и неопределенно. Теперь и я почувствовала приятный аромат туалетной воды, которым только что оросил себя Ваня. Это был приятный запах с нотками экзотических фруктов и хвойным смолянистым оттенком.

После его ухода я поспешила домой, ссылаясь на маму, которая должна скоро придет с работы и будет волноваться, когда обнаружит мое присутствие. А когда увидит, что я оставила телефон, то, конечно же, наведет панику, как это свойственно делать всем родителям.

Я вернулась домой счастливая, будто в лотерею джек-пот выиграла. Я вспоминала снова и снова, как Ваня поздоровался со мной и сделал это как-то по-особенному, ласково и заигрывающе. «Определенно, я ему не безразлична», – заключила я.

Весь вечер я летала от счастья, а ночью погрузилась в фантазии, где были только он и я. Почему-то теперь я была уверена, что моим мечтам все-таки суждено было сбыться.

На следующий день в школе, я шла по коридору на третьем этаже и увидела его. Он стоял возле дверей класса и будто чего-то ждал. «Что он здесь делает, ради чего снизошел со своего этажа?» – промелькнул вопрос. Сердце затряслось внутри, ноги ослабели. В голове надежда выразила мысль: «А вдруг меня?»

Я притаилась, мне нужно было время, чтобы собраться с духом. Сердце затрепетало, в душе что-то поднялось, надежда расправила крылья. Вот он день настал, день сбывшейся мечты, ненапрасной надежды. Наконец-то я дождалась его, и ради этого дня все можно было перетерпеть. Окрыленная мечтами, глубоко вздохнув полной грудью, я сделала шаг вперед, чтобы пройти как можно ближе к нему, чтобы он заметил и сделал то, ради чего пришел, сделал меня самой счастливой, превратил мою жизнь в бесконечную радость, загладил все мои страдания и защитил меня от тревог.

Только я стала приближаться, как из дверей класса вышла Дашка и с радостным выражением лица и восторженным визгом бросилась в объятия Вани. Ваня подхватил ее за талию и крепко прижал к себе. Они поцеловались, и стали о чем-то мило шептаться, оставаясь в объятиях друг друга. Они были так увлечены друг другом, что если бы в школе начался пожар, то они так и сгорели бы в обнимку на этом самом месте. Но, к сожалению, пожара не было, а была катастрофа, и та только лишь в моей душе.

Все, что только что летало внутри меня, вдруг рухнуло вниз. В этот момент меня будто контузило, все вокруг замерло, куда-то исчез коридорный галдеж, не было стен, пола и потолка, остановилось время. Через мгновение я очнулась и прошмыгнула в класс, который был совсем рядом с кабинетом, около которого стояли Ванька и Дашка. Не помню, как я села за парту и достала тетрадь, как потом просидела еще три урока. Все было как во сне, в тумане. Я просто делала привычные действия, и не о чем не думала. Не было никаких эмоций, никаких желаний убежать, или хотя бы поплакать. Я будто не верила своим глазам, мне казалось, что я в каком-то странном сне и скоро проснусь и будет все как прежде.