Текст книги "Сибирочка"

Глава XII. Зависть и злоба. – Враги Андрюши и Сибирочки

Было ясное весеннее утро. Стоял чудесный май. Все артисты труппы театра «Развлечение» сидели за завтраком. Герта, как настоящая хозяйка, оделяла всех кушаньями. Элла, сидя подле своей любимой госпожи, не сводила с нее глаз. Рядом с Эллой приютилась Сибирочка, а рядом с Сибирочкой сидел Андрюша. Дети весело болтали на странном смешном языке, который вряд ли был понятен им самим. Это делалось для Эллы, которую лишь восемь месяцев тому назад привезли из Африки, и потому она могла говорить только на своем родном языке.

Они весело вспоминали вчерашнее представление, когда белокурая девочка из ложи бросила Сибирочке коробку конфет.

– Я не раз встречала эту девочку на улице, – проговорила Герта, – она, должно быть, очень богатая и знатная барышня. На ней всегда такие замечательные наряды, и ездит она в экипаже, запряженном парой прекрасных рысаков.

– О! – подняла палец кверху Элла, догадавшись, о чем шла речь, и стала делать уморительные гримасы, желая изобразить свой восторг перед маленькой русской госпожой.

– А все-таки ты, милочка, лучше нее! – с нежностью улыбнулась Сибирочке Герта. – Если б ты знала, как ты выглядела в клетке со львами! Такая смелая, такая задорная! Признаться, у меня сердце ёкнуло, когда я увидела твою голову в пасти Цезаря.

– Да, маленький мисс у нас совсем молодец. О, она перещеголяет Никса! – вмешался в разговор мистер Билль, завтракавший за отдельным столом вместе с директором, его теткой, господином Ивановым, отцом акробатов, и клоуном Дюруа.

Мистер Билль редко хвалил кого-нибудь, и поэтому все очень удивились.

– Молодец, мисс Сибирушка! – продолжал он, глядя на порозовевшую от смущения девочку. – Молодец! Куда нашему Никсу! О, я придумайт один весьма хороший игра… представление… Публикум будет в восторге. И Андре будет читать. Андре тоже! Дюруа похваляйт. О, это будет чудесный штук, – то, что я придумал.

Мистер Билль был, очевидно, в самом лучшем расположении духа. Успех Сибирочки преобразил его. Оловянные глаза англичанина блестели, на желтом костистом лице играл румянец.

– О, – произнес он снова через минуту, – вышел мисс Сибирушка первый раз и большущий коробка конфет уже получайл. Этого не бивал никогда. Никс не помогал нишево! Надо беречь мисс Сибирушка и выпускать на публика пореже, как можно пореже. Пускай на зверь выходит кто похуже, пускай выходит Никс.

И мистер Билль заговорил с директором Шольцем, продолжая восхищаться девочкой.

– Поздравляю, поздравляю, Сибирочка! Видишь, как дорожит тобой мистер Билль, – зашептали Герта и Андрюша на ушко счастливой девочке, в то время как силачка Элла, не говоря ни слова, сцапала ее в свои железные объятия и, нежно прижимая к груди, расцеловала.

– Как ты чувствуешь себя сегодня? Каково тебе? Небось, не пришлись по сердцу эти похвалы?

Эти слова Иванова-старшего точно молотом ударили Никса. Он сидел за завтраком сам не свой, то бледнея, то краснея от зависти и жалости к себе. Похвалы Сибирочке терзали его завистливую душу. Никс был взбешен: ее шумный успех, похвалы мистера Билля, восторги Эллы, Герты и Андрюши – все выводило его из себя. Но больше всего он был зол на себя за то, что сам привел «негодную девчонку» (теперь Никс не называл ее иначе!) к мистеру Биллю и сам дал ей возможность показать себя.

Слова мистера Билля о том, что ему, Никсу, далеко до Сибирочки, что он не так хорош, смел и ловок, как она, доводили его до неистовства. А тут еще Денис Иванов, угадав, что происходило в сердце Никса, подливал масла в огонь.

– И тебе не стыдно уступать свой успех какой-то глупой девчонке? – шептал он на ухо Никсу. – Ты такой молодчинище, и вдруг…

– Ну, какой он молодчинище – зареветь готов! – подзуживал с другой стороны Никса второй брат, Глеб.

– Понятно «зареветь»! Фи, стыд какой! А еще мужчина! – хохотал третий, Петр. – Да я бы на твоем месте не ревел, а проучил бы их всех хорошенько, и девчонку эту, и мальчишку, Андрейку негодного. Тоже, поди, нос задрал, загордился своей пляской, – продолжал он тише. – Пока его не было, я плясал и русскую, и все. Меня публика чуть не на руках носила, а тут на вот, как снег на голову свалились… О, будь я на твоем месте, я бы вздул их обоих так, что любо-дорого!..

– Не стану я рук марать о девчонку! – презрительно оттопыривая губу, произнес Никс.

– Ну, так Андрейку отколоти как следует – девчонке это еще больнее будет, чем ее обидеть. Он к тому же и зазнался не в меру! А мы поможем тебе! – предложил снова Глеб.

– Поможете?

– Конечно. Только ты брату Вадимке не говори. Он с Андрейкой дружен… Сейчас ему насплетничает о нашем решении. А уж руки у меня на этого Андрейку давно чешутся! Еще бы! Вчера еще Шольц говорит отцу: «Вот, – говорит, – если б кто-нибудь из ваших сыновей мог выучить акробатическим штукам Андре, он бы всех за пояс заткнул. На диво ловкий мальчик!» Вот мы и покажем этому ловкому… Проучим его хорошенько. Ведь точно принц какой: нос задирает, не разговаривает даже с нами. Вот гусь!

– Сначала его проучим, а потом придумаем, как бы Сибирку эту с места сдвинуть, – нашептывал на ухо Никсу Денис Иванов.

Никс угрюмо мотнул головой.

В его душе не было сейчас места ни одному светлому чувству, а зрело у него одно решение, которое он ни за что бы не высказал своим новым друзьям.

Глава XIII. Письмо. – Сюрприз. – Затея Никса

«Милая маленькая девочка! Я не знаю твоего имени и потому просто называю тебя милой маленькой девочкой. Пожалуйста, не сердись на меня за это. Тебя называют Сибирочкой. Почему? Должно быть, ты родилась и выросла в Сибири… Так сказал мне мой папа-князь. Я тоже была в Сибири, но очень давно и не помню, когда это даже было… Тогда я была совсем маленькой. Теперь я большая. Мне уже девять лет. А тебе сколько? Какая ты храбрая! Когда я увидела твою голову в пасти этого ужасного льва, я чуть не закричала от испуга. Я думала, что он тебя съест. Мадемуазель Софи, моя гувернантка, сделала мне выговор за то, что я бросила тебе конфеты, а не послала их с лакеем. Она говорит, что это неприлично, потому что я княжна, и княжне надо уметь себя вести. А ты не княжна, маленькая девочка? Это и хорошо, и худо. Хорошо, потому что ты можешь кричать сколько хочешь, и никто тебя не останавливает каждую минуту, можешь громко разговаривать, смеяться… А худо потому, что у тебя нет таких нарядных платьиц, шляп, игрушек, книжек с картинками, как у меня, и ты должна входить в клетку к этим ужасным львам, потому что иначе тебе нечего будет есть! Мне очень жаль тебя… Когда ты снова будешь давать представление, мой папа-князь повезет меня в театр. Ну, вот видишь, как много я тебе написала! Мадемуазель Софи говорит, что я худо написала и испортила двумя кляксами письмо. Но это ничего. Тебе приятно будет получить это письмо и с кляксами, тем более что вместе с кляксами ты найдешь в нем маленькое колечко с рубином, которое я тебе дарю. Когда я буду в театре, я приду к тебе с папой за кулисы. Ведь пустят? Должны пустить. Мой папа – князь, очень богатый и важный барин. У него столько денег, что, если их свалить в кучу, получится гора.

Прощай, Сибирочка! Скоро я тебя увижу.

Княжна Аля Гордова»

Это письмо несколько раз прочла Герта, его читала и сама Сибирочка, читал и Андрюша. На пальчике Сибирочки уже красовалось приложенное к письму колечко с рубином, похожим на алую капельку крови. И письмо, и колечко рано утром доставил высокий лакей, одетый как барин. Лакей пришел с парадного крыльца и спросил, можно ли ему видеть «барышню Сибирочку». Смущенная девочка вышла к нему, и тот вручил ей письмо с колечком.

– Вот видишь, – весело говорила Герта Сибирочке, – вот видишь, у тебя нашлись покровители и друзья. Я очень за тебя рада!

Счастливы были за Сибирочку и Андрюша, и Элла. Негритянка прыгала и хлопала в ладоши, пальцем показывая на колечко. Сибирочка написала ответ, в котором поблагодарила свою новую подругу, и вручила письмо лакею.

Потом она вместе с Андрюшей и Гертой поехала на репетицию в театр, где их уже ждали остальные члены труппы.

Мистер Билль и господин Шольц придумали неделю тому назад совершенно новое и чрезвычайно интересное представление, какого еще не приходилось видеть посетителям театра «Развлечение».

Они решили представить на сцене то, что было почти две тысячи лет тому назад. Это была небольшая пьеса из времен гонения римлян на христиан, сочиненная самим мистером Биллем. Вот ее содержание.

Девочка-христианка по имени Вероника живет в Риме, где правит император Нерон. Он запрещает христианам веровать в Христа, мучает и пытает всех, кто не хочет поклоняться идолам, которым поклоняется сам император и его приближенные.

Веронику, которую должна была изображать Сибирочка, схватывают слуги Нерона и приводят ее по приказанию императора в клетку со львами, которые должны растерзать девочку-христианку.

Львы готовы броситься на нее, но девочка надевает на шею одного из них лавровый венок, брошенный ей в клетку Нероном в насмешку над ней, и лев тут же преклоняет колена перед девочкой Вероникой. Его примеру следует другой лев, и Вероника невредимой выходит из клетки, получает прощение императора, а его приближенные принимают Христову веру.

Эту небольшую пьесу усердно разучивали Никс, Андрюша, Герта и Сибирочка. С утра до вечера они теперь были в театре-цирке и репетировали.

В то утро, когда лакей князя Гордова принес письмо и подарок Сибирочке, репетиция немного запоздала, так как мистер Билль пошел осматривать с врачом ногу Юноны, которую та подвернула во время последнего представления.

Господин Шольц был занят у себя в кабинете. Старик Дюруа занимался со своим внуком, которого по малолетству учил отдельно.

Никс и три старших брата Ивановы были уже на арене, когда Герта, Элла, Сибирочка и Андрюша появились там.

– Что это у тебя на пальце? Где ты это стащила? – накинулся Никс на Сибирочку, заметив на ее тоненьком мизинце колечко с рубином.

Девочка вспыхнула от обиды, а Герта рассердилась на Никса за его нелепые обвинения. Элла, заслышав вызывающий тон Никса, грозно сдвинула сросшиеся брови.

Андрюша был бледен, как воротничок его рубашки.

– Как ты смеешь обижать девочку! – сдержанно произнес он, не повышая голоса, но глаза его уже загорелись гневными искрами.

– Ах, скажите пожалуйста, какие нежности! Не забудь, что я должен знать все, что касается вас. Я вас поставил на место и за вас отвечаю. Девчонка стянула где-то кольцо, и я не должен был этого заметить… – начал было с хохотом Никс, но не докончил.

В два прыжка Андрюша очутился около него. Его тонкие, но сильные пальцы, как клещи, впились в плечо Никса. Его гневное лицо приблизилось к лицу противника.

– Слушай, ты, – произнес он голосом, от которого Никс невольно вздрогнул, – если ты посмеешь когда-нибудь еще дурно обращаться с ней, – он взглянул на Сибирочку, – то я… то я разделаюсь с тобой сам! Слышишь ты меня?!

И Андрюша оттолкнул от себя не ожидавшего ничего подобного Никса, так что тот растянулся на песке во весь рост под звонкий смех детей.

Глава XIV. Таинственная каморка. – «Черный дух»

Под летним театром находился длинный подвал. Он был устроен для хранения декораций, театральных костюмов и иного имущества театра и цирка. Подвал состоял из длиннейших переходов, образовавшихся между сложенными здесь ящиками и кулисами, и заканчивался небольшой каморкой, куда никто не заходил даже днем, потому что там было темно, как в могиле, и слышалась какая-то неприятная возня. Разумеется, там возились крысы, но у детей бытовало убеждение, что внизу, в подвале, живет Черный дух – хозяин подземелья, который дни и ночи проводит в каморке. Если бы кто-нибудь заглянул сюда в перерыве между репетициями, то понял бы, какой там хозяйничал дух! Вернее, духов было четверо.

Когда заканчивалось первое отделение занятий на сцене и наступал час отдыха, три старших брата Ивановы и Никс незаметно ускользали и пробирались сюда.

Они зажигали огарок свечи и вынимали из карманов всевозможное угощение. Тут были и сласти, и фрукты, и закуски, даже вино. Употребление вина строго воспрещалось в «Большом доме» у господина Шольца. Но старший из братьев Ивановых сумел стащить из погреба хозяина бутылку вина, которое держали исключительно для гостей, и распивал его теперь с братьями и Никсом, уже приученным к этому дурному делу. Если запастись лакомствами и вином таким образом не удавалось, Никс покупал угощение на свои деньги, которые выклянчивал у матери, не чаявшей в нем души.

Они пировали здесь днем, пировали и во время представлений, в перерывах между выходами на сцену.

Братья Ивановы были испорченные молодые люди, но Никсу они казались самыми лучшими друзьями, и он во всем старался подражать им. Если Денис, Глеб и Петр Ивановы курили – курил и Никс, хотя курение не доставляло ему никакого удовольствия. Пили братья вино – пил и Никс, хотя от вина его тошнило и нестерпимо болела голова. Но Никс не хотел отстать от старших товарищей: он во что бы то ни стало желал казаться им взрослым человеком. Это было гадко, глупо и смешно, но всякий раз, когда братья удалялись в крохотную комнатку подполья, он присоединялся к ним, и они пировали, не боясь быть застигнутыми начальством или стариком Ивановым, который, разумеется, сильно рассердился бы на сыновей.

– А ведь я придумал славную штучку! – воскликнул Никс, выпивший большую рюмку вина, отчего у него закружилась голова.

– Что ты еще придумал? – братьям-акробатам стало интересно послушать своего юного друга.

Они с Никсом сидели вечером в каморке подземелья прямо на полу, поджав под себя ноги по-турецки.

Перед ними стоял ящик, уставленный старыми тарелками с отбитыми краями, наполненными лакомствами, и едва початая бутылка вина. И вино, и сласти на этот раз были унесены из кладовой директора, пока Герта, выдававшая повару провизию, утром отлучилась на кухню, оставив дверь открытой.

– Что ж ты придумал?

– А вот что: вам известно, друзья мои, что в пьесе «Христианка и львы» я играю Нерона. Я сижу на троне и бросаю венок в насмешку над приговоренной к смерти Вероникой. Она надевает его на шею Юноны. Так вот: в венок я спрячу две иголки и… и… воображаю, как захочет слушаться негодную Сибирку львица, когда в нее вонзятся острые иглы! Ха-ха-ха-ха! Разумеется, покорности от нее тогда не жди! И вместо того чтобы улечься к ногам девчонки, она запрыгает по клетке!.. Ха-ха-ха-ха! Вот будет потеха! И уж мистер Билль непременно отругает Сибирку за это… И перед публикой она осрамится, и нагоняй получит, и никто уже не станет хвалить ее и подносить ей подарки! Ха-ха-ха-ха!

– А вдруг львица рассвирепеет и кинется на Сибирочку? – встревожился один из братьев.

– Ну, вот еще! Так вот тебе и кинется сразу! У меня будет револьвер наготове, и я выстрелю чуть что, да и мистер Билль не допустит: он всегда находится рядом, поблизости от клетки. И потом, стоит только чуть-чуть ранить львицу, чтобы она забыла все и, бросив намеченную жертву, кинулась разыскивать обидчика…

– Ну, в таком случае все пройдет отлично, – одобрил Никса Денис Иванов, – все увидят, что девчонка испортила пьесу, не умея внушить покорность львам. И публика уже не будет на ее стороне, и опять ты, Никс, станешь ее любимцем.

– О, мне это безразлично! – с делано небрежным видом произнес Никс. – Я скоро ухожу от Билля, и он один с Сибирочкой поедет в Америку подыскивать и приручать новых молодых львов.

– Он возьмет и Андрея! – старший Иванов с лукавой усмешкой обратился к Никсу: – А ты, Никс, видно, забыл, как тебя оскорбил Андрей, и простил ему все, как божья коровка!

Никс вспыхнул до корней волос.

– Я?.. Я?.. Я простил? – залепетал он смущенно.

– Ты… ты… – передразнил его Денис. – Что ты дашь мне, если мне удастся заманить сюда Андрея?

– Как что? – так и всколыхнулись оба его брата и Никс.

– Ну, да! – продолжал с усмешкой Денис. – Я поспорил сегодня утром с Андреем. Я сказал ему, что, вероятно, он боится, как и все здешние ребята, Черного духа, который бродит в подполье. Он ответил, что не боится ничего. Тогда я ему сказал: докажи и приди в подвал сегодня вечером в перерыве между представлениями. И он обещал прийти. Сейчас он явится сюда… Нам остается только проучить его как следует и навсегда отвадить от глупой привычки важничать перед нами.

– О, какой вы умный, Деня! Как вы славно придумали это! – вскричал Никс. – Я сделаю вам за это все, чего бы вы ни пожелали! Но, чу!.. Вы слышите шаги? Это он!.. – внезапно прервал Никс свою речь.

Действительно, в подполье кто-то шел по направлению к каморке. Все три брата и Никс насторожились… Вот ближе… ближе шаги… еще ближе… Теперь они уже у самых дверей каморки.

– Сейчас он войдет! Слушайся, братцы, меня! – скомандовал шепотом Денис. – Я первый подскочу к нему и схвачу его за руки, чтобы он не мог защищаться. Вы же хорошенько прибейте его, не жалея кулаков. Потом мы свяжем его и оставим здесь, а сами пойдем к господину Шольцу и приведем его сюда. Он увидит связанного Андрея, недопитую бутылку и закуски из своего погреба и… и… решит, что облагодетельствованный им мальчик бездельник и вор. А мы все четверо подтвердим это…

– Прекрасно, прекрасно! – обрадовались заговорщики. – Теперь-то мы доберемся до него! – и, потирая руки, они ждали появления Андрюши.

* * *

Еще ближе послышались шаги. Теперь уже совсем-совсем близко… Кто-то тронул дверь… Скобка звякнула, и…

Высокое, в черном плаще, существо, со страшным бледным лицом, появилось на пороге каморки. На голове, покрытой черным капюшоном, торчали рога. Из-под плаща змеился длинный хвост. Стекловидные глаза слабо мерцали при тусклом свете огарка.

– Ага! Попались! Будете хозяйничать в моем царстве! Вот я вас за это! – гробовым голосом начал неизвестный посетитель и, отделившись от двери, огромными шагами двинулся вперед.

– Ай-ай-ай, Черный дух! – взвизгнул не своим голосом Никс; продолжая неистово визжать, он закрыл лицо руками и вне себя повалился на пол.

Два младших Иванова присели тут же, подле него, шепча молитвы.

– Чур меня! Чур меня! Чур меня! Чур! Чур! Чур! – закричал, дико вытаращив глаза, старший Иванов и забился в самый угол каморки.

– Ха-ха-ха-ха! Ну и трусы же вы, братцы! Сами Черным духом пугали меня, и сами же первые его испугались! – раздался звонкий смех из-под капюшона, и вмиг полетела на пол страшная маска с высокой палки, на которую она была надета, упала черная мантия, отскочили рожки с хвостом – и смеющееся лицо Андрюши внезапно появилось перед насмерть перепуганными друзьями. – Ха-ха-ха-ха! Это я… Я же, глядите, трусы! – весело кричал он. – Я шел к вам да по дороге увидел в каком-то раскрытом сундуке в подполье старый костюм с рожками и хвостом и эту маску и напялил все это на себя. Дай, думаю, припугну их в шутку… А выходит, что вы – трусы, поскольку в самом деле испугались, – и он снова весело рассмеялся.

Юноши во все глаза смотрели на него, еще не понимая, что произошло. Наконец Денис Иванов тихонько вышел из своего угла. Никс, все еще продолжавший тихо подвизгивать, точно испуганная комнатная собачка, тоже нерешительно приподнялся с земли. Так же нерешительно встали на ноги и другие два брата, Глеб и Петр.

– Так это ты, а не Черный дух! – воскликнул Денис.

– Ха-ха-ха-ха! Ну, разумеется, я! – веселился Андрюша.

– Это он! – словно эхо проронили Никс и два младших Иванова в один голос.

– Это он! – подтвердил их брат Денис, и его лицо в эту минуту выглядело особенно глупо.

– Но как же ты смеешь смеяться над нами?! – неожиданно разгневался он, сердито глядя на смеющегося Андрюшу.

– Да, как ты смеешь?.. Мы проучим тебя за это! – послышались угрожающие голоса его братьев.

– Да, да, проучим, проучим! – подтвердил внезапно обретший прежнюю храбрость Никс.

– Вот я тебя за это! – старший Иванов кинулся на мальчика с кулаками, прежде чем тот успел что-то сообразить.

Тут на него накинулись и другие братья, и Никс. Но случилось нечто неожиданное! Андрюша отскочил на середину каморки и затушил свечу. Полная тьма воцарилась вокруг, слышалась только какая-то отчаянная возня и, наконец, раздался звенящий слезами голос Никса:

– Вы с ума сошли, Денис! Мне больно! Вы дергаете меня за волосы… Ой-ой-ой-ой!

– Да разве это ты, Никс? – послышался изумленный голос старшего Иванова.

– Я! Да я это! Оставьте же мои волосы, говорю я вам!

– Вот странно! А я-то думал, что это Андрюшка.

– Андрюшка, должен быть, в противоположном углу, – откликнулся Глеб.

– Держи его, братцы! – неистово закричал Петр и метнулся по подполью в полной темноте, сшибая со стола тарелки.

– Ай-ай-ай! Это не Андрюшка, а я! Я же Денис! Как ты смеешь меня бить! Я пожалуюсь отцу и господину Шольцу! – неистово вопил Денис на все подполье.

– Ах, это ты! Прости, пожалуйста, и не хнычь! Я думал, это Андрей. Да где же он, наконец?

Братья Ивановы и Никс носились в потемках, шлепками и тумаками награждая друг друга, причем они тут же узнавали свои промахи и неистово бранили Андрюшу, который давно поднялся наверх и, весело смеясь, рассказывал о происшествии своим друзьям. Только перед самым началом второго отделения спектакля четыре истерзанные, в разорванных платьях, с синяками и шишками, растрепанные фигуры вылезли из подполья.

Господин Иванов сделал строгое внушение своим сыновьям, мистер Билль – Никсу, а господин Шольц пригрозил исключить всех четверых из труппы, если что-либо подобное повторится. Господин Шольц еще не знал всего, что случилось, и бранил юношей только за драку и шум, доносившийся к ним все время из подполья. Андрюша же был далек от намерения поведать всю правду, поскольку не хотел причинить никому зла.