Текст книги "Большая душа"

Глава X

Маленькая, подвижная и еще очень молоденькая, недавняя курсистка педагогических курсов, Ольга Федоровна Репнина стремительно вошла, вернее, вбежала в класс с небольшим изящным портфелем под мышкой.

– Здравствуйте, дети! – в ответ на приветствие воспитанниц ласково кивнула головой математичка. – А у нас сегодня, кажется, письменная работа? Вы об этом хотите мне сказать, не правда ли, Марина? – обратилась она к девочке, с рассеянным видом остановившейся в двух шагах от нее.

Близорукие глаза Мары были устремлены сейчас в окошко, за которым плакал обвеянный осенними ветрами дождливый октябрьский день. И мысли Мары были далеко, в ее воображении рисовались иные – яркие, красивые картины…

Белые дома родного Тобольска… Быстрые студеные воды Иртыша… Убегающие вдаль родные горы… Ни когда, ни когда, кажется, не привыкнет она, Мара, к скучному, дождливому Петербургу! Здесь нет ни ласковых холмов, ни любимого Иртыша с его пароходами, барками и лодочками, ни жестокой, ледяной, но прекрасной зимы. Здесь, правда, есть другая река, красавица Нева… Но разве она ей родная? И приволья здесь нет такого, как дома. Да, ей грустно, грустно до слез! Ведь вот уже четыре года, как ей, Маре, со старушкой бабушкой, подругой бабуси, пришлось переселиться сюда, в чужой, душный, густозаселенный Петербург…

– Мара, да что с вами такое? Вы, кажется, грезите с раскрытыми глазами? Проснитесь, дитя мое! Возьмите-ка лучше эти листки для письменной работы и раздайте их воспитанницам, – сказала Ольга Федоровна.

Покраснев до ушей, Марина исполнила приказание учительницы. Уже не в первый раз ей приходится получать подобные замечания. Ее рассеянность даже вошла в поговорку: «Рассеянна, как Марина Райская».

– Все готовы? – осведомилась Ольга Федоровна, обежав глазами свою маленькую аудиторию, и тут же ей хором ответили все десять воспитанниц:

– Готовы, Ольга Федоровна!

– Отлично. Итак, я начинаю диктовать задачу. Слушайте внимательно и записывайте…

– А задачка-то совсем не трудная, – шепнула Соня, оборачиваясь со своей первой парты назад, к Досе, сидевшей рядом с Асей Зариной на второй скамейке.

– Пожалуй, что и не трудная, – согласилась Дося, – только, между нами говоря, не очень-то я люблю эти задачи с бассейнами, в которые вода то вливается, то выливается. И чего вливать да выливать без толку, только мучить нас, бедняжек, право!

– Но ведь ты понимаешь задачу? – спросила Ася, всегда тревожившаяся за Досины классные работы гораздо больше, чем за свои.

– Знаю… Ведь летом же ты сама истерзала меня этими бассейнами до полусмерти!

– Ну и решай себе…

– Вы все еще собираетесь, а у меня уже скоро и делу конец, – так же тихо, сквозь зубы, сообщила подругам Соня-Наоборот, откинувшись на спинку парты.

– Чего уж там, ты ведь у нас профессор математики, что и говорить, – шепнула ей в ответ Дося. – И Ольге Федоровне не уступишь…

– Дети, тише! Кто там болтает? Делайте свое дело – и без разговоров, пожалуйста! – повысила голос Репнина. – Зина Баранович, что это с вами? Кажется, дело у вас не клеится? Не понимаете задачу? – обратилась учительница к сидевшей на последней парте, рядом с Милей Шталь, Зине.

Вспыхнув от этого замечания, не в меру самолюбивая девочка ответила, надувая губы:

– Нет, у меня все идет как следует!

– Ну, стало быть, я ошиблась. Тем лучше.

Нет, она не ошиблась, эта все видевшая своими зоркими молодыми глазами Ольга Федоровна. Дела Зины Баранович действительно совсем не клеились. Решение задачи оказалось ей не под силу. Девочка волновалась, злилась, выходила из себя. Она уже в который раз перечеркивала целые действия и начинала их заново. Не выдержав, Зина в панике прошептала своей соседке Миле:

– Да помоги же ты мне, Шталь… Неужели же не можешь? Хороша подруга, нечего сказать!

Увы! На этот раз даже при всем своем желании Миля Шталь не могла помочь подруге – как назло, у нее самой, весьма способной ученицы по классу математики, нынче ничего не выходило с решением задачи.

– Зиночка, прелесть моя!.. Погоди немножко, мой ангел. Дай мне самой сперва справиться, и потом я тебе помогу, – молящим шепотом уговаривала она Зину.

Но та в ответ только передернула плечами:

– Когда это ты справишься, желала бы я знать? Когда кончится урок? Очень мне тогда нужна будет твоя помощь!

Между тем на первой скамейке дела шли намного лучше. Соня-Наоборот быстрее других девочек решила задачу. Покончив с ней, она схватила карандаш и стала проворно переписывать решение на клочок бумаги, изредка поглядывая на сидевшую у противоположной стены на своем обычном учительском месте Ольгу Федоровну. Учительница была занята просматриванием принесенных с собой письменных работ младшего отделения и, казалось, с головой погрузилась в это дело.

Соня-Наоборот торопливо переписала задачу, скатала под партой бумажку в комочек и с самым невинным видом закинула за спину руку с зажатым в кулаке шариком. Ася и Дося, подняв головы, увидели перед собой на парте крошечный бумажный комок.

– Если сама решила, Дося, перебрось Зине Баранович, – услышала девочка шепот Сони. – Перекинь Зизишке, а то несчастная, я вижу, трудится в поте лица, но, кажется, безрезультатно. Да и Миля тоже как будто от подруженьки нынче недалеко ушла.

Дося проворно схватила бумажку. Ей самой она была не нужна. Задачу девочка уже по чти решила; оставалось только сделать последнее действие и переписать начисто.

Поэтому, не развертывая комочка, она решила тотчас же направить его дальше по назначению, то есть на последнюю скамейку, где действительно в поте лица, выбиваясь из последних сил, трудилась над решением задачи Зина.

– Ради Бога, не попадись… Оставь лучше, еще увидит Ольга Федоровна, – шепотом предупредила подругу Ася.

– Ничего. Не увидит… Она сейчас занята, – так же шепотом ответила Дося и, живо повернувшись назад, взмахнула рукой с бумажным шариком.

– Зизиша, лови! – чуть слышно, сквозь стиснутые зубы, прошептала девочка.

Комочек с решением упал…

Но, увы, упал совсем не туда, куда следовало. Не на парту Баранович и Шталь, а рядом, неподалеку, прямо посреди класса – к полному ужасу Доси и ее соседки.

На беду, погруженная до этой минуты в свое занятие Ольга Федоровна неожиданно подняла голову, обвела глазами отделение, и взгляд ее остановился как раз на белевшей на полу бумажке.

Сразу же поняв назначение этого невинного на вид комочка, учительница поднялась со своего места и неторопливым шагом направилась к нему.

Глава XI

С замирающим сердцем и с залитым румянцем лицом Дося следила за приближением математички к злополучному шарику.

На обычно добродушном лице Ольги Федоровны сейчас застыла насмешливая улыбка. Пять пар девичьих глаз устремили на нее свои взгляды…

Им уже было не до письменной работы, этим девочкам. Все они, как одна, не отрывали глаз от Репниной.

Смысл произошедшего был ясен всем – достаточно было взглянуть на смущенные лица Сони и Доси. Ольга Федоровна подняла бумажку, быстро развернула, проглядела ее содержание и, укоризненно покачивая головой, обратилась к девочкам:

– И не стыдно вам, дети? Ведь это же обман! Самый настоящий обман… Как вы не можете понять, что, обманывая таким образом меня, вашу преподавательницу, вы вредите себе, и никому больше. Ну какая, скажите, будет польза для вас, если вместо того, чтобы решать задачи, вы станете списывать их друг у друга? По крайней мере, сама я не вижу никакой пользы в таких классных работах. Это ваш почерк, Кудрявцева? – неожиданно обратилась она к Соне-Наоборот. – Я его сразу узнала. А вот кого вы пожелали облагодетельствовать таким образом, я положительно не могу угадать. Не скажете ли вы мне это сами? Только говорите правду, Соня!

– Я всегда только правду говорю, Ольга Федоровна! – немного обиженно произнесла Соня, гордо приподняв свою стриженую голову. – А так как в данном случае я правду сказать не могу, потому что не хочу выдавать тех, кто мог бы воспользоваться моей услугой, то… то… Ах, да не все ли равно, в сущности, для кого я старалась? Ну, скажем, что эту задачу я приготовила для желающих воспользоваться моим решением. И все тут!

– Напрасно вы так думаете, Соня. И эта ваша скрытность мне совсем непонятна. Назови вы ту, которой пожелали помочь, вы оказали бы ей огромную услугу, деточка. Разумеется, я бы сама поспешила прийти к ней на помощь и объяснить задачу. Вообще все эти запирательства, все это совершенно неразумно, дети. Ведь не враг же я вам, в самом деле! Ведь если я ищу вашей откровенности, то с самой благой по отношению к вам целью. Итак, будьте же умницей, Соня, скажите, кому вы предназначали ваше решение?

Голос Ольги Федоровны звучал искренне и ласково, ее спокойные серьезные глаза доброжелательно смотрели на девочку.

Но Соня-Наоборот молчала. Только на ее смуглых щеках горели два ярких пятна румянца, да глаза, смотревшие исподлобья, как у пойманного зверька, пылали под взглядом учительницы.

И вдруг Дося, во время этой короткой сцены проклинавшая себя и свою неловкость, стремительно поднялась с места.

– Ольга Федоровна, это для меня… Мне хотела передать решение задачи Соня Кудрявцева, – заявила она, заикаясь от волнения.

Учительница перевела свой взгляд с Сони на нее.

– Вам?.. Но мне казалось…

– Ольга Федоровна, – неожиданно снова зазвенел голосок Сони, – не верьте ей… Она лжет. Лжет на себя, чтобы не выдать другую. Только я не понимаю, почему Дося делает это? Ведь здесь нет никакого преступления! И правда, разве виновата та из нас, у кого не шло на лад решение задачи, что мне взбрело в голову оказать ей помощь? Виновата во всем, конечно, одна я, и только. И если вы думаете пожаловаться мадемуазель Алисе или бабусе, Ольга Федоровна, то, пожалуйста, на меня одну жалуйтесь. А ни Дося, ни Зина Баранович, для которой…

Тут Соня-Наоборот, прикусив язык, замолчала. Она поняла, что проговорилась.

Досадуя на свой длинный язычок, заставивший ее снова попасть впросак, Соня все-таки не пожелала позорно отступать…

– Ну да, мое решение предназначалось для Зины Баранович, – смело и громко подтвердила она, не опуская глаз под взглядом Ольги Федоровны, смотревшей на горячую в своей искренности девочку намного ласковее, чем ей самой, наверное, хотелось, – раз у меня сорвалось ее имя, я запираться не стану ни за что!

Но тут с последней скамьи с обиженным видом неожиданно поднялась сама Зина.

– Но я, кажется, не просила вас беспокоиться на мой счет, Кудрявцева! – колко отпустила она по адресу Сони. – Зачем же вы суетесь, куда вас не просят?

– Совершенно верно, не просила. Я без твоей просьбы это сделала. Дай, думаю, помогу, а то пыжится, бедняжка, краснеет, бледнеет, а решение – ни тпру ни ну, ни с места, – со своим обычным юмором комически развела руками Соня-Наоборот.

– Напрасно! – только и могла процедить сквозь зубы взбешенная Зина.

С трудом скрывая усмешку, Ольга Федоровна подошла к последней парте.

– Вы не поняли задачу, Зина? Так давайте же я вам ее объясню, – предложила она, присаживаясь на край скамейки возле Баранович. – Э, да я вижу, что и у Мили Шталь дело тоже не идет. Что же вы молчали до сих пор, друзья мои? Ведь скоро конец урока.

И как будто уже успевшая забыть инцидент с подкинутым решением, Ольга Федоровна стала объяснять задачу обеим девочкам.

* * *

Урок закончился.

Отобрав у воспитанниц листки с задачей, Ольга Федоровна вышла за дверь, и едва лишь скрылась за порогом классной ее худенькая фигурка, как в старшем отделении поднялись невообразимый шум и гам. Девочки быстро повскакивали с мест и заговорили все сразу, горячо и громко перебивая друг друга.

– Это предательство со стороны Кудрявцевой! Положительное предательство! Безобразие! Мерзость какая! И какое ей дело до меня? Я не просила ее помощи! – во всеуслышание возмущалась Зина Баранович. – А выдавать с головой учительнице – это свинство по меньшей мере!

– Правда, правда! Зиночка права, как всегда. Раз никто не просил Кудрявцеву о помощи, нечего ей было и соваться!

Всегда тихонькая, спокойная, Миля Шталь была неузнаваема в этот миг. Ее обычно бело-розовое личико стало багрово-красным от злости. А маленькие глазки так и сыпали искры негодования.

Две сестрички Павлиновы также поддерживали Милю и Зину.

– Конечно, не следовало Соне называть Зину. Это против «правила товарищества», – пищала старшая, Надя.

– Не ожидала я такого от Сони-Наоборот, – вторила ей младшая, Люба.

– Стойте, девочки! Да помолчите же вы, ради Бога! – неожиданно забасила Маша Попова. – Дайте хоть слово сказать умному человеку!

– Дайте умному Мишеньке сказать словечко, – улыбаясь, повысила голос Ася.

И вот толстенькая, неуклюжая Маша, с широким добродушным веснушчатым лицом и неизменной снисходительной усмешкой, неуклюже взгромоздилась на скамейку и, взмахнув руками, загудела:

– Ей-Богу, бестолковые вы, девочки, да и только! Ну, посмотрите на себя сами, чего вы волнуетесь? Из-за чего спорите и глаза друг другу выцарапать готовы? Соня-Наоборот со свойственным ей великодушием решила спасти Зину – факт, как видите, достойный умиления. А Зизишу нынче, должно быть, осенняя муха укусила. Послушай, Зина, – обратилась она к Баранович, – ведь Соня помогла тебе. Разве не так?

– И совсем не она, а Ольга Федоровна, – сердито отозвалась та.

– Да ведь если бы не произошло всего того, что случилось из-за Сони и Доси, так, пожалуй, Ольга Федоровна отобрала бы у тебя пустой листок и влепила бы тебе за письменную работу «неудовлетворительно». Так ведь?

– Влепила!.. Какое выражение, фи! – поежилась Зина.

– Ну, положим, оно ничуть не хуже твоего «свинства», которое ты только что изволила произнести, – рассмеялась Соня-Наоборот.

Зина вспыхнула, готовая снова не на шутку разозлиться. Но тут на выручку подоспела Ася.

– Девочки, да полно вам ссориться! И чего ты только всполошилась, Зина? Сколько у тебя ложного самолюбия, однако… Ты готова получить неудовлетворительную отметку, лишь бы не признаваться в своем бессилии решить задачу. Смешно это, Зина, ей-Богу! И еще смешнее злиться на Соню, искренне пожелавшую сделать тебе добро. А что твоя фамилия у нее с языка сорвалась, так это, разумеется, не нарочно у нее вышло. Да и поверьте мне, Ольга Федоровна такой милый человек, что ни за что не осудит тебя. А вот и бабуся. Бабуся к нам идет, девочки! Добрый день, бабуся, – обращая к дверям мигом прояснившееся лицо, неожиданно возвестила подругам Ася.

– Добрый день, бабуся! – хором подхватили остальные воспитанницы, бросаясь навстречу Анастасии Арсеньевне, которую в полном смысле этого слова боготворил весь пансион.

Глава XII

– Добрый день, дети! А я к вам с новостью. И с довольно приятной для вас, нужно признаться, – входя в классную, приветливо улыбаясь и кивая девочкам, сказала Зарина. – Видите ли, мои милые, я нынче получила письмо, которое не может не доставить всем вам огромного удовольствия.

– Письмо? Какое письмо, бабуся?

– А вот сейчас узнаете. Соня-Наоборот, у тебя, кажется, самый звонкий голос, насколько мне известно, – улыбнулась Анастасия Арсеньевна очутившейся ближе всех к ней Соне и, вынув из ридикюля[19]19
  Ридикю́ль – маленькая женская сумочка в виде мешочка.


[Закрыть] большой конверт из толстой бумаги с монограммой на оборотной стороне, вручила его Соне.

Сгорая от любопытства, воспитанницы теснее придвинулись к Анастасии Арсеньевне, успевшей опуститься в свое любимое кресло по соседству с учительским столиком, и, окружив бабусю, нетерпеливо поглядывали то на загадочное письмо, то на нее, то на Соню.

– Скорее же, Соня, читай! – торопили они.

Но торопить Соню не было необходимости. Спеша и волнуясь, девочка выхватила письмо из конверта и несколько секунд любовалась им. Какой красивый и четкий почерк! Вот если б она, Соня, умела так писать!

И, сгорая от любопытства, она принялась читать вслух своим звонким голоском.

«Глубокоуважаемая Анастасия Арсеньевна!

Заранее извиняясь за причиняемое Вам беспокойство, я решаюсь обратиться к Вам с покорнейшей просьбой. Дело в том, что моему младшему сынишке, небезызвестному Вам проказнику Жоржу, десятого октября должно исполниться тринадцать лет от роду. И вот уже около месяца как он пристает ко мне с просьбой сделать ему довольно оригинальный подарок к этому дню, а именно: пригласить Вас и Ваших старших воспитанниц провести в гостях у нашего новорожденного целый день.

Будем Вас ждать запросто. Спешу прибавить, что мы с женой будем счастливы видеть Вас с вашими девочками.

С искренним приветом и почтением, Виктор Бартемьев».

– Бабуся! Неужели правда? И вы отпустите нас на «розовую дачу»? – едва успев закончить чтение письма, захлебываясь от восторга, закричала Соня.

– Девочки, да понимаете ли вы, что это такое? – подхватила она с новым порывом. – Ведь на «розовой даче» просто рай! А сколько удовольствий и развлечений! Какие, я слышала, там игрушки есть у мальчиков! Какие чудесные книги! Целая библиотека! А в саду качели и гигантские шаги, и пруд есть, а на пруду лодки… Одним кататься можно и самим грести. Потом пони и шарабан специально для детей, чтобы без взрослых ездить можно было. И еще кролики. Ручные кролики! Понимаете? Душки такие, беленькие, красноглазые, ну просто восторг!

Соня-Наоборот вся так и горела, так и трепетала всем своим существом, спеша изложить товаркам свои сведения о чудесах, имевшихся на «розовой даче».

И девочки жадно ловили каждое ее слово, не сомневаясь в Сониной искренности: они еще летом были осведомлены о знакомстве Сони-Наоборот с мальчиками Бартемьевыми.

По-видимому, восхищение Сони передалось им всем.

– Ты говоришь, лодочка на пруду, и можно самим грести и рулем править? – оживилась даже «благоразумная» Ася.

– И гигантские шаги? Я их люблю безумно! – подхватила Надя Павлинова.

– Да, да! Особенно когда тебя заносит! – вторила ей ее сестра Люба.

– А кролики, девочки! Кролики-то ручные!.. Подумайте только, что это за восторг, – гудела своим забавным баском Маша Попова.

– Бабуся, а мы до вечера там пробудем?

Черные глаза Аси так и впились в лицо бабушки в ожидании ответа.

Даже Марина Райская вышла из своей обычной рассеянной мечтательности и, широко раскрыв свои и без того огромные глаза, воскликнула, обращаясь к Рите:

– Ах, Риточка, вот где мы чудесно проведем время!

Одна только Зина Баранович, по-видимому, не разделяла общего оживления. Она то презрительно щурилась, то пожимала плечами и, наконец, не вытерпев, шепотом обратилась к стоявшей возле нее Миле:

– Ты, кажется, тоже пришла в восторг от этого приглашения, Эмилия? Есть чему радоваться! Глупые девочки! Подумаешь, каких-то кроликов, гигантских шагов и чужих игрушек не видали! Положим, для тех, кто не бывал в больших аристократических домах, такое приглашение, конечно, – огромное счастье… Но мне оно положительно безразлично. Хотя, разумеется, я не прочь лишний раз побывать в высшем обществе, к которому принадлежит моя семья. Но я не понимаю только одного: чего ради так бесноваться?

Однако Миля Шталь, всегда внимательно слушавшая Зизи, сейчас пропустила слова своего кумира мимо ушей. Даже ее, эту спокойную, холодную, не по-детски уравновешенную Милю, не менее других девочек занимало предстоящее посещение «розовой дачи». И она выглядела оживленнее, чем когда-либо.

Но больше всех суетилась и радовалась все-таки Соня:

– Бабуся, да ведь нас зовут на десятое октября, а ведь это послезавтра! Так?

Не отвечая девочке, Анастасия Арсеньевна посмотрела на нее долгим пристальным взглядом, от которого вдруг что-то дрогнуло в Сонином сердечке.

– Бабуся! Что вы? Вы хотите мне что-то сказать? – срывающимся голосом спросила она.

– Да, именно так, я хочу тебе кое-что сказать. Но об этом после, а пока обсудим, дети, наш послезавтрашний визит к Бартемьевым.

И опять тот же значительный взгляд направился в сторону Сони.

Теперь маленькое сердечко забилось еще сильнее. Что-то было в глазах Зариной, что смутно напомнило девочке о недавнем происшествии, оставившем горький след в ее душе.

Неужели же?.. Да неужели?

Быть этого не может! Бабуся ни когда не станет вспоминать старое. Неужели у нее хватит жестокости вернуться к тому, что было месяц назад, и взыскать с нее за давний проступок? Тревожные мысли то вспыхивали, то гасли в голове у Сони.

«Нет, нет, это невозможно», – успокаивала саму себя девочка. А через минуту снова томилась новыми сомнениями. Они были прерваны появлением мадемуазель Алисы, только что закончившей урок французского языка у младших и теперь возвратившейся в свое старшее отделение.

А следом за воспитательницей в классную вошла учительница русских предметов Марья Ивановна Иванова, пожилая сухая особа в дымчатом пенсне и с сильной проседью в гладко причесанных волосах.

– Что у вас нынче задано на урок географии, Марья Ивановна? – спросила ее Зарина.

– Сибирь мы проходим в настоящее время, Анастасия Арсеньевна, – поспешила ответить та.

– Сибирь? По твоей, значит, части, Марушка? – ласково кивнула бабуся Райской.

Она, как и все в пансионе, знала горячую привязанность Марины к ее родине. Ее добрый, ласковый взгляд еще долго следил за девочкой, пока та по обязанности дежурной воспитанницы раскладывала книги и классный журнал на учительском столе.

Вдруг нечто похожее на улыбку осветило сухое, холодное лицо преподавательницы.

– Любить свою родину, конечно, весьма похвально, я не могу не одобрить такого чувства… Вот только зачем вы мне вместо книги по географии православный катехизис подсунули, девица, вот уж такую рассеянность я никак не могу одобрить! – и суровые, редко улыбающиеся глаза учительницы вопросительно уставились поверх пенсне на Мару.

Под этим взглядом девочка совсем сконфузилась.

– Рассеянная она у нас, – словно оправдывая Райскую перед учительницей, проронила бабуся. – Кажется, это с тобой случилось, Мара, что вместо истории из Ветхого Завета ты стала декламировать отцу Якову немецкие стихи?

Увы! Действительно, был такой случай с Мариной в прошлом году на уроке Закона Божия.

– Но зато уж нынче она не ошибется, – с ободряющей улыбкой в сторону смущенной девочки заметила Анастасия Арсеньевна. – Свою Сибирь, я думаю, Марина знает лучше всех нас. И уж вместо нее не будет рассказывать нам ни из православного катехизиса, ни из русской литературы. Не правда ли, Марушка?

– Конечно, бабуся.

А Соня-Наоборот в это время думала, сидя за своей партой: «Какая добрая бабуся нынче! Шутит, смеется… Так неужели же она – воплощенная доброта и великодушие, – неужели она будет беспощадна к своей любимице Соне?»

Весь урок девочка просидела словно на горячих угольях.

Под самый конец ей пришлось отвечать заданное. Смело водя линейкой по карте, Соня-Наоборот бойко сыпала названиями гор, рек, городов.

Сибирь она выучила, как говорится, назубок, и это должно было, по ее мнению, «вывезти» ее, Соню. Ведь удачные ответы всегда так радовали бабусю!

– Хорошо, – и сейчас заметила она Соне, одобрительно поглядывая на свою любимицу.

– Хорошо, – подтвердила и редко удостаивавшая кого-либо своими похвалами Марья Ивановна.

Ах, как окрылили эти похвалы Соню, заронив надежду в ее сердечко!

И когда по окончании урока географии воспитанницы встали парами, чтобы идти ужинать в столовую, она, уже почти спокойная, подошла к подозвавшей ее Анастасии Арсеньевне…

* * *

– Вы хотели мне что-то сказать, бабуся?..

– Да, моя милая. Сказать или, вернее, напомнить. Твоя прекрасная память, кажется, на этот раз тебе изменила, девочка.

И Анастасия Арсеньевна снова посмотрела на Соню тем же самым испытующе-внимательным взглядом.

И опять, как давеча, беспокойно дрогнуло Сонино сердце.

«Вот оно, начинается!» – молнией пронеслось в ее мозгу. Увы! На этот раз она не ошиблась…

Всегда добрые глаза бабуси теперь смотрели строго. Анастасия Арсеньевна не произносила ни слова. Целую минуту, показавшуюся Соне вечностью, длилось это мучительное для нее молчание.

– Итак, ты, надеюсь, вспомнила обещанное тобой, Соня? – после долгой паузы спросила Зарина.

– Что именно? – едва нашла в себе силы произнести девочка, хотя отлично понимала, о чем ведет речь Анастасия Арсеньевна.

И тут же под наплывом нового чувства, нового порыва, заставившего ее мгновенно отбросить в сторону минутное малодушие, горячо заговорила:

– Да, да! Я ничего не забыла, бабуся!.. Я все хорошо, отлично помню. И то, что я провинилась, помню… И то, что наказание мной еще не отбыто… Я помню также, что по обоюдному согласию с вами должна сама лишить себя первого самого приятного удовольствия, которое представится мне в ближайшем будущем. И вот оно представилось, бабуся… Я знаю… Я отлично понимаю, что должна отказаться от него. И, конечно, откажусь… Ведь это необходимо, не так ли, бабуся?

В душе Соня еще надеялась на благоприятный для себя исход, надеялась на великодушное решение бабуси, на ее прощение…

Но на этот раз бабуся осталась непреклонной. И девочка поняла это.

Низко опустилась черненькая головка, дрогнувшие губы произнесли через силу:

– Хорошо, бабуся, я останусь. Я же должна остаться, я знаю…

Умей Соня плакать, она бы разрыдалась…